С недавних пор я перестал видеть себя во сне. Знаю, что сон обо мне, но никак не могу показаться перед собой немного на расстоянии. Я был лишен представления о себе во сне, и это странное чувство стало преследовать меня даже наяву -- я падал в бесконечность собственной непознаваемости. Глядя в зеркало, я видел какого-то знакомого человека, целиком мне чужого. Прежде я ощущал себя дверью между бытием и ничто, колеблющейся от сквозняка. Пустоты внутри и вне меня постепенно сравнялись значением и я потерял реальность своего присутствия. Жизнь моего тела отнюдь не подтверждала Моего существования. Арифметика сознания не подчиняется логике видимого мира. Мое "Я" дробилось во мне по формуле: "Я":"Я":"Я":"Я": ...... = "Я". Из натуральных чисел этой формуле не противоречит только "1". "Должно быть, сам дьявол изобрел ее! И если бы он властвовал в небесах -- люди имели бы по одной руке, ноге и по одному глазу. Не случайно, кажется, возник образ Змия-искусителя: в нем едва ли заметишь парность составляющих его членов. Наперекор тайным замыслам нечистого, Бог создал для Адама Еву, однако сатана научил их сливаться в одно. Разгневавшись, Бог отобрал у людей второе сердце, вторые селезенку и печень и -- они стали жить в два раза меньше. С тревогой говорят о раздвоении личности, но почему-то не ужасаются ее уединичиванию! Двум личностям, каждая из которых ты сам и часть тебя, никогда не скучно и есть о чем поговорить; раздвоение ослабляет или вовсе освобождает от страха лишиться одной из частей. Еденица противна природе и безлика, а значит -- число объектов во вселенной стремится к четности. Сущность первородного греха именно в нарушении принципа несводимости многого в нечто единое. Слова Библии "по образу и подобию Своему" надо понимать так: "Без многообразия жизнь невозможна".
В жизни я имею место и моя сущность уединичилась. Но во снах я все еще блуждал в упрямых поисках самого себя... Может, не следовало есть перед сном сытную пищу, от которой утром на мое тело набрасывалось ожирелье?.. Но я ел и во снах! Вернее сказать, видел, как чьи-то руки (предположительно -- мои) заталкивали в чей-то рот (предположительно -- мой) всякую всячину: кору деревьев и деревья целиком; горы; землю, на которой я стоял; я мог сожрать самого себя и остаться невредим; мог съесть собственное чувство голода и не поперхнуться... Нет, кушать перед сном определенно нельзя! Вот ответьте, что значит слово "меромыка"? Я слышал его в разных сновидениях перед пробуждением, а вставал уже с изжогой...
Не многие сны оставались со мной после побудки. За меня (или я за них!) крепко держались только совершенно непонятные стылые картины, оживавшие с напряжением памяти.
Мне хорошо запомнился всего один сон. Концерт 1814-го года в Вене. Своей 8-ой симфонией дирижировал Бетховен. Зал был так полон, что в нем не осталось места для успеха сочинения.
Помню лес. Каждая его ветка в нем была отвратительно жива. Вдалеке слышалось эхо моего голоса, хотя я и рта не открывал. Оно звало меня, манило. Я шел на него со страхом и странным желанием не повстречать звавшего. Ветви хватали меня за плечи, пронзали до костей. Коряги путались в ногах и шипели. Наконец. я продрался на светлую опушку. Все в ней было приятно глазу: щебетали невидимые птички; ласкался невидный ветерок. Приятность была в том, что я не видел на этой опушке ничего! Солнечный зайчик, величиной со стадо слоников, играл на траве, которой тоже не было видать, однако я ощущал ее запах. Мне сделалось отвратительно хорошо и это вдруг насторожило: такой приветливый пейзаж среди враждебного леса. Ох, чую, не к добру! Я велел себе идти дальше, а ноги плясали на месте. "Проснись! -- говорил я себе. -- Тут западня! Проснись и начни другой сон!" Но нет! Слишком приятно действовала на меня эта местность... Совсем близко зашевелились кусты, которых я не видел, но знал, что они должны быть здесь. Медленно вышел из них вепрь. Его глаза кровавого цвета следили за каждым моим шелехом. Осторожность гнала меня прочь, но сам я оставался невозмутим и чего-то ждал... "Сейчас мне воочию представится откровение!" Животное не спешило нападать, исподволь приближаясь ко мне и потупив рыло. Очень приблизившись, вепрь ухмыльнулся и защекотал мои нервы своими маленькими глазищами. Что-то треснуло, хрустнуло и было преображение: вепрь принял мой вид, сохранив свою дикую сущность, которая только угадывалась и не замечалась взглядом. Он распростер передо мной свои ручонки-копытца и булькающе хрюкнул: "Обними меня! Сольемся! Не бойся, не отвергай меня! Ты же видишь как мы похожи! Смелей!" Я вскинулся бежать и... проснулся. Следующей ночью сон повторился, но теперь бестия, упрекнув меня за прошлую мою слабость, рассвирепел и бросился за мной. Я запыхался от страха и усталости тела, остановился. Вепрь сейчас же стал ласков и приветлив и опять просил обнять его. "Ты не избавишься от меня! хрхр. Делай, что велю! Не представляешь, как мои объятия облегчат тебе жизнь." Я проснулся... Три ночи к ряду боялся заснуть -- сон был слишком действителен... Изныв от жажды покоя, в четвертую ночь я засыпал с твердой решимостью не бежать от вепря... Заснул... Было другое -- я в меблированных комнатах... Притон... Десять запертых дверей... Слышны пикантные вздохи обоего поела... Одиннадцатая дверь поддалась мне... На кровати лежала полунагая жена... моего друга... Я спросил ее: "Где твой муж?", попятился, но дверь сдержалась открываться. "Не хочу мужа! Тебя хочу!" -- "Меня будут ругать!" -- закрыв глаза, говорил я, чувствуя себя ребенком. -- Отпусти меня к маме!" -- "Ты сам пришел!" -- "Не правда! Это всего лишь больной сон!" Она поднялась и отперла дверь. "Уходи!" Боже, спаси от великолепия ее тела, укрепи!.. Я остался с ней на всю ночь... весь сон... Утром меня мучало чувство вины... не долго... несколько секунд... Пережитое мною во сне закрыло каким-то смелым безразличием конвульсии совести...
В отношении ко мне подчиненных я стал улавливать подогревающееся уважение, почтение и даже затаенное восхищение. Это было для меня непонятно -- я не замечал за собой никаких особенных перемен. Не меньше прежнего я был требователен и строг. Одно могу наверное сказать -- работа перестала поглощать всего меня и представляться верным смыслом жизни. Иногда я позволял себе маленькие слабости -- опаздывал к началу работы или раньше уходил домой...
Но поскорей заснуть! Мой сон будет наполнять ту же комнату, с тою женщиной... И в эту ночь я блуждал между знакомых дверей, но самая заветная была заперта. Я слышал за ней притягательный голосок моей Дамы Сна и... басовитое хрюканье-рычанье... Я стучался, долбил "подкованными" ботинками, появившимися на мне по моему желанию, но дверь даже не дрогнула. "Открой!" -- кричал я, трудясь ногами... Напрасно... За дверью смеялись... Чем громче я колотил по ней -- тем издевательски сильнее звучал смех... В коридоре погас свет... Кто-то подымается с первого этажа -- медленно стонут ступеньки... Мерцнула свеча... Я подбежал... "Кто бы вы ни были, помогите!" Отшатнулся... "Вижу, узнал..." -- ласковый голос моей покойной матери... Кожа на лице почти истлела... "Мама!?!" "Ты звал меня?" -- "Нет, я пришел к другой!" -- "Знаю, сынок..." -- "Мама, она закрылась с другим! Вчера была со мной, клялась мне в любви..." -- "Знаю, сынок... И ты ведь любишь ее... Ступай же к ней." -- "Дверь закрыта!" -- "Ты боишься ее открыть!"... Исчезла... Растаяла... В груди все сжалось так колко... Не надолго... Несколько секунд невыразимой боли... Я подбежал к двери -- открыто!.. Никого... Какой-то звук из-под кровати... Заглянул... Вепрь... "Где она?" -- "Не жди ее! Она больше не придет в твои сны!"... Я пнул его ногой в рыло и... проснулся от боли в лице...
В выходные сходил на могилку мамы... Из земли выросли укоризной сорняки забвения... Я не был здесь год... или больше... Стыдно... Больно...
Звонил мой друг. Приглашает в гости... Идти или не идти?.. Рассказать ему о моем сне: с его женой?..
Подчиненные боготворят меня...
Новые сны... В некоторых мне удается мельком заметить собственное отражение в зеркалах... Это случается редко... Разверзая веки после таких снов я чувствую себя новорожденным... Наполняюсь силой... Тревога понемногу отступает... Что происходит со мной?..
В эту ночь бродил великолепным парком... Шагах в десяти промелькнул вепрь... Он одет в старинный камзол... Еще и в парике!.. Я окликнул его... Он испугался, сиганул в кусты, потеряв парик на колючем переплетении стебелечков... В парике нахожу клочек бумаги с надписью моей рукой: "Увереннее!"... Парик загорается в моих руках... Слышу дикий смех... Огонь перекидывается на рубашку... В небе возникает грозовая туча... Я не захватил зонт!.. где моя былая предусмотрительность?.. Промокаю до костей... Дорогая рубашка на глазах превращается в рубище... Впервые в жизни я мокну под дождем!.. Но какое это детское счастье!.. Через мгновение моя одежда... О, ее не надел бы и бродяжка!.. Мимо меня проходит мой подчиненный... Я собирался уволить его... Один его глаз горит ненавистью, во втором бездна сочувствия... Он бросает мне монетки... Жадно пересчитываю... Их ровно тридцать...
Другая ночь... Я -- ветхий старик... Я на смертном одре... Меня утешают сын и дочь, которым я не дал еще жизни... В моей груди стрела... Вытащить ее нельзя -- перепад атмосферного и внутреннего давлений убьет меня... А ведь больше всего на свете я боялся смерти от стрелы!.. Мощи моей матери плачут надо мной... Она хочет есть... у нее нет стрел... пустой колчан за ее спиной... в руках тугой лук... Рядом с нами резвится вепрь... Он дразнится, показывает нам аппетитные бока... Однако во взгляде испуг... Мать тихо прощается со мной -- она едва ли переживет меня, так истощена голодом... Я прошу вытянуть из груди стрелу... Мне не жить -- дело нескольких минут... Пусть убьет вепря и насытится... "Но в нем угадываются твои повадки!" -- говорит она... Дочь выдергивает стрелу и передает моей матери... Она немедленно накидывает ее на тетеву и попадает вепрю в грудь... Тот корчится, брызжет пеной... Все потемнело... Пропало...
Вот уже полгода я встречаюсь с женой моего друга... Совсем скоро они разведутся... Он, кажется, будет благодарен мне... Я женюсь на ней... У нас родятся дети... Сынишка и дочурка...