Аннотация: Если отбросить детали, то при всем различии убеждений людей, многообразии их верований и идейных установок, существует только три способа видения мира: материалистический, объективно идеалистический и субъективно идеалистический
Альмагий Голубов
Три способа видения мира
Если отбросить детали, то при всем различии убеждений людей, многообразии их верований и идейных установок, существует только три способа видения мира: материалистический, объективно идеалистический и субъективно идеалистический:
1.Материалист обычно говорит:
- Мои органы чувств дают мне объективные данные об окружающем меня мире. А мой совершенный ум позволяет мне правильно обобщать и интерпретировать эти данные путем отыскания закономерностей и построения моделей, точно отображающих законы окружающего меня мира.
2.Объективный идеалист (а это и верящий в Бога, и приверженец эзотерических учений) утверждает:
- Сосредоточившись, я без нудных, а главное совершенно бессмысленных экспериментов проникаю в высший порядок мироустройства. Общение с высшими силами позволяет мне иметь совершенно точные знания о существовании невидимых миров, которыми управляют могучие существа. Для нас, объективных идеалистов, важен не наш бренный мир, а высшие невидимые миры. Для их познания необходимо прислушаться к себе, как можно глубже проникнуть в свое подсознание и черпать там "абсолютно достоверные" сведения об иных, высших мирах. Объективный идеалист уверен, что его психика (способная, как известно, порождать и миражи, и сновидения) дает ему верные сведения.
3. Субъективный идеалист (одним из самых уважаемых приверженцев этого философского направления был Иммануил Кант) не уверен, что его органы чувств дают ему достоверные сведения об окружающем мире. А поскольку иных источников у него нет (нельзя же всерьез принимать "сведения" почерпнутые из собственных эмоций, если не совсем доверяешь даже глазам и ушам своим), то окружающий мир остается для него "вещью в себе".
Субъективный идеализм принципиальный оппонент и материализма, и объективного идеализма. Для него равно неприемлема как неколебимая уверенность в объективности информации, получаемой от собственных органов чувств, так и сомнительность истинности внечувственного, внеопытного познания.
Я разделяю убеждения Канта, с тем только добавлением из практики ученых-физиков, что сделал в свое время Макс Борн. Знаменитый физик утверждал:
- Окружающий нас мир не целиком "вещь в себе". Мы называем листок, что держим в руке, зеленым. В действительности его поверхность отражает световые лучи с такой длиной волны, которую наши глаза воспринимают, как зеленые. Если взять два зеленых листка, то мы с абсолютной достоверностью определим, что один листок зеленее другого. Поверхность одного листка лучше отражает световой луч, который мы называем зеленным, и наш глаз это отмечает. Отличие одного листка от другого - это объективные сведения, полученные нашими органам чувств.
В своем субъективном идеализме я осмелился пойти несколько дальше Канта. Я не уверен не только в сведениях своих органов чувств, у меня большие сомнения в методах группировки и интерпретации информации, совершаемых моим мозгом. Наши аналитические методики целиком опираются на формализмы языка, созданного нашими предками. Можно сказать, что я думаю о мире (т.е. "вижу" его своим мысленным взором) с помощью языка.
Но этот взгляд не свободен, ибо человечество находится, как бы в коконе из густой сети понятий, понятийных рядов, сплетенной нашими предками. Разглядеть сквозь эту сеть, как устроен мир, довольно сложно, ибо понятия предопределяют ход наших мыслей. И только иногда отдельные экспериментальные данные, и некоторые нестандартные соображения позволяют заподозрить, что мир может быть не совсем таков, каким он отражается в нашем сознании.
Приведем пример. У физиков есть достаточно обоснованное подозрение, что мир устроен по принципу ленты Мебиуса. Т.е. пространство безгранично (оно замкнуто самое на себя, по нему можно двигаться сколь угодно долго, не встречая границы), но не бесконечно, а конечно (сегодня уже известны некоторые его параметры).
Тогда очень возможно, что черты Абсолюта, которыми мы наделяем Бога, в реальном мире вообще отсутствуют. А присутствующий в нашем сознании Абсолют (основной атрибут верований объективных идеалистов) - просто предельное понятие в цепи: больше, еще больше, бесконечно много. Такой образ мира естественен для нашего линейного восприятия действительности, ибо в его пределах мебиусность мира просто не видна.
Другой пример. Много лет назад наш бывший соотечественник, а нынче знаменитый американский психолог Владимир Александрович Лефевр предложил принципиально новую схему философской оппозиции: "ткань - рисунок". По Лефевру химические процессы - рисунок на ткани процессов физических, биология - рисунок на ткани химии, а жизнь разумная - рисунок на ткани жизни биологической. Далее у Лефевра сказано, что физический мир вполне может оказаться рисунком на ткани нашего разума.
Такой подход, философским сообществом еще до конца не осмысленный, открывает принципиально новые горизонты в понимании того, как действительно устроен мир. Даже последний (четвертый) шаг лефевровских построений, несмотря на его видимую парадоксальность тоже достаточно реалистичен. Говоря, что физический мир - возможно рисунок на ткани разума, Лефевр опирается на основной постулат субъективных идеалистов - никаких иных данных о мире, кроме свидетельств наших органов чувств, у нас нет. А достоверность последних (поскольку они единственные свидетели) нельзя не подвергнуть сомнению. Поэтому исключить такой тотально-солипсический взгляд на проблему не позволяет элементарная научная порядочность.
Третийпример больше образный, чем плодотворный. Парадоксы.Они образуют в сплошной сети понятий как бы лакуны, позволяющие заподозрить, что заглянув в них, мы обнаружим мир не совсем таким, каким мы привыкли его себе представлять. Только до сих пор никому в этих лакунах ничего разглядеть не удалось. Может мы просто еще не научились глядеть?
Четвертый пример предлагает с помощью интуиции разобраться в том, как в действительности устроен мир. Безусловно, безоглядное доверие к интуиции, свойственное объективному идеализму, непродуктивно. Иное дело интуиция, освобожденная от мистической таинственности и рационально интерпретированная в духе Сергея Маслова. Этот безвременно ушедший (незаслуженно забытый ленинградский - еще не петербургский) математик и философ рассматривал ее, как некую свойственную правому полушарию нашего мозга форму аппроксимации (упрощения) сложных нелинейных зависимостей, как иной способ обработки данных. По Маслову интеллектуальная деятельность правого полушария принципиально отличается от аналитической работы левого, следующего линейной логике и функционально напоминающего компьютер.
Не исключено, что лежащие в основе масловского подхода математические методы позволят в будущем повысить надежность интуитивных прогнозов, отделив конструктивные прозрения, расширяющие наше познание мира, от поэтических озарений, имеющих чисто художественный смысл и не содержащих принципиально новой познавательной информации. К числу подобных художественных озарений смело можно отнести большинство философских "истин", провозглашаемых объективными идеалистами.
Вообще-то задача преодоления ограниченных возможностей собственного разума неимоверно трудна. Почти невозможно помыслить о том, как мы, собственно говоря, думаем. Как понять то, каким образом мы формулируем и как выражаем свои мысли? Как понять то, что движет нашей мыслью? Как понять все то, благодаря чему мы собственно и являемся людьми?
Догматикам, и религиозным, и марксистским, легче. У одних за все отвечает Бог (Высшее существо), других выручает уверенность в незыблемости идеи адекватного отражения человеком реальности. Нет вопросов ни у первых, ни у вторых. Их "истины" выражаются просто и ясно. Их неколебимая уверенность в истинности своих идей и плодотворности применяемых методов исключают все и всякие сомнения. Поэтому последние их не посещают вовсе.
Субъективным идеалистам неизмеримо сложней. Научная честность обязывает сомневаться, буквально, во всем. Принимая в качестве рабочих инструментов математические модели, помогающие сформулировать некоторый набор гипотез, последователь Канта обязан отдавать себе отчет, что полученные им результаты - всего лишь более или менее правдоподобные предположения. А срок жизни предложенных им гипотез строго ограничен той практической пользой, какую используемые модели способны принести в качестве подручных средств, позволяющих предсказывать будущее процессов ими моделируемых.
В заключение следует сделать одно важное замечание. Субъективный идеалист по отношению к двум окружающим нас мирам придерживается двух диаметрально противоположных точек зрения:
- В отношении к неживой материи его мировоззрение полностью совпадает с взглядами на этот предмет материалистов. Он считает, что с ней никакие чудеса случаться не могут. Все рассказы на эту тему - суть пустые вымыслы. Косная материя подчиняется только жесткому силовому воздействию.
- В отношении жизни его взгляд диаметрально противоположен. При взаимодействии с ней, в принципе, возможно и то, что нетрудно истолковать, как чудо. Конечно, в участии так называемых Высших сил нет никакой необходимости. Поскольку живые существа (даже самые примитивные) - сложнейшие информационные системы, то на них можно воздействовать программно. Слабое физическое воздействие способно запускать имеющиеся в живом организме программы, производя при этом изменения, кажущиеся непосвященным чудесными. Еще больше это касается существ разумных. Они способны подвергаться воздействию лингвистического программирования, которое может запускать заложенные в организме программы вообще без всякого на него физического воздействия. Чем не чудо?
Однако материалист с пеной у рта станет его отрицать. А объективный идеалист заговорит о Высших силах. И первый и второй почему-то не принимают во внимание тот факт, что современное развитие науки позволяет рационально объяснять то, что в прошлом действительно казалось чудом и фатально делило философов на два непримиримых лагеря. Сегодня эта проблема снята и спорить вроде бы больше не о чем.
Но объективные идеалисты продолжают утверждать, что Высшие Силы настолько могучи, что способны и камни двигать (хотя представить достоверные данные, нарушающие вероятностные законы, они, естественно, не могут). А материалисты (причем, не только философы) с упорством достойным лучшего применения по-прежнему отрицают возможность программного воздействия на живой организм.
У каждого из наших материалистов (научных и стихийных) есть компьютер, в который, в случае сбоя, они не полезут с отверткой (а будут решать проблему программно). Однако хирургическое вмешательство в бесконечно более сложный организм человека они по-прежнему предпочитают программному (типа внушения, иглоукалывания, массажа и пр.)
С другой стороны, методы внушения, предлагаемые многочисленными сегодняшними экстрасенсами-целителями (объективными идеалистами по определению), сопровождаемые смутными мистико-эзотерическими объяснениями, не только не внушают должного доверия, но и вызывают вполне понятные сомнения в добросовестности этих деятелей, а, следовательно, в действенности их методик. Но внушение возможно только если веришь. Сомнение уничтожает эффект от внушения. Так исчезает сама возможность программного воздействия на нуждающиеся в лечении организмы здравомыслящего большинства населения, ибо поверить сегодняшним экстрасенсам оказываются способны только самые наивные и легковерные.
То есть, спорить по-прежнему есть о чем. На мой взгляд, общественная потребность в свойственном субъективному идеализму трезвом и непредвзятом взгляде на многие волнующие нас проблемы сегодня очень велика. К сожалению, субъективный идеализм сегодня утратил свои некогда прочные позиции в общественном сознании. Ритуальное и во многом формальное почитание Канта сопровождается тотальным неприятием и полным непониманием его позиции в затянувшемся философском споре.