Я был уже старым котом, когда стали появляться люди на моих землях и осваивать их. Люди рыли канавы, приезжали на грузовиках и пугали зайцев, которых я обычно ради развлечения преследовал. Иногда им удавалось от меня убежать, потому что я был сыт, наевшись накануне, и чувствовал тяжесть в желудке. А спящий и довольный кот, свернувшийся в клубок, сильно отличается от голодного, охотящегося за добычей, когда солнце уже светит не ярко, но ещё освещает местность оттуда, где оно прячется. В это время можно удивить и зайцев и мышей. Когда прибыли люди со своими грузовиками и со своей суматохой, зайцы испугались и устремились к холмам; а я не последовал за ними из-за усталости. Эту историю я уже переживал в одной из своих семи предыдущих жизней, и мне не хотелось бежать от людей.
Есть коты, которым нравится быть с человеком, но лично мне эта компания никогда не казалась прекрасной. Нас, котов, обвиняют в капризах и эгоизме, но я полагаю, что люди хуже нас. Они разрушают то, что есть, чтобы построить себе дома и улицы или же просто потому, что им нравится чувство превосходства. Некоторые гоняются за нами, бьют нас и причиняют нам страдания. Я вспоминаю Моро, чёрного кота, которого поймали мальчишки и привязали ему на шею ботинки. Они заставили его бежать, а от шума, от которого он бежал, не удавалось спастись. Бедный Моро сдох и его бросили там, в поле. Он лежал с открытыми глазами, с затихшими ботинками, всё ещё привязанными к шее. Я пошёл посмотреть на него ещё раз ночью, когда мальчишки разошлись по домам. Я сказал Моро, что ему не нужно было приближаться к ним, я напомнил ему о своих советах, которым он никогда не хотел следовать. Он посмотрел на меня мёртвыми глазами, мертвыми глазами он меня поблагодарил, мёртвыми глазами он мне сказал, что я его друг.
Иногда меня отгоняли люди, возводившие высотные здания с узкими коридорами. Теперь же, устав взбираться на холмы, а также не имея желания проживать вместе с людьми, я пришёл к выводу, что они стали работать по другому: я не видел зданий, они строили только улицы. Возведя большой дом там, куда приезжали грузовики, они отмечали какие-то линии белой краской, но уже больше не строили. Потом я заметил, что они выкопали глубокую яму, вынули оттуда землю, вывезли её в грузовиках и залили фундамент в этот образовавшийся котлован. Это было лучшее время для нас, со мной оставались некоторые из моих друзей, а мыши, жившие на месте нынешнего котлована, не знали куда деваться - они просто бегали среди камней, и их можно было легко поймать. Мы развлекались тем, что охотились за мышами и просто убивали их, потому что были довольными и неголодными. В конце концов, и нам, как и людям, нравится разрушать, но мы это делаем своими собственными когтями, не пользуясь огромными машинами, делающими всю работу за нас. Нам приходится подвергать риску когти хотя бы потому, что мышь передвигается очень быстро и когти в итоге царапают камень. Затем началось строительство ограждения и понемногу мы поняли, что оно предназначено для прогулок между улицами. Мы стали развлекаться тем, что вылезали через ещё не закрытые отверстия, искали зайцев, убежавших на холмы, и возвращались уже в предрассветной темноте в свои домики, которые мы сделали посреди материалов, сложенных то здесь, то там.
Ограду делали всё длиннее... Когда мы спохватились, она уже была слишком высока, и её невозможно было перепрыгнуть. Если нам было нужно выбраться, то это можно было сделать только по дороге, по которой проходили грузовики. Но там всегда находились люди, а с ними нам не хотелось встречаться, ведь они забавлялись тем, что бросали в нас камни. Но затем мы заметили, что внутри под оградой места было всё ещё много, и что мышей там в изобилии, а какие-то зайцы проделали дыры в её нижней части. Иногда, когда они появлялись на наших землях, мы могли развлечься и поохотиться за ними. Нам казалось не так уж и плохо, что мы остались жить здесь.
Спустя некоторое время появились вместе с улицами и конструкции, большие дома с расстояниями между домами, где всё ещё имелись мыши, и куда понемногу приезжали люди - господа с очень маленькими детьми, которые пока не научились привязывать ботинки на шею котам. Некоторые из моих друзей решили прикрепиться к кому-нибудь, думаю, что у них всё хорошо. Я видел их по ночам: они ходили толстые и довольные, ели и спали в течение дня, а выходили только ночью. Всё же коты есть коты, и мы хотим увидеть луну, и нам нравится почувствовать свежий ветерок, и даже не из-за голода, а из-за азарта мы бегаем за мышью, загоняем её в угол и затем убиваем.
Но эти коты уже поели и не были голодны. Я должен был продолжать охотиться, ведь мыши - моя еда, а приспособиться к человеку я никогда не хотел.
'Посмотри на себя, ты уже старый кот, что тебе здесь оставаться одному? Лучше подойди к какому-нибудь дому и тебе дадут молока'.
Но я никогда этого не желал. Предпочитал жить как жил. Воспоминания о Моро приходили мне в голову, и я начинал думать о том, что новые детишки мне привяжут старые ботинки, и в конце концов, я буду лежать с мёртвыми, ничего не видящими глазами, а мои друзья мне скажут: 'если не мог выбрать, надо было нас спросить'.
Понемногу я остался совсем один. У всех моих друзей уже были дома, а мои подруги, когда невестились, предпочитали котов более ухоженных и менее уставших, чем я. Были годы, когда нас не волновало - что старый кот что юный кот. А теперь я понимаю кошек. Кроме того, я потерял клык в драке с недавно появившимся молодым котом. А ещё, живя свою восьмую жизнь, удирал от собаки, которую не заметил однажды утром, когда спал, ведь я всю ночь гонялся за зайцами на землях рядом с холмом. Кроме того, кошкам нравится отточенное мяуканье. Когда я был молодым, я пел верно, а сейчас, состарившись, я сам себя пугаюсь, издавая вопли. Мяуканье может быть ужасным, но если кот молод и силён, кошка забывает про это. Но когда кот старый, именно на это кошки обращают внимание и не хотят его видеть.
В глубине участка находился дом с двумя дверями, и мне показалось, что всегда открывается только та, которая выходит на улицу. Однажды ночью я оставался у двери, находящейся в глубине, у той, которая не выходила на улицу. Место мне показалось спокойным для отдыха после последней стычки с молодым котом. Вдруг дверь открылась как раз там, где я прилёг. Я подпрыгнул от ужаса, я никогда не нравился людям. Но господин, открывший дверь, увидев меня, не закричал и ничем в меня не кинул. Он произнёс кис-кис, но я едва мог это слышать, так как опрометью уже бежал по направлению к изгороди. Затем вышли две девочки. Увидев меня, они сказали господину, что хотели бы иметь кота. Я никогда не думал о девочках, в основном - о мальчиках. Казалось, что эти девочки не будут привязывать ботинки на шею, но для меня всё же лучше оставаться подле изгороди.
На рассвете я обнаружил блюдечко с молоком у двери, где ночевал. Я уже давно не пробовал молока, и пил только воду из луж или из-под подтекающих кранов. Я привык к этому, и неудивительно, что молоко закончилось в один присест. Так стало продолжаться и в последующие ночи. В один из дней я услышал, что господин называет меня Пиратом, потому что я родился с двумя чёрными пятнами вокруг глаз, и они чётко выделялись на остальной белой шкурке. Меня можно было заметить и людям, плохо видящим днём и ничего не видящим ночью. Теперь я привык к блюдцу молока, и перед восходом солнца, я приближался к этой двери, смаковал свежее молоко и думал, что возможно, мои друзья были правы - лучше быть котом в богатом доме, чем женой бедняка. Эти слова я слышал от одного из каменщиков, и теперь понял почему: жена должна готовить еду каменщику на работу, а господа дают еду коту.
Однажды рядом с молоком появилась коробка с входом, сделанным сбоку, как будто специально для меня. Я слышал, как одна из девочек, думаю, младшая, говорила, что уже сделала домик для Пирата.
Но мне домик не приглянулся: если находишься внутри, то для выхода надо пользоваться тем же входом, а это не то же самое, когда находишься на открытой местности и можешь бежать в любом направлении. Но сверху на коробке лежал кусок материи, она была гораздо удобнее, чем твёрдая почва, и я устроился на ней спать. На следующий день подошёл господин, забрал меня и принёс в дом. Там, внутри, была одна из этих ухоженных и одиозных кошек, никогда не обращавших на меня внимание, из-за неё-то я часто и дрался. Она на меня заворчала и захотела наброситься, но господин меня защитил, а маленькая девочка попыталась её убедить, чтобы она меня не трогала, и я смог попить молоко в доме. Подошла девочка постарше, она всегда только смотрела, когда я пил молоко. Но вот подошла госпожа и начала ругаться с господином и на детей. Сказав, что в доме итак достаточно животных, она вышвырнула меня на улицу.
Иногда господин опять забирал меня в дом, но я мог там находиться только тогда, пока в доме не было госпожи. Видно было, что она не в духе и, что была бы её воля, она бы привязала бы ботинки мне на шею, чтобы я бежал, пока бы у меня не разорвалось сердце, как у Моро. Эта госпожа убедила меня в том, что мне нельзя иметь дом. Я об этом подумал снова, потому что господин, мальчик и девочки со мной хорошо обращались, а кошка просто меня игнорировала, не пытаясь больше со мной драться, но госпожа никогда не хотела, чтобы я там находился. Она говорила, что я некрасивый, старый, мяукаю хуже, чем ненастроенный оркестр, и не гожусь даже для того, чтобы ловить мышей. Госпожа, впрочем, была права, иногда я полагал, что слова её справедливы, ведь кошка возвращалась домой с птицей в зубах. А я - я никогда не охотился на птиц, а теперь, когда стал старым, тем более. Таким образом меня отлучили от дома. Я пришёл сюда, чтобы увидеться со своими друзьями, мы разговаривали по ночам, ловили мышей и жили хорошо. Но всегда было предостаточно драчливых котов, и так как мне не позволили остаться, очень скоро я был ранен, потому что уже не мог защитить себя должным образом. И тогда я возвращался к дому, я знал, что меня будет ждать блюдечко молока, оставленное специально для меня.
Однажды я увидел того господина в другом доме, только что построенном. Он остановил машину и окликнул меня по имени и сказал, чтобы я поехал с ним. Но я всегда был здесь и не удостоил его вниманием. Я предпочёл спрятаться под досками, господин уехал, и я его больше не видел.
Я его больше не видел, потому что я умер. Я хотел побежать за мышкой, выскочившей из-под материалов. Мышка побежала через улицу, я - за ней, и меня переехала машина. Я почувствовал удар в бок, меня подбросило, и затем колёса раздавили меня, сплющив тело от живота до хвоста. Это не так уж и плохо, лучше умереть так, быстро, чем всё время сражаться за еду лапами, которые уже не слушаются тебя, как во времена молодости. Сначала мне было больно в том месте, где проехало колесо, но затем боль утихла. Я хотел поднять голову, но не смог, я хотел мяукнуть, но мне не хватало воздуха, я хотел посмотреть, что произошло, но у меня всё расплывалось перед глазами. Был полдень, солнце светило прямо сверху, и у меня не было даже сил закрыть глаза. И так я остался лежать, с открытыми глазами, которые уже не были нужны для зрения. Остались только тишина и темнота. У меня ничего не болело, я только вспоминал то время, когда был юным, я вспоминал первую пойманную мышку, первую кошку, кота Моро, и девочку, которая меня называла Пиратом.