Звонок прозвенел в 11:25. Минута в минуту. Раньше сказали бы - часы можно проверять. Теперь часы синхронизируются автоматически четыре раза в сутки. Даже у механических часов есть встроенный синхронизатор. Я сохранил страницу посещений школьного журнала и закрыл ноутбук.
--
До свидания, дети.
--
До свиданья, господин учитель.
У дверей забурлила, как ручей по весне, и, мало помалу, постепенно, истаяла толпа школьников. Я прислушался к гомону в коридоре. Сейчас лучше не спешить, большая перемена, учащиеся торопятся в столовую к автоматам с горячими завтраками, сейчас лучше переждать основной поток. Тем более что торопиться мне сегодня уже некуда - уроков больше нет. Пройдусь-ка я, не спеша, по проходу между партами, ноги размять. Рогулькин опять исцарапал парту, гаденыш. Я поскреб ногтем свежие, еще не успевшие потемнеть порезы. Стоимость ущерба вычтут, разумеется, из моего жалования, да еще к этим царапинам другие найдут и их приплюсуют. Двойку бы ему поставить, но успеваемость, увы, тоже влияет на жалованье... У Коноваловой под партой огрызок яблока. И ведь неслышно было ни хруста, ни жевания... Как они умудряются так бесшумно жевать? И с таким умным лицом? Ведь смотрел же, смотрел, а вот не заметил. На стуле у парты Карпова сверток какой-то. Коробка? Хм... Да это книга... Старая. Корочки из толстого картона на ребрах разлохматились, бумажные страницы. Когда я последний раз держал в руках такую книгу, дай бог памяти. В университете? На каком же курсе нас водили на экскурсию в библиотечные храны? Тяжелая, черт, громоздкая... Бумажные книги давно перестали печатать и выпускать, их заменили электронные, удобные и доступные, не забывай только продлевать членство в онлайн библиотеке. В формате бумажных книг остались разве что пластиковые альбомы с репродукциями и фотографиями да рекламные брошюры. Так, так, так, а что за книга-то? Надо же... "Фауст"... да, да... как там... "Я -- часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо"
В своем решении я не сомневался ни минуты. Карпов получит свою книгу завтра, пусть потеря столь необычной вещи послужит ему уроком, а сегодня у меня на "ужин" будет Гёте. В бумажном варианте.
Дома я рассмотрел книгу внимательнее. На обложке не было ничего кроме застарелых пятен, на матерчатом корешке кое-где еще темнели полу стершиеся буквы, зная, что это Гёте, даже можно разобрать "Фауст". Год издания, 1986, на титульном листе, заставил меня задуматься. Почему же все-таки не использовали пластик? Хотя бы для обложки? Ведь это намного практичнее... Взглядом наткнулся на чуть вспузырившиеся в правом углу листы. Пластик не промокает, не рвется, не пачкается, а если все же испачкался, то грязь легко счищается. Мокрой тряпочкой. Практически вечен. Дикость, все-таки, какая - столько деревьев сгубить для такой недолговечной, хрупкой, можно сказать, вещи. И сколько же книг осталось от этого стотысячного тиража? Все истлели? Вдруг это последняя? Пятна, потертости и помятости, изношенность, странный цвет: выгорела на солнце? потускнела от времени? пыль въелась? шершавость под пальцами и запах... чем же она пахнет? плесенью? пылью? запах какой-то душный. Черт, я поймал себя на брезгливости, мне как-то вдруг расхотелось чувствовать себя человеком двадцатого века. С другой стороны.... С другой стороны, это был предмет, который в данный момент всецело принадлежал мне. Единственный в своем роде, предмет с историей, предмет не обычный, не обыденный - бумажная книга. И я чувствовал свою власть над этим предметом.
"Итак", - я перевернул страницу и растерялся. Растерялся - это литературный синоним моему состоянию ошизел, или офигел, как вам больше нравится. "Посвящение" - маячило на странице. Посвящение? Какое посвящение? Кому? "Может это сборник..." - я сделал неуверенную попытку догадаться, и пролистнул еще страницу. "Театральное вступление". Точно сборник", - не надеясь найти начало трагедии, я открыл содержание в конце книги. В содержании было две строки: Фауст, страница 3, и послесловие, я не стал разбирать на какой странице. Курьезность ситуации перестала веселить меня, непонимание росло, и вместе с ним, росло раздражение. Я вернулся к началу и, листая страницу за страницей, нашел, как я тогда полагал, начало собственно трагедии - "Пролог на небе". Итак, это все-таки "Фауст". Однако радость узнавания омрачил некий Рафаил, которого, я точно помнил, в "Фаусте" не было. Мефистофель-то где? Мне хватило одного взгляда на страницу, чтобы понять: что-то очень неправильно... с этим "Фаустом". Или со мной...
"Склероз или маразм?" - я слишком торопливо потянулся за ноутбуком, книга свалилась с моих колен на пол и захлопнулась. На экране лаптопа светилось сообщение о том, что четыре домашних работы моих учеников уже ждут проверки. Обычно я сразу начинаю работать над "тетрадями" чтоб избежать цейтнота, но сегодня мне было не до того. Хотя, признаюсь, я несколько успокоился в привычной обстановке электронного "дома". Игнорируя мигающую информацию, я пошел в библиотеку. Цветные баннеры назойливо лезли в глаза, рекламируя новый роман Имярек, всего за тридцать е-токенов. В библиотеке он будет доступен только через год. Признаться, мне нравится как пишет Имярек, легко и без особых претензий, и я, обычно, покупаю файл, не откладывая на год прочтение. Сейчас же, меня больше интересовал "Фауст". Мне пришлось отмахнуться от рекламы - за пять секунд я не успел найти в каталоге Гёте и, рекламный баннер услужливо подъехал под замерший в ожидании команды курсор.
Лучше бы это был склероз. Легко узнаваемый, привычный, почти домашний, прочитанный не раз, и, даже местами выученный наизусть гётевский "Фауст", высветившись на экране, не оставил мне надежды на склероз. Правда, оставалась еще слабая надежда на то, что где-то в сети есть версия идентичная бумажной версии, 1986 года. Слабая... Да, слабая. Потому, что я, черт побери, учитель словесности. Кому как не мне положено знать о "Фаусте" если не все, то много больше чем просто читателю? Дабы исключить маразм, я начал поиски. Весь день я убил бродя по всевозможным сайтам, поисковик выдал мне 1003000 ссылок по запросу о Фаусте. Я истратил почти все свои сбережения, став членом нескольких сотен библиотек, в том числе и для яйцеголовых, и купив несколько десятков файлов, гарантирующих самый полный, самый не купированный текст. И все, конечно же, впустую. Разумеется, переводы встречались разные, но ни в одном из них, понимаете? ни в одном, как я и предвидел, не было ни Посвящения, ни Рафаила. И все они, как и положено, начинались с диалога Господа и Мефистофеля.
Что же я имел к двум часам пополуночи... версию "Фауста" в бумажном варианте и ни одного электронного издания, идентичного ей. Я чувствовал себя почти Колумбом, надо сказать, я видел землю и верил, что нашел путь к богатствам Индии. Объем книги внушал уважение и некоторую досаду - как же много я потерял, читая кастрированных электронных "Фаустов"? Кого еще кроме Рафаила убрали за ненадобностью? "Ну-с, почитаем", - подбадривая себя таким вот образом, я снова, в который уже раз за этот день, открыл книгу.
Однако... Однако, некогда любимый, знакомый до фамильярности, "Фауст", в бумажном издании был неподъемен, неудобоварим, нечитабелен, и откровенно скучен. Безнадежно скучен в своей многословности. Я читал и, теряя мысль, возвращался и перечитывал. Снова и снова, досадуя, начинал читать фразу сначала. Мысль ускользала. Две-три строфы и я, как на духу признаюсь, не помнил о чем там речь. Черт, черт, черт я же не малограмотный, у меня университетское образование, я умею и люблю работать с книгой, читать, я, наконец, учитель, учитель словесности... Тщетно пытаясь понять смысл прочитанного минуту назад, я, в который уж раз перелистывал страницы на начало.
Приятно ли ощущать себя дебилом? Может быть адаптация древних произведений единственно правильное решение? Отчаявшись, я искал оправдание себе - несостоявшемуся читателю. Жизнь так коротка... Мучился я в то утро, не только этим вопросом. Извечные "кто виноват" и "что делать" пришли на помощь моему самолюбию. Потребности ли читателя привели к облегчению текстов или облегчение текстов воспитало читателя? Убив всю ночь и часть предыдущего дня на поиски истины, счет мне, в конечном итоге, предъявить было некому.
Сказалось ли это мое раздражение на книгу или случилась нечаянная неловкость, но при перелистывании, страница под пальцами надорвалась. С минуту я смотрел на разрыв, а потом легонько потянул еще. Бумага так соблазнительно беззащитна. Сжечь ее и не мучиться, и забыть. Говорят, бумага горит хорошо.
Впервые я опоздал к началу занятий, и впервые я был не готов вести урок. Запустив автоучителя, я стал смотреть в окно. В голове было пусто, за окном, в окнах небоскреба напротив, проплывали голубые облака. Когда самоперемещающаяся голографическая реклама пива "Выпей Туборг, где же кружка? Сердцу станет веселей", проплывая на уровне четырнадцатого этажа, заслонила мне солнце в третьем слева окне, я, вздохнув, выключил автоурок.
--
За оставшиеся двадцать минут до конца урока, я прошу вас расширить предложение "Прозвенел звонок". Расширить его настолько, насколько это возможно, оставаясь в одном предложении. - Обратился я к ученикам. Мне пришлось повторить свою просьбу еще раз с разъяснениями и примерами. В силу необычности задания.
Результаты стали поступать ко мне уже через пять минут. Что интересно, Рогулькину удалось выразить себя в пяти словах: "Этот долбаный звонок наконец прозвенел". Я, разумеется, заменил нелитературное слово "долбаный" синонимом "ненавистный" при чтении вслух его варианта. А вот от Коноваловой так и не пришел ответ. Несколько раз индикатор ее ответа начинал подмигивать зеленым, но, открывая присланный Коноваловой файл, я видел лишь "Прозвенел звонок" и "Звонок прозвенел", что, конечно же, за ответ не принял. Интересно, удалось ли ей сжевать сегодня яблоко? Победил в этом маленьком соревновании, как я и предполагал, Карпов. Немалых усилий потребовалось мне, я умолчу об его одноклассниках, чтобы прочитать предложение сочиненное им, но после обсуждения, все, даже так ничего и не понявшая Коновалова, согласились, что это круто. Приведу это предложение целиком, без купюр: "Звонок прозвенел, заглушив все звуки, что были слышны в тишине урока: постукивание клавиш клавиатуры старенького и, видимо, неисправного ноутбука соседа слева, шорох новой, еще не измятой и не потершейся юбки соседки справа, когда она подвинулась на стуле чтоб заглянуть в экран лаптопа своего соседа впереди, шепот соседа сзади, который высказал нечто нелицеприятное в адрес учителя в частности, и школы в целом, и негромкое, но явственно слышное, бурчание в моем животе."
--
Карпов, Вы потеряли книгу вчера, - я остановил Карпова, спешащего вместе с одноклассниками к выходу из класса.
--
Да, господин учитель. А... Откуда... - недоумение и растерянность на лице Карпова сменились радостной улыбкой понимания. Наверняка ему влетело дома по первое число за потерю книги. Будь он моим сыном, я бы лишил его интернета... на неделю. Нет, на месяц.
--
Я оставлю ее у себя, еще на несколько дней... - уверенность покинула меня, когда я представил как одним из вариантов ответа, будет просьба вернуть книгу немедленно. В моем голосе появились просительные ноты, - пожалуйста,... спросите разрешения у родителей... за меня.
О да, я ревностно слежу теперь за статистикой посещений своего сайта, особенно той страницы в разделе "О себе", что озаглавлена "Мои любимые книги". По мере роста электронной копии карповской библиотеки, я даже научился читать... некоторые не очень сложные вещи.
(*) Из книги John Stevens
"Zen masters: Ikkyu, Hakuin, Roykan", 1999 by Kobansha Internationa Ltd.