Зорька тащит сани рывками, из-под копыт разлетаются комья снега. Перед носом лошадиный зад. Пахнет сеном и навозом. Сани дёргаются, покачиваются.
Держу путь в "старинное колхозное село Дунилово", как значится в одном дремучем путеводителе времён развитого социализма.
Дунилово затерялось где-то в стороне от Иванова и под боком у Шуи. В селе, наперекор генеральной линии партии, напоминают о заповедях Христовых два монастыря - Успенский и Благовещенский, и восемь каменных храмов - такой мини - Суздаль, только не попсовый.
Ещё в селе есть пекарня, в которой выпекают хлеб в дровяной печке, а неподалёку ещё стоит одно село Введеньё с действующим Николо - Шартомским монастырём.
В общем, захотелось съездить, поглядеть всё своими глазами.
Зима царствовала в ситцевом крае ослепительным фарфором закоченевших окрестностей. Вокруг искрятся на солнце вспухшие поля, залаченная льдом речка Теза, спокойные линии лесов. Раздольно! Испытываю наплыв какой-то беспечной свободы.
Возница, местный мужик лет пятидесяти, в тулупе и солдатской ушанке со следами от кокарды. Не тратя времени попусту, в который раз обрисовывает ситуацию в выгодном для себя свете: Повезло тебе, парень, если б не мы с Зорькой, шагал бы пешачком все семь килОметров с гаком.
- Да понял я, понял: тормознёшь у магазина, выпишу тебе премию.- демонстрирую сообразительность.
-Ну, дак,- предвкушает мужик,- вишь мороз-то как щёлкает.
Снег слепит всеми цветами радуги. Впереди утопают в снегах домики, сараи, баньки, заборы, над ними окоченели ржавые купола, заострённые карандаши колоколен. Над сугробистыми крышами жиденькие столбики печного дыма - рождественская акварель, да и только!
- Вчера мылся в бане, потом выпил, как водится, малёха - сегодня башка шумит,- с бесшабашной открытостью излагает возница.
-Значит, выпил не малёха, а в аккурат.
Мужик вздыхает в ответ, лезет в карман за "Примой", закуривает и, не на долго уходит в себя.
-Погоди, тормози, сфотографирую панорамку села по-быстрому,- лезу я за "Никоном" и насаживаю трубу телевика.
- Валяй, деревня у нас нарядная.
С хрустом, напоминающим шорох сухих листьев, погружаю ноги в снег, почти до самых колен; компаную кадр, навожу на резкость, делаю несколько снимков, пока оптика не начала запотевать, и быстро проваливаюсь обратно в сани.
-Ну, а в Москве как живут? Скока денег плотют?- расстреливает вопросами мужик.
- По-разному живут...,- наслаждаюсь видом Благовещенского монастыря на высоком, заоваленном сугробами берегу Тезы.
-По телевизору буровят, что у вас там одни кооператоры, ларёшники, да олигархи.
- Не преувеличивай, у нас там и нормальных полно.
-Вот, совхоз втихаря прикрыли, куды всё добро подевали? Трактора попрадовали, теперь фермы на кирпич разбирать начали - кто на дом, кто на гараж тащат. Чего ж наш главный в Москве смотрит?! Нешто не видит, што всё разваливается?!
- Вернусь в Москву, спрошу у главного.
-Ага, спроси. По телевизору всё плетут - плетут, а лучше не становится. Да и откуда лучше-то будет?! Не помолитца, не напитца!
- Может, дом глядеть едешь? Тут с Москвы дачники напокупляли изб, теперь обряжают стариной всякой.
-Мне без надобности, к приятелю на пару дней еду.
-Как звать-то приятеля тваво - я тут всех знаю,- живой огонёк появился в глазах у мужика.
- Да он не местный, архитектор из Иванова, здесь дом от тёщи остался.
- Витька Плешаков штоль?! Как же знаю Витьку, ему мужики раньше всё иконы старинные таскали.
- Точно, он говорил, что иконы собирает.
-Летом надо было приезжать - грибы, ягоды, а щас, вишь, как выстудило.
- Покажешь Витькин дом?
- Мимо церквы ехать будем, покажу - изба с синими наличниками, как раз, напротив стоит. А чё, не к бане едешь?! Вчера надо было приезжать - по субботам бани натоплены, намоешься до скрипу, дома после баньки выпьешь - хорошо! А в городе чево?! Фабрики закрывают, зарплату по полгода не плотют. А тут огород, скотинка своя... Мы по осени в город на базар свезли свинину продавать, а вон как вышло - подошли сразу к нам рекетиры эти, давай свои порядки устанавливать. Ну, мы им по дешёвке всё отдали, ноги в руки и домой. Потом, слышь, здесь видал их - самовары старинные искали, да иконы; заодно Ваську отмудохали: он, мудозвон, наобещал им икон, а у самого давно уж и нет ничего, все Витьке тваму знакомцу снёс.
-Здорово!- верчу головой по сторонам, мешает налезающая на глаза ушанка.
-Синее всё вокруг, как озябшее,- щурится возница,- это вам дачникам всё красиво, а тут сад поморозить может.
Неторопливо, как-то в перевалку, подкатил к остановке рейсовый "ПАЗик" с замёрзшими окнами. От автобуса в деревню зашагал мужик, было слышно, как скрипят его валенки.
Какая-то кривая, щелястая улица с хрустальными на морозе берёзами, привела к магазину.
- Ну, пошли за премией,- улыбаюсь вознице и неловко выбираюсь из саней.
После улицы магазин обдал теплом и запахом свежего хлеба. Продавщица взвешивает бабке в пуховом платке карамельки.
- И "Примы" дай ещё пачку, а то у маво курево всё вышло,- вспомнила бабка, звеня мелочью об обтёртый прилавок.
-Здорово, Нинка!- грянул мой возница с порога.
-Здоровей видали!- лениво парирует продавщица.
На полке, рядом с пирамидкой из каких-то рыбных консервов и томатной пастой в стеклянных банках, ждали своего часа коньяк, портвейн и водка.
- Может коньячку?- демонстрирую я серьёзность намерений.
- Не баре, и водочкой обойдёмся! - держал себя в рамках примируемый.
- Ну, хозяин - барин,- соглашаюсь я, и нацеливаюсь на бутылку шуйской.
- Вот, Нинка, маво спонсора к тебе привёл,- куражится мужик.
-Дайте герою труда вон ту бутылочку,- отсчитал я деньги.
Помахав продавщице бутылкой, довольный мужик развернулся к выходу.
Дверь визгнула растянутой пружиной, впустив ещё одну укутанную во всё тёплое старуху.
- Вот сидела - сидела в избе, телевизор не кажет, мастера надо опять из городу звать, думаю, дайкось схожу к Нинке в магазин, - с порога отскакивают слова от вошедшей.
-Носков-то тёплых навязала, баб Нюра? А то, гляди какие холода завернули,- продавщица насыпает совком на чашку весов конфеты.
-Да куды стоко много,- подняла брови домиком покупательница.
Я выхожу из магазина вслед за возницей.
-Давай, садись, поехали!- подгоняет меня мужик.
-Хороший попался мужик, понимает, что и как,- проваливаюсь я в сани.
Почуяв близость дома, Зорька бодрыми рывками потащила нас по деревенской улице.
Из-за снежных перин едва виднелись резные наличники. К калиткам ниточками тянулись коричневые от печной золы, тропки. Скукоженные гроздья рябины со снежными шапками, багровели в полисадниках.
На первый план выплыла церковь с обгрызенными кирпичными углами, с проржавевшей паутиной решёток на окнах и ошмётками железа на куполах.