Это был медведь, уже вступивший в зрелую пору, когда он попал в руки Люсии, своей третьей по счёту хозяйки; раньше он был игрушкой её брата и сестры. Когда он появился в доме, то был сияющий от чистоты медведем, с прозрачной как у мамы кожей и выпячивающимся вперёд брюшком, похожим на тыковку. Года сменяют друг друга, сменяют друг друга и хозяева, и медведи, как и дети, становятся взрослее, затем ещё взрослее и так же, как взрослые, потом стареют. Вот и на брюшке появились несколько пятен, и медведь уже не был таким крепким, каким его принесли в дом. Но Годофредо прожил очень счастливую жизнь с Родриго: он не был единственной мягкой игрушкой мальчика, но зато был самой любимой. Он составлял компанию своему хозяину ещё с той поры, когда ребёнок находился в колыбели. Но даже когда мальчик достаточно подрос, чтобы спать в кроватке, он всегда рядом с собой укладывал Годофредо, который продолжал быть его медведем. В то время медведь и не догадывался, как отец мальчика втайне надеялся, что сын будет пользоваться теми старыми конструкторами Лего и Меккано, с которыми он когда-то играл сам. Однако времена изменились, и хоть сыновья и похожи на своих отцов, но всё-таки они не их копия.
София унаследовала Годофредо от брата, когда, с трудом сдерживая слезы, попросила подарить ей медведя. И это было её единственной просьбой за всю жизнь. Она говорила, что у него и так было много игрушек, а она была младшей сестрой и что его всегда любили больше, чем её. Родриго согласился подарить ей Годофредо при условии, что она будет о нём хорошо заботиться и любить его так, как он его любил. Этот день случайно совпал с днём, когда Родриго получил свой второй конструктор Лего. Но любовь Софии к Годофредо не была долгой: она не могла ни причёсывать его, ни одевать и раздевать, как своих кукол и, несколько недель спустя Годофредо начал чувствовать, что жизнь потеряла смысл. В его медвежьей памяти снова и снова всплывал момент, когда Софии подарили другую пушистую игрушку - красивого белого медведя с красной ленточкой на воротничке и маленьким галстуком - бабочкой. Его назвали Филиппом, и Годофредо возненавидел его изо всех сил: ему казалась некрасивой красная ленточка, он питал отвращение к галстуку-бабочке, а имя Филипп и вовсе казалось ему нелепым. Однако жизнь Филиппа в доме не была долгой: однажды родители отвезли детей на праздник, откуда София вернулась без медведя. Сначала Годофредо думал, что Родриго потребует Филиппа в ответ на оказанную Софии любезность, но, увидев её, сидевшую на кровати с расстроенным лицом, понял, что его враг, наконец, получил по заслугам, и к нему вернулась вера к жизни.
Но София так и предпочитала ему других кукол, и так прошло довольно много времени, возможно - годы, в течение которых Годофредо оказался в неизвестно откуда взявшемся в доме деревянном ящике, что, впрочем, явилось естественным ходом событий. Запрятанный в ящик, Годофредо проводил дни и недели в темноте чулана. Его сердце начинало биться быстрее, когда появлялся кто-то из детей и открывал крышку: он думал, что они пришли за ним, думал, что опять вспомнили о своём медведе, он стремился протянуть им свои лапки, пухленькие как у младенца. Когда ребёнок протягивал руки в поисках игрушки, его лапки пытались дотянуться до рук своего хозяина, но ребёнок был озабочен поисками в другом месте ящика, и всё заканчивалось тем, что крышка снова захлопывалась. Иногда ребёнок уходил с пустыми руками, иногда брал какую-то игрушку, но никогда - Годофредо. После стольких надежд и разочарований наступало такое время, что когда крышка ящика открывалась, Годофредо уже не осмеливался открывать глаза в надежде увидеть руки, которые ищут его, он оставался лежать с закрытыми глазами, надеясь на божественную встречу с руками ребёнка, который придёт и достанет его из забвения. Однако эти руки к нему даже не прикасались: ящик был очень большим, а затерянный Годофредо находился глубоко в углу.
Спустя долгое время, в темноте одного из дней, Годофредо услышал голоса, но это не были голоса его хозяев - это были голоса родителей, подошедших к ящику. Они вытащили из ящика все игрушки, и мама начала разделять их на две группы. Игрушки сильно испугались, потому что некоторые из них были разбитые и поломанные, мама когда-то положила их в ящик по невнимательности. Они-то и составили первую группу. Зато во второй группе были почти новые игрушки, одна из них до сих пор ещё лежала в магазинной коробке. Медведь начал утверждаться в своих подозрениях в том, что в первую кучу попали игрушки, которых уже больше не хотят видеть в доме, потому что услышал, как сеньора произносила фразы вроде: "посмотри, эта музыкальная шкатулка так нравилась малышу Родриго, а потом он её сломал", или "а у этой деревянной лошадки нет ни хвоста, ни ног, лучше мы её выбросим". Зато во вторую группу попадали игрушки, сопровождаемые такими высказываниями - "эту машинку мы подарим твоему племяннику Александру, сыну твоего брата Фернандо". Соединив все фразы воедино в своей маленькой голове, Годофредо понял, что его ждет одно из двух: либо его выбросят на улицу, как выбрасывают мусор, либо он может оказаться в руках другого, незнакомого ему ребёнка, вдали от этого ящика, жизнь в котором тотчас же показалась ему прекрасной. Годофредо находился в этом доме с Родриго и Софией со своего раннего детства, другими словами с того момента, как его принесли из магазина. Ему жилось замечательно, не считая этого последнего периода жизни, когда его хозяева о нём абсолютно забыли. Но он продолжал верить в их прекрасные души и добрые сердца, в душе понимая, что Родриго уже вырос и уже не играет с мягкими мишками. Он также понимал, что София его предпочла другим красивым куклам. Но всё же Годофредо втайне надеялся, что однажды о нём вспомнят и вызволят отсюда. Нескончаемой ночью, куда не проникал дневной свет, ему снилось, что наступят времена, когда Годофредо выйдет из своего заключения и снова услышит своё имя, и с ним снова будут играть и уложат спать к себе в кровать. Но слова родителей складывались в голове Годофредо как мозаика, говоря ему, что судьба его будет иной - находиться в неизвестном доме, или ещё того хуже - быть выброшенным на улицу, как некрасивая кукла Кри-Кри. Всё время, пока Годофредо находился в ящике и ждал своей участи, он чувствовал себя так, как будто его вели на расстрел. Как бы ему хотелось продлить эти мгновения надежды, его последние мгновения в этом доме! Хотя у него были неудачи, он всё же был благодарен Судьбе за то, что его спрятали на дно этого ящика, потому что здесь надежда не покидала его.
"Посмотри, Хосе Луис, вот Годофредо, ты его помнишь? Если бы мы не подарили его Родриго, когда он был ещё малышом, я никогда о нём бы и не вспомнила. Что будем делать с этим медведем? Конечно, он не такой красивый, как прежде, но думаю, он ещё послужит моей племяннице Анилу".
"Ну, уж нет! Мы не подарим Годофредо никому из твоих племянников. Он был первой игрушкой Родриго и останется здесь. Когда Родриго вырастет, он сам решит, что с ним делать".
Годофредо понял в эту секунду, что его жребий иной - он не покинет этот дом и останется здесь в заключении до того момента, пока Родриго не вырастет и не решит, что с ним делать. Он улыбнулся маме и признал Хосе Луиса как своего союзника, а ещё больше он был благодарен Судьбе за эту вторую возможность. С этого момента годы ссылки в одиночестве на дне закрытого ящика с нескончаемыми тёмными ночами, похожими друг на друга, уже не казались Годофредо такими ужасными. Он всё ещё был достаточно молод, но уже научился терпению, присущему старикам; он стал наблюдательным и ему нравилось писать стихи, которые удаются только в моменты отчаяния. Он превратился в старейшину среди игрушек, находящихся в этой ссылке, он давал им советы и говорил, чтобы они набрались терпения, хотя внутренне осознавал, что когда-нибудь вернётся мама с вновь появившимся желанием разобрать ящик. И все его товарищи будут подарены какому-нибудь племяннику или выброшены, если только кто-нибудь этому не помешает.
Люсия появилась в доме спустя несколько лет. Это была стройная девочка с тёмными кудрявыми волосами, с большими глазами цвета натурального кофе, которые смотрели серьёзно и дружелюбно. Какое-то время она была любимой игрушкой своих брата и сестры, так как родилась, когда они уже выросли и вступили в возраст, когда уже могут дорожить новорождённой сестричкой. Они её любили и заботились о ней, делились с ней своими игрушками. Родриго хотел, чтобы она играла с большими машинками и конструктором Лего, а София учила её причёсывать своих кукол. В конце концов, верх одержала София, и Люсия больше не хотела строить ни нефтяные башни, ни межгалактические корабли, и в качестве компенсации за такую поддержку, София подарила Люсии набор своих кукол, которые стали лично её. София уже была в том возрасте, когда её одноклассницы открыто критиковали друг друга за игры в куклы, хотя втайне всё же спали с одной из них.
Прошло уже пять лет с момента рождения Люсии. Приближался её день рождения, и нужно было подготовить ей подарок на 1 ноября. У брата и сестры не было денег, и они пошли к тому самому ящику. Открыв его впервые за многие годы, они решили разыскать какую-нибудь игрушку, которую смогли бы подарить Люсии. И заново обнаружили Годофредо, это был единственный раз за последние семь лет. Черные и большие глаза Годофоредо покраснели на мгновение, а ноги задрожали, но он собрал все свои силы и сказал себе, что он не может предстать перед своими хозяевами побеждённым медведем, а должен предстать медведем, который всё это время не терял надежды. На детей нахлынули воспоминания, как они играли с Годофредо, как Родриго уступил его Софии, и вместе они решили, что это будет прекрасный подарок для младшей сестры.
И вот Годофредо стал медведем Люсии. А так как у неё не было других мягких игрушек, а были только куклы, Годофредо стал королём-медведем при отсутствии конкурентов. Он радовался этим прекрасным месяцам, лучшим в его жизни. Он сопровождал Люсию во все уголки дома: в зал, в столовую и в сад. Но лучше всего были ночи, когда Люсия, считавшая себя уже взрослой девочкой, накрывала Годофредо детским покрывалом и укладывала его спать на свою подушку рядом с собой.
В это время папа получил контракт, связанный с проектом в соседнем городе, и начал ездить туда каждую неделю, оставаясь там на несколько дней, необходимых для работы. Со своими партнёрами по проекту они арендовали дом в окрестностях нового города у подножия холма, где раньше была только земля и камни, но кто-то проявил инициативу и посадил лесок с эвкалиптами, уже выросшими и достигшими высоты трёх метров. Это был молодой лесок, удлинённые листья которого сначала заполняли своей зеленью первоначальную желтизну, потом они становились медно-красными и в конце падали на землю. По ночам дул сильный ветер, он шевелил листьями и свистел между ними. Хосе Луис всегда с трудом засыпал под это улюлюканье ветра, которое ему навевало воспоминания о детстве - далёкий свист ветра в ветвях дерева, находящегося в глубине бабушкиного сада.
Однажды папа должен был поехать по работе в Сан Мигель Альенде. В это день шёл дождь, и в витрине магазина на мощёной и узкой улице он увидел красивую куклу. Когда он проходил мимо, ему показалось, что она на него смотрела. Это чувство было подобным ощущению, возникающему, когда входишь в ресторан и вдруг поворачиваешь голову в сторону, чтобы встретить взгляд человека, который на тебя смотрит. Примерно так он столкнулся взглядом со смотревшей на него куклой. Он почувствовал, как кукла с ним разговаривает, и остановил на ней свой взгляд. Ему это не показалось странным, потому что с тех пор, как у него появились маленькие дети, время от времени он разглядывал витрины с игрушками. Когда он сам был ребёнком, он часто представлял себе, что игрушки живут своей собственной жизнью и просыпаются по ночам. А теперь, будучи взрослым, он представлял себе, что думают его дети, когда получают игрушки, которые он им иногда покупал. На этот раз ему подумалось, что кукла хотела бы жить в его доме, и он решил, что Люсии она очень понравится, и купил куклу.
Люсию кукла очаровала. Она была очень сильно удивлена, так как в этот день у неё не было ни дня рождения, ни Рождества. Это был обычный январский день, после всех праздников конца года, и только через много месяцев могла появиться отдалённая надежда получить подарки. Ей понравилась кукла, потому что она была очень красивой. У неё была нижняя юбочка, нижнее бельё, платье и туфельки. Платье плотно облегало, у него были рукава с оборками внизу, которые заворачивались наверх, по-кукольному. И поверх платья был красивый белый фартучек с вышивкой. А лицо - это было великолепное лицо: голубые глубокие глаза, немного миндалевидные, с большими ресницами, которые закрывались, когда кукла спала. Волосы у куклы были длинные, вьющиеся как у Люсии, но рыжие, оттенка пламени. Они спускались вдоль плеч, их можно было заплетать в косы или же свободно распустить вокруг головки, а лучше всех причёсок была та, которую сделала Люсии её мать, когда Люсия выступала однажды на концерте: завязала сзади в хвостик, а с боков заколола у висков.
Наталия Гончарова появилась для того, чтобы стать любимой куклой Люсии. Её назвали так, потому что она была красивой как Наталия Гончарова, той, которая вдохновляла поэтов, людей благородного происхождения и даже царя России. Подобно тому, как эта женщина притягивала мужчин, так и кукла притягивала игрушки. Как та историческая Наталья, Наталья этой истории знала, что она красива и, кроме того, она знала, что она единственная любимица у Люсии. Понемногу остальные игрушки стали страдать, и одна за другой начали презирать Наталью Гончарову, из-за интриг которой их предали забвению в углу комнаты Люсии. Годофредо начал бояться, что теперь следующим этапом его жизни будет снова тот самый ящик, а через несколько лет, когда он постареет и порвётся, его судьба - быть выброшенным на улицу.
Однако обеспокоенный Годофредо вспомнил, что у него есть союзник.
Эта ночь была особенно бурная: ветер раскачивал эвкалипты и разговаривал свистом так, как он не делал этого ни вчера, ни в другие ночи. Свист и это улюлюканье, проникая через окна и из-под дверей, добрались до Хосе Луиса, и он, отбросив попытки уснуть, решил разделить это ночное волнение. Он поднялся, снова оделся, надел жилетку, обезопасив свою спину от ночного холода, и вышел пройтись вокруг дома. Зашёл на минутку в дом, взял стакан воды и вернулся спустя довольно длительный промежуток времени, когда ветер немного уже успокоился. В его взгляде нельзя было прочесть всё, о чём он думал.
В конце недели он приехал домой поздно в пятницу, когда дети, ожидая его, уже уснули. Но в субботу после завтрака Хосе Луис нашёл Люсию и сказал ей, что она поедет с ним в офис, чтобы помочь ему. Она притворилась, что забыла попрощаться с братом и сестрой - она гордилась вдвойне, что её предпочли им и, что она может помочь папе.
"Мне нужно поговорить с тобой о чём-то странном, что со мной произошло там, где я работаю, я хочу знать, сможешь ли ты мне найти этому объяснение. В прошлый вторник на холме, у которого мы живём, дул ужасный ветер. Ты же знаешь, что дом находится посреди леса из эвкалиптов, таких же, какие растут рядом с нашим домом, таких же больших с множеством листьев. И здесь, когда дует ветер, он шевелит листьями. Правда? Ты заметила, что когда ветер очень сильный, кажется, что он свистит? Это называется - улюлюкать".
"Знаешь, той ночью ветер дул так, как будто его принёс чёрт. Представь себе, что ты находишься в маленьком домике в окружении эвкалиптов, и ветви деревьев от ветра бьются в окно твоей комнаты. Если ты встанешь спиной к окну, когда в него бьются ветви, кажется, как будто в него кто-то стучит. Вот так и я чувствовал себя той ночью. Я хотел спать, потому что мне надо было рано вставать, однако, казалось, что кто-то жалуется - этот шум в окне и этот свист - всё это заставляет почувствовать, что ты не один. И несмотря на то, что я твой папа, даже мне было трудно заснуть".
"Но случилась ещё одна странная вещь в ту ночь. У меня не было страха, вместо страха я испытал любопытное ощущение, что кто-то, кого я знаю, меня зовёт. Я набрался смелости, оделся и вышел посмотреть, что происходит. Напротив двери никого не было, и я больше не смотрел на качающиеся деревья и на листья, в которых улюлюкал ветер. Я решил прогуляться и подойти к окну, потому что именно там я слышал, как будто кто-то стучал мне в окно. И знаешь, кого я там встретил? Годофредо! Твой бедный мишка подпрыгивал, как мог на своих толстеньких и коротких лапках, и когда он подпрыгивал, то едва доставал до низа окна, и ударял по нему своей левой ручкой, видишь ли, он - левша".
"Годофредо, что ты здесь делаешь? - я спросил его удивлённо. "Ах, Хосе Луис, как хорошо, что ты, наконец, вышел и нашёл меня. Я здесь уже довольно долго подпрыгиваю и стучу в твоё окно. А каждый прыжок для меня труднейшая работа, ты же помнишь о том, что я плюшевый медведь, я очень устал и думал, что ты не сможешь меня увидеть", - сказал мне он, тяжело дыша. Он присел на камень и затих, облокотившись на колени, как это делают спортсмены после тяжёлых усилий, когда они не могут просто сидеть. "А зачем ты пришёл? Я очень рад, что ты меня навестил, но может, ты хочешь мне что-нибудь сказать, позволь мне принести тебе что-нибудь попить, а потом расскажешь".
"Он выпил стакан воды одним махом, немножко пришёл в себя. "Да, Хосе Луис, это правда, что я хотел с тобой поговорить. Ты - мой друг, ты оставил меня в доме, когда Беатрис собиралась меня подарить. С той поры я знал, что смогу тебе доверить свою проблему, когда она появится. Ну, смотри, ситуация такова: я и все мои товарищи, куклы Люсии, очень обрадовались, когда появилась Наталья Гончарова. Она такая красивая! Мы думали, что прекрасно иметь такую по-настоящему красивую куклу и держались вместе - и Чертёнок; и собака Ротвейлер, ленивая и проводившая все дни, лёжа и отсыпаясь на покрывале Люсии; и деревянный кот без имени, но очень симпатичный; и злая кукла Беатрис (по крайней мере, она говорила, что ей бы понравилось, если бы её назвали Наталья Гончарова); и коллекция крокодилов Люсии; и я, простой плюшевый медведь. Мы все думали, что будем играть с Натальей Гончаровой, а мне кажется, что втайне все мыслили по-иному. И только эта кукла Беатрис просто завидовала Наталье Гончаровой, и это было ещё безнравственнее и ещё омерзительнее, чем просто зависть".
"Но всё вышло не так, как мы ожидали. Однажды, подойдя к нам, Наталья заявила, что с момента её появления никто из мягких игрушек не может играть теперь с Люсией. Представь себе, и мы теперь все с вытянувшимися лицами всё время были раздражены и нападали, время от времени друг на друга, обвиняя друг друга в том, что Люсия не хочет нас больше видеть. Мы понимаем, что Наталья Гончарова красивее любого из нас, и Люсии нравится брать её к своим бабушке с дедушкой, показывать её своим подругам. Возможно, и каждый бы так себя вёл на её месте. Однажды, осмелев - меня воодушевила группа крокодилов - я пошёл ей представиться как Годофредо фон Пушка, поэт. Она даже не обратила ни малейшего внимания на то, о чём я говорил. Сильно опечалившись, я написал несколько стихов, посвящённых Наталье Гончаровой. Я переписал их начисто каллиграфическим почерком с сильным наклоном вправо, как обычно пишут левши. Однако когда я нашёл её и сказал ей, что я написал что-то для неё, она меня выслушала с рассеянным видом и даже не поблагодарила".
"Хорошо, итак, вы все озабочены тем, что Люсия уже не играет со своими игрушками?" "Нет, Хосе, Луис, ну что ж...и да, и нет, как тебе сказать..." и я увидел, что Годофредо хотел мне рассказать о чём-то очень важном, что не касалось того, что Люсия о нем больше не вспоминала. Его очень волновал предстоящий разговор. Я его похлопал по спине и сказал ему, что, конечно, я являюсь его другом, и он может мне доверять, так как я несколько лет тому назад защитил его от Беатрис и мог бы поговорить сейчас и с Люсией".
"Нет, Хосе Луис, неужели ты меня не понимаешь? Проблема не в Люсии, это не та проблема... Проблема в том, что... то, что меня волнует, это...дело в том, что...я люблю Наталью Гончарову! Да, я люблю её, люблю безумно, я, плюшевый медведь, уже не первой молодости, прошедший через руки двух детей и имеющий на сегодняшний день свою третью хозяйку, я, когда я смотрюсь в зеркало, я вспоминаю то время, когда мои глаза смотрели невинно, а моё брюшко было белым как снег! Не знаю, что делать, Хосе Луис, даже не осмеливаюсь поговорить об этом с Натальей Гончаровой после тех стихов, в которых я намекнул о своей любви. Помоги мне, если называешь себя моим другом, ты спас уже меня один раз, скажи, что же мне делать! Меня сюда доставил ветер, сегодня - ночь ветров. Я попросил Западного Ветра, чтобы он принёс меня к твоему дому и помог мне поговорить с тобой. Он - тоже мой друг, но он не знаком ни с Люсией, ни с Натальей Гончаровой".
"Я был сильно удивлён тому, что мне сказал Годофредо и не знал, что ему ответить. Сначала он был очень взволнованным, усталым от длительного путешествия и от усилий, потраченных на то, чтобы достучаться в моё окно. Но он говорил и говорил, и я почувствовал, что его усталость сменилась отчаянием, и в конце одышка его перешла в всхлипывания. "Годофредо, не переживай. Я позабочусь об этом деле, предоставь его мне. Я принёс в дом Наталью Гончарову и поэтому я могу ей сказать, что хотя она и красива, она не должна быть высокомерной, в конце концов, её красота не будет длиться всю жизнь. А Люсия - моя дочь, и она выслушает то, что я ей скажу, потому что она хорошая девочка, потому что она тебя любит, потому что, когда она на меня смотрит, то смотрит внимательно и в конце прикрывает глаза, что означает, что она всё поняла. Возвращайся домой, скажи Западному ветру, чтобы он подул на запад и доставил тебя к себе". После моих слов Годофредо успокоился и обрадовался, затем он позвал своего друга ветра, и я увидел, как они удалились в вихре, а эвкалипты стихли. Я направился домой довольный тем, что мой друг Годофредо меня навестил, и, думая о том, как ему помочь".
"Вот это я и хотел тебе рассказать, доченька. Я и раньше тебе говорил, что ты уже взрослая девочка, и являешься хозяйкой этих кукол, ты сама должна знать, как решить проблему Годофредо".
Всё это время Люсия слушала своего папу очень внимательно, немного покачиваясь и время от времени поднимая ресницы; возможно для неё оказалось сюрпризом, что Годофредо отправился так далеко и совершенно один. Она крепко сжала руки, когда узнала о чувствах медведя, но не прервала рассказ своего папы. Наконец, она посмотрела на папу и прикрыла глаза. Папа и дочь поднялись, и девочка последовала за папой к машине, зная, что этот разговор касался именно того, о чём папа хотел с ней поговорить.
Несколько последних дней недели все в доме наблюдали, как Люсия прогуливалась с Годофредо, и видели, как она удалялась с ним в другой конец зала, и казалось, что она разговаривает с медведем.
В конце следующей недели, всю субботу, Люсия была очень серьёзной. Мама смотрела на неё и не понимала, что происходит. Она думала, что Люсия, видимо, неважно себя чувствует. Папа тоже за ней наблюдал, но он знал, что девочка думает о Годофредо.
В полдень в воскресенье Люсия позвала всю семью в свою комнату. Она приводила их по очереди, сажала на стульчики, расставленные около стены, и попросила всех сохранять тишину. Затем взяла своих родителей за руку и посадила их на стульчики сзади, а на освободившиеся места посадила других кукол. Впереди у стен она поставила чайный столик, накрыла его белой скатертью, на которую поставила две свечи, которые она нашла на кухне. По центру стояла ваза с цветами, которые она сорвала в мамином саду. Она попросила папу зажечь свечи, направилась в чулан и оставила всех в ожидании. Спустя несколько мгновений зазвучала мелодия из включённого ею магнитофона. Люсия вернулась в комнату. Она держала в одной руке Годофредо, а в другой - Наталью Гончарову. "Годофредо и Наталья собираются пожениться" - сказала всем девочка. Она посадила игрушки прямо перед алтарём, взяла требник, переживший дедушку, открыла книгу посередине и притворилась, что читает. Она спросила кукол, согласны ли они быть супругами, куклы ей ответили, что согласны, и она объявила их мужем и женой.
В течение нескольких недель Хосе Луис думал о Годофредо, когда шёл домой; ему казалось, что Годофредо был счастлив и благодарил его.
Любовь Натальи Гончаровой к Годофредо не была долгой. Это была любовь юной красавицы к мужчине в годах. Несколько месяцев спустя, две эти игрушки определённо отдалились друг от друга. Наталья Гончарова оставалась любимицей Люсии, а Годофредо был забыт и жил в изгнании с другими игрушками этого дома.
Однажды Хосе Луис спросил Годофредо, как так произошло, почему они не были больше вместе с Натальей Гончаровой. "Видишь ли, друг мой, я делал всё, что в моих силах для Натальи Гончаровой, я ей писал стихи и был готов сразиться на дуэли с любой новой или старой игрушкой, но не в этом дело. Мне кажется, что Наталья Гончарова не любит меня, потому что я - левша".
Хосе Луис предпочёл ответить Годофредо, что он, видимо, прав.
Сегодня обе игрушки находятся в ящике. Волосы Натальи Гончаровой потеряли свой блеск, а кожа - прозрачность; и кажется, что она уже не обращает внимания на то, что Годофредо - левша.