В первой половине апреля на опушку леса выбежал заяц.
Прыжки его были неровны и прерывисты. Так движется пьяный человек,
когда шатает из стороны в сторону.
Заяц был голоден и счастлив. За долгие зимние месяцы
зубы устали вгрызаться в противную древесную кору, да и сил она уже
не давала, приелась. Хотелось травки, морковки, каких-нибудь вкусных
корешков. Много чего хотелось.
Прежде всего, жить. Дышать, видеть, слышать, чувствовать,
наслаждаться. Это все, что осталось после зимы. Он ее пережил.
В борьбе с голодом и постоянном чувстве опасности. Когда всем не
хватает пищи, запросто могут сожрать. Особенно, волк и лиса.
Часто на его след выходили, но спасали крепкие ноги.
Сколько нор пришлось вырыть, постоянно меняя жилище.
Нельзя в лесу долго сидеть на одном месте. Станешь добычей.
Однажды, встретил зайчиху. Притерлись. Пригрелись.
В норе стало тепло и уютно. Осели. Так сразу капризы начались.
То давай, это неси. К вечеру, от усталости, еле до жилья доползал.
Задние ноги судорогой сводило.
Ночью проснулся от тихого писка. Зайчата.
Пришло новое чувство. Раздражение. Эти спиногрызы
всегда хотели есть. Сколько всего в нору перетаскал, не помнит.
Забыл даже, сколько их было. У зайчихи для них все, а он, как
пустое место. Добытчик пропитания. Одна надежда светила, что скоро
на ноги встанут и разбегутся кто куда.
Не успели. Притащил в нору удачно добытую морковку, а
там пусто. Все вверх дном и клочки шерсти по уголкам. Как увидел,
так сам добычу сгрыз. Давно не ел с таким аппетитом. А потом как-то
грустно стало. Вроде, ничего от них хорошего не видел, но тоскливо.
Слезы из глаз потекли. И рванул из проклятого места
что есть сил. Бежал, не останавливаясь. Сколько полян и лесов миновал,
пока усталостью ноги не свело и дыхание не перехватило. Новая
жизнь пошла, в борьбе за кусок хлеба. Да и не надо много, одному, теперь,
было. Нору не обустраивал, быстро бросал. Стремился к движению.
Словно, гнало вперед неведомое. Но не страх. Страх он знал. То
было предчувствие, которому нельзя было не верить. Инстинкт жизни.
Просто жизни. Звери не ищут в ней смысла.
Зимой пришлось туго. С добычей пищи и защитой самого себя.
Приходилось долго путать след, уходить от погони. Сердце яростно билось
от азарта, заглушая страх.
Но сейчас наступила странная эйфория. Захотелось веселиться
и смеяться. Дикое чувство свободы кружило голову. Захлестнула
гордость за еще один пережитый год.
Опасное это время, первая половина апреля. Лужайка
спускается к насыпи железной дороги. Идет поезд с пассажирскими вагонами.
Любопытные взгляды прикованы к бегу зайца.
"Пьяный", "Косой", - слышатся восхищенные возгласы.
А он бежит, не обращая внимания. Бесстрашно. Бездумно.
Увлеченный неведомым.
Между тем, неторопливой трусцой, из леса выбегал одинокий волк.
Он еле плелся от усталости, который день уходя от места кровавой
охоты, где легла вся его стая. Возможно, они заслужили горькую участь,
иногда, разбойничая в деревнях, но стрелять с вертолетов, полный
беспредел. Когда-то старый вожак учил прорываться сквозь загонщиков,
и удавалось.
Но не в этот раз. За загонщиками оказалась резервная
линия стрелков и выкосила почти всех. У него к отстреленной половине
хвоста добавилось поврежденное ухо. Разорванное. Гудело.
Нужно было остановиться, отлежаться, набраться сил.
Привычная жизнь вожака стаи стала далеким прошлым. Настало
время одиночества. Пожалуй, в лесу, за поляной, следует остановиться.
Отдохнуть. Обдумать. Кем-нибудь перекусить.
В который раз вспомнил детство. Маленький волчонок, которого
любит мать. Откуда она находила силы любить, при такой жизни?
От неожиданного удара, промеж глаз, брызнули искры и
наступила внезапная слепота. Когда свет вернулся, стало видно, на
тропе лежит заяц, опрокинувшийся на спину, нервно дышащий и
закативший глаза, выше некуда.
"Еще один очумевший",- горько вздохнул волк, пытаясь
проморгаться и прогнать черно-сине-желтые круги перед глазами.
Он аккуратно обошел зайца, как прокаженного, и неспешно продолжил
свой путь.
Заяц пришел в себя через четверть часа. Во что он воткнулся,
так и не понял.
Любит почудить природа в первой половине апреля.