Скромного человека всякий норовит оседлать. Мой отец не уставал кричать мне в левое ухо, более восприимчивое к напряженному звуку: "Будь мужчиной! Иначе тебя заездят! Чуть что - бей в подбородок! Держись своего! Едва потрафишь кому-нибудь - твоя межбедренная гирлянда перестанет определять твой пол и: станешь заднепроходной доступностью!!!"
Какое изысканное определение!
Страшно!!!
...Не хотелось бы...!
Папаше легко рассуждать - накопленный им капитал на один порядок превышает число земноводных жителей Земли. Он требует от меня слишком много: давить тараканами слонов, а этих гигантов уничтожать кредитными обязательствами. "Запомни, сынок, (его рефрен) комар, залетевший в хобот слону, заставит несколько тонн живого мяса плясать под свою тонкую дудку!"
Надоело!
На этой не женись!.. Эту обнадежь, но не слишком!.. Третьей дай взглядом понять, что ты холоден к причитающемуся баснословному преданному, но любишь саму ее, в чистом виде, хотя на нее не позарится даже мертвый, которому предложили немедленное воскрешение.
Я на месяц ушел из родных чертогов. Изредка звонил непосредственным предкам и просил позволить мне строить свою жизнь без их определяющего участия... Мама в слезах... Отец горд: "Давай, сына, греби против течения! Я когда-то тоже начинал "с нуля"... хоть перед ним и стояло 100000..."
Устроился на фирму с западнотибетским капиталом... Не сразу... Три недели ночевал на вокзалах; возле мусорных баков и в парадных между отапливаемыми этажами. Четыре дня прожил на квартире у шлюх. Полуистлевшие девочки ютили меня у себя из восхищения перед моим знанием шести европейских языков. Правда, сетовали, что владение французским языком совсем не отвечает их чаяниям. Они давали мне не только кров. Было очевидно: глубокий интеллект - не обязательно глубокое проникновение. Любили мой ум. Восхищались.
Нашел работу. Захаживал к моим гетерам. Больше по привычке. Покупал им портвейн, салями и ничего не требовал взамен. Такого рода свободным женщинам нечего предложить, кроме яда задушевной беседы... Терпеливые чудачки! Они любили меня...
Деятельность, в которую я впрягся, оказалась вычурно-приторной. Мальчики-улыбки снуют по офису в дорогих костюмах и галстуках; девочки размалеваны - не поймешь: где лицо, где пластическая хирургия; румянец действительно вспыхнул на щечках, или она незаметно успела наложить на них охру из французской пудреницы...
Меня окружают куклы обоего пола. Все говорят о каком-то общем деле, в котором каждый из нас - абстрактная единица успеха неизвестно кого...
Я не очень-то следил за своим внешним видом. Фирме требовались мои лингвистические способности.
Надо мной посмеивались. Без злобы. "Эх, Серега! Когда клиент заходит - ты бы прятался, что ли!.. Не брит! Одежда на тебе - нищий зарыдает! Носки разных цветов! Шнурок на левом ботинке в узелках и часто развязан!..." Но и хвалили: "При всех твоих чудачествах - не воняешь!".
Родители меня разыскивали. Мама - у друзей. Патер был гораздо прагматичней, копал глубоко и по-мужски: нашел друзей врагов, у которых с ним были общие враги друзей. Мне не повезло: я влился в дело, держатель которого был должен другу врага моего отца... Словом, меня нашли. Нашел радетельный родитель.
Был обыкновенный день. В предвечерье я слишком сблизился с зеленым змием. Почки предельно выпячили спинной запас кожи, печень эгоистически обособилась, отчего остальному организму стало дурно... Утром на работу опоздал. Противное, гадкое чувство: сейчас придешь, а тебя увольняют за пристрастие ко сну...
Захожу в офис, мысленно сочиняя "уход по собственному желанию", чтобы остаток гордости соблюсти. Я расплакался, раскрасневшись от стыда и учащенного сердцебиения. Все сотрудники, выстроившись во фрунт и держа в руках пару шнурок, наперебой кричали в мое право, худо слышащее ухо: "Дозвольте завязать!"....