О дальнейшем проживании Ламары Гвария в высокогорном селе Малоужики, людской молвой переименованного на Однорогово, можно написать много. Потому что лесной бог впустил Ламару Гвария на территорию высокогорного села, но не выпустил. И стала Ламара жить в селе, в которое двадцать с лишним лет назад приехала учительницей с двумя больными детьми. Ламара, находясь "под арестом", без всякого перехода начала активно обживаться и действовать в селе.
Не пропустила и Лали:
--Плохо воспитываешь своих детей. Никуда не годится! Ты знаешь, что твой старший и старшая дочь Аники должны стать супругами?
Лали с недоумением уставилась на Ламару и еле слышно пробормотала:
--Они, правда, нравятся друг другу. Но до этого сколько времени!
--Времени как раз мало! Мальчик ваш-- очень способный, но слабохарактерный! Ничего из него не выйдет. Надо мне взяться!
Лали побледнела. Что это? Просто укор или угроза? Следующие дни показали, что это угроза. Лали должна была выполнять все распоряжения и приказы Ламары. Если б они касались только дома с его бытом, было бы терпимо. Лали так и готовилась к совместному проживанию с Ламарой-мамидой (груз. мамида--сестра отца). Угождать ей во всём, смотреть в глаза, угадывая её желания. Холить и лелеять эту пожилую, вернее, старую женщину, которая всё может, всё сделает, если попросить. Но пока послужить, а потом просить.
"Служба" началась с лёгкого задания, как сама Ламара-мамида отметила.
--Почему дрова покупаете? Откуда у тебя лишние деньги? Здесь печки оттапливают хворостом. Пойдёшь сейчас же с детьми и соберёшь сушняк. Я была в лесу. Полно! Иди!
Лали, выросшая в городе, боялась и темноты, и леса. А сейчас спускаются вечерние сумерки. На светлом небе тёмные очертания хвойного леса, а внизу темно.
Лали взяла за руки старшего Ираклия и маленького Александра, и все вместе пошли к лесу на горе, откуда обычно жители носили хворост. Но сейчас даже луны нет. Взойдёт к полуночи.
Лали оглянулась кругом. Тихо, ни звука. Мальчики тоже притихли, прижались к матери. Подошли к крайним кустам. На тропинке кто-то оставил большой высохший сук.
Старший Ираклий потащил к себе, и первая добыча обрадовала новичков. Пошли по тропинке. В темноте сухие ветки "белели" на тёмной зелени молодой травы. Собирали охапками и напихали в юбку Лали, она сама в шортах, и пошли обратно.
--На сегодня хватит,--прошептала Лали.
На шёпот, как по сигналу, кругом задвигались какие-то тени. Что-то пролетело над ними, задев младшего Александра. Тот заплакал от испуга. Лали прижала к себе ребёнка, уговаривая его шёпотом не шуметь. Но тени продолжали двигаться. Какой-то зверь перебежал дорожку им. Сзади что-то шумно вздохнуло и скрипнуло.
--Быстрее, а я с хворостом сзади.
Старший Ираклий держит в руках первую добычу, большой сук для устрашения. Спустились благополучно.
Уложив детей, Лали побежала в кухню, нашла Аникин светильник, зажгла его с трудом. Опустилась коленями на землю, обернулась к Ужиной горе, шепча:
--Спасибо тебе, лесной бог! За то что уцелела, уцелели мои мальчики. Страшно было, но закончилось всё. Спасибо тебе, лесной бог!
Утром вся семья побежала на Ужиную гору. Набрали столько сушняка, что хватит на неделю. Вздохнули с облегчением:
--Ну всё!
Но на другой день Ламаре-мамиде захотелось земляники. Дети уже раза два вместе с Симонишвили были в лесу и набирали по полной корзинке.
--Сами пойдём, мама! Не бойся. Мы сами соберём, мы знаем!--обрадовались дети.
--Нет, одних не пущу! Пойдём все вместе,--настояла на своём Лали.
Пошли в лес, но вернулись без ничего. Не нашли земляники. А других мест не знали.
-Так где же земляника?--спросила Ламара, расположившись под навесом кухни.
--Мамида, мы ничего не нашли,--начала оправдываться Лали.
--А тебя кто просил ходить!--рассердилась Ламара.--Землянику собирают дети, а взрослые занимаются в это время своим делом. Хлеб испекла, завтрак приготовила?
--Сейчас начну.
--А мне что голодной сидеть из-за тебя? Так! Ты готовь завтрак и прочее. А вы идите, ищите землянику. Что стали?
--Нет, мамида! Прости. Это в последний раз. Больше это не повторится. Я буду готовить вовремя. Только сейчас не посылай мальчиков в лес. Они не привыкли пока, могут испугаться.
--Ах, испугаться! А как ты собираешься приготовить их к жизни! Всё время за руку будешь водить? Не хочу я твоего завтрака! Ничего не хочу!
Ламара ушла.
Лали, растерявшаяся, стояла посреди двора со слезами на глазах. Мальчики подошли к матери, чтобы успокоить её.
--Мама, не бойся! Мы сами пойдём. Днём не страшно. Побродим, поищем. Скоро придём.
Скоро вернулись с полной корзинкой ягод. Потом что делали? Конечно то, что научились делать чуть раньше: почистили от мусора, промыли в проточной воде и поднесли бабушке Ламаре. Бабушка Ламара попросила разделить всем поровну. С этим заданием мальчики Гвария справились быстро. Довольная Ламара поела немного, встала и ушла к себе отдыхать.
День прошёл без происшествий и капризов Ламары. Лали зажгла светильник. Тусклый огонёк светильника очертил вокруг плошки круг. Всё оставалось в ночной тьме. У Лали на душе тоже было сумрачно. Сидела, сгорбившись, опустив руки вниз и уставившись в одну точку. Только что недавно в городе прочитала начало новой книги "Моя сцена". Имя автора не упоминается. Почему сейчас строки этой книги не выходят из головы?
"Первое моё знакомство с волчьей стаей было немного комичным. Я скормила им заранее приготовленные кукурузные лепёшки с сыром внутри. Волки окружили меня. В голове вертелось только одно: "Ничего! Это только минута или две плохие, а потом будет лучше или ничего!"
После двух минут не осталось ни лепёшек, ни страха. Я сидела на снегу, играла с самым маленьким волком. Остальные сидели и снисходительно смотрели на нас. Волчонку надоело кататься на спине, он встал и зубами шутя куснул меня за ухо. Это плохо! Я вскочила во весь рост и наотмашь хлестнула его рукой. Потом ещё раз. Волчонок испугался, поджал хвост и отбежал, издали скаля на меня зубы. Но я уже не боялась. Лучше или ничего. Продолжалась первая версия--лучше. Волки вставали, отряхивались от снега и проходили мимо меня. Последний прошёл, остановился, потёрся боком о мою руку и последовал за товарищами. Это был вожак стаи. Я потом назвала его Акела, как в "Маугли".
--Это же Аника написала!--вскрикнула Лали.--Да, Аника. Она прошла через эти муки, а теперь моя очередь и моих детей! Господи! Что я наделала! Какие деньги я захотела! Жила здесь с Катей и Никой, была как за каменной стеной. Катя готовила, убирала. Я притворялась больной и несчастной женой алкоголика-мужа. Ника, только заикнись, сразу привозил то, что я хотела. Анику наказали односельчане, и в этом моя доля вины. Я прогнала её фактически из дома. И от неё ни одного слова, ни укорительного взгляда. Я виновата во всём! Сандро оставил меня после стольких просьб и упрашиваний. Я не слушалась. Хотела и этот дом присвоить. Теперь я хозяйка! Какая я хозяйка, если распоряжается здесь Ламара! Эта старуха! Пускай уходит отсюда и не смеет вмешиваться в мою жизнь. От неё всё равно ничего хорошего не вижу!
Глава 38.
2. Ламара Гвария.
... Лали только махнула рукой:
--Ничего, проживём без этой картошки, лишь бы не приставала к нам. Я о другом. Если прочитаешь этот отрывок, мне интересно будет узнать твоё мнение.
--Хорошо, завтра прочту, а сейчас заснуть поскорее!
Отрывок был из книги "Моя сцена", переведённой с английского частично, как сообщала редакция журнала. На третий день прочёл первые две главы: сцена в лесу и сцена на кладбище.
"Неужели это Аника! Что-то говорили раньше, помнит обрывки разговоров, которые при нём не велись. Да он и не вслушивался в эти разговоры. Опять жалеют и хвалят эту Анику! Сироту! Она и дома надоела, всё время маячит перед глазами! Это лесная сцена. Волки. Зимой происходит, потому что снег. Описывает нашу поляну. Три ёлочки-сестрички, так их звали девочки. Нас, мальчиков, предупреждали, чтобы не трогали эти молодые деревца. Им и так трудно расти рядом с высокими... Напротив камень-валун, который даже зимой не покрывается снегом. На нём тепло сидеть. Аника не садится на камень, но собирается укрыться за ним. Если волки... Могли напасть?"
Вошла в спальню Лали, присела около Сандро и выжидательно смотрит на него, что скажет.
--Лали, очень плохо будет, если мамида доберётся до нас. Это же Аника пишет! Неужели она хочет, чтоб наш Ираклий, как Аника, проходил эти испытания в зимнем лесу, на кладбище. Я если пойду, то сойду с ума. Если не сойду, то что-то всё равно изменится в моей психике. А ребёнок! Нет! Не допущу! Лали, надо думать, как отвязаться от этой ведьмы. Аника и Касим спят, потому что их психика находится на грани помешательства. Они отдыхают, выходят из стресса, устроенного им в последний раз. Уверен, что это Ламара устроила! Теперь за нас хочет взяться. Не выйдет! Убью, и делу конец! В тюрьме тоже люди, только не такие, как Ламара.
--Сандро, убивать нельзя! Это нарушение божьей заповеди. Лесной бог сам найдёт для неё наказание или заставит прекратить злодействовать. Не горячись! За детьми будем смотреть и смотреть!
Глава тридцать девятая. Искусство и жизнь.
1. Подготовка и замысел.
1-а. Отрывок из книги "Моя сцена". Рассказ из подросткового периода жизни Аники:
Мне всегда хотелось есть. Бабушка ела очень мало, объясняя это тем, что лишняя пища, обременяя желудок, заставляет его совершать лишнюю работу. А желудок--это наше второе сердце. Но мой желудок был готов на дополнительную работу, лишь бы в него что-нибудь забросили. Собирая снесённые курами яйца (они неслись в разных местах двора), я каждый раз украдкой протыкала в яйце дырочку и выпивала из него. Очень приятно! Пока прохладный белок вытекает, следом вываливается густой желток. Глотаю, и как будто новая волна энергии поднимает меня на ноги. Потом я сравнивала это с глотком кофе. Точно такое ощущение--всплеск энергии и хорошего настроения. И мне уже хватало кружки чая и маленького куска хлеба с размазанным кусочком масла. До обеда больше ничего. До обеда надо сбегать за ежевикой в лес. Заросли ежевики на другом склоне Ужиной горы. Бабушка любит ежевичную подливку. Сегодня у нас гости. Сосед забил двух старых кур. Отварить и с ежевичной подливкой. Гостьи едят хорошо. Бабушке нравится, когда гости едят с аппетитом, значит, вкусно приготовлено. Мне тоже бабушка даёт мою порцию.
Женщины-гостьи смотрят на меня выжидательно. Знаю уже, что ждут.
--Как вкусно!--кричу.
--Почему кричишь!--одёргивает меня бабушка.--Во время обеда нельзя беспокоить людей.
--Как вкусно!--шепчу я.
Подливка у бабушки вышла кислой. Сама, когда попробует, поймёт, что я подыгрываю.
--Бабушка! Прости меня, я во всём виновата! Подливку я приготовила не такую, как ты готовишь. Что-то забыла!
Но бабушку не обманешь: она хорошо разбирается во всех моих попытках сфальшивить или схитрить. Проводив гостей, на другой день она спрашивает:
--Подливку когда надо попробовать-- до подачи на стол или после того, как гости начнут есть?
--Раньше, бабушка. Я опоздала!
--Ты опоздала, потому что воровала вчера утром яйца и выпила сырыми.
--Бабушка, я не воровала и не пила.
--Опять обманываешь!
Я молчу. Нет смысла спорить. Всё равно меня ждёт наказание. Вижу на своём ботинке жёлтое засохшее пятнышко. Это от вчерашнего яйца. Вот откуда знает! Ну и пусть! Наказание? Сколько времени продлится это наказание? Какой-то отрезок часа, дня или суток. Ну что ж! Или кончится, или ничего.
Глава 40.
2. Сандро и Лали.
3-а. Отрывок из книги "Моя сцена".
Уже в конце марта у нас были цыплята. Это были жёлтые мохнатые шарики, за которыми надо было смотреть и смотреть. Вылупились все девятнадцать цыплят.
--Если всех присмотришь и вырастишь, повезу на море,--пообещала бабушка.
В прошлом году бабушка была на курсах повышения квалификации в Кобулети. Вместе с ней поехали Нино с Сандро и я.
Меня и Сандро учил плавать специально нанятый учитель. Бабушка присутствовала на занятиях, которые проводились в бассейне, и учителю проходилось выслушивать бесконечные замечания бабушки. Завязывался спор и взаимные упрёки.
--Калботоно, я уже двадцать лет учу плавать и учу по правилам.
--Если учишь, то почему не заставил надеть шапочки на головы. Вода зайдёт в уши, и дети оглохнут.
--Вы здесь столько говорите! По-моему, и это могли б сказать своим детям.
--Это твоя обязанность, о которой ты забыл! И почему (показала на меня) она до сих пор не научилась поднимать руки прямо, как Сандро.
--Она младше и девочка. Но скоро научится.
--Главное-- научить на спине. Чтоб передышка была, когда устанет плыть.
--Они уже могут на спине.
--Это не то. Скрючиваются, мышцы напряжены. Это не отдых! Положение на спине должно быть отдыхом или спасением, когда какая-то мышца откажет.
--Занятия только начались. Это третье. А вы, калбатоно, требуете от них на уровне мастера спорта по плаванию.
--Когда человек тонет, он должен быть мастером по плаванию, понятно! Я забочусь о безопасности детей. Чтоб купались и не утонули. Кретин!--шёпотом добавила бабушка.
Всю зиму мне снится море в блёстках солнечного света. Я чувствую прохладу набегающей и накрывающей с головой волны. Вот-вот задохнёшься, но волна откатывается, а я снова лежу на мокрой гальке и ищу цветные камушки. Зелёные, синие, коричневые, красные. Уже много набралось. Высохнут, и спрячу в коробок из-под орешков. Повезу домой и покажу соседским детям. Набрать ещё надо, побольше!
Бабушке не показываю. Не знаю, одобрит или насмешливо скажет:
--Опять ты, Аника, собираешь какой-то хлам!
Это вечером. А днём я и бабушка сидим на лекциях. Бабушка каждое лето проходит курсы по повышению квалификации. Я сижу на складном стульчике рядом и тоже пишу. Слушатели-учителя привыкли ко мне и не удивляются. Хочется спать, очень жарко, хотя окна и двери открыты, и с моря дует ветерок, но не прохладный, а тёплый. Стараюсь не спать, а то сразу заметят, пожалеют. А мне от бабушки выговор:
--Не умеешь вести себя на людях.
Лучше слушать, о чём говорят взрослые. Решают задачку о лисе, которую преследует собака. Через какое время и на каком расстоянии собака догонит лису.
"О! Это интересно!"
Рисую у себя собаку с прямым как палка хвостом. А лису с хвостом, как ёлочка, пушистым. Они сейчас враги, а не дети природы. Лиса--хищница, ворует кур у нас в селе. Собака, если спит или на другой стороне, то лиса свободно утащит курицу. Сейчас, видно, собака не спала и заметила воровку. Правда, интересно! До норы от людского жилья далеко. Нет, это не так! Лиса не ворует кур. А в чём дело? Как её заметила собака? Ах, да! Лиса была на пути к жилью людей или обратно. Если возвращалась, то собака догонит. Лиса успела чем-то позавтракать. Если не цыплёнком, то крысой, которых в изобилии водится в стогах сена. Значит, скорость бега лисы меньше. Собаку днём не кормят. У собаки скорость выше, и она сейчас преследует того, кто пересёк границу деревни и леса. Все шансы на стороне собаки. У взрослых задача не решается. Я пишу, у меня решилась! Я привстаю на стульчике от нетерпения, но под строгим взглядом бабушки замираю. Кто-то заглядывает в мою тетрадь и смеётся:
--Уже решили! Аника решила!
Методист подходит ко мне и рассматривает мой рисунок и решение. Смотрит на меня, наклоняется и целует.
--Так и должно быть! Эта задача для третьеклассников. Аника легко решила её. А мы, взрослые, забыли своё детство, своё детское видение мира.
Это легко решить в комнате, где много взрослых. А сегодня из девятнадцати цыплят двух недостаёт. Мама-курица кудахчет, оглядывается. Я прижимаю её к себе. Она переживает потерю своих цыплят. А я? Быстро кладу жёлтые живые, но беспомощные шарики в ящик. Наседка сидит на моём плече. Уношу ящик в кухню. Наступает вечер, но ещё светло. На площадке перед кухней делаю ограждение и пускаю цыплят. К ним спускается мама-курица, и они прячутся под неё.
Прохожу весь двор, ищу вдоль изгороди канавку или подкоп, через который пробралась куница или кто-то другой. Но ничего нет. Изгородь не повреждена. Но кто съел цыплят? Плохо! Если так будут теряться цыплята, мне не видать моря. Бабушка не повезёт меня в Кобулети. Нино не посмеет взять меня без разрешения бабушки. Откуда сейчас достать недостающих цыплят? Придумала! Вот только что снесённые яйца. У соседей две наседки. Отнесу и положу. Только под какую? Придётся просить! Схватила яйца и побежала к соседям. Соседка Женя увидела меня с яйцами и поняла сразу, в чём дело.
--Моя бедненькая! Потеряла цыплят! Давай, я сама подложу к этой.
Но наседка не пускает. Расперилась вся и вот-вот клюнет. Я взяла у Жени яйца и решительно направилась к курице. Если бросится, закрою глаза, чтоб не выклевала, а остальное заживёт. Курица уже успокоилась. Подняла её одной рукой, а другой поместила новые яйца.
Женя удивилась:
--Как ты смогла! Не побоялась. Это хорошая квочка. Она только неделю сидит, но досидит, пока все не вылупятся.
Я ухожу радостная от того, что всё уладилось.
Подхожу к нашему двору, слышу истошное квохтанье квочки. Бегом ринулась вперёд и через забор прыгаю прямо на дорожку перед кухней.
--А вот кто разбойники! Это же мои ужики!
Я упала ничком на землю на ближнего ужа и схватила его за хвост. Второй, извиваясь, спешно ускользал со двора. Но я, разозлённая не на шутку, настигла его и схватила за хвост. И так, держа обоих за хвосты, начала крутить над собой.
--Будете ещё разбойничать? Кретины! Это цыплята! Этих не трогайте!
И опять кручу. Ужи осели, превратились в безжизненные серые верёвки. Я перелезла через заднюю изгородь и положила ужей возле неё. Очнутся пусть. Но они ещё долго лежали бездыханные. Вот зашевелились и уползли! Ночью не спала. Думала, как помириться с ужиками и как цыплят уберечь. С утра целая группа ужиков навестила меня. Обвились вокруг моих ног, а я им из рук пустила дождевых червяков. Проглотили и снова клубком сгрудились около меня. Ящик с цыплятами стоял тут же. Выпустила пока квочку. Та сразу кинулась на ужей, которые скрылись за изгородью. Солнце пригрело один из уголков двора и долго ещё будет держаться на этом месте. Роса просохла. Оглядываясь, пускаю и цыплят, которые сразу стали клевать верхушки новой травки. Не отхожу, пока пасутся, а потом в вольер.
Но вдруг... Опять эти! Надоели! Спрятала цыплят. К ужикам подкралась сзади и смотрю, как затаились и стерегут. Понравились цыплята! Падаю прямо на воришек и сразу двух за хвост! Кручу над собой до полного обморока. Долго отлеживались, потом уползли. Так три дня промучилась, пока не поняли, что цыплят нельзя трогать. Зато недосчиталась уже пяти цыплят. Снова понесла яйца к соседям. Соседка не разрешила трогать квочку: совсем может оставить гнездо. Смотрит с жалостью на меня.
--Хорошо. Мы тебе просто подарим этих цыплят. Только не подходи к гнезду.
Приехала бабушка. А у меня в вольере полный порядок. Все девятнадцать цыплят налицо! Бабушка обошла вольер, заглянула за изгородь, где грелись на солнце ужики.
--Ужи не тронули цыплят?
--Нет, бабушка.
Вечером опять спрашивает:
--За те дни, что меня не было, ничего не случилось?
--Нет, бабушка. Всё в порядке.
--Аника!
--Что, бабушка?
--Ты скажешь или мне сказать.
Я молчу. Бабушка догадалась. Приёмные цыплята намного отличаются от остальных.
--Бабушка, я обманула тебя.
--За обман ты будешь наказана. Запомни, обман и ложь всегда раскрываются. И потом всё это идёт против того, кто сказал неправду или скрыл то, о чём надо было сообщить. Садись на колени здесь, в углу. Ты не в первый раз обманываешь меня. Надо отучить тебя от этого.
Стала на колени в углу, где была уже насыпана соль. Плакать и кричать бесполезно. Лучше потерпеть, и когда-нибудь кончится это наказание. Так и заснула на коленях и соли. Утром был объявлен приговор:
--В этом году в Кобулети тебя не возьму. Потому что попалась на лжи и обмане три раза.
Но мне было уже всё равно. Ника целое лето будет на стройке в Турции. Нино вместе с Сандро уехала в город. Хожу в клуб, в лес с девочками за грибами и ягодами.
Здесь тоже хорошо. Помирилась с ужиками. Сейчас в руках у меня маленькая брошюрка "Самбо". Читаю и учусь. Прежде всего быстрота и сноровка. С утра тренируюсь с ужиками. Догоняю и хватаю их. Но это редко удаётся мне. Ужики быстрее меня, извиваются, и схватить трудно. Нужно очень напрячься, чтобы захватить в руки извивающуюся змею. Ужики прячутся от меня, а я сижу и жду. Вот уже выглядывают. Я притворилась спящей. Маленькие вползли мне на ноги. Хватаю и поднимаю в воздух. Потом бережно опускаю на землю, чтоб не подумали, что я их убиваю. Скоро старое блюдо приспособила для контакта. Подниму в руке и кручу как диск. Любопытные ужи все как один подползают и смотрят на него. Прячу блюдо, но ужи остаются рядом со мной. Засыпаю на солнце и вижу один и тот же сон. Я одета как принцесса, а вокруг меня мои пажи. Но оказывается, что это не люди, а ужи, которые служат мне и стерегут.
За это лето я сдружилась и с птицами, которые клевали корм, насыпанный мной для кур.
--Ну и что! Пусть и птички попасутся. Курам тоже хватит. Целый день траву клюют, червяков раскапывают.
А на бабушку я не обиделась. Ужики научили меня быстроте и защите. Потом осенью, когда Сандро и остальные мальчики играли в футбол, то удивлялись, как я быстро ловлю мячи и почти ни одного не пропускаю.
В ту зиму ужи спасли меня от смертельной опасности и от позора. Я любила прыгать с ветки на ветку, представляя себя белкой. Хотя у меня не было беличьего хвоста, который служит ей парашютом, но я была уверена, что я тоже не хуже белки управляюсь с прыжками с ветки на ветку. Могла уцепиться за ветку соседнего дерева, висеть. Если уставала висеть, раскачивалась и цеплялась за ствол или за основания веток. Самое надёжное приземление! Но однажды при очень сильном раскачивании меня подбросило очень высоко и мне оставалось только уцепиться за край дупла и там остаться на время. Уцепилась, но трухлявая кора дерева обрушилась, и я головой вниз полетела по пустому стволу дерева, подняв кучу трухи. На счастье, ствол был достаточно широким для того, чтоб я могла перевернуться с головы на ноги. Подняла голову. Темно, только через дупло сбоку синеет утреннее небо.
"Хорошо, что бабушки нет дома!"
Дальше--хуже. Тело моё ныло от неподвижности. Руки я с трудом поднимала попеременно.
Кто-то прошёл мимо. Потом пробежали дети, на гору поднялись.
"А мне здесь суждено умереть!"
Звать на помощь я и не думала. Лучше умереть, чем стать посмешищем.
Подымать голову уже трудно, болит шея. Хочется пить. Постучала по стенке ствола, ещё крепкий, только топором осилить можно. Сесть не могу, места не хватает. Прислонилась к стене ствола и заснула. Проснулась от солнечных лучей, прямо в глаза бьют. Закрыла глаза и опять сплю. Проснулась от боли--ноги затекли. Переставляю ноги, притоптываю, чтобы кровь растеклась по жилам. Под ногами почувствовала что-то твёрдое. Как поднять? Разбулась и кое-как донесла, схватив рукой. Пластинка! Знакомая вещь! Но вспомнить не могу! Рассматриваю на свету, пока солнце светит. Вдруг потемнело. Неужели так быстро день прошёл! Подняла голову. В отверстии дупла качается клубок с змеиными головками.
--Мои ужики! Вспомнила! Эта железка всегда валяется возле задней изгороди. А сейчас она здесь.
Я теряю сознание. Ничего не помню. Очнулась возле этого пустого дерева. Вокруг меня много-много ужей. Стерегут меня. Ищу эту железку, но не нахожу. Спускаются вечерние сумерки. Быстрее домой! Бегу вниз по знакомой тропинке. Оглянулась--никого! Ужики ушли. Пришла домой, напилась воды и легла сразу спать.
Утром приехала бабушка. Я возилась с тестом для хлеба. Пока бабушка умывалась и переодевалась, испёкся первый круг. С хлебом подала вскипячённое молоко и свежезаваренный чай.
"Бабушка ничего не заметила!"
Я забыла о своём виде, который выдавал меня с головой.
--Аника! Иди умойся и потом садись завтракать.
Я побежала к Чистому ручью, собираясь только плеснуть на лицо, и всё. И здесь я вспомнила моё вчерашнее приключение.
Платье порвано сзади. Ноги саднит. В волосах застряли листья и труха. Но голод перекрыл все доводы и требования, которые предъявляются воспитанному человеку.
"Пока наемся!"
Со стола быстро схватила полхлеба, бутылку с молоком и побежала к задней изгороди.
"Там поем, а потом пусть, как хочет, так и наказывает!"
Я была слишком голодной, чтобы бояться наказания. Пока спешила, потом остановилась.
"Если сюда придёт, уйду в лес и там доем."
Всё съела, убрала крошки. Потом зашла в кухню, не обращая внимания на бабушку. Взяла платье, бельё и зашла за ограждение, чтобы помыться. Помылась, причесалась и стала заниматься домашними делами. Что меня ожидает, совершенно не волновало. Вечером меня позвали в кино. Побежала вместе с соседскими девочками, не отпросившись у бабушки. Домой возвращаться не хотелось. Мои спутницы разошлись. В кухне горела лампочка.
--Пусть наказывает!
Но в кухне никого не было. Закрыла на засов дверь и легла. Спала крепко.
Эти опасные прыжки-перелёты едва не кончились для меня плачевно. Мне кто-то или что-то помогло. Я очутилась снаружи, а мёртвое дерево было цело, как и до моего вторжения. Чувство вины сделало меня агрессивной, я не боялась даже бабушки и её наказаний. Когда человеку всё равно, он опускает руки, чувства затормаживаются и впереди--бесцельность активного протеста...
...Невинность первых людей Адама и Евы была совращена змеем-искусителем, предложившим этой паре запретный плод--яблоко. Змей-искуситель или дьявол-оборотень. Не слишком ли много у него возможностей и поля деятельности. Почему дьявол подделывается под змея, земноводного животного, которое не говорит и не слышит, и у которого минимум мыслительных возможностей? Только вид очень отпугивающий. Ужас и страх наводят на людей эти твари. Но Адам и Ева не боялись, как и должно было быть в божьем царстве. Диалог между змеем и первыми людьми мог состояться, только не в той форме, какой она представлена сейчас. Какой-то момент пропущен в этой версии изгнания Адама и Евы из рая. Змея-искусителя совсем не было. А было время! Время, которое неподвластно ничему. Невинные Адам и Ева росли, взрослели рядом и познавали друг друга. Из детства перешли в отрочество, потом в ...юность! Как у нас, простых смертных. Любовь в юности. Кто не был влюблён в юношеские годы и даже в отрочестве! Поднимите руку! Нет, никто не поднял.
И моя версия провалится, я уверена, при ближайшем рассмотрении. Ну и что! А всё потому, что наше "богатое воображение" никогда не достигнет той метки, за которой начинается потусторонний мир. Описания райской жизни! Жалкие обольщения и приманки! И потому туда никто не спешит, предпочитая земной мир со всеми мучениями и страданиями.
На третий день бабушка подозвала меня на перемене в школе.
--Аника, ты забыла о чём-то! Напомнить?
--Нет, не надо. Если я не помню, то кто-то другой вспомнит. Этого достаточно, Ламара-мас (груз. мас--сокращённое устное обращение к учителю).
Вечером бабушка зашла в кухню и сказала:
--Не забывай, кто тебя кормит.
--Я не забываю. Но за меня кто-то получает мою сиротскую пенсию!
--Совершенно отбилась от рук! Я тебя так могу наказать, Аника, что пожалеешь!
--Наказывай и показывай, что ещё осталось в запасе у вас, Ламара-мас!
Я подошла к двери кухни и захлопнула её перед бабушкой.
На другой день приехали Нино и Сандро, и мир восстановился. Я опять стала звать бабушку бабушкой, вертелась по хозяйству, с покорным видом выслушивала замечания и наставления бабушки. Опять сидела у неё и проходила программу 9 класса. Не всё равно, что учить! На тебя смотрят с удивлением, как много знает!
Но возбуждение не проходило. Все остальные дни думала только об одном: как я выбралась из ствола мёртвого дерева. Всё это можно забыть, как забывается многое в жизни. Что же меня раздражало? Перенесённый страх перед опасностью или страх перед бабушкой, хладнокровно выбирающей для меня наказание.
"Меня для чего-то готовят!"--это я почувствовала, а потом поняла.
Бабушку ничуть не взволновал мой вид. Она просто наблюдала за моим поведением в этой экстремальной ситуации, в которую я попала. Её не взволновали моя грубость и неповиновение. Я для неё была опытным экспонатом, и больше ничего. Она спокойно переждёт мою психоневрозию, а потом я опять стану послушной девочкой. Да, так оно и было. Я металась, не зная покоя. Бежала по ночному лесу, не выбирая ни тропинки, ни дорожки. Лишь бы что-нибудь упало на голову или какой-нибудь зверь напал и загрыз бы меня. Пробивала головой и руками густые заросли кустарника, ртом захватывала листву.
--Господи! Как мне тяжело! Я не раба, я человек!--кричала. Но это был не крик, а хриплый шёпот.
Возвращалась домой к рассвету, нарочито громко хлопая дверью кухни. Устраивала себе тёплую ванну, расплескивая по-детски воду на пол. Купание приводило меня в чувство. Начинала двигаться быстрее, чтобы успеть в школу. Через несколько минут увижу сверстников, зайду в свой класс, и никто не будет тиранить меня этими вопросами. Не вопросами, а допросом.
--Вот, вот! Наконец, нашла то, что меня мучает! Допрос с холодными и провокационными вопросами. По какому праву!
Быстро убрала всю "ванную" и, не позавтракав, выбежала на улицу. Сбежала вниз, на дорогу, по которой шли вереницей дети из соседнего села. Я тоже ученица, и мне хорошо!
Днём, улучив момент, подхожу к моему дереву. Лесник как будто не замечает его. Срубили все старые негодные деревья, а это оставили. Ведь оно опасное. Подошла и постучала. Так и есть! Утробный звук пустого пространства. Мои ужи спят, и в тот день тоже спали. Но я же видела их! Они меня спасли. А как спасли? Я не спала и не бредила. Эта железка! В чём дело?
Наступила зима с её ранними потёмками. Бабушка керосиновую лампу взяла в дом, сказав, что ей нужна для занятий.
--А ты ложись спать, как только выключат электричество.
--Я не успеваю приготовить уроки. В шесть уже темно.
--Ну не знаю. Сама думай, раз не принимаешь моих замечаний и считаешь себя взрослой.
В этот год зима выдалась особенно холодной. Но отношения между мной и бабушкой были ещё холоднее. Я делала и выполняла всё, что раньше. Утром, до школы, чистила от золы печь в доме, вытирала пол, подоконники. Потом спешила растопить печь в кухне. Кипятила чай, подогревала хлеб на пару. Бабушка входила, завтракала и выходила молча. Я убирала, завтракая на ходу, в ожидании, когда потухнет огонь. Распорядок дня оставался прежним, только наказаний больше не было. Мне стало бы смешно, если б бабушка сейчас раcпорядилась бы моим походом в лес или на кладбище. Я выросла и не подчинюсь такому приказу. Бабушка поняла это, и больше не было никаких посылок. Кажется, ей не до меня.
Но скоро меня захлестнула новая волна смятения и позднего раскаяния. Совесть! Которая точит и грызёт. Легла тяжёлым грузом и валит меня вниз, как в нокауте. Я приняла эти мучения, как наказание бога, который многое простит нам, если хорошо и усердно помолишься. Только беспощадно наказывает малого и взрослого, слабого и сильного, бедного и богатого за гордыню и чванство. Таскать и подсовывать яйца под чужую наседку, чтоб только бабушка не узнала. Узнало зато всё село, как Сиротка обманывает свою воспитательницу. Боялась не смерти, а молвы людской. Ведь я для села ангел, феномен воспитанности и учёности. Благодаря кому? Бабушке. Её жёсткое (не жестокое) и суровое воспитание готовит меня для трудной жизни. Так какого же наказания я достойна? И была наказана. Крестины своих детей превратила не в то таинство, которое должно произойти без шумихи и показной фальши. Я и Касим явились (а надо было не являться, а попроситься) победителями. Односельчане не увидели больше своей любимицы, которую можно было просто пожалеть или приласкать, или погордиться, как она опережает городских выскочек.
За гордыню и чванство бог наказал и первых своих детей-- Адама и Еву. Они повзрослели и не считают нужным попросить у бога разрешения сорвать тот плод. Сами ...