Как-то   раз  Соловей   заливался  привычной  трелью  на  ветви
поникшей  березы,    возле лесного озера.      Поникшей,  потому  что не  любит 
береза  соседства  с   водой.     Ей  бы  посреди  опушки  шелестеть.   Или  в  роще,
с  братьями  и  сестрами.
              В  смешанном  лесу она теряется,  и  ветви  обвисают,   словно,  плачут. 
Иное  дело,  осина.   С  кем  угодно  общий  язык  находит.   Что  с  елью, что
с  сосной.  Умеет  уживаться. 
             Но  Соловей  облюбовал, именно,   эту  поникшую     ветвями   березу.
Точно,  хотел    лиричной   песней   скрасить    ее  одиночество,   в  компании
двух  елей,  по-хозяйски     раскинувших  лапник.          
            Озеро  казалось   неподвижным,   спящим.    Наполовину  заросшее  ряской,
оно  скрывало  многочисленную  живность,   которая     сегодня  затихла.   
Заслушалась.
           Наконец,   исполнитель  выдохся.
           -   Хорошо, -  внезапно  пронеслось  в  его маленькой   головушке. 
           От  удивления,  Соловей   забыл   закрыть   клюв.    Голос  был  чужой.
С  чувством,  добром  и  тайным    восхищением.
           -   Кто  тут?  -   встревоженной  мыслью  послал  он беспокойный  вопрос.
          -  Посмотрите  на  воду, -   предложил незнакомый  собеседник.
          На   озере,  в  одном  месте,   недалеко  от   берега,  пошли    круги.
Певец  увидел торчащую  из  воды  кочку  и  подлетел  поближе.   
          Из   зеркала  воды,  у  самой  грани,   была  видна  рыбья  голова.
           -  Позвольте  представиться,  Карась,-   состоялось   знакомство, -
давно  наслаждаюсь  Вашим  пением.   
           -   Никогда  не  думал,  что рыба  может  говорить,-  удивился Соловей.
           -    Еще  как,  -   заверил  Карась,  -    Некоторые   могут  целый  день,  
без  умолку, трепаться.
           -  Между  собой,  понятно, -  птице  становилось  интересно,-  А  на  меня-то  
как  вышли.  Мы  такие  разные.
           -   Проще,  чем  Вы думаете,  -  не  торопясь   объяснял  терпеливый   
собеседник,  -   Когда  поете,  создаете    вибрацию  в  воздухе.  Воздух
соприкасается  с  водой      и  передает    вибрацию  всем,   кто здесь  живет.
Мы  умеем  считывать  язык  вибрации.
          -  Значит, слышите, -  немного  стало проясняться,-  А  как  общаетесь?
          -   Так  же,  -  снисходительно  пояснял     водный  житель, -   Главное,
уметь  слушать.  Говорить,  гораздо,  легче.   
           -  Как  интересно,  -    новое  знание всегда  восхищает, -   Летаешь да
поешь,    а  где-то,  в  неведомом  мире,  кипит   жизнь. Особенная и удивительная.
            - Если  бы  так,- вздохнул Карась,  -   Замкнутое  пространство.    Заботы
только о  пропитании и  о  том,  чтобы  самому  не  стать  пищей.  Приелось.
Если  бы  не  Ваше  пение, мы давно  бы  умерли  от  скуки.  Прилетайте
почаще.  
           -   Спасибо,-  на   глаза  навернулись   слезы   благодарности, -   За  всю  жизнь
меня  так  никогда,  никогда...,  -  эх,   не  сдержался,   потекло чувство    солеными
каплями.
          -  Ну,  зачем  же,  -  смутился     собеседник, -   Простите, не  представлял,
как  много  это  для  Вас  значит. 
           -    Еще бы, - шмыгнул клювом артист, -   Намедни,   конкурс  был    на
птичьем  дворе,   в  деревне.  Пригласили.  Выступил.  Так  судья-кукушка
первое  место отдала  местному  петуху.  За  громкость  и  голосистость.  
А  в  прошлом   году      судья- петух  отдал  победу    кукушке,   за   дальновидную
мудрость  и  глубокий  лиризм.    Все  у  них  там  схвачено.  Все  куплено.
           -    Неужели,  мнение   тех,  кто  мало  что  понимает  в  песне, имеет
для  Вас  какое-то значение?  -  удивился  ценитель,-  Лес  замирает,  когда
слышит   Вашу  мелодию,   вот  что  ценно.   Разве  не  приносит  счастья
готовность  отдать     лучшее  этому  миру?    Поделиться   сокровенным.
          -     Конечно,  -    теперь  охватила   невероятная  радость, -   До  чего
приятно  общаться  с  Вами.    Прямо,  как  с   Бэрримором.
          -      Какое  странное    имя,- удивился  Карась, -   Кто он?
          -      Точно  не знаю, -  вспоминал  Соловей,  -   Слышал  о нем,  пролетая  
мимо	 деревни.   Он  говорил  "Бэрримор,  сэр",  а  потом  "Овсянка, сэр".       
Значит, по  его     воле,   растет  овес. А  я  его  так  люблю.
         -   Люди  варят  из овса кашу,-  делился  опытом  знаток  водного  мира,-
И  прикармливают     ей  место  перед  рыбалкой.   Впрочем,  что  от  них  ждать .
Из   всего  умудряются  сделать  оружие.   Даже, открытие  Бэрримора  не
избежало  тяжкой  участи.    Будьте   бдительны,  пролетая  мимо  деревни.
         -   Спасибо  за  предупреждение,-  поблагодарил певец,-  Только, кому  я  там
нужен.  Ни  мяса, ни  пера.
         - Если бы    люди  были  логичны  в  поступках,  -  напутствовал на  прощанье
Карась,   -  Мир   улыбался  бы  гораздо  чаще.   
          На  том  они  расстались, в  заверении   о  дружбе  и  ожидании    скорой
встречи.
          В  тине,  на дне  озера,   отца  семейства  встретили  со  слезами  и  упреками.
            -    Куда  ты  пропал?  С  ног сбились  тебя  искать?  -   наперебой,
тараторили  родные, -    Сам   маму  ругаешь,  а  с  этим  горлопаном  на  полдня
языком  зацепился.   
           -    Зацепился, -  признался  хозяин,-   И  не  жалею.   Какой  талант. Гений.
Сколько души  в  его  пении.      И  прост.    Удивительно   прост.      Как  беспечен.
Хочется  слушать  и  слушать его.   В  следующий раз,  пойдем  вместе.
Если  прилетит.    Как  хорошо  мы  поговорили.    Слишком  хорошо.
Странное  у  меня  предчувствие.  А  оно  не  подводит.   Может,  в   этот  раз,
выйдет  исключение.
                Не  вышло.  Полетел  Соловей  на  птичий  двор,  рассказать   об
удивительной  встрече.   Там  и  сшиб  его  из  рогатки  деревенский  сорванец.
                "Вибрация", -  мелькнуло, напоследок,   пред  тьмой.