Обезьяна бузина
Накатила стакана́,
На клочке газеты закусь,
Жестом показала накось.
我別家那赤赤赤
Продавала кирпичи,
Ляжет поздно, встанет рано,
Мелют жернова Зервана.
Стонут ветры в облаках,
Снег не тает на висках,
Жирный пальца отпечаток,
Полон
Ходит мышка в потолке,
Бьётся жилка на виске.
В Девоне то, в Девоне сё,
Кончается припиской всё
И неизбежным воровством,
А тень идёт за колесом.*
Летят журавлики γερανοι,
Мобеды важные в диване
Не дышат на огонь впотьмах
И все решают бисмиллах
Гате гате парагате,
Поднимайся в бой, солдаты.
Бодхи сваха впереди
Ничего уже не жди.
Рупам шуньята, окурки
За подкладом старой куртки,
Посиди здесь, покури.
От зари и до зари
Говорит арта с артою,
Я пошире рот открою.
Всё поставим кверху дном,
Здесь нам стол и здесь нам дом.
Наше мантра 那會破回
Добыто кровавым потом,
Ни уму ни сердцу здесь
Места нет, туда повесь.
Паньча скандха всё пустое,
Мы у смерти на постое.
Дхармы все пусты, пусты,
Бабы воют на кресты.
Люди не видят разницы между синантропами -
Устаревшую орфографию отменили, пусть не везде.
Все, наверное, когда-то были подростками,
Но некоторые никогда не были де-
тьми - родились в летящем под откос поезде,
Подкладывая солому, благо лететь ещё далеко, -
Героями трудных повестий,
На школьных нарах играющими в очко.
Солнечный круг, туз к одиннадцати,
Северный ветер, пусть всегда буду я,
А ты завтра; будь тихо, сиди на цепи,
Жди - не режут, не подоя.
И когда в Нарыме сирены завоют,
Все севшие встанут, как знаешь, все как один,
Каждый андроид,
Живущий от седин до седин.
Пенсию вот дадут, и солнце пойдет в гору,
Сидим, пьем в темноте, празднуем новый год,
Сидим, пьем, гадаем, куда подевались годы, -
Не было никаких крыльев, это всегда был горб.
Не было ничего, да и ничего и не надо,
Так и лежу на стопке пыльных пустых мешков.
День скоро кончится, звякнут цепи, и нары
Лязгая и гудя как поезд полетят под откос.
Эта река не течет никуда ниоткуда,
И куда б ты не плыл, все равно приплываешь в Нарым,
Где ненавидящих глаз клюют и клюют автокуры,
Погружая бесплодные бритвы в зеницы нарыв.
Вечор довлеет самогон,
И падает температура.
Из-под китайского гламура
Под дых пинают сапогом.
И поднимается парок
Над выпавшими потрохами.
Мы это поле распахали,
Как оказалось, слишком впрок.
И понимается порок
Недовосставшими низами
Как непроваленный экзамен
На право чтения меж строк.
Меж строк обычно пустота,
Или посажена капуста,
Едомая обычно с хрустом
Во дни великаго поста.
И поднимается пурга
И понимается как вьюга,
Метель равняет нас друг с другом
И до единого врага.
Плетет свою канву мизгирь,
Тритон глядит в метель устало,
Сияют мертвые вокзалы,
Качаются гробы квартир.
Близозорко око брата,
Дальнозорко моего.
Спит надзорная палата,
Процветает воровство.
Скачет, пляшет вся округа,
Крепок план, велик задел,
Тихо скрипнула подпруга,
Скачет рыж и скачет бел.
Масса преет, зреет масса,
Увеличивая след,
Плещет и трезвонит касса,
Скачет ворон, скачет блед.
Близок день, близка расплата,
Занимайте очередь,
Поднимайтесь брат на брата,
Собирайте вторчермет.
Хлопает и дышит
На культе сапог.
Бог тебя не слышит
И не слышит бог.
Чавкая дорога
Поглощает след,
Подожди немного -
Донесет пакет.
А в конце дороги,
Поперек пути
Подогнутся ноги,
С места не сойти.
Наступил на мину
Он пустым носком.
Дважды неповинный
Отходил ползком.
К табаку и чаю
Встанет на постой,
Маятник качает
Синусоидой.
Сажа то же сало,
Пепел та же соль,
Здесь его пахало
Поперек и вдоль.
Вдоль нажима белый,
Поперек багров,
Положили смелых
В аккуратный ров.
По кипящей глине
Поплывете вдаль,
Пропитые вины;
Никого не жаль.
Novichok окутывает город,
В судорогах гибнет человек.
С хохотом распахиваю ворот:
Новый мир, привет тебе, привет.
В бурых пятнах белые халаты,
Запрокинут мертвенный оскал,
Опустели строгие палаты,
Циклодол сегодня правит бал.
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос
Следом из мрака встала с перстами пурпурными Ушас
Следом из мрака с перстами пурпурными встала Аврора
Ну а ты юзернейм раскидал по помойкам бэкапы?
Счастье блядь как в тюрьме - когда вдоволь махорки и чая;
Если еще алкоголь - счастью не видно границ.
От нейролептиков запор,
От анаши тупой задор.
Сойду, остановите поезд,
Моя не получилась повесть.
В ней равновесие и водка
Боролись насмерть на песке,
Делилась боковая полка
С утра на стол и стул ни с кем.
Куриный жирный бок оттиснул
На белый пластик фельетон, -
За годом год, за томом том
Я в нем себя ловил на мысли,
Ища таинственного смысла,
В том, что ребрихинский район
Собрал сто миллионов тонн,
Не поколебля коромысла.
Давно Новоалтайск уснул,
Визжит сияя сортировка,
И опрокидываясь ловко
В кровати тонут стол и стул.
Завтра ты пожалеешь о том, что не начал сегодня -
Это реклама битка на битком набитой маршрутке.
Хуй его знает, товарищ майор, ибо тавтологи́я
И плеоназм, можно было просто - ты пожалеешь, -
Или вовсе смолчать как бывалая старая сводня.
Криптослепцы ползут под прикрытием боя глухих,
Сколько бьет непонятно, но криптослепцы успевают.
Четкие точки прицелов почти не дрожат, а в сухих
Мертвых ненужных глазах отражается звездная стая.
Быстро неслышно толкая гибкое тело сквозь тьму
Черви во тьме осязают тебя почти не касаясь;
Здравствуй, принцесса, ты снова дома, и в этом дому
Все тебе рады и слизни и лист и ограда и заяц.
Бросим игрушки, ребята, пойдемте погибнем-убьем
Сгинем-погубим, уснет - не проснется, - не важно, не важно, -
В теплых соленых источниках пить и плеваться огнем -
Мы напоим эту землю - за скважиной - новая скважина.
Криптослепцы приползли на влекущий сверкающий зов -
Это рассвет, но криптослепцам безразличны рассветы.
Мягко толкая сквозь тьму непослушную гулкую кровь,
Тело шагнет еще раз или два, опираясь на ветер.
# стансы
Испитой горечи апсинфа
Недолго тешил нас обман.
Нежна упоротая нимфа,
Отпорот накладной карман.
А мусор сеет мусор в мусор,
А собирает жемчуга,
И вертухай на пищу гнусу
Из мерзлоты растит з/к.
И телогреечка не греет,
Короткий ворот не стоит,
И пидорка победно реет,
А чепчик смят и позабыт.
И человека человек,
А может быть вайнах вайнаха...
И тот послушно в путь потек,
Но спохватился: данунахуй!
Новенькие черные платформы,
А на них гробы, гробы, гробы.
"Это все неправда и проформы,
Что вы здесь стоите как столбы?
Лучше все идите и копайте
День и ночь сменяя друга друг",
Зазвенели жалобно лопаты
В миллионах грязных бледных рук.
Случай, широко известный в очень узких кругах.
Ёб твою, сука, мать, Сергей свет, бля буду, Иваныч,
Нахуй ты вытащил лом, когда я крюк забиваю,
Сидя под люком внизу, да будет простор для замаха.
Иль не известно тебе, хоть главу седина убелила,
Что от удара пружиня, крюк вылетает обратно,
И открывается люк, влекомый тягой земною,
Мне сокрушая главу и плечи тяжестью страшной.
Или ты злоумыслил меня отправить к Аиду,
Спирт же мой, его же в кабинке канистра, присвоить.
Так крылатое слово изрек и уполз под вагоны.
Тяжким млатом сначала цапфы запорные выбьешь,
После сбиваешь крюки, и лязгая рухнули хляби, -
Разрешился вагон, вздохнув и качнувшись, от груза.
Одинаковый волк одинокий один инок дивий
Безразличный в ряду отражений тогда я проснулся
Языком ощупал иссохшее небо остатки
Скал давным-давно перетерших былое и медлен
Но истираемых мягчайшим жерновом речи
Блядь а пиво осталось осталось почти полторашка
Это же заебись когда похмелиться осталось
Ты ж не болеешь с похмелья ну это ж традиция хули
В ебаных этих маршрутках водилы все меломаны
Мы построим китайскую стену здесь камень за камнем
Камень за камнем камень да что бы вы знали об этом
По висцеральной теории сна мы огромные черви
Спящие в толще трупа и зрящие странные тени
***
Беспощадное время правит на оселке моей жизни свой и без того острый нож.
Сыплется песок, и хотя я тверд как камень, хочется крикнуть - Хорош!
Бессмысленные пророчества в бесконечных рядах холодных двоичных цифр;
Три сигареты подряд, кружка того, что фраера называют чифир.
Умножаю лес перемен на лес перемен, наконец кладу восьмерку в степени набок,
Ледяная грязь, разрывающий легкие в клочья кашель, бессмысленный навык
Дышать в затянувшейся петле жизни на виселице мира,
Играть в затянувшейся драме жизни на подмостках сортира.
Толкни меня, я сплю, толкни меня, я обращаюсь в горного дельфина,
Рассекающего облака-горы в море убийственного эфира.
Толкни меня, я сплю, толкни меня, - я уже на краю,
Я готов, пробуди меня режущим крылом ветра... ладно, встаю.
***
Сегодня опять звонил Сатана, и я опять не успел подойти.
Видно, хотел дать за лежалый товар хорошую цену,
видно, тоже не верит в конец этого мира без пяти
минут, не хочет сворачивать бизнес и проваливаться в геенну
(сыновья Хиннома, эти парни, они постарались на славу -
развели тут такой угар и помойку, что самый ад
кому угодно покажется местом злачным, местом прохладным,
а то еще и помноженным на само себя и потом опять возведенным в квадрат).
Я ему все твердил, смотри сам, мол, товар неликвидный,
а он все не верил, все перепроверял мои бумаги,
все пересматривал графики бифуркаций, - это двузубые вилки,
коими цепляют просроченную плоть унылые саркофаги.
Я ему говорил: смотри, меня нет, как нет дверного проема,
не более чем силуэт, выпиленный в листе фанеры.
Сатана, ставший жертвой мошенничества, - такого облома
ад не перенесет, и давай не будем попусту мотать себе нервы.
Двери, они не для того, чтобы быть, но для того чтоб входить,
окна - не для того, чтобы быть, но для того, чтобы пропускать свет,
поскольку не в моих правилах платить за то, чего нет,
я беру эту фанеру, мы бьем по рукам и идем пить.
А чтобы ты отбросил сомнения и действовал решительней и смелей,
я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться:
есть одно "но", что как молот крушит материки и цивилизации, -
ты отдал бы все и еще приплатил бы сверху за то, чтобы быть рядом с ней.
***
Из комментария Ван Би на ДДЦ:
Это "у" когда-то произносилось как "ма"
так детский лепет превращается в волчий вой
так окружающая тебя тюрьма
становится тем что постоянно носишь с собой
выбрал бесчеловечность скитаюсь как дикий зверь
но человека не скинешь так как снимают пальто
потеряв себя навсегда избавляешься от потерь
выкарабкиваясь на оперативный простор
это "у-у" когда-то произносилось "ма нга"
веселые картинки превращаются в театр теней
мечты и надежды переходят в пьяный угар
а лес в пиломатериал без ветвей и корней
тьма вещей начинается на границе Вэй
крохотного удела эпохи Чунь Цю
но лес в пиломатериале без корней и ветвей
и из него уже колотят гробы на плацу
***
потолок это пол, пол - потолок, - он пытался
это доказывать всем, кто с ним пил и работал на стройке.
разнорабочий речи, сего беcполезного дара,
он смеялся...
"истина кроется здесь, под хриплой сурдинкой абсурда;
тьма вещей начинается здесь, на вэйской границе,
здесь же ей и конец, в развалившейся крепостице;
по тлу, дотла, пополам рассечь беспощадное небо.
"ходит по комнате - пол - потолок, потолок - пол, обратно,
пол - потолок, потолок - пол, пол - потолок, потолок - оп!
думал, что не будет ему ни дна, ни покрышки, -
будет: в двери ногами, в ноги камень, - нормально,
все как у людей - и дно тебе, и покрышка...
тьма вещей начинается здесь, на вэйской границе,
здесь же ей и конец...
***
Таблетка от графомании-1
Этот бес - без, - он всегда со мной: сличаю отрицания в тысяче языков.
Отсутствие смерти, смерть отсутствия, - то. что держит меня в липких рамках почтов-
ых открыток восьмидесятых, - желтизне, синих разводах неповторимых пошибов мертвецов.
Казалось, был отраслью - гибкой, упругой, сильной, богатой ветвью, - отсох.
Бегут с препятствиями против хода шнековой передачи мясорубки надежды
от ножей любви к вращающей рукоятку руке судьбы в потоках мяса, - все те же,
те, кто хочет скорее стать блевотиной, чем пищей, мол, пусть лучше рвет, чем дрищет,
шапка веры съезжает им на глаза, - да что он там все чешется да ищет!? -
Пощелкивает упругая плоть, ба! смотрите, да он же по нашу душу,
Бог мой, да это же его заросшая шерстью рожа, тяжелый звериный дух, - шшш,-
в тишине немой фильмы он раскалывает детские черепа, чтобы достать мозг, -
под сонным тупым древним взглядом кричащий со временем приумолк.
И этот бес - без, - он всегда со мной, он всегда где-то рядом,
и я спокоен, ибо в любой момент могу уйти за эти пустынные гряды...
Ты заебал своим бредом, своими запятыми с тире, - послушай-ка, парень,
когда в следующий раз надумаешь написать чего-нибудь, - сломай себе пальцы
Таблетка от графомании-2
Ты заебал со своим бредом, своими тире с запятыми, - послушай-ка, Паша,
Когда надумаешь написать еще чего-нибудь, - сломай себе пальцы.
- Да не вопрос, какие проблемы? - вот только развяжите мне руки
И отвяжите меня от кровати, а то я и так уже воняю трупом,
И я сразу найду самый верный, удобный и толковый способ подохнуть, -
Без кипежа, без головняков и обезображенных останков поставить точку.
Жизнь, теряя отрицание, скребет напильником по стеклу:
Стоит чуть только приподнятся с колен - сразу выхватываешь по еблу.
Подрагивает бликующий студень, пылит довольное стадо,
Вливаясь в ворота бойни, - да похуй, да так им и надо:
Они давяться на смерть за право увязнуть в розоватой стекленеющей пене;
Валяюсь на помойке, обрыгался, бутылочным горлышком вскрываю вены.
Сказала: "му кин - му дзьо" - ответил: " му кин - му га," - не заплакал, -
Я подробно изъеден искусным червем тончайшего страха.
Тот, кто ничего не боится, боится страха, и значит, всего боится,
Тот, кто всего боится, не боится страха, и значит, ничего не боится,
Ходящий по краю все время рискует разбиться...
Но только не птица
***
Жизнь не удалась, не получилась, расплылась цветными трупными пятнами.
И так еле иду, еще какая-то хуйня все время наступает на пятки.
Уже ни во что не верю, тем более в то, что уже ни во что не верю,
во мне слишком не достает человека, чтобы я мог дотянуться до зверя.
Унитаз значит единство: обнимемся, поблюем вместе, голова к голове -
это все, что объединяет нас, - так написано в объявлении на столбе.
Жить не по лжи, по капле выдавливать из себя раба,
идти на хуй, получать пизды, биться во все тяжкие, отплясывать на гробах, -
праздник продолжается, сверкают фейерверки, кричат, сгорая заживо, люди, -
студень...
Капает из носа, детские ноги топчут рассыпавшийся M`n`M`s,
прячась за говорящими помойками, незаметно подкрадывается пиздец.
Когда-то давно мы работали втроем, я, Коля и Саня, -
И я бы не сказал, чтобы хуй был в говне, а губы в сале,
но жилось неплохо, как обычно в воображаем мире... -
пока Коля не удавился в сортире,
а Саня не оказался мусорским стукачом,
пока я не разобрался в чтопочем.
Но было уже поздно - листы с хрустом свернулись в хрупкий пепел,
и тут же налетел ветер...
Пока есть курить, пока есть заварить, пока на пищеблоке дают баланду, -
ладно
***
Туго зашнурованные ботинки придают уверенности в собственных силах,
потому рабов обувают в галоши, мотивируя это тем, что сыро, -
так и есть: в резине преют и гниют ноги, - окна бараков выносит вонью,
громовое шарканье полосует небо над обыденной бойней, -
спокойно, -
все уже привыкли к человечинке - дешево, сытно, сладко;
грядущее поколение машет нам из супа скользкой скрюченной лапкой:
они ведь еще не успели родиться, вдохнуть вековечной прели, -
а их уже съели...
Где там Коля пригрел заскорузлые эти кроссовки,
как там размачивал их и распяливал, прячась ночью в подсобке,
и почему он, гаденыш, не посоветовался с нами, -
ХЗ,
но утром он не бежал - летел, и кое-кто поминал Гермеса,
а потом мы, утопая в галошах, смотрели, как его месят,
с хрустом, с хрюканьем его аккуратно втоптали в живое болото, -
с тех пор нам в баланду кладут белену для ощущенья полета.
***
Чувствую себя как героиновый наркоман среди физкультурников,
орущий им в спортзале, мол, ни хуя вы не понимаете, безмозглые дурни.
Продираясь через лес кунтена, построил к камбуну кундоку, -
что толку:
все давно уже перевели хорошо подготовленные специалисты -
иди, убейся об стену, сраный трансцендентальный турист.
забивал себе голову всякой философской дребенью,
пока не разобрался, - все решают - деньги,
каждый второй стремится наебать каждого первого,
каждый третий, думая изрыгнуть перлы, отрыгивает сперму,
каждый четвертый по совету каждого пятого лезет искать себя в интернет,
а каждого сотого и вообще нет
и никогда не было...
Безжалостное небо
кроит и перекраивает пирог из крови костей и гноя,
выкраивает одного Ноя за другим Ноем,
Ной напивается и строит ковчег,
идет на дно, не оплатив по чеку,
кредиторы орут, вешаются, стреляются,
в общем, положа руку на сердце, режут себя по яйцам, -
но поздно, поздно: поезд ушел, билет пропал,
пот высох, выпрямился горб, сконденсировался пар,
испарился, выпал дождем,
потушил то, что мы опять подожжем,
чтобы выпарить лишнюю влагу, -
ладно,
хватит, итак чувствую себя как героиновый наркоман среди физкультурников -
чур меня!
***
Попали однажды самоядца и иноядца в одну хату, -
В общем, на общем имеются еще и не такие факты.
Посидели, покурили, поговорили,
выпили, закусили,
причем самоядца само собой закусывал сам собою,
А иноядца взял да и закусил нашим героем,
но тот почему то не переварился,
а прижился, -
симбиоз дает новые возможности,
да и вообще, глисты это модно
***
Из всех присутствий постоянно присутствует только отсутствие,
ущербы, изъяны, - куда-то пропала антитеза.
Невидимые гости судачат, блюют и ссутся,
а ведь в начале было слово, - в общем сказал, как отрезал,
всё ухожу, вот только найду протезы.
Маятник качает, притягивая взгляды и липкие ладони,
и кажется раем счастливое детство в наркопритоне.
Вру, сру, таю, хожу сам под себя гуськом,
Пятачок повесился, Винни-пух спился, Иа так и остался ослом,
Пуруша оказался пожилым пидарасом в бикини,
бешеная пизда одну за одной глотает куриц в магазине.
Короче, сценарист устал - не может придумать ничего нового,
и программист устал - копирует фрагменты старого кода,
видно так и тащить эту лодку бесконечным волоком, -
не видать Волги.
И каждую зиму я на очередной режимной помойке:
лощеная, гладкая как опарыши охрана у никелированной стойки,
мигает зеленым и красным турникет, приложите, пожалуйста, карту,
и так до марта...
Жизнь, казавшаяся затянувшейся драмой,
оказалась сочетанной травмой:
всё болит, двоит, троит,
тротил? героин?
***
Чем бы дитя не тешилось -
Лишь бы оно не плакало,
Кашу свою лакало бы, -
Только бы не повесилось.
Дрогнула занавесочка.
Глазоньки тебе выколю,
Смертушки тебе вымолю, -
Век не дождёшься весточки.
Рухнул он в грязь дорожную,
Хлынуло тесным воротом,
Переступили вороны, -
Вышел как гость непрошенный.
Тихо сидели до ночи,
Выдохнули хозяева
Мягко: мол, так то зря его:
И не такой уж сволочью...
Вишь ты, смотри, запотело как,
Сколько ни три - не разгонишь муть,
Вроде едва полегчало чуть -
зря, всё равно потерял впотьмах.
Мухами глаз засиженный,
Мутная бездна плещется, -
Это тебе мерещится, -
Сядет назад пристыженный.
***
в обледенелом заблеванном туалете типа толчок
тихо и медленно загибался, дознувшись, торчок.
снежная мгла накрывала, крутила, жгла;
то, что нельзя поправить, придется сжигать дотла.
он жил в этом мире пересыпающегося цветного стекла,
но смята картонная трубка, и лопнули зеркала.
сломан калейдоскоп, радуга принимает все оттенки серого,
становится пеплом все, во что он когда-то так истово веровал.
пепельное лицо в пепельном утреннем зеркале,
унылая ебля с полуразложившимися любками, надьками, верками.
люби свою родину врастай в промороженную нору -
мой адрес не дом и не улица - преисподняя точка ru,
зато не воняет, и грязь замерзла, россия, вперед!
каждый, кто наступит в это говно, умрет.
жизнь теряет смысл так, будто он у неё был -
всё, сказка кончилась, начинается быль.
так дайте же тем, кто ложится спать, спокойного сна!
спокойная ночь...
***
в обледенелом заблеванном туалете типа сортир
не канает глянец - только бесплатный рекламный папир.
новогодняя ночь - стонет песней тьма упившегося села;
то, что нельзя поправить, придется сжигать дотла.
темуджин жадно пьет чашу кровавой зари -
белый человек, черный человек, желтый человек, сдавайся или умри!
слепой и испуганный вбивает в стену слова-штыри:
христианин, мусульманин, иудей, буддист, плати или гори.
чавкает грязь, безглазый варвар пожинает людей как хлеб,
заскорузлые от крови онучи отстукивают степ.
грею руки в остывающих внутренностях врага,
надвигается ночь, всех выравнивающая пурга.
перед рассветом правлю и полирую свой акинак:
бога нет, все умрут - и да будет так.
завтра да узрите сквозь безудержных слез,
почему за нами не идет обоз.
***
Хорошо бы склеить боты
В день рожденья своего -
без печали и заботы,
нахуярившись в говно.
На веселую пирушку
никого не приглашу.
Наливаю водку в кружку,
В кипяток кладу лапшу.
Мокнут досирака кольца,
Сублимированный плод
Не нальется силой солнца,
Только пар в себя вберет.
Быстрого приготовленья
Люди гибнут за металл,
Ну а я в часы сомненья
Горького беру бокал
И нетрепетной рукою
Опрокидываю в рот -
Да и ладно, бог с тобою,
Нет - пусть чорт тебя возьмет.
Хоть ты и мечты лелеял,
но не нужен ты стране, -
Да и хуй с ним - околею
Где-нибудь в карантине.
Сколько мне гулять на свете
Пусть высокий суд решит, -
Ну а как есть на примете
Непроворный инвалид.
***
Акутагава
Я служил в чине дракона,
Жил на берегу быстрой реки.
В моем доме были выбиты окна,
И сломаны все замки.
Я переписывал чужие сказки,
Разламывая круги и спирали на дуги.
Публика не чуждалась острастки,
Требуя бесполезной натуги.
Мир, унылый как детская площадка для игр,
Ненастоящий как товары массового потребления,
Безнадежный как пневматический тир,
В котором сбить мишень не хватает давления.
Сидя в компании галлюцинаций,
Однажды я понял, что время настало,
Передо мной на столе лежало несколько ассигнаций,
И стояла бутылочка веронала.
***
Я ронин господина Иисуса Христа
Был карательный поход, и я отстал,
упился сакэ, застрял в кустах, -
теперь мой господин - удушающий страх.
Странгуляционная борозда жизни замкнулась в кольцо, -
Мой мертвый господин, я вижу твое лицо:
Оно искажено бесконечной мукой, -
И мухи.
***
Игра в лотерею придает жизни некоторую остроту,
выливающуюся в пустоту, -
что в целом неплохо,
ибо мы не похожи на тех лохов,
что ставят на знаменательные даты рождений и смертей,
мы ставим на абсолютный хаос без всяких затей,
вроде войны всех против всех за кусок сала,
вроде того, что "а он сказал, а она сказала".
Речь утонула в каменном потоке бесчеловечного неба...
Я проснулся, потрогал языком высохшее нёбо,
встал, вычистил щеткой остатки зубов, ботинки, старенький макинтош,
посмотрел в мутное зеркало - на кого я похож:
на пожилого монгольского шпиона, заблудшего на старом базаре,
а краснорожие торговки тряпьем окружили его и разом сказали:
"Ты заебал со своими фантасмагориями и нас, и того парня,
ни к чему иному ты уже не способен, так что шагай прямо,
потом повернешь налево и увидишь ослепительный свет".
А он просто ответил: Нет.
***
Еще непонятно, роса или иней
покрыла с утра эти свежие травы,
но чуется уж в этой жолчи невинной
дыханье осенней горчайшей отравы.
Пусть золото стянет распухшие пальцы,
и чрево рассядется бешенством яств,
но жизнь протянулась сквозь ужаса пяльцы,
и смерть вышивает на ней свою вязь.
Надежда калечит, любовь убивает,
и вера кривою тропою ведет,
и пальцы дрожат, и слеза набегает,
и тьма пожирает слепой небосвод.
А мы всё себя разнимаем на части,
пытаясь внутри отыскать сердцевину,
а это - волна разбежится в ненастье
и тает, шипя, и покойна пучина.
***
Эх, не мила мне ни танка, ни наоборот - нагаута,
всё писал хокку, да получались сэнрю.
Здесь никогда не наступает утро,
но становится ясно всё только к утру.
Кто-то поднимается на эшафот ради славы,
кого-то тянут как быка за рога, -
всё одно - скот, забитый ради забавы,
или прибыли ради, коли жизнь дорога.
Ту-ру-ру, - только и твержу свою мантру,
а по мне всё идут и идут поезда.
Звякает посуда, медленно варятся манты
в придорожном кафе "Нигде-никогда".
Дело такое - шила не утаишь в кармане,
и скальпеля поперек глотки не утаишь, -
потому сядь вот сюда, напиши письмо маме,
потом стань вот здесь и стой, где стоишь.
"Тайные смыслы никогда не были тайной,
очевидного никогда никому не узнать,
в центре событий оказывается крайний,
ветхого рубища не истрепать".