Ночь.  Бомбить  не  будут.
      Быстро  скользит  перо,  оставляя  фиолетовый  след  чернил
на  тетрадном  листе.
      Мысли  скачут,  как  акробаты  в  цирке,  прыгая  друг  на
друга.   Надо  успеть.  Времени  почти  не  осталось.  Но  каким
оно  было  славным.  Десятилетиями  устанут  разгребать.
     Близка  гибель,  но  нет  страха.  Только  чувство  исполненного
долга.   Нас  унизили,  и  отмщение  пришло.  Всем,  кто  мнил
себя  выше  других  стало худо.
     Мы  поднялись  и  расправили  спину.  Как  сладок  был  этот  миг.
     Каким  страхом  накрыло  обидчиков.  Нам  не  простили.
Пришлось  сражаться.   Давить  одного  за  другим.    Сперва
было  легко.   Но  их  оказалось  много.  Сопротивление  возрастало
с  каждым  часом.   В   полыхавшем  огне   стало  невозможно  выжить
тем,  кто  бросал  вызов.  Жизнь  обратилась  в  ничто.  Главным  стало,
как  принять  смерть.   И все  больше  хотели  сделать  это  стоя.
     Внушенный  нами  страх  лишил  врагов  чувства  опасности.
Они  кинулись  со  всех  сторон.   Это  предвидели.
     Немногие,  кто  затевал  изначально.  Как  плату  за  наслаждение
местью.   Но  оно  того  стоило.
    Срок  истекает.  Жаль,  что  погибнем  не  все.  Выжившим  будет
гораздо  хуже.  Ни  чести,  ни  достоинства.  Второй  сорт.
Придется  ползать  на  коленях,  вымаливая  прощение.  Поиздеваются
и  простят.  
    Но  через  два-три  поколения,  чувство  гордости  вновь
пробьется  сквозь  тьму.   Память  о  сладком  мгновении  мести
запалит  новый  костер,  от  которого  померкнет  разум.
    Жаль,  что  не  придется  это  увидеть.
    Перо  замерло  и  покинуло  лист.  Страницы  накрыла  обложка.
   Министр  пропаганды  рейха  Йозеф  Геббельс  устало  откинулся
на  спинку  кресла.  Жена  и  дети  мирно  спали.  Конец  апреля
выдался  на  удивление  теплым.