Меня зовут Пристегнитеремни, и я глава острова Тали. Мы богаче атолла Пилз, что лежит на пути рассвета скомканной набедренной повязкой, и у нас больше воинов, чем на Главешти, белеющем на закате выеденным панцирем краба. На Тали нет туристов и миссионеров, бездельников и изгоев, и торговцы, выкладывая утром товар, знают, что должны отчалить до ночи. Мы соблюдаем карантин.
В то утро меня разбудил быстроногий гонец и позвал к южным скалам, где ревел прибой, и где, несмотря на эту природную защиту, я приказал поставить охрану. До сих пор она ни разу не поднимала тревоги. Черный воин отделился от темного камня и плавным жестом указал на лодку, бьющуюся в волнах. В лодке сражался со смертью старик.
Сверху было видно, что он слаб, но упорен. Он уже понял, чем грозят рифы, к которым несет его судно, и делал теперь то, что должен был сделать с самого начала - изо всех сил греб в открытое море. Будь он моложе и сильнее, будь у него оба весла в уключинах, он бы спасся и смог причалить к острову с севера; время северных ветров еще не пришло. Но весло было одно, старик держал его в руках, отчего работать им было гораздо труднее. Взмахи весла становились все реже, и пена откатывающихся от скал волн уже достигала челна.
Я не хотел мешать судьбе чужака. Его лодка пуста, лишь на корме куча тряпья, значит, он не торговец, и ему нечем будет заплатить за спасение. И нам не нужны чужие мужчины, даже как рабы.
Но когда, наконец, он опустил руки и в отчаянии сгорбился на скамейке, тряпье за его спиной вдруг зашевелилось, и из него выбралось маленькое существо. Длинные волосы, платьице - девочка.
Это меняло дело. Я кивнул, и четыре воина сорвались с места. И с быстротой летящей стрелы навстречу лодке понесся боевой челн.
Воины принесли чужаков в хижину Некурить - моей сестры и колдуньи племени - и уложили на циновки. Я рассмотрел старика: вблизи он оказался еще немощнее, чем виделся в лодке. Его кожа когда-то была белой, но теперь приобрела бордовый оттенок - там, где не пошла пузырями и не покрылась черной коростой, как на плечах, спине и на лице; пальцы скрючились, губы распухли. Он хрипло дышал и не открывал глаз.
Девочка была худой, но почти не поврежденной, если не считать воспаленной ссадины на руке; она спала. Ей было на вид лет пять, старику - около пятидесяти.
Из лодки достали маленький запертый ящик и поставили возле старика. Это его имущество - пока я не решу иначе.
- Как ты думаешь, они не балома? - спросил я сестру.
- Остров мертвых лежит к северу от нас, - ответила она.
У вождя многочисленного народа всегда много дел. Нужно решить, когда колоть свинью и когда сажать ямс, нужно воспитывать молодежь и улаживать споры между охотниками. А скоро начнется праздник невест, и к нему надо будет выбрать девушек, которых мы отдадим соседям. Знать бы еще, скольких отдадут нам.
За делами я провел день, и зашел к сестре уже в сумерках.
Чужая девочка сидела на корточках у огня, шевеля палкой угли; старик лежал на циновке, кажется, в той же позе, что и утром, но был в сознании, и внимательно слушал Некурить.
- ...и тогда наш отец сошел на землю в огненной колеснице и подарил нам этот остров, - заключила колдунья.
Она всегда рассказывала эту историю в ответ на расспросы, почему у нас такие необычные для народа киливила имена, и как случилось, что вождь очень молод. Большинство пришельцев ответом удовлетворялось; хватило и старику.
- Я так и думал, что это был самолет, - пробормотал он. - Странно, что на месте крушения нет часовни...
Меня заметили, девочка подошла к старику, обняв его колени, на них кожа была почти не воспалена. Я присел у циновки и положил руку на ящик, прикрытый сейчас тряпкой.
- Что это?
Старик облизнул губы.
- Это очень ценная вещь, - сказал он. - Это лекарство.
Его тон стал заискивающим, глаза влажно заблестели.
Некурить заинтересованно пододвинулась.
- Открой!
Старик чуть замешкался, потом повернул ящик к себе и несколько раз по-особому нажал заскорузлым пальцем на выпуклые железные завитушки крышки. Я посмотрел на сестру: магия? или механика?
Ящик щелкнул и раскрылся. Внутри был пенопласт - точно такой, как в коробках торговцев виски - и в этом пенопласте лежала серая металлическая палочка размером со средний палец мужчины. А больше там не было ничего.
- Как пользоваться этим лекарством?- спросил я. - От чего оно?
- Его надо принимать, когда еще не заболел, - ответил старик.
- Он бредит, - заключила Некурить.
Я определил старика к женщинам, чтобы был на глазах и присматривал пока за дочкой. Это никак не могло ему повредить, в охотники или воины он не годился ни по возрасту, ни по происхождению. Мало того, признав мужчиной, мы обязаны были убить его до истечения ночи, как велел обычай. Но Некурить отрицательно качнула головой, и он отправился спать к старухам.
В женской работе нет ничего сложного, и днем он уже бодро месил глину для посуды под одобрительные смешки молодух и ворчание их матерей. К девочке подошел самый мелкий из наших карапузов, едва научившийся стоять на ногах, и торжественно протянул обслюнявленную щепку.
- Н-ня!
Она в ответ улыбнулась.
Через день случилась неприятность. Мина, дочь Неру, пришла к молодому охотнику по имени Навир и прилюдно стала есть из его миски. На островах Тробриан это означает одно - заключение брака, и я бы объявил праздник, будь Мина чужой. Но она с нашего острова, а остров на карантине.
Это не прихоть, не суеверие, не заблуждение дикарей. Многие из моего племени умеют читать, и протестантские священники когда-то открывали здесь школу. Это суровая необходимость - держать карантин, потому что с тех пор, как зажглось второе солнце на юго-западе, умер остров Австралия, а наша земля стала проклятой и рождает уродов. Особенно, если в брак вступают люди одного острова.
Неру пришел просить за дочь, и я принял выкуп - две свиньи и две корзины ямса. У племени будет пир, хотя и по невеселому поводу.
Потом привели Навира, и я дал им с Миной один час.
Для церемонии освободили хижину НеКурить. Пришлую девочку отправили к детям, и она замерла среди них испуганным дикобразом; старика перенесли ко мне поближе, в центр площади, где на циновках накрыли для всех богатый ужин.
- Что они будут делать в хижине? - спросил старик.
- У них свадьба, пусть насладятся друг другом.
Он смущенно покашлял, потом собрался.
- Великий вождь Пристегните Ремни! - сказал он торжественно; в его произношении мое имя звучало странно. - На своей родине я был великим ученым, ...то есть, просто ученым... неважно. Я представляю собой большую ценность, и ты можешь получить много ценн... полезных вещей и денег, если переправишь меня на большую землю - хотя бы на Гвинею или Новую Британию. Ты сделаешь это, вождь?
- Нет, - сказал я.
- Но почему?
- Карантин. Ни один мужчина не может покинуть остров, это закон.
- Не может быть, чтобы это было настолько серьезно, - удивился старик.
Я не ответил. НеКурить дала знак, и над площадью поднялся рокот тамтамов. Он нарастал прибоем, выл южным ветром и ревел бурей. Он увлекал за собой и с размаху бросал на скалы; он завораживал и опьянял.
Самым искусным музыкантом был Неру, и он превзошел самого себя.
И вдруг его инструмент вместо песни рассыпался тревожной дробью и зарыдал.
Почти сразу бамбуковая завеса хижины колыхнулась, на порог вышел гордый и бесстрашный Навир и поднял руки в жесте победы. Тамтамы смолкли, мать Навира закрыла лицо руками.
И тут же в грудь охотника разом вонзились три стрелы.
- Зачем?! - потрясенно спросил старик.
- Замужнюю женщину нельзя отдать на другой остров, - пояснил я. - Но можно выдать замуж вдову.
Три дня я был занят отбором невест. Взял, разумеется, Мину, еще трех девушек подходящего возраста и Клото, которой исполнилось только тринадцать, но которая пошла в отца - самого рослого моего воина. Он отдал ее сейчас, выговорив невесту старшему сыну.
Пришлось встретиться с Кохо, который прибыл с Главешти на железном слепом челне. Кохо считал обычай вырезать лодкам лица суеверием, хотя сам однажды чуть не заблудился, возвращаясь в сумерках домой. Вождь Главешти пообещал дать шестерых невест и записать долг за Тали. Это неплохо, с потерей Навира шесть женщин закроют все наши потребности, а на следующий год созреет новая поросль.
Чужак, который начал уже потихоньку ходить, увидев челн Кохо, доковылял к лагуне. Он не решился приблизиться к воинам, сидевшим на берегу, но пристроился под пальмой невдалеке и просидел так до полудня. Кажется, он разочаровался, увидев Кохо, так как не сделал даже попытки подойти к нему; возможно, он ждал белого человека. Наивный, я не видел их десять лет.
Вечером он прислал за мной НеКурить.
- Что ты решил насчет нас, вождь? - тихо спросил старик, поглаживая волосы спящей девочки.
Он выглядел значительно лучше, чем в день спасения, но я понимал, что охотником ему не быть. Как и рыболовом, учителем или даже дубильщиком шкур. Его не возьмет ни одна семья, и если не случится чуда, он пригодится только для одного - стать приманкой для акул на ежегодном празднике Мако. Иногда приманка выживает.
- Насчет тебя я еще не принял решения, - честно ответил я; до праздника Мако еще целый сезон дождей. - А девочка будет воспитана племенем.
- Почему-то я так и думал, - сказал старик горько. - Моя яхта сгорела, друзья погибли, а мы спаслись лишь для того, чтобы попасть в плен к белым дикарям!
- Ты напрасно гневишь богов, чужак! Если бы я не послал челнок, ты в тот день пристал бы к острову мертвых! Благодари за спасение девочку; я завтра решу твою судьбу!
Он молча склонил голову.
Вождю племени не всегда удается выспаться по ночам. Когда случается ураган, совершают набег пираты или на рифах вдребезги разбивается корабль, меня будят и зовут управлять людьми и событиями. Моя сестра НеКурить помогает мне магией, и мы всегда побеждаем, потому что мы - дети богов, спустившихся с неба на огненной колеснице, чтобы подарить нам остров.
Меня разбудила в полночь сестра, но в этот раз некого было побеждать, все уже сделали до нас.
Мои воины вновь принесли в хижину НеКурить старика и девочку, но девочка теперь билась в рыданиях, а старик был белее песка, и в глазах его росла боль. Причиной боли была стрела, засевшая под его правой лопаткой, с наконечником, наколовшим изнутри кожу груди. Из-за стрелы старик лежал на боку.
- Он пытался бежать, - сказал старший воин. - И украл челнок.
Я отпустил воинов и присел рядом со стариком.
Он дышал, и кровь пузырилась вокруг древка стрелы, такие же пузыри были на его губах. Хорошо, что НеКурить не дожидалась рассвета.
- Ты умираешь, старик, и, может быть, это к лучшему, - сказал я. - Так ты пошел бы на корм акулам, а теперь родишься вновь на острове Тума, и, как знать, может, в виде балома вернешься к дочери и вложишь ей в утробу здоровый плод. Кому за этим следить, как не духам предков?
Он вдруг попытался засмеяться, и странен был этот смех.
- Конечно, кому, как не им...Я сжег яхту, чтобы добыть единственный образец, но напрасно... Ваша болезнь - боевой вирус, на него нашли средство... а я не могу оставить лекарство дочери! Дух предков - чтобы ей объяснить, нужен дух предков - ха!..
Он поперхнулся и сухо закашлялся, я терпеливо переждал приступ.
- Ты можешь верить, во что хочешь, чужак, - сказал я. - Но ты окажешь дочери услугу, если дашь ей хотя бы имя, пусть даже ты плохой отец, и у тебя нет для нее амулета.
- Амулет? - встрепенулся он. - Амулет есть.
Оскалившись от боли, он зашарил в узле, с которым пытался бежать, и достал из него свой ящик. Морщась, левой рукой нажал на узор и, вытащив из пенопласта серый стержень, протянул его мне.
- Вот, надо только продеть веревку...
Я посмотрел в его глаза, уже подернутые дымкой смерти.
- Ее имя, старик! Быстрее!
- Вакцина... Ее зовут Вакцина...
Он выполнил свой долг.
Я - вождь ПристегнитеРемни, и я правлю островом Тали. Мы богаче атолла Пилз, чьи рифы бусами окаймляют лагуну, и у нас больше воинов, чем на Главешти, чей берег защищает скала. Мы соблюдаем карантин и всегда ведем честный обмен.
В этот год на Главешти поедет девять невест - на две больше, чем пришлет Кохо, и это хорошо. Теперь я могу взять себе Вакцину, которая уже подросла - НеКурить говорит, ей пятнадцать. Мне давно нужна новая жена, и закон не будет нарушен - ведь Вакцина пришла с другого острова.
Ей не придется больше сажать ямс и собирать копру, у жены вождя найдется другое дело - она нарожает мне детей.
И дух старика будет доволен: я собираюсь оставить ей ее имя, и буду бережно хранить амулет.