Проломили голову. Пользуясь опытом автоматических путешествий в бесчувственном опьянении, как-то дошел до задов апрельского огорода, ступив в пышную пашню и утратив безнадежно увязнувший тяжелый сапог, упал и дальше полз, оставляя глубокую ровную впадину будто протащили бокастую бочку. Видимо, издавал какой-то шум, на который и вышла жена и заволокла в дом и где-то возле дверей прислонила удобно на полу. Кровь текла так обильно, что было решено - череп пробит, и помощь неотложна. Неотложку и вызвали. И вот повели в серую "буханку", которая одна только и могла пробраться в это время в такое захолустье. В глубоком помрачении уверял равнодушную фельшера, что здоров и не мог бы никак быть препровожден в душевную лечебницу, каковые уверения подкреплял переводом на язык нуучанутль для доказательств ясности ума и рассудочной дееспособности. Не вняли.
В больнице лучевое исследование показало, что череп совершенно цел, и всё количество крови, разлившееся по дому толстыми каучуковыми лужами и пропитавшее целые кипы тряпок, происходит из вершкового почти ровного рассечения кожи на самой макушке. Каковое рассечение немедленно грубо обрив, зашили. От чувствительного воздействия на свежее хоть и поверхностное повреждение, наконец очнулся пришел в себя и в память. Впрочем обстоятельства нападения и все события вплоть до текущего момента из памяти полностью изглажены без малейших следов. Состояние не критическое, но сопровождающееся крайней и неизбывной слабостью, вследствие которой голова болталась на груди как сброшенный вперед башлык или махалай. Настроение бодрое и можно даже сказать веселое. Поникнув на скамью в коридоре так провел половину ночи и утро. Прохожая врач осмотрела, установила сотрясение мозга и потребовала госпитализации. Отказался. В чем принудили объясняться собственноручно письменно, и в муках начертал бледно и косо что...
... вызвали в кабинет уже совершенно обессилевшего. "Входите, входите!"- раздался тоненький дребезжащий голосок. - "Садитесь, прошу Вас." Сел, и теперь собеседника, сидящего за столом, совсем не стало видно. Судя по мелькнувшему белому халату это был врач, иначе какой ещё обладатель белого халата мог бы занимать столь обширный и и запущенный кабинет. Сильно заведя глаза смог заметить между тумбами письменного стола лаковые ботиночки, совсем крохотные, качнувшиеся на сильно не достающих до полу ножках.
"Ну-с, ну-с... не переживайте, дорогой мой, эта травма, для иного ставшая бы и последней, Вам никакого вреда не причинит, а даже напротив. Вынужден посвятить вас в суть дела. Ну представьте себе, например, что делаете операцию на мозге блохи, - тончайшие Ваши движения будут несомненно казаться ей ударами кувалды по голове. Хотя мы, те кого невозможно назвать, действуем с великим, отточенным мириадами поколений исскуством, действия наши доставляют Вам временные и, - уверяю Вас, - незначительные, хотя и чувствительные неудобства, проистекающие, видимо, от того, что масштабы различий тут не сопоставимы с моею чудовищно слабою аналогией. На порядки и порядки, да впрочем Вы всё равно не в состоянии воспринять такие величины. Да и отношение тут обратное моей аналогии. И хотя она, похоже достигла цели, следует её отбросить за полной её неспособностью объяснить настоящее положение дел.
Итак, мы решили поставить Вас в известность о своей деятельности, ибо дальнейшее Ваше пребывание в неведении может привести к нежелательным и, более того, даже катастрофическим последствиям. Цель наша - создание устойчивой структуры и достаточно широкого канала информации на максимально доступном нам макроуровне. Прошу отнестись к нам с должным вниманием, ибо формирование и донесение данного сообщения стоило числу поколений, выражающемуся числом с не одной сотней нулей океанов энергии." - "Зачем же Вы так многословны?" - Нет ответа. Поднять голову и посмотреть невозможно. Кажется никого нет. Потер шею. Посидел, собираясь с духом подняться и размышляя. Возможно, данная минисверхцивилизация угасла, не понеся груза столь продолжительного и безнадежного труда, или последующии поколения отказались от столь грандиозных задач, лежащих, пожалуй, за горизонтами рождения и гибели их вселенной, в пользу текущих дел. Представилось вдруг, как миллионолетний труд миллионов заканчивается кодированием сегмента одной только фонемы, а конструирование гигантских волновых пакетов дает ворсинку, почти невидимую на одном из ботиночных шнурков.
Вышел. Жена подхватила под руку комическую фигуру с поникшею головою и почему-то в шортах и кирзовых сапогах и тихо повлекла на улицу, где уже ждало крохотное такси.
В дороге считал "операции" - родовая травма под вопросом, автокатастрофа с черепно-мозговой травме в семь лет, в десять - падение в глубокую яму вниз головой, в зрелом возрасте: падение на голову вагонного люка, страшный удар ломом прямо в лицо, последнее происшествие. Считать ли сюда же пару явно смертельных ударов током - не вполне ясно. Никаких сулимых ужасных последствий вроде постоянных головных болей или повреждения рассудка после сих прискорбных поисшествий не последовало.
Такси не доехало какие-то сто, сто пятьдесят метров до места из-за плохой дороги, и пришлось тащиться пешком. По пути пару раз укладывался на обочину, на островки похожего на соль снега, чтобы отдохнуть. Дома свалился на постель, не заснул, - забылся. Очнулся, добрался до кухни, упал от изнеможения. Взял из холодильника пиво и водку, стал выпивать.
На третий день уже на плече таскал две канистры с водой, по тридцать литров каждая. Пришел в себя. Через неделю крепко выпивал, был чернильно темный весенний вечер, во дворе вдруг не на шутку встревожилась собака. Взяв обычно стоящую под раковиной выдергу, вышел наружу. От неогороженого участка кто-то быстро отходил - почавкала дорожная глина, зашуршала сухая трава полосы отчуждения. В темноте там ощущалось какое-то движение самой темноты: видно некто был одет в черную одежду. Перехватив выдергу поудобней, бросился в полосу отчуждения параллельным опережающим курсом - прекрасно там ориентировался. Некто двигался обычным маршрутом. Опередив его другой тропой, затаился там, где тот неизбежно выйдет. Тот вышел и пошел уже хорошо набитой тропкой между полосой отчуждения и собранными из всякого хлама живописными заборами окраин. Подумалось вдруг, каким же образом "операция" была оформлена инструментально, коли уж минутный разговор эфемерным существом величиною с ребенка обходится такими тратами. Но медлить было больше нельзя, неслышно прыгнув и пробежав разделяющее их расстояние, резко ударил прямо в макушку плотно накрытой капюшоном головы. Человек завалился вперед, не вскрикнув, и растянулся в грязи на животе. Подошел и, крепко взяв за плечо, перевернул, вглядываясь...