Горбанев Юрий Иванович : другие произведения.

Дождь смывает следы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Юрий ГОРБАНЕВ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   И дождь смывает следы
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Посвящается Учителю,

Дмитрию Павловичу Пудкову

  
   Глава первая
  
   Этот звонок звучал раз в две недели. Сняв трубку, Фрол не успевал еще произнести "Да, слушаю вас", как его оглушал жизнерадостный бас Петровича.
   - Ну, старухан, совсем друзей позабыл! Мы с ребятами вчера такой больдерьеро немаленький учинили - как в старые добрые времена. Тебя вспомнили, домой позвонили - никого...
   Фрол, понимавший отлично, что не было ни звонка, ни больдельеро, ни ребят, тем не менее горько расстраивался, вспоминал "закрутку" на работе, обещал больше не пропадать. Нес разную прочую чушь, ожидая, когда разговор придет к своему логическому завершению.
   - Ты хоть футбол-то вчера смотрел? - басил Петрович, - Зря, зря... "Спартак"-то опять продулся, 1:2. А вот "Локомотив" твой любимый...
   Фрол, заблаговременно приготовив ручку, записывал на листе перекидного календаря колонку цифр. Чтобы, пообещав Петровичу звонить, повесить трубку и вырвать этот листочек. Он не раз уже думал о том, что, если тщательно пролистать его календарь, можно заметить отсутствие в каждом месяце пары чисел. И вспомнить, что через день за каждым таким вырванным листиком Фрол обычно на службе не показывался - либо работал дома, либо просто болел.
   Впрочем, успокаивал себя Фрол, кому в их конторе нужно листать, обращать внимание, вспоминать... Хотя - чем черт не шутит, придет вдруг какой-нибудь дотошный, опытный, с удостоверением красного цвета, "обратит" да еще вычислит прямую связь отсутствующих листочков с его регулярными командировками. Потому что через день после такого листочка Фрол и не болел, и дома не работал. О чем любому дотошному и опытному без всякой задней мысли поведает соседка, баба Рая, полностью бравшая на время его отсутствия заботу о Джили. Поскольку заботиться о собаке, как и о самом Фроле, кроме как бабе Рае, в этом огромном дурацком городе было некому.
   Жена после полутора лет уходов и приходов, вызванных фроловскими запоями, выписалась из квартиры и, забрав ребенка, уехала. Что Фрол с каким-то непростым чувством обнаружил после очередной череды пьяных дней, как-то утром не увидев в ванной комнате жениного халата. А чуть позже - косметики, одежды. И кукол на дочерином пианино.
   Разумеется, пьянства своего Фрол не одобрял. На что, в принципе, и рассчитывала жена, когда очухавшийся Фрол в очередной раз приходил к ней на работу. Чтобы поклясться: что все было в последний раз, что он согласен на что угодно, только б они вернулись: зашиться, поменять работу, даже усыпить нелюбимую женой собаку.
   Они возвращались. И Фрол держался неделю, месяц... Снова стирал пыль с грифа штанги, начинал бегать по утрам. Снова расцветала жена. И дочь уже без страха в глазах открывала отцу дверь независимо от того, в какое время он являлся домой: в эти недели и месяцы Фрол работал, как паровоз. А потом его снова валила апатия. Копившаяся незаметно, день ото дня: как и сотни тысяч других русских мужиков, Фрол ежесекундно чувствовал, что не в состоянии вновь обрести под ногами рельсы, по которым он долгие годы целеустремленно и твердо строил жизнь. И с которых его неожиданно сбили.
   Чтобы он снова оказался в положении пацана. Ничего не умеющего для того, чтобы обеспечить хотя бы себя самого. Не говоря уже о жене и ребенке. Профессия, прежде позволявшая зарабатывать приличные деньги, оказалась вдруг до странности бесполезной. Были, правда, в ней люди, сумевшие и теперь оставаться на плаву. Но сорокалетний и никогда не считавший необходимым "прогибать спину" Фрол на такое был не способен.
   Того, что он зарабатывал теперь, хватало в лучшем случае на скудную еду. А порой и ее купить было не на что: контора, где он существовал, плавала чрезвычайно мелко. Даже грошовую по наступившим временам зарплату выдавали крайне нерегулярно. Денег супруги хватало максимум на пару недель. И Фрол, чтобы не видеть дочери, заглядывавшей в пустеющий холодильник, в очередной раз срывался, наливая себе на какой-нибудь презентации вместо "пепси" водки в фужер. Этого, как он хорошо знал, было вполне достаточно, чтобы не останавливаться несколько дней.
   И когда женин халат исчез в очередной раз, он признался себе:
   - Ты не в состоянии теперь быть ни отцом, ни мужем. Так пусть они хоть живут спокойно.
   Он уперся. Снова стер пыль со штанги. Приходил на работу первым, чтобы уйти последним. Только бы не сидеть дома: уж очень щемило сердце. Когда вдруг выгребалась откуда-то потерянная дочерью резинка для волос. Или пыхало в лицо из секретера запахом женской косметики.
   Но особенно тяжело было возвращаться по вечерам. Зная, что в квартире, кроме Джили, никого нет, что свой комплект ключей супруга оставила на столе во время последнего, "нелегального" визита, Фрол подходил к дому, не поднимая глаз, чтобы не видеть окон. Каждое свое возвращение ждал, что, открыв двери, увидит в коридоре квартиры свет.
   Пытка продолжалась весь первый год. Потом Фрол поменял квартиру. На меньшую, бросив в старой половину годами скопленной мебели. Зато - с телефоном и ближе к работе, на которую теперь было можно ходить пешком. Зато - с бабой Раей, с которой оказались квартира в квартиру, отгороженные от лестничной площадки железной дверью.
   Бабкой, такой же одинокой, как и сам Фрол: месяц спустя после его переезда скончался ее парализованный муж. Отпросившись со службы, Фрол мотался за справками, рыл могилу, с помощью соседских мужиков выносил покойного. А потом вместе с ними пил водку, закупленную на собственные деньги: сбережений у бабы Раи едва хватило на скудные поминки.
   С тех пор полноватая, коренастая старушка и прикипела к Фролу. Покупала для него хлеб, очень любила поговорить с Джили. Изголодавшаяся по общению трехлетняя овчарка слушалась бабу Раю, как будто при ней и росла. Ежедневно они выходили к подъезду, где баба Рая могла часами рассказывать товаркам, какая умница Джили, как все понимает и как чувствует Фрола: "Хозяин только к подъезду подходит, а она уже у дверей". Фрол же днем гулять с Джили не мог. Да и остерегался: овчарка до сих пор сломя голову бросалась к любой женщине, хотя бы отдаленно напоминавшей его жену. Не говоря уже о девчонках.
   В ту пору Фрол и столкнулся с Петровичем. Удивленно узнав в этом сегодняшнем барине паренька, писавшего "флаги" перед каждым экзаменом в институте. Тем не менее, регулярно заваливавшего пару предметов. Но категорически не желавшего делать то, ради чего они туда поступали -учиться.
   Еще больше поводов для удивления у Фрола было минут тридцать спустя, в ресторане, куда его затащил раздобревший за прошедшие годы Петрович: "генеральный директор СП, "Вольво", офис в одном из центральных районов города..."
   Разогретый "Маккормиком" Фрол кивал, особо в излияния Петровича не вникая: все вспоминал, когда же последний раз сиживал в ресторане. Четыре? Пять лет назад?.. Домой в тот вечер Фрол прибыл на иномарке, вызванной Петровичем по телефону сотовой связи. А Джили ужинала сосисками в вакуумной упаковке: купили на "стольник", выданный бывшим одногруппником просто так, "без отдачи":
   - Че ты, старый, у меня есть - я тебе помогу. У тебя будут - ты мне поможешь.
   Через день они встретились снова. И снова - в ресторане. Правда, уже без "Маккормика", под минералку. И Петрович предложил Фролу приработок: два раза в месяц отвозить в Москву "дипломат".
   - Ну что тут хитрого? Берешь из секции в камере хранения на Московском вокзале кейс, садишься в поезд. Утром, в Москве, кладешь его в такую же секцию камеры хранения. И - гуляй, Вася. А оторваться там, гарантирую, возможность у тебя будет.
   Фрол до сих пор помнит, как, закрыв дверь купе, первый раз вытащил из конверта три стодолларовые банкноты. Так вот просто: взял "дипломат", проспал ночь в мягком двухместном купе (в котором ни разу за все эти месяцы не случилось соседа) - и получил больше, чем за месяц пахоты в родимой конторе.
   Впрочем, то, что не все так просто, Фрол понял еще во время обеда "под минералку". И не только по сумме командировочных, платить которую за подобную деятельность станет разве умалишенный. Обставлялась каждая поездка мудрено: звонок по телефону за день до отправления, невинный треп, в конце которого следовал обязательный обмен спортивными новостями. Футбол ли, хоккей...
   Не имело значения, главное - набор цифр, означавший номер и код ячейки. Ее он следующим вечером и открывал, чтобы забрать кейс. И пару конвертов, лежавших на "дипломате" - с билетами в оба конца и "командировочными".
   Пожалуй, единственной трудностью во всем этом для Фрола было то, что ни футболом, ни хоккеем он никогда не увлекался. Поэтому, являясь в столицу, первым делом топал к газетному киоску и покупал газету: номер кода, который он набирал, мог быть любым. Но - соответствовать реальным результатам реальных матчей.
   Уже тогда, прихлебывая минералку, Фрол понял: его любезно приглашают в какую-то грязь. И что возить предлагают не спичечные коробки.
   На что Петрович с готовностью кивнул:
   - Знал, что ты спросишь. Только не бойся, бомб или наркотиков в "дипломате" не будет, для окружающих его содержимое никакой опасности не представляет. А что там конкретно - зачем тебе знать? Тем более - что случись, с незнающего тебя и спросу поменьше. Просто мне нужен курьер. Свой, надежный. А тебе нужда подработать. Берешься?
   "Чем, в конце концов, я рискую? Собою да Джили", - подумал тогда Фрол. И вернулся в контору, став на несколько сотенных бумажек богаче: Петрович просил приодеться к первой поездке. А еще через несколько дней состоялась последняя, по сути, их в этом году встреча. Заехав за ним на работу, Петрович отдал уже выписанную на имя Фрола лицензию на покупку газового оружия. Каковое он собственноручно и выбрал в одном из оружейных магазинов: неуклюжий на вид девятимиллиметровый револьвер. Ездить в столицу надлежало исключительно с револьвером под левым плечом. С патронами в барабане, заряженными дробью. Револьверище давил на руку, даже в самые жаркие дни нельзя было скинуть куртку. Кроме всего прочего, Фрол отдавал себе отчет: в случае экстремальной ситуации единственное, что он с помощью этой "газульки" сможет устроить, так это много шума. Его навыки в обращении с оружием были практически никакие.
   В остальном же поездки приносили одно удовольствие. Заперев "дипломат" в камере хранения, Фрол в отделении связи вокзала отсылал "до востребования предъявителю паспорта..." письмо, где дублировал будущее устное сообщение о коде и номере ячейки. Тут же завтракал - так, "с легонца": булочка, сосиска, кетчуп и кофе. Потом прятался в кабинке вокзального туалета, снимал надоевшую "сбрую", бросал пистолет в сумку.
   И - шел гулять. Пешком доходил до Арбата, потом садился в метро: каждый раз снова и снова тянуло в Черемушки. К громаде общежития, где жил во время учебы. Притулившись на лавочке, Фрол глазами отыскивал окна комнаты, в которой прошли его последние студенческие годы. И просто сидел, курил сигарету за сигаретой. Ни о чем не думая, сидел час, полтора... И чем дольше сидел, тем ему почему-то становилось легче.
   В магазины Фрол не ходил. Книги, тем более тряпки, его теперь мало интересовали. И только перед самым отъездом покупал что-нибудь бабе Рае. Именно что-нибудь: и коробке зефира, и палке московской колбасы баба Рая радовалась одинаково.
   Он и сам, как ребенок, радовался этим поездкам: обуза невелика, зато - отдых. Которого дома, в городе, почему-то никогда не случалось. А все эти заморочки со счетом и играми ему не досаждали. Фрол попросту махнул на них рукой. То же дублирующее письмо - он понимал: без письма нельзя. Иначе случись что-нибудь, и "дипломат" сгинет со всем содержимым в камере хранения. И уже спустя неделю после возвращения Фрол начинал ждать очередного звонка. Считая дни до момента, когда снова можно будет уехать в гости к себе. Не знавшему и не ведавшему всего, через что потом придется пройти.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава вторая
  
   Эйфория продолжалась пять месяцев. До того момента, когда Фролу вздумалось посмотреть, что же находится в изящном кожаном кейсе, запертом на цифровой замок. Поначалу покрутив колесики замка, расположенного под ручкой "дипломата", попросту от безделья, Фрол быстро вошел в раж: неужели я да не открою?! Выставив четыре нуля, начал целенаправленно менять комбинации цифр. Но очень скоро бросил, осознав, что комбинаций таких может быть великое множество. Тем более Петрович и компания вряд ли всегда используют одну и туже, меняют же они номер ячейки и шифр для каждой его поездки.
   Все должно быть значительно проще. Он набрал год - не то. Номер поезда, прибавив к нему нулик... Повезло минут десять спустя, когда Фрол добрался до месяца и даты начала командировки. Замочек чуть ощутимо вздрогнул.
   Фрол же, нетерпеливо откинувший крышку, опешил: кейс "под завязку" наполняли бледно-зеленые долларовые купюры.
   "Ай да Петрович, - прошелестело в голове. - Вот тебе и СП".
   Заперев "дипломат" и восстановив первоначальную комбинацию цифр, Фрол до утра так и просидел на диване. Курил, наблюдая на причудливыми завитками синего дыма, по которым резко бил, сгибая, чтобы утянуть в сторону двери, рвущийся в приоткрытое окно ветер.
   Судя по отработанной, четкой системе передачи портфельчика, она существовала и до него. Тогда почему Петрович вдруг загорелся желанием дать ему подработать? Куда девался предыдущий курьер, что с ним случилось?
   До Фрола, наконец, дошло, какую опасность он представляет для Петровичева СП уже тем, что знает количество переданных в Москву "дипломатов". Тем более - номер паспорта получателя отправляемых "до востребования" писем. Эти сведения ни в коем случае не должны достичь сторонних ушей. Стопроцентной гарантией чего может быть одно - молчание курьера. Стопроцентное молчание.
   "Так сколько ж мне осталось командировок? - билось в голове Фрола. - Одна? Две? Какой лимит определил Петрович для своих курьеров?"
   И, совершенно неожиданно для себя, Фрол понял вдруг, как дорога ему, оказывается, вся эта его безрадостная, непутевая жизнь. Что наступил момент, когда для спасения этой жизни нужно что-нибудь делать.
   Только вот что? Такие значительные суммы вряд ли доверят возить просто так даже своему человеку - без прикрытия, без контроля. Значит, его "пасут". Вряд ли постоянно и ежедневно, но с момента получения информации о коде и до отправки в Москву - точно. А револьвер в его кобуре - так, всего лишь для того, чтоб при случае Фрол мог наделать побольше шума.
   ... Гулять по Москве Фрол в тот день не хотел, просидел до вечера на вокзале. В поезде, дождавшись, пока проводница соберет билеты, бросил сумку на диванную полку и пошел в ресторан, который в этом фирменном составе не закрывался до самого утра. Сев за столик, разочаровал официанта, отказавшись от горячего: есть не хотелось. Но тут же и порадовал паренька, попросив водки и дорогих бутербродов. После чего придвинул винный фужер.
   Утром Фрол так и не понял, отчего он проснулся: от гула в висках или от "Пассажир, поднимайтесь, через полчаса подъезжаем", произнесенного склонившейся к нему проводницей. Тут же добавившей: "Может, пивка желаете?"
   Фрол желал. Вылив в себя бутылку, курил, уткнувшись взглядом в свои мятые джинсы. После сигареты боль из висков рассосалась по всей голове, но стала терпимей. Фрол полез проверить наличность. С удивлением обнаружив в заднем кармане штанов такой же стандартный набор ключей, какой не раз видел в руках проводников. Где он их взял и как - сие для Фрола осталось загадкой.
   Домой, к бабе Рае, он не пошел. Выпив на вокзале еще бутылку пива, поехал в контору. Откуда и отзвонил с отчетом Петровичу.
   - Как, старый, голова не болит? - зарядил тот в ответ. - Тебя одна наша общая знакомая видела в ресторане, рассказывала, как ты официанта спаивал. А сам уже был - как колос пшеничный на ветру. Ты что это, а? Имей в виду, наша фирма такого не одобряет.
   - Дело же не пострадало. Тем более, ты сам предлагал мне в Москве отрываться. А тут почему-то семью вспомнил, хреново стало.
   - Ты с ними как, совсем не общаешься?
   - Скоро два года. Дочь, наверное, уже невестой стала.
   - Деньги хоть шлешь?
   - С твоего благословения.
   - Ладно, отдыхай. А то я подумал, случилось что. До звонка!
   - Пока, - положил трубку Фрол. - Спасибо тебе, Петрович, что держишь "за дурака".
   Выходит, на обратной дороге его тоже "пасут". Да и понятно, не в Москве же его "конвоиру" оставаться, вот и провожает "от порога и до порога". Нет, этот, наверное, "от вокзала и до вокзала", от порога кто-то другой: хоть я и "лох", тем не менее попавшегося несколько раз на глаза человека пусть невольно, но все же запомнить могу.
   Поэтому уйти проще всего в промежутке между поездками, когда Петровичу за ним ни к чему наблюдать. Денег на первое время хватит, заработанные доллары он практически не тратил, думая накопленную сумму отвезти дочери: мало ли, на учебу пригодятся, еще на что...
   Вот только - куда уйти? Уехав, он не перестанет быть опасным, искать его все равно будут. И, скорее всего, рано или поздно, в какой уголок отечества не забейся, найдут. Смотаться бы из этого самого отечества - только кому он вне отечества без денег нужен?
   Позвольте, а почему без денег? Уже через две недели в его руках будет целый чемодан валюты. Уж если его в любом случае будут искать - пусть ищут не просто Фрола, пусть ищут богатого человека, у которого куда больше шансов исчезнуть.
   "Вот, значит, "судьба у меня какой", - подытожил Фрол, когда план постепенно выкристаллизовался. Реализовать его он решил не в очередную, а в следующую за ней поездку: пока же будет максимально внимателен, пытаясь определить механизм слежки. Да и на подготовку "отхода" время необходимо.
  
   Внешне его распорядок дня не изменился. Правда, по утрам, когда Фрол выходил гулять с Джили и немного побегать, он стал ежедневно на десять минут увеличивать свою норму: в пять утра они могут "пасти" его только около дома, ехать, тем более бежать за ним по пустым улицам вряд ли решатся. А утром в день отъезда ему понадобится час с небольшим "безнадзорного" времени.
   Еще он решил "плотнее" познакомиться с револьвером. Для чего, купив водки, как-то на неделе пришел на стадион "Динамо". Здесь часть полуподвальных помещений арендовала фирма, где не особо напрягал себя выполнением непосредственных обязанностей Майкл, с которым Фрол неоднократно пивал в общих компаниях.
   - Всегда готов, - произнес Майкл, увидев вытаскиваемую бутылку. - Только дверь прикрой на защелку, ладно? Какими судьбами?
   - Да если откровенно - просто захотелось выпить. В конторе все разбежались, пить одному - в лом. Побрел вверх по улице, думал, встречу кого. И вспомнил: ты здесь ошиваешься.
   - Куда ж мне, бедному, деваться, у нас так просто с работы не сгинешь, - затарахтел Майкл, нажимая пальцами кнопки телефонного аппарата. - Мам, прикрой от шефа, ладно? Да товарищ зашел. Ну скажи - жена позвонила, попросила ребенка забрать. Что ты, мы - по-тихому, а потом сразу свалим. Спасибо, мам, целую. Все, отпросился, - пояснил он Фролу, - секретарше звонил.
   - Понял, не дурак. Оборудование где?
   - Вон, у графина возьми, - кивнул Майкл и полез в маленький холодильник. - У нас и запивка имеется.
   Выставил рядом с водкой початую бутылку "Буратино".
   - А я считал, молодежь выбирает "Пепси".
   - Нашел молодежь. Ну, спасибо, что забежал.
   После второй закурили.
   - Вообще, мог бы и почаще заглядывать, скучно. Особенно сейчас, летом: кто в отпуске, кто в командировке. Даже так, без пузыря заходи. У нас здесь теперь оздоровительный центр. Тренажеры там, сауна, бассейн, тир открыт. Днем на неделе все пусто. Пришел, поразмялся, косточки погрел, поплавал. А там уж, коли желаете, и по стопочке можно.
   - Старый, тренажеры вроде уже не по нам. Вот в тир разве...
   - В любой день, договорюсь на халяву. Их чего побаловаться хочешь?
   - Да у меня свой есть, газовик, с дробовыми патронами.
   - Вот это действительно баловство. Нашел, на что деньги переводить.
   - Так посерьезней-то в магазине не купишь.
   - Были бы деньги.
   - Не в деньгах счастье.
   - Тогда в чем проблема?
   - Майк, мне все эти пьяные разговоры...
   - Почему пьяные? Давай завтра по трезвому поговорим.
   ... В свое время, делая в квартире ремонт, Фрол, сравнивая пол в туалете с порогом двери, поднял его почти на десять сантиметров: уложил бетон, сверху черную кафельную плитку. А сбоку от унитаза вмуровал металлическую коробку. В нее-то он к концу недели и положил боевого "Макарова", из которого перед этим вместе с Майклом пострелял в тире, научившись правильно вставлять обойму и нажимать на курок. В мишень, правда, он так ни разу и не попал: выплевывая заряд, чудо стрелкового оружия дергалось не хуже хронического эпилептика.
   - Ну и черт с ним, - успокаивал себя Фрол. - Если придется стрелять, то только в упор, справлюсь.
   Утром дня следующей командировки он позволил Джили выбежать из подъезда без поводка. И пока овчарка, радуясь, что не придется терпеть до ближайшего сквера, уселась на газон у дверей, Фрол оглядел двор. В этом огромном, лишенном деревьев заасфальтированном прямоугольнике обычно ночевали три машины: "Волга" у соседнего подъезда, четверочный "Жигуль" и фургончик-полуторка. Сегодня у торцевого подъезда примыкавшего к фроловскому дома стояла еще и серая "девятка". Не напрягаясь, чтобы разглядеть, был ли кто в этой машине, Фрол взял Джили на поводок и пошел по своему обычному маршруту. Вот только время прогулки сегодня для возможного соглядатая (если, конечно, он был), покажется вряд ли обычным: за две недели, прошедшие с предыдущей командировки, Фрол увеличил пробежку с 20 минут до полутора часов.
   Он порядочно взмок, даже скинул ветровку, когда, возвращаясь, выбежал на свою улицу. И - успел засечь скошенный зад серой машины, сворачивавшей в его двор: значит, заволновались, искали.
   "Ну, ничего, еще разок-другой проверят и успокоятся, решив, что курьер всерьез озабочен своим здоровьем, - думал он, стоя под душем. - Тем более, в остальном я ни на йоту не нарушу обычный маршрут".
   Внешне так и казалось. Только сам он в ту поездку был подобен сжатой пружине. До такой степени, что, когда закрыл дверь купе, почувствовал, как разламывается голова: и по пути на вокзал, и в камере хранения, и в зале ожидания все старался выделить в калейдоскопе людей человека, которому было поручено за ним следить. Тщетно старался! Кроме серой "девятки", проводившей до метро его автобус, Фрол так и не узнал для себя ничего нового.
   Поездка практически не отличалась от предыдущих. Может, он чуточку дольше посидел у общаги. Да еще почему-то потянуло на Красную площадь: вспомнил, как топали по прямоугольникам булыжника ноги его маленькой тогда еще дочки.
   В ресторан на обратном пути Фрол не ходил. Утром, вернувшись, как и положено, позвонил Петровичу. И стал ждать времени "Ч". Не нарушая традиционного порядка дня. Лишь единственный раз позволив сделать междугородный телефонный звонок с главпочтамта. Там же опустив в почтовый ящик письмо. Фрол надеялся, что ни письма, ни, тем более, звонка по межгороду служба безопасности Петровича отследить не сможет. Между тем как первое, так и второе являлось составными элементами ключа к спасению.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава третья
  
   Ну, вот и все. Оказалось, вчера Петрович ночевал на даче, его младший сын объелся крыжовником, грибы уже вовсю солят. А самое главное, "Динамо" на высоте... Сказав дежурное "Bye!", Фрол бросил трубку и, вырвав календарный листок, спрятал его в кармашек джинсов. Все, приплыли.
   В эту минуту распахнулась высокая филенчатая дверь и в комнату вкатился Лесик. Бросив на фроловский стол круглые солнцезащитные очки, протянул ему руку, упал в кресло и прохрипел:
   - У меня есть десять штук.
   - Включаем опохмелятор? - риторически спросил Фрол.
   - А есть? - заинтересовался Лесик.
   Фрол открыл сейф и вытащил бутылку водки. Стакан был только один.
   - А ты? - уставился на Фрола Лесик.
   - Сам знаешь, желудок.
   - Но я же один не пью, - заметался Лесик по кабинету.
   - Так ты и не будешь пить, только опохмелишься.
   - Ах так?! - Лесик врос в пол около стола, выпил полстакана водки, вернулся в кресло и произнес: - Ух...
   Пить в одиночку Лесику действительно не пришлось. Как по мановению волшебной палочки, комната наполнилась народом. Стакан, резво переходя из рук в руки, быстро перемерил содержимое бутылки. После чего, предварительно добавив, все пошли тратить лесикины "штуки".
   А Фрол шел домой. Думая, что и завтра, и через месяц тот же Леся или кто-то другой из мужиков время от времени будет "включать опохмелятор", рассказывая о веселом конце предыдущего дня. Будет жаркая улица, прохлада их кабинета. Вот только Фрола не будет ни на этой улице, ни в кабинете.
   "Если ты, засранец, будешь вообще, - одернул себя Фрол. - Распустил сопли!"
   Дома первым делом он зашел к бабе Рае, сказал о командировке. Старушка обрадовано закивала: два дня будет с Джили. Отдав бабе Рае дубликат ключей от квартиры, Фрол посетовал: командировка предстоит длиннее обычной:
   - Думаю, только дня за четыре управлюсь.
   А чтоб Джили не объедала соседку, как баба Рая не упиралась, оставил ей денег. Вот только мелких купюр в бумажнике не оказалось, поэтому бабе Рае пришлось взять тысячную банкноту.
   Уснуть в ту ночь Фрол так и не смог. Долго ворочался в темноте. Включал лампу, брал книгу. Читать тоже не получалось. Босиком, в одних трусах, шарашился по кухне, пил воду. Перебирал содержимое секретера, ящиков письменного стола. Потом снова лег, убеждая себя, что нужно поспать: иначе голова утром будет гудеть, а это совсем ни к чему.
   "И все-таки они идиоты, - подумал он про Петровича. - Будь я на их месте, отсылал бы курьера непосредственно в день передачи шифра. А так - каких только дел можно наворочать!"
   Ближе к пяти выключил лампу, раздвинул портьеры, смотрел на хрустальный, ночью умытый день. Который мог стать для него последним. И курил сигарету.
  
   То же самое делал и человек, сидящий в серой "девятке". Посмотрев на часы, он вжался в сиденье, пряча голову как можно ниже. Дверь подъезда напротив, проскрипев, выплюнула мужчину в ветровке и спортивных брюках с лампасами. Хлопнув дверью, он побежал легкой трусцой. Рядом стучала когтями по асфальту чепрачного окраса овчарка.
   Человек нажал кнопку рации:
   - Здесь Ники. Все путем.
   - Рады за вас. Не светись, оставайся на месте. Ждем.
   - Конец связи, - кнопка вернулась в исходное положение.
   Мужчина выпрямился на сиденье, набрал цифры на будильнике наручных часов: можно чуть-чуть подремать.
  
   Пробежав полквартала трусцой, Фрол свернул с улицы и резко увеличил темп: время! Через несколько минут он оказался на противоположной стороне своего двора, к одному из домов которого примыкала заросшая акациями ограда школы. Рядом стояли несколько металлических гаражей.
   Приказав Джили сидеть, Фрол отпер замки на одном из них и распахнул ворота.
   Внутри хранился белый "Москвич": собственность бабы Раи, доставшаяся ей в наследство от мужа. Оказавшись после его смерти далеко не в простом финансовом положении, баба Рая с помощью Фрола попыталась было машину продать. Но цену давали настолько смешную, что Фрол уговорил старушку с продажей повременить: будут, мол, у него деньги, купит сам. С покупкой, правда, пока ничего не получалось. Но ключи и от машины, и от гаража с тех пор так и остались у Фрола.
   "Ну, теперь и придется купить, - подумал он, поворачивая ключ в замке зажигания. - Только переоформить вряд ли получится".
   Закрыв гараж, он усадил рядом с собой Джили и осторожно проехал на трассу. Где после первого же светофора набрал скорость: время!
   Фрол просчитал все. Тем не менее, чуть не "влетел": оставив "Москвич" на стоянке, долго не мог поймать такси, чтобы вернуться к дому. Водитель единственной попавшейся "Волги" с шашечками на бортах отказался везти Фрола из-за Джили:
   - Мне только собак без намордников в салоне не хватало!
   Время шло, а Фрол все стоял на дороге, проклиная себя за непредусмотрительность.
   И он бы опоздал, не появись со стоянки, где был оставлен "Москвич", приземистый "Форд". Коротко стриженный, одетый в лайкру парнишка оказался менее привередлив.
   Сунув в карман фроловский "полтинник", он жал на газ, не обращая внимания ни на светофоры, ни на разметку. "Форд" долетел до места вдвое быстрее, чем сделал бы это на "Москвиче" Фрол.
  
   - Здесь Ники, - проговорил, увидев Фрола, человек в "девятке". - Все путем, он прибыл.
   - Отлично. Подожди часок, тебя сменят.
  
   Почистив "Макаров", Фрол начал прощаться. Он не писал ни записок, ни писем. Но знал: пройдет несколько дней, недель, и через порог этой квартиры впервые переступит жена.
   И он добела, с порошком, скоблил кухонную плиту, раковину, ванну. Вытирал пыль с книжных полок, гладил белье, оставшееся после последней стирки.
   Миска Джили была до краев полна отборного филейного мяса. Которое так и оставалось нетронутым. Перегородив коридор, овчарка недвижно лежала, уронив голову на передние лапы. И только коричневые глаза неотступно следили за каждым шагом Фрола. До самого конца, пока он не увел Джили к бабе Рае. Потрепав овчарку по загривку и сообщив, что свой ужин Джили отвергла.
   Потом, уже одетый, сидел на диване, положив на колени сумку. Долго, уставившись в пол. Почему-то ощущая слева от себя жену. А справа - дочь. Как они все время "присаживались на дорожку", собравшись в отпуск или в гости к родителям. Так же, как и при них, он произнес: "Ну, с Богом". Встал и, уже не задерживаясь, вышел из квартиры. Дверь, щелкнув язычком замка, закрылась. Два раза повернулся ключ нижнего врезного замка.
   Потом лязгнуло железо тамбурной двери, и в квартиру пришла тишина. Сделавшая громкими настенные электронные часы, за стрелками которых внимательно следили две пары глаз с цветной фотографии, стоящей напротив: женщины нынешней и женщины будущей.
   Через несколько часов зашедшая за собачьим ужином баба Рая увидела на кухонном столике адресованный ей конверт. Распечатав, долго с изумлением смотрела на бледно-зеленые, никогда прежде не виданные ею банкноты, на каждой из которых стояла цифра "100". Силясь понять смысл нескольких слов приложенного к деньгам листочка бумаги: "Баба Рая, это вам за машину. Но только - чтоб между нами, Фрол".
  
   Считая, что он на несколько шагов переиграл соглядатаев, Фрол не напрягался. Не оглядывался, не смотрел на отражение стоявших в вагоне, появлявшееся на оконном стекле ныряющего в черноту тоннельных перегонов метро поезда. Не поднимаясь наверх, по переходу добрался до цокольного этажа Московского вокзала. В залитом мертвым неоном зале отыскал ячейку под номером 2113. Набрал код. После щелчка, глухо прозвучавшего за толстой дверцей, потянул на себя черную, покрытую пластиком ручку.
   Вынул конверты. На билете в графе "место" значилась цифра "3", что Фрола очень порадовало. Значит, сдаст билет проводнику одним из первых, времени на отработку плана будет предостаточно. Затем, переложив в карман долларовые бумажки, вытащил "дипломат", скомкал конверты и на выходе из камеры хранения бросил их в урну: "Прощай, Петрович!"
   Наверху через гул зала ожидания вышел на платформу, привычно направился к своему вагону: посадку уже объявили. Покивав проводнице ("Не надоело еще болтаться туда-сюда, старый знакомый? Пожалуйста, купе номер два"), прошел в вагон.
   Где, потянув дверь купе, увидел вишневый толстый ковер на полу и... изящные туфли на каблучках. Остановившись от неожиданности, скользнул глазами по не менее изящным, точеным коленям, бедрам, обтянутым белой короткой юбкой. Девушка, сидевшая на правом диванчике и в эту минуту снимавшая красный пиджачок, радостно кивнула ему:
   - Добрый вечер! Это мы с вами - соседи?
   - Здравствуйте, - шагнул, наконец, в купе Фрол. - Так вот выходит.
   Повесил сумку и сел, положив "дипломат" на колени.
   - Сказали бы мне раньше - не поверила, - между тем продолжила спутница, аккуратно выворачивая жакет подкладкой наружу. - Такие дорогие билеты, а мест нет. Мне пришлось кассиру переплатить, чтобы оказаться вашей соседкой. А вы как, легко билет купили?
   - Фирма обеспечивает, не знаю. Мне часто приходится ездить, - отвечал Фрол, сознавая, что любая сказанная девушкой фраза - ложь. Соседей в его купе не было ни в одной из прежних поездок. Петрович страховался, заботясь о "дипломате" курьера. И если появился сосед - значит, что-то уже не так, ненормально. Ненормально вплоть до того, что эта поездка действительно может оказаться для него последней и без побега.
   "А может, нет, - усомнился вдруг Фрол, оглядывая свежее личико соседки. - Может, и правда сама покупала?" Впрочем, временем для решения этой задачи Фрол в любом случае не располагал. После отправления поезда в его распоряжении только 20 минут. Ровно столько, сколько состав идет до первой своей минутной стоянки.
   И дело не в том, что следующая будет лишь через полтора часа. Именно недалеко от платформы первой станции дожидался Фрола "Москвич", поставленный там сегодняшним утром. За 10, максимум 15 минут проводница успевает собрать у пассажиров билеты. После чего он мог спокойно закрыть дверь купе и уйти: пассажиров таких вагонов беспокоить было не принято. И "хвост", в существовании которого Фрол не сомневался, скорее всего обнаружил бы его отсутствие только в Москве. Фрол к тому времени будет уже далеко.
   Потому даже если девчонка попала в купе волею случая, план летел к чертям. Начнет шастать по вагону - в туалет, к проводнице, дверь купе будет нараспашку. Отсутствие Фрола моментально заметят.
   А поезд уже молотил колесами по огромной дуге, обрамляющей город. Зашла проводница. Присев на диван, уложила их билеты в кармашки своей "раскладушки":
   - Кофе? Чай?
   - Спасибо, пока ничего, - поспешил возразить Фрол. - Думаю, нам стоит познакомиться и поужинать в ресторане. Не возражаете? - обратился к соседке.
   - С удовольствием. Я - Алина, - ответила та, открывая молнию сумочки.
   До станции оставалось 10 минут, когда проводница, обойдя вагон, вернулась в свое купе. Фрол, встав, пошатнулся, и, чтобы сохранить равновесие, ухватился за ручку двери. В купе сразу стало темней.
   - Что у нас за дороги, так шатает, - сказала соседка, спрятала в сумочку массажную щетку и замерла, когда подняла глаза: в руке Фрола чернел револьвер.
   - Слушай, милая, - начал Фрол, закрыв дверь на защелку. - Ты хорошо знаешь: мне терять нечего. Знаешь и то, что револьвер газовый. Только не забыли ли тебе рассказать, что заряжен он дробью? Если я потяну за спуск, с такого вот расстояния даже если этот заряд минует твои глаза и ты не ослепнешь, не умрешь - никто при виде твоего личика оглядываться не станет. Отворачиваться - да, будут. Поэтому первое - молчи. Второе - этот рейс для меня последний?
   Она молчала. Пересев на ее диван, Фрол толкнул девчонку навзничь, схватил висящее рядом полотенце и, сжав пленнице руки, утрамбовал белую хлопчатобумажную ткань в ее рот. Потом, дотянувшись до своей сумки, снял плечевой ремень, накрепко перевязал им соседкины руки. То же самое проделал и с ногами, оторвав длинный кусок простыни.
   Бросив ее на диван, вывалил рядом содержимое сумочки: расческа, носовой платок, дорогой партмоне, косметичка... Перевернул косметичку и среди коробочек, тюбиков помады и прочей чепухи отыскал упаковку одноразового шприца. Поднес его к глазам девчонки:
   - Что, им приказали?
   Та молчала по-прежнему. Тогда Фрол снова схватил пистолет, дослал в ствол патрон, поднес ствол к ее лицу:
   - Не доводи до греха. Им?
   Широко распахнутые ее глаза вдруг мгновенно наполнились влагой, сразу побежавшей вниз, по вискам. Она кивнула.
   Фрол посмотрел на часы: ему остается две, максимум - две с половиной минуты. Отбросив "газовик", подхватил "дипломат". Встал, посмотрел на свое отражение в зеркале, сунул в рот сигарету.
   - Петровичу - физкультурный привет! - сказал, не глядя на сжавшуюся на диване фигуру. Откинул защелку, откатил дверь и шагнул на ковровую дорожку коридора.
   Покивав в купе, закрыл дверь и пошел в сторону нерабочего тамбура. Мимо смотревшего в окно высокого черноволосого человека.
   "Хвост? - успокаивал себя Фрол. - Ничего страшного, иду покурить. А портфель оставлять в купе, да еще с посторонним, попросту не имею права".
   В тамбуре, на счастье, никого не было. Прикрыв дверь, Фрол начал лихорадочно вытаскивать из кармана связку ключей: платформа за окном уже остановилась. Перекрыл обе двери, потом фигурным ключом отомкнул выходную дверь на стороне, противоположной вагонному коридору.
   Почти повиснув на поручне, закрыл ее на замок. И - спрыгнул на двинувшийся под ним серый гравий, перемежающийся черным мазутом шпал. Здоровяк у окна, наблюдавший, как уплывает посадочная платформа, оттолкнулся от поручня и побрел сторону нерабочего тамбура. Набирающий скорость поезд уже бросало на стрелке, когда мужчина дошел до тамбурной двери. Потянул за ручку - широкоскулое лицо перекосилось. Крутанувшись, побежал ко второму купе. Отбросив дверь, заглянул внутрь и кинулся к блестящему рычагу "стоп-крана".
   Несмотря на резкость первого скачка вагонного пола, на ногах мужчина устоял. Добежав до служебного купе, рывком поставил на ноги проводницу.
   - Дверь! Быстро! - привычно скомандовал он. Не менее убедительно отдавал команду и пистолет, зажатый в руке здоровяка.
   Выпрыгнув из вагона, мужчина побежал в сторону станции, от которой поезд успел отъехать всего несколько километров.
  
   Выбежав из-за домов, Фрол перешел на шаг, заставляя себя глубоко дышать через нос, задерживая выдох и прессом живота загоняя воздух в верхние части своих горящих легких. Старая метода помогла: когда он подходил к автостоянке, сердце уже не бухало, не искало выхода из груди.
   Теперь вся надежда была на "Москвич". Проехать на нем предстояло не так много, чуть больше двухсот километров отделяли Фрола от узловой железнодорожной станции. Но сделать это было необходимо максимально быстро. И Фрол молил Бога, чтобы долгое время не эксплуатировавшаяся тачка не подвела.
   Подавляя желание посмотреть на содержимое "дипломата", он заботливо пристроил чемоданчик рядом с собой на переднем сидение. Вытащив майклов "подарок", передернул затвор и убрал пистолет в наплечную кобуру. Потом, успокаивая себя, завел двигатель и выехал со стоянки.
  
   Здоровяк обежал редкие станционные постройки и по ступеням лестницы скатился на трассу. Увидел горюющие в ожидании клиентов две машины такси и "хвост" желтого "Икаруса", отъезжающего от остановки. Метнувшись к передней машине, здоровяк прыгнул в салон, еще на ходу командуя водителю:
   - Поехали!
   - Куда и почем? - не торопясь заводить, начал тот вечную песню таксистов. Немедленно прерванную стволом пистолета, уткнувшегося шоферу под ребра.
   - Поехали!
   - Понял, командир, понял. Ты только спокойно.
   - Гони за "Икарусом", - распорядился мужчина, доставая портативную рацию. - База, здесь Павел. Внимание! Он сошел с поезда на Сортировке. Груз при нем. Едет на маршрутном "Икарусе" в сторону Московского вокзала. Я - на хвосте.
   - Спасибо за подарочек, - четким голосом ответили по рации. - Вас понял. Как там Алина?
   - Выяснять было некогда. По-моему, ничего серьезного.
   - Еще раз спасибо. Конец связи.
  
  
  
  
  
   Глава четвертая
  
   Привлекательный, несмотря на седину в аккуратно подстриженных волосах, человек щелкнул клавишей интеркома:
   - Ники, у нас ЧП. Он вышел на Сортировке. Сколько человек знают его в лицо? Отлично. Закрой железную дорогу, аэропорт, речной вокзал, все автовокзалы. Разумеется - кого-то к нему домой. Родственники у него есть? Неважно, отправь туда пару ребят, пусть сидят. Впрочем, чего мне тебя учить, давай. - И откинулся на высокую спинку кресла.
   Мебель в комнате была вся выдержана в черном цвете. Над широкой столешницей нависала черная капля настольной лампы. У стола заседаний стоял вытянутый картотечный шкаф. Несколько кресел да черный корпус монитора компьютера на приставном столике слева - вот и вся обстановка, освещаемая сочащимся сквозь открытые жалюзи за спиной хозяина кабинета светом уходящего дня.
   Мужчина снова потянулся к интеркому.
   - Наденька, соедините меня, пожалуйста, с Сергеем Петровичем.
   Не отключаясь, слушал переговоры секретаря.
   - Добрый вечер! Сергей Петрович на месте? С ним будет говорить Юрий Викторович... Юрий Викторович, соединяю.
   - Петрович? Приветствую еще раз. Занят? Извинись и отложи. Жду тебя через десять минут.
  
   "АЗС" - прочел Фрол на указателе при выезде из города, машинально посмотрел на приборы, мгновенно покрывшись холодным потом: вот это бы влетел! Снизив скорость, свернул на подъездную дорожку к автозаправке. К машине, тормозящей у красной заправочной колонки, подбежали несколько мальчишек.
   - Помочь, дядь? - прокричал паренек лет десяти. Фрол не стал возражать, протянул деньги.
   - Тридцать литров. Остальное - твое.
   - О, йесс! - закричал при виде купюры "заправщик" и, вставив в бензобак "пистолет", побежал к окошечку кассы.
  
   - Юрась, в чем дело? - закрыв за собой дверь, с порога спросил Петрович.
   - Ты сядь сначала, а то упадешь... Сошел с крючка твой курьер, на Сортировке из поезда выскочил. Пока ты ехал, Алина звонила. Да не бледней, ничего страшного, он ее и пальцем не тронул, связал только. А потом схватил "дипломат", и, как очумелый, - из вагона. Даже "пушку" забыл. Говорил я тебе - с ним нужно было кончать сразу после случая с рестораном. Сколько он вез?
   - По полной программе.
   - Вот это действительно страшно. Если уйдет - нас с тобой так накажут! Что смотришь? Нищими могут сделать, о вилле во Франции тебе придется забыть. Прочувствовал? Не прощают такие вот сбои... Ладно, раньше времени не дрожи, его обложили. Но и не успокаивайся. Займись-ка ты этим делом, вы же вместе учились. До утра вспомни все - откуда он, где его родители, с кем дружил в институте, где эти люди могут быть сейчас. Завтра жду тебя к одиннадцати: утром пробей его через УВД, попробуй зацепить райвоенкомат, где он стоит на учете... Словом, выжимай все, вплоть до фамилии классного руководителя в школе.
   - Но это ж - во временах сибирских руд!
   - А ты как хотел?! Иди, работай.
  
   Утром следующего дня Фрол сидел в одном из кресел верхней галереи Челябинского железнодорожного вокзала и через огромные, от пола до потолка, витражи смотрел на переплетение рельсов, по которым ползали длинные зеленые змеи поездов. На содержимое "дипломата", который он не спускал с колен, Фрол взглянул еще перед тем, как выйти из "Москвича", находящегося теперь километров за семьсот отсюда. Заниматься подсчетами в салоне машины Фрол не рискнул, поэтому точной суммы лежавшей на его коленях валюты не знал. Впрочем, не знал и примерной: "дипломат" был забит пачками стодолларовых купюр. Фрол не мог даже гипотетически представить, сколько там было денег.
   Прозвучало объявление о прибытии очередного поезда. По полукружью мраморной лестницы Фрол спустился на первый этаж, подошел к разноцветным каменьям фонтана, встал у колонны. Тут его и нашел солидный, тщательно одетый мужчина, которого в институте величали запросто - Бося.
   Ни до, ни после Фрол ни разу не встречал человека, так любившего шокировать окружающих, попирая все мыслимые и немыслимые нормы. Именно этим Бося и выделился из нового потока первокурсников, когда Фролу до диплома было уже рукою подать. Именно это и сгубило парня: через три года до Фрола дошел слух, что Босю отчислили. И еще чуть погодя они встретились в той самой родной, пустующей в ожидании абитуриентов общаге, и Бося под "Битлз" и пару бутылок живописал случившееся с ним в деталях.
   Нужно сказать, что после третьего курса студенты педагогических факультетов их института проходили обязательную практику в пионерских лагерях в качестве вожатых и воспитателей. А перед этим их всех на неделю вывозили в один из лагерей, расположенных в чудном лесу на берегу огромного озера. Где на целых семь дней заставляли превратиться в... пионеров, чтобы они "изнутри", своею шкурой почувствовали, почем фунт пионерского лиха.
   Двадцатилетних мужиков и девчат разбивали по отрядам и звеньям, повязывали им пионерские галстуки. В столовую следовало ходить строем, с обязательной речевкой. По утрам их будил горн и ждала общелагерная линейка. Дни же под завязку заполняли игры, спартакиады и конкурсы.
   Основная масса практикантов, мирясь с неизбежным, шланговала в рамках приличий, лишь ближе к вечеру скрытно группируясь за территорией лагеря, чтобы посетить магазинчик ближайшего санатория. Бося же такого делать просто не умел.
   Опоздав на два дня, он неожиданно явился на очередную утреннюю линейку пьяный, в мокрых семейных трусах, но в алом пионерском галстуке, охватывавшем его мощную шею. Чтобы, продефилировав мимо четких бело-черных прямоугольников будущих вожатых и воспитателей, отрапортовать руководительнице мероприятия:
   - Студент такой-то для прохождения практики прибыл. Разрешите встать в строй.
   Наставников возмутили не столько мокрые семейные трусы и пьяная Босина физиономия, сколько галстук, повязанный на голое тело: то была самая трясина застойного времени, и Босино обращение с тряпочкой, хранящей следы крови отцов и дедов, квалифицировали как кощунство.
   Поэтому встать в строй Босе не разрешили. Более того, уже через неделю вообще "вывели из рядов", исключив из комсомола. И, автоматически, из института - "за аморальное поведение".
   На что Босе было глубоко плевать. Немедленно, несмотря на мало соответствующую профессии формулировку выписки из приказа по институту, его приняли в систему наробраза, хронически испытывающую недостаток кадров, дали комнату в общежитии.
   Но самое интересное случилось чуть позже, когда партия и комсомол, поворачиваясь толстым задним местом к догмам идеологии, принялись, расставляя все по своим местам, открыто заниматься коммерцией. Ни кто иной, как Бося, возглавил первое малое предприятие, организованное одним из районных комитетов комсомола огромного города. Чтобы годы спустя превратиться в крупного, серьезного бизнесмена.
   Этот-то человек сейчас и обнимал Фрола, поставив у ног огромный кожаный чемодан. А чуть погодя - слушал фроловский рассказ, одновременно пережевывая ресторанный бифштекс.
   - Все понял. Ты зарывайся и сиди, - резюмировал Бося. - Сделаю, как договорились. Только давай посмотрим, сколько там у тебя бабок.
   Фрол вымыл руки и долго сушил их под феном, пока из туалетной кабинки не вышел вдруг переставший улыбаться Бося.
   - Пойдем... Ты миллионер, старик, - ответил он на немой вопрос Фрола. - Не рублевый, заметь. Поэтому искать тебя они станут до упора. Заляг - и никаких контактов, я привез все, что ты просил. Одна к тебе просьба: про меня не упоминай ни при каком раскладе. А сами они меня не вычислят хотя бы потому, что для этого потребуется проверить всех бывших студентов четырех курсов впереди тебя и четырех - после... Ну, помогай нам Бог!
   Спустя час Фрол смотрел через стекло на Босю, заходившего в вагон скорого поезда и увозившего в своем чемодане "дипломат" с валютой. Сам Фрол теперь был обут в подвернутые "болотные" сапоги, в руках держал зачехленное ружье. А рядом с ним громоздился вместительный альпийский рюкзак.
   Вечером того же дня в кабинет с мебелью черного дерева с явной неохотой входил Ники. Хозяин хмуро кивнул на кресло у приставного стола:
   - Садись. Как я понимаю, порадовать меня тебе нечем.
   - К сожалению. Проверили его друзей, знакомых: в городе его нет. Он ушел. Причем ушел, минуя вокзалы, аэропорт. Не появлялся пока и у жены, и дома. Там еще сидят наши люди.
   - Он там и не появится, людей можешь убрать. Скорее всего, он где-то залег и выжидает.
   - Может быть, потрясти жену?
   - Вряд ли это что даст: они уже два года, как не общаются, - с явным презрением в голосе процедил хозяин кабинета. - Что же вы, а? А еще не устаете мне напоминать: "Мы профессионалы, мы профессионалы..." Вам что, мало платят?
   - Нет, с этим все вроде в порядке.
   - Получается - платят зря, если совершенно неподготовленный человек, лох, прошел у вас сквозь пальцы. Что намерены предпринять?
   - Двое моих людей сейчас на телефонах, пробивают гостиницы Москвы и еще трех городов, куда он мог уехать.
   - Судя по тому, как он все это проделал, даже если он сейчас и в гостинице - то вряд ли в крупном городе. Мне вообще этот вариант кажется сомнительным. Тем более - гостиниц и городов в России столько, что на прозвон вам понадобится несколько месяцев.
   Ники угрюмо молчал.
   - Работайте его прежние институтские связи. Вот тебе перечень фамилий и возможное местопребывание этих людей. А здесь - адрес его родителей, фамилия школьной учительницы. Пошли в этот городишко человека, пусть аккуратно проверить всю цепочку. Может, его там видел кто-нибудь из старых знакомых. И учти: твое будущее и будущее твоих людей напрямую зависит от результатов выполнения этого задания. Так им и передай.
   - Мы все отлично поняли, шеф. И без того готовы землю зубами грызть.
   - Ну, вот и грызите.
  
   - Двадцать? Какие к черту двадцать, двадцать пять годков, - с удивлением подсчитал Фрол, когда за пыльным вагонным стеклом начали плыть поросшие изумрудной травой откосы, в поезд все чаще вползал в расщелины почти вертикальных, щерившихся обломками камней скал.
   Но что странно, сам он, его мысли, ощущение мира за эти годы практически не изменились. Фрол чувствовал себя все тем же, восемнадцатилетним, уезжающим на учебу.
   Первое время после отъезда из городка, где он учился и рос, Фрол наведывался сюда часто. Стараясь проводить рядом с родителями все праздники и каникулы. Потом, уже женившись, навещал ежегодно, выбираясь хотя бы на пару недель. А теперь... Фрол не был здесь вот уже несколько лет. И дело даже не в деньгах. Было очень неловко перед отцом. Который всегда гордился своим сыном, его семьей, работой. Гордился, что тот крепко стоит на ногах. И хотя Фрол знал, что во всем случившемся с ним за последние годы повинен не только он сам, и немалая заслуга в этом приходится на долю объективных причин, ехать к родителям он не мог.
   А как сюда тянула! Даже сейчас, зная о наступающей на его пятки стае петровичевых ищеек, он смотрел в окно вагона и чувствовал, как радуется, узнавая родные места, сердце. Как поднимается в нем теплая волна доброты.
   Прибывающий ранним утром поезд обычно встречал отец. И они, выходя из вагона, шли прямиком на привокзальную площадь, выискивая отцовский "Жигуль". Где еще до конца не проснувшаяся дочь попадала в объятия бабки. Та, не отпуская девочку ни на миг, усаживала ее рядом с собой на заднее сиденье, сразу вручая банку с черникой, клубникой или земляникой - в зависимости от летнего времени, в которое они приезжали. Потом, помывшись и чуточку отдохнув в городской квартире, они в тот же день обычно уезжали в деревню. К парному молоку, сметане...
   "Да, в деревню-то мы теперь и поедем, - думал Фрол, выходя из поезда. - Только жаль, совсем в другую деревню".
   А как вдруг захотелось! Взять такси и, проехав еще полсотни километров, подойти к небольшому, аккуратно обшитому "в рубчик" деревянному домику. Захотелось вкусного пара баньки. Чтобы после, одев длинную сатиновую рубаху, сесть за стол на веранде. Чокнувшись с отцом, выпить стакан чистейшего деревенского самогона, который, несмотря на крепость, после баньки "шел" не хуже родниковой воды. И, закусив кусманом жареного мяса с пахучей, только что с грядки, зеленью, говорить, говорить, говорить...
   Но делать теперь этого было нельзя. И Фрол, бросив на спину рюкзак, побрел к автобусной остановке, чтобы, уехав с вокзала, придти на другой. Вернее, не вокзал даже - маленький домик, стоящий рядом с рельсами узкоколейки. Как он и планировал сделать пару недель назад. Но потом одумался: околачиваться около домика в ожидании поезда до вечера значило привлечь к себе чье-то внимание, чего Фролу, естественно, не хотелось. Поэтому, вернувшись на платформу, он зашагал вдоль железнодорожных путей. Вскоре рельсы нырнули в поднимавшуюся в гору березовую рощицу. Чем выше, тем чаще березы перемежевывались сосенками и вскоре пропали вовсе. Теперь Фрол шел меж черных бугристых сосновых стволов, сдирая с лица липкую паутину, нагибаясь, чтобы сорвать и бросить в рот перезрелые, расползающиеся в пальцах ягоды земляники. Он помнил: где-то здесь должен быть ручеек, сбегающий вниз к железнодорожному полотну, подныривая под которое, одевался в огромные, не по росту, железобетонные кольца.
   Вес верно. Ручей, превратившийся от жары в чуть заметную струйку, по-прежнему искрился бликами на дне черно-желтого русла. Фрол шел вверх по течению, отыскивая небольшую, укрытую от постороннего глаза полянку. Где, положив на траву ружье, открыл рюкзак: его содержимое осмотреть раньше не получалось. Сверху лежали патронташ и широкий офицерский ремень, на котором в чехле болтался охотничий нож. Обтянувшись ремнем, Фрол вынул нож, полюбовался, как играет на лезвии солнце, и пошел к ручейку. Вонзая лезвие в мокрый песок, ладонью отгребал его, утрамбовывая в маленькую плотину.
   Потом вернулся к рюкзаку. Да, все было, как он просил: телогрейка, вязаная лыжная шапочка... В одеяло завернут топор, на дне рюкзака - банки консервов. Картонные коробки с патронами Бося заботливо упаковал в полиэтилен. Так же тщательно обернул сигареты со спичками.
   Большой костер Фролу был ни к чему. Определив направление ветра, Фрол принялся снимать дерн, вырывая топором небольшую прямоугольную ямку с хвостом дымохода. Минут через десять ямку закрыл солдатский котелок. Воздух над ним дрожал, искривляя стволы вытянувшихся на другой стороне полянки, как по отвесу, высоких сосен.
   Фрол сидел и набивал патронташ - "фифти-фифти", половину гнезд заполнили патроны с дробью. Другую заняли гильзы с жаканами. Когда вода закипела, Фрол сварил кашу. Непонятно на каких складах найденный Босей еще советский "Завтрак туриста" оказался мясным. И только когда из котелка попер дразнящий запах тушенки, Фрол понял, насколько он голоден: уже сутки у него во рту не было и крошки.
   Но он сдержал себя. Расстелил одеяло, разложив на нем сахар, заварку, соль... И чертыхнулся, не отыскав в рюкзаке хлеба. Порылся в мешочках, надеясь, что среди круп Бося не забыл положить хотя бы муки. Увы! О хлебе, выходит, на все следующие недели ему придется забыть?
   Потом он варил чай и сделал то, вкуснее чего на свете не существует: вытащив из костра дымящуюся головешку, раздул ее до цвета малины, прикурил "Приму"... И заглатывал дым, откинувшись навзничь, слушая, как, заглушая комариный зуд, под порывами ветра разговаривают друг с другом сосны. Чтобы впервые за все эти дни упасть в глубокий, спокойный сон.
   Когда Фрол проснулся, было уже половина четвертого. Разогрев в крышке котелка оставшуюся кашу и в самом котелке заварив чай, он торопливо поел: следовало спешить. Вымыв посуду, собрал рюкзак, сполоснул в ручейке лицо.
   Через час он садился в "лазовский" автобус. Фрол решил проехать на одну остановку дальше: там, если память ему не изменяла, находился продуктовый магазин, где он решил купить если уж не муки, то хотя бы несколько буханок хлеба. Пусть зачерствеет, все рано лучше, чем ничего.
   Он уже вышел из магазина и вдоль дороги поднимался в сторону станции, когда его окликнули из резко затормозивших "Жигулей":
   - Фро-ол!
   - Как не стережешься, все одно попадешься! - ругнулся, оборачиваясь, он. А Ахмеджанов, выскочив из салона, уже обегал машину.
   - Здорово! На охоту собрался?
   Когда-то они жили через дом и ходили в одну школу.
   - Давненько ты не приезжал. Отца твоего как-то видел, спрашивал про тебя. Он не писал? Как семья, супруга? Нет, у меня двое, хватит по нынешним временам... Работал в профкоме комбината, квартиру дали... На фиг, пошли они все, у нас с Виталиком теперь своя фирма. Виталика-то помнишь? - спрашивал Сашка еще об одном однокласснике. - ты куда, на Суран? Вот бы снова туда, да, всем классом...
   Затоптав сигарету, Фрол прервал Сашкин речетатив, сославшись на подходивший поезд. И попрощался, обещая звонить, когда вернется из леса.
   ... Фрол явно льстил стоявшему рядом с ним домику, называя его вокзалом. С одной комнатой, чуть больше обычной русской бани, домик использовался как стрелочный пункт. Правда, здесь же продавали билеты на проходивший раз в день пассажирский поезд с деревянными еще вагончиками, тащившимися по узкоколейной дороге за маленьким тепловозом. Кряхтя, он отвозил немногочисленных пассажиров в поселок у рудника, снабжавшего комбинат железной рудой. Поздним вечером уползая туда, чтобы утром проскрипеть обратно. Гораздо чаще здесь проходили товарняки, привозившие руду и лес. В обратный путь они шли порожняком. Таким вот порожним товарным составом и собирался воспользоваться Фрол, чтобы добраться до места своего назначения.
   Туда поезд-лилипут должен был добраться за полтора часа до рассвета. Так бывало прежде, когда Фрол ездил в этот глухой уголок уральской тайги. Где, хоть сколько пройдешь, не наткнешься ни на пустую бутылку, ни на ржавую консервную банку. Впрочем, как и на людей тоже.
   Впервые он попал сюда через день после школьного выпускного: поехал почти весь их бывший десятый, и они два дня и две ночи последний раз пробыли вместе. Ловили в чистейшей, холодной воде хариуса - как уверял привезший их знаток, один из подвидов форели. Так это или нет, Фрол не знал, только и по сей день не едал рыбы вкуснее.
   Потом он не раз ездил сюда один. Привозил друзей, чтобы по возвращении выслушивать слова искренней благодарности. И не был здесь очень и очень долго. Временами Суран ему снился. В самых потаенных мечтах Фрол не раз представлял, как привезет сюда жену, дочь: они идет предрассветным лесом, впереди бежит Джили...
   Теперь он сидел в углу узкой, с низкими краями платформы для перевозки леса. Попыхивал зажатой в кулаке сигаретой, всматривался в пробегавшие мимо тени и... не чувствовал того счастья, покоя, которые испытывал всякий раз, когда ехал на этом товарняке.
   Уже перевалило за полночь, но бархатная чернота ночи непроглядной не стала.. Вот проплыла мимо большая и тихая, замершая поляна: огромный, тяжело придавивший ее стог, остатки домишки - черный провал окна, несколько досок, оставшихся от обрешетки косо торчавшей над срубом крыши.
   Он помнил эту поляну. Теперь поезд упрямо поползет вверх, чтобы за горой начать притормаживать и на минуту остановиться. Здесь еще сохранилось несколько домов, в которых жили люди. Они вряд ли были связаны с железной дорогой. Скорее всего, работали в лесу: километров на двадцать хоть в ту, хоть в другую сторону жилья по дороге больше не наблюдалось. Поэтому вряд ли машинист притормаживал здесь по служебной необходимости. Скорее - по традиции, чтобы не покалечились, выпрыгивая в темноте на полном ходу, едущие сюда рыбаки и охотники.
   На сей раз времени Фролу хватило с лихвой. Заблаговременно перебравшись на тормозную площадку, он даже не дожидался полной остановки состава, легко соскочив с железной ступени. Бросил на плечо, прикладом вверх, ружье и пошел, забирая в сторону, чтобы миновать дворы, в одном из которых захлебывалась лаем собака.
   Ноги сами вывели на почти не видимую в ночи колею, пробитую колесами телег и уходившую в сторону леса. На опушке он тормознул, положил поклажу на землю: здесь они традиционно запасались картошкой. Поле, которое местные жители засевали картофелем, было огромным, занимало всю площадь от железнодорожного полотна и до леса. Десяток вырытых кустов ощутимого ущерба хозяевам не приносил. Во всяком случае, Фролу ни разу не предъявляли претензий. Поэтому в редкие свои приезды он использовал это поле без всякого зазрения совести.
   Кусты мягко выходили из рыхлой земли. Обрывая белевшие в темноте на их корнях клубни, Фрол не забывал разгрести землю руками, на ощупь собирая еще по нескольку картофелин. Скоро загодя припасенный пакет был полон. Утолкав его в широкий карман рюкзака, Фрол собрал амуницию и вернулся к дороге.
   За первыми же елями стало темнее. Ориентируясь по узкой просеке между деревьями, Фрол старался не потерять заросшую травой колею. Помогала и память. Несмотря на прошедшие годы, медленно, как изображение на фотобумаге, проявлялось: сейчас дорога пойдет налево, сейчас должен быть спуск...
   Тогда, в первый раз, он замер, подумав: увидеть такое можно только в кино. Две высокие, поросшие лесом горы обнимали небольшую долину, по которой бежала речушка. По ее берегам был разбросан десяток крепких, из необхватных бревен срубленных домов. Спустившись к ним, дорога входила в выгон для скота, огороженный забором из жердей, в котором зиял провал широких ворот. А над всем этим висел белый туман.
   И - ни дымка из трубы. Ни петушиного крика, ни мычанья коровы... Деревня была абсолютно пуста. Пуста, как узнал потом Фрол, по весьма тривиальной причине. Жившие на Суране кормились рубкой леса, сплавляя его по реке, прозванной Малый Инзер, в которую и впадал Суран. Занимаясь этим делом не одно десятилетие.
   Потом вырубки приказали остановить. Население деревушки, оказавшееся вдруг никому не нужным, постепенно разъехалось в поисках лучшей доли. А дома - крепкие, с банями, погребами, сараями остались, вывозить их отсюда было себе дороже.
   Потому приезжавшие рыбаки и охотники не испытывали здесь неприятностей ни от дождя, ни от снега. Занимая любой приглянувшийся пятистенник, топили печь: дома стояли и ждали людей. Не было в них разве мебели да посуды.
   Только сегодня за кромкой тумана Фрола ожидал сюрприз: был выгон, текла речушка, но домов не стало, чернели лишь несколько покосившихся сараев да одинокая, на дальнем краю деревеньки, маленькая, без дверей, банька.
   "Тяжела ты жизнь, тяжела, - думал Фрол, спустившись вниз и шагая к баньке мимо спрятанных буйной крапивой камней бывших фундаментов, - если хозяева, не считаясь с затратами, перевезли отсюда дома. Столько-то лет спустя!"
   Дверь в предбаннике ерунда. Главное, в баньке - и полок, и печурка - все цело. Только что готовить придется на улице, не будешь же париться три раза в день, решил Фрол.
   Сбросив амуницию в угол предбанника, он побрел по деревне. Ведра попадались все ржавые, и, что самое обидное, гнилые, с дырами. Тем не менее, повезло, отыскался чугунок вместимостью литра на три. Уже легче! Отдраив посудину песочком, Фрол, как мог тщательнее, вымыл колоду для холодной воды, выскреб ржавчину со стенок вмурованной в бок печи емкости для горячей. А потом не мене часа мотался с чугунком к речушке и обратно, таская воду. Затопил печь полугнилыми досками от стен ближайшего сарая. Потом пошли в ход и те, что получше: хоть и на пару недель, но дверь в предбаннике навесить хотелось.
   За хлопотами незаметно убежало полдня. Тщательно, ножом, Фрол выскребал полок, снова ходил за водой. Чуть в стороне соорудил небольшой очаг, обмазывая глиной камни. Развел в нем огонь, чтобы после баньки не насиловать себя особо. И долго, с удовольствием парился душистым березовым веником. Мылся, обходясь все тем же чугунком. В нем простирнул и нижнее белье, пока варилась картошка с тушенкой. Которую, после толики налитого из Босиной фляги спирта ("С прибытием!") умял без остатка. И прямо в предбаннике задремал на раскатанном спальнике - как был, в футболке и джинсах. Сунув руку за "молнию" капюшона спального мешка, где пригрелся "Макаров".
  
  
  
   - Вставайте, граф, вас ждут великие дела, - зазвучал в светлой, в два окна, комнате голос. Солнце бликовало на полировке тумбочек, обесцвечивало краски экрана работающего телевизора. У стен стояли кровати: одна была тщательно заправлена, на второй, обмотанный жгутом скомканной простыни, валялся здоровый парнище - бицепс заброшенной за голову руки полностью закрывал лицо.
   - Вставай, алкоголик, - сказали от письменного стола, на светлой, с черными подпалинами от потушенных сигарет столешнице которого рядом с телефоном лежали наушники и миниатюрный диктофон.
   - Э-э-эээ... Сейчас бы глюкозки, да внутривенно, - прохрипел парень на кровати.
   - Обойдешься. На вот, холодненькое, - парень у стола встал, сходил в коридорчик, где около вешалки стоял маленький холодильник, сунул в руку лежавшему банку пива.
   - О, Сашок, спас, честное слово!
   - Ты хоть помнишь, как вчера возвращался?
   - Смутно, - оторвавшись от пива, замотал головой собеседник. - Этот Ахмеджанов - как бочка бездонная. Литр в себя точно залил.
   - Ты, подозреваю, залил не меньше. Только вот наш деловой партнер, когда тебя приволок, был, можно сказать, в трезвом уме и добром здравии. Не в пример некоторым бывшим лейтенантам. А как он тебя бережно, да все по имени-отчеству...
   - Еще бы, я в протоколе намерений такое ему зарядил!
   - Понял уже. Он нас тоже зарядил неплохо, я теперь этот Суран с закрытыми газами найду. Техника отменно сработала, запись - не хуже студийной.
   - Нам с тобой его искать вряд ли придется, мы тут засветились. Пашка с Ники его упустили, им и реабилитироваться. А мне этот городишко за три дня во как надоел!
   - Скажи спасибо, что так быстро получилось на его учительницу выйти. И что она его вспомнила... Это же надо - больше двадцати лет прошло, а помнит.
   - Так она объяснила, он нестандартный был. Не как все. Его выпускное сочинение сколько лет потом старшекдассникам читали, как пример для подражания.
   - Да уж, нестандартный, козел, если от Ники уйти сумел.
   - Как ушел, так и придет, - резюмировал первый по дороге в ванную комнату, за закрывшейся дверью которой через несколько секунд послышался шум воды.
   Спустя час оба "бизнесмена", расплатившись за номер, позавтракали в ресторане гостиницы и, сев в такси, убыли в аэропорт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава пятая
  
  
   В то утро Фрол проснулся раньше обычного: разбудил лай собаки. Прикурив сигарету, зажег самодельный светильник. Маленький, пляшущий огонек осветил предбанник: оштукатуренные глиной стены, грубо сколоченную, но прочную лавку с аккуратно разложенной одеждой. Времени у Фрола было хоть отбавляй, и после утренней рыбалки он старался ежедневно что-нибудь делать по хозяйству. Оштукатурил предбанник. На месте сложенного в первый день очага теперь стояла небольшая печурка с настоящей чугунной, даже не треснутой, плитой. Укрывая печку навес, поднятый столбами из толстых сосновых жердей. Крышу Фрол обил ржавым кровельным железом. А потом от безделья забил досками и две стены.
   В этой не то веранде, не то летней кухне Фролу нравилось сидеть вечерами в сполохах вырывавшегося из отверстия плиты огня и слушать транзистор. Радио он позволял себе максимум часа по полтора в день, утром, чтобы послушать последние новости, да вечером, перед сном: берег батарейки.
   Вот и сейчас он курил, слушая шепот из маленького приемника, который нет-нет, да заглушал недалекий собачий лай.
   "Точно собака. Выходит, туристы пожаловали", - решил Фрол.
   За несколько дней до этого он, как ему поначалу казалось, тоже услышал собаку. Спугнув пару чирков, Фрол шел по-над берегом Инзера, пробираясь за перекат, куда улетели утки. Держа ружье перед собой на весу, осторожно шагал по осоке вдоль высоких густых зарослей дикой малины. И вдруг раздалось за спиной собачье поскуливание. Поначалу внимания на него Фрол не обратил: ну, скулит себе собачка и скулит.
   А потом, когда до него дошло, что собаке в этой глуши взяться неоткуда, Фрол оглянулся и остолбенел: за зарослями малиновых кустов маячила огромная темно-коричневая туша стоявшего на задних лапах медведя.
   Фрол не помнил, как оказался на середине реки. Где пришел в себя, трясущимися руками перезарядил ружье жаканами. И медленно-медленно, стараясь не шуметь, начал уходить, не поворачиваясь к медведю спиной. Туда, вверх, где речушка делала поворот.
   Уже потом, у баньки, Фрол пытался убедить себя: в том, что произошло, сыграла какую-то роль неожиданность встречи.
   "Конечно, идешь за уткой, в стволах - дробь номер четыре, а тут такая вот туша, - бормотал он, отлично понимая, что попросту струсил. И, бросься на него медведь, вряд ли что смог бы сделать, скованный животным, непреодолимым страхом.
   Была в случившемся и заслуга Мансурыча, с которым Фрол познакомился на третий день после своего прибытия на Суран, когда он забрел километров на пять вниз по реке. Наткнувшись вдруг на стадо бычков и старика-татарина, жившего в небольшом, укрытом скошенной травой шалаше. Впрочем, то, что Мансурычу уже за шестьдесят, Фрол узнал только потом: на вид невысокому, жилистому мужику больше пятидесяти дать было нельзя.
   Как оказалось, Мансурыч второй десяток лет работает пастухом. По весне пригоняя на Инзер стадо молодняка, чтобы осенью прибыть в свой разваливающийся колхоз в сопровождении нагулявшихся на сочной нетоптанной травке животин. Жил Мансурыч отшельником, только раз в месяц получал подмену, чтобы смотаться домой - помыться, обновить припасы. Рыбачил, отбирал мед у диких пчел... Случались, правда, и редкие гости - туристы, сплавлявшиеся по Инзеру на байдарках. От них, кстати, Мансурыч за несколько недель до прихода Фрола и пострадал. Погостили у него две молодые пары, откушали мансурычевой ухи. И уехали, зачем-то прихватив весь наличный стариковский огневой запас.
   - Только вот и осталось, - горевал Мансурыч, - в ружье два патрона. Да... А тут мишка повадился, теленка задрал.
   Поэтому - то напичканному оружием Фролу было тогда особенно стыдно: оставив последние патроны "на черный день", шестидесятилетний старик вышел на медведя с ножом в руке. И - завалил, Фрол своими глазами видел распятую на растяжках, заботливо обработанную шкуру.
   Взаимоотношения у них с Мансурычем наладились практически с первого визита Фрола. Предваряя выставленное стариком угощение, он разлил по чуть-чуть из Босиной фляги. А когда через день Фрол пришел к Мансурычу снова и презентовал ему две коробки патронов, тот и вовсе проникся к "отпускнику" доверием, всякий раз радовался его приходу. Допоздна засиживался с Фролом у костерка, рассказывая о себе, о деревне, о лесе. И, как-то раз, - о медведях.
   - Мишка у нас злой, да... Это только в книгах медведь летом добрый, не трогает никого. Увидит тебя - не убежишь. Догонит. Хочешь жить - драться надо, - итожил Мансурыч. - Мишка здесь - хозяин. Гостей не любит.
   ... Собачий вой, перебивший сон, перебил и аппетит. Тушенка уже и без того не лезла в горло. Несмотря на начавший накрапывать дождь, Фрол решил пойти на Инзер, за один из ближайших перекатов.
   Ловить хариуса он не любил и нормальным снаряжением. А уж теперь, с согнувшимся дугой черемуховым удилищем, без катушки... Фрол пробавлялся пескарями, сновавшими стайками на краю каждого переката. Но вчера, забросив удочку в стоячую воду небольшого заливчика, где была яма, - поплавок пришлось поднять метра на полтора, - Фрол лишился и крючка, и грузила. Раскрашенное перо поплавка неожиданно ушло вниз, потом последовал рывок - и снасти не стало.
   Он, еще с вечера привязав к удилищу лесу потолще, решил поутру попытать счастья, попробовав выловить неведомое чудище, стянувшее у него крючок.
   Пока Фрол умывался, на подожженном сухом хворосте подоспел чай. Напившись, он вымыл кружку, сполоснул котелок и стал собираться. Надел патронташ, штормовку, почти уже вышел из баньки. Но - тормознулся, встал на скамейку, пошарил рукой за стропилами и вытащил обмотанную тряпочкой кобуру. Скинув куртку, приладил "Макарова" под плечо: вой собаки вернул безотчетную тревогу и беспокойство.
   По берегу Фрол не пошел. Подняв голенища сапог, перебрел через стремнину первого переката. Срезав по суше изгиб реки, вышел к берегу и, стараясь как можно меньше шуметь, спустился к воде по высокому косогору. Размотал леску, приладил червя и, забросив удочку, положил удилище на валун, под правой рукой.
   Вот такая "пассивная" рыбалка Фролу нравилась. Медленно вычерчивало круги по пузырящейся от дождя воде гусиное перо поплавка. Чуть выше, за поворотом, шумел перекат. Фрол сидел, бездумно наблюдая за поплавком, слушал шепот дождя. Заранее решив в случае неудачи сменить лесу и подняться за пескарями, к перекату.
   В говоре которого неожиданно пробились громкие человеческие голоса.
   "А вот и туристы", - подумал Фрол, наблюдая, как выплывал из-за изгиба противоположного берега обтянутый намокшим брезентом нос туристической байдарки.
   Сидевший впереди мужчина опускал весло в воду в ритме машины, второй, на корме, рулил. А посредине лодки чернела огромная собачья голова с торчащими ушами овчарки.
   Миновав буруны у последних камней, байдарка уже выходила на спокойную воду, когда собака вдруг разразилась громовым лаем. И, резко оттолкнувшись, прыгнула в сторону Фрола, перевернув байдарку: была, видно, привязана поводком. Оба туриста оказались по брюхо в воде. А в голове Фрола вспышкой молнии взорвалось: Джили!
   Схватившись за ружье, он скатился за камень, на котором бережно утраивал удилище. Взвел курки и, даже не целясь, выстрелил из обоих стволов, благодаря Бога за то, что после встречи с медведем постоянно заряжал нижний жаканом. Переломив ружье, выбросил отработанные гильзы, втолкнул блеснувшие латунью патроны. Приподнявшись, посадил на пляшущую мушку одну из торчавших перед байдаркой голов, выстрелил снова.
   Тут же почувствовав резкий, тяжелый удар по плечу левой, сжимавшей цевье руки. Которой как будто сразу не стало - рука подломилась. Фрол ткнулся лицом за валун. В мелкие мокрые камешки отмели. И снова взвыл от боли. На этот раз - в левой ноге, по которой ударила пуля. А с кручи косогора уже сбегал парень - Сашок, "бизнесмен", тот самый, пивком лечивший собутыльника Ахмеджанова.
   - Ники, вы как? - крикнул Сашок в сторону перевернутой байдарки. - Я чуточку не успел, рано вы начали.
   - Да пристрели ты эту паршивую суку, - прозвучало в ответ. Щелкнул еще один выстрел, обрывая яростно-дикий собачий лай. И вновь зажурчал перекат.
   - Фигово, Сашок, - слышал Фрол. - Пашке конец, прямо в переносицу он ему залепил. Ты поберегись.
   - Да отключил я его. - Дважды бухнули рядом шаги. Клацнуло ружье, поддетое ногой, и булькнуло, падая в воду. В эту секунду до Фрола дошло, что ладонь правой руки, на которую он упал, впилась в рукоятку "Макарова". И, большим пальцем опустив предохранитель, он потащил пистолет из кобуры.
   - Ну что, сука, добегался? - прогремело над ним. Нога, обутая во что-то тяжелое, ударила Фрола в левый бок с такой силой, что перевернула распластанное фроловское тело. Взорвавшееся в лицо ничего не подозревавшему Сашку очередью выстрелов пистолета.
   Уже ничего не соображающий Фрол жал на спуск, пока не прогремел пистолет Ники. Как в рапидной киносъемке, Фрол увидел падающий на камушки отмели свой "Макаров". Чуть отскочив, пистолет ткнулся стволом в воду. В которую, последним усилием оттолкнувшись локтем, вслед за ним повалился и Фрол.
  
   - И непременно нужно было его убивать? - вопрос прозвучал сухо.
   - Юрий Викторович, поставьте себя на мое место. Одному из моих людей он вышиб мозги, делает из второго дуршлаг, стреляя из непонятно откуда взявшегося пистолета. Я - как один их трех тополей на Плющихе, посередине реки, у байдарки. Иначе вам и подробности узнать не от кого б было. Мы взяли бы его без единого выстрела, если б не собака эта чумная.
   - На кой, в таком случае, черт, вы ее туда повезли! - взорвался сидящий напротив Петрович.
   - Спокойно, спокойно, - произнес хозяин кабинета, нажимая кнопку интеркома. - Наденька, кофе принесите, пожалуйста.
   - Сергей Петрович, поймите: там тайга, - объяснял Ники. - Без собаки мы могли его попросту не найти.
   Бесшумно отворив дверь, материализовалась секретарша, поставила перед мужчинами по чашечке кофе.
   - Упал он в воду - одна спина на поверхности, - продолжил Ники, выждав, когда Надежда ушла. - Догнал его, вижу - готов. Но контрольный выстрел все-таки сделал. Потом ребят схоронил... - Замолчал, выковыривая сигарету из пачки. - С Павлом мы - одиннадцатый год, служили вместе. Через что только не проходили, а тут... Двое парнишек у него осталось.
   - Перестаньте, Николай. За риск вам неплохо платят. А семьям, как и всегда, поможем. Только получается, погибли ребята зря, задание вы не выполнили. Денег-то не нашли.
   - Юрий Викторович, я эту баньку только что по бревнышку не раскатал. Все фундаменты и сараи обшарил... Пусто! Скорее всего, кейс он прикопал где-нибудь.
   - Да, сгинули наши денежки. Сгниют, - помолчав, произнес хозяин кабинета. - Вернее, не наши. Вот в чем проблема. Ладно, Николай, отдыхайте. Беду эту нам с Сергеем Петровичем расхлебывать. Полными, к сожалению, ложками.
   Затушив сигарету, Ники глотнул кофе и вышел. Уже за порогом приемной перевел дыхание: пронесло. Во всем, что он рассказал в кабинете, присутствовала одна придуманная деталь. Не было там, на Суране, тела, которое он, якобы, догнал. И по которому сделал контрольный выстрел.
   Упавший в воду Фрол сгинул, как будто не существовал вовсе. По рябой от зачастившего дождя реке вниз по течению уплывал только труп Джили, поводок которой Ники перерезал перед тем, как вытаскивать на отмель байдарку и Павла.
   Провозившись до полудня с могилой, он вернулся к баньке Фрола. Наскоро ее обыскал, наткнувшись в полупустой колоде с холодной водой на фляжку со спиртом. Влил в себя, не разбавляя, полкружки. Потом сел под навесом. Не слыша барабанившего по железу дождя. Не видя темневшего за его пеленою леса.
   Глаза снова слепил яркий до белизны солнечный свет. Ноздри втягивали сухой, с привкусом пыли и разогретой смазки "АК" воздух. И он вновь проваливался в черноту небытия от горящей, терзающей боли. Чтобы, очнувшись, увидеть прыгающую где-то внизу тропу, ноги в белых кроссовках и камуфляже х/б. Услышать: "Потерпи, старухан, немного еще потерпи". Голос Павла. Тело которого он только что закопал здесь, в этой глуши. Без гроба, под дерном. И - ни креста, ни таблички.
   Ники лил в себя спирт. Проклиная людей, единственно в угоду себе и подобным, заваривших всю эту кашу. Жертвами чего стали и они с Павлом, их поломанные судьбы, оказавшиеся вдруг никому не нужными.
   Да, он не раскатывал по бревнышку баньку. Не искал "дипломат". К лешему! Разве тогда, когда Ники впервые встал в училищный строй, могло придти в его голову, что спустя годы, израненный и побитый, он будет защищать не людей, не мать, не своих ребятишек?... А дурные деньги петровичей? Закрывая глаза единственному своему другу.
   - Суки, ах, суки! - раз за разом повторял Ники. И - лил в себя спирт.
  
  
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
   Во двор, где когда-то стояла машина отслеживавшего Фрола Ники, вползло серое, с забрызганными черным бортами такси. Проплыв вдоль обледенелого тротуара, остановилось у отвала грязного снега. Водитель заглушил мотор. Вышедший из такси розовощекий мужчина в кожаном пальто с меховым воротом открыл дверь знакомого нам подъезда.
   - Кто там, - заинтересованно прозвучал в ответ на звонок девчоночий голос.
   - У тебя папа дома? - спросил мужчина.
   - Па-апа? - и чуть погодя раздалось: - Ма-ам, тут к папе пришли.
   - К папе? - В голосе женщины за изумлением явно читался вопрос. - Вам кого? - спросила она, открывая дверь. И, разглядев, обрадовалась. - Бося! Ты как?
   - Леночка, только тебе, - склонив голову, поднес ей загодя вынутые из кейса гвоздики. Шагнул за порог, поцеловал щеку. - Здравствуй!
   - Спаси-ибо! Да ты как здесь? Проходи, проходи.
   - А то! - отвечал он. - Линка, это ты? Как время бежит! Не помнишь дядю Босю, не помнишь. А кто мое мороженое у аэропорта в трехлетнем возрасте лопал? Не помнишь, лет десять прошло, - частил Бося, вытаскиваясь из рукавов. - Леночка, куда вешать, в шкаф? - открыл дверцы, туда же запулил и ботинки.
   - Да не снимай, Господи. Ладно, вот тебе тапки, - говорила Елена, передав дочери цветы.
   - Куда прикажете?.. Да, маловаты хоромы, маловаты. Сколько к вам собирался - никак все. А тут дельце одно подвернулось. Заеду, думаю, Фрола навещу. Приветы там передать, про наших порассказать. Он что, на службе? - Бося плюхнулся в кресло.
   - Нет, - ответила Лена. И - подошедшей дочери: - Полин, на столик поставь... Не на работе. - Подвинула кувшин с цветами.
   - Да? А где?
   - Ох, тут такое... - Обняла присевшую рядом дочь.
   - Какое такое? Случилось что?
   - Пропал наш папка. Полиночка, сделай, пожалуйста, кофе. -И ткнулась в колени лицом, лишь только исчезла в проеме коридорчика дочь. Задыхаясь, сквозь всхлипы: - Бося-я, я так устала...
   - Лен, Лен, - подскочил тот к тахте. - Успокойся. Пойдем, кофейку там, сигаретку, - поднял ее за плечи. - Давай, командуй, командуй.
   На кухоньке сел у стола, передвинул под джезву в Линкиных руках чашки. Подошла из ванной Елена. Молча села, машинально приняла сигарету, глотнула дым, запила кофе.
   -Пропал наш папка. Завтра пять месяцев, как пропал. Видишь, мы порознь жили. Не пошло у него что-то, пить стал. Билась я, билась. Потом думаю - уедем на время. Мужик все-таки, очнется. Дочь любит, должен на ноги встать. А тут летом приходит милиция: когда видели, писал -не писал... А он и не писал. Я даже не знаю. Соседка тут... Сказал ей, что в командировку, а недели через полторы - с работы явились: "Какая командировка! Он на два дня отпросился!.." Потом заявление в милицию написали, мало ли что. А милиция теперь разве кого ищет?! Словом, сгинул. Что, почему - никто не знает. Квартиру эту на Линку переписал, вернулись мы к началу учебного года, пошли в свою школу.
   - Ну, ты успокойся, ничего с ним не сделается. Помнишь, как он сам про себя говорил?
   Вспомнила и невольно заулыбалась:
   - Конечно, говорил, что дерьмо не тонет.
   - Ну и не потонет, такие вот мы с ним... Живете-то как?
   - Как живем... Набрала к школе часов, две ставки. Еще в детском садике группу взяла. На хлеб хватает.
   - О, забыл. Линка, притащи-ка мой "дипломат".
   -Взял кейс у метнувшейся туда-обратно девчушки.
   - Я ж вам подарки привез. Во, наши, уральские. - Выложил громадную цветастую коробку конфет, баночки разных консервов.
   - Бо-ся! Спасибо! - ткнулась губами в щеку Едена. - Дорого как! Тем более, икру Линка не ест, не успела привыкнуть
   - А, ерунда, привыкнет еще... Знаете что, пойдемте гулять? Где-нибудь пообедаем, город покажете. Одевайтесь, я подожду вас в машине.
   - Не знаю... У меня и голова грязная.
   - Нормально все, одевайтесь.
   - Поехали, мам, - занудила Полинка.
   ... Вечером, когда такси, высадив Босю у центральной гостиницы, доставило их домой, они допоздна шептались, прижавшись друг к другу.
   - Мам, а кто этот дядя Бося?
   - Папин друг, они вместе учились.
   - Богатый...
   - Да, рассказал, что фильмами занимается, продюсер. Знаешь, что он предложил? Поехать нам с тобой на зимние каникулы в Париж.
   - В Париж?! - вскочила, откинув одеяло, дочь. - Я хочу!
   - Знала б ты, как я хочу. Папка все обещал, обещал...
   - Поедем, мам?
   - Может быть, если не получишь по русскому "четверки" за полугодие.
   - Ма-ам, ну я же не виновата: учу, учу...
   - Тебе отец что говорил? Читать нужно больше.
   - Ма-ам, ну я буду. Давай, поедем.
   - Посмотрим. Спи. - Отвечала Елена. Сама же до утреннего звонка будильника так и проглядела в потолок, слушая посапывание уткнувшейся в ее плечо дочери.
  
  
   Новый для нее мир поразил Елену своей чистотой, улыбками и настоящей, ненаигранной готовностью людей помочь. Она смотрела на таможенника Орли - улыбающегося, корректного, совсем не похожего на закованного в броню доверенных ему полномочий своего московского коллегу и думала: этому парню достается вряд ли меньше работы, но почему не чувствуешь себя чем-то ему обязанной, как это было в Москве?
   В тот, свой первый приезд месяц назад, Бося навестил их еще раз. Чтобы уже серьезно поговорить о предстоящей поездке.
   - Для меня это, Лен, ничего не стоит. Скажу больше - все равно пришлось бы лететь, отвозить кое-какие бумаги. А времени жалко. Это лишь поначалу нравится. А когда ездишь туда, как на службу, знаешь, как достает... А вы отдохнете. Я тебе еще и обязан буду.
   Несмотря на это, она так и не решилась лететь, собираясь после Нового года съездить с дочкой к родителям. Но вновь заявился Бося, кроме гвоздик на сей раз сунувший в ее руки огромный пакет:
   - Ленка, давай-давай, накрывай, времени у меня максимум часа полтора.
   И она выставила на столик у кресел принесенное им шампанское, фрукты... А после первого тоста за наступающий Новый год Бося вынул бумажник:
   - Вот, Лен, документы, деньги, билеты в один конец. Обратно я не стал покупать, сами решите, в какой день возвращаться. Там вас встретят, все будет, как надо.
   И их встретили. До сих пор Елена отчетливо помнит теплый толчок в груди, который она ощутила там, в аэропорту. Увидев до боли родную, сухощавую фигуру. Да, он был непривычно - небрежно и в то же время чрезвычайно продуманно - одет. Да, ровнехонько подстрижен и отпустил бородку. Тем не менее - к ним вышагивал Фрол. О чем неприкрыто, с детской еще непосредственностью, заявила и Линка.
   - Па-апка! - крик, забившись от стены к стене, еще затихал где-то вверху, под подвесным потолком, а Елена уже видела худющие ноги Линки, бегущей к отцу, прыгающей ему на шею. Так они и стояли, обнявшись, пока подходила Елена.
   В Орли они были недолго. Зашли в бар: ей вдруг жутко захотелось пить. Там Фрол забрал у нее документы и повел их регистрироваться на другой рейс, успокоив:
   - Все расскажу потом, вечером.
   - Куда мы летим? Ведь не успеем, нам нужно вернуться: работа, - говорила она.
   - Лена, я все расскажу чуть погодя, - повторил он. - Успокойся. Возвращаться же нет никакого смысла.
   Потом был еще один, более длительный перелет. В непривычно удобном салоне первого класса. Над океаном, который она даже увидела один раз внизу, в разрыве облаков - далекий-далекий, сияющий белым, как зеркало, светом.
   Что Линка, если жутко устала она сама. Столько-то пролететь... У нее не хватило сил даже удивиться его большой, блестящей машине. Только спросила: "Твоя?", когда он, доведя их до стоянки, отомкнул двери и стал усаживать их на заднем сиденье. И - упала в глубокий сон, на миг вдруг взметнувшись: "А вещи? Где сумка и чемодан?" Тут же успокоившись, вспомнив: Фрол настоял, чтобы вещи остались в Париже:
   - Я все приготовил. Что будет нужно еще - купим. Или они тебе дороги, как память?
   "Какая там память, - подумала Елена тогда. - Не приведи, Господи, еще раз такую-то память...:
   Елена не знала, как долго машина неслась по шоссе - очнулась от сна только около дома. А дом!
   - Твой? - снова спросила она.
   - Лен, - ответил он, - перестань, оставь ты это местоимение. - Провел их наверх, показал комнаты. - Приводите себя в порядок, жду внизу.
   Спустились они обе одновременно, вымытые до блеска. Их ждал сервированный стол, Фрол разливал вино.
   - Ну-ну, перестань, - улыбнулся, заметив в ее глазах блеск тревоги. - Богатые, мам, редко страдают запоями, другие у них интересы.
   - А ты что, неужели богат? - спросила она, беря со стола фужер.
   - Да и ты тоже. Давайте - за встречу. И чтобы не разлучаться.
   Линка первая протянула навстречу ему свой фужер, полный лопающимися пузырьками "колы". Но ни толком поесть, ни усидеть не сумела.
   - А что это так шумит? Океа-ан? Правда? Пап, а сколько здесь комнат? - И убежала - инспектировать дом, потом - на террасу, в сад... В кровать ее загоняли чуть ли не силой. Но только легла - уснула, не поднимая головы от подушки.
   А вот Елена уснуть не могла. Оставшись с мужем наедине, вдруг изумилась, почувствовав в себе переполнявшую страсть. И - жадность. Она снова и снова прерывала неспешное повествование мужа.
   - Последнее, что я помню - откуда-то появившееся лицо Мансурыча. Он потом рассказал, что проверял перемет и увидел в воде меня. Вытащил, перевязал тряпьем. Бросил стадо, отвез в деревню. Там недели три меня лечила какая-то бабка... У меня в джинсах были кое-какие деньги. Татарка, правда, и рубля не взяла, как и Мансурыч. Простился я с ними. Долго, автостопом, добирался до Магнитогорска. Позвонил Босе.
   - Стервец он, твой Бося. Знал - и не сказал ни слова.
   - Правильно: нельзя было, радость не скроешь. Вот темно, а глазищи у тебя как блестят...
   - Слушай, как же квартира, работа?
   - Тебе так необходима трудовая книжка?! С квартирой Бося решит, документы нам перешлют. А работа... Смотри сама, если еще не наработалась, что-нибудь после подыщем. Обживешься - решим.
   - Ну и Бося, - помолчав, снова заговорила Елена. - Это же надо! Все сделал, билеты купил... Ты ему расходы-то возместил? - спрашивала она.
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
Но Фрол, умаявшись, уже задремал. И только мощно шумел океан. За шторами широченных окон.
   22
  
  
   22
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"