Гордеев Петр Александрович : другие произведения.

Тайна Лепида Главы 9, 10, 11

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман о греках и этрусках
  Глава девятая
  
  Алкид глаза открыл. В тумане
  Какой-то видит потолок
  Из крепких балок и досок.
  А рядом - муж. Его он ране
  Еще не видел. Не высок,
  Костист, плечист, в тунике красной.
  А взгляд внимательный и ясный.
  Ему вливает что-то в рот,
  А он невольно это пьет.
  И тут другого видит мужа.
  Настолько сильно поражен,
  Что тело все свое наттужа,
  Немного приподнялся он.
  Отца увидел он, Лепида.
  Причем обычного тот вида -
  Не труп ходячий, а живой.
  Алкид подумал: "В мир иной
  Попал я. Видимо, такие
  Здесь все, кто умер, - как живые".
  Герой наш слышит разговор
  Отца вот с этим незнакомцем,
  Таким же, как и он, питомцем
  Аида, где теням простор.
  Понять старается напрасно:
  Выходит, здесь язык другой,
  Хотя звучит он, как людской.
  Учиться надо - это ясно.
  Вернулась боль, но почему?
  Дробится все перед глазами,
  Темнеет: он, как будто в яме -
  Уходит в гибельную тьму.
  Но снова здесь и нету боли:
  Понятно, силы побороли
  Ее какие. Между тем
  Тумана, мрака нет совсем.
  Светло все в том же помещенье -
  И сразу лучше настроенье.
  А рядом, в красном, тот же муж.
  Его он с ложки кормит, поит.
  Алкид подумал: "Есть-то стоит,
  А то уж больно я не дюж".
  А где ж отец? Его не видно.
  Большим усильем слабых рук
  Привстал чуть-чуть, глядит вокруг.
  Лепида нет. Эх, как обидно.
  А он хотел скорей просить
  Отца за все его простить.
  Теперь попозже. Ну что ж, ладно.
  Немало то уже отрадно,
  Что он увидится с отцом
  И скажет сразу же о том,
  Что очень-очень сожалеет,
  Что сильно огорчал его,
  Что впредь послушным быть
   сумеет.
  Алкид так думал. Оттого
  Родилось теплое волненье.
  
  Мужчина в красном продолжал
  Героя нашего леченье,
  А также частое кормленье.
  Тот силы быстро возвращал.
  Уже вставал с постели дважды.
  К нему пришел сюда однажды
  Какой-то важный господин,
  В богатом платье. Видно, чин
  В загробном мире, здесь, имевший
  Среди покойников большой.
  Был очень смугл иль загоревший -
  От солнца сделался такой.
  Неужто здесь бывает зной?
  К Алкиду близко стоя статно,
  Ему он ласково кивнул,
  Сказал и тоже непонятно.
  Мужчина в красном встал и стул
  Ему подвинул, но обратно
  Его тот жестом усадил.
  О чем-то с ним поговорил,
  Потом ушел из помещенья.
  Такие стали посещенья
  Его почти что каждый день -
  Была радушна эта тень.
  
  Отца пока здесь не дождавшись,
  Сомненьям горестным
   поддавшись -
  А вдруг его он разлюбил -
  К тому ж снедаем любопытством,
  Герой наш верно рассудил,
  Что вряд ли то сочтут
   бесстыдством,
  Осмотрит если этот дом, -
  А может, встретится с отцом.
  Из спальни вышел и по дому
  Пошел, красивому, большому.
  Чеканка бронзы на дверях,
  Щиты повсюду на стенах,
  Бассейн с водою под квадратом
  Отверстья в крыше: как в богатом
  Этрусском доме все кругом -
  Не видит разницы ни в чем.
  Прислуги много здесь. С почтеньем
  К нему относится большим.
  По разным ходит помещеньям
  Герой наш тихо со смущеньем -
  Оно владеет сильно им.
  Осмотр закончил с огорченьем -
  Почти весь дом он обошел,
  Отца, однако, не нашел.
  Вернулся в комнату обратно
  Свою Алкид и лег опять.
  Хотя мягка постель, лежать
  Ему уже не так приятно:
  В уме идет все кувырком.
  Все кажется довольно странно.
  Отец в душе - живая рана,
  Но мысли не о нем одном -
  Еще о мире об ином,
  Точнее этом, ведь он в нем.
  Гермес, гонец Олимпа ходкий,
  Его совсем не провожал
  К Харону. Тот не доставлял
  Его на этот берег в лодке.
  Алкид и Стикса не видал.
  Судим он не был строгой тройкой,
  В сужденьях честных очень
   стойкой.
  (Гермес - одно из главных божеств в древнегреческой религии, покровитель купцов, ораторов, боксеров, воров, вестник олимпийских богов. Считалось, что он сопровождает души умерших к реке Стикс и передает их Харону, перевозящего их на своей лодке на другой берег, в Царство Мертвых, которое опоясывает эта река.
   Суд тройки - мифические существа Минос, Эак, Радамант судили души, пребывающие в Аид в соответствии с их поступками в земной жизни. - П. Г.).
  Попал в обычный дом, причем
  Похожий очень на этрусский.
  Так вот, наверно, дело в чем -
  Аид-то этот, видно, тусский.
  (Тусский - от слова туски. - П. Г.).
  "И правда, судя по всему,
  Меня тиррены окружают.
  Тогда понятно почему
  Мои слова не понимают,
  И я их речи не пойму.
  Но как же так? Тогда какою
  Сюда отец попал судьбою?
  Так это был совсем не он.
  И я ищу и жду напрасно.
  Тогда мой ум был воспален,
  И все казалось мне не ясно.
  Вот я и принял за него
  Этруска просто одного.
  О, как страдал я от раненья -
  Словами то не передать,
  Какие были ощущенья.
  Но разве может тень страдать?
  К тому же небо вон какое -
  Уж очень ярко-голубое.
  Хотелось бы взглянуть в окно -
  Увидеть он какого вида,
  Простор этрусского Аида.
  Почти под крышею окно.
  Но что же выйти мне мешает?
  Мне разве кто не разрешает?"
  Алкид порывисто встает
  И быстро к выходу идет.
  И вот выходит он из дома.
  И встал как вкопанный, глядит.
  Да это разве же Аид?!
  Да это все ему знакомо!
  Глазам не верящий Алкид
  Увидел холм огромный с плато.
  На нем - длиннющая стена,
  Любому городу, как латы,
  На случай, если вдруг война.
  (Этрусские города стояли на широких плато огромных искусственных или природных холмов. - П. Г.).
  Над этим холмом возвышался
  Размером менее другой,
  И тоже с каменной стеной -
  За ней акрополь был большой.
  И все тонуло в дымке синей.
  И понял сразу наш герой,
  Что видит город он Тарквиний.
  Впервые видел этот вид,
  В повозке едучи Алкид,
  Опять закованный в оковы,
  Когда его хозяин новый
  В Тарквиний вез из славных Вей
  На радость публике своей.
  (Тарквиний - столица одного из одиннадцати этрусских царств, главного в их непрочном союзе, город, имеющий огромное духовное значение в этрусском мире. - П. Г.
  Вейи - один из самых крупных и могущественных этрусских городов, в котором проживало полмиллиона жителей. - П. Г.).
  Строений фермерских немало
  Вокруг холма того стояло.
  Была возделана земля:
  Желтели хлебом уж поля.
  И много было вилл в предместье.
  Надел у каждой был большой.
  И вот в одном таком поместье
  Стоит у виллы наш герой.
  "Так я не мертвый, а живой!" -
  Воскликнул с радостью огромной,
  С такой, что просто неуемной.
  Затем подумал: "Как же так?!"
  Ведь он же помнил ясно, как
  Его киянкой здоровенной
  Ударили и сильно так,
  Что умер смертью он мгновенной.
  Ему известно, что потом
  Никто уже не выживает -
  Злодей всех насмерть добивает:
  Таких могила только дом.
  
  Герой наш быстро поправлялся,
  Себя все лучше ощущал.
  Он здесь усиленно питался
  И даже тело упражнял
  В саду вблизи фасада виллы.
  И вот совсем вернул он силы -
  Бойцом могучим снова стал.
  Однако было в нем сомненье
  Еще по поводу того,
  Какое ныне положенье
  В этрусском обществе его -
  Все также раб он иль свободный?
  А если волю дали, то
  Его не держит здесь ничто,
  И должен он, эллин природный,
  К собратьям эллинам спешить,
  Чтоб вновь в родимом крае жить.
  Решил покинуть виллу тайно,
  Бежать отсюда: не случайно -
  А вдруг жестокая судьба
  Ему желает жизнь раба.
  Потом подумал: не похоже,
  Что он невольник здесь и все же
  Решил по-рабски не бежать -
  Того, кто добр, не обижать.
  Мечтой о доме просто бредит.
  Дождался он, когда приедет
  Сюда из города опять
  Хозяин виллы и явился
  К нему вдруг дерзко. Ухитрился
  Словами жестов объяснить,
  Что хочет он домой отбыть.
  Хозяин с грустью улыбнулся,
  Рукой его плеча коснулся.
  Потом с почтительным слугой
  Его отвел в один покой.
  Алкид увидел здесь доспехи,
  Искусно сделанные, не
  Для гладиаторской потехи,
  А настоящие вполне,
  Какие носят на войне:
  В таких в рядах фаланги строя
  Надежно можно устоять.
  Слуга на нашего героя
  Стал латы эти надевать.
  Велел хозяин в это время
  Слуге другому что-то. Тот
  Отсюда сразу же идет.
  Когда всего доспеха бремя
  Алкид держал уж на плечах,
  А также меч и щит в руках,
  Сюда слуга тот возвратился,
  Склонился, что-то им сказав.
  Хозяин к гостю обратился,
  Понятно жестом показав,
  Чтоб вслед за ним стопы направил.
  Герой наш этот дом оставил.
  И вот уже он во дворе
  Стоит на солнечной жаре.
  Коня прекрасного подводят,
  С уздой, попоною к нему.
  Глазами умно тот поводит,
  Как будто думая, кому
  Дадут сейчас его поводья.
  Хозяин дал Алкиду вдруг
  Кошель, наполненный деньгами.
  Алкид сказал: "Спасибо, друг,
  Тебе за все! Клянусь богами,
  Век буду помнить!" И потом
  Простился с ним. И уж верхом
  Дорогой знойной, пыльной скачет
  На юг, на юг, а это значит,
  Что едет он к себе домой,
  И снова спасся наш герой.
  
   Глава десятая
  
  И вот закончилась дорога.
  Уже стоит он у порога.
  Рукою трепетной кольцо
  Берет, стучит, и дверь открылась.
  Он видит милое лицо -
  Мечта несбыточная сбылась.
  ("Рукою трепетной кольцо..." -
  Имеется в виду бронзовое или медное кольцо, которое служило ручкой двери и которым можно было стучать в дверь. - П. Г).
  О, как счастлива встреча их,
  Супругов любящих, родных.
  Бегут ему навстречу дети,
  Кто им дороже всех на свете.
  Жена сказала вдруг: "У нас
  Живет прекрасный муж сейчас".
  Причем с загадочной улыбкой
  О том промолвила, и он
  Застыл, замолк, ошеломлен.
  Так, значит, было все ошибкой -
  Его не любит так она,
  Как в этом был всегда уверен -
  Ему Дорида не верна!
  Стерпеть такое не намерен -
  Того, кто смел здесь заменить
  Его, ждет страшная расправа!
  Но тут же думает: а право
  Имеет так он поступить?
  Дориде, может, сообщили,
  Что он погиб в сраженье или
  В неволе сгинул где- то: их
  Не очень долго ждут таких.
  "Богатства ты принес немало
  Домой, стратегом был когда,
  И после, как стряслась беда,
  Нам долго этого хватало, -
  Жена промолвила. - Потом
  Он был поддержкой нам во всем. -
  Дорида снова улыбнулась, -
  В мужском покое он лежит, -
  На дверь андрона оглянулась, -
  Он также там и ночью спит".
  Алкид порывисто спешит
  Туда в слепом негодованье.
  Сумеет ли сдержать желанье
  Разборку злую учинить,
  Ревнивый суд свой совершить?
  (Андрон - комната на мужской половине древнегреческого дома, в которой хозяин встречал гостей и устраивал пиры. - П. Г.).
  Андрона дверь он открывает
  И на пороге в тот же миг,
  Глазам не веря, застывает,
  Едва сдержав невольный крик,
  Кого ж увидел он? На ложе
  В руке с канфаром, полулежа,
  Вино неспешно попивал
  Могучий муж, кого считал
  Уже давно жильцом Аида, -
  Увидел наш герой Лепида,
  Причем совсем не мертвеца,
  А жизни полного отца.
  Бывают ли желанней гости?
  Алкид бросается к нему,
  Забыв в момент о ярой злости,
  Схватил в объятия, сказал:
  "Как ты живым из мертвых стал?
  Твое лицо ужасным было.
  Теперь вид прежний возвратило".
  "Не знаешь просто ты о том,
  Что я и не был мертвецом:
  Сказать по правде, не случалось.
  Лицо же красил. Почему?
  Да роль играл - вот потому.
  Пришлось пойти на хитрость
   малость.
  А что мне делать оставалось?
  Нам надо было уходить,
  А ты нежданно заявляешь,
  Что там решил остаться жить.
  Меня и слушать не желаешь.
  В одну из тамошних гетер
  Влюбился так, что просто мер
  Других мне, мягче, не оставил
  И жестким быть меня заставил.
  Пустой могилы холм почтил
  Тогда, Алкид, ты возлияньем".
  "О, я тогда проникнут был
  Душевным сильным покаяньем.
  Спасибо, что меня страданьем
  Уму ты разуму учил.
  И нет ни чуть во мне обиды -
  А то не знал бы я Дориды".
  "Мой друг тебя в рабы продал.
  Однако не был лихоимцем -
  Мою он просьбу выполнял.
  Другим моим гостеприимцем
  Ты был тогда приобретен.
  Тебя сюда отправил он,
  Как я просил, к твоей невесте
  И в дом к завиднейшему тестю.
  Неужто, правда, за раба
  Отдал бы дочку? Пусть побочна
  Она ему, но знаю точно,
  Была ему весьма люба".
  "Зачем всегда в ужасном виде
  Являлся здесь мне и Дориде?"
  "Нельзя ходить мне здесь в
   другом -
  Врагов немало тут кругом.
  Ведь здесь как раз живут те люди,
  Что так искали нас с тобой,
  Посланцев чьих пришлось порой
  Мечом прокалывать мне груди.
  И кстати, больше, чем моя,
  Нужна, Алкид, им смерть твоя.
  Вначале шпики их не знали
  Какой ты внешности, потом,
  Когда нас вместе увидали,
  Вполне возможно, им сказали,
  Что мы с тобою сын с отцом.
  Но я хитрее их - рабом
  Тебя отправил в этот город,
  Врагу под нос, под самый ворот:
  Кому же мысль придет о том,
  Что это тот, кого так ищут?
  И зря вдали отсюда рыщут.
  Хотелось очень мне, Алкид,
  Тебе здесь все-таки открыться -
  Явить некрашеный свой вид,
  Однако я не мог решиться,
  Поскольку помнил, что всегда
  Ты очень уж словоохотлив
  И не бываешь никогда
  В словах своих о том заботлив,
  Чтоб то, что важно, не сболтнуть.
  Не раз поэтому нам в путь
  Пришлось с тобою отправляться,
  А мне с наймитами сражаться,
  Тебя от них чтоб защитить -
  Не дать врагам твоим убить".
  "Тобою шанс мне жить подарен.
  О, как, отец, я благодарен!
  Теперь уж я совсем другой -
  Держать язык умею свой.
  Поверь, не будет наша тайна
  Открыта мною где-нибудь,
  Не будет даже и случайно -
  Про длинный мой язык забудь".
  "Теперь не требую молчанья
  В вопросе этом от тебя.
  Мои, напротив, пожеланья -
  Ходи, везде о том трубя".
  "Тогда молчать не собираюсь,
  Не знаю только вот о чем".
  "Ну так узнай же. Я отцом
  Тебе, мой милый, не являюсь -
  А твой отец - законный царь,
  Страны вот этой государь.
  Законный ты его наследник.
  Фесей похитил твой престол,
  Стратон же был его посредник.
  Сюда вернуть ты трон пришел.
  Они тебя-то и искали -
  Убить наследника желали
  Законного. Однако им
  Не дал свершить злодейство это
  Кто был защитником твоим.
  И так что нет теперь секрета".
  Когда в себя сумел прийти
  Алкид, предельно изумленный,
  То только смог произнести:
  "О, я совсем ошеломленный".
  А после паузы сказал:
  "Царица, как-то я слыхал,
  Дала Фесея в малолетстве,
  Боясь держать его в соседстве
  От мужа хитрого тому,
  Кого вернее всех считала, -
  Стратону. Знаков дав ему
  Приметных ценных, наказала
  В поместье дальнем содержать
  И в строгой тайне воспитать".
  "Царю усопшему, царице
  Стратон, однако, изменил -
  Тебя он сыном подменил,
  На власть дерзнувши
   навостриться".
  "Что было после, когда в дом
  Они явились оба в царский
  Известно мне. Скажи о том,
  Как вдруг моим ты стал отцом
  И как вступил на путь бунтарский?"
  "Как предал вас подлец Стратон,
  Так был рабом обманут он,
  Одним из слуг его вернейших.
  С тобою, верно, мать дала
  Приметных несколько ценнейших
  Вещей каких-то. Из числа
  Их был кулон один бесценный,
  Красою просто несравненный.
  Другой такой же не найдет
  Никто на целом Белом Свете.
  Тебя нести и вещи эти
  Стратон тому рабу дает
  (А был по имени Вилот).
  Когда на бричке за спиною
  Стратона ехал, был шальною
  Охвачен мыслью - тот кулон
  В какой-то кустик бросил он,
  Не слыша совести протеста.
  Прекрасно то запомнил место.
  Не слушал совесть и Стратон,
  В сознанье чувствуя боренье.
  Когда приехали в именье,
  Вещицы той исчезновенье
  Заметить вовсе не сумел.
  Преступный план уж им владел.
  Вилоту он повелевает
  Тебя на пастбище снести,
  Где тот тебя и оставляет,
  Чтоб дать хозяев обрести
  Каких-нибудь иль смерть найти.
  Поскольку не было приметных
  С тобою знаков, то узнать
  Не мог никто, твоя кто мать.
  Тебя мог кто-то из бездетных
  Домой себе, как сына взять.
  И это тоже ведь бывает -
  Уж как судьба повелевает.
  (Описан довольно распространенный у древних греков случай. Родители подобным образом избавлялись от нежеланного новорожденного, которого относили куда-либо и оставляли. Таких детей называли "покинутыми". Любой мог подобрать этого ребенка, чтобы сделать своим ребенком или рабом. Должно быть, чаще эти дети погибали. Рядом с ними часто оставляли какие-либо ценные вещи, которые называли "приметными знаками". По ним родители могли со временем отыскать ребенка, если эти вещи не продавал подобравший его человек. Можно сказать, что избавляясь подобным образом от нежеланного дитя, люди как бы обманывали свою совесть, ибо можно было относить решение судьбы ребенка за счет воли богов. В то же время прямое убийство ребенка считалось нечестивым преступным поступком. - П. Г.).
  Потом Вилот находит куст,
  Боясь, что клад его уж пуст.
  Среди ветвей в траве порывшись,
  Не так уж много потрудившись,
  К своей он радости нашел
  Что хитрой подлостью обрел.
  На гордый шаг сменив походку,
  Всегда смиренную, пошел
  Скорей сбывать свою находку.
  Приходит сразу же ко мне:
  Мое именье было рядом,
  Немного вправо, в стороне,
  Где вверив жизнь свою отрадам
  Идилий сельских всей душой,
  Я жил беспечный, молодой.
  Когда увидел, вещь какую
  Купить Вилот мне предложил,
  Глазам не веря, я застыл
  И сразу понял, что такую
  Он где-то только мог украсть -
  Рабу легко так гнусно пасть.
  Назначил этому изделью
  Не столь большую цену он,
  И я сумел купить кулон.
  Однако же задался целью
  Узнать, как он попал к нему.
  Зову Вилота потому
  Продажу славную отметить.
  Спешит согласьем он ответить:
  Мечтать ли может раб о том,
  Что с ним свободный и богатый
  Возлечь захочет за столом.
  Довольно скоро он, поддатый,
  Не стойкий к крепкому вину,
  Сказал всю правду. "Ну и ну,..
  Каким сосед мой оказался,
  Какую взял душе вину,
  Какую подлость сделать взялся! -
  Подумал я. - Ну, погоди".
  Сказал Вилоту: "Отведи
  Меня к царевичу и столько
  Еще получишь, дал я сколько".
  Исполнить просьбу он был рад.
  И мы на горный склон уходим.
  Тебя, лежащего, находим
  Среди пасущихся там стад.
  С Вилотом здесь я рассчитался
  И после сразу же расстался.
  Тебя к себе домой принес,
  Точней, бежал с тобою кросс -
  Уже дышал ты еле-еле.
  Служанки очень помогли -
  Кормилицу найти сумели.
  Тебя мы выходить смогли".
  "Отец, спасибо, мой спаситель!"
  "Но был поступок добрый мой
  Не только вызван добротой:
  Смекнул, что стал я повелитель
  Мечты заманчивой большой -
  Весьма возвыситься судьбой,
  Почти что вровень встав с тобой,
  Царем законным Метапонта,
  Хотя и знал, что до того
  Еще мне, как до самого
  Идти, идти до горизонта.
  Три года жил ты у меня:
  Нормально рос и развивался.
  Все это время день от дня
  Я быть отцом твоим старался.
  Приятно было мне, когда
  Из уст твоих я слышал: "Папа".
  Твоею нянькою тогда
  Была моя рабыня Напа.
  Но вот на загородный дом,
  Где жили мы, Алкид, с тобою,
  Напали вдруг в часу ночном
  Бандиты яростной гурьбою.
  Со слугами им дал отпор.
  Однако вынужден был новой
  Начать жить жизнью с этих пор
  С тобой, скитальческой, суровой,
  Встречать не раз врагов напор.
  Один напавший, умирая,
  Сказал, что их послал Стратон,
  Тебя, меня убить желая
  Руками их. Я понял: он
  Каким-то образом дознался,
  Что мною ты, Алкид, спасен, -
  Вилот, должно быть, проболтался
  По-пьяне, видимо, дурак.
  Стратон вельможей был, с которым
  Не мог тягаться я никак.
  Поэтому со временем и скорым
  Продал имущество, бежал
  С тобой. Конечно, Напу взял
  (Слегла однажды и не встала -
  Аида жительницею стала.
  Не раз я мамушек менял".
  "Но что ж не дал меня царице?
  Меня бы с радостью взяла,
  Ведь все же мать, как говорится".
  "Стратону же не зря дала
  Она ребенка - там ждала
  Тебя не меньшая опасность.
  Но чтобы большая была
  В моем поступке этом ясность,
  Признаюсь все-таки, что я
  Имел боязнь, что мать твоя
  Не мне захочет воспитанье
  Твое доверить и желанье
  Уже не выполню тогда
  К царю стать близким никогда.
  Пятнадцать лет с тобой скитались,
  И дни при этом приближались,
  Когда должны мы были спор
  Начать за трон, который вор
  Уже так долго занимает
  И гнусной властью попирает.
  И также ждали эти дни
  И к ним готовились они,
  Друзья мои здесь, в Метапонте:
  Помочь занять хотели трон те
  И сбросить подлого царя,
  Его правленья злого бремя.
  Но вышло так, что ждали зря -
  Когда как раз пришло то время,
  Когда бы действовать начать -
  Тебе законный трон отдать
  И мать обрадовать Гликеру,
  Влюбился глупо ты в гетеру.
  ...Но вот мне хитрость удалась -
  Сумел тебя сюда доставить.
  Хотел открыться уж, наставить
  На то, чтоб смело взял ты власть,
  Конечно, с нашею поддержкой.
  Но в каждом деле есть издержки,
  Нередко и ошибки есть.
  В вербовке твой ошибся тесть.
  Его схватили и пытали.
  Друзей сумел не выдать он.
  Затем жестоко был казнен.
  А мы ареста избежали,
  Кто был замешан в деле том,
  Что мне позволило потом
  На то надеяться, что все же
  Удастся план осуществить.
  Вначале было все похоже
  На то, что так тому и быть.
  Но стал стратегом ты нежданно
  И самым ревностным слугой
  Царя Фесея, как ни странно.
  Никто, наверное, другой
  Ему настолько не был верным.
  Холуем стал его примерным.
  И понял я, что смысла нет
  Тебе рассказывать секрет,
  Напротив, даже и опасно,
  И что мечтал, страдал напрасно.
  И я покинул край родной.
  И жил пять лет в стране чужой,
  Однако часто вспоминая
  Тебя со жгучею тоской.
  Вернулся все-таки, желая
  Опять увидится с тобой.
  Прибыв сюда, узнал вначале,
  Что ты давно живешь в опале,
  И был обрадован тому.
  Тебе понятно почему.
  Но был потом в большой печале,
  Когда узнал, Алкид, о том,
  Что ты с ушедшим кораблем
  Пропал совсем вдали без вести
  И нет тебя уже дней двести.
  Но вот к моей надежде вдруг
  Один сказал мне здешний друг
  О том, что знает человека,
  Который знает где ты есть,
  А тот такую дал мне весть:
  Что ты живой и не калека,
  И с ним попал к этрускам в плен,
  Откуда тот бежал на волю,
  Хотя был бдителен тиррен.
  Сказать не мог, однако, боле.
  Но стало легче на душе,
  Поскольку ясно мне уже
  Куда стопы свои направить,
  Чтоб ход судьбы твоей исправить.
  И рад особенно тому,
  Что жив мой мальчик, тот, кому
  Так много дал забот душевных,
  Трудов учебных ежедневных.
  Спешу в Этрурию, туда,
  Где как-то в юные года
  Служил наемником. Немало
  Завел друзей я там тогда,
  Что нам сейчас так много дало.
  С одним попутчиком-купцом
  Прибыл туда. Но как не знаю
  Тебя найти. В одном, другом
  Этрусском городе бываю,
  По сельской местности шагаю,
  В именья разные вхожу,
  На лица рабские гляжу,
  Иду к невольникам поближе, -
  Но нет тебя, нигде не вижу.
  Но вот, когда я в Цере был,
  Случайно слухом уловил,
  Как муж один сказал другому:
  "Забуду путь я к ипподрому -
  На что мне гонки колесниц,
  Пускай летят быстрее птиц.
  Скучна арена без Алкида.
  Теперь хороших нет бойцов.
  Его ж продал хозяин гнида -
  Достоин самых бранных слов".
  Я сразу понял, что, конечно,
  Тебя имеет он в виду.
  В большом волнении поспешно
  Я к мужу этому иду.
  Спросил: "Не знаешь ли,
   милейший,
  Куда был продан ваш Алкид?"
  "В Тарквиний, город наш
   главнейший", -
  Этруск мне этот говорит.
  
  Пришел туда. Нашел жилище-
  Тюрьму невольников-бойцов,
  Что служат лакомою пищей
  Для жадных Ареса клыков.
  Прошу дозволить мне свиданье
  С Алкидом воином скорей.
  Но было тщетным ожиданье -
  Сказал хозяин твой, злодей:
  "Почем мне знать, быть может,
   взялся
  Ему бежать ты помогать
  И что-то важное собрался
  При встрече дать или сказать,
  Что сделать это даст возможность,
  Но помню я про осторожность".
  Его продолжил убеждать:
  "Послушай, если я узнаю,
  Что он мой сын, то обещаю
  Хороший выкуп за него
  Тебе вручить: скорей всего
  Талантов пять". "Пускай хоть
   двадцать.
  Того, кто так умеет драться,
  Могу ль продать кому-нибудь?
  Вернуть его оставь надежду,
  Как будто ветхую одежду,
  Что нищим бросил, позабудь".
  И дверь закрылась перед мною.
  Конечно, был я очень зол.
  Но что же делать? Прочь пошел,
  В душе с досадой и тоскою.
  
  Известно стало мне о том,
  Что скоро местный царский дом
  Большие игры в память предка
  Собрался в цирке провести -
  Бывает это там нередко.
  И я спешу на них прийти.
  Алкида вижу - убедился,
  Что это да, конечно, ты.
  Хоть был на пике высоты
  Бойцовской силы, ловко бился,
  Боялся очень за тебя,
  Как сына родного любя.
  Прошло три месяца, и снова
  В большом том цирке я сижу,
  На игры новые гляжу,
  Что в память славного другого
  Этруска древнего идут.
  Причем с особым нетерпеньем
  С твоим участьем бой все ждут.
  И вот он начался. Сраженьем
  Его назвал бы я: такой
  Мощнейший был, ожесточенный.
  Причем противник грозный твой
  Умелец тоже был большой.
  Но пал, тобою побежденный.
  Однако ты изранен был,
  И жрец, как будто бы добил
  Тебя рассчитанным ударом,
  Но лишь, как будто бы - недаром
  Заране мной подкуплен был.
  
  Спешу в ту камеру, в которой
  С небрежностью угрюмой, скорой
  Рабы готовят мертвецов
  Свести на кладбище бойцов-
  Невольников за стены града.
  Сказал, что нужен мне мертвец,
  Поскольку я его отец:
  Мне будет скорбная отрада
  По строгим правилам обряда
  Последний долг исполнить свой, -
  Беру поэтому с собой.
  Они ничуть не возражали.
  Тебя в повозку положил.
  Причем надеялся едва ли,
  Что ты еще не мертвым был.
  Подумал я: "Коль не очнется,
  Уж если к жизни не вернется,
  Предам, как воина огню,
  Его часть пепла схороню,
  Другую часть возьму с собою -
  Себе, Дориде сохраню".
  Дорогой уж не городскою
  С тобою едем прямиком
  На юго-запад. Вижу дом
  Этруска друга: с ним когда-то
  Нес в Цере службу я солдата,
  Вступил с ним в братства договор -
  У них там это с древних пор,
  Как наше здесь гостеприимство,
  Важнее даже, чем родимство,
  Один из главных тот обряд.
  Товарищ мне был очень рад.
  Меня в объятья заключает,
  В роскошный дом свой приглашает.
  Зовет он лекаря-раба.
  И смерть, владевшая тобою,
  Слетает, будто бы со лба -
  И ты живой вдруг перед мною.
  Глаза открылись и глядят
  И все осмысленнее взгляд.
  Но я никак не мог остаться,
  Поскольку начал опасаться,
  Что хвост за мной Стратона есть
  И надо было постараться
  Шпионов в сторону увесть.
  Увел их в Кумы я, откуда
  Они там рыскали покуда,
  На судно скрытно сев, отплыл
  И скоро в город наш прибыл".
  (Кумы - этрусский город в центральной Италии. - П. Г.).
  "Неужто мать моя Гликера?!
  Сама царица?! Вот так да.
  Во мне была в другое вера,
  Но это, значит, ерунда".
  "Тебя обманывал всегда:
  Мол, будто мать твоя скончалась,
  Когда на свет явился ты -
  Ужасны рожениц труды.
  Но что еще мне оставалось?"
  "Тебе пеняю разве я?
  Ты дал мне жизнь, как мать моя.
  И сколько жить на свете буду,
  Твою я помощь не забуду.
  И буду звать тебя отцом,
  Всегда мой дом - твой тоже дом".
  "Едва ли зваться я достоин
  Твоим отцом. Нет, твой отец
  Был истинно великий воин -
  И как стратег, и как боец,
  В народе очень популярен -
  С таким в сравненье я бездарен.
  Но я, Алкид, тебя любя,
  Хочу быть первым твоим другом,
  Всегда готовым для тебя
  К любым сраженьям и услугам.
  
  Глава одиннадцатая
  
  Шумящей массою людской
  Театр огромный наполнялся.
  Зачем народ здесь собирался?
  А повод был, еще какой.
  Архонт, собранье созывая,
  Его повестку предваряя,
  Сказал, что важности большой
  На нем должно решиться дело,
  Которое излечит тело
  Отчизны страждущей больной.
  Народ идет сюда толпой,
  Как будто на артистов действо.
  И даже царское семейство
  Уже в проедриях сидит,
  Тревожно несколько глядит.
  (Проедрии - особо почетные места в древнегреческом театре. - П. Г.).
  
  Когда закончили закланье
  Тельца жрецы, архонт открыл
  Тогда народное собранье.
  С царицей он заговорил,
  С весьма дородной, важной дамой,
  Держа в руке кулон тот самый,
  Лепид который сохранил:
  "Скажи, Гликера, эту штуку
  Узнала ты?" - и он поднес
  Поближе к ней с кулоном руку
  И тот же вновь задал вопрос.
  Она воскликнула: "Узнала!
  Его Стратону я давала
  С Фесеем вместе! Но его,
  Что удивительней всего,
  Средь прочих знаков не видала,
  Приметных, что он предъявил,
  Когда властителя сместил.
  А у тебя-то он откуда?!"
  Архонт ответил: "Просто чудо -
  Его мне сын дал твой, не тот,
  Что власть украл, а настоящий,
  Сейчас средь публики сидящий.
  Да он к тебе уже идет".
  Алкид предстал перед царицей.
  И видят все, насколько лица
  Похожи их, в то время как
  С лицом Фесея нету сходства
  И даже чуть, что верный знак
  Того, что вряд ли есть и родство -
  Теперь легко подумать так.
  Стратон, коварный попаданец
  В чертоги царского дворца
  И им взращенный самозванец,
  Страшась позорного конца,
  Кричат вдвоем одновременно:
  "Убить сейчас же подлеца!"
  С Алкидом вдруг почти мгновенно
  Встает Лепид. Из-под плащей
  Мечи достали поскорей,
  И каждый падает сраженный
  Солдат Фесея. Пораженный
  Искусством воинским двоих,
  Боятся все идти на них.
  А тут толпа уж оттесняет
  Солдат Фесея. Самого
  Она решительно хватает
  И батьку грозного его,
  Который нес террор и муки.
  Героя нашего на руки
  Берет ликующий народ,
  В акрополь царствовать несет.
  
  Сбылись народные надежды:
  Алкид разумно правил между
  Добром и строгостью. Причем
  Служил нередко и мечом,
  А также воинским умом
  Своим талантливым отчизне.
  О том, конечно, не забыл,
  Кто вел его вначале жизни -
  Его по-прежнему любил,
  Своим придворным сделал
   главным.
  Стратегом тот был тоже славным -
  Служил отчизне и царю.
  Кончаю здесь повествованье.
  Тебя, читатель, за вниманье
  От всей души благодарю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"