День слюнями промок и сладострастной
Пастью белой инея холода напряженья,
Железой протекая по свежему мясу,
Разноцветному мясу толкущихся пешеходов...
Языком расточая небные рельсы до блеска
Слизывая, чавкая пищу немых прохожих
И ледышки лиц прожевывая хрустящих,
Растирали город зубами сырых бордюров...
Унося в далекие страны по черным трубам,
Проварив в холщовых мешках жестоких,
Пронося по путям извилистым потусторонним
В пасть огромную дышащей зимней ночи...
__________________
Крошила вьюга мелкие переломы
В глаза летела песком сырая оторва,
Летела платьем свадебным и щипала
Целое тело выкручивала наружу...
Крошила вьюга кашу сырую клеток,
Сливаясь с ватой души и пеной
Нашего рта, когда мы шагали ногами,
Где притаился запах тепла и тела...
Горела краской и выжигала колко
Глазную пленку рябью прикосновенья...
Клевали птицы крохотные мороза,
Дробили в кровь и крошево переломов...
__________________
Разрубая гнилым топором слякоть
Мутного тела кроваво-белесой плоти,
Надрывая кромешно на брызги грязи,
Стукая лезвием внутрь кости.
Разрывая на жилы тугое мясо
И блестящим железом кривых зарубок
Разрубая смесь языков пожара
И врубая смачно в размах и похоть...
Напряженную слизь раскрытого глаза
Расчленяя слабость и щели жидкость,
Раскаленную плоть разрывая с паром,
Отделяя мясо от костных пленок ...
И выплевывая черные битые зубы,
Вынимая соки с оттяжкой взмаха,
Разрубая бледным разводом стали
До глубин пресное нежное мясо...
И на части отдельные бледного света
Черно-красных пучин перемешку стяжек
Горловых и чмокающих разворотов
Топоры кромсали, свистели крылья...
Размозжили бредом на треск и уголь
Заплевали смачно на голость стенок,
Разрывая рев, расшатали кости,
Вырывая мрак изнутри промокшей...
И пьянели и стервенели в клочья,
И зверели зубов оголенным нервом,
И терзали и дергали из глубин лужи
Крик и утихание сырых волокон...
Диким хрипом бурлили черные соки,
Протекали пробоины кислым ядом...
Шевелением течи густою кровью,
Остывая вялым тупым обрубком...
__________________
Мертвые прыгают рыбами в наши кровати,
Перерывая тонкие пленки воды невинной,
Они шелестят кожей упругой и чистой,
Кусают за уши и шевелят червяков губами...
Мертвые чтобы не приходили и не шуршали
В ярости нашей сырой листьями одеяла,
Надо не умирать и не кусать сосульки
Мертвые льдинки тонкой зимы холодной...
Плещутся рыбами в нашей горячей крови,
Щуками острыми мертвые рвут объятья,
Ласковые и закованные в медленное гниенье...
И ты кусай их засушенные вяленые мизинцы.
Проникнут в скольженье хлюпом весла о воду,
Запахом страсти плещущейся и мокрой...
И будут густым семенем взрыва красок,
Земли плодородной перекипевшим тленьем...
Не выгоняй их, останутся пусть, родовые,
Внутри умирать и рассыпаться тихо...
Мерцание их прозрачное словно дымка
Невидимость их лучшее - твое платье...
__________________
Живота вспоротого лохмотья дряблые
И куски сочные рваного мяса мягкие,
Взбухшие органы пожелтевшими гроздьями
На ходу качались цветком полыхающим...
И тянулись лохмотья пятерней палечной
К тем, кто проходил, цеплялись в воздухе
И хватали ногтями телесных бабочек
Всасывая прочно в нутряное варево...
Красили полы разводами зараженными
И на лепестках жарили страстью трепетной,
По щекам хлестали и брызгали в стороны
Липкие куски глотали рты разбросанные...
Потерпи немного ходить разорванным,
Мы тебя заштопаем нитью прочною,
Только вот найдем иглы и щупальца
Штопать живота кусок жареный...
А пока спрячь потроха вонючие за поясом,
Под рубашку и пиджак запихай пальцами,
Скользкими пальцами, липкой судорогой...
И ходи и улыбайся, виду не показывай.
__________________
Кровь устала биться в истерике полуголодной,
Растекаться в тропы и заливаться в чудо,
Черной веной стучать и разрываться фонтаном,
Бешено бить шаманские ритмы струи...
Цепко водить по горам, по морям пьяных,
Кожей тугой возникать и в руках держаться,
Ей бы запечься, устала она возвращаться
Красным безумием и запахом несоленым...
Вот потому доедай батоны своих пломбиров,
Этих замерзших могильных костей кусочки,
Вгрызаясь в белое тело мертвых своих родимых,
Зубами ломай окоченевшие трупные ломти...
И насыщай, набивай до отказа белые бревна
Не растеклась бы на пол, на грудь вся сладость,
Слизывай белое молоко губной горячкой,
Перевари мерзлое в красную теплоту трубок...
Чтобы куски путями свитыми и сокращеньем
Всех обручальных колец распаренного завода,
Чтобы они там всосались полезной свадьбой
И растопились до самых частиц начальных,
Когда они тоже звенели тугими плетками крови...
И растопи до веселья, возьмутся за руки жарко
И в возбужденьи снова познают в углах горячих
Кровосмешенье и ласку губных страданий...
Размажут друг друга белые кости до крика,
В сладкую пропасть, в липкую сырость сойдутся,
И раскачают страсти ударами твое тело
И выпрыгнут сильно наружу снова живыми...