Гордеев Петр Александрович : другие произведения.

Каменный век. Борьба за женщин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кроманьонская женщина попадает в племя неандертальцев. Между мужчинами начинается борьба за чужеземку. Но она не из тех, кто позволит решать свою участь кому-либо, даже, если он самый сильный.

  От автора.
  
   Было интересно заглянуть в такую глубь времен, когда только-только появились люди современного типа, когда они даже еще не проникли в Европу, на просторах которой безраздельно господствовали неандертальцы, когда люди еще не успели изобрести лука и стрел, а до одомашнивания животных и начала земледелия должно было пройти более тридцати тысяч лет. Было интересно изобразить людей такими, какими они были тогда - дикими и сильными, движимыми не столько разумом, сколько чувствами, способными сильно любить и сильно ненавидеть, живущими по законам свирепой природы.
  
  1
  
   Ловчее Рыси хорошо запомнил то раннее хмурое утро, когда впервые увидел Большелобую.
   Охотники только проснулись и собирались на охоту. Замерзшие спросонья, ежась от холода, они толпились перед входом в пещеру и шумно спорили о том, как лучше начать охоту, в какую сторону пойти. Их спор не интересовал Ловчее Рыси: он охотился один.
   Перед входом в пещеру была большая, заваленная камнями площадка. Обступающий ее сосновый лес тонул в тумане. Стволы деревьев, впитавшие сырость, утратили свой обычный светло-коричневый цвет. Они чернели, как обугленные в основании, а выше были темно-бурого цвета. Между ними мрачно зеленели молоденькие сосенки.
   Ловчее Рыси пошел по тропинке к лесу, но, не дойдя до края площадки, остановился, увидев лежавшую среди камней перепачканную в земле плохо обглоданную кость. Он обрадовался, подобрал ее и стал глодать и обсасывать. Мясо подгнило, но еще было вкусным. Только песок противно хрустел на зубах.
   Вдруг в лесу показались две человеческие фигуры. Юноша не сразу разглядел в тумане лица этих людей и вначале не обратил внимания на подходящих, решив, что кому-то из влюбленных вздумалось прогуляться с утра по лесу. Снова взглянул на приближающихся, когда те уже были ясно видны. Ловчее Рыси вскрикнул от неожиданности и на несколько мгновений растерялся. Они оказались незнакомы ему. То явно были чужеземцы. Овладев собой, он пронзительным воплем предупредил сородичей об опасности и, подняв над головой копье, бросился с боевым кличем на пришельцев.
   Ему навстречу, взявшись за руки, по тропинке, ведущей вверх по склону горы к пещере, шли мужчина и женщина. В правой руке мужчина держал копье. Они были очень рослыми (разумеется, по понятиям неандертальцев, значительно уступавших в росте людям современного типа). На бедрах у них свободно висели небрежно повязанные волчьи шкуры. Женщина была немного выше мужчины. Ее внешность необычайно удивила юношу. Смуглой кожи и черных волос ему еще никогда не приходилось видеть. Но еще больше поразили необычайные черты лица незнакомки: у нее был высокий лоб и прямой с небольшими ноздрями нос.
   Мужчина сделал рукой миролюбивый приветственный жест и заговорил с Ловчее Рыси на языке Племени горного барса, как называлось живущее здесь племя неандертальцев. Тот остолбенел от изумления. Затем радостно вскрикнул и кинулся обнимать великана, в котором узнал сородича. Это был Лежащий Зубр - самый сильный охотник племени. Он вернулся из долгих дальних странствий.
   Остальные охотники, которые, потрясая копьями и дубинами, с оглушительным свирепым воем уже начали врассыпную спускаться по склону, увидев чужеземца в радостных объятиях сородича, ошеломленные, остановились и затихли. Через несколько мгновений и они узнали в нем Лежащего Зубра и тоже бросились обнимать его. Вслед за тем прибежали обнимать всеобщего любимца разбуженные шумом женщины, старики и дети.
   Лишь Медведь, вожак рода, не обрадовался его возвращению и даже не подошел поприветствовать. Не в силах скрыть своей досады, он принялся ходить взад-вперед, мотая головой, яростно мыча и размахивая огромной дубиной. Только страх не давал ему обратить оружие не против воздуха, а против своего могучего соперника.
   Лежащий Зубр и Медведь родились в один год. Оба росли значительно более сильными, чем их сверстники. Соперничество в детских играх, часто кончавшихся жестокими кулачными потасовками между ними, переросло наконец в непримиримую вражду. Когда они возмужали, растущая с каждым годом сила их, стала беспокоить стареющего вожака - Зоркого Ястреба. Ему все труднее становилось удерживать в повиновении молодых силачей. Сородичи начали заискивать перед ними, зная, что скоро кто-то из них станет вожаком.
   Лежащий Зубр был спокойнее и добрее соперника и так умен, что по возмужании имя ему дали в честь великого лесного мудреца - зубра. Когда это огромное могучее животное важно возлежит после своей сытной трапезы, оно думает. На людей, крадущихся от дерева к дереву, зубр безбоязненно косит спокойные умные глаза.
   Большинству сородичей хотелось, чтобы в борьбе за власть победил Лежащий Зубр. Однако тот ушел в далекие края, и Медведь стал в его отсутствие вожаком. Старый вожак уступил власть добровольно, но Медведь был жесток и мстителен. Он убил Зоркого Ястреба в поединке, так как не мог простить ему все те обиды и унижения, которые как все соплеменники, был вынужден терпеть от него.
   Едва поединок окончился, один тоже очень сильный охотник, решив, что победитель обессилен и легко будет захватить власть, набросился на него. Однако Медведь опять одолел.
   Пораженные его силой сородичи с тех пор трепетали перед ним и беспрекословно ему подчинялись. Он был несправедлив и жесток с ними. Потому так обрадовались они возвращению Лежащего Зубра. Теперь-то, надеялись они, тиранству вожака придет конец.
   Но Лежащий Зубр не оправдал их надежд. Он хоть и был сильнее Медведя, но спокойный и нерешительный, не осмеливался оспаривать у него власть. Сила обеспечивала ему независимое положение, и он довольствовался этим.
   Странная внешность его жены необычайно удивила всех. Люди показывали на нее пальцем и дружно гоготали. Когда Лежащий Зубр сказал, что в ее племени все такие, они стали хохотать еще сильнее. За уродливо большой лоб ее прозвали Большелобой.
   Несколько вечеров, когда охотники возвращались с охоты, и все сородичи были в сборе, Лежащий Зубр рассказывал им о далеких неведомых южных землях, в которых побывал, где теплее, чем здесь, об увиденных там диковинных растениях и животных. Особенно поразил всех рассказ о необычайно умных людях огромного роста, с большими лбами - сородичах Большелобой. Однако Лежащий Зубр рассказал о них совсем мало. Воспоминание о счастливой жизни, так не похожей на нынешнюю жизнь здесь, наводило на него тоску. Он тяжело вздыхал, замолкал, углубившись в приятные воспоминания, и, как ни упрашивали соплеменники продолжить рассказ, молчал, не замечая их, глядя унылым, невидящим взором в костер.
   Если лицо чужеземки не понравилось мужчинам, то красота ее тела всем им сразу вскружила голову. Они не могли не видеть преимуществ этой части ее внешности по сравнению с телосложением их соплеменниц. Правда, строение фигуры неандертальских женщин было очень близко к конституции тела женщин расы кроманьонцев (людей современного типа), к которой принадлежала Большелобая. Все же некоторые отличия имелись, и они были не в пользу неандерталок. Большелобая отнюдь не была самая стройная и длинноногая из своих прежних соплеменниц, но именно этими качествами, она превосходила женщин племени Горного барса. О, конечно же, неандертальские мужчины очень любили неандертальских женщин, но, как и нынешних мужчин их не могло не привлекать своеобразие на общем фоне.
   Скоро к странным чертам ее лица привыкли, и оно уже не только никому не казалось некрасивым, а, напротив, именно его своеобразие заставляло теперь каждого признать, даже женщин, что оно прекрасно, хотя заметим, что среди своих прежних соплеменниц Большелобая лицом тоже никак не выделялась. Все мужчины племени Горного барса - от юнцов до мужчин - оказались во власти ее красоты и страстного желания овладеть ею. Но мало кто надеялся осуществить эту мечту, поскольку для того, чтобы сблизиться с чужеземкой, нужно было вначале убить сильнейшего сородича - Лежащего Зубра. Красавец (по представлениям неандертальцев), любимец женщин Стройный Олень попробовал тайком от него добиваться расположения Большелобой. Однако он переоценил свою неотразимость - чужеземка осталась к нему равнодушной, а Лежащий Зубр, догадавшись о намерениях ловеласа, жестоко избил его и жизнь сохранил лишь из милосердия, которого никогда не мог преодолеть в себе. После этого только Медведь и третий по силе охотник племени Ловчее Рыси позволяли себе иной раз заговаривать с Большелобой. И тот, и другой призывали ее отдаться ему. Однако и они опасались открыто заигрывать с нею. Именно эти два охотника надеялись когда-нибудь отобрать ее у Лежащего Зубра.
   Женщины невзлюбили Большелобую. Уже в первый раз, когда она пошла с ними в лес собирать хворост, они стали дразнить ее бесстыдным образом и пихать с разных сторон, затевая ссору. Большелобая вначале злобно расхохоталась, затем кинулась на самую наглую из обидчиц, схватила ее за волосы, опрокинула на землю и стала избивать ногами. Те женщины, которые старались выручить соплеменницу, падали под увесистыми ударами чужеземки. После они уже не досаждали ей подобным образом. Однако еще долго презирали ее, чинили ей всяческие неприятности, правда, без какой-либо изощренной изобретательности, тем не менее часто весьма обидные. Они почти не общались с чужеземкой. Вступали в разговор с нею лишь в случае необходимости, например, во время совместной работы, а работать женщинам приходилось не мало: помимо уже названного сбора хвороста, чем, впрочем, больше занимались подростки, много собирали всевозможных кореньев, ягод, плодов, зерен диких злаков, трудились над выделкой шкур и кож животных, шили из них примитивные одежды и даже обувь и т.п.
  
   Со времени возвращения Лежащего Зубра прошло уже полтора года, а чужеземка по-прежнему оставалась недосягаемой для остальных мужчин.
   Ловчее Рыси полюбил ее ранней весной, когда в горах ревело половодье, когда теплый влажный ветер колыхал вершины огромных сосен и тревожно шумел в лесу.
   Люди все тогда ощущали большую радость и испытывали сильно возросшее страстное влечение: мужчины к женщинам - женщины к мужчинам.
   Им не верилось, что проклятая лютая зима наконец-то позади, что скоро станет так тепло, что не придется просыпаться по утрам от холода и постоянно думать о том, как бы согреться. Долго страдали они от невыносимых стуж и свирепых вьюг, так долго и сильно, что воспоминания о времени, когда было тепло и все кругом благоухало блестящей на солнце зеленью, казались воспоминаниями о снах, чудесных и прекрасных. Людям трудно было поверить, что тепло когда-нибудь вернется. Но вот оно вернулось. Люди срывали с себя ненавистные звериные шкуры, с которыми не расставались всю зиму, и подставляли свои закаленные, избитые холодами тела под ласки наконец подобревшего солнца. Им доставляло огромное удовольствие, оставшись в одной набедренной повязке, выбрав место, где нет ветра, и лучи пригревают особенно ощутимо, прохаживаться взад-вперед неторопливо вразвалочку или дремать на подстилке из шкур.
   Мужчины, привыкшие видеть женщин в мешковатых зимних одеждах, теперь были ослеплены белизною их оголенных тел и не могли отвести от них глаз. Друг за другом они следили настороженно и враждебно.
   Женщины специально повязывали свои узкие набедренные шкурки слишком свободно и дразнили мужчин походкой и откровенными взглядами. Те нервничали, блуждали вокруг себя тоскливыми испуганными взорами и то и дело сжимали рукояти палиц. По малейшим пустякам между ними вспыхивали ссоры. Горы огласились перестуком палиц, яростными воплями ревнивых мужей и криками ожидающих своей участи женщин.
   Иных мужчин нельзя было узнать: так преобразились они в эту пору. Они были какие-то одухотворенные, с глазами полными радости и в то же время безумной отрешенности. Такие были особенно опасны. Дольше остальных они не обнаруживали предмет своей страсти, но уж если хватали какую-нибудь женщину за руку, то дрались за нее насмерть, и даже соперники значительно более сильные не всегда хотели с ними связываться.
   То было время, когда дикая неудержимая энергия овладевала всеми мужчинами, когда слабачек мог стать неодолимым богатырем, когда самый последний трус мог сделаться безрассудным смельчаком, когда в лучшем друге можно было встретить остервенелого врага.
   И каждую весну было так. Каждую весну мужчины сшибались в яростных единоборствах, и никакая сила не могла укротить их свирепую ненависть друг к другу. Глупый бешенный побудок словно оглушал их, кружа голову и бросая в дрожь, заставляя забыть обо всем, кроме этих сверкающих ногатою женских торсов и ног. Они видели только их и больше ничего.
   Впрочем, драк из-за женщин всегда было много, но в это время особенно.
   Все же как ни похожи были весны одна на другую, Ловчее Рыси чувствовал, что эта весна какая-то необыкновенная, совсем иная для него, чем те, предыдущие. Нет, не испытывал он раньше того странного чувства, которое владело им сейчас, владело неотступно и повсюду, даже на изнурительной охоте. То было какое-то непонятное томление на душе, постоянное смутное тревожное ожидание чего-то - то ли хорошего, то ли плохого.
   Конечно, Ловчее Рыси не был склонен к наблюдению за своими переживаниями, да он никогда и не утруждал себя тем, чтобы хоть как-то в них разобраться, и разве мог он догадаться, что между чувством, которое томило его с ранней весны и наслаждением, какое он испытывал каждый раз, когда видел чужеземку, есть что-то общее. А ведь разве уже зимой его не охватывали страстные порывы овладеть ею и разве ему было не труднее сдерживать эти порывы, чем те, которые охватывали его при виде других привлекательных женщин, тоже принадлежащих не ему? Впрочем, тогда его влечение к Большелобой не очень отличалось от влечения к этим женщинам.
   Но шло время, наступила весна, и чем сильнее всеобщая любовная горячка опьяняла сородичей, тем сильнее становилась и его страсть к Большелобой. Иногда желание овладеть ею было так сильно и невыносимо, что Ловчее Рычи, яростно рыча, сжимал в руках палицу и вгрызался в нее зубами.
   Часто, когда он видел Большелобую вместе с Лежащим Зубром, особенно, если она счастливо улыбалась, глядя на того влюбленными глазами, его охватывала дикая ярость. В такие моменты он внезапно ощущал в себе страшную силу, походка его делалась необычайно легкой и пружинистой. Даже радость, как будто овладевала им. Вскоре затем он вдруг начинал быстро вращать над головой палицей, словно намереваясь ударить кого-то, но делал это бессознательно, не помня себя. Через несколько мгновений он, как бы спохватившись, резко останавливался, опускал руки и впадал в апатию: тоскливое спокойствие и безразличие ко всему овладевали им. Его не возбуждали даже мысли о Большелобой. Забытье длилось недолго: он сам не замечал, как выходил из него.
   Недоступность любимой женщины еще больше разжигала страсть. Он постоянно думал о ней, страдал, ревнуя к Лежащему Зубру. Это было, как наваждение.
   Подобно другим мужчинам племени Ловчее Рыси поначалу волновала только красота тела чужеземки. С удивлением он вспоминал теперь, что прошлым летом не понимал мужчин, которые восторгались красотой Большелобой. Во внешности ее он видел только необычность, но не видел еще тогда в этой необычности красоту. По мере того, как все более его чувствами и сознанием овладевал образ возлюбленной, ее лицо тоже становилось ему все привлекательней. Но то, что оно тоже красиво, он почему-то понял неожиданно для себя. Тогда Большелобая вышла из пещеры. Он увидел ее и, как обычно, сразу устремил на нее вожделенный взор и стал нескромно ласкать ее взглядом (впрочем, в понимании первобытных людей ничего нескромного в этом не было). Большелобая почему-то смутилась, увидев его. Наверное, поэтому не заметила пару камней на пути и ушибла об один пальцы ноги. Она невольно опустилась на колено и стала потирать ушибленное место. Лицо ее сморщилось от боли, сделалось некрасивым. Ловчее Рыси заметил это. Но вот морщинки на ее лице разгладились, и он вдруг увидел, что оно прекрасно. Большелобая посмотрела на Ловчее Рыси своими большими ясными глазами, и этот взгляд сказал ему так много, что он внезапно ощутил необычайно радостный подъем в душе, какого ранее еще не знал, какое испытывает человек, когда вдруг осознает, что казавшееся ему совершенно невозможным, совершенно несбыточным, на самом деле возможно и скорей всего даже достижимо уже в ближайшее время.
   К другим женщинам Ловчее Рыси испытывал только грубое страстное влечение. Большелобая тоже возбуждала в нем сильное желание, даже гораздо более сильное. Однако это было совсем иное чувство, еще неведомое ему, одухотворенное какими-то особыми, пусть порой мучительными, но все же большей частью упоительными переживаниями.
   У него были две жены. Два года он с ними жил и думал, что любит их. Но слишком юн он был тогда, чтобы испытать это чувство. Жен он завел себе, как и всякий охотник, не по возрасту рано. Каждый юноша, едва мужчины начинали брать его на охоту, старался скорее обзавестись женой, причем не одной, а стремился иметь их как можно больше, чтобы все видели, что он настоящий охотник. Редко кто надолго сохранял привязанность к своим первым женам. Дети, которых они родили от него, прожили совсем мало. Когда те были живы, Ловчее Рыси ничуть не утруждал себя заботой о них и лишь изредка играл с ними ради собственной забавы. Однако смерть их поразила его ужасно, и он долго не мог смириться с мыслью, что нет больше и никогда не будет этих трогательно-хрупких и ласковых мальчиков, которые всегда так радовались его возвращению с охоты. Ловчее Рыси считал, что умерли они по вине матерей, и это еще более усиливало его неприязнь к женам. Тем не менее, он часто овладевал то одной женою, то другой, овладевал с жадной неукротимой свирепой страстью, однако только потому, что его молодая активная мужская природа требовала выхода своей неиссякаемой мощной энергии. Эти сближения были совершенно то же, что совокупления животных. Ни малейшего любовного чувства в них не проявлялось.
   В стремлении затмить Лежащего Зубра охотничьими подвигами Ловчее Рыси был неутомим и бесстрашен. Изнемогал ли он от усталости на горной тропе, чувствуя, что уже не в силах преследовать быстроногое животное, замирал ли в нерешительности, слыша раскатистый рев потревоженного хищника, мысль о соперничестве возвращала ему силы и самообладание. Он стал приносить с охоты столько же добычи, сколько и Лежащий Зубр. Они сравнялись славою. Сородичи даже стали спорить кто лучший охотник племени - Лежащий Зубр или Ловчее Рыси.
   Наш герой уже давно заметил, что Большелобая выделяет его из числа остальных безнадежно любящих ее мужчин, не то чтобы вниманием, а какой-то мягкостью, с которой к нему относилась, даже добротой, тогда как на других только дико огрызалась. Это окрыляло его и распаляло еще больше. В духе образа мыслей первобытных людей Ловчее Рыси думал, что именно охотничьим своим заслугам он обязан тем, что перестал быть совершенно безразличным неприступной чужеземке. В действительности причина была не в этом: юному неандертальцу не хватало сообразительности учитывать в своих предположениях то, что отношение к нему возлюбленной стало заметно лучше еще до того, как он сумел снискать славу на охоте.
   Наконец ему стало окончательно ясно, что не состязание в охотничьих подвигах, а только победа в настоящем боевом единоборстве даст возможность овладеть любимой женщиной. Но решиться на смертный бой с противником, сила которого страшила даже самого вожака, было нелегко. Ловчее Рыси старался это сделать, но никак не мог. Каждое утро просыпался он с лютой ненавистью к своему сопернику и уверенный, что сегодня-то уж наверняка с ним сразится. Целый день был уверен в этом и был готов к этому, но лишь наступал решающий момент, как он цепенел от страха и чувствовал, что совершенно не в силах решиться напасть на врага. Словно какая-то непонятная невидимая стена возникала между ними. Остаток дня и полночи он проводил, угнетенный сознанием своего бессилия, проклиная себя за трусость. Чем больше проходило времени, тем непроницаемей становилась стена, которую он не мог преодолеть. Долго он мучился так, но пересилить себя не сумел. Все решил один случай.
  
  2
  
   Острия скал, видневшиеся над вершинами деревьев, обагрил закат. Небо из голубого стало синим. Облака заметно посерели, но края их, обращенные к солнцу и тоже обагренные им, ярко горели, радуя взор. Меж облаками, находящимися ближе к западному небосклону, светились необычайно нежного изумрудного цвета пространства.
   В лесу уже стало сумрачно и таинственно, но по мере того, как Ловчее Рыси поднимался вверх по склону, становилось все светлее. Юноша возвращался с охоты, волоча за ногу убитого кабана.
   Дойдя до гряды крупных корявых камней, светлеющих в зарослях рослого кустарника, Ловчее Рыси остановился, чтобы перевести дух. Затем из расщелины в одном камне достал свою набедренную повязку, которую привык оставлять здесь, отправляясь на охоту, стряхнул с нее муравьев и надел. Возможно, кому-то покажется, что в отношении неандертальцев автор явно преувеличивает то чувство, которое заставляет человека стыдиться своего обнаженного тела. Было ли оно у них, это чувство? Не ходили ли они друг перед другом без всякого стеснения совершенно нагими, если даже в иных современных племенах африканских дикарей принято вообще обходиться без какой-либо одежды. Однако нужно учитывать, что такой обычай существует в местах с очень жарким климатом. Автор берет на себя смелость утверждать, что у поздних неандертальцев, которых он описывает, упомянутое чувство стыдливости в известной мере уже развилось. И вот почему. Исследователи эволюции человека пришли к мнению, что ничто так не продвигало его по пути прогресса, как критические климатические условия, в том числе глобальные похолодания, которые в народе принято называть ледниковыми периодами, а среди специалистов - оледенениями. Каждый такой период продолжался многие тысячи лет и заставлял людей серьезно заниматься шитьем теплой одежды. Длительное время неандертальцы, живущие в особенно суровых условиях тогдашней Европы, вынуждены были ходить в звериных шкурах, закрывавших значительную часть тела. Они почти не расставались с одеждой. Когда же снимали, то нагота ослепляла их. Конечно, в определенных случаях она радовала, нравилась, но в остальных, казалась странной, ненужной. Это впечатление, равно как и явное возбуждающее воздействие женской наготы на соперников в вечной борьбе за женщин, постепенно формировало понятие недозволенности выставлять на всеобщее обозрение обнаженное тело, особенно интимных мест, которые в течении очень короткого и довольно холодного лета стало принято прикрывать набедренной повязкой. Есть полное основание предполагать, что этот сложный психологический комплекс под названием стыдливость развивался у достаточно умных неандертальцев, а возможно, и их ближайших предшественников, во времена оледенений. Но несомненно, что в продолжение глобальных потеплений, которые тоже длились тысячи лет, он исчезал. Однако далеко не сразу, хотя бы потому, что проходило очень много времени прежде, чем теплело настолько, что надобность в одежде становилась совсем небольшой. Мы же описываем эпоху, когда было самое длительное оледенение, в науке получившее название Вюрмского. Для этого оледенения характерны были неожиданные, относительно короткие (длиною в четыре - шесть тысяч лет) глобальные потепления. Изображаемые здесь события происходили приблизительно сорок - сорок пять тысяч лет назад. Ученые называют это время Средневюрмским межсезоньем. В сравнении с прежним продолжительным очень холодным периодом климат стал значительно теплее, приблизительно таким, как сейчас. Но во многих местах, в том числе в Западной Европе, где развертываются действия нашего повествования, климат еще оставался весьма суровым, не мягче, чем, скажем, в современной Сибири. Поэтому значительную часть Западной Европы покрывали леса таежного типа. Температура еще отнюдь не располагала к тому, чтобы не уделять должного внимания одежде. В ней люди ходили большую часть года, что не могло не способствовать сохранению привычки прикрывать интимные места, для чего в летнее время использовалась набедренная повязка. Стоит, однако, заметить, что, если не было слишком холодно, женщины не прикрывали одеждой грудь. В самом деле, стоит ли стесняться, когда ее и так все часто видят во время кормления младенцев, а рожали и вскармливали они их очень часто. Неслучайно обычай не скрывать женскую грудь существовал у первобытных народов Нового света, увиденных первооткрывателями, как и существует ныне у многих еще диких племен аборигенов Африки, Америки, Австралии. Ну, а вопрос, почему в те давние времена люди занимались охотой обнаженными, вряд ли у кого возникнет, как, наверное, он не возник и у уже упомянутых первооткрывателей, запечатлевших в своих рисунках совершенно нагих охотников-дикарей. Пусть простит читатель автора за то, что он злоупотребил его терпением и позволил себе столь пространное отступление: оно вызвано необходимостью дать важное пояснение.
   Итак, Ловчее Рыси надел набедренную повязку и пошел далее вверх по склону горы, поросшему высоким вековым хвойным лесом. Вскоре донесся запах костра. Стали попадаться подростки, собирающие хворост. Завидев удачливого охотника, они радостно визжали, бросали на землю охапки собранного хвороста и, подбегая, помогали нести добычу. К ним присоединились собиравшие съедобные коренья, плоды и ягоды женщины.
   Наконец наверху склона меж стволами деревьев появились просветы и заблестел огонек. Ловчее Рыси, окруженный гурьбою женщин и детей, вышел к пещере. Вход в нее огромной корявой трещиной чернел в скале. Невдалеке от пещеры горел костер. Вокруг него толпились женщины и дети. Костер был такой большой и так ярко полыхал, что вначале казалось, что это он озаряет стену скалы и отбрасывает на нее гигантские тени людей. Стоило, однако, приподнять взгляд повыше и увидеть, что не только низ, но и вся скала красноватого цвета, как становилось ясно, что обагрена она закатом.
   Справа от входа в пещеру на больших камнях сидели три старика. У них были седые длинные волосы и бороды, морщинистые, старческие лица, но тела - по-молодому мускулистые, красивые. Один старик что-то рассказывал, размахивая руками, остальные громко хохотали.
   Едва Ловчее Рыси появился на площадке перед входом в пещеру, как все, находящиеся на ней, с восторженными криками бросились к нему, плотно окружили, стали поздравлять с удачей и расхваливать. Они хлопали в ладоши, прыгали от радости, дрались друг с другом, стараясь поближе пробиться к добыче, чтобы явственней ощутить запах сырого мяса, красневшего в том месте туши, от которого Ловчее Рыси отъел кусок, как только убил животное.
   Сквозь толпу протиснулись две женщины: одна - молодая, маленькая, рыжая, другая - немолодая, высокая. Это были жены Ловчее Рыси. Они отняли добычу мужа у несущих ее женщин и подростков и бегом поволокли к костру, злобно огрызаясь на устремившуюся за ними толпу. Ловчее Рыси разъяренно рявкнул на голодных сородичей, и они испуганно шарахнулись от его жен в разные стороны.
   Те, добежав до костра, принялись сдирать с убитого животного шкуру. Одна хитрая старуха попробовала им помогать в надежде, что это зачтется, когда Ловчее Рыси будет делить добычу между сородичами. Однако рыжая закатила ей такую оплеуху, что та отлетела к ногам толпы и долго лежала, оглушенная. Некоторые сородичи перешагнули через ее белое костлявое тело, некоторые наступили на него: им было не до старухи - опьяняюще запахло кровью, заблестевшей на обнажившихся мускулах освежеванного кабана.
   Ловчее Рыси отыскал глазами в толпе Большелобую и, указав ей рукой на добычу, звонко стукнул себя кулаком по груди и крикнул:
   - Ловчее Рыси шел по лесу... У реки - кабан. Ловчее Рыси подождал. Ловчее Рыси ждал сколько нужно. На земле лежал. Стал ползти. Трава высокая. Кабан не видит. Ловчее Рыси близко подполз. Потом как а-а-а! - юноша резкими движениями изобразил как сражался с животным.
   Толпа неистово зашумела, увлеченная его рассказом.
   - Ловчее Рыси сильней, чем Лежащий Зубр! - крикнул молодой охотник.
   Большелобая рассмеялась и сказала насмешливым тоном:
   - Лежащий Зубр сильней, чем Ловчее Рыси.
   Ловчее Рыси взревел от ярости и сильно ударил копьем в каменистую землю. Кремневый наконечник сломался. Юноша с досады на то, что у него еще и наконечник сломался, яростно переломил об колено и древко.
   ...Три дня люди ничего не ели и сейчас задыхались от запаха жареного мяса. От этого запаха у них кружилась голова, до боли сводило желудок.
   Очень важно было не передержать мясо на огне, чтобы оно не обгорело. Пусть останется слегка сыроватым: зато не утратит столь приятный привкус крови.
   Каждый, кто сейчас здесь находился, радовался, что Ловчее Рыси не дожидается возвращения вожака и сам распоряжается своей добычей. Из всех охотников имели дерзость так поступать только он и Лежащий Зубр, ибо тоже обладали огромной силой. Медведь не разрешал им охотиться со всеми охотниками. Остальные мужчины племени охотились вместе с вожаком. Распоряжался добытым мясом только он: первый им насыщался, а оставшееся делил между сородичами, но не поравну: женам и друзьям давал больше - остальным меньше или вообще ничего. Еще в далекие времена какой-то вожак ради присвоения общей добычи установил правило, обязывающее всех мужчин охотиться в группе, которой предводительствовал он. Поскольку такое правило было выгодно для любого вожака, последующие оставили его в силе. Так оно стало законом, который утвердился в веках. Впрочем, большинство мужчин это правило вполне устраивало, так как коллективная охота давала несравнимо больше шансов выжить в борьбе с сильными животными. Изгнав Лежащего Зубра и Ловчее Рыси из группы охотников, хитрый, расчетливый Медведь надеялся, что хищники, которыми кишело все окружающее пространство, избавят его от опасных возможных соперников в борьбе за власть в племени. Лежащий Зубр и Ловчее Рыси не могли пренебречь запретом вожака, потому что это привело бы к неминуемой смертельной схватке с ним, а им хотелось избежать ее: не смотря на стремление к независимости от вождя, они все же по мере возможности старались не обострять до крайней степени отношения с мощнейшим грозным властелином.
   Ловчее Рыси взбунтовался против вожака лишь недавно, перестав подчиняться его приказам на охоте. Медведь сразу хотел вразумить дерзкого юнца дубиной. Но у Ловчее Рыси тоже имелось оружие. Вожак не решился вступить в единоборство, неуверенный, что сумеет одолеть этого не по годам могучего юношу. Однако на другой день он запретил ему участвовать в охоте вместе со всеми охотниками. "Иди на добычу один!" - злобно рявкнул он ему. Ловчее Рыси не огорчился. Напротив, обрадовался, поскольку благополучно разрешился конфликт, который мог ему стоить жизни, а также потому, что обрел желанную свободу от вожака, право подобно славному охотнику Лежащему Зубру охотиться одному. Правда, охотиться стало гораздо труднее и опаснее. Зато новое положение давало определенные выгоды, главной из которых была возможность самому распоряжаться добычей. Это позволяло вдоволь насыщаться, наделять мясом сородичей, что значительно поднимало его авторитет среди них. Конечно, вожаку хотелось присваивать добычу и независимых охотников, но часто они приносили ее в стойбище до его возвращения с охоты, а когда приносили позже, то пока он не осмеливался оспаривать ее.
   С недавних пор Лежащему Зубру стал помогать охотиться его близкий друг Кремень, которого Медведь за дружбу с ним перестал пускать в группу охотников. Но он не изгнал из нее Белого Ястреба, ближайшего друга Ловчее Рыси, так как сообразил, что этим тоже только облегчит его участь. Желая поставить в более опасные условия и Лежащего Зубра, вожак разрешил вернуться в группу охотников Кремню, но тот отказался.
   Сегодня с охоты Ловчее Рыси возвратился первый.
   Наконец туша достаточно поджарилась и была вытащена из огня. От нее исходил такой вкусный запах, что у Ловчее Рыси опять разгорелся бешеный аппетит, хотя он и съел уже изрядную порцию сырого мяса. Он отогнал от туши жен, оторвал от нее большой, самый лакомый кусок, и позвал Большелобую. Она засмеялась и подошла к нему своей особенной грациозной и в то же время дразнящей движением бедер походкой, которая не давалась ни одной из женщин Племени горного барса, не имеющих таких красивых стройных ног. Всех здешних мужчин сводила с ума эта ее походка. Взяв протянутое ей мясо, Большелобая опять засмеялась снисходительно и горделиво. Смех ее красноречивее слов говорил, что она делает большое одолжение, принимая этот дар, и что Ловчее Рыси ей все равно не нравится.
   Поспешно затем отойдя в сторону, женщина оторвала от мяса маленький кусок и стала есть. Молодой охотник не догадывался, что большой кусок она решила приберечь для мужа, так как опасалась, что он останется сегодня голодным.
   Когда Ловчее Рыси вгрызся в тушу, ему показалось, что он всю ее сейчас съест - таким вкусным было горячее свежее мясо. Но насытился он скоро и, довольный, захмелевший, встал с четверенек. Уже спокойным добрым взглядом посмотрел на толпящихся вокруг сородичей, с нетерпением ожидающих начала дележа. Толпа колыхалась, громко гудела. В ней происходила непрерывная, ожесточенная возня: задние старались протиснуться в первый ряд, передние прилагали неимоверные усилия, чтобы сдержать их напор. Эта возня переросла в драку, как только Ловчее Рыси подозвал к себе жен и каждой оторвал от туши по большому куску. Оставшееся мясо он раздал остальным, но вовсе не поравну, а в зависимости от того, какой величины удавалось оторвать от туши кусок. Вокруг стоял невообразимый шум, все дрались, тянули к нему руки. От кабана скоро не осталось и косточки, а многие соплеменники еще толпились перед Ловчее Рыси с голодными обиженными глазами. Он сплюнул от досады: опять не удалось разделить всем поравну, а ему очень хотелось быть справедливым. Ну и трудная же это задача!
   Тем временем из леса послышались крики. Они приближались, и вскоре над краем площадки показались головы взбирающихся по склону мужчин. Возвращалась группа охотников, предводительствуемая вожаком. Он первым взошел на площадку, за ним - гурьбой остальные. Рядом со спутниками Медведь выглядел особенно внушительно, выделяясь среди них не только ростом, но и могучим телосложением: он питался гораздо лучше большинства сородичей и потому объемом мускулатуры значительно превосходил всех, кроме двух главных своих соперников.
   Ни один охотник не нес добычи. Медведь был раздосадован неудачной охотой и очень зол. Красивые голубые глаза его сердито глядели из-под густых белых бровей, длинные белесые волосы, прихваченные на уровне лба тесемочкой из жилы животного, гривой развивались на ветру, придавая ему еще более грозный и даже какой-то звериный вид. Шедшие за ним охотники тоже были не в духе. Они злобно о чем-то спорили, громко крича друг на друга, и часто указывая руками на гряду гор, чернеющих на фоне серовато-синего южного небосклона. Один молодой охотник яростно взревел, подпрыгнул и указал копьем в другую сторону - на большой полу-диск солнца, тлеющий между корявыми силуэтами двух огромных скал. Медведь тут же резко повернулся к нему и угрожающе рявкнул, топнув ногой. Юноша испуганно шарахнулся подальше в сторону.
   Соплеменники, увидев, что охотники возвращаются без добычи и вожак не в духе, сразу притихли. Те, которые были на его пути, стали поспешно расходиться. Только Гибкая Кошка, высокая молодая женщина, безнадежно любившая Медведя, осталась на месте, и, когда он проходил мимо нее, сказала ему что-то ласковое. Вожак злобно, тупо замычал и пихнул ее древком копья в живот. Вскрикнув, Гибкая Кошка упала. Затем, приподнявшись на руках и глядя вслед ему полными страдания и ласки глазами, она то ли засмеялась, то ли заплакала. На теле ее от удара осталась длинная кровавая ссадина.
   Медведь с яростью глядел на тех, кто ел мясо и быстро шел прямо к Ловчее Рыси. Юноша стоял у костра, опершись на суковатую дубину, и злорадно ухмылялся, довольный, что враг его потерпел неудачу и теперь останется голодным. Однако он перестал ухмыляться, видя, как решительно тот настроен, и поняв, что сегодня уж точно не обойтись без смертельного поединка.
   Вожак хрипел, задыхаясь от злобы. Нет, такой наглости он не потерпит! Как этот юнец посмел не оставить ему куска мяса?! Даже Лежащий Зубр не позволяет себе такой наглости. Надо убить наглеца, убить, пока не поздно, иначе он сам погибнет от его руки, когда постареет!
   Сородичи испуганно и в то же время с интересом следили за вожаком и его соперником, чувствуя, что между ними вот-вот вспыхнет ссора и удастся посмотреть на кровавое зрелище.
   Медведь перехватил поудобнее копье и ускорил шаг. Молодой охотник весь превратился во внимание и, сжав правой рукой узкий конец палицы, а левой - ее середину, принял стойку в которой легче было отражать копейные удары. Уже всего несколько шагов разделяли противников, как вдруг многие сородичи восторженно закричали, мгновенно забыли о них и бросились к краю площадки. Там стоял Кремень. Он сообщил соплеменникам, что Лежащему Зубру и ему удалось добыть огромного быка и нужно помочь притащить его в стойбище. Если бы столь тяжелое животное взяли далеко отсюда, то никто бы не стал его ни волочить, ни нести сюда, а все племя пошло бы к нему и там бы пировало. Но этого быка добыли недалеко от становища и, конечно, лучше его доставить к родной пещере. Все, в том числе даже Медведь, дружно бросились выполнять эту задачу. Так опять не состоялся бой между ним и нашим героем.
   Каким тяжелым ни был бык, нескольким десяткам сильных, выносливейших людей не составило большого труда приволочить его к пещере.
   Когда быка подтащили к костру, некоторые сородичи уселись на него, усталые, другие сели на камни и каменистую землю. Натруженные мышцы их вздулись и рельефно бугрились на теле, блестя от обильного пота, который стекал с них как вода.
   Переведя дух, Лежащий Зубр вскочил, указал рукой на быка и ударил себя кулаком по мощной груди. Сородичи тоже повскакали на ноги и громко восторженно закричали. Кремень и Лежащий Зубр стали шумно, то и дело перебивая друг друга, помогая себе телодвижениями и жестами, рассказывать всем, как охотились.
   Друзья подстерегли у водопоя и напали на небольшое стадо быков. Они сражались с разъяренным вожаком стада и победили его.
   Ловчее Рыси с завистью и ненавистью глядел на мужа Большелобой. Наконец, не выдержав, он растолкал впереди стоящих и остановился в двух шагах перед Лежащим Зубром.
   - У Лежащего Зубра на копье самый острый камень! Пусть Лежащий Зубр даст Ловчее Рыси копье - Ловчее Рыси тоже убьет большого быка! - закричал он, указывая на копье, которое держал Лежащий Зубр. Тот вернулся с ним из своих странствий. Ни у кого из здешних охотников не было такого хорошего копья, со столь острым, отшлифованным, прочно сидящим на древке наконечником. У всех мужчин оно вызывало зависть.
   Лежащий Зубр взревел, рассвирепев, и с размаху ударил молодого охотника по груди своей огромной пятерней. Ловчее Рыси отлетел к толпе, но устоял на ногах. Он сжал в руках палицу и угрожающе рявкнул. От ярости у него задрожали колени, а в глазах пошли круги, но он продолжал стоять на месте, не решаясь затеять бой. Наконец страх подавил в нем злобу, и он, громко ругаясь, размахивая палицей, пошел к пещере.
   Через несколько дней после этого события Лежащий Зубр и Кремень подверглись на охоте нападению стаи крупных собак. Друзья сумели отбиться, но после боя умер от полученных ран Кремень. Лежащий Зубр принес мертвого друга в становище. Его похоронили в лесу неподалеку от пещеры.
   А еще через несколько дней между Лежащим Зубром и Ловчее Рыси снова произошла ссора, очень похожая на ту, которую мы описали выше. Наш герой опять не решился вступить с ним в бой. Весь вечер потом он никак не мог успокоиться, ночью спал плохо и утром проснулся все такой же злой.
   На охоте он волей-неволей отвлекся от неприятных мыслей, но был вял, невнимателен и ему не везло. Устав раньше обычного, он без добычи первым из охотников вернулся в становище. Досада, вызванная неудачей, обострила ненависть к сопернику. Ловчее Рыси с нетерпением дожидался его возвращения, как никогда готовый сразиться с ним.
   Но Лежащий Зубр не пришел с охоты в этот вечер, не пришел и ночью. Утром все решили, что он вынужден был заночевать в лесу и днем вернется. Однако Лежащий Зубр не вернулся и днем. Его ждали еще два дня, но когда он и после этого не пришел, встревоженные сородичи начали поиски. Торжествующий вожак, который радовался, что придуманный им способ
  устранения сильных соперников оправдывает себя, хотел было воспрепятствовать поискам, чтобы если Лежащий Зубр все-таки жив и, раненый, пытается добраться до становища, то не дать ему никаких шансов, но Медведю так не терпелось убедиться в гибели своего врага, что он разрешил начать искать, тем более, что надежды ему прибавляли безрезультатные поиски Большелобой, которая начала их, не спрашивая его разрешения, на следующий же день после того, как Лежащий Зубр не вернулся с охоты.
   Искали долго. Далеко вокруг были обследованы все звериные тропы. Людской глаз проник в самые потаенные уголки лесных чащоб. Даже мертвого Лежащего Зубра так и не нашли, не нашли и человеческих костей, которые могли бы указать на то, что он был растерзан хищниками. Сородичи прекратили бесполезные поиски, так как понимали, что будь охотник жив, то уже бы вернулся, а если был бы ранен, то за время, которое прошло с момента его исчезновения, наверняка уже погиб.
   Большелобая, обезумев от горя, долго рыдала. Уйдя в самый дальний темный угол пещеры, упала на холодные острые камни и пролежала, не вставая три дня.
   Мужчины, хоть большинство и рады были, что она овдовела, не решались сейчас воспользоваться возможностью овладеть ею. Даже женщины жалели чужеземку: недавно у нее умер родившийся зимою ребенок, а теперь она потеряла мужа - уж они-то знали какого это.
   Каждый день Ловчее Рыси подходил к Большелобой со своей добычей и предлагал взять столько мяса, сколько ей захочется, но всякий раз она лишь приподнималась на локте и, скользнув по нему невидящим отрешенным взором, снова роняла голову на камни. Также не замечала она и подарков Медведя.
   Через несколько дней детвора, купаясь в реке, протекающей у подножия горы, в одной из массивных скал которой, была пещера Племени горного барса, случайно обнаружила в прибрежных камышах труп человека. Это было всплывшее разбухшее тело, в котором узнали Лежащего Зубра. Напуганные дети с криком побежали звать взрослых. Поднялся переполох. Шумной толпой все бросились к реке.
   Большелобая вначале бежала первой, но изнуренная голодом и страданиями, вскоре отстала от всех. Когда она добралась до реки, мертвеца уже вытащили на берег. Вокруг него толпились возбужденные сородичи. Перед Большелобой расступились, и она оцепенела от ужаса, увидев обезображенный разложением труп любимого человека. На животе его, там, где находится солнечное сплетение, зияла огромная черная рана.
   Большелобая бросилась к нему, хотела обнять, но вскрикнула от неожиданности и застыла - так изменилось его лицо, став чужим и страшным. Однако испуг ее длился не больше мгновения. Он сразу сменился острой жалостью к мужу. Мысль о том, что все для нее теперь потеряно, что былого уже никогда не вернуть, страшно поразила ее и привела в отчаяние. Она опять вскрикнула и, задыхаясь в рыданиях, упала на холодную грудь трупа.
   - Человек убил Лежащего Зубра! Человек убил копьем! - кричали вокруг люди, указывая друг другу на мертвеца. Некоторые робко, как будто украдкой, приближались к нему, осторожно трогали рукой. Затем, понюхав ее, тут же отскакивали прочь и, упав на колени и с еще большим страхом глядя на труп, быстро вытирали руку о траву так, словно она у них горела, и они старались сбить с нее огонь. Дети плакали.
   Быстроногих подростков сразу послали на поиски мужчин (те недавно ушли на охоту). Они отыскали их скоро по следу и передали, что найден труп Лежащего Зубра и что он убит человеком.
   Мужчины, услыхав такую весть, начали воинственно кричать и потрясать оружием. Они тоже очень испугались и таким образом старались поддержать в себе дух и убедить друг друга, что не боятся и готовы сразиться с врагом.
   Основная часть мужчин отправилась охранять женщин и детей. Остальные охотники во главе с Медведем бросились на поиски чужаков, дерзнувших проникнуть на территорию Племени горного барса и убить их сородича.
   Поиски продолжались два дня и две ночи. Наконец охотники убедились, что никаких врагов на родной земле нет: не было найдено никаких следов их пребывания здесь. Впрочем, это не успокоило людей Племени горного барса. Кто же тогда убил Лежащего Зубра?
   Похоронили погибшего на опушке леса у реки. Пока одни сородичи острыми палками-копалками и руками рыли могилу, другие безмолвно толпились вокруг. В страхе и недоумении глядели они на мертвеца. Как всегда, в таких случаях, люди силились, но не могли понять, почему вдруг человек, который недавно жил - ходил, бегал, разговаривал, смеялся, - неожиданно сделался непохожим на себя и на них, страшным, издающим отвратительное зловоние, и спал таким крепким сном, что его никак невозможно разбудить.
   Под общий плач положили тело Лежащего Зубра в могилу и обложили целебными травами и цветами - люди надеялись, что они исцелят его, и тот все-таки проснется. После того, как могилу закопали, все поспешили уйти от этого страшного места. Однако Большелобая осталась. Она упала на могильную насыпь. У нее уже не было сил рыдать. Она долго лежала, уткнувшись лицом в сырую землю, равнодушно-холодную и немую, под которой навсегда остался лежать ее любимый человек. Время от времени она хватала руками землю и судорожно сжимала ее в кулаках.
  
  3
  
   На другой день Ловчее Рыси не охотился, а целый день просидел в тиши леса на стволе поваленной ветром сосны, раздумывая над тем, кто мог убить Лежащего Зубра.
   Почти все охотники страстно желали Большелобую и ненавидели ее мужа. Поэтому на каждого можно было подумать, что убийца он. Но в тот день, когда Лежащий Зубр не вернулся с охоты, все мужчины охотились вместе и все время были друг у друга на виду. Охотник, охранявший группу собирательниц, весь день был у них на виду. Мужчина, охранявший тех, кто находился в становище, тоже был на глазах многих людей... А вдруг они отлучались на какое-то время! Если это так, то кто оставил тогда свой пост, тот и есть убийца, подумал Ловчее Рыси, но сразу посмеялся над своим предположением. Действительно, во всем племени есть только два человека, которые еще могли бы одолеть Лежащего Зубра - он и Медведь. Но даже их победа в поединке с ним всегда представлялась сомнительной. Чужаки тоже, как выяснилось, не причастны к убийству Лежащего Зубра. Но тогда кто? Кто мог убить его? И тут Ловчее Рыси чуть не вскрикнул: он вдруг вспомнил, что из всех мужчин только он один охотился вне группы охотников. Да, только он один не был на виду у других. Значит, его вполне можно заподозрить в убийстве Лежащего Зубра! И, возможно, кто-то уже подозревает.
   Лишь поздно вечером Ловчее Рыси пришел к этой догадке. Никогда еще не приходилось ему так долго думать. Ни за что не стал бы он мучить себя столь тяжелым мыслительным процессом, но мысли об убийстве Лежащего Зубра не давали ему покоя.
   Он вернулся к пещере с таким видом, словно был изнурен нелегкой охотой. Юноша решил сегодня же вечером вызвать вожака на поединок. Он понимал, что им все равно в ближайшее время придется схватиться насмерть если не за власть, то в борьбе за красавицу чужеземку, и пусть это произойдет сейчас, когда он совсем не утомлен физически, а Медведь, напротив, вернется с охоты усталый.
   Но поединка опять не состоялось. Охотники пришли из леса, обремененные богатой добычей, и Ловчее Рыси сразу забыл о своем намерении, как только ощутил запах свежего мяса.
   Мяса было очень, очень много. Медведь даже не стал делить его. Каждый отрывал от поджаренных туш такие куски, какие был в состоянии съесть. Давно не случалось столь удачной охоты. И давно не было у людей такой большой радости, как сегодня. Грандиозные пиршества, подобные этому, были для них одними из самых значительных событий, о которых они долго помнили и по давности которых судили о продолжительности прошедшего времени. Каждый старался набить себе желудок не только на сегодня, но и надолго впрок. Многие так объелись, что не смогли даже уйти на ночлег в пещеру и остались ночевать там, где их сморил сон, несмотря на то, что из леса доносился рев разъяренного чем-то медведя. Некоторые, видя, что ночь обещает быть холодной, легли у догорающего костра, но никто так и не нашел в себе силы подбросить в него хвороста.
   Ловчее Рыси тоже не был в состоянии добраться до пещеры. Он даже поленился подползти поближе к костру и заснул в стороне от остальных, около края площадки, всех ближе к лесу.
   Спал он плохо: то проваливался в глубокий сон, то просыпался и пробовал перебраться с острых холодных камней, впившихся в тело, на другое место, где их не было, но тут же вновь погружался в крепкий сладкий сон. Опять разбуженный кошмарным сновидением, он просыпался, делал усилие отползти в сторону и даже чувствовал, что это ему удается, как вдруг просыпался все на том же месте и обнаруживал, что лишь повернулся на другой бок и что стало еще холоднее. Подтянув колени к груди и просунув между ними руки, он старался снова заснуть, но никак не мог и даже не испытывал ни малейшей сонливости, а чем более хотел себя заставить, тем яснее ощущал, что окончательно проснулся. Тогда он собирался встать и перелечь с камней на землю, но почему-то продолжал лежать и незаметно для себя опять засыпал.
   Всегда, когда ночевал не в пещере, а под открытым небом, сон его был необычайно чутким. Вот и сейчас он сразу проснулся, едва рядом послышался шорох. Вначале, спросонья, Ловчее Рыси не поверил даже своим глазам и, лишь окончательно пробудившись, понял, что не во сне, а наяву видит Большелобую. Она сидела рядом на коленях и глядела на него жалостливым, беспокойным взглядом. В свете луны, снизу, ее лицо казалось еще красивее. Меж грудей тускло белели длинные из зубов животных бусы.
   Юноша так удивился и обрадовался, что не смел пошевельнуться. От ощущения ее близости у него перехватило дыхание и сладостное чувство разлилось по всему телу. Он страстно зарычал и протянул к ней руки. Женщина вскочила на ноги и попятилась. Из руки ее что-то выпало, звонко стукнувшись о камни. Ловчее Рыси встал на колени и снова протянул к ней руки, но та скрылась в темноте. Он хотел догнать ее, но, случайно опустив взгляд, увидел оброненный ею предмет. Крик ужаса и ярости вырвался у него из груди. Среди ярко освещенных лунным светом камней лежал большой кремневый нож Лежащего Зубра.
  
   Следующим утром мужчины по привычке встали рано, но на охоту не пошли - еще много оставалось мяса от вчерашней добычи. Впрочем, никто к нему не притронулся - после вчерашнего обжорства у всех оно вызывало лишь отвращение. Полные радости от сознания того, что впереди целый день отдыха и развлечений вместо изнурительной опасной охоты, мужчины пошли на реку купаться.
   Меж и над верхушками сосен, обступавших площадку перед входом в пещеру, синели поросшие лесом холмы, долины, горы. Теплый порывистый ветер гулял по этим просторам, колыхая вершины деревьев. Он разогнал огненное облако, нависшее над горизонтом и на розовато-белесом небосклоне вспыхнуло большое утреннее солнце. Солнце так ослепительно сияло, что в ту сторону невозможно было глядеть: яркий свет бил прямо в глаза находящимся на высоком горном склоне людям. Тепло солнечных лучей становилось все ощутимей и от ласки их на душе делалось еще веселее.
   Но нашему герою не было весело. Его мучило воспоминание о ночном происшествии. Неужели в самом деле Большелобая хотела его убить?! Неужели она думает, что он виновен в смерти Лежащего Зубра?! Надо быстрее разуверить ее, доказать, что убийца не он! Но как это сделать?!
   Вместе с остальными охотниками Ловчее Рыси пошел к реке, но до нее не дошел, а упал в холодную мокрую от росы траву и долго лежал, думая. Не в силах ничего придумать, он стал, перекатываясь с боку на бок, рычать, яростно рвать траву.
   С реки раздавались веселые разноголосые крики купающихся. Меж стволами деревьев видно было, как они плескаются в воде, бегают друг за другом по берегу, борются и также забавы ради схлестываются в кулачных потасовках. Скоро пришли женщины и дети, и игры стали еще оживленнее. Поднявшийся на реке шум разозлил Ловчее Рыси, так как мешал ему думать. Он встал, чтобы уйти, но вдруг увидел, что его жены играют с другими мужчинами и притом так, как имели право играть только с ним. Ослепленный сильным любовным чувством Ловчее Рыси не замечал, что они сильно переживают его охлаждение к ним, явное пренебрежение ими, огорчены его откровенным стремлением к чужеземке. Грубая животная страсть еще связывала их, но обиженные женщины стали тянуться к другим мужчинам в надежде, что кто-нибудь пожелает отобрать их у Ловчее Рыси. Увиденное сейчас было неожиданностью для него. Впрочем, ревности он не испытал, а только удивился. Лишь на какое-то мгновение в его душе колыхнулась ярость, но тут же улеглась.
   Он ушел подальше от реки, сел на сырую, мшистую, мягкую от тления корягу и еще глубже погрузился в свои размышления.
   Когда солнце перевалило за полдень, Ловчее Рыси встал и пошел к пещере: чужеземки не было у реки, - значит, она должна была находиться там. Ничего убедительного для доказательства своей невиновности он так и не придумал. Он решил подойти к Большелобой и дать ей свое копье - пусть она убьет его, если так хочет.
   Выйдя из леса и поднявшись на площадку перед пещерой, Ловчее Рыси сразу увидел Большелобую. Положив руки на колени и потупив взор, она сидела на одном из больших камней, громоздящихся у подножия скалы. Немного поодаль несколько женщин старательно обрабатывали скребками добытые на вчерашней охоте шкуры. На южной стороне площадки, где было меньше камней, и росла мягкая темно-зеленая трава, дремали шестеро охотников. Среди них был Медведь.
   Когда Ловчее Рыси появился на площадке, Большелобая вся встрепенулась и стала глядеть на него каким-то глубоким туманным взором. Юноша не мог понять, что он выражает. Под ее взглядом он неожиданно для себя оробел и вместо того, чтобы подойти к ней, свернул к костру, горевшему в шагах двадцати от входа в пещеру, и сел около него на камень.
   У костра, поддерживая огонь, хлопотал Дятел, маленький юркий старикашка. Трескучим голосом он отдавал приказания бегающим за хворостом мальчишкам и осыпал их резкими подзатыльниками.
   Ловчее Рыси оглядывался на Большелобую, собирался с духом, но подойти к ней все не решался. Он не заметил, как поднялся с земли Медведь и, лениво потягиваясь, направился к Большелобой. Когда Ловчее Рыси снова обернулся, то вдруг увидел, что вожак, схватив женщину за локоть, притягивает ее к себе, пробуя обнять, а та, стараясь вырваться, дергается что есть силы всем телом и бьет отчаянно свободной рукой по его рукам.
   Ловчее Рыси опешил, но в тот же миг какая-то жаркая волна окатила его, подбросила, и он сам не заметил, как очутился вдруг перед Медведем и сбил его с ног ударом кулака в голову. Он тут же хотел схватить с земли камень и добить вожака, пока тот оглушен, но неожиданно увидел перед собой Большелобую. Она прильнула к нему, а затем крепко обняла. У Ловчее Рыси закружилась голова от счастья. В глазах потемнело, словно его самого оглушили ударом. Внезапно ощутив в себе страшную силу, возбужденный до предела, он оттолкнул Большелобую и ринулся на вожака, который уже успел встать на ноги. Однако противник опередил его с ударом, и Ловчее Рыси отлетел на несколько шагов назад. Он упал на камни, разодрав о них всю спину и больно ушибив затылок.
   Сюда сбегались сородичи, которые уже вернулись с купания и которые не пошли на реку. Они окружали дерущихся.
   Ловчее Рыси оглох на левое ухо, на которое пришелся удар, и слышал их крики, словно издалека. В голове у него шумело. Он силился, но не мог подняться. Глаза слепило безразлично сияющее в спокойном голубом небе солнце. Вдруг оно заслонилось могучим силуэтом вожака, который подходил, держа в руках большой корявый камень. Ловчее Рыси собрал всю волю, но сумел лишь приподняться на локтях. Он застонал от досады и бессильной ярости и весь напрягся, ожидая смертельного удара.
   Внезапно кто-то прыгнул на Медведя сзади и обхватил его шею худой рукой. Тот закряхтел, выронил из рук камень и упал навзничь. В следующее мгновение Ловчее Рыси увидел, что выручила его Большелобая.
   Медведю очень неудобно было бороться с женщиной, так как она, находясь у него за спиной, обхватила рукой и сильно сдавила его горло. Видя это, двое друзей вожака бросились ему на помощь, но путь им с палицей в руках преградил Белый Ястреб. Те остановились. Они не решились вступить в бой с ним, ибо хорошо знали, что даже вдвоем не смогут одолеть его. Это был один из сильнейших охотников племени, в боевом порыве свиреп и напорист до бешенства. Подобно дальним предшественникам неандертальцев на постоянно чуть согнутых мускулистых ногах, как будто всегда готовый к хищному прыжку, со страшным, изуродованным шрамами лицом и густыми белыми космами, свисающими чуть ли не до пояса, он уже одним своим видом внушал противникам страх.
   Увидев, что Ловчее Рыси встал на ноги, Белый Ястреб кинул ему свою палицу. Ловчее Рыси поймал ее и пошел, пошатываясь, к Медведю.
   Вожак наконец сумел отпихнуть Большелобую и побежал навстречу одному из своих друзей, который подобрал на месте, где только что дремали охотники, его дубину и спешил ему дать ее. Ловчее Рыси попробовал настигнуть противника, пока тот не вооружился, но не сумел. Медведь успел выхватить из рук товарища свою палицу и отбил удар, нанесенный противником.
   Теперь с огромной суковатой дубиной в руках, с перекошенным от ярости лицом, которое захлестывала подхваченная ветром грива лохматых волос, со вздувшейся от напряжения мощной мускулатурой вожак выглядел особенно устрашающе. Ловчее Рыси не то чтобы испугался, но испытал то самое чувство, которое испытывал всегда, когда оказывался один на один с разъяренным крупным хищником. Это чувство не было страхом, потому что страх парализует тело и волю. Это было просто невероятно сильным возбуждением, удесятеряющим силы и делающим тело невесомым и неуловимо быстрым. Ловчее Рыси осыпал противника градом молниеносных ударов. Тот быстро пятился, едва успевая загораживаться от них палицей. Скоро, однако, Ловчее Рыси почувствовал, что дубина Белого Ястреба слишком легка для него. Ее небольшой вес хоть и позволял стремительно орудовать ею, но, несмотря на то, что он всю силу вкладывал в удары, они были недостаточно тяжелы, чтобы одолеть противника и даже не причиняли ему ни малейшего вреда: палица только со звонким стуком пружинисто отскакивала от массивной дубины вожака. Когда же тот пошел вперед, Ловчее Рыси, как ни старался, не смог остановить его бешеного натиска и стал отступать чуть ли не бегом, едва удерживая в руках под ударами дубину. Он вдруг испугался и стал истошно орать, прося Белого Ястреба поскорее дать ему его палицу.
   Белый Ястреб уже держал в руках палицу Ловчее Рыси и кинул ее. Ловчее Рыси бросил дубину Белого Ястреба в лицо Медведю, чем отвлек того и выиграл мгновение, чтобы поймать брошенное другом оружие. Едва его ладони обхватили гладкий со знакомыми неровностями конец палицы, и он ощутил ее привычный вес, как самообладание вернулось к нему.
   Тремя мощными ударами Ловчее Рыси осадил противника и, продолжая напирать, снова заставил отступать. Однако скоро вожак стал, словно вкопанный, и принялся так отчаянно отмахиваться, что не было никакой возможности даже чуть-чуть потеснить его.
   В это время с купания возвращались многие соплеменники. Услышав доносящиеся от пещеры звонкий перестук палиц, крики, они бросились бегом к ней, и вскоре на площадке уже собралась большая толпа зрителей.
   Противники долго бились не в силах потеснить один другого. Они дрались так, что на них даже страшно было смотреть. Сородичи боялись подходить близко к дерущимся и окружили их большим кольцом. Захваченные зрелищем, они вошли в такой азарт, что не только неистово оглушительно кричали, но сами едва ли не дрались между собой. Большинство поддерживали Ловчее Рыси. Все недоумевали, как может юный охотник так долго противостоять вожаку, ведь даже Зоркий Сокол, бывший вожак, не сумел оказать Медведю столь продолжительного сопротивления, а всех остальных противников тот сминал с первого же натиска.
   В облаке пыли, обливаясь потом, хрипя от надрывного дыхания, топтались, кружились на одном месте два мускулистых богатыря и, остервенело крича, низвергали друг на друга свои огромные палицы.
   Вожак опять начал теснить юношу, но тут вдруг неловко отразил один удар, и собственная дубина сильно отпружинила ему по лицу. Он упал, но оглушен не был и, лежа, продолжал отбивать удары.
   Стараясь не упустить удачный момент, Ловчее Рыси наседал теперь на него с удвоенной силой. Толпа вокруг, словно взорвалась. В ее реве не было слышно даже перестука палиц. Еще сильнее она зашумела, когда Медведю все же удалось, загораживаясь от ударов палицей, вначале встать на колени, а потом на ноги.
   После этого, словно сговорившись, противники остановились, чтобы перевести дух. Оба сильно устали. Медведь отхаркнул с кровью выбитые зубы. Из носа и рта его шла кровь. Светлые усы и борода сразу обагрились. Глаза выпучились от ярости и изумления.
   Увидев кровь врага, молодой охотник почувствовал прилив сил. К тому же он заметил, что вожак дышит тяжелее, чем он. Воодушевленный ощущением своего преимущества и, не желая дать противнику отдохнуть, Ловчее Рыси снова завязал бой.
   Медведь начал пятиться. Но это продолжалось недолго. Удары его неожиданно потяжелели и так ощутимо, что юноша снова был вынужден быстро отступать. Он делал отчаянные попытки остановить врага, но безуспешно. Эти попытки лишь быстрее обессиливали его самого.
   Вожак теснил Ловчее Рыси ко входу в пещеру, справа от которого было много камней. Юноша не видел их и вдруг споткнулся. Все зрители сразу ахнули и подались вперед, ожидая, что следующий удар вожака завершит поединок. Однако тут же из их уст вырвались крики восхищения. Недаром этого юношу прозвали Ловчее Рыси! Надо было быть ловчее даже рыси, чтобы так ловко увернуться от удара. Не решившись попытаться лежа отразить палицу противника, зная, что это все равно ему не удастся, наш герой резко, неуловимо для глаза отпрянул в сторону и мгновенно вскочил на ноги. Дубина вожака со страшной силой обрушилась на один из камней, на которых только что лежал юноша, и брызнула в разные стороны мелкими щепками, однако не сломалась. Раздосадованный Медведь взревел и снова бросился на противника.
   Ловчее Рыси оказался в крайне невыгодном положении: солнце слепило ему глаза и, отступая, приходилось то и дело оглядываться на громоздящиеся сзади камни, чтобы опять не споткнуться. И тут он уперся спиной в раскаленную солнцем шероховатую стену скалы. Отступать теперь было некуда. А вожак неумолимо наседал и удары его стало отбивать еще труднее, так как достаточно замахнуться палицей мешала скала и в каждый ответный удар приходилось вкладывать все силы. Особенно устали плечи и спина. Они нестерпимо болели. Снова юношей овладел панический смертельный страх, и чем больше он поддавался ему, тем уставал еще быстрее.
   И когда Ловчее Рыси окончательно обессилел и чувствовал, что вот-вот не успеет или не сумеет отбить какой-нибудь из ударов вожака, или палица будет выбита из его рук, вдруг к ним подскочил Белый Ястреб и крикнул:
   - Стойте! За кого дерутся Медведь и Ловчее Рыси?! Большелобой давно нет здесь! Большелобая бежала в лес!
   Оба противника были поражены этим известием и сразу опустили палицы.
   - Где Большелобая? - прохрипел Медведь и устремил на Белого Ястреба бешеный взгляд.
   - Большелобая - там! - Белый Ястреб махнул рукой в сторону тропы, ведущуей с площадки в лес.
   Медведь сразу бросился туда. Ловчее Рыси - за ним.
   Едва они сбежали в лес, растущий на склоне горы, как сразу увидели хорошо заметные следы, идущие от тропы вправо. Они явно только-только появились здесь. Поэтому охотники, даже не наклоняясь к земле, учуяли исходящий от них запах Большелобой, хотя едва-едва уловимый. Соперники свернули вправо.
   Следы Большелобой вели вдоль склона через бурелом. Затем спустились в густо заросшую лесом лощину. Охотники умели хорошо бегать в трудно проходимых девственных лесах. Из-за своего слишком массивного телосложения Медведь терял скорость, и юноша быстро оставил его позади.
   Наш герой долго бежал, преодолевая мучительную усталость. Даже на самой тяжелой охоте он не бывал так изнурен, как после поединка с вожаком. Уже наступил вечер. Вдруг в глазах пошли круги, ноги свело, и он, потеряв сознание, упал на землю - силы оставили его.
   Пришел в себя, когда кругом уже было темно. Ночевать пришлось на дереве, на развилке ветвей: ночной лес кишел хищниками, а это было более-менее безопасное место. Несмотря на то, что ложе было крайне неудобным, измученный усталостью Ловчее Рыси спал как убитый.
   Едва забрезжил рассвет, он проснулся от холода, спрыгнул на землю и пошел искать Большелобую. Однако следы ее затерялись и ему пришлось вернуться в становище.
   Он надеялся увидеть здесь Большелобую. И действительно, куда ей идти? Пищи настоящей, то есть, мяса, она не может добывать. На одних ягодах и кореньях долго не проживешь. Хищников кругом великое множество. Защититься от них она не умеет. Да и сил для борьбы с ними у женщины недостаточно. А вокруг - никого, кто бы мог помочь. Не будет же она все время на деревьях сидеть. Да и на деревьях-то не так уж безопасно -
  рыси превосходно лазают по ним. Кроме того, одиночество давит мучительной тоскою. Любой человек стремится к обществу других людей, и живет среди них, даже если жить ему с ними плохо. Такие мысли вселяли надежду в юношу. Но Большелобую он не нашел ни перед пещерой, ни в пещере, ни в ближайших окрестностях. Это лишило его надежды и привело в горчайшее уныние.
   Еще не была доедена позавчерашняя богатая добыча. Ловчее Рыси поспешил подкрепить силы пищей и вновь отправился на поиски Большелобой. Немногим позже с этой же целью покинул становище и вожак. Спустя некоторое время после его ухода пошли искать чужеземку еще четверо охотников. Правда, их намерения отличались от намерений нашего героя и Медведя. Каждый понимал, что, если приведет в племя Большелобую, то не сможет отстоять ее в борьбе с вожаком и Ловчее Рыси. Поэтому они хотели лишь изнасиловать и убить чужеземку.
   Но найти ее не удалось никому. Дольше всех искал Ловчее Рыси - вернулся в становище он лишь через восемнадцать дней. Все решили, что она или погибла, или отважилась отправиться в дальний опасный путь к своим соплеменникам.
  
  
  
  4
  
   Поначалу Ловчее Рыси, долго в одиночку скитавшегося по дремучим горным лесам, где постоянно приходилось быть в напряжении, ожидая нападения хищников, бороться за жизнь, окружение сородичей обрадовало и даже несколько отвлекло от тяжелых мыслей, а мысли его по-прежнему были о Большелобой: он продолжал переживать ее потерю.
   Ссор с Медведем пока больше не случалось.
   Наконец Ловчее Рыси решился идти к Большой воде. Так люди называли море. Он знал, что на побережье его живут сородичи Большелобой. Наш герой надеялся там найти ее.
   Начиналась осень. Лес все гуще пестрел желтеющей листвой. Ночи уже были очень холодные. Люди теперь жгли костер, не снаружи, а внутри пещеры, причем не один, а несколько. В современной литературе есть явное заблуждение насчет найденных археологами в пещерах неандертальцев следов нескольких кострищ. Появилось предположение, использованное даже в художественной литературе, что якобы уже тогда семьи имели свои очаги. По всей видимости, неандертальцы оказались умнее нас, современных людей, раз мы могли предположить такое. Они понимали, что более-менее равномерно обогреть обжитое пространство в пещере можно только несколькими небольшими кострами, потому что один, пусть и большой, нагревает лишь часть его, тогда как остальная часть этого пространства остается холодной или недостаточно нагретой. К тому же не всегда удавалось приносить с охоты крупную добычу. Часто приносили и среднюю, и мелкую. А несколько туш или тушек жарить одновременно на одном костре вряд ли удобно.
   Было жаль прошедшего лета, страшно перед надвигающейся зимой и радостно, что сейчас самая сытная пора - пора созревания всевозможных вкусных плодов и зерен, пора особенно обильной охотничьей добычи. Люди становились плотнее телосложением, еще более сильными.
   Ловчее Рыси решил, что это самое удобное время для дальнего трудного пути, в который собрался. Правда, он понимал, что, пока будет идти к Большой воде, его непременно застанут уже почти зимние холода, а обратно уж точно придется возвращаться зимой, но об этом думать не хотел.
   За два дня до утра, в которое намеревался отправиться в путь, вечером, он сидел на камне возле тропы, ведущей среди елей и сосен вверх по склону горы к пещере и думал о Большелобой. Пещеры не было видно за деревьями. Тропа исчезала в сумраке леса. Каждый вечер теперь он проводил здесь наедине со своими мыслями.
   Сверху из-за деревьев раздавались плач детей и крики разъяренных взрослых - охотники только что вернулись с удачной охоты и начался дележ добычи. Сегодня Ловчее Рыси, как обычно в последние дни, не повезло на охоте, но, поглощенный переживаниями, он не замечал голода и не спешил принять участия в пиршестве.
   Внезапно сзади послышался шорох. Юноша вздрогнул и сжал в руках копье, лежащее на коленях. Однако тут же почувствовал запах человека. Он успокоился и даже не стал оборачиваться, решив, что послышались шаги какого-то отставшего от остальных охотника. Вдруг тот, кто подходил к нему, вскрикнул женским голосом, и в следующий миг Ловчее Рыси оказался в сильных страстных объятиях Большелобой. Он ахнул и весь напрягся, словно остолбеневший, от неожиданности, даже не отвечая на ее объятия, затем дико заорал от радости и обхватил женщину своими мощными ручищами. Грубо и страстно он стал обнимать и гладить ее в безумном восторге, но тут, как бы опомнившись, начал ласкать ее нежно и осторожно. В порыве страсти он ласково покусывал ее лицо, шею, плечи. Наверное, в те времена это и было поцелуем. Вдруг он увидел, что женщина без набедренной повязки (блуждая долго одна по лесу, Большелобая выбросила ее за ненадобностью). Голова его закружилась, и он пришел в еще большее возбуждение. Они сами не заметили, как опустились на траву.
   Он страстно, не веря своему счастью, ласкал ее упругое сильное тело. Она тихо нежно простонала. Он поглядел на ее красивое с закрытыми глазами лицо, светлевшее на фоне рассыпавшихся на траве черных волос, и на какое-то мгновение замер, пораженный тем, что эта, так любимая им, недоступная всем женщина, сейчас находится в его полной власти. Невольно он стал ласкать ее еще нежнее. Она все более страстно отвечала на его ласки, нежно постанывая, и вдруг с поразительной силой обняла его и отдалась ему в диком восторге.
   Когда наконец они оба пришли в себя от первой ошеломившей их близости, женщина воскликнула:
   - Большелобая так любит Ловчее Рыси! Пусть Ловчее Рыси и Большелобая всегда будут вместе!
   Ловчее Рыси стиснул любимую в объятиях. Прижался лицом к ее лицу и прошептал с трепетом:
   - Большелобая - жена, Ловчее Рыси - муж. Ловчее Рыси всегда будет защищать Большелобую.
   - Большелобая чуть не умерла. Большелобой было так плохо. Но Большелобая вспомнила, что есть Ловчее Рыси. Большелобая пошла к Ловчее Рыси.
   - Зачем Большелобая ушла, когда дрались Медведь и Ловчее Рыси? - спросил юноша.
   На лице женщины появилось выражение боли. Она заплакала:
   - Большелобая вспомнила, что Ловчее Рыси убил Лежащего Зубра. Большелобой стало больно. Большелобая убежала.
   Юноша вскочил на ноги и закричал:
   - Ловчее Рыси не убивал Лежащего Зубра!
   Он упал на четвереньки, начал есть землю, в кровь искусал свои руки, уверяя, что не виновен в смерти ее мужа. В Племени горного барса люди еще не умели клясться, но то, что делал сейчас наш герой, было похоже на клятву. Большелобая сказала, что верит ему и стала успокаивать его. Молодой охотник опять что есть сил обнял любимую.
   Большелобая рассказала, что в первые дни после смерти мужа была так потрясена горем, что не могла все хорошо обдумать и решила, что убийца - Ловчее Рыси. Она допустила такую мысль только потому, что в тот страшный день только он и Лежащий Зубр охотились вне группы охотников, все остальные люди племени все время тогда были на виду у других. Поэтому оставалось подумать лишь на него. Со слезами и ужасом в глазах Большелобая призналась, что ей даже пришла в голову чудовищная мысль - исполнить долг мести и убить Ловчее Рыси. Она долго мучилась, не в силах решиться на это: Ловчее Рыси ей давно уже очень нравился, и, если б она не любила мужа, то из всех мужчин выбрала бы только его, а равнодушие и пренебрежение, с которыми к нему относилась, ведь были лишь показными. Когда она с ножом подкралась к нему ночью, то наперед знала, что не убьет его. Однако какой-то внутренний голос неотступно призывал ее покарать убийцу. И все же рука так и не поднялась для удара. Тут-то ей и стало окончательно ясно, что она любит Ловчее Рыси.
   Только любовь к нему и заставила ее вернуться сюда уже после того, как она проделала немалый путь, идя к своим сородичам.
   - Ловчее Рыси и Большелобая должны уйти отсюда, - сказала женщина.
   - Зачем? - удивился Ловчее Рыси.
   - Здесь плохие люди. Ловчее Рыси убьют из-за Большелобой.
   - Ловчее Рыси никто не убьет. Ловчее Рыси - самый сильный! - ударил себя кулаком в грудь молодой охотник.
   - Уйдем отсюда, - заплакав, стала умолять Большелобая.
   Ловчее Рыси согласился. Он сказал:
   - Есть пещера. Там будут жить Ловчее Рыси и Большелобая.
   Глаза женщины просветлели.
   - Всегда где Большелобая - там Ловчее Рыси. Ловчее Рыси - сильный. Ловчее Рыси будет рядом с Большелобой! - воскликну юноша.
  
  
   Почти вся листва уже пожелтела, наполовину опала. В лесу стало непривычно просторно, светло, весело, неуютно. Земля пестрела, усеянная желтыми и коричневыми палыми листьями. Опавшие листья усыпали и заросли хвойного подлеска, отчего он тоже стал пестрым. Ели и сосны ярко выделялись темно-зеленой хвоей на фоне желтой листвы берез, осин и кленов. Холодный воздух был насыщен приятным запахом прели.
   Высоко над лесом возвышались четыре рядом стоящих массивных скалы. На одну из них по крутым корявым уступам вела едва приметная глазу тропинка. Она взбиралась на небольшой выступ, за которым в стене скалы чернел высотой в рост человека неширокий вход в пещеру. Здесь жили Ловчее Рыси и Большелобая.
   С выступа открывался живописный вид - огромная, сплошь поросшая лесом равнина, уходящая далеко к синеющей во весь горизонт гряде гор. Дух захватывало перед величием этой красоты.
   Днем Ловчее Рыси охотился. Большелобая в его отсутствие обрабатывала добытые мужем шкуры, шила из них одежды к зиме, поддерживала огонь в костре, которому можно было позволить потухнуть только до тлеющих углей, чтобы не идти за огнем к сородичам: ни она, ни Ловчее Рыси не успели научиться навыкам добывания огня, которыми владели некоторые их соплеменники. По решению умной кроманьонки, они специально в светлое время суток давали пламени гореть лишь едва-едва. Легкий дымок от костра собирался под сводами пещеры и обычно незаметно или почти незаметно выходил наружу. К этой мере прибегали, чтобы кто-нибудь из людей не догадался об их присутствии здесь: молодая чета опасалась как чужаков, так и соплеменников, которые иногда охотились и в здешних местах, хотя они находились на расстоянии четырех дней пути от становища, если идти без задержек на охоту.
   Проводив на охоту мужа, совсем недолго женщина могла спокойно переносить разлуку с ним. После полудня она уже начинала томиться тревожным ожиданием. Если уже смеркалось, а он все не возвращался, тревога ее становилась невыносимой. Она забрасывала все свои дела и способна была только на то, чтобы подкладывать время от времени в костер хворост. Укутавшись в медвежью шкуру, она выходила на выступ перед входом в пещеру, где, стояла, вглядываясь в редкие пространства среди колышущихся деревьев, тревожно шумящего под нею леса, в надежде разглядеть идущего человека. Глубоко дыша и раздувая ноздри, она старалась сквозь сильный смешанный запах хвои и прели опавших листьев, среди всевозможных других едва ощущаемых запахов уловить запах мужского пота, такой приятный и любимый, запах безумно любящего ее юноши, в могучих страстных объятиях которого она забывала обо всем на свете.
   Когда он подходил к подножию скалы, она сбегала ему навстречу и помогала затаскивать наверх добычу, а если он приходил без нее, то брала его руку себе на плечи и помогала взбираться на скалу.
   Однажды, когда она встретила его, он по ее виду сразу понял, что случилось что-то страшное. В огромных глазах ее был ужас. Никогда еще Ловчее Рыси не видел Большелобую такой испуганной. Сжав возлюбленную в объятиях, почувствовал, что она даже дрожит.
   - Что случилось? - взволнованно спросил он, сбрасывая с плеч добычу.
   - Ловчее Рыси не видел...? Не видел? - проговорила она прерывистым, явно выражающим сильный страх голосом.
   - Что не видел? Где?
   - Там..., там, - стала говорить она тихо, едва ли не шепотом, словно боясь, что кто-то ее услышит и указала рукой в глубину леса, почти туда, откуда вышел Ловчее Рыси.
   - Что там? Кто?
   - Там..., там ... Лежащий Зубр.
   - Лежащий Зубр...?! Не может быть. Лежащий Зубр?
   - Лежащий Зубр ходит - Большелобая видела.
   Ловчее Рыси остолбенел и уставился на женщину в сильнейшем изумлении. При этом в глазах его был ужас. Он невольно оглянулся в сторону, в которую указала Большелобая. Из лесной чащи на него повеяло жутью. Дыхание так перехватило, что он не сразу смог заговорить снова. Наконец произнес:
   - Но..., но... Лежащий Зубр спит в земле. Крепко спит. Проснуться не может.
   - Да, Большелобая знает - Лежащий Зубр мертв. Но Лежащий Зубр ходит, как живой - Большелобая видела. Большелобая хворост собирала. Вдруг видит - человек идет. Большелобая вначале подумала - Ловчее Рыси возвращается. Вдруг глядь - это Лежащий Зубр. Большелобая успела спрятаться. Лежащий Зубр не заметил Большелобую - глядел в другую сторону. Большелобая смотрит из кустов. Лежащий Зубр подходит ближе. Большелобая смотрит, - и правда, Лежащий Зубр. Лежащий Зубр стал сворачивать. Скрылся среди деревьев. Большелобая лежала. Долго лежала. Встать не могла. От страха.
   Обычно, когда Ловчее Рыси узнавал, что Большелобая одна ходила в лес, то сильно огорчался и ругал ее за легкомысленное пренебрежение опасностью, которая подстерегает в лесу на каждом шагу, и вновь запрещал ей это делать: в пещере она была в гораздо большей безопасности, так как по очень крутому подъему туда могли забраться только человек, горный барс или рысь. Сейчас же даже не обратил внимания на новое нарушение его запрета - так был ошеломлен тем, что Большелобая видела Лежащего Зубра.
   - Лежащий Зубр мертв - почему Лежащий Зубр ходит, как живой? - спросил он.
   Большелобая испуганно-недоумевающе пожала плечами.
   Ловчее Рыси стал спиной к скале - лицом к лесу и некоторое время с ужасом всматривался в чащу. Наконец сумел овладеть собой. Сжал в руке палицу и грозно потряс ею. Хотел рявкнуть: "Ловчее Рыси не боится Лежащего Зубра!", но промолчал.
   Затем повернул к Большелобой лицо и снова спросил:
   - Лежащий Зубр мертв - почему Лежащий Зубр ходит, как живой?
   Женщина таинственно-испуганным голосом тихо, почти шепотом проговорила:
   - Наверно..., наверно... призрак.
   Ловчее Рыси тоже думал так.
   Как видим, неандерталец Ловчее Рыси и кроманьонка Большелобая знали о явлениях, связанных с потусторонним миром. Надо заметить, что к тому времени у неандертальцев уже более ста тысяч лет существовала довольно сложная, развитая система тотемических культов - первейшая языческая религия. Но Племя горного барса было одним из самых отсталых неандертальских племен. Его верование только начало складываться, хотя процесс этот уже шел не одну тысячу лет. У родного племени Большелобой религиозные воззрения тоже находились на самой начальной стадии формирования, что, однако, говорило о довольно высокой развитости этого племени, ибо у многих кроманьонских кланов еще не появилось вообще никаких религиозных представлений. Верование Племени горного барса и верование родного племени Большелобой были в основном очень близки и настолько примитивны, что ни то, ни другое еще не имело даже обычного служителя тотемического культа - шамана. Религиозное чувство преимущественно проявлялось в страхе перед душами убитых людьми животных. Эти страхи отразились в древнейшем жанре устного творчества - сказках о животных, повествующих в основном о жестокой мести душ животных охотникам. Была и вера в существование душ усопших людей. К ним относились с почтением, но и с не малым страхом. Вера эта нашла выражение тоже в страшных сказках. Они рассказывали о блуждающих по свету фантомах, представляющих большую опасность для живых людей. Таких сказок было гораздо меньше, чем тотемических, но все же они были. Имелось и некоторое представление о мире ином - как о некоем подземном пространстве, сумрачном, населенном душами людей и животных.
   Какой бы страх ни испытывал сейчас Ловчее Рыси, его одолевало в то же время сильнейшее любопытство: столько раз он слышал о призраках и неужели сейчас упустит возможность увидеть приведение? Еще никто из ныне живущих его сородичей не видел фантома, а он увидит. В то же время ему хотелось похвастать перед любимой женщиной отвагой. Поэтому он ударил себя кулаком в грудь и сказал:
   - Ловчее Рыси не боится Лежащего Зубра. Ловчее Рыси пойдет туда. Ловчее Рыси победит Лежащего Зубра.
   О нет, конечно, он не собирался сражаться с Лежащим Зубром, тем более с его фантомом. И в мыслях не было. Какой там: у Ловчее Рыси даже ноги ослабели от страха, да и голос прозвучал как-то неуверенно и отнюдь не громко. Нет, он просто подкрадется и посмотрит из укрытия, хотя бы краешком глаза. А когда вернется, скажет, что бой не состоялся, так как Лежащий Зубр струсил и убежал. Любимая восхитится его, Ловчее Рыси, необычайной смелостью и будет его любить еще больше. А Лежащий Зубр будет посрамлен в ее глазах. Пусть хоть сейчас, после своей смерти.
   - Нет! - Большелобая вцепилась пальцами, словно когтями, в плечи мужа. Потом крепко обняла его и прижалась к нему. - Нет, не ходи туда! Призраки сильнее людей!
   Ловчее Рыси очень обрадовался, видя, как Большелобая боится за него. Впрочем, уже были случаи, убеждающие его в том, что она по-настоящему беспокоится за него, по-настоящему любит его. В душе он восторжествовал над Лежащим Зубром. Ведь сейчас Большелобая была на его, Ловчее Рыси, стороне, боялась за него, а не за Лежащего Зубра. Не столь уж сообразительный неандерталец, каким был наш герой, не понимал, что это слишком сомнительный реванш.
   Чтобы она отпустила его, Ловчее Рыси поспешил заверить ее, что не станет вызывать призрак на бой, что только посмотрит на него, хорошо прячась в кустах, и близко подкрадываться не будет. Она наконец расцепила объятия, но отпуская его, все же умоляюще сжала на груди руки и проговорила:
   - Не ходи.
   Ловчее Рыси пошел вглубь леса. Передвигался по нему привычной охотничьей походкой, позволяющей идти почти неслышно, а когда требовалось, то совершенно неслышно. При этом внимательно вглядывался в чащу, чутко ловил каждый доносящийся из нее звук, каждый запах и бросал на землю взгляды, высматривая следы. Вскоре вспомнил, что слышал, что призраки не имеют ни запаха, ни следов. Тем не менее продолжал внимательно осматривать пространство между основаниями деревьев, ибо боялся не заметить следы хищника. Он знал, что охотник всегда представляет для него желанную добычу и нужно постоянно сохранять бдительность. Ловчее Рыси заметил следы лани, потом - лося. Это вызвало у молодого охотника досаду. Действительно, за короткое время ему случайно попались следы двух животных, имеющих вкусное мясо, тогда как полдня сегодня никак не мог выследить какое-нибудь животное столь же пригодное для людской пищи и вынужден был довольствоваться собакой. Причем добыл ее с большой опасностью для себя. Он сделал засаду у останков съеденного волками лося. Как и предполагал, скоро здесь появились собаки, которые по своей привычке, доставшейся им от ближайших родичей - шакалов, часто следовали за волчьими стаями или крупными хищниками. Неожиданно появившись из кустов, Ловчее Рыси поразил одного пса дротиком, затем отбивал палицей от него других собак, желавших переключиться с обглоданных костей на свежее мясо своего собрата, которому повезло меньше, чем им, или на мясо человека.
   Итак, наш герой продолжал с большой осторожностью продвигаться по лесу. Вдруг он резко остановился, пораженный увиденным. Даже мгновенно забыл о призраке. А увидел он следы человека, большие следы, такие, как у него самого. Но это, конечно, не его следы: эти следы явно свежие, а он сегодня не проходил здесь в направлении, в какое они вели. Кто здесь прошел? Чужак?! В следующий миг явилось другое предположение, которое казалось более вероятным - вожак. Здесь вожак! Он ищет Большелобую! Догадался где они живут. А может, по следам нашел. Возлюбленная в опасности! Надо скорее возвращаться, чтобы защитить ее. Может, Медведь уже там! Уже хватает ее, чтобы увести с собой! Может, он сейчас насилует ее!
   Все же прежде, чем побежать обратно, Ловчее Рыси, подчиняясь обычной привычке охотника, нашедшего свежие следы, опустился на четвереньки, чтобы обнюхать их: запах порой позволял узнать больше, чем видели глаза. То, что сказал сейчас запах, потрясло его еще больше, чем даже сообщение о призраке и предположение о том, что здесь объявился Медведь. Это был запах Лежащего Зубра..., живого Лежащего Зубра! Ловчее Рыси вскочил на ноги и некоторое время стоял, ошеломленный. "Лежащий Зубр жив?! Большелобая видела не призрак, а живого Лежащего Зубра! Не может быть!" - мысленно воскликнул он и пошел по следу. Нет, пока не увидит своими глазами, он не поверит.
   Следы привели в особенно дремучий лес. Здесь местами они терялись. Приходилось с трудом брать след заново. Выручали отлично усвоенные охотничьи навыки. Ноги ступали по мягкому настилу из опавшей листвы. Хорошо, что она была слега влажной, иначе даже бы такому хорошему охотнику, каким был наш герой, не удалось бы идти совершенно неслышно.
  Но вот в чаще стало светлеть. Можно было подумать, что приближается поляна. Ловчее Рыси знал, что это не поляна, потому что лес поблизости от того места, где нашел прибежище с Большелобой, был ему уже хорошо знаком. Между стволами деревьев показалось довольно обширное пространство, где было много поваленных деревьев: бурелом значительно проредил лес.
   Ловчее Рыси раздвинул заросли подлеска и сразу увидел... Лежащего Зубра. Он стоял около маленькой елочки перед огромным корнем поваленной вековой сосны, над прямым очень толстым стволом которой торчали большие ветви лежащей рядом столь же старой березы. Далее было много нагромождений бурелома, за которыми снова вставал мощным несокрушимым строем рослый смешанный лес. Казалось, Лежащий Зубр остановился, решая вопрос идти ли вперед или обойти это кладбище великанов. Через несколько мгновений он стал обходить бурелом. И пошел прямо почти в сторону Ловчее Рыси. Тот притаился, а потом отполз немного назад. Но и этого ему показалось мало: отполз еще и спрятался за широкий ствол огромной сосны, хотя не сомневался в надежности и первоначального укрытия. Сидя, привалился спиной к стволу. Сердце бешено колотилось. Давно он не испытывал такого страха. Даже тот страх, который когда-то удерживал его от единоборства с Лежащим Зубром был ничто в сравнении с тем чувством, которое охватило его сейчас. Возможно, такой сильный ужас он испытал потому, что слишком неожиданно было то, что увидел, и потому, что иначе как выходца из могилы воспринимать Лежащего Зубра не мог. Неужели это он?! Неужели, и правда, жив?! Да, значит, жив. Но кого же тогда они похоронили?! Как кого?! Лежащего Зубра! Конечно, Лежащего Зубра. Разве он, Ловчее Рыси, не видел, как хоронили Лежащего Зубра?! Разве он не видел, как кладут Лежащего Зубра в могилу, как его закапывают землей?! Видел. Он, Ловчее Рыси, стоял на краю могилы и своими глазами видел, как его закапывают землей. Он специально подошел тогда ближе, чтобы насладиться радостью при виде исчезающего навсегда под землею своего самого ненавистного врага. Правда, радости почему-то он не почувствовал: ничего кроме омерзения, страха перед ужасающей картиной смерти не было. Он помнит, как черные комья земли падали на разбухшее, обезображенное разложением, страшно-белое тело. Но..., но земля падала не только на труп! Она падала и на цветы, на траву. Да, да, вот в чем причина того, что Лежащий Зубр вдруг ожил! Эти же растения специально и кладут всегда при погребении. Они же целебные! Людям так хочется, чтобы они исцелили спящего мертвым сном, чтобы он проснулся и встал. Вот в чем причина! Но..., но разве такое бывает?! Разве когда-нибудь он, Ловчее Рыси, видел, чтобы кто-нибудь встал из могилы? Нет, никогда не видел. Он хоть и живет недолго, но видел уже много мертвых, видел много похорон сородичей, особенно детей. Но никогда, никогда не видел, чтобы кто-нибудь хоть чуть-чуть глаза приоткрыл... Да, но если на его коротком веку ни разу не случалось пробуждения от мертвого сна, то это еще не значит, что такого не может быть. Ведь, наверное, такое было раньше, еще до него. Иначе бы не стали класть всем в могилу эти цветы и травы. Все теперь понятно! Лежащий Зубр исцелился, вышел из могилы, пришел в племя, узнал, что Большелобой нет там, что она исчезла и пошел искать ее. К такому выводу мог прийти только темный ум суеверного первобытного человека.
   Ловчее Рыси вскочил на ноги. Нет, он не отдаст ее! Она теперь его, только его женщина, и он никому не ее отдаст! Дикий, животный страх, который только что смял все его существо, превратил в какое-то ничтожество, готовое хоть в землю зарыться, лишь бы спастись, мгновенно исчез. Наш герой готов был ринуться сквозь заросли подлеска, чтобы сразиться с Лежащим Зубром, но вовремя удержался от этого. Удержался потому, что дней тридцать общения с кроманьонкой оказались небесплодными для его неандертальского ума, обладающего, кстати, весьма неплохими возможностями: частые продолжительные разговоры, когда приходилось много хорошо думать, чтобы улавливать смысл высказываний собеседницы, хорошо подумать прежде, чем отвечать на многие ее вопросы, послужили отличным упражнением для мышления. Поэтому он быстро сообразил, что неразумно затевать сейчас поединок с Лежащим Зубром. Да, он ищет Большелобую. Ну и пусть ищет. Он, Ловчее Рыси, тоже искал, но разве нашел? Попробуй, найди в таких дебрях пропавшего человека? Откуда Лежащему Зубру знать где Большелобая? В своих поисках он забрел сюда случайно. И прошел мимо пристанища Большелобой и Ловчее Рыси. А раз собирается перебраться через бурелом, то идет чуть ли не совсем в противоположную сторону. Вот пусть и идет.
   Наш герой поспешил вернуться на только что покинутое место, откуда из зарослей увидел выходца из могилы. Отсюда еще можно было его видеть. Он не стал полностью обходить бурелом, по-видимому, не желая углубляться в подступающую к нему очень густую чащу, а пошел там, где лежали в основном верхушки поваленных деревьев, через которые перебираться было нетрудно. Теперь, поскольку он находился спиной к Ловчее Рыси, тот наблюдал за ним, не лежа, а стоя, уже безбоязненно. Молодой охотник провожал его взглядом, очень радуясь, что Лежащий Зубр удаляется в ту сторону. Вот за ветвями лежащих деревьев скрылась широкая спина Лежащего Зубра, а затем и голова. С огромным облегчением Ловчее Рыси повернулся и пошел в обратном направлении.
   Но душевное облегчение сразу сменилось тяжелым чувством. И было чему огорчаться - Лежащий Зубр, оказывается, жив. А значит, над его, Ловчее Рыси, счастьем нависла большая угроза. Нет, он не скажет Большелобой, что Лежащий Зубр жив. Пусть считает, что это, и в самом деле, призрак. И надо думать, что сделать, чтобы она не узнала, что Лежащий Зубр ожил. Вдруг он все-таки найдет их. Вдруг она любит его по-прежнему также сильно, как любила, то есть гораздо сильнее, чем его, Ловчее Рыси! Надо уйти отсюда, уйти еще дальше от племени, чтобы никто из сородичей никогда не нашел их. Но разве он, Ловчее Рыси, трус? Что это он так испугался Лежащего Зубра и хочет бежать как заяц? Пусть Большелобая и любит его больше, пусть он найдет их, но разве не сила всегда решает кто будет владеть женщиной? Он сразится с Лежащим Зубром! Разве еще недавно он не хотел сразиться с ним?! Вот и сразится. Но может, Лежащий Зубр еще не найдет их. А если найдет, то, конечно же, не скоро. Так что не стоит рано расстраиваться: ошеломляюще счастливая жизнь, которой он жил эти последние дни, продолжается! Сейчас он вернется к возлюбленной, обнимет ее, и она обнимет его. Они поднимутся к своей пещере, сядут у своего костра, и все у них пойдет, как прежде. С такими мыслями наш герой подходил к скале, у подножия которой его ожидала Большелобая.
   Она не снесла ожидания и встречала его в лесу, несколько удалившись от скалы. Отошла бы дальше, если б не боялась разминуться с возвращающимся Ловчее Рыси: в лесу очень легко не заметить того, кто проходит близко. Но вот она увидела между стволами деревьев приближающуюся могучую фигуры молодого охотника и бросилась ему навстречу. Они заключили друг друга в объятия. Она сказала:
   - Как хорошо, что Большелобая и Ловчее Рыси жгли днем маленький костер, маленький-маленький - от маленького костра дыма не видно. Только ночью жгли большой - в темноте дыма тоже не видно.
   Женщина имела в виду то, что благодаря этому призрак не нашел их пристанища. Но она ошибалась, полагая, что в ночной темноте дыма не видно. Еще как видно: ни она, ни Ловчее Рыси не догадались посмотреть со стороны.
   Их счастливая, хотя очень нелегкая жизнь продолжалась, и в головокружительных страстях, сиюминутных волнениях, изнуряющих трудах этой жизни Ловчее Рыси быстро забыл о существовании Лежащего Зубра, а Большелобая - о существовании его призрака.
  
  5
  
   Большелобая, желая облегчить охотничьи труды мужа, еще по пути сюда предложила ему свою помощь в этом деле. Она сказала, что во время путешествия с Лежащим Зубром охотилась с ним, и тот был очень доволен ее помощью. Ловчее Рыси опешил: по законам его племени женщинам строго возбранялось брать в руки оружие, охотиться. С возмущением он спросил:
   - Большелобая брала в руки копье?!
   - Не только копье - у Большелобой и дротик хороший был. Когда подходили к племени, Большелобая спрятала копье и дротик. Очень хорошо спрятала. Это очень выручило Большелобую, когда убежала из племени. Через два дня Большелобая вспомнила про дротик и копье. Большелобая вернулась и нашла дротик и копье свои.
   - Лежащий Зубр разрешил Большелобой взять в руки...? - проговорил охваченный суеверным ужасом молодой охотник.
   Женщина утвердительно кивнула.
   - Ну тогда понятно почему..., - произнес юноша. Он имел в виду трагическую кончину Лежащего Зубра, видя в ней кару за разрешение женщине нарушить строжайшее табу.
   Большелобая поняла, что вызвала настоящее нервное потрясение у возлюбленного своими словами. После этого она уже не обращалась к нему с подобными предложениями.
   Часто он возвращался с охоты таким изнуренным, что упав на подстилку из звериных шкур, тут же засыпал крепчайшим сном. Иногда, однако, старался дождаться, когда поджарится принесенное им мясо. Большелобая изо всех сил спешила освежевать убитое животное и уложить на излучающие большой жар тлеющие угли и раскаленные камни. Она спешила, потому что очень хотела поскорее отдаться любовной страсти. Но всякий раз Ловчее Рыси засыпал раньше, чем она успевала управиться с делами. Большелобая глядела на него и изнемогала от желания. Унять в себе страсть ей стоило таких усилий, что она забывала даже о свежем поджаривающемся мясе, которое скоро можно будет есть. Тем не менее никогда не будила его, помня, что сон охотника, это такая святыня, которую потревожить можно было только в крайних случаях и оберегать которую она была приучена с раннего детства.
   Просыпался Ловчее Рыси обычно только под утро. Когда он видел доверчиво прижавшуюся к нему, безмятежно спящую возлюбленную, ощущал мягкие округлости ее тела, сонливость с него как рукой снимало. Осторожно, не торопясь, он овладевал ею. Медленно пробуждаясь, она уступала его желанию, все более оживляясь. На лице ее появлялась загадочная улыбка, и он понимал, что ей приятно такое пробуждение и ласки его желанны. Не открывая глаз и повинуясь ему телом, она спокойно и нежно отдавалась, принимая мощный порыв мужской страсти. Потом он вспоминал, что его ждет поджаренное вчера мясо и что надо скорее подбросить хворост в догорающий костер.
   Когда он вдоволь наедался мяса, его вновь охватывала страсть. Окончательно проснувшаяся к этому времени женщина ожидала его в пылком нетерпении, кутаясь в мохнатое одеяло и глядя на Ловчее Рыси влюбленными, полными желания глазами. Отойдя от костра, он чувствовал ледяной холод и было особенно приятно нырнуть под теплое одеяло и обнять горячее женское тело.
   Утро, весь день и следующую ночь они только тем и занимались что предавались страсти, ели и спали.
   Однако, если он приходил накануне с охоты без добычи, а запасы мяса были невелики или уже сильно припахивали, утолив утром только первый порыв страсти, он нехотя вставал из-под одеяла, брал дубину, копье, дротик и, сурово насупившись, шел в промозглый утренний сумрак. Спустившись со скалы, он сразу, словно попадал в другой мир - злой и холодный, где все было против него. Привычной бесшумной походкой, мягко ступая по холодной сырой земле, он шел по утопающему в тумане полутемному лесу, среди серых кустов и деревьев и, настороженно вглядываясь, вслушиваясь и принюхиваясь, с тоской вспоминал пьянящее ни с чем не сравнимое тепло женского тела.
   Часто в свободные от охоты дни или, когда Ловчее Рыси рано возвращался с охоты, они отправлялись вдвоем в лес. Большелобая заготавливала хворост, Ловчее Рыси охранял ее. Это для них тоже было счастливым времяпрепровождением. Ей порядком надоедали долгие одинокие ожидания мужа в холодных угрюмых стенах пещеры и такие, как бы сказали в наше время, совместные вылазки на природу, хоть и приходилось много работать, были для нее особенно в радость, тем более, что на них тоже часто происходили бурные взаимные проявления страсти.
   Очень любили Большелобая и Ловчее Рыси отдыхать на одной поляне, что была возле реки, к которой они обычно ходили на водопой. Стояло удивительно теплое бабье лето, какие уже нередко бывали в то глобальное потепление в Европе. Эта поляна была уютный живописный уголок девственной природы. С одной стороны ее полукругом обступал смешанный лес, радующий взор своим красочным нарядом: преимущественно желтые цвета листвы перемежались с коричневыми, бордовыми, лиловыми, зелеными пятнами. Ярко-желтые тона леса оттеняли серые силуэты четырех встающих из него скал, в одной из которых находилась пещера, где нашли приют Ловчее Рыси и Большелобоая. За рекою был хвойный темно-зеленый лес, растущий у подножия двух невысоких коричневых гор. За ними, словно колоссальные призраки, вздымались гораздо большей величины голубоватые горы, наполовину покрытые сверху снегом, размытые дальностью расстояния.
   Отдыхали Ловчее Рыси и Большелобая так, как обычно отдыхали первобытные люди, когда были сыты, свободны от забот и довольны жизнью, очень напоминая в своих развлечениях резвящихся детей. Ловчее Рыси и Большелобой нравилась растущая на поляне густая, в рост человека, трава. Они любили нырять в нее, как в воду, купаться в ней, кувыркаться, бегать друг за другом, играть в прятки. И, конечно, любили здесь тоже предаваться наслаждениям страсти. Каким бы теплым ни выдалось начало осени, земля была слишком холодной, чтобы можно было получать удовольствие от лежания на ней. Поэтому они принесли сюда медвежью шкуру. Когда уходили, оставляли подстилку здесь, но перегибали ее, накрывая одной половиной другую. Если случался дождь, вода не могла проникнуть сквозь кожу. Так меховая сторона, на которой они лежали, всегда оставалась сухой.
  
   Однажды Ловчее Рыси возвратился с охоты такой обессиленный, что упал у подножия скалы рядом с убитым оленем, которого только что, как показалось Большелобой, видевшей его со скалы, волок быстро и легко. Сбежав к нему, она, взволнованная сильным беспокойством за мужа, перевернула его навзничь. Он не отвечал на вопросы и вообще не подавал никаких признаков жизни. Убедившись, что на его теле нет ран, и, посмотрев в его полузакрытые глаза, она несколько успокоилась, зная, что такое случается с охотниками от предельного истощения сил, и что все, кого она видела в таком состоянии, через некоторое время приходили в себя.
   Когда стала затаскивать его по уступам на скалу, он очнулся и дальше уже взбирался сам, поддерживаемый ею. Доведя его до костра и уложив на подстилку, она опять вышла из пещеры и хотела спуститься за оленем, но того уже рвала на части свирепая стая крупных мохнатых собак.
   Трудно вдвоем было выжить в этом жестоком мире. В окружающем лесу водилось много животных, но охотиться одному было очень нелегко. Не обладай Ловчее Рыси такой огромной силой и не будь уже у него привычки охотиться в одиночку, он бы наверняка скоро погиб. Случаи, когда он терял сознание от чрезмерного переутомления теперь нередко повторялись. Живя с сородичами, он отдавал охоте меньше сил, поскольку его не подстегивало тогда постоянное сознание того, что никто, кроме него не добудет для семьи достаточно пищи. Это же сознание вынуждало чаще, чем раньше, подвергать себя большой опасности.
   И все же пока он был жив. Даже более того, он чувствовал себя хозяином здешнего леса, отобрав первенство у косолапых его обитателей, которые старались избегать с ним встречи, и не случайно: Ловчее Рыси был большой любитель медвежьей охоты. Он один завалил медведей больше, чем вожак и Лежащий Зубр. Возможно, они предпочитали не доводить ссоры с ним до единоборства, потому что помнили о его частых победах над повелителями дебрей.
   Правда, в последней схватке с медведем сломался наконечник копья. Ловчее Рыси не умел обрабатывать камень - этим навыком владели лишь некоторые мужчины племени - поэтому не мог заменить сломавшийся наконечник на новый. Он снял его. Заострил на огне древко - получилось тоже копье. Но для охоты на медведей оно мало подходило. Поэтому пришлось отказаться от такой охоты. Сделанное собственноручно примитивное копье ему не нравилось. Поэтому обычно оставлял его в пещере и охотился только с дротиком и палицей. В случае необходимости мог и ими дать отпор любому мощному хищнику.
   Все то время, которое жил здесь, наш герой охотился особенно удачно: никогда раньше он не возвращался с добычей так часто, как теперь. К тому же на двоих мяса всегда оказывалось больше, чем достаточно и Ловчее Рыси с Большелобой постоянно были сыты.
   Но однажды ему с самого утра очень не везло. Три раз он совсем близко подкрадывался к оленьему стаду, но каждый раз из-за какой-то неосторожности раньше времени обнаруживал себя и спугивал животных. Его постоянно что-то беспокоило. Какое-то чувство подсказывало охотнику, что он в опасности. Но что это за опасность и откуда ее ждать, он никак не мог догадаться. Взволнованность не давала сосредоточиться на охоте. Поэтому он и допускал в ответственные моменты неосторожные действия, которые сводили на нет его старания.
   Двигаясь по следам оленей, он подошел к высокому густому кустарнику, сквозь который блестела серая поверхность реки. Вдруг в гуще голых прутьев, пестреющих редкой желтой листвой, раздался оглушительный треск, и что-то большое метнулось влево. В следующее мгновение из кустарника выскочил огромный лось и с гулким дробным топотом помчался вдоль берега реки.
   Ловчее Рыси бросил на землю палицу, чтобы она не отяжеляла бег, и что есть духу помчался вдогонку за лосем. Расстояние между ними стало сокращаться, но через несколько мгновений начало быстро увеличиваться. Охотник, зная, что сейчас безнадежно отстанет и упустит удачный момент, метнул дротик. Дротик пролетел над мощной коричневой спиной, едва не попав в лося, и плюхнулся в реку, в нескольких шагах от берега. Ловчее Рыси взревел от досады: не повезло вдвойне - и упущена добыча и нужно нырять в ледяную воду, чтобы достать со дна утонувшее оружие.
   Он подошел к тому месту на берегу, против которого упал дротик, попробовал ногой воду и уже хотел нырнуть, как вдруг услышал сзади легкое, какое-то нарастающее шуршание воздуха. Даже не успев сообразить что это, совершенно рефлекторно Ловчее Рыси мгновенно пригнулся. Отличная реакция в который раз спасла ему жизнь: над ним, слегка задев волосы на затылке, стремительно пронеслось копье и упало на середину реки, подняв небольшие брызги.
   Юноша обернулся и увидел в нескольких шагах от себя вожака, стоявшего меж массивных подножий двух вековых сосен. Он держал в обеих руках палицу и злобно ухмылялся.
   - Медведь трус - Медведь кинул копье в Ловчее Рыси сзади! - сказал ему молодой охотник прерывистым, дрожащим голосом. Застигнутый врасплох, безоружный, он был так испуган, что едва держался на ослабевших ногах. Ему очень хотелось броситься в воду и спасаться вплавь через реку, но ненависть к вожаку пересилила страх, и он не смог заставить себя повернуться к врагу спиной.
   - Где Большелобая? - прорычал Медведь и, перехватив поудобнее палицу, начал приближаться.
   - Большелобая - жена, Ловчее Рыси - муж! Ловчее Рыси убьет того, кто захочет Большелобую! - закричал яростно молодой охотник и кинулся со всех ног мимо вожака к тому месту, где оставил свою палицу.
   Медведь попробовал догнать его, но отстал на несколько шагов, и Ловчее Рыси успел подобрать оружие. Лес огласился звонким перестуком палиц.
   Бой был столь же ожесточенным, как и первый, хотя противники дрались не так яростно и стремительно, как тогда: оба были предельно осторожны, берегли силы. Долгое время они сражались с переменным успехом - то Медведь теснил Ловчее Рыси, то наоборот, но чаще все же перевес был опять на стороне вожака. Очень долго не удавалось им хотя бы слегка ранить противника.
   Поединок необычайно затянулся: он начался в полдень и продолжался до вечера. Дерущиеся не заметили, как оказались в каком-то буреломе, далеко от реки, и что стало уже смеркаться. Каждый теперь имел по одному небольшому ушибу, которого в пылу боя даже не замечал. Оба страшно устали и двигались вяло. За это время внимание Ловчее Рыси так сосредоточилось на палице противника, что ему уже казалось, что дерется он вовсе не с ним, а только с его дубиной: сам же Медведь силуэтом маячил где-то за ней, словно вдали.
   Наконец Ловчее Рыси почувствовал, что удары вожака заметно ослабели. Только сейчас он задержал взгляд на его лице. Оно было искривлено мученической гримасой, а глаза смотрели также мутно и безразлично, как смотрят на подбегающего охотника глаза загнанного раненого животного. Ловчее Рыси понял, что одолевает. Сердце его радостно вздрогнуло. Усталость как рукой сняло. Он удесятерил натиск.
   Однако Медведь тоже воспрянул с силами и снова стал отвечать очень увесистыми ударами.
   Внезапно от дубины Ловчее Рыси отлетела большая щепка. Все внутри у него похолодело от страха, что вот-вот треснет вся палица. Но к счастью, этого не произошло. Чувствовалось, что дубина по-прежнему крепка. Однако теперь с каждым ударом она стала сильно осушать кисти рук и этим утомляла их еще больше.
   Ловчее Рыси удалось оттеснить Медведя к поваленной ветром вековой ели. Она была такой огромной, что торчащие из ее ствола ветви сами казались небольшими деревцами. Теперь оставалось только загнать вожака в гущу ветвей. Он наверняка в них запутается, а перелезть через ствол, чтобы выбраться из ветвей с другой стороны, не сможет, так как сделать это, отбивая удары и потеряв уже столько сил, невозможно.
   Видя в какое опасное положение попал, Медведь собрал все свои оставшиеся силы и старался сдержать натиск молодого воина. Лицо его исказилось еще сильнее, глаза полузакрылись. Вдруг он отчаянно хрипло и дико завопил, широко размахнулся палицей, и в следующий миг Ловчее Рыси ощутил необычайную легкость в руках и к ужасу своему увидел, что палица исчезла из его рук. Он даже не заметил самого удара, который выбил из его рук дубину, а только услышал, как что-то бухнулось где-то слева. Он удивленно посмотрел на свои кровавые истертые палицей ладони, затем на вожака, который глядел на него тоже удивленно и стал искать глазами выбитое оружие.
   Вся земля меж основаниями деревьев пестрела опавшей листвой. От этой пестроты рябило в глазах. Но где же палица?! Он не видит ее! Какой ужас! Неужели это уже смерть?! Нет, не может быть! Только не сейчас, только не здесь!
   Его палица лежала совсем рядом, но ошеломленный, растерянный молодой охотник искал ее глазами гораздо дальше.
   Надеясь спастись, Ловчее Рыси побежал и сразу увидел на земле в нескольких шагах от себя свою выщербленную множеством ударов дубину. Он обрадовался, хотел подобрать ее, но вожак опередил его и наступил на палицу ногой.
   Теперь противники стояли так близко друг к другу, что если бы молодой воин опять попробовал повернуться и побежать, Медведь тут же бы размозжил ему затылок, даже не утруждая себя преследованием.
   До самого последнего мгновения Ловчее Рыси не верил, что его положение безнадежно. Он попробовал достать врага кулаком. Ему не только показалось, но он даже почувствовал, что сможет это сделать. Однако в тот момент, когда он всем телом, вкладывая в удар последние силы, бросился вперед, перед глазами его вдруг вспыхнуло множество ярких искр. Он не почувствовал боли, а услышал только удар и то, словно где-то над головой.
   Когда Ловчее Рыси повалился на землю, Медведь, окончательно обессиленный, выронил из рук палицу и упал на колени. Он был так измучен, что даже не мог радоваться победе и только сидел, наслаждаясь отдыхом, глядя устало и безразлично на поверженного противника.
   Когда наконец он сумел встать, то хотел еще раз его ударить, но не нашел сил снова поднять палицу для замаха. К тому же Ловчее Рыси был так залит кровью и так бледен, что невозможно было усомниться в том, что он мертв. Вожак только злобно промычал, слегка пихнул его ногой и пошел искать Большелобую.
  
   Ловчее Рыси очнулся среди ночи. Страшно болела голова и была такой тяжелой, что он долго не мог ее приподнять, а когда это ему удалось, то боль удесятерилась. Он вскрикнул. Кожу на лице и шее что-то стягивало. Глаза совсем не видели. Ловчее Рыси испугался что ослеп, как ослеп Сухой Лось, охотник, который три года назад упал со скалы, но немного успокоился, почувствовав, что ресницы его чем-то склеены с кожей лица. Он понял, что не видит, так как не может поднять веки. Поднеся руку к лицу, ужаснулся - все оно было покрыто запекшейся кровью. Он попробовал протереть глаза, но рука сразу обессилела и упала на грудь.
   Когда ему наконец удалось открыть глаза, он увидел над собой месяц и звездное небо, на фоне которого раскачивались черные мохнатые кроны сосен. В них шумел ветер. Вдруг луна начала дробиться на мелкие кусочки и расплываться. Это удивило его. Он стал напрягать зрение, но снова смог четко увидеть луну только, когда отвел и затем опять возвратил к ней взгляд. Однако она сразу вновь стала расплываться. Вскоре Ловчее Рыси обнаружил, что это происходит со всем, на чем бы он ни останавливал свой взгляд.
   Он приподнялся на локтях, но руки задрожали от бессилия, и раненый вынужден был опять лечь. Он долго не делал новых попыток встать. Никогда еще ему не приходилось испытывать такой слабости. Хотелось лежать и лежать. Однако холод заставил двигаться. Ловчее Рыси опять приподнялся на локтях, затем сел и, посидев немного, набравшись сил, встал наконец на ноги.
   Он почувствовал, что стоять даже легче, чем сидеть. Только очень кружилась голова, и все перед глазами расплывалось.
   Первые шаги дались легко, но вскоре им овладела непреодолимая усталость, и он вынужден был сесть на землю и прислониться спиной к шершавому стволу сосны. Отдохнув, начал, придерживаясь руками за дерево, подниматься на ноги, и тут вдруг в голову ударила страшная боль. Ловчее Рыси застонал и, закрыв глаза, стал ждать, когда боль утихнет. Постепенно она притупилась. Постояв еще немного, юноша пошел снова. Каждый шаг теперь болезненно отдавался в голове. Так, отдыхая через несколько шагов, он шел до рассвета. Когда слышал какие-нибудь звуки, которые говорили об опасности, Ловчее Рыси всегда успевал вовремя притаиться и снова продолжал путь, только убедившись, что опасность миновала.
   Наконец силы его совсем оставили, и он, сев под деревом, больше не мог подняться.
   Неожиданно издалека донесся голос Большелобой. Она кричала, разыскивая его. Ловчее Рыси обрадовался, неимоверным усилием воли заставил себя приподняться и хриплым голосом, как мог громко, крикнул, давая знать где находится. Опять в голове вспыхнула нестерпимая боль и захлестнула глаза. Он потерял сознание.
  
  6
  
   Пришел в себя Ловчее Рыси уже в пещере. Он лежал на мягких звериных шкурах, укутанный в теплое тяжелое медвежье одеяло. Голова его покоилась на коленях Большелобой. Она сидела, склонившись над ним. Настороженно глядя перед собой, напряженно к чему-то прислушивалась. Снаружи пещеры издалека донесся чей-то голодный рев. Через некоторое время раздался пронзительный крик погибающего животного, и все стихло; только ветер тоскливо завывал у входа в пещеру. Глаза Большелобой из настороженно-внимательных сразу сделались безучастными к окружающему, полными печали и внутренней боли. Лицо ее было грязное, на щеках в свете горящего рядом костра блестели слезы.
   Ловчее Рыси хотел сказать ей что-нибудь ласковое, но, сделав усилие, опять ощутил в голове страшную боль и лишь слегка простонал. Женщина вздрогнула, опустила глаза, и лицо ее просияло радостной улыбкой. Она больше склонилась над ним. Он ощутил ее теплое дыхание, нежное прикосновение лица и волос: она трепетным ласкающим движением стала касаться своим лицом его лица. Затем распрямилась и, откинув упавшие на лицо волосы, сказала сквозь слезы:
   - Ловчее Рыси не умрет - Ловчее Рыси сильный. Большелобая - с Ловчее Рыси. Большелобая любит Ловчее Рыси - Ловчее Рыси не может умереть.
   Он слабо улыбнулся.
   - Ловчее Рыси дрался с вожаком? Да? У реки есть следы, большие следы. Это вожака следы, - говорила женщина - Ловчее Рыси день и ночь и сегодня весь день лежал, как мертвый. Большелобая так испугалась!
   Она осторожно сняла со своих ног его голову и подложила под нее свернутую рысью шкуру, затем отошла к костру, стала ворошить его палкой, подбрасывать сучья. Костер громко недовольно затрещал и скоро сильно разгорелся. Большелобая вернулась к Ловчее Рыси, легла рядом, обняла и ласково сказала:
   - Огонь делает тепло - Ловчее Рыси не замерзнет.
   Полежав немного, женщина приподнялась на локте и посмотрела на его рану. Глаза ее потускнели, прищурились от сострадания. Она нежно слегка прикоснулась пальцами к его лбу и стала дуть на рану. Ловчее Рыси почувствовал облегчение.
   Большелобая опять легла и осторожно ласково прижалась к нему. Он приподнял и уронил на нее бессильную дрожащую руку.
   Вдруг женщина вся встрепенулась, глаза ее расширились от ужаса. Она обернула лицо к выходу из пещеры и стала медленно подниматься на ноги. У Ловчее Рыси тоже перехватило дух, когда он услышал, как гремят камни, осыпающиеся под ногами кого-то, взбирающегося на скалу. Не замечая боли, Ловчее Рыси приподнялся на локте и, насколько мог, повернулся в сторону, откуда слышались шаги.
   Костер ярко освещал начало каменистого склона, ведущего из глубины пещеры к выходу, но чуть выше, - и склон едва виднелся в темноте. Далее он превращался в сплошную черноту, в которой сливался со сводами пещеры. Далеко вверху в этой черноте светился клочок звездного неба. Это и был выход из пещеры. Внезапно, почти весь его загородив, в нем появился силуэт широкоплечей человеческой фигуры с палицей в руках. Только у вожака были такие широкие плечи.
   Человек сделал пару шагов вниз и остановился. Теперь силуэт виден был по пояс... Гулко прокатился по пещере хриплый злорадный хохот. Вожак исчез в темноте, но было слышно, как он спускается сюда. Наверное, костер слепил ему глаза, потому что слышно было, как он то и дело спотыкается о камни, во множестве громоздящиеся вдоль всего спуска, и каждый раз при этом злобно изрыгает ругательства.
   Еще не вошел он в круг, освещенный костром, как удивленно воскликнул:
   - Медведь убил Ловчее Рыси! Почему Ловчее Рыси смотрит, как живой ?!
   Яростно ревя¸ вожак выскочил из темноты, держа палицу уже не на плече, а в обеих руках.
   Большелобая выхватила из костра толстую горящую палку и бросилась ему навстречу, загородив любимого. Медведь остановился, удивленно глядя на нее. В его белесой бороде появилась недобрая ухмылка.
   Если бы Ловчее Рыси не был парализован страхом и был бы способен сейчас видеть не только грозящую ему опасность, он бы увидел, как красива его возлюбленная в этой своей свирепой гордой решимости. Ее сильное нагое тело озарял снизу пылающий факел, который держала в чуть отведенной назад руке, отчего тонкий гибкий стан ее пружинисто прогнулся, и она выглядела еще стройнее. Длинные черные волосы пышной волной спадали на гладкие мышцы ее красивой спины.
   Медведь попробовал отстранить ее рукой, но Большелобая ударила факелом его в лицо. Она метила ему в глаза, но не попала, потому что тот рефлекторно успел отдернуть голову. Однако огонь обжег ему щеку. Медведь взревел и, забыв о своем враге, которого хотел добить, бросился на Большелобую.
   Она кинула в него горящую палку. Вожак отбил ее дубиной, но это чуть замедлило его движение, и Большелобая успела добежать до вороха шкур, на котором лежала вторая, запасная, палица мужа (первая осталась лежать на месте поединка у реки) и вооружиться ею.
   Медведь попробовал выбить оружие из ее рук. Но не тут-то было: Большелобая крепко удерживала дубину в руках. Тогда вожак значительно усилил удары, но опять своего не добился: женщина лишь отступила на два шага. Наконец он стал орудовать дубиной со всею мощью, на которую был способен. Однако и теперь Большелобая уверенно встречала его удары и только вынуждена была слегка пятиться.
   Ловчее Рыси, что есть сил стараясь подняться, вскрикивал каждый раз, как палицы сшибались, ожидая, что вот-вот увидит свою возлюбленную в лапах вожака. Был момент, когда ему показалось, что Медведь неминуемо выбьет из ее рук оружие - так он широко размахнулся и так остервенело перекосилось от усилия его лицо. Но Большелобая, понимая, что он метит только в палицу, резко вырвала ее из-под удара и сама нанесла удар. Поскольку дубина противника, не встретив сопротивления, увлекла его сильно вправо, он не успел защититься ею, и удар пришелся по его левой руке, чуть ниже плеча. Вожак вытаращил от боли и изумления глаза. Левая рука его бессильно повисла, как плеть, вдоль тела.
   Ловчее Рыси вскрикнул от радости и привстал на коленях, однако сразу опять повалился на подстилку.
   Теперь уже пришлось защищаться Медведю. Тяжело дыша, с видимым усилием махая одной рукой своей огромной палицей, он отбивал удары Большелобой и даже время от времени отступал. Рука быстро уставала, двигалась все медленней и медленней, и вдруг палица Большелобой опять наскочила на его тело: на этот раз на выпуклую волосатую грудь. Вожак потерял дыхание. Едва успевая загораживаться от ударов, заплетаясь ногами и чуть ли не теряя равновесие, он пятился к стене пещеры, на которую костер отбрасывал огромные уродливые дерущиеся тени. Тут, однако, он овладел своей отшибленной рукой и вновь взялся ею за палицу.
   Все же от удара в грудь Медведь долго не мог оправиться и долго его движения были нерасчетливы и вялы. Благодаря этому женщине удалось еще дважды достать его дубиной, правда, не так ощутимо, как первые два раза.
   Ловчее Рыси был вне себя от радости. Он глазам своим не верил, дивясь необычайной для женщины силе и ловкости возлюбленной. Не всякий мужчина так умело владел этим оружием, а его, такой массивной палицей, столь энергично могли управляться лишь немногие.
   Медведь же был обескуражен. Он уже жалел, что недооценил силу Большелобой, что, опасаясь ранить любимую женщину, старался лишь выбить из ее рук палицу и в результате неожиданно оказался в таком неприятном положении. Теперь он все силы прикладывал, чтобы тоже достать ее дубиной. Однако и сейчас он жалел Большелобую и хотел ударить не по-настоящему, а лишь слегка - только пугнуть. Ему бы наверняка это удалось, если бы он не очень горячился и был осторожен. Когда Большелобая сделала ложный замах, он ответил на него, приняв за настоящий, и та обрушила на его голову палицу. Этот коварный прием чужеземки был совершенно неизвестен ему, как неизвестен никому из воинов Племени горного барса. Потому удар ее был неотразим.
   Ловчее Рыси, уверенный, что палица проломила врагу голову, так вскрикнул от радости, что на недолгое время вновь потерял сознание. Очнувшись, он к изумлению и ужасу своему, увидел, что Медведь по-прежнему стоит на ногах, дерется с Большелобой, а на голове его не заметно и капельки крови. То ли череп у вожака был таким крепким, то ли удар уже порядком утомленной Большелобой оказался недостаточно сильным, но голова его осталась цела и лишь обзавелась большущей шишкой.
   Однако не так легко поплатился он за свою ошибку, как показалось это Ловчее Рыси. Если бы молодой охотник не потерял сознание, он бы увидел насколько сильно удар потряс вожака, как вслед за ним тот пропустил еще три удара и только чудом сумел смягчить их, слабо, но все же точно отбив.
   Полученные ушибы обессилили Медведя. Он почувствовал, что жизнь его в серьезной опасности и был не на шутку испуган и разъярен. Только сейчас он понял, что Большелобая - женщина, обладающая силой, какую далеко не каждый мужчина имеет, что это искусный боец. При мысли, что он может быть побежден женщиной, его охватила слепая, бешеная ярость, которая вытеснила в нем страх, и он сумел вновь обрести силы и переломить ход поединка.
   Стремительно один за другим Медведь обрушил на Большелобую размашистые мощные удары, сопровождая их злобными гортанными выкриками, гулко разносящимися по пещере. Она быстро пятилась, едва находя силы отбивать его дубину. Теперь у вожака и в мыслях не было хоть как-то ее щадить. Теперь он спасал свою жизнь, и ярость застилала ему глаза.
   Наконец после одного особенно сильного удара Медведя женщина не удержала в руках палицу, и та отлетела далеко в темноту, стукнувшись где-то о камни. Вожак издал победный свирепый рев и занес дубину для последнего удара. Ловчее Рыси закричал, силясь подняться, но тут же облегченно вздохнул, вновь изумившись проворству Большелобой. Не растерявшись, она схватила с земли увесистый камень и швырнула его в Медведя. Поскольку руки с палицей были над головой, туловище противника оставалось открытым, и камень угодил ему точно в живот, как и метила Большелобая. Вожак охнул и сжался крючком. Большелобая подскочила к нему и, ударив с размаха кулаком по голове, сбила его с ног. Он упал навзничь вблизи от Ловчее Рыси. По мутным чуть прикрытым глазам его и бездвижному телу молодой охотник догадался, что он оглушен, и пополз к нему на четвереньках, чтобы вцепиться зубами в горло. Однако руки и ноги, сразу задрожали и обессилили, и юноша беспомощно лег на бок. Тут же стал снова стараться приподняться, не спуская глаз с врага. Вожак начал шевелиться.
   Большелобая схватила обеими руками палицу Медведя, которую тот продолжал еще крепко держать, и стала что есть сил дергать ее, чтобы вырвать из его рук. Но через несколько мгновений вожак сумел вдохнуть воздух, и, после этого сразу придя в себя, отпихнул Большелобую ногой в живот. Женщина отлетела на несколько шагов и упала на камни.
   Вожак встал и пошел к ней. Ноги его заплетались. Женщина успела подняться и побежала вверх по склону, куда упала ее дубина. Медведь тоже исчез за нею в темноте. Скоро оттуда раздался перестук палиц - Большелобая успела найти выбитое оружие.
   Ловчее Рыси до боли в глазах всматривался в темноту, но ничего разглядеть не мог. Он сделал еще одно неимоверное усилие встать и встал наконец, но ноги его подкосились, и он вновь оказался на каменном полу пещеры.
   Перестук палиц прекратился, и послышалась какая-то быстрая ожесточенная возня. Она продолжалась долго, и часто заглушалась ставшими еще яростней воплями вожака и пронзительными криками Большелобой, которая, казалось, озверела еще больше, чем он. У Ловчее Рыси холодело в душе с каждым ее криком. Он и не думал, что его возлюбленная способна так страшно, свирепо кричать. Были в ее крике и отчаяние, и ненасытная злоба, и радость безумия.
   Вдруг по склону из темноты скатились к костру два грязных окровавленных тела. Женщина и мужчина старались добраться друг другу до горла.
   Ловчее Рыси взвыл от ярости и бессилия и тут увидел свое копье, то самое с закаленным на огне концом древко, которое теперь заменяло ему копье и которое он редко брал с собой на охоту, почему оно и было сейчас здесь, а не в лесу. Это копье стояло прислоненное к озаренной светом костра стене. Мысль о том, что малейшее промедление может стоить любимой жизни, придала молодому охотнику сил, и он, кряхтя от напряжения и боли, пополз к стене. Надрывные крики возлюбленной подстегивали его и наконец рука ухватила древко. С помощью копья он встал на ноги и, опираясь на него, пошел к дерущимся.
   В тот же миг Большелобая захрипела, задыхаясь, - Медведю удалось одной рукой ухватить ее за горло. Лицо женщины налилось кровью, глаза страшно выпучились. Ловчее Рыси попробовал идти быстрее, но сразу упал. Когда он снова сумел встать, Большелобая уже освободила свою шею от руки вожака и вцепилась в нее зубами, стараясь пересилить его вторую руку.
   Ловчее Рыси стоял, покачиваясь, еле держась на ногах, хотя и опирался на копье. Он чувствовал, что если сделает хоть один шаг, то опять упадет, но встать уже не сможет.
   Неожиданно Большелобая вырвалась из рук вожака и кинулась к склону, надеясь подобрать палицу, свою или противника. Ловчее Рыси окликнул ее. Она остановилась, обернулась и бросилась к нему. Медведь - тоже. Он на два-три шага опередил Большелобую и уже протянул к копью руку, но юноша, собрав последние силы, устремился всем телом вперед и, наскочив грудью на вожака, перебросил копье через его голову. Упав, он увидел, как Медведь резко повернулся лицом к Большелобой, спиной - к нему и вдруг, хрипло ахнув, присел на корточки и жалобно закряхтел. Большелобая стояла над ними и обеими руками вдавливала в его тело заостренную палку. Один глаз ее закрывали упавшие на лицо волосы, другой, подбитый, испуганно и безумно таращился на скорчившегося врага.
   На каменном полу под ногами вожака появилась лужица крови. Хотя он находился спиной к Ловчее Рыси, тот догадался, что Большелобая вонзила копье ему в живот, а это даже для него, такого силача, будет смертельно. Однако скоро Ловчее Рыси понял, что радоваться еще слишком рано. Страх снова овладел им, когда он увидел, как вожак сначала запрокинул голову и затем внезапно опять встал на ноги. Схватив руками копье, он начал медленно распрямляться и идти к Большелобой, нетвердо ступая дрожащими, залитыми кровью ногами.
   Женщина пятилась. Наконец руки вожака ослабели, и она смогла провернуть внутри него копье. Он взвыл, зажмурил глаза, снова сел на корточки и, тяжело дыша, лег на бок. Голова его попала в костер, волосы вспыхнули, запахло паленым, но он уже бился в судорогах.
   Ловчее Рыси от радости не заметил, как оказался на ногах. Он сделал несколько шагов, опять упал, но дополз до Большелобой на четвереньках. Лица ее нельзя было узнать от кровоподтеков и грязи. Ловчее Рыси ужаснулся. Но на сердце сразу отлегло, когда она улыбнулась своей милой, такой привычной ему улыбкой. Они долго ласково смотрели друг на друга, не говоря ни слова и не замечая, как кровь убитого врага заливает под ними пол. Потом крепко обнялись.
   Наконец Большелобая встала и пошла, пошатываясь, спотыкаясь, к выходу, в котором светлело уже побледневшее небо. Выйдя из пещеры, она принялась жадно пить воду, скопившуюся после вчерашнего дождя в небольшом углублении перед входом. Напившись, женщина смыла с себя кровь и вернулась в пещеру. Взяв труп вожака за ногу, она выволокла его на выступ и сбросила со скалы. В тот же миг снизу раздалась яростная грызня голодных волков, которые каждую ночь, привлеченные запахом жареного мяса, собирались под скалой.
   Спустившись опять вглубь пещеры, она подняла Ловчее Рыси, перенесла на подстилку из шкур и накрыла медвежьим одеялом. Затем, бросив в костер весь оставшийся хворост, легла сама. В объятиях любимой Ловчее Рыси согрелся и заснул.
   Проснулся он совершенно без головной боли. Сразу почувствовал это и обрадовался.
   Солнце ярко освещало нависающую над ним корявую каменную стену. Была уже вторая половина дня, так как прямые солнечные лучи проникали вглубь пещеры только в это время. Сбоку раздавался стук камня о камень. Ловчее Рыси повернул голову - к удивлению своему легко, не испытав никакой боли - и увидел, что Большелобая осторожно обивает одним куском кремня другой. В обрабатываемом камне угадывались очертания наконечника копья.
   Заметив, что муж проснулся, Большелобая подошла, спросила, не больно ли ему? Ловчее Рыси улыбнулся. Она поняла, что он чувствует себя уже лучше, обрадовалась, стала повторять его имя, стараясь что-то сказать, но так и не сумела ничего сказать и отошла. Вернулась она с костью, на которой было немного подгнившего мяса - остаток пищи, который берегла с того дня, когда Ловчее Рыси последний раз ушел на охоту.
   Поев немного, молодой охотник зажмурил глаза и застонал - затраченное усилие вернуло боль. Когда боль утихла, он открыл глаза и снова улыбнулся любимой.
   Освещенное солнцем избитое лицо Большелобой выглядело еще
  страшнее, чем при свете костра. И все же оно не вызвало у Ловчее Рыси ни малейшего чувства неприязни. Как ни содрогнулся он, как ни опечалился, лицо любимой было ему по-прежнему дорогим и милым.
   Незаметно для себя Ловчее Рыси опять заснул.
   Проснувшись на другой день, он увидел, что Большелобая снова трудится над изготовлением наконечника. Заметим, что кроманьонцы были искусными мастерами обработки камня, но этим навыком владели из них лишь некоторые, кто специально часто занимался такой работой. Большинство же, а тем более женщины, были далеки от этого, одного из первых ремесел. Большелобая, порой наблюдавшая из любопытства за работой оружейно-каменных дел мастеров, что-то благодаря своей сообразительности уяснила и запомнила. Сейчас ей это очень пригодилось. У нее получался наконечник, хоть грубый, примитивный, значительно уступающий не только кроманьонским, но и неандертальским, но все же не хуже, чем у ранних архантропов, то есть, вполне пригодное для охоты оружие.
   Чувствовал молодой охотник себя гораздо лучше, чем вчера.
   Прошло еще два дня, и он смог уже без особых затруднений встать и самостоятельно ходить: ноги передвигались легко, только быстро утомлялись, и голова сильно кружилась.
   Когда он проснулся на следующий день, Большелобой не было в пещере. Рядом горел костер. Ловчее Рыси понял, что она ушла на охоту.
   Он ожидал возвращения любимой с нетерпением и немалой тревогой за ее жизнь. Однако прошло много времени, а Большелобой все не было. Еще более встревоженный юноша взобрался по склону к выходу и вышел на выступ перед пропастью. Он замер, пораженный неожиданным зрелищем, ослепившим его привыкшие к пещерному сумраку глаза: весь необъятный простор, на который открывался вид со скалы, ярко белел. Ближе к скале сквозь белое убранство леса, черными крапинками проглядывала непокрытая снегом хвоя.
   Взяв пригоршню снега, Ловчее Рыси стал его жадно есть. В последние дни его томила жажда: хотя Большелобая приносила ему воды из реки в роге быка, этого было недостаточно.
   На небольшую лесную полянку, находящуюся поблизости от скалы, на выступе которой стоял наш герой, выскочил красивый рослый олень. Чуть замедлив бег, кивнув ветвистой головой, он коснулся мордой снега и, поскакав еще быстрее, скрылся в чаще. Вслед за ним на опушку выскочили две крупные мохнатые собаки и тоже скрылись меж деревьями.
   Среди достаточно теплой осени наступило неожиданное временное похолодание - суровое дыхание еще не растаявших на севере Европы огромных мощных ледников.
   - Снег упал, - сказал вслух пораженный, восхищенный юноша, но, вспомнив о Большелобой, нахмурился. Положив на край каменного выступа небольшую сложенную вдвое собачью шкуру, сел на нее и, как раньше Большелобая, стал ждать. Ждал долго. Голый, ослабленный, он продрог, но не возвращался к огню, неотрывно всматриваясь в заснеженную чащу.
   Когда начало темнеть, все же ушел в пещеру. Погревшись у костра, подбросив в него хвороста, он укутался в медвежью шкуру и снова вышел из пещеры.
   Уже совсем стемнело. Ловчее Рыси начал впадать в отчаяние. Собравшись с силами, он уже пошел было искать Большелобую, но тут снизу послышалось как кто-то начал взбираться на скалу. Ловчее Рыси вскочил на ноги, хотел подбежать к правому краю выступа, за которым начинался крутой спуск, но упал. Поднявшись, добрался до него, придерживаясь руками за стену скалы. Глядя вниз, он оторопел - какой-то странной формы предмет, покачиваясь, двигался по уступам скалы вверх. Когда Ловчее Рыси разглядел что это такое, то не поверил глазам - предметом был мертвый, небольших размеров олень. Из-под него выглядывала голова Большелобой, которая с трудом медленно, пошатываясь, взбиралась на скалу. Левой рукой она держала одну из задних ног животного, а правой - одну из передних, причем в самой ее тонкой части, чтобы ширины ладони хватило еще держать и копье.
   Дойдя до самого крутого уступа, женщина остановилась и с огорчением посмотрела вверх. Этот высокий уступ спасал людей в пещере от хищников. Взобраться на него с тяжелой ношей без посторонней помощи было невозможно.
   Ловчее Рыси поспешил жене на помощь. Он был слаб, а она изнурена, и
  только с огромным трудом им удалось наконец притащить добычу к костру.
  
   По всем закоулкам пещеры разливался аромат жарящегося мяса.
   Большелобая ворошила палкой в костре.
   Когда мясо поджарилось, долго его молча ели. Не прожаренное, оно было очень жестким, и Большелобая, которая не имела таких мощных челюстей, как Ловчее Рыси, откусывала мясо, оттягивая его зубами от куска и надпиливая каменным резцом с зазубринами.
   Ловчее Рыси жевал теперь без труда и никакой боли при этом в голове не ощущал, потому что уже значительно оправился от раны.
   Они сидели на ворохе звериных шкур, откинувшись на большой, тоже накрытый шкурами камень.
   Раньше кончив есть, Ловчее Рыси обнял любимую, привлек к себе и нежно прижался лицом к ее черным волнистым волосам. Большелобая, отложив в сторону еду, вытерла сальные пальцы о шкуру под собой, и радостно приласкалась к нему.
   - Большелобая убила оленя. Как Большелобая смогла? - спросил Ловчее Рыси, не переставая удивляться ее необычной для женщин силе.
   - Большелобая говорила Ловчее Рыси: "Возьми на охоту". Ловчее Рыси говорил: "Женщина не ходит на охоту. Женщина сидит у огня. Женщина - слабая и погибнет на охоте", - возмущенно сдвинув брови, произнесла Большелобая. - Ловчее Рыси говорит: "Будет беда, если женщина возьмет в руки оружие. Так старики говорят, так все говорят".
   - Ловчее Рыси больше не будет говорить так. Но пусть Большелобая больше не ходит на охоту. Если в племени узнают, что Большелобая охотница, все с ума сойдут от ярости. Все бросятся на Большелобую. Большелобую убьют.
   - Большелобая знает - Большелобой еще Лежащий Зубр говорил это. Большелобая больше не будет ходить на охоту. У Большелобой есть муж. Ловчее Рыси добудет мясо - Ловчее Рыси умеет.
   - Пусть Большелобая расскажет, как охотилась, - попросил молодой охотник, очень желая услышать рассказ на самую любимую для мужчин тему.
   - Большелобая ходила по лесу - искала следы. Снег упал, снег везде - следы легко найти. Большелобая видит - у ручья олени. Снег падает, много падает. Подкрасться легко - плохо видно, когда много снега падает. Большелобая подкралась. Олени совсем близко. Большелобая видит какой слабый олень. Большелобая как побежит! Олени как побегут! Большелобая - к слабому оленю. Большелобая знает - надо сразу кидать, а то олень - раз, два, три и будет далеко. Большелобая как кинет копье! Олень уже не бежит - Большелобая попала в оленя.
   Охотник вскрикнул, впечатленный ее рассказом. Никто в племени не мог так легко и интересно, как она, рассказывать. Восхищенно выпучив глаза, он воскликнул:
   - Большелобая - сильная, Большелобая - быстрая! У Большелобой меткий глаз и верная рука!
   Женщина блаженно растянулась на мягкой подстилке, положив голову на ноги мужу. Томно прикрыв глаза, она сказала:
   - Когда Ловчее Рыси опять станет сильным, Большелобая и Ловчее Рыси вернутся к глупым людям (так она называла сородичей Ловчее Рыси). Ловчее Рыси станет вожаком. Все будут бояться Ловчее Рыси. Охотники будут отдавать Ловчее Рыси добычу.
   - Ловчее Рыси не будет делить добычу! - неожиданно оживился и громко заговорил Ловчее Рыси. - Ловчее Рыси ни у кого не отнимет добычу. Пусть каждый ест свое мясо!
   - Нет, неправильно, милый, - тоже оживилась Большелобая. - Надо добычу делить, а то одни обожрутся другие умрут от голода.
   Этот довод озадачил молодого охотника.
   - Ловчее Рыси станет вожаком. Ловчее Рыси будет хорошим вожаком. Будет справедливо делить мясо. Всем будет нравиться Ловчее Рыси, - сказала Большелобая.
   - Ловчее Рыси не сможет - справедливо делить так трудно, - с сожалением вздохнул юноша.
   - Совсем нетрудно. Если Ловчее Рыси трудно, Большелобая поможет. Большелобая охотно поможет. Большелобой нравится делить мясо, - улыбнулась женщина.
   Эти слова успокоили Ловчее Рыси. И тут он задумался. Ему представилось, как он станет вожаком, и он замечтался. Когда он опять посмотрел на Большелобую, то, к удивлению своему, увидел, что она заснула. Это его сильно раздосадовало, потому что он очень желал ее сейчас. Но почему-то он не стал ее будить и, с большим трудом пересилив желание, продолжал сидеть, влюбленно глядя на милое, дорогое ему лицо. Яркий свет костра не попадал на него: оно находилось в полутени. Поэтому синяков на нем почти не было заметно. Во сне лицо Большелобой выглядело по-детски нежным. Ловчее Рыси с интересом рассматривал красивые черты возлюбленной, и это доставляло ему удовольствие. Он старался сидеть, не шевелясь, боясь спугнуть ее сон.
   И вдруг ему стало так приятно, так беззаботно и легко, что какая-то невероятной силы радостная энергия родилась в нем. Он почувствовал, что счастлив. Перед ним трещал большой жаркий костер, а за выходом из пещеры стоял протяжный зловещий вой голодных волков, которых мучил запах жареного мяса, но которые не могли забраться наверх к пещере. Там снаружи было холодно, темно и страшно, а здесь - тепло, безопасно. Ловчее Рыси подумал - кругом дерутся, грызутся, гонятся друг за другом, подстерегают, убивают, страдают от боли, мерзнут, мучаются, борясь за жизнь, а он сейчас вне этого. Он слышит дыхание любимой женщины, он сыт, он счастлив! Ведь есть же в этой ужасной жизни по-настоящему радостные, приятные мгновения, ради которых стоит жить. Скоро он опять тоже будет драться, гнаться, подстерегать, убивать, изнемогать от усталости и боли. Уже завтра с рассветом он проснется от холода у догорающего костра и при виде хмурого сырого утра на душе станет тревожно и тоскливо. Но сейчас он блаженствует, сейчас он радуется жизни!
  
  7
  
   Поначалу идея вернуться в племя нашему герою пришлась по душе, но позже, когда он подумал получше, она ему очень не понравилась. И он долго не хотел и слышать об этом. В самом деле, нужно ли возвращаться? Пусть жить вдвоем без поддержки соплеменников и трудно, зато здесь нет других мужчин, постоянно пожирающих Большелобую вожделенными взглядами, а главное, нет Лежащего Зубра: Ловчее Рыси продолжал верить, что тот, и правда, ожил, вернулся к сородичам и снова живет среди них. Не бросится ли она сразу Лежащему Зубру на шею, как только увидит его живым? Куда ему, Ловчее Рыси, соперничать с ним. Тот очень превосходит его и внушительной, красивой внешностью, и силой. Они будут драться, жестоко драться. Но разве Ловчее Рыси сможет победить? Он лишится и возлюбленной, и жизни. Нет, он ни за что не согласится возвращаться.
   Но у Большелобой желание вернуться в племя было слишком велико. Тому имелись немаловажные причины. Ей не давало покоя желание стать, как бы сейчас сказали "первой леди государства". Она знала, что любимая жена вожака имеет в племени почти такой же авторитет, как и он. Ей живется очень хорошо. Она в основном отдыхает. Вся работа ее заключается только в том, чтобы руководить другими женщинами: решает кому чем заняться, какой объем работы выполнить, дает приказы и указания. Все женщины заискивают перед ней, ищут ее дружбы. Что будет любимой женой нового вожака, Ловчее Рыси, Большелобая не сомневалась. Даже не сомневалась, что будет его единственной женой, потому что пока не знала никого, кто бы мог быть ей соперницей. А о долгосрочной перспективе в те времена обычно не задумывались. Теперь Росомахе - так звали любимую жену Медведя, - конечно, придется расстаться со своим особым положением. Его займет она, Большелобая. Она поднимется над всеми женщинами племени, в том числе и над постоянными своими обидчицами. Она восторжествует над ними, над теми, кто так ее презирал. О, это будет страшно-неприятная неожиданность для них! У Большелобой радостно замирало сердце, когда она представляла, как будет повелевать ими, а они будут покорно исполнять все ее распоряжения, льстиво угодничать перед ней, подобострастно искать ее дружбы. Более того Большелобая не сомневалась, что обретет власть не только над женщинами, но и над всем племенем, поскольку знала, сколь велико ее влияние на юного богатыря, единственно возможного преемника Медведя.
   Однако Ловчее Рыси и слышать не хотел о возвращении. Большелобая затратила не мало стараний на то, чтобы уговорить его. Даже пустила вход все с вои любовные чары, чтобы добиться своего. Наконец Ловчее Рыси не выдержал и признался в чем главная причина нежелания возвращаться.
   - Ловчее Рыси видел следы Лежащего Зубра, - сказал юноша. - Лежащий Зубр ходил здесь.
   Глаза Большелобой округлились. В них появились изумление и страх.
   - Следы Лежащего Зубра?! Нет, не может быть. Медведь ходил здесь. Его следы.
   - Лежащего Зубра следы. Ловчее Рыси нюхал следы. Пахли Лежащим Зубром следы. По этим следам Ловчее Рыси Лежащего Зубра нашел.
   Глаза Большелобой снова округлились от изумления и сильного страха.
   - Не призрак. У призрака нет следов, - произнесла она, опустила взгляд и некоторое время сидела задумчиво с тревогой на лице. Машинально взяла палку, поворошила в костре и также машинально подкинула в него пару сучьев.
   - Почему Ловчее Рыси сразу не сказал о следах? - спросила она.
   - Большелобая увидит Лежащего Зубра. Большелобой не нужен будет Ловчее Рыси. Большелобой нужен будет Лежащий Зубр.
   - Лежащий Зубр? - женщина взглянула на юношу с удивлением и чуть с усмешкой. Даже страх, который был до этого в ее глазах, исчез. - Мертвец? Зачем Большелобой мертвец? Ловчее Рыси думает что говорит?
   - Лежащий Зубр живой. Ловчее Рыси видел, Большелобая видела - Лежащий Зубр живой.
   - Как Лежащий Зубр мог стать живым?! Ловчее Рыси думает что говорит? Мертвец не может стать живым.
   - Цветы, травы кладут в могилу. Зачем? Цветы, травы лечат. Лежащего Зубра вылечили. Лежащий Зубр стал живой. Вернулся к людям племени. Лежащий Зубр - там. Большелобая увидит - Лежащий Зубр живой. Большелобой не нужен будет Ловчее Рыси.
   Она взглянула на него недоуменно-насмешливым взглядом. Некоторое время смотрела так. Потом снисходительно-насмешливым тоном спросила:
   - Почему Ловчее Рыси такой, как глупые люди? Почему Ловчее Рыси тоже верит, что цветы, травка могут оживить покойника?
   - Наверно, могут. Поэтому кладут. Всем кладут. Всегда клали, - ответил молодой охотник.
   - Нет, не могут. Ни один мертвец не ожил. Никогда. Не верь глупым
   людям.
   - Тогда почему кладут?!
   - Потому, что глупые люди. Даже если бы травка оживила, то оживший задохнулся бы под землей. А земля тяжелая. Очень тяжелая. Как поднимет? Как такую тяжесть можно поднять?! Нет, человек не поднимет.
   - Лежащий Зубр стоит, ходит, Лежащий Зубр глядит, как живой, - Ловчее Рыси видел, Большелобая видела. Ловчее Рыси видел следы. Это следы Лежащего Зубра. У призрака нет следов.
   - Да, у призрака нет следов. Это не призрак.
   - Тогда кто?!
   - Мертвец.
   - Мертвец?! - Ловчее Рыси чуть не подпрыгнул от удивления. А затем на некоторое время онемел от ужаса.
   - Да, мертвец, - проговорила Большелобая. Она действительно так думала. Потому что прежние ее соплеменники верили не только в призраков, но и в то, что мертвецы могут вставать из могил и бродить по земле, как живые люди. Когда-то она слышала об этом страшные рассказы.
  Мысль о том, что мертвый Лежащий Зубр ходит где-то поблизости, возможно, разыскивая изменившую ему жену, очень сильно испугала ее. Поэтому, когда услышала от Ловчее Рыси о следах и поняла, что они, и правда, принадлежат Лежащему Зубру, некоторое время, объятая ужасом, молчала, пока не овладела собой и не смогла продолжить разговор.
   - Мертвец ходит?! - спросил с недоумением и страхом в голосе Ловчее Рыси. О таком ему еще не приходилось слышать: его сородичи, исповедовавшие малоразвитые религиозные представления, верили в духов, призраков, но до ходящих мертвецов пока не додумались.
   - Иногда мертвецы встают из могил. Мертвецы это могут - мертвецы сильнее живых. Иногда мертвецы даже нападают на живых. Чтобы забрать с собой в могилу.
   Большелобая нагнала на Ловчее Рыси еще больший страх, чем тот, который внушало ему опасение, что Лежащий Зубр ожил, ищет их или поджидает в племени. Она заметила, как юноша побледнел и каким ужасом наполнились его глаза.
   - Но мертвецы не нападают, когда много людей. Боятся. Мертвецы ищут одного человека, ищут двух человек. Тогда нападают.
   Это она уже выдумала, рассчитывая хоть обманом склонить любимого согласиться возвратиться в племя. Хитрость удалась ей вполне. Ловчее Рыси настолько был простодушен, настолько велико было влияние на него Большелобой, не только как женщины, несказанно осчастливившей его своей любовью, но и как женщины необычайно умной, намного превосходящей умом его соплеменников, что он верил ее каждому слову, как верит каждому слову своей матери малое дитя. Он сразу же согласился и даже выразил готовность двинуться в путь хоть прямо сейчас.
  
   Ловчее Рыси и Большелобая вернулись к соплеменникам, когда Ловчее Рыси совершенно оправился от ранения, снова стал таким же сильным, как и прежде. Впрочем, ждать не пришлось долго: исключительно жизнеспособные первобытные люди оправлялись даже от тяжелейших ранений поразительно быстро. От синяков и ссадин на лице и теле Большелобой тоже не осталось следов.
   Настал день, когда наш герой и его возлюбленная, держась за руки, вышли из леса и стали подниматься по склону к площадке перед пещерой. Взялись они за руки, потому что по древним обычаям это был знак заключения брачного союза. Ловчее Рыси невольно вспомнил, что точно также шли Лежащий Зубр и Большелобая, когда он впервые увидел ее.
   И также, как Лежащего Зубра, соплеменники бросились обнимать его. Большелобую они встретили с гораздо меньшей радостью. Появление их было большой неожиданностью для сородичей. Они не сомневались, что тех уж давно нет в живых.
   Люди Племени горного барса пришли в неистовый восторг, когда узнали, что Медведь убит. Впрочем, они уже догадывались о смерти долго не возвращаюшегося вожака. Сейчас же радовались подтверждению догадки, в которую даже боялись поверить.
   Для поднятия авторитета мужа Большелобая научила его сказать, что не она, а именно он убил вожака. Молодой охотник сообщил это сородичам с немалой гордостью. Не будем строго судить его за то, что он не отказался присвоить чужую заслугу и похвалялся ею: в те времена понятия честности, совестливости, скромности пребывали в самом зачаточном состоянии и в такой же мере были усвоены нашим героем.
   Выполнил Ловчее Рыси и другую просьбу жены - взял власть в племени в свои руки. Сделать это было нетрудно, ибо она никому не принадлежала: сородичи так боялись Медведя, что хотя считали его погибшим, никто не решился пока занять место вожака. Ни один из мужчин не осмелился оспорить у Ловчее Рыси право на власть: все знали, что теперь нет никого в племени, кто бы мог сравниться с ним в силе. К тому же всем по душе был добрый нрав Ловчее Рыси. Они не могли представить никого, кто бы мог их больше устроить в качестве вожака, чем он. Видимо, поэтому с такой радостью и встретили его возвращение.
   Как ни поверил наш герой Большелобой, все же полностью преодолеть свой страх перед возможностью того, что Лежащий Зубр, и правда, ожил и вернулся в племя, ему полностью не удалось, и, приближаясь в окружении радостных сородичей к пещере, он невольно бросал по сторонам беспокойные взгляды, ожидая увидеть воскресшего богатыря. Радовался, что не видит его. Но опасался, что тот находится сейчас в пещере и вот-вот выйдет оттуда. Все подошли к ней. Остановились. Оживленный разговор продолжался здесь. Ловчее Рыси невольно с внутренним напряжением всматривался в густой мрак между корявыми краями входа в пещеру, страшась разглядеть в этом мраке могучую фигуру Лежащего Зубра. Наконец наш герой не выдержал и спросил соплеменников:
   - Лежащий Зубр здесь?
   Едва он это сказал, как все сородичи, только что шумно, весело разговаривавшие, все разом замолчали и уставились на него изумленными, непонимающими взглядами.
   - Лежащий Зубр умер. Кто-то убил Лежащего Зубра у реки. Лежащего Зубра хоронили. Ловчее Рыси Забыл? - сказал Белый Ястреб.
   Другие сородичи закивали, зашумели, подтверждая слова Белого Ястреба.
   - Ну вот, видишь, Лежащего Зубра нет здесь. Большелобая правду сказала, а Ловчее Рыси не верил, - произнесла Большелобая.
   - Правда?! Лежащего Зубра нет здесь? - снова спросил соплеменников Ловчее Рыси, словно желая еще более удостовериться в том, что услышал.
   - Ловчее Рыси глупый? Почему Ловчее Рыси спрашивает? Разве кто умер, - может вернуться? Крепко очень спит. Не может проснуться. Ловчее Рыси не знает? - спросил Филин, приземистый очень широкий, словно квадратный, молодой охотник. У него было круглое, обрамленное светло-русыми волосами и бородой лицо, с крючковатым длинным носом и огромными серыми близко поставленными глазами.
   - Ловчее Рыси видел, Большелобая видела - Лежащий Зубр ходит в лесу. Как живой.
   - Да-да, - закивала Большелобая, - Лежащий Зубр ходит в лесу - Большелобая видела.
   Сородичи снова замолчали. Лица их вытянулись, глаза с выражением дикого ужаса воззрились на Ловчее Рыси и Большелобую. Затем все перевели взгляды на Синеокого. Это был зрелых лет мужчина - типичный неандерталец, коренастый, с мощной мускулатурой. С большой головы спадали до плеч мелкокудрявые рыжие волосы, заметно поредевшие на макушке. Постриженная огнем борода была короткой. Она почти смыкалась на губах с такими же рыжими усами. Странными казались на этом грубом обветренном лице большие чистейшей голубизны глаза, смотревшие доверчиво-нежным, как у ребенка взглядом. Вдруг его глаза изменились: расширились, открыв большие с красными прожилками белки, зрачки стали беспокойно вращаться. Широкие ноздри начали раздуваться. Казалось, что Синеокий умалишенный, у которого начинается какой-то приступ. На самом деле он был в совершенно здравом уме. Просто, как сейчас бы сказали, играл роль. Впрочем, у многих художественно одаренных людей бывают странные душевные порывы, похожие на поступки невменяемых. У Синеокого, относившегося к числу этих людей, такие порывы выражались в особом состоянии, напоминающем исступление, близкое к трансу. Пару раз в этом состоянии он сумел ответить себе и соплеменникам на очень сложные для их понимания вопросы. При этом заметил, что сильное впечатление на людей произвели не только сами ответы, но и внешний вид, сопровождавший ту внутреннюю игру чувств, которая помогла дать верные, как казалось сородичам, выразительные объяснения. С тех пор всегда, когда соплеменники обращались к нему за подобными разъяснениями, он принимал точно такой же вид. Причем каждый раз убеждался, что вид этот придает особую значимость и большую внушительную силу его высказываниям. Но что же это были за вопросы, с которыми обращались к нему сородичи? Выше уже говорилось, что представления о потустороннем мире, о духах у Племени горного барса находились на самой ранней стадии развития и исчерпывались лишь некоторым количеством легенд и сказок. Как ни страшил людей этот мир, все, что было связано с ним, вызывало у них огромный интерес. Все время возникали новые и новые вопросы, на которые люди ответить не могли. Но был в племени человек, который мог ответить на все такие вопросы и даже добавить интересные комментарии. Это был Синеокий. Он хорошо знал все старинные сказания о потустороннем мире, о духах, дополнил их вымыслом и сочинил не мало новых, не сдерживая свое богатое болезненное воображение, а также много беря из столь же болезненных и беспокойных сновидений. Именно такие, как он, люди и стали первыми шаманами. Самое же удивительное было то, что никто никогда не усомнился в том, что он рассказывал, никто никогда не спросил его, откуда он знает то, что говорит. Благодаря своим знаниям о потустороннем, как видим, в значительной степени мнимым, Синеокий пользовался очень большим авторитетом среди сородичей. Стремление поддерживать этот авторитет и возбуждало в нем желание сообщать сведения, которые чрезвычайно сильно захватывали не только воображение, но и все сознание соплеменников.
   Сейчас они смотрели на Синеокого, желая узнать, что скажет он по поводу того, что погибший и похороненный Лежащий Зубр вдруг объявился в лесу. Знаток сказаний о сверхъестественном изрек то, что они и ожидали услышать:
   - Это призрак.
   О приведениях, духах, как говорилось выше, люди Племени горного барса были достаточно наслышаны.
   - Нет, - отрицательно замотал головой Ловчее Рыси. Он сказал:
   - У призраков нет следов. Лежащий Зубр ходит по лесу - есть следы. Ловчее Рыси нюхал следы - запах Лежащего Зубра.
   - Да-да, - закивала Большелобая. - Лежащий Зубр не призрак.
   Сказанное сейчас нашим героем и Большелобой поразило соплеменников даже еще больше, чем сообщение об увиденном в лесу Лежащем Зубре, которому полагалось находиться в могиле. Привыкшие получать ответы на загадки потустороннего мира у Синеокого, они снова, затаив дыхание, смотрели на него в надежде узнать, каким образом у призрака появились следы? Но авторитетный, одержимый, вещающий откровения муж на сей раз молчал, что случалось с ним редко.
   Тогда заговорила Большелобая, она подробно изложила свою версию, которую поведала недавно нашему герою. Причем подкрепила ее парой страшных сказок, слышанных в родном племени. Она нагнала на сородичей Ловчее Рыси даже еще больший страх, чем на него. Сказанное ею поразило их воображение сильнейшим образом, и они уже готовы были поверить в выходящих из могил и гуляющих мертвецов, как вдруг один неандерталец сказал:
   - Нет. Этого не может быть, - твердым уверенным тоном заявил он. Звали его Чудной, нередко также - Балбес. Он тоже имел типичный неандертальский облик. Но внимательный взгляд заметил бы в его внешности особенность, не свойственную сородичам: у этого человека был несколько больший, чем у них, шишковатый лоб. Но чему же он был обязан своими отнюдь не лестными прозваниями? Долгое время люди Племени горного барса считали самым умным среди них Лежащего Зубра, но понимали, что Большелобая намного умнее его. Поскольку та была чужеземка, то, конечно же, не могли признать ее превосходства над ними. Неандертальцам едва хватало сообразительности смутно догадываться, что самый умный в племени человек - это Чудной (мы будем использовать менее обидное имя). И как было не догадываться об этом, когда он почти безошибочно предсказывал погоду, когда на охоте его советы оказывались более ценными, чем советы самых бывалых охотников. Даже шившим одежды и готовившим пищу женщинам он давал советы, которые те признавали весьма полезными, так как позволяли внести усовершенствования в работу. Тем не менее упомянутые выше имена закрепились за ним. И никому не приходило в голову называть его по-другому. Но почему? По той же причине, по какой имена эти и были даны ему. Получил он их потому, что большинству сородичей казалось слишком странным его поведение. Уже то, что Чудной подолгу наблюдал за недостойными мужчин занятиями женщин, - однако, не вникнув в чью работу, не смог бы, конечно, давать им полезные советы - выглядело уж очень чудно в глазах соплеменников, как и то, что он подолгу любил наблюдать за движением облаков, течением струй воды, внимательно рассматривать насекомых, всевозможные камни, растения, кору, листья деревьев, и т.п. Кроме вполне нормальных, но просто непонятных соплеменникам сторон его поведения были и самые настоящие странности, без которых, наверное, не может обойтись ни один гений, а Чудной был никто иной, как гениальный неандерталец. Единственный человек в племени, который не очень уступал ему в сообразительности, была Большелобая. Поэтому он любил вести с ней беседы. Поскольку цель его в таких разговорах явно была далека от стремления соблазнить ее, Лежащий Зубр никогда не возражал против них. Даже, напротив, охотно становился слушателем, как, впрочем, и другие соплеменники. Они внимали этим беседам буквально с открытыми ртами, потому что речь шла о неведомых им предполагаемых причинах окружающих явлений природы. Почти всегда соплеменникам казалось, что в этих спорах побеждает необычайно умная чужеземка, поскольку она лучше владела речью. В реальности же было с точностью наоборот. И она сама чувствовала, что уступает собеседнику в глубине и доказательности суждений. Поэтому со временем стала уклоняться от споров с ним. Однако сейчас, конечно, уклониться не могла.
   - Нет. Этого не может быть, - говорил он. - Не могут мертвецы выходить из могил и ходить, как живые.
   - Тогда кто же это? Если не призрак, не мертвый, не живой, то кто? Пусть Чудной скажет, если знает, - усмехнулась Большелобая.
   Чудной не ответил на вопрос, а заметил:
   - Если Лежащий Зубр вылез из могилы, мертвый или живой, то могила должна быть разрыта. Значит там сейчас яма.
   Едва он так сказал, как все бросились к могиле Лежащего Зубра.
   Он был похоронен неподалеку от реки на опушке хвойного леса, который спускался к ней по склону горы. На другой стороне реки теснились могучие скалы. Лес там рос преимущественно широколиственный. Желтая листва деревьев ярко выделялась на фоне корявых каменных громад.
   Выдался погожий день, и хотя была середина осени, солнце слегка пригревало. Люди, которые начали носить одежды из шкур, хотя еще по-осеннему легкие, чувствовали, что им жарко.
   Племя горного барса хоронило своих усопших где придется. Все были уверены, что на этой опушке могила только Лежащего Зубра. Они и не подозревали, что здесь кроме нее, по меньшей мере, еще с полсотни других захоронений, но таких давних, что никто о них не знал уже. Даже могильные насыпи стали едва приметными бугорками. Всю опушку покрывало густое разнотравье, еще ничуть не пожелтевшее и не поблекшее, потому что, как уже было замечено выше, трава остается зеленой осенью намного дольше листвы.
   Люди окружили могилу Лежащего Зубра. Продолговатый невысокий бугор густо порос травою. Никто не заметил никаких признаков того, что намогильная насыпь бала хоть малейшим образом нарушена. Внимательно осмотрев ее, люди непонимающе развели руками и снова уставились на Синеокого. Затем перевели взгляды на Чудного и Большелобую. Она сказала:
   - Значит, Лежащий Зубр вылез давно: трава успела вырасти. Новая.
   - Лежащий Зубр закопал яму? Зачем? - спросил Чудной.
   Большелобая задумалась, потом проговорила:
   - Чтоб живые не знали, что мертвец из могилы вышел.
   - Зачем мертвец хочет, чтобы живые не знали? - снова спросил Чудной.
   Большелобая пожала плечами и опять задумалась. Затем ответила:
   - Мертвец знает зачем надо то, что делает. Живые не знают, что задумал мертвец. Откуда знать живым?
   - Лежащий Зубр лежал мертвый - у Лежащего Зубра здесь рана была, большая рана, вот какая, - Чудной указал себе на солнечное сплетение и пальцами показал размеры раны и спросил:
   - Большелобая, Ловчее Рыси видели, как мертвый Лежащий Зубр ходит, как живой. У Лежащего Зубра Была здесь рана?
   Большелобая и Ловчее Рыси в недоумении посмотрели друг на друга. Как же раньше они не подумали об этом?! Нет, никакой раны не было у Лежащего Зубра, виденного ими после его погребения.
   - Нет, - сказал ловчее Рыси. - Никакой раны. Лежащий Зубр совсем как живой. На мертвеца совсем не похож.
   Большелобая обвела всех изумленным взглядом и медленно произнесла не менее изумленным голосом:
   - Неужели и правда..., неужели..., неужели цветы вылечили? Неужели ожил? Лежащий Зубр живой? - Потом растерянно-недоумевающе проговорила: - Почему Лежащий Зубр не приходит?
   Она снова обвела взглядом окружающих.
   - Может, память в могиле осталась. Лежащий Зубр все забыл, - предположил кто-то.
   - Надо его найти, привести к нам, - предложил другой.
   - Если Лежащий Зубр ищет сородичей, если хочет быть с сородичами, тогда зачем не хочет, чтобы сородичи знали, что из могилы встал? - спросил Чудной.
   Опять соплеменники глядели друг на друга и молчали: никто не мог ответить на этот вопрос, даже Синеокий, даже Большелобая, даже Чудной. Но последний знал, что нужно делать, чтобы значительно продвинуться в поиске ответа на страшную загадку. Он указал на могилу и произнес фразу, которая, наверное, была одним из самых первых словосочетаний, появившихся с того времени, как человек научился из слов слагать простейшие конструкции, фразу, которую поняли бы и питекантропы,
  а уж тем более неандертальцы, фразу с твердой логикой которой трудно было поспорить:
   - Если ушел, значит, нет.
   Все же Чудной счел необходимым пояснить свою мысль:
   - Копать надо, чтобы узнать.
   - Правильно! Да! Да! Копать надо! Если вылез, то там нет! - раздались одобряющие голоса.
   Сразу же подростков послали к пещере за палками-копалками: возвращаясь со своих работ, собирательницы там оставляли свои нехитрые орудия труда. Становище было близко. Мальчишки вернулись быстро, принеся самые лучшие палки-копалки - наиболее острые и широкие. Женщины скорее дружно взялись за работу. Раскапывали могилу они, а не мужчины, поскольку те не имели нужной сноровки. Женщины копали лучше также потому, что группы мышц, выполнявших эту работу, у них благодаря ежедневной тренировке были развиты особенно хорошо, отчего телосложение многие имели мужиковатое. Ни одному из охотников не пришло и в голову взяться за палку-копалку: конечно, это не мужское дело. Они стояли в стороне, с нетерпением ожидая результатов эксгумации.
   Женщины работали попарно, часто сменяя друг друга. Поэтому работа шла быстро. Копали вот каким образом: рыхлили землю палкой, потом выгребали и выкидывали ее руками.
   Вдруг одна из работавших вскрикнула и выскочила как ошпаренная из ямы. Ее напарница повернулась, посмотрела туда, где она только что была, завизжала и тоже быстро выкарабкалась наверх. Обе вылезшие из могилы женщины были смертельно бледны. Лица их выражали животный страх.
  Одна вообще потеряла способность речи. Другая с дрожью в голосе проговорила:
   - Там,... там... там есть что-то. Там Лежащий Зубр есть.
   Муха - так звали эту женщину - стала изображать руками как копала:
   - Муха палкой - раз, два. Вдруг палка как-то не так стала втыкаться. Муха вначале думает - камень. Нет, рядом мягко, но не как земля. Муха стала руками вот так, вот так, - она сделала разгребающие движения руками, - а там, там тело показалось. Серое, страшное. И черви там. Много червей. Фу. Пахнет сильно. Невкусно пахнет. Вонь.
   - Да, да. Там кто-то есть. Человек там. Мертвый человек. Щука видела: в земле немного видно, - подтвердила сумевшая прийти в себя напарница Мухи. - Ой, как пахнет!
   Впрочем, все уже чувствовали отвратительный запах разлагающегося трупа, даже те, кто находился в шагах тридцати от могилы, потому что люди тогда обладали исключительно чувствительным обонянием.
   Все застыли, онемев от страха и омерзения. Долго никто не решался приблизиться к могиле. Наконец из окружавшей ее толпы вышел Белый Ястреб, подошел к разрытой земле, ударил себя кулаком в выпуклую грудь и воскликнул:
   - Белый Ястреб не боится! Белый Ястреб будет копать!
   - Нет! Не надо! - вдруг вскричала Большелобая. Затем уже более тихим голосом сказала: - Зачем? И так ясно - Лежащий Зубр там.
   Ее поддержал Чудной:
   - И правда, зачем копать? Лежащий Зубр здесь. Разве не ясно?
   Несколько человек решились подойти к могиле и с выражением страха и отвращения на лицах заглянули в нее. Вскоре они осмелели еще больше и оживились. Морщась от неприятного запаха, стали говорить:
   - Да, видно уже. Плечо выступает. Там вон ноги. Вот голова. Все в земле, но все равно видно. Лежащий зубр здесь. Да, не уходил никуда. Спит. Да, все также спит. Крепко спит очень. Живой так крепко спать не может. Не повернулся даже. Все на том же боку спит.
   (Примечание: неандертальцы хоронили усопших, придавая им положение спящего на боку человека, который поджал колени и положил под голову руки).
   Люди отходили от могилы и говорили толпе:
   - Лежащий Зубр там. Лежащий Зубр спит. Цветы не вылечили.
   После этого соплеменники стали приступать к Синеокому со словами:
   - Лежащий Зубр не ушел. Лежащий Зубр в могиле. Не выходил.
   Знатоку и толкователю загадочных явлений потустороннего мира предстояло ответить на очень непростой вопрос. Действительно, как же так? Покойник на том месте, где ему и положено находиться. В то же время кто-то разгуливает в образе Лежащего Зубра и это явно не призрак, раз он способен оставлять на земле следы. Синеоокий опять не растерялся. У него уже была готова новая версия. Он не замедлил ее изложить, не забыв прежде напустить на себя тот особый вид чрезвычайно сильной взволновансти, который придавал большую убежденность его словам:
   - Лежащий Зубр - призрак, но не такой, как тень. Есть призраки другие. Как живые люди ходят, смотрят. Если дотронешься - твердый. Если призрак дотронется - как живой человек дотронулся. Тяжелый: ходит - следы есть. Может схватить и утащить в подземный мир к мертвецам. Старый-старый сказ о таких призраках есть.
   Синееокий нарочно запугал сородичей, потому что знал, что чем больший страх внушают им его слова, тем больше они в них верят и тем больший авторитет он приобретает в племени.
   Услышанное произвело на всех сильнейшее впечатление. Люди поспешили закопать могилу и уйти отсюда.
  
   Несколько дней после этого события племя жило в страхе. Людям казалось, что ужасный таинственный выходец из замогильного мира вот-вот заявится к ним. Более остальных это страшило, конечно, Большелобую и Ловчее Рыси. Она боялась, что Лежащий Зубр ищет ее, чтобы утащить к себе в могилу, обольщаясь и там делить с нею ложе, а наш герой опасался мести призрака, вызванной ревностью. Синеокий старательно поддерживал в сородичах страхи.
   - Вот видишь, милый, - говорила Большелобая своему юному мужу, - как хорошо, что Большелобая и Ловчее Рыси вернулись сюда. Ведь призрак ищет Большелобую и Ловчее Рыси там, а не здесь. Пусть ищет там. Все равно не найдет. Большелобая правильно говорила, что надо уйти в племя.
   Ловчее Рыси так и открыл рот, пораженный. Он почувствовал суеверный ужас и одновременно радость, что избежал страшную опасность, ощутил восхищение прозорливостью возлюбленной, большую благодарность ей, преисполнился гордостью, что имеет такую умную жену.
   - Как же призрак догадался, что Большелобой и Ловчее Рыси нет здесь? - спросил он.
   - Конечно, приходил сюда. Прятался за кустами, камнями. Наблюдал за племенем, слушал разговоры. Большелобую и Ловчее Рыси долго не видел. Понял, что ушли отсюда. Лежащий Зубр, знаешь какой умный, догадливый. Конечно, все понял. Ушел нас искать.
   - А как же Лежащий Зубр догадался, что Ловчее Рыси и Большелобая там, в той долине?
   - Никак. Конечно, не догадался. Просто ходит, ищет, где придется. Вот туда и забрел. Ведь призраки ходят-бродят.
   - Да, как хорошо, что Ловчее Рыси и Большелобая ушли оттуда.
   - Да, конечно, хорошо. Пусть Ловчее Рыси всегда слушается Большелобую. Тогда всегда будет хорошо.
   - Ловчее Рыси всегда будет слушаться Большелобую: Большелобая умная, будет хорошо.
   Мало-помалу ужас перед призраком Лежащего Зубра в душах людей Племени горного барса проходил, по мере того, как от мыслей о нем все более отвлекали повседневные заботы. Однако скоро произошло событие, которое сделало этот страх снова очень сильным.
   В тот день охотники охотились в Еловой долине. Так называлась огромная живописная долина, которая раскинулась к югу от гор и скал, где находилась пещера племени. Всю ее заполняли хвойные рощи и рощицы. Они перемежались лугами и лужайками. Хотя сосен здесь росло ни чуть не меньше, чем елей, долина почему-то получила название только еловой.
   Идя обширным лугом, поросшим густой травой, охотники подходили к небольшому ельнику. Поскольку трава была по-прежнему совершенно зеленой, а вокруг темнели сплошь хвойные перелески, где тоже преобладали зеленые цвета, можно было подумать, что еще продолжается лето. Однако густая трава на лугу сильно поникла и едва доходила до колен идущих. Люди помнили, что всего несколько дней назад она стояла высокая, и они утопали в ней по грудь. Не способствовал иллюзии лета также уже почти зимний холод, которым веяло с вершин гор на севере.
   Охотники были одеты в звериные шкуры, но еще не в такие теплые, мешковатые, как зимою, а в более легкие, едва доходящие до колен и оставляющие совершенно открытыми правую руку и правую часть груди. На ногах были грубые кожаные то ли тапки, то ли полусапожки. Странно выглядели среди этих одетых людей те некоторые мужчины и юноши, которые по причине своей исключительной невосприимчивости к холоду охотились, как и летом совершенно нагими.
   Ловчее Рыси шел в окружении охотников, с радостью, гордостью думая о том, что теперь он вожак, что вот теперь он, как и Медведь, предводительствует на охоте всеми охотниками племени, а они действительно подчиняются ему, даже самые старшие, заискивают перед ним, как перед Медведем. Опытные охотники с каким-то робко-уважительным, покорным видом дают ему советы. Он не собирается зазнаваться, становиться спесивым: охотно выслушивает и дает распоряжения, основываясь на этих советах. Поступает так в соответствии с наставлениями своей умной жены.
   Впереди основной группы охотников, опережая ее на шагов сто, шли шесть лучших следопытов: никто в племени не мог так хорошо, как они, видеть, угадывать и "читать" следы, то есть определять какому животному они принадлежат, как давно оно здесь пробегало и имеет ли смысл преследовать его. Руководил этим авангардом Белый Ястреб. Он тоже был наг. Длинные белые волосы его, прихваченные на затылке тесемочкой из древесного волокна, болтались, как конский хвост на широкой могучей спине, оттеняя еще не успевший сойти летний загар.
   Белый Ястреб шел с особой важностью, с особой важностью давал указания подчиненным, направляя их туда, где, по его мнению, нужно было искать следы. Казалось, он упивается своим новым положением - положением предводителя следопытов. На эту должность, как сказали бы сейчас, назначил Белого Ястреба наш герой. Он и во многом другом выделял его среди остальных охотников, воздавая ему таким образом благодарность за дружбу с ним тогда, когда все из страха перед Медведем сторонились его.
   Следопыты скрылись в зарослях ельника. Затем и основная группа охотников вступила в сумрак чащи. Вскоре между деревьями просветлело. Роща кончалась толпой низкорослых молоденьких елей. Снова стали видны следопыты: они стояли среди этих елей. Вдруг все разом исчезли. Но прежде успели подать остальным охотникам знак, что надо всем спрятаться и не просто спрятаться, а мгновенно совершенно исчезнуть. Первобытные охотники это умели делать очень хорошо. Основная группа охотников тоже мгновенно исчезла, благо, что место для того, чтобы надежно укрыться от чужого взгляда здесь было очень подходящее.
   Несколько минут основная группа охотников находилась в тревожном, томительном ожидании, не видя то, что наблюдали следопыты. Наконец те поднялись из зарослей и снова явились глазам остальных. Это и было сигналом окончания тревоги. Все бросились к следопытам и стали расспрашивать, что они видели, не забывая, однако, по охотничьей привычке говорить тихо. Никогда еще им не приходилось видеть товарищей столь испуганными. На них, как говорится, лица не было. Вытаращив глаза, совершенно бледные, они судорожно тыкали в сторону опушки леса, на краю которой только что скрывались в зарослях, и говорили:
   - Там, там шел. Прошел мимо. Лежащий Зубр. Лежащий Зубр.
   Как ни были взволнованны, старались говорить все же достаточно тихо.
   Невозможно передать то впечатление, которое произвело на всех охотников новое появление выходца из могилы. Ни у кого уже не было ни малейшего желания продолжать охотиться в Еловой долине. Охотники поспешили покинуть ее и не возвращались сюда до завершения событий, которые еще предстоит описать.
  
  8
  
   Как и предполагала Большелобая, благодаря ее большому влиянию на Ловчее Рыси ей удалось взять в свои руки всю власть в племени. По сути, выражаясь современным языком, должность вожака сделалась лишь номинальной. Вернее ее было бы теперь назвать должностью главного охотника . Охота осталась единственной сферой жизни племени, на которую влияние Большелобой мало распространялось. Сделавшись главной женщиной клана, она обрела неограниченную власть над его женщинами. Если хотела, то и мужчины выполняли ее повеления, подчиняясь Ловчее Рыси. Тот, как и желала, уступил ей право дележа охотничьей добычи. Причем сделал это охотно, с радостью освободив себя от этой сложной для него обязанности. Большелобой она была отнюдь не в тягость, даже приятной и любимой. Долгое время главная женщина племени сохраняла за собой исключительное право на дележ охотничьей добычи. Как только стала заниматься этим, авторитет ее сразу сделался огромным.
   Поначалу жена нового вожака старалась быть справедливой. Так, наделяя соплеменников порциями мяса, в основном брала в расчет размеры получателя: большому давала больше, маленькому - меньше. Не обделяла даже своих прежних самых отъявленных врагинь, чем не мало удивила их и обрадовала.
   Поначалу у Большелобой, и правда, не было никаких намерений мстить. Она желала лишь восторжествовать над своими обидчицами, имея в виду, как говорилось выше, лишь заставить их пожалеть, что столько досаждали ей презрением и мелкими кознями, которые, надобно заметить, были ничто в сравнении с теми кознями, какие чинили друг другу первые соплеменницы Большелобой. Слова "восторжествовать" еще не было в языке Племени горного барса. Она вспоминала это подзабытое слово, хотя уже почти отвыкла даже думать на родном языке.
   Большелобая обладала преимущественно добрым нравом: положительные черты в ее характере преобладали над отрицательными. Все же отрицательные были, но под влиянием хороших черт мало какие проявлялись. Однако, как известно, власть портит человека. Это произошло и с Большелобой. Со временем дурные врожденные наклонности все более стали руководить ее помыслами и поступками. Они дали волю и желанию мести, силу которой ее бывшие обидчицы испытали на себе в полной мере. Большелобая обделяла их и при дележе охотничьей добычи, и при распределении одежды, заниматься чем как главная женщина племени имела исключительное право. Месть ее не исчерпывалась этим. Она обрушила на соплеменниц всю сокрушительную мощь коварных козней, на какие способны только люди современного типа. Неандертальские женщины перед ними были также беззащитны, как ягнята перед волком. Правда, нельзя сказать, что они не были привычны к разного рода конфликтам, столь обычным в женской среде. Еще как были. Но никогда им не приходилось сталкиваться с изощренной изобретательностью злого ума. Прежние их раздоры в сравнении с теми, которые посеяла среди них чужеземка, были, пожалуй, не более ужасны, чем детские ссоры в песочнице.
   Большелобая действовала исподтишка. Например, она доверительно сообщала какой-нибудь женщине, что такая-то соплеменница, допустим, Гибкая Еошка проговорилась ей о том, что собирается соблазнить ее мужа. Обманутая женщина, даже не пытаясь получить от Гибкой Кошки какие-либо заверения в отсутствии подобных намерений, с лютой яростью ревности бросалась на нее с кулаками, готовая выцарапать глаза и перегрызть горло. Чаще же всего Большелобая клеветала не сама, а подговаривала это делать надежных наперсниц, расплачиваясь с ними при дележе охотничьей добычи особенно хорошими порциями. Впрочем, вызвать драку между соплеменницами Большелобой не составляло труда и без использования таких сильных средств, как лживые доносы о намерении соблазнить чужого мужа: достаточно было даже какой-нибудь женщине просто сказать, что другая, то есть одна из тех, кого Большелобая изводила своей местью, назвала ее за глаза дурой. Порой Большелобая, улучив момент, когда в пещере никого не было, нарочно перекладывала подстилки соплеменниц. Женщина, неожиданно обнаружив на своем законном месте подле ее мужа чужую подстилку и легко определив по запаху кому она принадлежит, долго не раздумывая, бросалась в пылу ревности на ничего не подозревающую и не понимающую, чем вызвано внезапное нападение, хозяйку переложенной подстилки. Ничего подобного Большелобая не могла себе позволить раньше, до того, как обрела надежное главенствующее положение в племени, хотя мысли отомстить обидчицам не раз появлялись у нее и в то время. Но тогда она боялась разоблачения, грозившего ей жесточайшей расправой в отсутствие Лежащего Зубра, а отсутствовал он большую часть времени, пропадая на охоте. Ей бы пришлось иметь дело не с пятью-шестью противницами, как в тот раз, когда подралась на сборе хвороста, а с десятками ненавидящих ее по-звериному сильных и свирепых женщин. Теперь она никого не боялась. Напротив, теперь многие боялись ее.
  
  
   Лежащий Зубр шел густым широколиственным лесом, пробираясь через буреломы, обходя скалы, горы, поднимаясь на холмы, спускаясь в лощины, где даже днем в чаще было сумрачно, как вечером. Никогда еще Лежащий Зубр не бывал в таком большом широколиственном лесу. И деревьев многих, которые росли здесь, тоже никогда еще не видел. Спереди доносился какой-то странный незнакомый ему звук. Что это за звук? То ли шелест, то ли шорох, то ли рокот. Мерное, неумолкающее, приятное слуху звучание нарастало, приближалось, но нарастало и чувство тревоги от ожидания встречи с чем-то неизведанным. Тем не менее Лежащий Зубр продолжал идти вперед, потому что постоянно помнил о цели своего пути.
   Вот он снова начал подниматься из низины. По мере подъема по склону деревья и подлесок редели и становилось светлее, а странный шум делался все громче. Когда глаза уже были выше верхней кромки возвышенности, на которую всходил, Лежащий Зубр увидел между стволами деревьев такое зрелище, какого еще не видывал, и, увидев которое, застыл на месте, пораженный. Нет, он был даже не поражен - он был потрясен увиденным: не охватное для взгляда, голубое, синее пространство открылось ему. Он внутренне ахнул и воскликнул мысленно: "Что это?! Так это же... это же Большая вода! Это же и есть Большая вода!" Он сделал еще несколько шагов и окончательно взошел на крутой высокий берег моря. Перед ним действительно расстилалось море, уходящее к горизонту. "А где же другой берег? Другого берега нет! - поразился охотник. - Значит..., значит, здесь конец мира? Да, здесь конец мира.... А там дальше все вода, вода... Как много воды!" Потом он подумал с радостным волнением: "Лежащий Зубр дошел, дошел до Большой воды. Все-таки дошел!" Он глядел с волнением на необъятную синюю равнину, на которой словно вспыхивали, появляясь, белые пенные гребни волн. Он с удивлением смотрел как рождаются волны. Никогда он не видел таких больших волн. Он догадался, что странный звук производят именно они, производят своим неустанным движением. У него под ногами глухо рокотал прибой. Теперь этот звук не вызывал тревогу в душе, а, напротив, действовал успокаивающе. Продолжая поражаться, восхищаться зрелищем грандиозной стихии, человек смотрел вправо, смотрел влево и видел бесчисленные ряды синих волн, набегающие на скалистый берег, вдоль которого шла бесконечная изломанная белая линия пены. Справа эта линия в шагах пятистах отсюда прерывалась за скалой и вновь появлялась приблизительно через такое же расстояние. Лежащий Зубр знал, что где ее нет, там вливается в Большую воду Большая река. Дельту реки загораживало от взгляда нагромождение скал.
   Лежащий Зубр спустился к морю. Вошел по колено в воду, принимая холодные, бодрящие толчки набегающих волн. Взял в ладони воду, хотел напиться, но сплюнул с отвращением, испуганно, пораженный неожиданным горько-соленым вкусом.
   Долго глядел с восхищением на бескрайнюю, мерно шумящую водную пустыню. И вид ее действовал умиротворяюще. Лежащему Зубру море представлялось живым сверхгигантским существом, казалось, что оно, это существо, не враждебно, а благородно-снисходительно к человеку в своей непостижимой богатырской мощи. Впечатление было настолько сильным, что он на некоторое время даже забыл об опасности нападения хищников, о чем в продолжение своего долгого одинокого пути привык помнить постоянно.
   Потом шел по отмели и, чувствуя легкие ласковые прикосновения набегающих и ослабевающих у его ног волн, думал, что сегодня, наверное, произошло самое удивительное событие в его жизни - встреча с морем, что соплеменники вряд ли поверят его рассказу об увиденном сейчас. Ему по-прежнему не верилось, что удалось дойти до Большой воды. Он шел сюда много дней, едва не погиб в борьбе с хищниками. Но все-таки дошел!
   Читатель, наверное, догадался, что мы описываем путешествие Лежащего Зубра, предшествовавшее началу нашего повествования, путешествие, из которого он вернулся с Большелобой. Это необходимо описать, чтобы прояснить многое в нашем рассказе.
   При определении маршрута у него было только два ориентира - Большая река и Большая вода. До Большой реки шел девять дней, а потом шел вдоль ее берега до сюда столько дней, сколько сосчитать не умел. Конечно, если бы не приходилось много охотиться по пути, чтобы прокормиться, дошел бы гораздо быстрее.
   Он знал, что здесь должно жить одно племя. Чтобы найти его и отправился в такой дальний путь. Но была и другая, еще более важная задача... Однако где оно, то племя?! Пока он не заметил ничего, что напоминало бы о близком присутствии людей.
   Пять дней ушло у Лежащего Зубра на то, чтобы хорошо обследовать всю
  здешнюю прибрежную горную местность. Но он не только не нашел людей, но и пещеры, пригодной для проживания человека. Путешественник сообразил, что надо искать на территории, прилегающей к побережью. Но там не было гор, а, значит, и пещер. Это не смущало Лежащего Зубра, потому что он знал, что есть племена, которые живут не в пещерах, а в селениях из шалашей, даже зимою, покрывая их шкурами. Ведь и люди племени Горного барса в своих дальних охотничьих походах порой строили такие простейшие жилища. Умный неандерталец, каким был, как мы знаем, Лежащий Зубр, понял и то, что здешнее племя могло поселиться не близ моря хотя бы потому, что желало, чтобы его со всех сторон окружали охотничьи угодья: он знал, что охотники любят чередовать направления, в которые отправляются для охоты, и любят, чтобы этих направлений имелось больше.
   Путешественник двинулся вглубь равнины. Только на шестой день блужданий по ее полянам и перелескам он наконец увидел явный признак обитания человека - дым костра. Это был легкий серый дымок, который поднимался над верхушками деревьев. Лежащий Зубр остановился, испытав двойственное чувство. Конечно, он был рад, что нашел наконец племя, до которого с таким трудом добирался. В то же время усилилась тревога в душе, вызванная опасением, что иноплеменники встретят его враждебно и убьют. В самом деле, не слишком ли легкомысленно он надеялся, что к нему отнесутся по-другому? Разве он не знал, что все племена воспринимают чужаков, в первую очередь, как врагов и, как возможную, очень желанную пищу. Лежащий Зубр не раз на охоте доказал, что не является трусом. Тем не менее по-настоящему храбрым никогда не был. Действовал решительно он только тогда, когда понимал, что иначе действовать нельзя. Он был достаточно разумен, чтобы не подвергать себя, когда возможно, слишком большому риску. Поэтому сейчас изменил свой план. Если до этого собирался явиться открыто в чужое племя и стараться убедить его в своих мирных намерениях, надеясь вызвать такое же отношение к себе, то сейчас решил незаметно подкрасться к стойбищу и, скрываясь в зарослях, наблюдать за здешними людьми с целью узнать то, что хотел узнать.
   Весь путь Лежащий Зубр шел совершенно обнаженный. Однако он не расставался со своей набедренной повязкой из шкуры животного: когда ночевал на развилке дерева, а это делать приходилось часто, подкладывал под себя, чтобы сидеть было не жестко, а когда спал на земле, то подкладывал свернутой под голову. Когда шкура эта не нужна была для подобных целей, скатывал ее, стягивал лыковой веревкой, часть которой привязывал к скатке таким образом, что она напоминала лямку сумки, какие мы носим на плече. Так в пути в основном и носил набедренную повязку. Длину лямки, подобрал такую, что надетая через голову эта привычная ноша удобна висела на спине, плотно к телу, и ничуть не мешала охотиться. Сейчас, ожидая встречи с людьми, хотел надеть набедренную повязку, но сообразил, что это будет излишне, раз не собирается общаться с ними и даже показываться им на глаза.
   Вот и их тропа. Она угадывается по примятой траве. Следы почти не заметны в ней, но хранят человеческий запах: явно это не звериная тропа. Через шагов пятьсот начался дубовый лес. Лежащий Зубр шел теперь среди деревьев с толстыми мощными стволами и такой густой листвой, что в верхних ярусах леса она образовывала плотный полог. Он хоть и был испещрен множеством мельчайших просветов, но свет пропускал плохо, отчего здесь царил прохладный полумрак, а трава между корнями росла очень редкая; во многих местах ее вообще не было, и там темнели большие пятна голой земли. Даже подлесок здесь был на удивление редким, благодаря чему неплохо просматривалась глубь леса. Охотник внимательно всматривался в нее, идя далее по тропе. Ни людей, ни животных не замечал. Не менее внимательно вслушивался в тишину и усиленно, часто, прерывисто втягивал носом воздух: слух, обоняние порой выручали в лесу лучше, чем зрение. В воздухе, насыщенном огромным многообразием запахов, какое бывает только в лесу, не ощущался ни запах человека, ни животного. Только едва-едва улавливался запах мелких птичек, которые своим щебетанием время от времени нарушали тишину. Охотник посмотрел вверх, где качнулись ветки оттого, что две пташки вспорхнули и перелетели на другое дерево. Он опустил взгляд. Перед ним была петлявшая между могучими основаниями деревьев тропа. Теперь она четко выделялась на где черной, а где серой земле. Опустил взгляд еще ниже и вдруг остолбенел - так поразило и встревожило его то, что он увидел. По бокам тропы шли огромные следы. Сама тропа была неплохо утоптана, но во множестве перемешавшихся следов, очертания которых были большей частью стерты, угадывалось не мало таких же гигантских следов. Так вот кто здесь живет! Оказывается, он забрел во владения великанов! Лежащий Зубр поставил ногу в один из следов. Ступня заняла едва ли две трети его размера.
   И тут он вспомнил рассказы стариков о том, что, якобы, очень далеко от тех краев, в которых живут люди Племени горного барса и другие племена людей, похожих на них, обитают совсем иные люди. Они ростом намного выше, очень умны и всегда смуглы, даже зимою. Лежащий Зубр никогда не верил этим рассказам, считая их полнейшей выдумкой, как сказки. Он слышал и о том, что эти люди презирают людей его расы и при встрече непременно их убивают и съедают. Лежащий Зубр не знал, что неандертальцы относятся к кроманьонцам совершенно также.
   Значит, нет смысла идти дальше. Разве что из любопытства. Но это любопытство может стоить ему жизни. Нет, он не так глуп, чтобы подвергать себя смертельной опасности только ради того, чтобы посмотреть на незнакомцев, пусть и загадочных великанов. Но неужели он преодолел такой огромный путь зря?! Не сделал то, что так хотел сделать и ради чего отправился в это путешествие. Это, конечно, очень большая неудача. Если же он увидит этих удивительных людей, понаблюдает за ними, то хотя бы будет что вспомнить и что рассказать сородичам. Но разве ему нечего рассказать и нечего вспомнить из увиденного в пути? Как много он видел, пока шел сюда! И особенно много удивительного увидел, когда стал приближаться к Большой воде. Он видел диковинные деревья, которые не растут в краю, где живет Племя горного барса, видел неведомых животных, на которых даже охотился. Но самое главное, самое потрясающее впечатление - это, конечно, Большая вода. Ради того, чтобы увидеть только ее, уже стоило проделать такой путь. Будет что вспомнить и будет что рассказать.
   Ну, вот наконец можно начинать обратный путь. Надо повернуть налево и опять идти прямо и прямо, пока не дойдет до Большой реки, а там уже с пути не собьешься - нужно просто снова иди и иди вдоль ее берега или по прилегающим к нему землям. Дорогу он уже знает, знает где труднопроходимые места или особенно опасные, которые лучше обойти, знает где на какого зверя хорошая охота. Когда дойдет до Мутного озера, то повернет направо. А там уже дней девять-десять - и будет у своих. Ту, последнюю часть пути, он знает намного лучше.
   Лежащий Зубр повернул налево.
   Через некоторое время в лесу стало намного светлее. Теперь охотника окружали деревья более высокие, но с менее толстыми стволами. Ветви они имели не очень большие и густые. Сквозь листву вверху сквозили уже не мелкие крапинки неба, а большие голубые пятна. Подлесок здесь рос, как обычно, густой.
   Вскоре Лежащий Зубр вышел еще на одну тропу, заметно более утоптанную. Она шла со стороны селения, местонахождение которого было не трудно угадать по дыму от костра, и сворачивала как раз в ту сторону, в которую шел Лежащий Зубр. Вскоре он догадался, почему эта тропа более утоптанная, - по всей видимости, она вела к водопою: острый слух охотника уловил журчание воды.
   Лежащий Зубр обрадовался, что приближается к воде, поскольку не пил со вчерашнего вечера. Конечно, он не собирался подходить к ручью по тропе, так как была вероятность наткнуться на здешних жителей в привычном для них месте водопоя. Нет, он подойдет к ручью значительно правее и напьется за какой-нибудь излучиной только тогда, когда будет уверенность, что не видим для чужаков.
   Лежащий Зубр сделал еще несколько шагов по тропе и вдруг оцепенел: он учуял запах кошки. Нет, не маленькой, а большой. Пока он знал только два вида больших кошек - горного барса и рысь. Но это был не их запах. Однако явно кошачий. И судя опять же по запаху, это был крупный зверь, далеко не рысь.
   Охотник понял, что хищник сделал засаду на людей, как это часто бывает, у тропы, ведущей к водопою, и в эту ловушку попал он, что сейчас не избежать страшной смертельной схватки с опаснейшим противником. И этот противник уже настолько близко к нему, что даже в лесу, где нет ветра, он чувствует его запах.
   Лежащий Зубр держал на правом плече палицу и дротик, а в левой руке нес копье. При встрече с крупным хищником люди в те времена, как правило, использовали один способ борьбы - вначале метали в него дротик, копье, стараясь если не убить зверя, то хотя бы серьезно ранить и лишь затем пускали в ход палицу. Ее люди в основном использовали в боевых столкновениях между собою или для борьбы с раненым, теряющим силы животным. Применять же дубину против большого, полного сил разъяренного зверя было и мало эффективно, и слишком опасно для человека. Лежащий Зубр тоже всегда, когда позволяла возможность, прибегал к описанному нами излюбленному охотниками приему. Сейчас он мгновенно сообразил, что в ситуации, в которой оказался, это невозможно: хищник находится настолько близко, что едва ли удастся до столкновения с ним сделать хотя бы один бросок. Лежащий Зубр знал, что в таких случаях самое разумное - положиться на копье, но не метать его, а разить им, не выпуская из рук.
   Вдруг ветви зарослей качнулись, и в тот же миг охотник увидел летящее в прыжке прямо на него огромное чудовище, рыжее, с черными полосами и пятнами, с огромными устремленными к нему когтистыми лапами, с огромной разверстой ужасной пастью, в которой краснел язык и сверкали чистейшей белизны зубы и клыки, причем верхние передние клыки были такими длинными, каких еще Лежащему Зубру не доводилось видывать. Конечно, он не мог знать, что это саблезубый тигр (в те времена уже реликтовый). Неандерталец едва-едва успел сбросить с плеча палицу с дротиком и взять на изготовку копье.
   Когда первобытный охотник наносил укол копьем, он всегда старался направить его в более уязвимое место на теле противника, причем в такое, вонзившись в которое каменное острие не сломалось бы при столкновении с костями. Сейчас у Лежащего Зубра такой возможности не было. Ему оставалось только направить оружие в грудь зверя. Впрочем, он знал, что наконечник его копья достаточно крепкий - способен пробить грудную клетку и не сломаться. Не раз Лежащий Зубр убеждался в надежности этого кремневого лезвия. Столкновение с чудовищем было такой силы, что охотник едва устоял на ногах и едва удержал у руках копье. Благодаря длине древка он не оказался в смертельных объятиях хищника. Кремневый наконечник исчез, весь войдя в белую грудь тигра. Лежащий Зубр видел перед собой тянущиеся к нему лапы с растопыренными большими когтями, раскрытую пасть, из которой пахнуло неприятным запахом и раздался жуткий утробный рык, видел выходящее из могучей груди древко, вокруг которого сразу появилось кровавое кольцо на белоснежной пушистой шерсти. Теперь всю мощь натиска гиганта сдерживало копье. Лежащий Зубр, напрягая все силы, на которые только был способен, старался удержать копье и с ужасом чувствовал, как быстро слабеют не выносящие огромной тяжести руки.
   Тигр перестал рычать, закрыл рот. Потом замотал головой и издал жалобный звук, похожий на тот, который издает заскулившая от боли собака. Внутри пасти заклокотало что-то, и в углах ее появилась кровавая пена. Затем тигр снова взревел, но уже как-то надрывно, должно быть, в ярости начавшейся агонии. Лежащий Зубр понимал, что удалось смертельно ранить врага. Эта мысль прибавила сил. Но тут же его снова окатило ледяным ужасом, потому что он почувствовал, как древко стало проскальзывать в сжимающих его вспотевших ладонях. Когти и пасть неумолимо приближались к нему. "Надо держать! Надо держать! Еще немного... Сейчас будет издыхать", - мысленно говорил себе, кряхтя от неимоверного напряжения охотник, именно таким образом победивший не мало крупных разъяренных хищников. Но с тигром, как уже упоминалось, ему не доводилось встречаться. Поэтому тот не дал одолеть себя привычным для неандертальского охотника способом, и сделал то, что он никак не мог ожидать. Чудовище мгновенно неуловимо для глаз дернулось своим гибким могучим телом. Лежащий Зубр опять едва устоял на ногах. Реакция не подвела - вовремя сумел еще мощнее, совсем из последних сил, сжать в руках копье. Однако это ничуть не выручило его - теперь он держал только обломок древка, переломившегося как тростинка. Другой обломок копья торчал из груди животного. Тигр, снова издав громогласный ужасающий рев, бросился на охотника. Тот успел воткнуть ему в раскрытую пасть оказавшийся довольно острым обломок древка и этим спас себя от смертельных клыков. Он увидел их совсем близко перед своим лицом, увидел, что пасть полна крови, хлынувшей горлом из пробитых копьем внутренностей. Удачное попадание палки в пасть приостановило нападение хищника. Он издал звук боли и ярости. И это уже был не громкий могучий рык, а прерывистый захлебывающийся храп. Тигр приподнялся на задних лапах, словно собираясь встать на дыбы. Охотник воспользовался моментом и успел вырвать из его груди обломок копья. Но эта удача не облегчила его положения. Наконечник остался в теле хищника. Лежащий Зубр опять держал в руке только обломок древка. Правда, один конец его был острым. Охотник постарался поскорее взять палку в руку тупым концом, но поскольку слишком торопился, то обронил ее. Хотел поднять, но раньше, чем успел нагнуться, оказался в страшных объятиях саблезубого тигра. Он ощутил на спине огромные лапы, дикую боль и чудовищную необоримую силу захвата лютого гиганта. Эта сила опрокинула, смяла человека, не оставила ему никаких надежд. Охотник пытался продолжать сопротивление, но оно было едва ли ощутимо для такой махины, под страшной тяжестью которой он оказался. Лежащий Зубр окончательно понял, что настал его конец. С яростным хрипением хищник хотел обрушить на человека свое смертоносное оружие: чудовищные огромные клыки и ряды зубов нависли над несчастной жертвой. Но из пасти торчал обломок древка копья. На какое-то мгновение тигр замер, осознавая, что не может теперь действовать клыками и зубами, что если еще ниже опустит голову, то воткнутая в рот палка упрется в грудь человеку и причинит еще большую боль. Этой неожиданной мгновенной паузы в действиях противника хватило охотнику, чтобы схватить обеими руками торчавший обломок и изо всех сил, умноженных страхом, вдавить его глубже. По всей видимости, острый как игла конец палки вошел тигру в мозг. Зверь оцепенел, а затем большая тяжелая голова его сразу легла человеку на правые плечо и руку. Ощутив конвульсивные содрогания лежащего на нем огромного покрытого мягкой шерстью тела, после которых оно замерло и перестало подавать какие-либо признаки жизни, Лежащий Зубр понял, что враг мертв.
   Радости не было предела от сознания, что удалось избежать верной гибели. Перед его глазами было прекрасное голубое небо между ветвями деревьев, с пышной зеленой листвой. Красота неба, словно воплощала в себе радостное утверждение жизни, счастье жизни. Только во вторую очередь пришла и радость по поводу одержанной большой охотничьей победы.
   Однако Лежащий Зубр быстро понял, что его положение остается весьма тяжелым и чрезвычайно опасным. Он очень сильно придавлен огромным телом мертвого животного, из-под которого надо как-то выбираться. В спине ощущается страшная боль от проникших в мышцы когтей. Ни этой тяжести, ни этой боли он вообще не чувствовал в первые минуты победы над тигром. Лежащий Зубр вспомнил, что здесь вот-вот должны появиться пришедшие на водопой чужаки, которые, конечно, убьют его. Ему казалось, что он лежит в луже грязи, но он сразу с ужасом понял, что это не грязь, а его кровь.
   Он стал предпринимать отчаянные усилия, стараясь выбраться из-под тигра. Боль возросла многократно. На некоторое время он замер, желая, чтобы она уменьшилась. Однако, понимая, что медлить нельзя, заставил себя превозмочь боль и продолжил усилия. Он что есть сил упирался в землю локтями, ощущая, как они дрожат и слабеют, а все тело быстро холодеет. Наконец когти отцепились. При этом тепло, которое чувствовал на спине, стало разливаться широко и гораздо обильнее. "Это кровь, кровь... течет", - почти в отчаянии думал Лежащий Зубр. Зато вылезать из-под тигра стало теперь легче. Но лишь поначалу. Холод, слабость быстро овладели всем телом. Руки уже устали так, что были совершенно бессильны. Ему удалось вылезти наполовину. Больше он двигаться не мог и лег в полном изнеможении на землю. Боль в спине усилилась, но вскоре исчезла, как исчезло все для него - он потерял сознание.
  
  
   Когда с него сняли тигра, он очнулся, словно пробужденный освобождением от огромной тяжести и зазвучавшими голосами. Ему показалось, что он был без сознания не больше мгновения, хотя находился в этом состоянии минут двадцать. Он увидел над собою смуглых чернобородых гигантов, нагих, мускулистых и худощавых. Длинные черные волосы у них, как и у людей Племени горного барса, были у кого перехвачены на лбу тесемочкой из волокнистой коры дерева, у кого стянуты назад и собраны на затылке в виде конского хвоста. Странно и красиво выглядели на смуглых, окруженных богатой черноволосой растительностью лицах большие серые и голубые глаза. У каждого висели на груди бусы из зубов животных - то ли украшения, то ли амулеты, а, возможно, то и другое. Все незнакомцы держали в руках копья, дротики, дубины. Лежащий Зубр заметил в окружавшей его толпе трех женщин, тоже совершенно нагих. Ему, привыкшему видеть широкоплечих неандертальцев, чужаки показались все узкоплечими.
   Они о чем-то говорили между собой, показывая пальцами то на него, то на тигра. Многие звуки, которые они издавали, удивили неандертальца - ему еще не приходилось слышать таких звуков. Слова незнакомцы сопровождали жестами и мимикой, и эта часть их языка была настолько выразительной, что Лежащий Зубр без труда понял, о чем они говорят. Они явно выражали удивление огромными размерами убитого животного, восхищение блестящей охотничьей победой, радость по поводу того, что без всякого труда заполучили так много мяса, намекали на то, что самой лакомой частью этой даровой добычи, конечно, является сам славный победитель тигра.
   "Все...," - обреченно подумал Лежащий Зубр. Единственным утешением в его положении была только уверенность в том, что начнут не с него. Он вспомнил страшный случай, свидетелем которого стал в детстве. Охотники принесли тогда к пещере двух добытых зверей, а также одного убитого и одного раненого иноплеменника. Последних они случайно встретили на охоте. Пока сородичи ели несколько дней мертвых животных и человека, жизнь раненому они сохраняли и даже подкармливали его, держа в качестве мясного запаса. Местные жители тоже, скорей всего, приступят к пище, которая раньше может испортиться. Так что дня четыре, а может, и пять он еще поживет.
   Лежащий Зубр испытал отчаяние, леденящий ужас, понимая, что его ожидает, и горчайшее сожаление, досаду при мысли о том, как ему не повезло. В то же время поразился необычайной удаче иноплеменников, для которых невольно добыл так много мяса, да еще и сам послужит пищей.
   В действительности, местным жителям повезло даже еще больше, чем думал несчастный сын Племени горного барса. Вот уже дней тридцать этот тигр держал их в постоянном страхе. Он подкарауливал людей поблизости от селения и уже успел убить восемь человек, что для первобытного племени было сопоставимо с военными потерями. Правда, гибли преимущественно не воины, а занимавшиеся собирательством женщины и дети. Мужчины старались спасти племя от этого бедствия - не раз устраивали на тигра охоту. Но тот был очень осторожен и обладал необычайно чуткой интуицией, благодаря чему ему всегда удавалось избегать встречи с большим числом охотников.
   Сегодня с утра кроманьонцы снова отправились на его поиски, но прежде, как обычно перед охотой, пошли на водопой. Можно представить их удивление и радость, когда они увидели своего лютого врага уже убитым, да к тому же неандертальцем, которого тоже считали врагом, и которого ранение сделало беспомощным, а значит, тоже их добычей. Не так давно здешнее племя воевало с неандертальцами. Поэтому, естественно, кроманьонцы предположили, что видят вражеского лазутчика, который со злым умыслом приближаясь к их селению, угодил в засаду хищника, устроенную на местных жителей.
  
  9
  
   Четверо кроманьонцев взяли Лежащего Зубра за руки-за ноги и понесли в стойбище. Четверо других пошли следом, чтобы, когда понадобится, сменить уставших. Остальные охотники, которых было человек двадцать, тоже сменяя друг друга, поволокли труп тигра.
   Когда Лежащего Зубра подняли, он снова потерял сознание.
   Пока раненого несли, судьба изменилась к нему неожиданным образом. Один из охотников обратил внимание на то, что клык на его груди, совсем не клык кабана, который в качестве амулета носили люди вражеского племени, и высказал предположение, что победитель тигра не из этого племени, а из какого-то другого, должно быть, случайно забредший сюда. В пользу такого предположения говорило и то, что на теле Лежащего Зубра не было боевой раскраски из охры, а без нее воины вражеского племени, как было известно, не отваживались приближаться к противнику, так как считали, что она прибавляет силу и мужество. Остальным охотникам предположение их сородича показалось убедительным. Отношение кроманьонцев к плененному чужаку сразу же стало совершенно иным. Правда, кроманьонцы презирали и считали врагами всех неандертальцев, не только ближайших к ним, с кем находились в состоянии войны, но человек, сумевший в одиночку одолеть саблезубого тигра, повелителя здешних мест, не мог не вызывать большого восхищения и искреннего уважения. Раз он не из племени злейших их врагов, то пусть даже, если пожелает, живет с ними, решили они. Правда, это будет слишком необычно - то, что неандерталец станет членом их клана, но такой хороший охотник, а значит, и воин, очень нужен им, особенно сейчас, когда численность мужчин после последних трех войн, которые пришлось вести племени, значительно уменьшилась. Он должен согласиться остаться жить с ними, ведь, наверное, с его племенем случилось что-то очень плохое, или он был изгнан, раз был вынужден уйти из родных краев.
   Когда Лежащего Зубра принесли в селение и положили на землю, он снова очнулся. Охотники уже успели рассказать сбежавшимся жителям стойбища о том, что он избавил их от страшного врага и о том, что наверняка не из вражеского племени, обосновав это упомянутыми выше соображениями. Поэтому Лежащий Зубр увидел над собою приветливые, доброжелательные лица. Он обрадовался так, как только может обрадоваться человек, ожидавший скорой неминуемой смерти и вдруг понявший, что она ему больше не угрожает.
   Над ним стояли великаны и великанши. Все были совершенно голые. Среди них он не увидел ни одного светловолосого и светлокожего. Женские лица удивили Лежащего Зубра еще больше, чем мужские. Они имели не только высокие крутые лбы, но и большие подбородки. Скулы мужчин скрывали густые бороды. То, что подбородки у них тоже большие Лежащему Зубру еще предстояло узнать. Надо заметить, что поздние неандертальцы, так называемые специализированные, к которым принадлежал он, имели лоб и подбородок более крупные, чем их предшественники. Иначе лица кроманьонцев его удивили бы еще больше.
   Чужаки переговаривались между собой странными звукосочетаниями, что-то оживленно обсуждая. Нетрудно было догадаться, что речь шла о нем. По очень выразительной мимике, движениям рук Лежащий Зубр уловил общий смысл разговора. Он заключался в том, что все восхищены его подвигом, благодарны ему, желают ему помочь и вступить с ним в дружеские отношения.
   Лежащего Зубра сильно мучила жажда. Он не знал, как попросить пить. Хотел показать пальцем на рот, но рука из-за страшной слабости была совершенно неподъемной. Он шевелил пересохшими губами. Неожиданно кто-то стал вливать ему в рот воду из полой тыквы со срезанным одним из концов ее. Он видел над собою только большую тыкву, широкие кисти рук, с коричневой грубой кожей, и прозрачную струю живительной влаги, играющей в свете солнца множеством мельчайших бликов, похожих на искры. Несмотря на тухловатый привкус, вода казалась необычайно вкусной. Люди Племени горного барса тоже использовали тыкву с вынутой внутренностью для хранения воды в стойбище, однако предпочитали больше пить из рек и ручьев.
   Ранения, которые получил Лежащий Зубр, для первобытного человека, особенно для неандертальца, не были тяжелыми - когти тигра не успели глубоко проникнуть в тело и нисколько не успели разодрать его. Все же крови охотник потерял много. Поэтому и впадал в обморочные состояния. Но раны быстро затянулись, мощный организм быстро поправился, быстро восстановил силы. Конечно, этому способствовали также доброжелательное, чуткое отношение окружающих людей и старания местного эскулапа.
   Стойбище Племени волка представляло собой несколько хаотично расположенных на большой лесной поляне шалашей, покрытых звериными кожами.
   Лежащему Зубру так понравилось жить здесь - и в этом селении, и в этом теплом краю, - что он пока не думал о возвращении. Благодаря своей природной сообразительности он быстро научился хорошо понимать язык местных жителей, но говорить на нем хотя бы более-менее сносно так и не научился и не мог научиться, потому что артикуляционный аппарат даже поздних неандертальцев не способен был произносить многие звуки, которые легко произносили кроманьонцы. Тем не менее научился изъясняться вполне понятно для здешних людей, так как умел очень хорошо пояснять смысл сказанного языком жестов, который освоил в совершенстве, и который был неотъемлемой частью любого первобытного языка.
   Жизнь Племени волка и Племени горного барса во многом была схожа и во многом различна.
   Также люди занимались здесь охотой и собирательством, готовили пищу на огне. Только огонь добывали не высеканием искр из кремня, а путем трения палочки, зажатой двумя другими палочками, обильно посыпанными трухой.
   Власть в племени здесь тоже принадлежала одному человеку, но не мужчине, а женщине. Звали ее Матерью племени. Ей подчинялся даже главный охотник - предводитель мужчин клана.
   Здесь тоже верили в духов. О сходстве религий этих племен уже говорилось. Добавим, что фетишизм сородичей Лежащего Зубра ограничивался почитанием преимущественно клыков, зубов, шкур и костей животного. Никакого священного места люди Клана горного барса не имели. У Племени же волка было капище с настоящим идолом. В религии и тех, и других существовала система разных очень строгих табу. У кроманьонцев их было гораздо больше.
   Мужчины здесь тоже жестоко дрались за женщин, но не оружием, а только кулаками. В племени Горного барса любая девочка-подросток, едва только ее фигура начинала обретать женские формы, становилась предметом вожделения мужчин и борьбы за нее. Здесь же брались в жены только зрелые женщины и вполне оформившиеся девушки. Более юные представительницы слабого пола находились под особой защитой Матери племени. Покушение на их невинность каралось очень сурово.
   В Племени волка существовала довольно развитая система подготовки подростков, юношей к жизни охотника, воина, завершавшейся труднейшим, даже жестоким экзаменом на право так называться. В Племени горного барса никакой специальной подготовкой подрастающего поколения никто никогда не занимался. Мальчики укрепляли свои мускулы в играх. Девочки учились хозяйственным делам, подражая матерям, наблюдая за ними и помогая им. Юноша тогда становился охотником, когда охотники приходили к общему мнению, что он достаточно повзрослел и окреп, чтобы присоединиться к ним. В Племени горного барса охотниками могли быть только мужчины. Здесь же в числе охотников были пять женщин. Их называли дэнами. Они обладали определенными преимуществами перед остальными женщинами. Так, их нельзя было привлекать к хозяйственным работам, их, как и мужчин, наделяли большими, чем других порциями пищи. Им предоставлялось право самим выбирать себе мужа. Никакой мужчина, даже главный охотник, не смел силой ни одну из них сделать своей женою, тогда как по отношению к другим женщинам это допускалось очень часто.
   В число будущих дэн отбирались самые крепкие девочки. Они включались в группу проходящих подготовку мальчиков. Тяжелейшие трудности обучения все несли на равных. Большинство участниц подготовки не выдерживали ее, но кто выдерживал, те выдерживали и завершающие обучение испытания, на которых тоже никаких поблажек по признаку пола не оказывалось. Конечно, беременность, рождение ребенка, его грудное вскармливание прерывало участие дэны в охоте и военных походах, если таковые в это время случались. Но как только ребенок достигал трехлетнего возраста, его отдавали на попечение другим женщинам, а мать возвращалась к обязанностям охотника и воина.
   С удивлением Лежащий Зубр обратил внимание и на то, какое большое внимание уделяют здесь охотничьим и воинским упражнениям во все свободные от охоты дни: на это отводилось не мало времени. Только после выполнения этих специальных упражнений мужчинам и дэнам разрешалось отдыхать. В Племени горного барса охотник обычно, если знал, что что-то умеет делать хорошо, например, метать на дальность и меткость копье и дротик, то переставал в этом упражняться до тех пор, пока не замечал, что эти навыки стали часто подводить его на охоте.
   Лежащего Зубра восхитило умение кроманьонцев делать орудия из кремня. Их наконечники копий, дротиков, резцы, рубила, скребки и т.п. значительно превосходили такие изделия неандертальцев. Лежащий Зубр поспешил обзавестись копьем, которое по его просьбе сделал ему здешний мастер.
   Особенно поразили пришельца с севера достижения местных жителей в области искусства. Они умели петь, следуя мелодии, порой красивой, завораживавшей ошеломленного Лежащего Зубра. Он и его сородичи могли петь только речитативом, соблюдая примитивный ритм. Они сопровождали свое пение стуком по разным палкам и стволам деревьев, люди Племени волка - более музыкальным биением в "там-тамы": так назывались обтянутые кожей треугольные и четырехугольные рамки из связанных между собою палок. И неандертальцы, и кроманьонцы умели делать из костей животных рожки и играть на них, но у последних это тоже получалось лучше.
   Тоже очень сильно поразило Лежащего Зубра и умение здешних жителей лепить из глины фигурки животных. Его соплеменники могли из этого материала делать лишь примитивные миски для еды.
   Однако не все в Племени волка нравилось неандертальцу. Так, ему пришлось поначалу пережить не мало неприятного волнения, когда привыкал ходить перед всеми, как здесь было принято, совершенно голым. Он стыдился женщин и особенно девочек. Лежащий Зубр быстро вспомнил о своей набедренной повязке. Она осталась на месте сражения с тигром, коготь которого порвал лямку, притягивавшую к спине ее скатку. Когда позволили возвращающиеся силы сходить на водопой, Лежащий Зубр не нашел там набедренной повязки: должно быть, ее подобрал и присвоил какой-то местный житель. Как только попалась под руки более-менее подходящая шкура, неандерталец повязал ее вокруг бедер и ощутил облегчение. Окружающие вначале недоумевающе уставились на чужеземца, а затем, указывая на него пальцами, принялись неудержимо гоготать. На смех сбежались все соплеменники, и хохот стал громче, дружнее, обиднее. В нем чувствовалось удивление странными обычаями неандертальцев и презрение к ним. Лежащий Зубр понял, что лучше здесь как можно меньше выделяться среди остальных и снял набедренную повязку. Снова надел ее и вздохнул с облегчением, когда через несколько дней повеяло с севера холодом. Многие люди племени надели одежды из шкур. Некоторые - только набедренную повязку. Правда, вскоре потеплело, и все снова разделись. Но пришла осень, и наступила череда похолоданий. В короткие незначительные потепления люди уже не снимали шкур. Одежды их были не хуже неандертальских, но и не лучше, потому что люди Племени волка лишь относительно недавно начали осваивать умение шить их.
   Вот и выпал снег, но вскоре растаял. Через некоторое время выпал снова и пролежал подольше - дней пять. Люди здесь уже носили такие теплые одежды, какие неандертальцы надевали лишь в самые лютые холода. Лежащий Зубр в это время был только в легкой накидке из тонкой шкуры, подобной тем, которые носили его соплеменники в середине осени.
   Вскоре к большому удивлению пришельца с севера, ожидавшему наступления настоящей, по его пониманию, зимы, неожиданно ощутимо потеплело и вскоре затем стало с каждым днем все более теплеть. Он спросил местных жителей, когда же здесь наступит зима? Ему ответили, что она уже позади, и началась, наконец весна, что более сильных похолоданий здесь никогда не бывает. Такой теплый климат поразил Лежащего Зубра, пожалуй, еще больше, чем море и знакомство с жизнью и бытом кроманьонцев.
   Ничто не могло прийтись по душе европейскому неандертальцу так, как теплый климат. Тем не менее Лежащего Зубра все сильнее тянуло на Родину. Ему все чаще вспоминались сородичи, северные просторы, суровые, но такие красивые, такие родные. Со временем мысли о родном крае, о родном племени стали вызывать тоску. Он серьезно начал задумываться о возвращении. Да, здесь, конечно, хорошо, но как бы тепло здесь ни было, там все равно лучше, среди своих людей, своих гор и лесов. Надо готовиться в обратный путь. Стоит ли медлить? Тем боле, что то, ради чего совершил путешествие, он здесь не нашел.
   Было еще одно обстоятельство, причем весьма немаловажное, которое тоже не способствовало желанию долго здесь оставаться. Обстоятельство это заключалось в вынужденном воздержании Лежащего Зубра. Он с трудом терпел его в течение долгого пути сюда. Приходилось терпеть и здесь, что гораздо было труднее, потому что куда бы в стойбище ни кинул взор, везде видел совершенно обнаженных женщин, которые порой во время работы принимали весьма соблазнительные позы. Кроме того, супружеские пары не очень-то заботились о том, чтобы скрывать свои интимные отношения под покровом шалаша.
   Но почему же здешние женщины были недоступны Лежащему Зубру? Вовсе не потому, что почти все соперники были значительно выше его ростом: в ходе охотничьих и воинских упражнений быстро выяснилось, что он сильнее многих мужчин Племени волка, уступает лишь трем самым большим гигантам. Нет, причина была в том, что, испытывая огромную благодарность местным жителям за свое спасение, Лежащий Зубр не мог себе позволить драться с ними, а без жестокого кулачного единоборства овладеть женщиной здесь обычно было невозможно. К тому же Лежащий Зубр был не из тех мужчин, которые способны принуждать женщин к связи против их воли. Если женщина не проявляла по отношению к нему явной симпатии, он не смел заявлять на нее притязания. Со своей внешностью неандертальца Лежащий Зубр в глазах кроманьонок был отнюдь не красавец. Тем не менее иные вполне убедительно давали ему понять, что совсем не против сменять мужа на него. Но мужья всех таких женщин были его друзьями, а это сдерживало еще больше, чем остальные препятствия.
   Некоторое время Лежащий Зубр придерживался компании трех других холостяков. Они выносили тяготы безбрачия потому, что оказались недостаточно сильны, чтобы выдержать жестокую борьбу за женщин с другими мужчинами. Холостяки жили вместе в своем шалаше. Лежащий Зубр охотно принял их приглашение поселиться с ними. Вскоре, однако, перебрался в другой шалаш, который сделал себе сам. Вынужден был поступить так потому, что двое из тех, с кем делил кров, оказались склонными к противоестественным мужской природе отношениям: соседство с ними было неприятно неандертальцу, не знавшему ничего подобного среди своих соплеменников.
   Однажды в день свободный от охоты после обычных специальных упражнений Лежащий Зубр решил прогуляться, а заодно обследовать близкие окрестности стойбища. Надо заметить, что он вообще имел склонность к прогулкам, путешествиям, изучению незнакомой местности. Хотя прожил здесь уже почти полгода, близкие окрестности ему были еще малоизвестны. Это может показаться странным, если не учитывать вот какое обстоятельство. Стойбище Лежащий Зубр покидал только в двух случаях: когда ходил на водопой и на охоту. Уходил и приходил всегда лишь одними и теми же тропами. Поэтому близлежащие места почти не знал.
   Селение окружал широколиственный, местами очень густой лес. Держа в левой руке дротик, а на правом плече - копье, Лежащий Зубр шел среди вековых дубов, вязов, платанов. Он не знал, что по его следу двигался другой человек, тоже вооруженный. Приблизительно через час блужданий неандерталец вышел на широкую поляну. То, что он вдруг увидел здесь, потрясло его до глубины души. Вся поляна была густо усеяна костями..., человеческими костями. Что это были человеческие кости, Лежащий Зубр понял сразу, так как увидел среди них много человеческих черепов. На поляне зловеще чернело два больших кострища, на которых тоже лежали обгорелые кости. Конечно, Лежащий Зубр сразу понял, что видит остатки пира каннибалов. Чувствуя пробегающий по телу озноб жути, он ходил по поляне и рассматривал страшные находки. Видно было, что здесь поживились и хищные животные. Об этом свидетельствовали перекусанные толстые бедренные кости. Однако явно звери только воспользовались остатками людской трапезы. По всей видимости, пиршество каннибалов здесь проходило давно, может, год назад, а возможно, и ранее. Об этом нетрудно было догадаться, так как многие кости уже частично прикрывала земля, намытая дождями, которые смыли и давние следы людей и животных: были видны лишь недавние следы случайно пробегавших здесь зверей, еще не скрытые молоденькой весенней травой. Умеющий "читать" следы охотник заметил, что эти животные даже не приостановились, не заинтересованные костями, на которых не осталось ничего съедобного.
   Лежащий Зубр настолько был потрясен увиденным здесь, что даже почти не удивился, когда из леса на поляну вышла женщина с копьем. Она и была тем человеком, который шел по его следу. Ее звали Лэй. Она была одной из дэн. Лэй подошла к Лежащему Зубру.
   - Кто здесь ел людей? - спросил он.
   - Наши, - ответила она. - Некоторые не ели. Я не ела. Как можно есть людей? Пусть они и "белые карлики"..., но все же люди.
   Лежащий Зубр знал, что "белыми карликами" люди Племени волка называли людей его расы, то есть неандертальцев.
   - Война была, - продолжала дэна, - тяжелая война. Хотя их меньше было, чем нас, и все они маленькие были - таких, хотя бы, как ты, у них мало было - война все равно тяжелой была с ними. Мы не ожидали, что они такие сильные, что так драться будут. Наших восемь убили. И раненых много у нас было. Их четырнадцать погибло. И все раненые их к нам в плен попали. И много женщин их, и детей после боя наши сумели в плен взять...
   - Их тоже съели?
   - Да.
   - И детей?!
   - Да..., всех, - грустно произнесла Лэй. Она увидела гневное, выражающее сильное душевное потрясение лицо Лежащего Зубра и уже, как будто виноватым, успокаивающим тоном добавила: - вначале убивали, потом на костер клали... А то ведь есть такие, что живьем поджаривают. Наши так никогда не делают.
   - Да, много у вас добычи тогда было, - с горькой, мрачной усмешкой заметил Лежащий Зубр.
   - Да, долго тогда на охоту наши не ходили... Только пятеро ходили, кто не мог есть человечину. Я ела то, что они приносили. Если б могла, то ходила бы с ними на охоту. Но у меня тогда живот большой был.
   - Зачем Вы напали на них?
   - Мы не нападали. Это они напали на нас.
   - Но ты говоришь, что вы пришли сюда, а они уже здесь жили. Значит, это их земля. Они защищали ее.
   - Пусть бы ушли. Мы не хотели воевать. У нас незадолго до этого две тяжелых войны было. Никто из наших воевать не хотел. А эти хотели. Вот и получили что заслужили.
   - А зачем вы пришли сюда? Ну и жили бы там, откуда пришли. Зачем на чужую землю пришли?
   - Конечно, лучше бы нам там жить. Никто не хотел сюда идти. Здесь так холодно. А там тепло, хорошо.
   - Ну и зачем ушли оттуда?
   - Ушли, потому что к нам пришли. Сильные люди пришли. Племя быка. Я же сказала, что у нас две войны было. С ними было. Первый раз дрались - не выдержали наши. Врагов больше было. Пришлось отойти нам. В горы, скалы. Но не умели мы в горах охотиться. На равнине ведь всегда охотились. Да и холодно там, в горах. Холодней, чем здесь даже. Трудно нам пришлось там. Очень трудно... Тогда мы спустились на равнину и снова испытали силу. И снова враги были сильнее нас. Тогда мы решили - не пойдем больше в горы, пойдем на полночь и закат. Пусть там холодный край, но там равнины есть - мы снова сможем хорошо охотиться, будет много мяса.
   - Ты тоже воевала?
   - Первую войну нет - еще совсем девочкой была. Потом дэной стала. Во вторую войну уже воевала. Вот..., - она указала на маленький, едва заметный шрам на левом бедре, - память о той битве осталась. Страшная битва была. Все дэны погибли. И я бы тоже погибла... Чуть-чуть не погибла. Если бы Кор не выручил меня тогда, то погибла бы. Кор выручил, а сам погиб.
   - А здесь тоже воевала?
   - Нет, здесь не воевала. У меня большой живот был. Мой муж воевал, Шон... Погиб он... Вскоре потом ребенок родился... Он тоже умер. Так я одна осталась - ни мужа у меня, ни ребенка... Одна живу... Два года уже.
   - Два года? Почему? - удивился Лежащий Зубр.
   - Не хочу.
   - Если у женщины погибает муж, ее берет другой.
   - Нас, дэн, неволить нельзя. Нас можно взять только, если мы согласны. И мы в праве выбрать сами кого хотим.
   - И ты два года была без мужа? Никому не дала согласье? Никого не хотела?
   - Нет.
   - Но почему?
   - Мне было плохо с ним, с Шоном. Я даже пожалела, что выбрала его. Он меня любил... так грубо..., как зверь. После него мне никого не хочется... Вернее долго не хотелось... Теперь опять хочется.
   Лежащий Зубр хотел спросить: "Кого?", но онемел и внутренне замер - он вдруг догадался. Не случайно же она здесь. Значит, она шла за ним. Увидела, как он пошел в лес и пошла за ним. Ведь не просто же так. Он смотрел на нее, и теперь Лэй казалась ему самой красивой женщиной племени. Хотя до этого момента считал, что некоторые ее сородницы гораздо красивее. Он даже тайно был влюблен в них. Нужно заметить, что Лежащий Зубр, как его соплеменники, тоже не сразу оценил красоту кроманьонской женщины. Как и они, он прошел на этом пути те же этапы: вначале ему понравились только их стройные тела, а затем и лица.
   Лежащий Зубр глядел на нее в немом восторге, с благоговейным трепетом, как на высшее существо. Он по-прежнему не мог вымолвить ни слова, потому что боялся, что она назовет кого-то другого, и тогда нежданно явившаяся прекрасная надежда рухнет, вдруг поманившее счастье исчезнет, как чудесный сон. Надежду прибавлял особый, добрый, какой-то бархатно-нежный оттенок ее огромных серых глаз. Явно она что-то хотела сказать ему очень важное. Но если бы Лэй действительно желала отдаться ему, то разве бы так она смотрела сейчас на него? Конечно, не так. В ее глазах была бы страсть. Он хорошо знает, как женщины глядят на мужчину, когда желают его. И в самом деле, что это он возомнил о себе?! Разве он красавец? Для своих соплеменников - да. Но здесь его считают чуть ли не уродом. Если бы не его охотничьи подвиги, не его силовое превосходство над большинством местных мужчин, его, конечно, все бы презирали здесь и со временем съели бы, как съели коренных жителей этих мест, его собратьев по расе. Нет, Лэй он не мог понравиться. Несомненно, она имеет в виду кого-то другого. Но тут глаза ее полузакрылись, заволоклись туманным блеском. Именно так смотрят женщины, когда страстно желают отдаться.
   Вдруг она произнесла:
   - Один ты мил мне.
   Хотя Лежащий Зубр с трудом поверил своим ушам, но он хорошо знал, что должен делать мужчина в таких случаях. В следующее мгновение молодая женщина уже была в его страстных объятиях, а еще через мгновение уже лежала под ним. Но в этот момент он вдруг вспомнил, что говорила Лэй о своем бывшем муже, и подумал, что сейчас тоже едва ли отличается от животного. Он сдержал в себе бурный порыв грубой похоти и в дальнейшем сумел быть по-настоящему ласковым, хорошим любовником.
   Вернулись в стойбище они, держась за руки: здесь это, как и в Племени горного барса, тоже считалось свидетельством заключения брачного союза. Лэй счастливо улыбалась. А уж о Лежащем Зубре и говорить не приходится.
   Ради жены он перестроил свое жилище, сделав его более просторным, крепким и менее проницаемым для дождей.
   Женитьба удивительным образом изменила отношение к Лежащему Зубру женщин племени. Он почему-то сразу стал им казаться гораздо более привлекательным. Возможно, потому, что избрание дэной в мужья считалось большим успехом для мужчины, ведь, по общепринятой логике, выбор одного из числа многих должен свидетельствовать об обладании им лучшими достоинствами, чем у большинства. Местные красавицы обратили на него внимание. Этой ситуацией Лежащий Зубр не мог не воспользоваться, тем более теперь, когда сложный психологический комплекс, заставлявший его удерживаться от драк со здешними мужчинами, перестал действовать после того, как он узнал о завоевании Племенем волка земли, принадлежавшей неандертальцам, и его исключительно жестоком, людоедском, торжестве над побежденными.
   Пока продолжался медовый месяц, Лежащему Зубру не приходило в голову изменить Лэй. Но после того, как она забеременела и остыла в ласках к нему, он вскоре вступил в борьбу за одну из красавиц и уверенно победил всех, кто оспаривал ее. Со временем сделал таким образом своими женами еще двух женщин.
   Лэй сильно переживала его предательство. Сделав выбор в пользу Лежащего Зубра, она мечтала о счастливом замужестве, о том, чтобы быть единственной у мужа, желала и сама сохранить ему до конца жизни верность. Теперь она видела, что разочаровалась и в этом мужчине, хотя и по другой причине. Будучи дэной, она по закону племени могла в любой момент порвать с мужем, и тот не имел права воспрепятствовать ей, тогда как женщина, не принадлежавшиая к числу дэн, обычно освобождалась от власти нежеланного мужчины только, когда у него отбирал ее другой, или, когда с годами сама становилась нежеланной. С горькой обидой Лэй часто думала о разрыве с Лежащим Зубром, но каждый раз откладывала окончательное решение, потому что продолжала любить его, а сейчас, как ни странно, даже еще более, чем раньше. Супруг же ее наслаждался жизнью, ставшей для него счастливой как никогда. Это продлило пребывание неандертальца в Племени волка: о возвращении он теперь, хоть и задумывался, но гораздо реже. Лэй не теряла надежды вернуть прежние отношения с Лежащим Зубром, которые не отравляла постоянная беспощадная жгучая ревность. Она знала о большом желании мужа возвратиться на Родину, знала также о том, что края неандертальцев необычайно суровые, что чем далее углубляться в их земли, тем только становится все холоднее, обстоятельство, которое, кстати, долгое время удерживало многочисленные племена кроманьонцев от переселения с просторов Азии в Европу. Лэй знала и о том, что остальные жены Лежащего Зубра не испытывают ни малейшего желания отправиться с ним в страну неандертальцев, о чем не раз говорили. Только для нее, Лэй, жизнь с ним и там будет желанна. Поэтому она стала упорно склонять возлюбленного к возвращению на Родину. Она нарочно часто расспрашивала о ней, о его сородичах и всегда заканчивала такие разговоры вопросом, не хочет ли он вернуться? Лежащий Зубр отвечал, что очень хочет. "Ну так пойдем же, давай пойдем", - горячо предлагала Лэй. Поначалу ему нравились подобные разговоры, и он не без интереса выслушивал эти предложения, но потом упорно стал отмалчиваться. Такая перемена в нем произошла, когда остальные его жены наотрез отказались последовать за ним в "Страну белых карликов", а здешние мужчины запретили ему заставлять их идти туда.
   У людей Племени волка был обычай, который они неукоснительно соблюдали, который, по сути, являлся их любимым религиозным праздником. В каждое полнолуние они собирались на небольшой поляне в лесу. На краю ее стояло невысокое дерево с обломанной верхушкой и очищенным от ветвей стволом. Ствол венчал череп волка. Можно сказать, что это был один из первых в истории язычества идолов. Люди становились перед ним на четвереньки и усердно выли на луну, подражая волкам. Потом самые искусные плясуны в ритуальном танце изображали охоту на волка. Своими выразительными телодвижениями они так зажигали остальных, что через некоторое время все бросались в пляску. Теперь она больше походила не на специальный танец, а на обычные кривляния и тряску, доставлявшие, однако, необычайное удовольствие исполнителям.
   Однажды во время такой пляски Лежащий Зубр оказался к идолу так близко, как никогда раньше, и увидел, что на сучках ствола, оставшихся от обломанных веток, висит что-то. В достаточно ярком свете луны сумел разглядеть, что это амулеты на тесемочках. После танца из любопытства спросил, чьи фетиши висят на идоле, и узнал, что они принадлежали убитым и съеденным неандертальцам и как боевые трофеи составляют предмет большой гордости племени.
   Лежащего Зубра вдруг поразила мысль: "А вдруг он там есть...Тогда все будет ясно". Неандерталец чуть даже не бросился к идолу, чтобы начать перебирать и рассматривать амулеты, но вовремя остановился, вспомнив, что к нему имеют право прикасаться лишь два человека - Мать племени и главный охотник, вспомнил, как однажды одного мальчика сразу убили только за то, что он, слишком увлекшись пляской, случайно коснулся идола.
   Лежащий Зубр пришел сюда на другой же день после охоты, когда здесь никого не было. Солнце опустилось уже за верхушки деревьев, но здесь, на поляне, еще было светло как днем.
   Он быстро с волнением стал перебирать, рассматривая, висевшие на сучках идола амулеты. Тотемический символ всех их был - клык кабана: опытный охотник без труда узнал его. Значит, тотем племени, жившего в этих местах до прихода кроманьонцев, был кабан и называлось оно Племенем кабана. Лежащий Зубр рассматривал фетиши на тесемочках, а сам думал, разумно ли было надеяться найти здесь ответ на столь волнующий его вопрос, причем вопрос, непосредственно связанный с целью его путешествия сюда, в этот далекий край.
   Он снимал амулеты то с одного, то с другого сучка. Но нет, все одинаковые - клыки кабана. Да, конечно, он ошибся. И правда, вероятность найти то, что он надеялся сейчас увидеть здесь, слишком ничтожна. Впрочем, отсутствие этого может вполне свидетельствовать об изначальной бесполезности далекого путешествия сюда, подумал сообразительный Лежащий Зубр. А значит, он все же не зря пришел сейчас к идолу, потому что ему хотелось знать, правильным ли было решение отправляться к Большой воде.
   Вот он опять рассматривает на своей широкой заскорузлой ладони еще несколько клыков. И вдруг внутренне вздрогнул и затаил дыхание, увидев среди них явно не кабаний клык. Да это же клык горного барса! Ну конечно же! С замершей душою стал внимательней рассматривать. Да это же он! Да, да, это он! Ну конечно же, это тот амулет, как ни трудно в это поверить! Усомниться не дает тесемочка, на которой два узелка. Второй узелок он сделал сам, своими руками, когда тесемочка порвалась и нужно было ее воссоединить.
   Лежащий Зубр повесил остальные снятые амулеты обратно на сучок, а этот решил спрятать и надеть себе на шею, когда будет идти в родной край. А пойдет туда, наверное, скоро: теперь, когда ему открылось то, ради чего совершил путешествие, осталось меньше причин, удерживающих его здесь. Конечно, не хочется расставаться с красивым гаремом, но так тянет на Родину. В конце концов, какое-то время можно будет пожить и с одной женой. Да и Лэй тоже хороша. Пусть и не так, как его другие жены. Зато она согласна идти с ним. Даже сама уговаривает идти. А там, в его племени, она будет всех красивее. Да, надо идти. А когда еще лучше идти, как не сейчас, когда началось лето: можно успеть прийти в Племя горного барса до осени. Да и Лэй не обременена теперь ни беременностью, ни ребенком. Конечно, жаль, что тот прожил лишь несколько дней. Зато без него идти будет легче.
   Уже через день Лежащий Зубр и Лэй покинули Племя волка и отправились в путь. Неандерталец оставил здесь трех женщин, которые ждали от него ребенка. В положенное время они разрешились от бремени, явив на свет трех крепышей. Те оказались более жизнеспособными, чем чисто-кроманьонские дети, поэтому двое из них сумели дожить до того счастливого момента, когда после успешного прохождения положенного испытания главный охотник вручил им настоящее, не учебное, а боевое оружие, что означало, что они приняты в охотники и воины.
   Заметим, что если бы успел, то непременно завел бы Лежащий Зубр в родном племени еще жену, кроме Большелобой и, возможно, не одну, так как очень понравилось ему жить в многоженстве. Полтора года он прожил в родном племени с нею и не собирался отказываться от этого намерения, однако исполнение его решил на некоторое время отложить, ибо видел, как тяжело привыкает она к жизни в чужом племени и не хотел причинять ей лишних переживаний.
  
  10
  
   Но вернемся к тому времени, когда Лэй уже счастливо жила в замужестве с нашим могучим юным героем. Правда, счастью их суждено было омрачиться. И виной тому, как мы знаем, было неожиданное появление Лежащего Зубра. Читатель помнит какое впечатление произвело это появление на Ловчее Рыси, Большелобую и их соплеменников. Решив не охотиться больше в Еловой долине, они надеялись уберечь себя от новых встреч с ним. Но он явно старался подобраться ближе к сородичам. Собирательницы не раз замечали поблизости от мест, где занимались своим делом, чьи-то большие следы. Женщины спешили сообщить об этом тому, кто их охранял, а охранял собирательниц обычно кто-нибудь один из охотников. Он безошибочно определял, что следы принадлежат Лежащему Зубру.
   Собирательниц стали охранять трое воинов. Когда большинство мужчин находились на охоте, становище теперь тоже охраняли три воина, хотя до этого караул около пещеры нес лишь один. Уменьшение почти на четверть численности тех, кто добывал мясо, заметно ухудшило снабжение племени главным видом пищи.
   Раньше часто бывало, что увлеченные своим делом женщины и девочки, невольно удалялись в сторону от группы собирательниц. От страха перед бродящим поблизости выходцем с того света такое случалось уже очень редко. Однако все же случалось. Однажды две женщины, звали их - Выхухоль и Зяблик, напали на обильную россыпь съедобных корнеплодов. Отправляя одни себе в рот, другие - в корзину, они не заметили, как отбились от остальных. Вдруг Зяблик замерла, не донеся корешок до рта, и уставилась округлившимися от ужаса глазами на заросли подлеска. Выхухоль, заметив ее испуг, повернула голову назад. Лес в ближайших окрестностях пещеры, как говорилось выше, рос преимущественно хвойный. Все же местами он был и широколиственный. Именно в таком месте и находились сейчас Зяблик и Выхухоль. На ветвях уже почти не осталось листьев, но кусты и деревца росли так густо, что за ними еще можно было надежно скрываться, а уж для охотников это вообще не составляло труда. Но тот, кто следил сейчас из укрытия за женщинами, уже начал приближаться к ним. Поэтому они различили в зарослях смутные очертания крупной человеческой фигуры. В одно мгновение женщины сообразили кто это. В следующий миг они огляделись в надежде увидеть соплеменниц и охрану, но увидели вокруг только деревья и кусты. Собирательницы пришли в такой ужас, что, оставив свои корзины с собранными дарами осени, с диким воплем бросились вглубь чащи, туда, где, по их предположению, должны были находиться сородичи. Обе оглянулись и к еще большему своему ужасу увидели между стволами деревьев, и правда, бегущего за ними Лежащего Зубра. Женщины помчались так, что даже землю перестали ощущать под ногами. Выбрали направление для бегства они неверно. Вскоре поняли это, когда боковым зрением заметили меж стволами сосен сородичей. Вновь оглянулись. К огромному своему облегчению никакой погони не увидели. К ним на выручку уже спешили охранники. Если бы напали хищники или люди чужого племени, они бы смело приняли бой, но, узнав, что женщины только что сейчас видели выходца с того света, который к тому же гнался за ними, мужчины повернулись и бросились прочь отсюда.
   Группа собирательниц, увидев проносящихся мимо них с гримасами ужаса охранников, и услышав от мчавшихся за ними Выхухоли и Зяблика: "Лежащий Зубр! Спасайтесь!", тоже в дикой панике, побросав свои корзины, устремились все к пещере, надеясь в родных стенах найти защиту. Становище было близко. Пологий, почти горизонтальный склон, где занимались сбором, быстро остался позади, и они едва ли не также стремительно побежали по крутому подъему.
   На площадке перед пещерой находились женщины, занимающиеся выделкой кож. На мягкой подстилке из двух медвежьих шкур возлежала Большелобая и строгим взглядом начальника наблюдала за работающими. Трое охранников сидели на камнях у входа в пещеру рядом с двумя стариками. У их ног лежали копья, дротики, палицы. Сидели молча, потому что говорить уже не знали о чем. Здесь же резвилась голая длинноволосая младшая детвора. Девочки более старшего возраста находились сейчас в числе собирательниц. Мальчишки, заготавливавшие хворост, уже принесли его и сидели около костра, у которого с двумя юными помощниками хлопотал Дятел. Услышав доносящийся из леса шум, все насторожились и подошли к краю площадки. Вскоре из сосняка выбежали трое мужчин, а за ними большая гурьба женщин и девочек. Лица у них были перекошены от ужаса. Бегущие продолжали подъем с поразительной быстротой. До края площадки им предстояло преодолеть по голому склону шагов сто. Они уже так сильно запыхались, что не сразу смогли ответить на встревоженные вопрошающие возгласы сверху. Но вот послышались испуганные, прерывистые, задыхающиеся голоса:
   - Лежащий Зубр! Лежащий Зубр!
   Находящиеся на площадке сразу поддались общей панике. Они бросились спасаться в пещеру. За ними скрылись в ней и те, что прибежали из леса. Многие попрятались в дальних закоулках пещеры. Лишь Большелобая и еще три наиболее смелые женщины не стали углубляться в нее далеко. Они укрылись за большими камнями, которые использовались в качестве сидений и поэтому были покрыты шкурами. Затаив дыхание, со страхом выглядывали из-за них. Перед ними сиял дневным светом большой, в виде щели выход из пещеры. Глаза были устремлены к каменистому краю площадки, за которым виднелись верхушки сосен. В немом ужасе женщины ожидали, что вот-вот над ним появится голова поднимающегося сюда по склону Лежащего Зубра.
   Минут через пять вдруг услышали над собой сзади приглушенные мужские голоса:
   - Нет, кажется, не придет...
   - Да, если б хотел, уже был бы здесь.
   Женщины обернулись и увидели шестерых охотников. Те устыдились своей трусости и подошли сюда. Приблизились так тихо, как это могут делать охотники. Поэтому женщины не услышали. Они принялись стыдить их за трусость. Особенно бранила Большелобая. Те, чувствуя, свою вину и немалое почтение к человеку, являвшемуся, по сути, предводителем племени, даже несколько побаиваясь его, отмалчивались. Наконец один не выдержал и вспылил:
   - Большелобая сама трусиха! Почему Большелобая не пойдет к Лежащему Зубру? Лежащему Зубру нужна Большелобая. Лежащему Зубру другие не нужны. Пусть Большелобая пойдет к Лежащему Зубру! Большелобая должна спасти всех.
   Его дружно поддержали и остальные охранники, и женщины, которые находились рядом.
  
  
   В начале второй половины дня с хорошей добычей вернулись из леса охотники. Они сразу почувствовали, что случилось что-то плохое. Уже странным показалось то, что так рано возвратились в становище собирательницы. У находящихся перед пещерой был явно встревоженный и озабоченный вид. Особенно удивило и насторожило то, что принесенная добыча не произвела на большинство из них обычного впечатления: радостно подпрыгивали, кричали и приплясывали в основном только дети.
   Более всех из пришедших был встревожен Ловчее Рыси - только его не встретила жена. Может, она в пещере? Она слышала шум: конечно, поняла, что вернулись охотники и сейчас выйдет. Но тут он услышал, что говорят сородичи пришедшим охотникам. Те сообщили о нападении Лежащего Зубра. Описывали свое ужасное впечатление они очень эмоционально, и кое-что преувеличивая.
   Ловчее Рыси смотрел на выход из пещеры. Оттуда вышли четыре женщины. Большелобой не было среди них. Непонимающе, растерянно он стал смотреть по сторонам. Ему показалось, что многие глядят на него как-то особенно, - словно встревоженно-сочувственно и так, будто что-то хотят сказать ему, но не решаются.
   И тут к Ловчее Рыси подошла Рыжая Белка. Торжествующе-ехидным голосом она сказала:
   - А Большелобая ушла. Большелобая ушла к Лежащему Зубру.
   - Как ушла...? Большелобая... к Лежащему Зубру? - невольно переспросил молодой охотник, хотя вполне понял смысл сказанного бывшей женой.
   - Да, ушла! - с еще более ехидным и торжествующим видом подтвердила Рыжая Белка и махнула рукой в сторону тропы, ведущей от площадки перед пещерой к лесу.
   Белый свет померк в глазах Ловчее Рыси, несмотря на то, что солнце ярко освещало открывавшиеся отсюда, с высоты горного склона, лесные просторы, где всхолмленные, где загораживаемые от взгляда небольшими горами. Еще несколько минут назад этот живописный вид веселил взор. Сейчас он вдруг сделался мрачным, словно солнце спряталось за тучи.
   Теперь наш герой не боялся Лежащего Зубра, ни живого, ни мертвого. Через несколько секунд он уже спускался по склону к лесу.
   Там, где тропа начинала углубляться в лес, пришлось перейти на шаг, потому что нужно было найти свежие следы Большелобой. Широкая тропа спускалась к реке, протекавшей близко от подножия склона, отсюда не видной за деревьями. На всем протяжении тропы от нее вправо и влево ответвлялось вглубь леса много тропинок. По какой из них пошла Большелобая? Ловчее Рыси стал ходить, озадаченно всматриваясь в следы. Время от времени присаживался на корточки или становился на четвереньки, чтобы принюхаться к некоторым следам. Задача была не столь уж сложной для первобытного охотника, но могла потребовать не мало времени, так как приходилось "читать" слишком много следов.
   Подошел Белый Ястреб. Лежащий Зубр понял, что он опять хочет помочь ему, разделить с ним опасность. Наш герой снова почувствовал большую благодарность другу. Помощь особо одаренного следопыта, отличного воина сейчас ему очень была нужна.
   Уже через две-три минуты Белый Ястреб безошибочно отыскал свежие следы Большелобой. Оба охотника быстро пошли туда, куда они вели. Довольно скоро друзья увидели между стволами сосен идущую им навстречу Большелобую. Ловчее Рыси бросился к ней.
   И вот он и она стояли и смотрели друг на друга. Лицо женщины было очень бледное. Большие серые глаза смотрели испуганно, виновато и вместе с тем удивленно.
   - Почему Ловчее Рыси глаза вытаращил? Ловчее Рыси не должен сердиться, - сказала она.
   - Большелобая ушла к Лежащему Зубру! - взревел разъяренный муж. - Почему?!
   - Люди племени очень просили. "Спаси, спаси всех!" - говорили.
   - Где Лежащий Зубр? - спросил подошедший Белый Ястреб.
   - Это не Лежащий Зубр, - усмехнулась и пренебрежительно махнула рукой Большелобая. - Чужак какой-то. Совсем не похож на Лежащего Зубра. Вблизи не похож. Издали очень похож. Очень.
   - Где чужак?! - в один голос взревели оба воина.
   - Там, - Большелобая указала рукой туда, откуда только что шла.
   Ловчее Рыси и Белый Ястреб бросились в ту сторону. Вскоре, однако, сбавили темп, чтобы не сбиться со следа Большелобой.
   Через некоторое время выбежали на небольшую полянку. Здесь ее след обрывался, точнее, поворачивал обратно. Ловчее Рыси остановился и стал кидать на траву растерянные, ищущие взгляды. Белый Ястреб тоже вначале остановился, потом пошел дальше и почти сразу нашел другой свежий след. Он принадлежал крупному мужчине, шел из глубины леса на эту полянку, но на ней тоже поворачивал и вел в обратную сторону. Воины побежали дальше.
   Следы привели к реке. Ловчее Рыси и Белый Ястреб остановились на берегу. Чтобы продолжить погоню, нужно было переплыть в ледяной воде на другой берег. Им этого очень не хотелось. Ситуация заставила неандертальцев задуматься. Частые общения с умной женой, как говорилось выше, пошли на пользу нашему герою. Стоит ли лезть в холодную воду, подумал он, потом гнаться за чужаком, когда его все равно не догнать уже? Ведь они устали на охоте, а он наверняка полон сил, ибо не охотился сегодня, а прятался в зарослях поблизости от собирательниц. Нет, лучше отдохнуть, а завтра отправиться на поиски чужака: вряд ли тот уйдет далеко, ведь ясно, что его цель - похищение женщины. Друзья решили возвращаться к пещере.
   Когда они вернулись, то увидели, что состояние соплеменников, как и следовало ожидать, совершенно изменилось: фантом Лежащего Зубра их больше не страшил. Вид у всех был радостный. Они с нетерпением ожидали, когда поджарится мясо. Костер теперь полыхал огромным пламенем, так как в него подбросили много хвороста.
   Настроение нашего героя, конечно, тоже совсем стало иное. Мир для него окрасился в радужные краски. Но вдруг все вокруг снова померкло. Опять острая непереносимая боль, слепая ярость неукротимого безумия охватили его. Глаза дико округлились, ноздри стали широко раздуваться, как у готовящегося к прыжку хищника. Частое взволнованное дыхание вздымало могучую грудь. Он взревел и, сжав кулаки, подскочил к Большелобой.
   Она невольно отшатнулась, лицо ее побледнело, глаза испуганно-удивленно расширились.
   - А теперь что? Почему Ловчее Рыси опять сердится? - спросила она.
   - Там...! Там...! - Ловчее Рыси махнул рукой туда, откуда только что пришел, - Там чужак ходил. Ходил, потому что женщину хотел. Прятался. Хотел женщину похитить. Большелобая сама пришла. Большелобая прямо перед чужаком стоит! Неужели Большелобая не понравилась? Неужели не обнял и не взял Большелобую?!
   - Ах, вот оно что, - рассмеялась Большелобая. - То какого-нибудь пустяка понять не может. Никак не вдолбишь. По стольку раз объяснять приходится. А как жену ревновать, так сразу все понял... Да неправильно понял. Опять втолковывать придется. Пусть Ловчее Рыси идет за Большелобой. Большелобая все покажет.
   Она повела его за собой в лес.
   - А, попалась лисья морда.
   - Обмануть думала? Нет, не вышло.
   - Сейчас получит. И по заслугам.
   - Чужачка с чужаком снюхалась.
   - Да, как сука с кабелем.
   - Сейчас прибьет ее.
   - Вот бы насмерть.
   - Хорошо бы - Большелобая плохая.
   - Да, очень плохая, - стали говорить женщины, когда главная женщина племени удалилась настолько, что не могла их слышать.
   Большелобая привела мужа на полянку, где следы чужака поворачивали обратно. Она остановила Ловчее Рыси на том месте, где поворачивали обратно ее следы.
   - Вот, вот, - пусть Ловчее Рыси смотрит. Где Большелобой следы? Где? Вот.... А где чужака следы? Пусть Ловчее Рыси ищет. Где?
   Молодой охотник пошел дальше, всматриваясь в траву, но тут же остановился. Зачем искать? Разве недавно он и Белый Ястреб не нашли следы чужака? Они вон там, в том конце поляны, а следы Большелобой здесь. Между ними, наверное, столько шагов, сколько всего пальцев на руках и ногах, а может, и больше. Разве это Ловчее Рыси не видел тогда?
   Он повернул к Большелобой лицо, которое расплылось в счастливой, ласковой улыбке. В следующее мгновение женщина уже была в его мощных страстных объятиях.
   Когда они возвращались в становище, молодой охотник вдруг остановился, пораженный неожиданной мыслью.
   - А почему..., почему чужак...! - воскликнул он.
   - Ну что еще?! - оборвала его Большелобая, думая, что муж снова поддался вспышке ревности.
   - Чужак хотел взять женщину. Увидел женщину. Не взял - повернул обратно. Пошел обратно. Почему?
   - Не пошел, а побежал, как будто не женщину увидел, а медведя!
   - Почему?!
   - Не знаю, - недоумевающе пожала плечами Большелобая.
   К немалому удивлению всех сородичей и огромному огорчению некоторых женщин они возвратились в становище, держась за руки, оба счастливо улыбаясь.
   Добытый сегодня охотниками олень уже давно поджарился и его вытащили из костра. Как ни велико было желание всех приступить к поеданию опьяняюще-аппетитно пахнущей туши, никто не смел отщипнуть или откусить от нее и маленького кусочка, пока не вернулись вожак и главная женщина племени: люди были приучены еще прежними деспотичными вождями строго соблюдать подобные правила.
  Поэтому возвращение ловчее Рыси и Большелобой, означавшее скорое начало дележа добычи, сородичи встретили с ликованием, даже те женщины, которых не мало огорчило то, что чужеземка так и не пострадала в результате ссоры с мужем.
   Уже когда все жадно поглощали каждый свою порцию, вожак вдруг перестал есть и удивленно-озадаченно воскликнул:
   - Следы, как у Лежащего Зубра пахнут! У чужака! Почему?!
   Многие тоже перестали есть. Удивленно и несколько испуганно они посмотрели на издавшего неожиданный возглас, затем стали переводить изумленно-вопрошающие взгляды то на Синеокого, то на Чудного, то на Большелобую. Однако эта приостановка трапезы продолжалась недолго, едва ли полминуты. Даже такая таинственная загадка, на которую обратил внимание сородичей наш герой, не могла больше отвлечь их от очень вкусной пищи. Челюсти заработали с прежней интенсивностью. Люди сейчас же забыли о поразивших их словах Ловчее Рыси.
   На следующий день мужчины пошли искать чужака. Они отправились на поиски, как на охоту. И для них действительно это была самая настоящая охота, потому что первобытные люди всех неродственных иноплеменников, а порой и родственных, считали потенциальной добычей. Мужчины Племени горного барса тоже теперь думали о чужаке, который нагнал на них столько страха, как о возможной, причем весьма желанной добыче. Они сегодня и не помышляли о другой.
   Охотничья удача им сопутствовала: чужака нашли быстро. Пришли по его следам к реке. Переправились через нее. Опять нашли следы чужака и двинулись по ним далее. Пробрались через прибрежный очень густой лесочек. Потом обогнули небольшую гору и сразу увидели его. Вооруженный копьем и дротиком, он шел прямо им навстречу.
   Увидев их, незнакомец остановился как вкопанный. Расстояния между ними было шагов триста. Стоял он два-три мгновения. Затем повернулся и бросился бежать со всех ног. Охотники Племени горного барса устремились всей гурьбою в погоню. Вскоре вперед вырвались те из них, кто обладал заметно менее массивным телосложением, чем остальные. Расстояние между ними и убегающим стало быстро сокращаться - имеющий мощную мускулатуру, он явно уступал им в скорости и выносливости. Отставшие охотники закричали своим быстроногим соплеменникам, чтобы они не убивали чужака, а только легко ранили и постарались взять живым. Те и сами понимали, что, конечно же, лучше вести незнакомца в становище, чем нести тяжелое тело.
   Видя, что не сможет убежать, чужак остановился, должно быть, собираясь принять бой, чтобы подороже продать свою жизнь, раз нет возможности спастись. Он метнул дротик и чуть не попал в одного из преследователей - тот еле-еле увернулся и даже упал. Чужак взял копье на перевес. И тут произошло совершенно неожиданное. Первые преследователи, которые были от него уже в шагах пятидесяти, вдруг остановились и что-то крикнули ему, после чего тот опустил конец копья с наконечником в траву. Те, кто остановился, пошли к нему. При этом и они, и он перебрасывались словами, будто знакомые. Чужак подпрыгнул на месте и стал приплясывать, как это делают люди, когда очень обрадовались.
   Через несколько мгновений и Ловчее Рыси, который был уже от незнакомца на достаточном расстоянии, чтобы разглядеть его лицо, понял чему тот радуется, как понял и то, почему его следы имеют запах Лежащего Зубра. Он отнюдь не был незнакомцем и чужаком. "Это же Большой Бык! - узнал его Ловчее Рыси и остановился от удивления. - Нет, не может быть! Но ведь это же Большой Бык! Ну да, конечно, это Большой Бык! Значит жив! Так вот почему следы так пахли. И правда ведь, Большой Бык как брат пахнет. Многие братья пахнут похоже".
   Окружившие Большого Быка соплеменники выражали сильнейшее удивление и проявляли большую радость. Еще сильнее был удивлен Большой Бык. И не только удивлен, но и чрезвычайно обрадован. И было чему радоваться. Пять лет назад сородичи изгнали его из племени, что в те времена у людей было самым страшным наказанием после смертной казни, потому что, оказавшись один на один с беспощадной враждебной природой, большинство, а многие довольно скоро, неминуемо погибали, хотя слабых людей тогда не было. Правда, случалось, что кто-то проживал одиноко не один год в изгнании. Конечно, это были особенно сильные люди. Уже одно имя, какое носил Большой Бык, говорило о том, что он имел огромную силу. Только она и помогла ему выживать долго в тех условиях, в которые попал, а попал, надобно заметить, исключительно по своей вине. Удивлен и обрадован Большой Бык был сейчас потому, что узнал, что, оказывается, сородичи уже давно его простили. Радость его сменилась досадой, горьким сожалением: о если бы он знал, что прощен! Как бы поспешил он тогда в родное племя!
   Автор предвидит недоумение читателя. Действительно, как же так, все знали о существовании изгнанного брата Лежащего Зубра, и никому не могло прийти в голову, что бродящий поблизости таинственный неизвестный, разительно похожий на Лежащего Зубра, и есть его брат? Однако в том-то и дело, что внешне они не были похожи, разве что издали. Но именно издали его и видели в последние дни соплеменники. В то же время помнили об отсутствии сходства между Большим Быком и Лежащим Зубром. А то, что братья похожи друг на друга издали, этого, пока те жили вдвоем в племени, никто не замечал, ибо люди всегда замечают чье-то сходство только с достаточно близкого расстояния, а похож ли кто-то на кого-то издали, на это никогда не обращают внимания. И все же не догадались соплеменники, что неизвестный - брат Лежащего Зубра не поэтому. А потому, что все были уверены, что он погиб. Они даже не могли предположить, что тот жив. Но почему? Что такой сильный охотник, как Большой Бык оказался способен прожить пять лет вне родного племени, еще можно было предположить, тем более, что часть этого времени он мог провести в каком-нибудь приютившем его другом племени (что, правда, выглядело маловероятным, учитывая особое отношение к иноплеменникам, о котором говорилось выше). Но главным образом никто не сомневался, что его давно нет в живых потому, что о гибели брата им сообщил Лежащий Зубр, когда возвратился из своего дальнего странствия, а почему сообщил, об этом читатель скоро узнает.
   Но за что же Большой Бык был подвергнут столь суровому наказанию? За эту провинность почти во все времена и почти у всех народов существовала жестокая кара. Название этой провинности, а часто ее называли преступлением, было "прелюбодеяние". Мы знаем, что в Племени горного барса между мужчинами происходила жесточайшая борьба за женщин. Подобно своему брату Большой Бык не любил лишний раз подвергать себя смертельному риску и, когда была возможность, всегда старался избежать его, хотя трусом тоже не был. Выше говорилось, что исход поединков за право обладать женщиной был весьма непредсказуем, что нередко в этих схватках даже посредственный боец одолевал очень сильного. Большой Бык знал это, знал и то, что часто эти поединки кончались гибелью одного из противников. Большой Бык был хитер, а умен не меньше своего брата. Он быстро сообразил, что можно с гораздо меньшим риском для жизни обрести столь желанное счастье. Большой Бык вполне использовал свою неотразимость, а был он высок (конечно, по понятиям неандертальцев), весьма недурен лицом (опять же по мнению сородичей). Многим женщинам он нравился, иным даже очень. Единственным серьезным препятствием для осуществления любовных желаний была свирепая ревность мужей. Большой Бык был не первый, кто смекнул, что не только разящее оружие может быть верным средством устранения этого препятствия, но и обман. Он умел придумывать способы, позволяющие уединяться в зарослях леса с чужими женщинами тайно от их мужей. Таким образом он получил возможность наслаждаться счастьем обладания многими женщинами. Но, как известно, любое тайное когда-нибудь становится явным. Большой Бык был изобличен в одном случае прелюбодеяния. Ему пришлось скрестить палицы с оскорбленным мужем. Несмотря на безумную ярость его и немалую силу, Большой Бык победил. Тот вынужден был спасаться бегством. Большой Бык не стал преследовать побежденного, - согласно обычаю, в таких случаях это не делалось, - но объявил женой женщину, из-за которой вышел спор, потому что была она весьма хороша собой и после победы фактически уже принадлежала ему.
  Первобытный ловелас решил покончить со своим холостяцким житьем, однако отнюдь не собирался расставаться со столь полюбившимися ему тайными развлечениями с чужими женами. Но его намерениям, по крайней мере, здесь, не суждено было сбыться. Потому что даже в те далекие времена прелюбодеяния не были приняты обществом. Поначалу случившееся всем показалось вполне соответствующим древним законам племени. В самом деле, разве Большой Бык не победил Бобра? Победил. Значит, Белая Лебедь - его, как и должно быть. Но почему-то у многих было ощущение, что произошло что-то необычное. Да, Большой Бык победил, но он не вызывал открыто Бобра на поединок за Белую Лебедь, а просто отбивался от него после того, как прятался с его женой в кустах, что заметила одна из собирательниц, которая, конечно, поспешила сообщить об увиденном обманутому мужу. Что-то в поступке Большого Быка и Белой Лебеди было неправильным, даже, как будто, предательским. Многие с тревогой подумали о том, а не уединяется ли и его жена подобно Белой Лебеди с Большим Быком? Кому-то показалось, что его женщина, отрицательно отвечая на такой вопрос, пришла в подозрительное смущение. Правда, это еще был не повод хвататься за дубину. Требовались доказательства неверности, а их не было. Особенно ревнивый муж Коршун воскликнул:
   - За такое изгонять надо!
   Послышался одобрительный ропот среди мужчин. Очень поддержал это мнение Бобер, но его голос в данной ситуации слишком мало значил, потому что он был побежден и позорно держался на некотором расстоянии от площадки перед пещерой, где с торжествующим видом расхаживал победитель.
   Так и продолжал бы Большой Бык радоваться победе, ели бы не сказал своего веского слова Зоркий Скол, тогдашний вождь племени. Он вдруг сообразил, что представился очень удобный случай избавиться от возможного сильнейшего соперника в борьбе за власть. Вожак указал пальцем на Большого Быка и рявкнул:
   - Изгнать навсегда!
   Все мужчины бросились подбирать камни. Таков был принятый издревле способ изгнания: приговоренный к нему должен был покинуть племя под угрозой каменованья. Но люди не подчинились бы вожаку, если б в душе не были готовы к исполнению этого приказа: поступок соплеменника у многих вызвал возмущение.
   Все же, согласно обычаю, изгнаннику дали проститься с матерью, сестрами и братом, то есть, Лежащим Зубром, который был тогда подростком. Большой Бык сказал ему, что собирается идти к тому месту, где Большая река впадает в Большую воду, где, как было известно, тоже живут люди. Он надеялся, что его примут в чужое племя. Правда, велика была вероятность, что его не примут, а съедят с неплохим аппетитом. Тем не менее Большой Бык надеялся, что ему повезет.
   Уже вскоре после изгнания брата Лежащий Зубр стал упрашивать сородичей простить его. Однако об этом и слышать не хотели. Со временем люди смягчились, многие уже были не против возвращения Большого Быка. Лежащий Зубр желал идти искать его. Но вожак не разрешал. Однако года через три, когда Медведь и Лежащий Зубр повзрослели и превратились в мощнейших богатырей, он уже сам предложил последнему отправиться на поиски, потому что понял, что если тот уйдет, то у него только один останется опасный соперник в борьбе за власть. Что Лежащий Зубр может, возвратившись, привести с собой еще третьего опасного конкурента, его не беспокоило: он не сомневался, что Большого Быка уже давно нет в живых, а Лежащий Зубр сгинет в столь дальнем путешествии.
   Как мы знаем, тот сумел добраться до моря и разыскать стоянку людей. Но это оказались совсем другие люди, не те, которых он ожидал здесь найти, - кроманьонцы. Мы помним, что это вызвало большое разочарование у Лежащего Зубра, даже заставило принять решение возвращаться. Он знал, как мала вероятность того, что Большого Быка не убили чужаки-неандертальцы. Надежды же на то, что его оставили в живых кроманьонцы, которые люто ненавидят неандертальцев, вообще не было никакой. Лежащий Зубр счел, что не имеет даже смысла с большой опасностью для себя подкрадываться к стойбищу, чтобы воочию удостовериться в отсутствии там его брата. Конечно, он предположил, что тот, узнав, что здесь живут кроманьонцы, постарался избежать с ними встречи. Возможно, это ему удалось. Дальнейшее время он мог жить только один, так как, конечно, не решился отправиться искать других неандертальцев, поскольку люди Клана горного барса имели слишком смутное представление о том, где живут другие племена: знали только, что очень-очень далеко. Более-менее конкретно знали лишь о местонахождении людей, живших у Большой Воды. Но оказалось, что они не принадлежат к их расе. Теперь-то Лежащий Зубр знал, что невозможно прожить одному три года. Велика также была вероятность и того, что его брат вообще не дошел до Большой Воды: Лежащий Зубр помнил, что пока шел сюда, то пять раз был на волосок от гибели, сражаясь с хищниками. Поэтому он счел, что нет смысла продолжать искать брата и нужно возвращаться к сородичам.
   Но, как мы помним, события развивались помимо его воли. Он попал в племя кроманьонцев и даже некоторое время счастливо жил в нем. Вдруг он узнает, что, оказывается, в тех местах, и правда, жили неандертальцы, что они были жестоко истреблены пришлыми кроманьонцами. Добрые чувства его к Племени волка подверглись серьезному испытанию. Он мучился вопросом, был ли Большой Бык съеден завоевателями вместе с приютившими его неандертальцами, или последние поступили с ним таким же образом, каким потом поступили с ними самими кроманьонцы. Но вот сомнения отпали: Лежащий Зубр находит амулет брата, вернее свой, потому сразу и узнал его. Этот фетиш достался ему от отца, а тому от предков. По представлениям людей Племени горного барса, чем амулет был древнее, тем был ценнее. Большой Бык мечтал о таком. У него был новый, и он завидовал обладателю ценного фетиша. Поэтому, когда отец погиб на охоте и уже не мог вмешаться в спор между сыновьями, Большой Бык на правах старшего брата обменялся с младшим амулетами. Когда в капище Племени волка Лежащий Зубр увидел этот фетиш, ничего другого он не мог подумать, кроме того, что брат его был принят к себе коренными жителями и погиб с ними в борьбе с завоевателями-кроманьонцами. Он не мог знать, что произошло с ним на самом деле. В действительности же было вот что. Неандертальцы Племени кабана, едва-едва удержались от соблазна съесть Большого Быка. Его спасло только то, что назревала скорая война - в угрожающей близости от их стойбища поселилось племя кроманьонцев - и нужно было больше воинов, а Большой Бык, по меньшей мере, стоил двоих.
  Поэтому он был не съеден, а принят в племя. По законам Клана кабана чужак мог быть принят в него, только став братом кого-нибудь из людей этого племени. Сделать это было не трудно: нужно было лишь при соблюдении некоторых несложных ритуалов обменяться с кем-нибудь из них амулетами. Благодаря простейшему обряду Большой Бык сделался соплеменником коренных жителей. Но сражаясь с ними против пришлых кроманьонцев, он не погиб, а погиб его названый брат, который носил его амулет. С небольшой уцелевшей частью племени северный изгнанник ушел в другие места.
   Поначалу отношения Большого Быка со своими новыми сородичами складывались неплохо, пока он не вернулся к столь полюбившемуся ему прелюбодейскому образу жизни. За это снова был изгнан. Правда, теперь ему повезло больше, чем в первый раз: его не бросил в беде преданный друг Аб. Он ушел из племени вместе с ним. Им удалось увести с собой двух женщин. Одна стала женой Аба, другая - Большого Быка. Они нашли подходящую пещеру и поселились в ней.
   Все то время, какое они жили вместе, Большой Бык не позволял себе прелюбодействовать: супружеское ложе Аба для него было неприкосновенным. И не потому, что он был так верен дружбе - просто хорошо помнил, как тяжело жить одному и понимал, что необходимо сохранить мирные отношения в группе, которую окружает жестокая враждебная природа, где и вчетвером-то выжить было очень нелегко.
   Мужчины охотились по очереди. Пока один добывал пищу, другой охранял женщин от хищников. Большой Бык имел богатый опыт охоты в одиночку, к тому же был значительно сильнее Аба. Последний добывал мяса гораздо меньше, вдобавок два раза едва не погиб. Поэтому скоро мужчины пришли к мнению, что надо охотиться вдвоем, решив, что пусть другая часть группы подвергается большей опасности, но не станет меньше добытчиков пищи. В отсутствие мужчин женщины держались поближе к деревьям, на которые легко было залезть, если появлялись хищники. Но когда у них значительно увеличились животы по причине беременности, такой способ спасения стал для них весьма проблематичным. Большой Бык и Аб нашли другую пещеру. Затерянная в горах и дебрях южной Европы маленькая группа людей переселилась в нее. Эта пещера, по представлению первобытных людей, менее подходила для проживания в ней: она находилась не поблизости от водопоя и не была обращена выходом своим в южную сторону. Зато имела очень узкий вход. Чтобы быть недосягаемым для хищников обитателям пещеры достаточно было лишь жечь костер перед ее входом. Но уже через несколько дней Большой Бык и Аб, вернувшись с охоты, вдруг обнаружили, что костер угас, а женщины мертвы. На телах их они не нашли никаких следов насильственной смерти. Мужчины так и не поняли отчего умерли жены. А причина была вот в чем. Уходя рано утром на охоту, Большой Бык и Аб, подбросили в догорающий костер побольше хвороста. Через некоторое время огонь сильно разгорелся. Ветер дул прямо в сторону пещеры. Она представляла собой небольшой грот. Он быстро наполнился густым дымом, и спящие угорели.
   Сильно огорченные мужчины вернулись в прежнюю пещеру. Они скоро поняли, что долго не смогут прожить без жен. Особенно был удручен Большой Бык, который знал сколь тяжело длительное воздержание. Они поспешили к Племени кабана, чтобы похитить женщин. Однако не нашли его там, где расстались с ним. Большой Бык и Аб долго искали откочевавшее племя, но не смогли найти: по всей видимости, неандартальцы, опасаясь нападения кроманьонцев, постарались не оставить следов своих передвижений. О том, чтобы подкрасться к Племени волка и похитить его женщин Большой Бык и Аб и не думали: они боялись теперь кроманьонцев как огня. Нет, они намеревались, конечно, похитить женщин из какого-нибудь неандертальского племени. Но из какого? Население Европы в те времена было крайне малочисленным. Обычно племя от племени отделяло огромное расстояние. Мало было преодолеть это расстояние, чтобы добраться до чужого племени, - нужно было еще разыскать его. Аб не знал, как найти других неандертальцев. Зато Большой Бык хорошо знал дорогу к Племени горного барса. Приблизительно за два с половиной месяца друзья добрались до него.
   В те времена обычный способ похищения женщин был прост: нужно было напасть на группу собирательниц, убить охранника или охранников и увести женщин, сколько сможешь. Но подобные действия совершались по отношению к иноплеменникам. Поэтому Большой Бык был против такого способа. Он хотел вообще обойтись без кровопролития. У него был свой план, не лишенный некоторой изобретательности. Он собирался тайно снестись со своими бывшими любовницами и убедить двух уйти с ним и его другом. Он почти был уверен в успехе своего плана, помня, как любили его иные соплеменницы. Из любви к брату Большой Бык отказался от идеи попробовать склонить его присоединиться к нему и Абу, не желая Лежащему Зубру гораздо более тяжелой жизни, чем в племени. Решил также не делать попыток использовать его посредническую помощь в сношениях с бывшими своими любовницами, так как знал, что по законам племени любого, оказавшего какое-либо содействие изгнаннику, ждет смертельная кара.
   Приступив к осуществлению того, ради чего пришли сюда, друзья ранним утром приблизились к реке, протекавшей у подножия поросшего лесом горного склона, ведущего к скале, в которой находилась пещера Племени горного барса. Из этого леса послышались голоса. Друзья едва успели, оставшись незамеченными для приближающихся, укрыться в густых прибрежных зарослях кустарника. Большой Бык знал, что это слышны голоса мужчин, которые всегда, прежде чем отправиться на охоту, приходили сюда на водопой. Если бы Большой Бык и Аб подошли чуть раньше, они бы могли попасться на глаза Ловчее Рыси, который, отправляясь на охоту, приходил на водопой обыкновенно раньше всех. Вскоре на противоположный берег из леса вышла большая группа охотников. Не увидев в ней Лежащего Зубра, Большой Бык сильно приуныл. Он не знал, что тот охотится один. Большой бык помнил, как неукоснительно соблюдался в племени закон, обязывающий всех мужчин охотиться только в одной общей группе охотников, предводительствуемой вожаком. Поэтому ничего другого подумать он не мог, кроме того, что брат погиб, возможно, на охоте или в борьбе за женщину, что случалось часто. Полагал также, что он мог погибнуть и в борьбе за власть, ведь Лежащий Зубр уже в юном возрасте обладал большой быстро возрастающей силой, дававшей основание предположить, что он будет из тех, кто вступит в спор за право стать вожаком.
   Группа охотников ушла, и уже перестали быть слышны их голоса, а Большой Бык все сидел в кустах с сокрушенным видом, схватившись руками за голову. Он продолжал переживать смерть любимого брата. Из этого состояния его вывел Аб, напомнив ему зачем они пришли сюда. Овладев собою, Большой Бык сказал, что желательно уже сейчас переправиться на другой берег. Вскоре должны были прийти собирательницы, которые приходили по утрам на водопой после мужчин, так как начинали свои труды несколько позже охотников. Работали они в основном в лесу по ту сторону реки. Нужно было успеть переправиться незаметно для них.
   Друзья знали, что часто, как говорилось выше, то одна собирательница, то другая отклоняется от группы. Как только отобьется от нее какая-нибудь бывшая любовница Большого Быка, тот выйдет из укрытия и переговорит с нею, если такое возможно будет сделать незаметно для остальных. А до этого надо хорошо скрываться в зарослях.
   Друзья переправились вплавь на другой берег. Здесь Большой Бык задержался на отмели, чтобы попить. Аб, который сделал это, когда плыл, с величайшей осторожностью стал продвигаться далее, не заметив, что товарищ отстал. В это же самое время навстречу ему шел другой человек. Поскольку оба ступали совершенно бесшумно, и их разделял высокий непроглядный кустарник, зеленевший густой листвой среди черных стволов вековых лип, они не слышали и не видели друг друга. Приближающийся со стороны становища человек, когда спускался сюда по склону, мог бы увидеть сверху переправляющихся через реку людей, но не позволили очень густые ветви деревьев. Плыли же Аб и Большой Бык так тихо, что даже острый слух охотника не уловил ни малейшего звука от их передвижения в воде. Подножие склона, по которому теперь он шел, примыкающее к берегу реки, было очень пологим, почти горизонтальным. Сближающиеся люди могли бы учуять запах друг друга, но здесь росло много грибов. Их гораздо более сильный запах заглушал человеческий.
   Реакция у Аба оказалась лучше, чем у того, кто шел ему навстречу. Только перед ним качнулись вдруг ветви зарослей подлеска, и среди листвы обрисовалась фигура человека, он мгновенно, совершенно рефлекторно, воткнул в нее копье. Неизвестный ахнул и рухнул назад, подмяв хрустнувшие под ним кусты. Аб привычным быстрым взглядом осмотрел окровавленный наконечник копья, удивляясь своему на редкость удачному удару. Хотя он был нанесен почти наугад, хрупкое острие наконечника осталось целым. При этом незнакомец был явно поражен насмерть. Он лежал на земле в раздавшихся вокруг него зарослях, конвульсивно содрогаясь и ловя последние вздохи. Из огромной раны его под ребрами обильно выливалась кровь. Кроме того, он не закричал, не застонал, даже не вскрикнул, что было немаловажно для Аба, который старался не выдать своего присутствия на чужой территории. Не сумел издать погибающий эти звуки, потому что получил удар в солнечное сплетение, и дыхание его пресеклось.
   Аб стоял в недоумении и растерянности, не зная радоваться ему или огорчаться: удар действительно получился очень удачным, но он, Аб, совсем не хотел убивать человека, тем более соплеменника друга. Однако в этой ситуации поступить как-либо иначе вряд ли было возможно.
   Через несколько мгновений сюда подскочил взволнованный Большой Бык.
   - Нет! - вдруг вскрикнул он и, бросившись к умирающему, обнял его.
   - Брат! Лежащий Зубр! Брат! - с тяжелым стоном прохрипел он.
   Аб отшатнулся в ужасе, узнав кого убил.
   Лежащий Зубр перестал содрогаться и совершенно замер окоченело.
   - Нет! Проснись! Не спи так, как в могиле спят! - стал трясти его Большой Бык за плечи. Убедившись в полной тщетности своих усилий, он взвыл и схватился руками за свои волосы, рванул их, потом замотал головой, как человек, который не хочет поверить в случившееся. Посидев с минуту оцепенело перед телом брата, он снова посмотрел в его лицо, которое уже побледнело и мертвенно застыло. Потом медленно перевел взгляд вначале на страшную рану, затем на Аба. Не спуская с него дико-гневного взгляда, он поднялся на ноги и, сжав кулаки, начал приближаться к нему. Тот стал пятиться.
   - Аб убил брата Большого Быка! Зачем?! - взревел Большой Бык.
   - Нет, - замотал головой Аб.
   - Как нет?! А это?! - Большой Бык указал рукой на бездыханное тело Лежащего Зубра.
   - Аб не знал, что это брат Большого Быка. Где был Большой Бык? Почему не сказал, что это брат?!
   Большой Бык остановился и разжал кулаки. Он вдруг понял, что товарищ не мог поступить иначе, что в этом есть и его вина.
   Большой Бык опять схватился руками за голову, упал на колени, затем ткнулся лицом в землю. Прошло уже минут пять, а он продолжал все также сидеть ничком, ничего вокруг не замечая.
   Аб понял, что сегодня уж точно никаких попыток вступить в контакт с местными женщинами не будет, что нужно поскорее уносить отсюда ноги, тем более, что они оба позволили себе сейчас недопустимое - говорить громко, а Большой Бык даже вскрикивал, взвывал и громко стонал с диким рычанием, как раненый зверь, здесь, на территории, которая теперь и для него чужая, вражеская. Сообразительный неандерталец Аб понимал также, что у них будет больше шансов безнаказанно скрыться, если женщины, которые вот-вот должны подойти сюда на водопой, не обнаружат никаких признаков совершенного здесь убийства их соплеменника, иначе они сразу пошлют по следам не успевших далеко уйти мужчин легконогих молодых женщин, а те отправят в погоню за чужаками самых хороших бегунов племени. Понимал Аб и то, что, учитывая сильнейшее душевное потрясение друга, все заботы по устранению следов убийства придется взять на себя.
   Он схватил за ноги мертвеца, оттащил его несколько в сторону от водопоя и сбросил в реку. Стал возвращаться и понял, что зря предпринял усилия. Он не ожидал, что следы волочения окровавленного тела будут столь заметны. Когда тащил, не обратил на них внимания, поскольку проделал это очень быстро. А теперь в глаза бросились и широкая полоса примятой травы и пятна крови на ней. Аб испытал досаду, сожалея о попусту потраченных силах.
   Большой Бык уже сидел не ничком, а на коленях, глядя перед собой невидящим горестным взором. Аб подошел к нему, тронул его за плечо, сказал:
   - Надо уходить. Аб уходит. Большой Бык уходит?
   Большой Бык тяжело поднялся на ноги. Понуро и с каким-то покорным видом последовал за товарищем к реке. Они переправились через нее и скрылись в чаще на том берегу.
   В самом начале попытки осуществить их замысел друзей постигла жестокая неудача, зато, когда они старались побыстрее и подальше уйти от злополучного места, им необычайно повезло. Едва собирательницы покинули становище, направляясь к водопою, как разразилась гроза, и хлынул сильнейший ливень, который загнал их обратно в пещеру. Это лето вообще было на редкость жаркое, с частыми проливными дождями. Вода смыла все следы, оставленные Большим Быком и Абом, следы убийства тоже. Потом в течение нескольких дней один за другим шли сильные дожди. Когда тело Лежащего Зубра, всплывшее на поверхность реки и застрявшее у берега, было найдено, Большой Бык и Аб находились уже очень далеко от становища. Люди Племени горного барса в гибели сородича заподозрили чужаков и искали их, но возможно ли было найти следы после стольких сильнейших ливней?
   Отношения между Абом и Большим Быком сильно изменились: прежней дружбы как не бывало. Напротив, между ними стали часто возникать ссоры, вызванные тем, что Большой Бык не мог простить убийства брата. Одна из таких ссор закончилась жестокой дракой, в которой погиб Аб.
   Шло время. Большой Бык продолжал страдать от вынужденного воздержания. Наконец он снова отправился к родному становищу, чтобы попытаться осуществить свой замысел, на этот раз в одиночку. Пока шел, как обычно, задерживался для охоты. Охотился и в том лесу, где нашли прибежище Ловчее Рыси и Большелобая, и в Еловой долине. Там видели его соплеменники. Благодаря своему превосходному умению скрываться в зарослях, он немалое время наблюдал за собирательницами, поджидая удачный момент. Те иногда отбивались от группы, но пока все это были не бывшие его любовницы, а если таковые и оказывались, то переговорить с ними никак не удавалось из-за отсутствия достаточно хороших условий для уединения. Большой Бык по-прежнему не желал применять какое-либо насилие. Конечно, он не мало удивился, когда увидел, что собирательниц стали охранять трое охотников. Предположение, что это сделано из-за него, он сразу отогнал, поскольку знал, что если бы сородичи догадались о присутствии здесь изгнанника или чужака, хотя бы только заподозрили, то все мужчины племени незамедлительно устроили бы облаву. Но вот наконец ему повезло и даже очень: от группы собирательниц отдалились две и обе его бывшие любовницы. При этом к ним можно было приблизиться в полной уверенности, что другие соплеменники не смогут увидеть его. Однако, как помнит читатель, едва он стал выходить к женщинам из зарослей, как они, обезумев от страха, бросились бежать. Большой Бык не мог окликнуть их, так как боялся выдать свое присутствие находившимся не так уж далеко сородичам. Особенно изгнанника удивило то, что убегавшие, оглянувшись и увидев его, не остановились, а побежали еще быстрее. Поначалу он бросился догонять их, но почти сразу остановился, понимая, что ему самому надо убегать поскорее, чтобы не оказаться одному против троих охранников, которые вот-вот выскочат к нему из-за деревьев. Он что есть духу помчался прочь отсюда. Однако скоро понял, что никакой погони за ним нет.
   Оттуда, где он остановился, между верхушками елей, был хорошо виден склон, ведущий к пещере. Когда Большой Бык обернулся и, прислушиваясь, вгляделся вглубь леса, чтобы окончательно убедиться, что погони за ним нет, то взглянул и туда. Он увидел взбегающую по склону целую гурьбу людей. Это были собирательницы и их охранники. Большой Бык пришел в немалое изумление и в то же время посмеялся над собой: оказывается, он, сломя голову, убегал от людей, бегущих в противоположном направлении. Конечно, он не мог предположить, что они убегают именно от него. Поэтому принялся напрягать все свое мышление, чтобы догадаться, почему собирательницы и охранники поспешно возвращаются в стойбище задолго до окончания дня. Было ясно, что бегство вызвано не страхом перед появлением какого-нибудь зверя или зверей. Подобным образом от них спастись невозможно. В таких случаях собирательницы стараются поскорее влезть на деревья. Возможность успеть это сделать им дает охранник, который смело устремляется на врага, какой бы сильный тот ни был. Большой Бык не мог припомнить хотя бы одного случая, когда бы охранник струсил. А сейчас убегают даже не один, а трое охранников. Не может быть, чтобы все трое струсили и, чтобы все бегущие к пещере были такими дураками, что взялись спорить со зверем или зверями в скорости.
   К краю площадки со стороны пещеры подбежали человек двадцать, которые стали что-то кричать бегущим. Это свидетельствовало о том, что бегство соплеменников сразу привлекло внимание находящихся в становище людей и сильно взволновало их. Вот толпа бегущих уже на краю площадки. Через два-три мгновения все, кто находился там, исчезли из виду.
   Увиденное так поразило и заинтересовало Большого Быка, что он пошел в направлении, обратном своему недавнему бегу, поскольку очень захотел узнать, что заставило бежать соплеменников, пошел, преодолевая не малый страх, так как понимал, что только что-то чрезвычайно опасное могло вызвать столь сильную панику. Он не заметил, как со стороны пещеры к краю площадки подошла какая-то высокая женщина, и как она стала спускаться по склону, не заметил потому, что в тот момент перестал глядеть туда, а когда вновь поднял взор и посмотрел между верхушками елей и сосен на склон, то она уже спустилась на столько, что скрылась за этими деревьями.
   Через некоторое время Большой Бык вышел на одну полянку и вдруг увидел перед собой идущую прямо ему навстречу какую-то незнакомую женщину. Он остановился от неожиданности. Даже оторопел. Женщина тоже остановилась на противоположном конце полянки. Оба были крайне изумлены и трудно сказать кто больше: она, которая ожидала увидеть Лежащего Зубра, или он, увидевший здесь, в самой глубине страны неандертальцев, кроманьонку.
   Увидев не выходца с того света, а обычного живого человека, вначале Большелобая ощутила огромное облегчение, но сразу затем - страх и сожаление, что не взяла с собой оружие. Она хотела броситься бежать, но раньше, чем успела это сделать, незнакомец вдруг повернулся и скрылся в зарослях. Крайне изумленная и озадаченная женщина пошла обратно. Она старалась понять кто этот человек и чем так сильно могла напугать его.
   Почему же бежал от нее Большой Бык? Да потому, что его вдруг осенила догадка, объяснившая причину бегства собирательниц и охранников. Конечно, те убегали от кроманьонцев. От людей убежать можно - они не звери. А спастись от людей-врагов на деревьях невозможно. Соплеменники бежали в надежде соединиться с теми, кто находился в становище, чтобы совместными усилиями постараться дать отпор чужакам. Однако где же чужаки? Да они уже там, в стойбище: он не видел за деревьями, как они, преследуя его соплеменников, поднялись туда. Там отряд воинов, а остальное племя, наверняка здесь в лесу, поблизости. Наверняка и мужчины в нем тоже есть - не все же бросились в атаку на оставшихся без большинства своих защитников женщин, детей и стариков. Хотя не мало времени прошло после вынужденного знакомства с кроманьонцами, воспоминания у Большого Быка о них остались такие, что он испытал сильнейшее желание оказаться сейчас отсюда как можно дальше. Конечно, он ничуть не испугался женщины, тем более безоружной, но подумал, что чем быстрее начнет движение в обратном направлении, тем больше у него будет шансов избежать встречи с воинами-кроманьонцами.
   Но уже на следующий день Большой Бык пошел в сторону родного становища. Он не сомневался в полном разгроме соплеменников. У него появилась надежда покончить со своим тяжким одиночеством, ведь, должно быть, не все сородичи погибли и были пленены. Любой из спасшихся рад будет увидеть живого хоть кого из соплеменников, даже изгнанника, и, конечно, согласится жить с ним вместе, чтобы увеличить свои шансы на выживание.
   Большой Бык не собирался приближаться к становищу. Нет, он хотел только побродить по его окрестностям, надеясь встретить спасшихся от разгрома соплеменников. Какого же было его изумление, когда он увидел вдруг перед собой весь отряд воинов-охотников Клана горного барса, не понесший заметных потерь, которые, будь, и в самом деле, столкновение с кроманьонцами - уж это-то Большой Бык знал хорошо - были бы значительны. Он помнил, что в то время, когда покидал родное племя, в нем насчитывалось около тридцати воинов-охотников. Да и у водопоя, тогда с Абом, видел приблизительно столько. Большой Бык неплохо считал в пределах двукратного количества пальцев на руках и ногах. Времени считать сейчас не было, но на взгляд, отряд сохранил свою численность. Причем вся эта численность устремилась прямо к нему и отнюдь не с добрыми намерениями. Большой Бык бросился бежать. При этом вопрос, откуда здесь взялась кроманьонская женщина, его уже не очень волновал. Что было потом, читатель знает. Возможно, читателя интересует, пошло ли на пользу наказание, возложенное сородичами на Большого Быка? Снова начав жить в родном племени, тот был так счастлив, так не хотел повторения пережитых мытарств, что довольно долго не позволял себе даже мысли о возвращении к столь полюбившимся ему донжуанским развлечениям, но потом все же вернулся к ним и снова был изгнан. Он уже не обладал той огромной силой, которая помогла ему выжить в первом изгнании, и беспощадная природа быстро и в полной мере исполнила приговор сородичей: не прошло и двадцати дней, как охотники наткнулись в Еловой долине на его обглоданные хищниками кости. Схожая участь постигла другого донжуана каменного века - Стройного Оленя. Впрочем, чтобы его покарать, хватило одного изгнания - он бесследно сгинул в великом мире дикой природы.
  
  
   Никто в Клане горного барса не был так долго вожаком, как Ловчее Рыси. Это удалось благодаря "тайной дипломатии" кроманьонки. Она сумела, опять же выражаясь современным языком, "нейтрализовать" самых опасных его соперников. Смогла это сделать, рассорив тех со своими друзьями. Провоцировать же раздоры между претендентами на власть не было необходимости - они и так ненавидели друг друга. Занятым бесконечными ссорами, лишенным поддержки друзей соперникам вожака было не до борьбы с ним. Методы провоцирования мужчин мало отличались от используемых Большелобой против женщин: такие же манипуляции с подстилками, такие же клеветнические приемы. Мужчины, как она убедилась, даже оказались более податливым материалом для подобной обработки. Их легче было обмануть, раззадорить, вызвать в них обиду. Часто Большелобой даже казалось, что они наивны как дети. Достаточно, например, было кому-нибудь сказать, что товарищ его похвалялся перед другими, что, дескать, лучше, чем он, кидает дротик, как тот затаивал на него серьезную обиду, которая постепенно перерастала в злобу.
   К столь неблаговидным средствам Большелобая прибегала из-за постоянного страха за мужа и потому, что не могла уже в случае необходимости оказать ему помощь своими бойцовскими навыками, ибо, перестав трудиться вместе с остальными женщинами, быстро потеряла былую физическую форму и располнела (что, впрочем, муж весьма одобрял).
   Но как ни была она порой изощрена в интригах, и как бы не недолюбливали ее многие соплеменники, именно благодаря ей люди Клана горного барса получили возможность довольно долго жить под достаточно гуманной властью: никто никогда уже не оставался голодным, если охотники приносили добычи не слишком мало; основываясь на советах жены, Ловчее Рыси отдавал вполне разумные приказы, принимал правильные решения для преодоления проблем, с которыми приходилось сталкиваться племени, справедливо разбирал часто возникающие между сородичами ссоры.
   Жизнь вожака и главной женщины племени складывалась вполне благополучно. К тому времени, когда оканчивается наше повествование, они произвели на свет шесть детей, ни один из которых не умер, что в те времена было почти равносильно чуду. Ловчее Рыси и Большелобая по-прежнему сильно любили друг друга. Единственно, что со временем стало омрачать их отношения - необоснованная ревность жены. Она зорко следила за красотками племени, стараясь не пропустить влюбленный взгляд, брошенный в сторону ее мужа. Стоило какой-нибудь из них пойти в лес в то время, когда и он по какой-нибудь надобности отправлялся в заросли, пусть даже в другую сторону, ей уже мерещилась условленная встреча, и она прилагала усилия изобличить изменника и соблазнительницу. Предполагаемых соперниц - реальных быть не могло, потому что все женщины трепетали перед ней - изводила мелкими придирками и посылкой на тяжелые неприятные работы. Однако больше таким образом изводила сама себя. Наконец она не выдержала и прибегла к способу, могущему, по ее мнению, значительно уменьшить вероятность измены мужа. Она попросту решила увести его от женщин, которые могли ему понравиться.
   Большелобая стала говорить соплеменникам, что их клан слишком большой, что он должен разделиться хотя бы на две части, которые, живя отдельно друг от друга, смогут легче прокормиться. Они и сами это знали. Племя горного барса, и правда, по неандертальским меркам, было большим - насчитывало более ста человек. Впрочем, родной клан Большелобой был многочисленней, но все равно не делился. Люди Племени волка предпочитали жить вместе одной большой группой в виду постоянной угрозы столкновения с сильными врагами. Клан кабана жил двумя частями. Вторая вовремя успела прийти на помощь первой, когда на ее землю пришли кроманьонцы. Племя же горного барса не делилось, потому что здесь издавна сохранялась очень сильная власть вожаков. Любой из них воспринимал идею деления как посягательство на его власть. Ему не нравилась возможность того, что частью соплеменников будет командовать кто-то другой, а не он. До Большелобой о разделении Клана никто открыто говорить не решался. Теперь, как бы сказали сейчас, инициатива исходила сверху. Она пришлась большинству по душе. Узнав, что отделившуюся часть племени возглавит Ловчее Рыси, добрый характер которого всем нравился, многие изъявили желание последовать за ним, даже женщины. Последних, как ни странно, не особенно обрадовала перспектива оказаться жить под предводительством новой главной женщины, пусть и не чужеземки. Но у Большелобой была задача не допустить, выражаясь современным языком, неорганизованного присоединения желающих к числу переселенцев. Она взялась за тщательный их отбор. Отказала мужчинам, которые неблагожелательно относились к ее мужу, кто имел злой или строптивый нрав, в ком проявлялась склонность к властолюбию. Впрочем, последние большей частью и не собирались никуда уходить, ибо надеялись захватить то место, которое должен был освободить Ловчее Рыси. Особенно Большелобая постаралась не допустить в отбираемую группу тех женщин, которые были у нее на подозрении, а на подозрении у нее были все более-менее привлекательные. Такой мерой отбила желание участвовать в переселении почти всех отобранных мужчин. Поэтому за Ловчее Рыси и Большелобой последовало совсем немного людей. Это были их пять дочерей, первенец, сын - огромный детина, наверняка будущий вожак нового племени, Белый Ястреб со своими шестью сыновьями и женой, которая была хоть и хороша, но не внушала опасений Большелобой, ибо та знала, что муж не способен нанести обиду другу, а также семья Зайца. Последний хоть и не был другом Ловчее Рыси, но имел кроткий нрав, а главное - некрасивую жену и таких же дочек.
   Выступили в путь к новому месту жительства в самом начале лета.
  
  
   Группа переселенцев двигалась по берегу реки. Впереди справа из пышно-зеленого леса вырастали четыре массивных скалы. Они становились все ближе и больше.
   Самыми первыми шли вожак и главная женщина второй части племени. Несмотря на усталость оба заметно оживились. Они повеселевшими взорами смотрели по сторонам. Но была заметна в глазах и легкая, светлая грусть. Ловчее Рыси и Большелобая узнавали знакомые, ставшие дорогими им места, места, где прошли их самые счастливые дни. Правда, были тогда и трудности, да еще какие! Пришлось познать даже страшные испытания. Но помнится только хорошее. Как быстро пролетело с тех пор время! Почти двадцать лет. Но как живо все встает в памяти. А вот и та поляна, где они так любили отдыхать. С щемящим, но приятным чувством тоски оба невольно увидели в воображении идиллическую картину из прошлого: он и она, еще совсем молодые, бегают друг за другом в густой высокой траве, смеются. Завтра же они придут сюда снова. В пути удалось добыть двух косуль. Поэтому четыре - пять дней не будет охоты. Так что вполне можно позволить себе завтра прийти сюда. И приятно провести время. Как тогда. Пусть это напомнит им их самые счастливые дни. Конечно, хотелось бы прийти уже сегодня. И можно успеть: до конца дня еще далеко. Но они так устали в пути, так хочется хорошо отдохнуть, спокойно выспаться под защитой стен пещеры. Да и проголодались сильно. Надо сперва наперво усладить себя вкусной пищей: в пещере ждет их скорое желанное пиршество. А развлечься еще возможность будет. И не только здесь. Ведь впереди еще целое лето, теплое, прекрасное! Впереди еще годы
  счастливой жизни!
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"