Аннотация: Я не знаю, сколько времени мы так ехали, не знаю, куда и зачем. Может быть, несколько минут. Может быть, час. Может быть, полчаса. Было все равно, я только включил печку в салоне, потому что руки замерзли.
Владимир Головков
ДАЛЬНИЙ МИР
Я не знаю, сколько времени мы так ехали, не знаю, куда и зачем. Может
быть, несколько минут. Может быть, час. Может быть, полчаса. Было все равно, я
только включил печку в салоне, потому что руки замерзли.
Мы мчались по шоссе, горел дальний свет, но с тем же успехом я мог бы не
включать фары вовсе. Сегодня весь мир утонул в ливне, и не было видно ни зги.
Мы так и ехали - шум мотора, ручьями бегущая вода, дворники, движущиеся
по стеклу.
- Останови, - сказала она.
Я затормозил, не удосужившись свернуть к обочине. Плевал я на дорогу и на
машины. Что в этом мире могло причинить мне вред?
Несколько метров машина прошла юзом и остановилась.
Она не двигалась - смотрела прямо перед собой, но не видела стекла. Я
протянул руку и выключил дворники - машинально. Мы молчали. Я знал, о чем она
думает.
Эти приступы начались у нее не так давно, но становились все чаще. Нельзя
сказать, чтобы я ее не понимал. Но чем я мог ей помочь? Я сам был безумен -
и похоже было, что научился заражать своим безумьем.
Единственное, чего я был не в состоянии постичь - почему, ради всего
святого, она продолжала мне звонить. И еще - почему ей не переставал звонить
я.
xxx
В тот вечер мы пошли в бар. Зря - я знал, чем все кончится. Надеялся, что
она продержится - хотя бы до конца вечера, чтобы устроить грандиозную
истерику у себя в квартире.
Еще я ждал.
- Что возьмем? - спросила она: официант протянул ей меню. - Белое вино.
Устрицы. Нет, не хочу устриц. Не хочется глотать то, что сразу полезет
обратно, ха-ха, - она взглянула на меня. Во взгляде читался вызов и плясали
искры.
Я знал, что меня ждет. Она знала, что ждет ее. Мы ничего не могли
изменить - и я, по меркам этого пространства практически всемогущий,
чувствовал себя пылинкой, которую кружит ветер.
Скорее бы, - думал я, глядя на то, как поспешно она затягивается, и как
потом ее тонкие пальцы тщательно давят в пепельнице очередную сигарету.
Она обсуждала с официантом меню, посмеиваясь над одной ей понятными
шутками. Грубо заигрывала. Официант вежливо кивал.
Видимо, мне следовало устроить сцену ревности, перебить всю посуду,
отсидеть в тюрьме, а потом мы бы стали жить долго и счастливо.
Только вот не получилась бы у меня сцена ревности. Я видел насквозь ее
мысли и мог препарировать ее чувства. Мне было скучно, и была грусть.
Скорее бы.
Я слегка улыбнулся, надеясь, что улыбка выйдет успокаивающей. Встал из-за
стола, закурил и прошел к бару, по дороге не задумываясь присвоив себе чей-то
бокал. Так просто.
Из всех материй материя принадлежности - самая нежная. Кисея. Незримые
нити. Перевязать узлы по-другому, не порвав кружево - искусство... здесь, в
дальнем мире, этого не смог бы и Высший Маг.
Но мир не рухнул в бездну, а мне не пришлось даже напрягаться. Бокал.
Просто бокал, на треть наполненный разбавленным виски. Был Ваш. Стал наш.
Я подошел к бару, сделал пару глотков, почувствовав, как вкус виски
смешивается с привкусом сигаретного дыма, и некоторое время просто стоял, не
думая ни о чем.
Потом она схватила меня за руку, и мы ушли.
xxx
- Ненавижу тебя, - тихо произнесла она.
- Меня нельзя ненавидеть, - ответил я, зная, что она не поймет. - Нельзя
любить, нельзя относиться ко мне серьезно.
Я услышал, как хлопнула дверь. Посмотрел ей вслед, вряд ли она знала
сама, куда шла. На ней была легкая курточка. Темные волосы быстро намокли и
разметались по плечам.
Простуду схватит.
Я прогрелся и съехал в ближайший переулок. Выключил дворники, чтобы
видеть, как вода стекает по лобовому стеклу.
Так я и сидел до утра, положив руки на руль. А утром кончился дождь.
xxx
Я не обратил внимания, когда они подошли ко мне. Четверо подростков
средней солидности, все в коже и в заклепках, и с обрезками ржавых
водопроводных труб в руках.
Один, верзила с узким лбом, постучал в окно, и я опустил стекло.
- Дядь, закурить есть?
- Есть.
Я вскрыл пачку "Мальборо", достал сигарету и закурил. Протянул пачку ему.
Он тоже закурил, вернув пачку мне. Отошел к товарищам, неспешно поболтал с
ними, докуривая. Потом окурок шлепнулся в лужу, напоследок сверкнув красным
огнем.
Теперь подошли все четверо, и старший перехватил трубу поудобней.
Прищурился:
- Дядь, а ты в курсе, что этот переулок - наш?
Четыре ржавых трубы ударили по моей машине. Еще. И еще.
Недоноски. Недели две ее рехтовать.
Меня-то куда планируют? Тоже в металлолом?
- Веселиться дак веселиться, - пробормотал я. Принюхался.
Воздух как воздух. Пахло дождем, сигаретами и бензином. Но я смотрел
глубже. Каждая из частиц его несла историю. Растений и животных. Людей и
народов. Миров и эпох.
Этими частицами дышали неандертальцы и динозавры. Эти частицы когда-то
составляли невиданной силы ураган - еще во времена неолита. Сейчас они
успокоились. Но несли в себе память и энергию этого урагана.
Я прикрыл глаза и сосредоточился, изменяя по своему образу и подобию
ткань Вселенной. Смешно призывать такие силы против четырех хулиганов, но
на то я и Королевский Шут.
И верзила вскрикнул, когда дверца машины прогнулась, сорвавшись с петель,
и отбросила его на несколько метров. А еще несколькими мгновениями спустя
переулок, наполнившись криками, потерял очертания, став бесформенным серым
вихрем.
Я вышел из машины и стоял посреди рукотворной бури, а ветер, послушно
обходя хозяина, трепал мое черное пальто. Потом ветер стих.
Я сел в покореженную машину и оглядел поле битвы. Моих противников было
сложно узнать - насколько можно узнать мешок костей. Верзила привалился к
облупившейся стене старого кирпичного дома в позе отдыха. Я подошел к нему,
хотя и не надеялся, что он жив. Я был прав - лицо было в кровь разбито, а
через грудную клетку насквозь прошел искореженный обрезок водопроводной трубы
- его собственной или еще чей.
Кое-где в домах повышибло стекла, но на улицу не вышел никто.
Я вытер платком лицо, забрызганное капельками воды и грязи, вернулся в
машину и перевел дух.
Тогда зазвонил телефон.
xxx
Не знаю, часто ли Вам приходится брать в руки трубку, заранее зная, кто
именно и куда Вас позовет. Меня это не спасло.
Я подождал четвертого звонка, не желая шевелиться. Потом достал свою
старую "Нокиа", на которую сам когда-то настроил заклятье вызова и ответил:
- Привет.
- Ты мне нужен.
В кристалльном голосе я различил настойчивость и усталость.
- Я занят, - возражение было чисто автоматическим.
- Ты мне нужен.
Она знала, что я приду.
Я отключил трубку и сказал - скорей самому себе, чем ей:
- Подождешь.
Я выкурил еще одну сигарету и еще раз проверил энергетические слои этого
мира. Кое-где подправил решетку и подтянул узлы. Не хватало еще, чтобы после
моего ухода тут произошел маленький катаклизм.
Потом я встал, представил себе Вселенную, похожую на кочан капусты, и
шагнул сквозь ткань этого мира, находя дорогу к месту которое по привычке
называл домом.
В последний момент я вспомнил девушку, спешащую прочь под дождем.
Прощай, Кристина де Мельведер. Я никогда больше не увижу тебя.
xxx
Родной мир встретил меня голубым небом и ярким солнцем.
Я появился не во дворце - не хотелось пугать стражников и придворных
магов. А может, хотелось пройтись по родным местам.
Иномирцы здесь были не в диковинку, а одежда мне нравилась, поэтому я не
удосужился сменить пальто и серый костюм на что-нибудь более привычное. Лишь
вспомнив четверых подростков с водопроводными трубами, поднял с земли
суковатую палку и превратил ее в удобный для защиты короткий меч. Не стоило
искушать судьбу. Хотя, конечно, взгляды я привлекал.
Полюбовавшись своей работой, я заткнул меч за пояс, миновал паутину узких
бедняцких улочек, прошел Торговую Площадь, купив пару сладковатых фруктов
Марджо, и вышел ко Дворцу.
Мало что изменилось за эти годы. Грязные улочки, шумная Торговая Площадь,
блистательный Дворец.
Разве что новые товары и торговцы на площади порой принадлежали
совершенно незнакомым мирам. Что ж, мощь Королевства росла.
На подходе к Каналу я, коря себя за пижонство, надел-таки узкие темные
очки.
Таким я и предстал перед стражниками - черное пальто, очки, два ярко-алых
плода руке.
- Приветствую тебя, иномирец. Королева не принимает сегодня, - лениво
глянув на свою традиционную алебарду, сказал усатый стражник. Ему было под
сорок, и по моим представлениям, он должен был меня помнить.
- Приветствую тебя, идиот, - ответствовал я. - Пойди и доложи Королеве,
что пришел вестник ее счатья и герой ее снов. И молись, чтобы тебя не отрядили
подметать двор.
Усатый остался спокоен, лишь пальцы, сжимавшие рукоять алебарды,
побелели. Он открыл рот, собираясь крикнуть подмогу, и я подумал, что было бы
забавно, если бы меня избили батогами и привели к Королеве в кандалах. Или
тихо линчевали бы под ее окном.
Испортил все младший стражник - побагровел и бросился на меня с мечом.
Зря. Камень под его сапогом стал беспричинно скользким, и он, коря самого
себя за неловкость, распластался на мостовой, разбив элегантный нос.
В довершение всего случилось страшное: меч выпал из его руки и со звоном
подкатился к моим стопам. Искушение было слишком велико. Я никогда не стал бы
этого делать, чтобы поиздеваться над в сущности беззащитным ребенком, но
увидел на эфесе меча любопытный знак.
Пинком ноги я задал полоске стали верное направление, и священное оружие,
олицетворявшее родовую честь стражника, отправилось прямиком в Канал.
Я взглянул на поднявшегося юнца и увидел в его глазах ярость благородного
отпрыска к воплощению зла.
- Не вынуждай меня тебя убивать, Антолль, - старший виртуозным движением
секиры преградил младшему путь. Узнал-таки. Ладно, не будут тебя батогами
бить.
- По праву крови я требую отмщения, - прошипел младший.
Я усмехнулся:
- Тогда поищи свое оружие в воде.
Старший сделал мне знак, и я предпочел пройти.
Божественно. Я прищурился, вспоминая изящное изображение единорога на
эфесе меча. Два часа в родном мире, а я уже успел стать врагом самого
влиятельного клана этой земли.