|
|
||
18
Олег Гончаров должен подкорректировать
"Милосердие?"
Помните, у Зощенко рассказ такой есть, как одного мужика в общественной бане подраздели малость? Его один артист красочно так читает под аккомпанемент рояля. Филиппенко, вроде у него фамилия. Он еще все чаще всяких там шпионов и предателей в кино играет. Лицо, стало быть, у него такое шпионское. Так вот, чего я хочу сказать: тот ворюга, из рассказа, который бедного гражданина обчистил - младенец в сравнении со столичными ребятами. Это я вам вполне официально заявляю - на себе же испытал.
Приезжаю как-то в столицу приодеться малость. Нам тут к празднику премию ни с того, ни с сего дали. Дай, думаю, поеду, погляжу. У нас так хоть шаром покати. Продавщицы бедные те вообще говорить разучились. Кроме как "Нет" или "Ишь, чего захотел?", выговорить не могут. Разучились, болезные. Раньше-то в магазин зайдешь - хошь пальто бери, хоть ватник. Правда, отличались они друг друга только ценой, но выбор, опять- таки, был. Так вот. Приезжаю я в столицу и сразу же по магазинам, разумеется... Зашел в один, зашел в другой и что-то не пойму. На улице народ весь в джинсовом да кожаном ходит, а в магазинах, окромя похоронно-черных драповых пальто с облезлыми каракулевыми воротниками, ничего нет. Короче, полдня зря проходил, купить нечего. А в то, что продают - впору леших рядить. Выхожу я, значит, с этими грустными мыслями из очередного супермаркета, а тут меня мужик какой-то пальчиком манит. Видно у меня на роже, словно на фотографии, было отпечатано то, чего я хочу. Подхожу, а он мне: "Гутен таг!" И на сумку мою показывает. Заглянул я туда, а там битком шмутья всякого! Слава Богу, думаю, что заграница на свете существует. Не даст советскому пролетарию в ватнике и галошах помереть. Отошли мы с ним за угол и только я на себя курточку стал напяливать, как вдруг голос сзади: "Спекулируем, граждане?" Я и обмер весь. Оглянулся - стоят два мужика буфетных размеров и глаза делают строгие. Мой иностранец потихоньку с меня курточку начинает сдергивать и норовит ее обратно в сумочку запихнуть. Да не тут-то было... У меня кулак от неожиданности словно деревянный стал: не разжимается. Тогда один из пришедших, предварительно издали помахав перед нашими носами какой-то книжицей, строго так говорит: "Пройдемте, граждане, в машину. Доставим вас в отделение на предмет составления протокола". Я тут взмолился: "Братцы, говорю, граждане, ну при чем тут я? Он же сам, барыга проклятый, меня позвал... Вы бы, голубчики, отпустили меня с Богом..."
- Тогда брось куртку, - говорит один, - отпущу. - Я, конечно, попытался, а рука проклятая, пуще прежнего сжалась, аж посинела вся.
- Ах, ты так?! - Прорычал тогда второй и взял меня за локоть словно щипцами.
- А ну, веди их, капитан, обоих. Там разберемся. - И поволокли. Только мы из-за угла, а там уже такси стоит под парами. Втолкнули нас на заднее сиденье и повезли. В машине я немного отошел и спрашиваю: "А чего вы, товарищ капитан, нас в такси раскатываете?! Неужто, служебных не хватает? Уж больно не по правилам все это." - Сказал я и сижу, жду реакции капитана. Долго ждать, правда, не пришлось. Секунды две. Ответ пришел в виде пудовой зуботычины, от которой у меня голова как бы отделилась от шеи и полетела в темноту...
Очнулся от ощущения сырости в области спины. Открываю я глаза, а надо мной этот чертов спекулянт, согнувшись стоит, но почему-то голый. Что-то лопочет и утирает слезы кулачком. Поднялся я кое-как и тут же чуть не упал: и меня непутевого в чем мать родила оставили. Ох, граждане, и тоскливо же мне тогда стало! А иностранец проклятый все норовит меня в грудь толкнуть и чего-то там по-своему визжит. Тут уж я полностью отошел от "ответа" да как обложу его десятиэтажным, он и затих. Оказывается, правду мне свояк когда-то говорил, что русский мат - язык международного общения. Понял, бесов сын. В общем, стоим мы с ним в таком вот безобразном виде и каждый о своем думает. Оглянулся я, сквер какой-то, аллейки, лавочки и вокруг ни души. Стоим. Срамные места ладонями друг от друга прикрываем. Когда гляжу, а он, подлец, в носках топчется. Во, думаю, гады! Своего обобрали до нитки, а как иностранец - гляди и носки оставили, чтоб не простудился случайно. Мне сейчас хотя бы галстук, было бы чем удавиться. Ведь срам-то какой! И ни одного милиционера вокруг. Когда не надо, так они с дубинками на каждом углу стоят, а тут как вымерли все. Стоим. Когда немец мой вдруг наклонился, быстро снял носок с левой ноги и на срамное место, значит, в аккурат его напялил. Это чтоб руки свободные были. Во, думаю, гад, сообразительный, какая никакая, а одежда. Я бы ни в жисть не догадался. Что значит, заграница! Что значит культура! От того и отстаем мы от них, так как не знаем толком, где, когда и какую вещь куда выгодней приспособить. Дай, говорю, и мне второй носок! Чего в одном-то стоять без толку. И на пальцах показываю, дай, мол. А он в ответ улыбочку такую ехидную на лице смастерил и отвечает: " Найн, найн, Пьер Карден!".
- Ах ты, сукин сын! - Говорю ему, - Ну и что из этого, что Пьер Карден. Эка невидаль! Для дела же прошу, не для форсу. - А он свое заладил: "Найн, найн, Пьер Карден!" Представляете, штучка какая?
- Тогда, - говорю, - давай меняться: Я тебе спасибо, а ты мне носок, идет? - А он, сволочь, головой машет и говорит: " Найн, нихт спасибо, дэньга дафай, маны, понимайт?!" Я от этих слов аж икоткой зашелся. Это же нада!? Стоит голый дурак посреди города и еще за свой вонючий носок денег требует.
- Ну, - говорю ему, - братан, ты же и сволочь. Молись своему богу, если он у тебя есть, сейчас я тебя бить начну, по-русски. - Только он вдруг сделал страшные глаза и с криком: "О, майн Гот!", - присел.
Оглядываюсь, мама родная, целая делегация на нас движется, а впереди мальчонка, шустрый такой, все пальцем в нашу сторону тычет и громко смеется. Тут уже я озверел. Схватил иноверца этого одной рукой за горло, а второй - носок с его правой ноги срываю. Как раз в аккурат поспел себе приладить - граждане подошли. Остановились они в метрах шести от нас, молчат и смотрят.
- Чего, - говорю, - уставились, товарищи? Не видите, у людей несчастье приключилось. Дали бы лучше прикрыться чем.
- А тебе зачем, дядя? - Это из толпы голос ехидный. - Ты вон уже как бы одет... - и показывает на прилаженный носок. - В самый раз. И товарищ твой тоже одет вполне сносно. Куда, если не секрет, собрались, граждане? - Ну, все, конечно, от хохота за бока. А тут девица из толпы выскочила юбчонка на ней, я вам скажу, у меня брючный ремень шире был, полное декольте, из которого две пупочки торчат в разные стороны - это сейчас грудью называется. Выскочила она, да как заорет: - Да что вы на них, граждане, смотрите, бейте их! Не видите, это же гомосексуалисты?! - К счастью, какая-то старушонка с проржавевшими суставами из толпы вывалилась.
- А что, собственно, здесь происходит, господа? - Пропищала она, цепляя на нос старорежимное пенсне на цепочке и, присмотревшись, враз стала пунцовой. - Господа, так они же совершенно нагие! Как это прекрасно! Как это мило с их стороны! Ах, молодость, молодость! - И, видимо, вспомнив свое бурное дореволюционное прошлое, начала элегантно падать в обморок.
- Вот, видите, граждане, - прокричал красномордый мужик в кожаной куртке, - до чего старушку довели! В милицию их сдать! Где милиция?!
- Вот и я, граждане, - подхватываю я, - Где милиция? Тут, понимаешь, раздели среди бела дня и никому дела нет. Позовите сейчас же милицию кто-нибудь! Доколе срам такой терпеть будем? Развелось ворья сверх всякой меры. Ладно, меня свои же раздели, а иностранца зачем? Человек, может, по путевке к нам прибыл. Страну посмотреть, себя показать.
- Вот, вот! - Подхватил красномордый. - Показал себя в полной, так сказать, красе. А носок-то, зачем пришпандорил? И гражданина нашего подобным гадостям учишь. Эх, Европа! - И, мрачно сплюнув, пошел прочь.
- Граждане, - кричу я ему, - позовите, пожалуйста, милицию. Пусть приедут, а то стоять в таком виде совершенно невозможно, да и вечереет уже!
- Ну да, - отозвалась за него девица с пупочками вместо грудей, - была охота в свидетели записываться, сами натворили делов, сами и разбирайтесь! Привет, гомики!
Так и вечер наступил. Толпа понемногу рассосалась, а проходивший мимо подвыпивший солдат сжалился и дал нам с иностранцем по портянке. Так и обошлось. Вы скажете, к чему я вам все это рассказал? Да все потому, что случись это не со мной, а с любым из вас, результат был бы тот же. Так что подумайте, прежде чем смеяться над голым человеком, случайно когда-либо встреченным вами среди бела дня в многомиллионном городе...
02.01.1990г.
3
|