Сноп искр магических у вас в спине пушистой... "Кошки", Шарль Бодлер
Кот явился в час, когда зажигаются окна в домах и их свет, смешиваясь с фосфорическими отблесками реклам, растекается в мутной толще гололеда, мерцая и пульсируя, как в магическом кристалле. Растворившись в оплывших, сточенных гранях, по которым скользят, вылетая на встречную полосу, иномарки, стеклами, никелем бамперов, лощеными боками зеркально отсвечивающие бегущие огни, мурлыка замер в оцепенелой медитации, чтобы набрать сил для прыжка. Образовавшись из вечерних огней, он позаимствовал зеленый глаз у светофора, и теперь его гипнотизирующий зрак смотрел из толщи наледи на проколотое звездочками небо: чьи-то когти, вонзясь, желали разорвать твердь да не вышло - и только там и сям, словно следы проколов от высунувшихся из мягких подушечек лап когтей, светились созвездия. Зеленоглазый, вездесущий бог с каждой натекшей с крыши каплей наращивающий сталактиты сосулек, хрустальными анфиладами украшающих его зыбкий храм, сидел в своей пещере, топорщась усами, когда большой, сарделькообразный троллейбус занесло на повороте. Раздался треск. "Рога" сорвались с проводов. Посыпались искры-и выскочившая из дверки кабины Зинаида уже лезла ловкой кошкой по лесенке на крышу, чтобы вернуть металлические штанги на место. Кот уже почти готов был сделать прыжок на спину Зинаиды, чтоб к удивлению глядящих сквозь стекла фаршевых лиц сверкать, переливаться, светиться, потрескивая текучими, пробегающими по шерсти молниями. Он вполне мог вцепиться в холку этой мартовской кошки прямо задесь, на ступеньках лесенки, и тем самым продемонстрировать, что его час настал. Но он урчал и менял цвет глаз с зеленого на красный и оранжевый, чего-то выжидая. Он вживался в это свое воплощение. Примеряя для когтей никелированные загогулины, какими прикрываются форточки иномарок, с сидящими в их похотливо мурлыкающих утробах зеленоликими пришельцами, пробуя в качестве клыка нож, лежащий в кармане бредущего меж громад многоэтажек тщедушного человечка, кот все еще блуждал своей бездонной памятью в прошлых воплощениях. Дурные привычки срастаются с нами, становясь нашей сутью. А с тех пор , как он вошел в мир людей, оставив свои просверленные человеком и нанизанные на сыромятный шнурок когти и клыки на шее шамана, он столько раз менял боевую оснастку, что уже привык - глаза волхва-колдуна, вызывавшего его дух своими магическими действиями--его глаза. Алтарный нож, вонзаемый жрецом в грудь жертвы--его коготь и клык. Дар пророчества, которым наделялись те, в кого он вселялся - его кошачье чутье. Все это он передавал телам и предметам, в которые вселялся щедро, без сожаления, что его сила достается кому-то. Но сидящий в нем священный зверь знал -- стоит ему захотеть - и всевидящие глаза волхва выстрелятся из глазниц в морды кровожадных идолов, и схватившийся за лицо колдун, уже не видящий, как его очи, вставившись в лик истукана, взирают на его же муки, будет орать:"Что это!?" Кот ведал, что, вонзая свой коготь в жертвенное тело, он способен повредить миллионы жизней, а, найдя Мартовскую Кошку, заставить всех повторять свои манипуляции. С тех пор, как его когтями и клыками становились жертвенные ножи, мечи гуннов, жалоподобные шпаги дуэлянтов, пули, вылетающие из дул пистолетов, он уже ничему не удивлялся. Он приходил во времена возведения пирамид, строительства готических храмов, свержения прежних тотемов и возведения новых. Он знал, что раз в году наступает пора, когда он будет призван из дымных, населенных голосами и гадами джунглей, где его давно уже не мучали ни голод, ни страх, ни ярость. Раз в году приходило его время. Время его бесчисленных воплощений.
Он не понимал, почему так получается? Он приходит для того, чтобы набухали на деревьях почки, просыпалась под сугробами трава, заявязывались котята в утробах идущих на его запах гибких, пружинистых, отзывистых кошек, но люди...Люди тратили даруемую им силу совсем на другое.
И снова, сменив зеленый цвет глаз на красный, он ощутил своим звериным чутьем: пора! Волхв вызывал его, жрец занес нож над жертвой - и вот-вот должен был наступить момент, кода хлынет первая струйка сока к тополиной почке, шевельнется травинка под осевшим, почерневшим сугробом и чья-то окотевшая рука потянется к запутавшемуся в складках простыни бедру, обретающему от прикосновения форму кошки. Кот блаженно ощущал, как вызывающая его сила втягивает его коготь в приятно холодящую твердь металла. Эти мгновения воплощений доставляли ему особое наслаждение: одно дело шляться по временам бесплотным фантомом, совсем другое каждой шерстинкой ощущать прикосновения бытия. Высунутый из подушечки коготок грел слегка касающийся его палец. Кот знал эту игру. Через коготь он всей своей силой должен послать импульс священного зверя и, тот, втекая в вызывающего его, нажмет. Кот понял--он угодил своим бесплотным когтем в спусковой крючок. Правда, еще пока не разобрался - спусковой крючок ли это дуэльного пистолета системы Кохенрайтер, винтовки с оптическим прицелом или "акаэма". Люди наизобретали столько оружия, что не сразу и различишь - тем более, если ты когтем сидишь внутри спускового крючка, твоя лапа вытянулась тротуаром на котором, прячась за стволом дерева топчется хмырь в куртке, лыжной шапочке, шнурованных бутсах, а твой кошачий глаз смотрит не сквозь оптический прицел, а через грязную льдину, примерзшую к асфальту возле решетки ливневки.
Волхв все еще возился с травами, сыпал в закипающее варево порошок из молотого кошачьего когтя. Жрец все еще медлил над опоенной наркотическим зельем, распластанной на алтаре жертвой - прекрасным юношей, чей чеканный профиль был хорошо виден в свете коптящего жировика. Втекая вторым глазом в стекла подсвеченной неоном витрины, где стояли два с иголочки одетых манекена -- он и она -- Мартовский Кот мог наконец-то окинуть взглядом всю улицу с неудержимо скатывающейся вниз лавиной машин, прячущейся за тополем черной фигуркой и застрявшим на противоположной стороне троллейбусом, который тщетно пыталась привести в движение тянущая его, как бычка за рога, дергающая за веревки Зинаида. По уходящему во дворы промокшему от луж, растрепанному хвосту Кота, по-пенсионерски шаркая огромными кроссовками, двигался тот, кого Коту хотелось тут же сбросить с себя, заставить упасть, причинить боль, но крушить асфальт и сотрясать прилегающие дома -- это было бы уж слишком. Поэтому Кот ограничился тем, что одним из когтей воплотился в нож, рукаять которого сжимал спрятаный в кармане кулак мерзкого типа. В другой руке, словно для того, чтобы уравновесить набрякший тяжестью ножа страх, тщедушненький нес мусорное ведро.
Поскрипывала дужка ведра, скрежетали тормоза зависающих на светофоре машин, плюхали о мокрые отмостки срываяющиеся с заостренных сосулек капли. Мартовский Кот знал: сейчас ему предстоит совершить прыжок. И тогда, проницая сквозь пространства и времена, он сотворит это. Он пока что не знал, что это будет, но отдавал себе отчет , что это будет что-то столь же ужасное, как то, что ему пришлось сделать впервые, когда вызвал его дух шаман-охотник, чей скелет догнивал под этим перекрестком покрытый землей и щебнем, закатанный слоями асфальта.
В эти краткие мгновения перед началом ритуала, нежась, Кот особенно остро ощущал как на воплотившемся в двуспальную кровать сгибе его левой лапы окончательно окотевшая рука двигалась по бедру-кошке, чтобы, соскользнув с отзывистой округлости, ощутить вплывающий в лодонь выпукло-заостренный нос хрустальной ладьи.
Время не текло, а перескакивало, как рысь с ветки на ветку. Ночь перекрасила серую шерсть в бархатисто-черное непроглядье темных переулков, обратив Кота из чуткой, прыгающей с деревьев на спины охотников рыси в пантерошерстного монстра с чутким влажным носом и горящими глазами. Но ему еще рано было совершать свой прыжок. Еще возилась с троллейбусными веревками Зинаида, клянущая себя за то, что оторвалась от привычного, деревенского - с телушкой Звездочкой на ромашковой лужайке, поросенком Борькой в хлеву, котом Васькой в девичей постельке. Рыжый кот днями грелся на подоконнике, а ночами, возникая на лунной амальгаме окна косматой головой допризывника, пробирался к ней под одеяло. Ваську придавило колесом трактора - и его Зинаида закопала у прясла, в дальнем углу огорода. Косматую голову обрили - и ее лунная, шишковато-кратерная округлость закатилась за дальние горы. Куда девалось гибкое, мускулистое, жившее ночами под ее одеялом существо, составлявшее одно целое с попавшим под колесо котом? Неужели оно превратилось в одного из тех, в черных лыжных шапочках, с автоматами в руках, живых или поверженных, кого можно было видеть в экране телевизора, когда показывали Чечню? С тех пор как Василия призвали прошло столько лет, что Зинаида сильно подозревала - его взяли в плен... Человеческий фарш понемногу выдавливался из металлической сардельки, растекаясь по шерсти и лапам кота, и Мартовский Кот слизывал его языком прячущейся между домами темноты.
Дом над перекрестком уже начинал гасить окна и жаркая задняя лапа, прилегающий к ней пах и бархатистые возвышения в опушенной горячей ложбине быстро воплощались в спальни, где щелкали выключатели, меркли телеэкраны, зажигались ночники - и каждая шерстинка Кота могла воплотиться в простыни, подушки, одеяла и пододеяльники, по которым распластывались тела, разметывались руки и волосы. И только десятилетняя девочка Лида, какой Зинаида помнила себя всегда, пока на нее не надвинулся остров асфальта, бетона и вавилонским столпотворением громоздящихся один на другой прямоугольников и кубов, все еще сидела за экраном компьютера, двигала мышью по резиновому коврику, нажимала пальчиками на клавиши. Она уже дошла до триннадцатого уровня. Она уже вошла в храм Колдуна. Она уже положила на алтарь Прекрасного Юношу. Она уже зажгла жировики в нишах каменных стен. Она уже положила магический кристалл поверх скрывающей пенис мальчика набедренной повязки. Она уже вложила жертвенный нож в руку Колдуна. Но хорошая девочка Лида не знала, что нажатием последней кнопки она превратит себя в медиума свещенного зверя .
По правилам игры ей предстояло трижды нажать цифру 6. Кто-то всегда называл эту цифру. Конечно, шаман-охотник не знал арифметики, но с помошью троекратного прочтения молитв с изображением духа- помощника в виде клюющей камушки капалухи он достигал необходимого эффекта. Дух оживающих ручьев и пробуждающихся деревьев Кара-рыс выказывал свою силу. Жрец-инка не ведал арабской системы исчисления, но зависнув над колодцем мертвых, он бросал туда три зерна проросшего маиса - и достигал того же эффекта. Пальчик Лиды застыл над клавишей в нерешительности. Как только рука девочки потянулась к цифре шесть, в ее ушах завыли кошки, сквозь стены рядом со столом, на котором стоял компьютер, стали продавливаться ужасные хари. Кошачий вой мерещился Лиде с тех пор, как солнечным майским днем она увидела в раскрытое окно: тщедушный, мосластый переросток, прозванный из-за своей худобы и страсти убивать кошек и котов Кошачьей Смертью, сбросил в канализационный колодец рядом с перекрестком удавленного им очередного кота. Потом от Тормоза, Конявого и Черепа Лида узнала, что этот вечно открытый колодец, из которого тянуло смрадом и вонью,--кошачья братская могила. Что-то вроде время от времени появлявшихся на экране телевизора подвалов, где морили голодом и убивали пленных, среди которых, была убеждена Лида, пропал и ее папа. Мама говорила - он попал в плен и его замучали. Лиде снилось - душитель котов обращается в садиста в комуфляже - и набрасывает удавку на шею ее отца. Потом он вынимает огромный тесак-и перерезает пленному глотку, чиркнув лезвием по кадыку выше удавки. Лида была убеждена, что удушения и перерезания кошачьих глоток напрямую связаны с умерщвлениями пленных. И в том и в другом случае орудиями казни служили удавка и нож. Она это видела внутренним зрением. И когда Кошачья Смерть накидывал проволоку на горло бьщегося, царапающегося, вырывающегося кота, к лицу Лиды вплотную приближался какой-то за тысячи километров находящися отсюда подвал, в котором бился в предсмертном хрипе пленный Курт Кобейн.
Лида ненавидела Кошачью Смерть. У Лиды была кошка-любимица, которую ей разрешила взять из подъезда соседнего дома скучающая по Василию, девичей постельке и домику в деревне мама Зина. Уединяясь, Лида, Тормоз, Конявый и Череп включали посвечивающий неоновыми мигалками музыкальный центр, слушали ясноглазого Курта Кобейна и мечтали угробить Кошачью Смерть, но не знали как это сделать.
И вот по совету Черепа, который смотрел много жути, имел комп, дни напролет шарился в Интернете и накопил большую коллекцию виртуальных игр, они решили попробовать уделать Кошачью Смерть магическими средствами. Для этого Череп советовал использовать игру "Маг и юноша". Они договорились. Вечерком они соберутся у Черепа, родителей которого не было дома, потому что они уехали по турпутевке в Латинскую Америку. Бабушка не мешала компьютерным забавам малышей, и дойдя до 13 уровня, Лида должна будет набрать 666. Череп сказал, что он ввел в программу игры другое имя и теперь Прекрасный Юноша называется Кошачьей Смертью. И как только нож Колдуна вонзится в грудь жертвы - Кошачьей Смерти придет конец.
Каждой налившейся электричеством шерстинкой Кот предчуствовал - сейчас начнется! Он ощутил как напряглись застывшие в витрине манекены. Казалось вот-вот они готовы были зашевелиться. До него дошло--следующая порция машин, оцепеневших под гипнотизирующим рубиново-красным глазом светофора, очнувшись и начав двигаться, отмерит начало его прыжка. Сейчас каждым позвонком чуткого хребта Кот ощущал щекочущие его шерсть колеса джипа, в котором сидела Мишень. Это был один из зеленоликих пришельцев и его подруга. Мартовский кот втек в салон и теперь эта увлекаемая общим потоком лайба стала частью его, движущимся под черной лоснящейся шерстью комочком. Сидящий за рулем, коротко стриженный мэн, угрюмо смотрел сквозь лобовое стекло. Вадим Котов не любил этого перекрестка. Вечно открытого колодца, куда того и гляди ввалишься колесом. На плече лежала легонькая Анина головка. Это, похожее на принцессу со средневекового гобелена эльфическое существо он закадрил в ночном клубе. Через этого эльфа он, директор банка, стал воскресным папой. А его бывшая жена обратилась в ебливую мартовскую кошку. Бизнес движется. Деньги крутятся. Но... "Позавчера я обанкротил Когтева, вчера Хвостова, очередь за Глазевым, -- думал Котов,-- а ведь они -- часть целого, в которое включен и я. Не закажут ли вчерашние компаньоны? Да и жена грозилась в приступе ревности. А теперь вот путается с этим ...Тоже -- нанял телохранителя на свою шею! Хорош ветеран чеченской компании, скрывающийся от алиментов Василий! Голубоглазо-златовласый убийца...Сам ему за устранение Крысятникова платил... "
Предложенная Черепом игра подходила к завершающей фазе. Кошачья Смерть шел по переулку и в засунутой в карман курточки руке сжимал теплую рукоять ножа. В другой руке он нес мусорное ведро; поверх опустошенных консервных банок и использованных бумажек он специально натолкал побольше старых газет, чтобы было правдоподобней. Дылда, с которым они валялись рядом на шконках на малолетке, объяснил: "Он подойдет к мусорному баку -- и бросит в него автомат. Ну, в это время ты его и пырнешь. Ты ж за это сидел--тебе не впервой..."
В предложенном Черепом сценарии был еще один штрих. Лида будет давить на клавиши. А они с Конявым и Тормозом оденутся индейскими жрецами. Для этого они используют костюм, привезенный папой Черепа из Бразилии. Они с мамой мотались туда каждый год, чего-то там им нравилось. Головной убор из перьев, пончо, игрушечный барабанчик с палочками папа привез в качестве сувенира. Все это они поделят между собой и устроят маленький маскарад. И еще надо включить что-нибудь из Курта Кобейна. Так и сделали...
Левая задняя лапа кота и пах между ними все больше и больше затвердевали кроватями, постелями и прижимающимися в них друг другу телами, ерзающими, тыкающими твердым и напористым в разъемистое и влажное. Правая лапа ощущала движение по переулку острорылой иномарки. Это зазубренное "долото" направлялось в ту же сторону, что и Кошачья Смерть с ножом в кормане и мусорным ведром на коромыслице немеющей от страха руки. Одно дело по пьянке собутыльника пырнуть, котов давить, забивать их камнями и резать им глотки, другое дело -такое...
Твердый палец настолько нагрел металл спускового крючка, что тепло это через коготь растекалось по всему телу кота и на спинах, жопах и лицах ебущихся в теплых постельках выступал банный пот. Накаляющий спусковой крючок палец был столь же тверд и решителен, как и все сообщество постельных фаллосов, совершающих сейчас нагнетание наслаждения в извивающиеся под и над простынями тела.
Череп водрузил на голову перьевой убор инки. Конявый в пончо подборматывал выкобенистому пению Курта. Он где-то слышал слово каракурт и теперь воображал себя Куртом-каракуртом, бегушим по зыбучим барханам, чтобы настигнуть ядовитую змею. Тормоз постукивал в барабанчик. Кот чувствал, как под шерстью правой его задней лапы, что-то шевелится. Сидяший внутри "долота" паренек крутанул громкость, добавив музыки. Внутри пластмассы что-то хэвиметаллически брякало, бормотало и постукивало...Паренек увидел баки помойки, маячащую вдалеке фигурку с мусорным ведром и притормозил, повинуясь медленному пульсированию барабанчика... Слишком рано подъезжать к этой помойке, украшенной шифоньером-руиной, продавленным диваном и похожим на вырванный глаз кинескопом тоже не к чему...
Лида нажала на цифру 6. Первое, что она увидела --это быстро вырастающий на собственном пальце кошачий коготь. Колдун ударил ножом и картинка на экране сменилась. Облаченный в комуфляж с головным убором инки на голове Череп стоял за тополем и целился из "акаэма". Ощущая как по телу начинает разливаться невероятное блаженство, Мартовский Кот давил на спусоковой крючок. Внутри "аэаэма" залязгало. Вспышки огнегасителя ослепили натягивавшую веревочные возжи Зинаиду. Аня вскинулась и увидела, что из виска Котова течет и, вцепившись в руль, он валится набок. Она услышала как колесо въехало в открытый канализационный колодец; его Котов всегда объезжал, когда они ехали к ней. Обернувшись на грохот выстрелов, Аня увидела выдвинувшуюся из-за тополя фигуру с нацеленным на нее автоматом. Лязг, звон осыпающихся стекол--жаркий удар чего-то острого, загнутого на конце в голову--и она уже ничего не видела. Лида , Череп, Конявый и Тормоз наблюдали на экране, как отстрелявшись, комуфляжник бросился в глубь двора. Тополь, тротуар, въехавшая колесом в дырку Колодца Смерти машина - выпали из поля движущейся картинки. Теперь на экране были мусорные баки с пересыпающимся через края, колыхаемым ветерком хламом, шифоньер, диван, кинескоп. Киллер подбежал к бакам и бросил автомат в тот, что был полупустой. Сзади на исполнителя заказа надвигался Кошачья Смерть с ведром. Обернувшись киллер спросил:"Который час?" Видимо, затягивал время, соображая что делать с эти мусороносом.
--Дави! - хрипло крикнул череп из-за плеча Лиды.
--Так это ж ты сторелял по машине!
--Так по игре положено. Я его щас из этого автомата!
Лида еще раз надавила на клавишу с цифрой 6. Кошачья Смерть сделал резкое движение. На экране мелькнул колдун, отсекающий сердце от вен и аорт. Лида увидела, что седые космы, щекоча ее плечи сползают на клавиатуру. В руке у Кошачьей Смерти блеснуло - и комуфляжник в головном уборе инки схватившись за бок стал валиться наземь.
-- Дави! - хватаясь за бок, умолял Череп. Перья его убора посыпались и сбившись в квохчущую капалуху, норовили клюнуть Конявого в глаз. Бегуший по песку Курт- каракурт как мог отбивался от налетевшей на него суетливой птицы. Он бежал к возвышающимся над барханом мусорным бакам, чтобы вонзить жало в ядовитую змею под названием Кошачья Смерть. Кинескоп смотрел, не мигая, подробно отражая все происходящее. Кинескопу было ясно, что вот эта самая змея, а не обрывки шнуров, куски бельевых веревок и проволоки затягивались на горлах несчастных мурлык.
Сильно неуверенная в том, что она делает правильно, Лида еще раз надавила на цифру 6.
Скрипнула дверь. В комнату заглянула маленькая девочка и снова прижала дверь к косяку. Лида хотела встать, но не могла--так отяжелели ноги. Было слышно как девочка убегате топоча ножонками по уходящему в бесконечность коридору.
Лапы Кота оторвались от асфальта -- все мышцы его разрядили накопившеесяся в них статическое электричество -- он летел в прыжке. Он растекался, вламываясь в живые существа и предметы, чтобы напоив их своим инфернальным светом, дать импульс круговращению смертей и жизней. Лида, в плечо которой вцепился хрипящий Череп, видела, как из подскочившей к мусорным бакам острорылой иномарки высунулась рука с писталетом, мигнуло вспышкой -- и Кошачья Смерть уже падал, роняя ведро. Курт-каракурт вонзил жало в змею, но шипя и извивась она сомкнула зубы на пауке. Взглянув на экран, Лида с ужасом обнаружила, что стрелявший из машины - Конявый. Его лицо. Его профиль. Профиль прекрасного Жертвенного Юноши. В возникшем на экране оконце Колдун держал в руках пульсирующее сердце. Тормоз продолжал подстукивать в барабанчик.
Лида увидела. Из мусорного бака выскочил зеленолицый пришелец. У него было лицо Тормоза. Автомат в его руках задергался - и Конявый упал головою на руль.
-- Бежим! - крикнул Тормоз бросая барабанчик.
Отпрянув от компьютера и стряхивая с плеча безобразного, рассыпающегося на куски индейца, Лида увидела валящуюся на клавиатуру, распадающуюся у нее на глазах длинноволосую седую старуху. У ног старухи, корчался , шевеля лапками страшный паук.
-- Мы совершили ритуал - и теперь реинкарнировали на три тысячи лет вперед. Мы с тобой - представители проникающей цивилизации. Существа, для которых прозрачны все времена и мы можем блуждать сквозь них, как электричество в проводах, - произнес Тормоз, и, обернувшись, Лида увидела - Прекрасного Жертвенного Юношу с зеленым лицом пришельца. О них Лида слышала от мамы. Они стали являться Зинаиде с тех пор , как она отчаялась ждать Василия из Чечьни, перебралась на асфальтово-железобетонный остров и пошла работать в троллейбусное депо. Зинаида видела их в моменты, когда сваливались с проводов рога и на контактах образовывались электические звезды. Они распрашивали ее, выросшую в деревне Пришельцево -- не натыкалась ли она во дворе своего дома на их корабль? И когда она рассказала им , что дедушка разобрал какую-то рухнувшую с неба в огород, в картошку серебристую хреновину и приспособил части ее под корыто для свиней, кормушку для телушки, бак для воды в баньке--они вместо того, чтобы пригорюгниться и предъявить ей счет за порчу инопланетного имущества, ужасно обрадовались.
--Значит, Лида пила то молоко, ела ту свининку и мылась в той баньке?
-- Конечно! - отвечала Зоя, возясь с рогами электрического гада. Непослушного. Непокорного. Упрямого. И радостные, светясь и искрясь, они скатывались по бокам троллейбуса на асфальт, упрыгивали в ливневку, чтобы, ликуя, блуждать болотными огнями в железном кишечнике канализации.
Дом истаял вместе с помойкой. Лида и Тормоз стояли на вершине бархана. На макушке соседнего песчаного холма сияло и переливалось всеми цветами радуги нечто, что им сильно напомнило многократно увеличенный кошачий глаз. Он глядел на них, гипнотизируя. Лида и Тормоз шли к нему, как завороженные. Что-то такое же дед Георгий обнаружил когда-то в огороде, за банькой и хлевом в картофельной ботве. И потом в этом месте происходили невероятные вещи. То тяпку засосет вместе с черенком - и она вынырнет из подернутой тонкой пленкой грязи дыры в виде цветущей яблоньки. То сопог утянет - и тот вернется по самое навершие голенища полный золотыми. То собачонку захавает - и вместо злобной дворняги на этом месте образуется завистливая соседка - у нее картошка--горох, а у них - бульбы, будто детские головки. "Экстросенсы хреновы! " - топнет ногой соседка, глядя на такую несправедливость, и снова провалится под землю, чтобы, выскочив из тринадцати деревенских колодцев, мести языком -помелом по деревне о том, что Зинаидин папочка--колдун, хоть и при медали "За отвагу", заслуженной под Сталинградом. Никто не знал - куда девалась мать Зинаиды. Болтали, что провалилась в ту дыру в огороде, когда Георгий пытался омолодить жену путем окунания в целебную грязь. А Зинаиде снилось, что омолодившись до маленькой девочки, мама убегает по длинной, уставленной высоковольтными столбами просеке. Судачили, что Георгий и бабку с дедом пытался вызвать из той дыры, но оплошал, материализовав чекиста в кольсонах и с браунингом, прошарашившегося всю ночь по деревне и свалившегося в заколодевшую могилку на кладбище в березниках. С тех пор, как крестики на могилках стали падать, все списывали на Георгия и его не весть от кого зачавшую дочь. И придурошного призрака, майской ночью в дождь и грозу бабахавшего из ржавой пукалки, бегавшего по деревне с криком:"Кто не сдал зерно-выходь!" И блуждавшие над могилками и на зернотоку зеленые огоньки. Все приписывали нечистым делам Георгия.
Мартовский кот растекался по наполненным цитоплазмой жизни квартирам, кафе, вагонам подземки, нервным стволам и разветвлениям электрических и телефонных проводов, атеросклеротическим канализационным трубам. Как сладостен был этот момент прыжка, нажатия на спусковой крючок, вонзания клыка-пули в горячее и теплое! Как дружно брызнуло в этот миг из вздыбленных хуев! Как потекло, щекоча и горяча нутро разопревших влагалищ. Хвост кота трещал. В нем играли и посверкивали жалкие амперы телефонных звонков. В домах по четыре стороны от прекрестка с теплых постелей, не включая света, соскакивали с еще эректированными членами те, из тел, кого он уже вытек и уткнувшись в резину презервативов, прошел ее насквозь, оставив там слизистые бесплодные сгустки. Все это было скучно. Как и щекочущий, блуждающий в подхвостьи роботоподобный голос Дылды, разносящийся во все концы телефонной паутины: "Да, и Охотника, и Дохляка...Из окна видал..."
Он летел в прыжке, растекаясь, множа бесчисленные ипостаси. Он вибрировал телефонной трубкой возле уха милиционера дежурной части и вытекая из другого его уха "бобиком" - тарахтуном, мчался к тому перекрестку, чтобы накарябать лапою на бумаге дедуктивные объяснения происшедшего.
Ему неинтересно было - в какую галиматью сложат все случившееся извилины, бугорки и шишечки под фуражкой с какардой. Дотекая до окраинных домов и подстанций, он не хотел подводить итога. Это когда-то, просочившись сквозь лабиринты асфальтово-бетонной громады, поблуждав по ней, он прикидывал--количество трупов, оргазмов, внезапных необъяснимых смертей и исчезновений. И всякий раз удивлялся, что все больше и больше люди ждут его прихода, чтоб убивать и насиловать, а не исцелять и любить, а теперь...
Он давно разучился жалеть их. Но отчего-то все же защемило в наэлектризованном сгущении на том месте, где когда-то билось вынутое шаманом-охотником сердце, от того, что произошло в момент его скачка с героической Зинаидой. К тому времени, когда он совершил это, к ее несчастью не весь слизистый фарш вытек из рогатой сардельки-улитки. Подзадержавшийся в салоне мужичок делал вид, что сосредоточенно читает газету, и все не уходил. Он почему-то ужасно напомнил Зинаиде офермеревшего совхозного зоотехника. После того, как Зина родила от случайного заезжего, канувшего в неизвестность шофера, которого она узнала однажды в голубоглазом Курте Кобейне с постера, приклееного дочерью на стенку, зоотехник совсем охренел -- лез и лапал повсюду, прихрюкивая:"Ну все равно ж не девка, чо ломаешься!"
Отчаявшись стронуть распроклятого сохатого на колесах с места, Зина еще раз дернула за веревку и в этот момент, замигало огоньком на противоположной стороне дороги, застучали выстрелы. "Лида-то одна дома!" - всполошенной капалухой метнулось у Зинаиды в голове. Бросив веревки, она кинулась через дорогу к дому, где, когда еще только начинала бороться с тяжелыми металлическими рогами, свет горел, но потом погас--и она решила, что Лида либо ушла к соседям играть на компьютере, либо почему-то легла спать в такую рань. Зинаида не испугалась, что ее расстреляют так же , как тех, чьи окровавленные тела она увидела в свете витрины, когда отпахнула дверцу джипа. Машины проносились, улепетывая мимо. Через дорогу бежал спешащий на помощь мужик с телепающейся по ветру газетой, похожий на зоотехника, а может и сам зоотехник, надумавший построить ферму и взять ее женою в этот замок. Теперь в голове Зинаиды все путалось. Ей даже показалось, что два манекена-он и она--одежде которых Зинаида, снимавшая в этом доме однокомнатную всегда завидовала, теперь стоят рядом с ней, возле этого расстрелянного джипа, и сожалеюще покачивают головами. Зинаида кинулась во двор, где раздавались крики и звучали пистолетные хлопки. Она пробежала мимо помойки, рядом с которой с обыденностью развалившегося надвое выброшенного дивана лежали два трупа -- и влетела в подъезд. Пробежав несколько ступенек -она остановилась в нерешительности--так топорщащиеся вылезшими наружу пружинами обломки мебели или люди лежали там? Ей даже показалось, что лицо одного из лежащих возле помойки ей знакомо -это было лицо ее Василия, так похожего на Курта Кобейна. Она сделала шаг назад, но вспомнила, что с тех пор, как он исчез, ей чуть ли не в каждом белобрысом и голубоглазом мерещился Василий - снова кинулась вверх по лестнице. Сейчас Зинаида ощущала нечто похожее на то, как совсем еще девченкой она угодила в огороженное отцом место меж капустных гряд и подсолнухов и, долго падая в бесконечный колодец, вдруг плавно опустилась на плоский прохладный камень. Камушек сделал оборот вокруг своей оси - и она обнаружила, что совершеннно голая лежит на алтаре, а над ней склоняется кто-то зеленоликий в едва прикрывающей лицо полумаске кота. Соседский мальчонка, надевший такую маску на новый год, гонялся за ней, хрупкой снежинкой в круговороте танцующих возле сверкающей школькной елки - и потом ей снилось, что он вышел из упавшей в заснеженный огород зеленой звезды.
Квартира, за дверьми которой таились зловещая темнота и неизвесность, была на пятом этаже. Нашаривая в кармане куртки ключ, паникуя и страшась, что уже поздно, Зинаида добежала до третьего. Белея в темноте зажатой в кулаке газетой, зоотехник нагнал ее между третьим и четвертым. Да. Это был все-таки он. Специалист по случкам и искуственному осеменению, строитель замка в чистом поле Фрол Матвеевич. Шепча ей в лицо о том, что он полмесяца катался на ее троллейбусе, читая и перечитывая одну и ту же газету, и через то потратил все деньги на билеты, он, напихал Зинаиде в рот невкусной газетной бумаги, свалил ее здесь же и, разрывая одежду, совершил естественное осеменение. Содрагаясь от отвращения Мартовский Кот пытался вырывать из него свое мягкий малиновый жгутик, которым он славил жизнь, заскакивая на кошек и совершая волнообразные движения. Но сила зоотехника была неоодолима. Израсходовав все содержимое сосудов дюара, Фрол Матвеевич сдавил горло Зинаиды и слушая ее предсмертный хрип, ощущая под собой ее конвульсии, кончил еще раз.
Манекены стояли рядом с ним и грустно кивали головами.
--И это любовь? - разлепила пластиковые губы она.
--Любовь! - хрюкнул Фрол Матвеевич. И упав на Зинаиду, опять начал дергаться и обливать ее спермой.
Кот все-таки выдрал из зоотехника свое натруженное мясо и, наложив на темечко Фрола Матвеевича лапу, крутнул эту бошку, словно голову куклы. Хрояснуло. Фролу Мотвеевичу показалось, что манекен-мужчина зажал его в своих пластмассовых объятьях, а манекен женщина оторвала ему голову. Безголовое его тело, повалившись, опять упало на Зинаиду и продолжало искать совокупления. Играя все это видящей головой, витринные истуканы стали спускаться по ступенькам.
Втекая в высоковольтные провода , Мартовский Кот устремлялся в сторону деревни Пришельцево. Еще переносясь с левого берега на правый по сияющей гирлянде мостовых фонарей, он видел, как, обтекая колесо джипа, из канализационного люка, выструилось сизое облачко. Из него образовался шаман-охотник. Стряхивая с плеча дохлого кота, он огляделся. Увидев стоящего на противоположной стороне улицы упрямо вздымающего рога к небу сохатого, заложил два пальца в рот и свиснул. Шаман-охотник знал здесь только что пробежал дух Черной Рыси. Долго он будет гоняться за ним по лесам и болотам на своем голубом олене, но настигнув, все равно убъет, чтобы сделать из когтей и клыков зверя бусы-обереги.