Давным давно, не брезгуя кровью и трупным запахом, я ел теплую и мягкую плоть, давился ею и плевался, изнемогал от отвращения к самому себе за содеянное. Но как мне хотелось есть! Часто я сидел в одиночестве на берегу и смотрел на переливающуюся в свете луны гладь воды, ее чистота и голубизна напоминала о чем-то вечном и неизменимом. Под слабым ветерком небольшие волны накатывали на берег, оставляя на нем какого-то моллюска или водоросли. Песчаный берег после недавнего шторма был похож на поле битвы - поваленные деревья, вырванные с корнями кусты и две мертвые обезьяны, не считая множество маленьких тушек птиц. По крайней мере именно такое зрелище открывалось для моих глаз в тот вечер. Сидя на скалистом уступе было видно и вершину горы позади меня, гордую и неподвластную. Леса простирались вдоль всего побережья до горизонта по обе стороны. Этот остров был громаден и неведом мне. В первые же часы пребывания здесь я понял, что убежать с этой огромной и жестокой тюрьмы нет ни одного шанса. Вокруг была только вода, вода и еще раз вода. Насколько я знал, дружных нам племен здесь не было, и вряд ли мне удастся здесь выжить в полном одиночестве без оружия. Населяющий эту землю народ не понимал пощады и прощения. Это был их мир, их последняя линия обороны и защищались они здесь до последнего. Крик чайки, поймавшей себе ужин, прервал мои мысли и обратил мое внимание на пустой желудок, который не ел мяса вот уже четыре дня. В таком положении нехотя задумываешься о родном доме, оставленном верном коне, собственноручно вырезанном луке и разнообразии живности в родных лесах. Медленно поднявшись, я поплелся к остаткам двух мертвых обезьян, которых я увидел со скалы. Местные хищники уже успели съесть все что можно, кроме голов. Я надеялся, что поблизости можно будет найти еще что-то съедобное и наполнить желудок хоть самую малость. К сожалению, кроме дохлых маленьких попугаев, ничего не попадалось и я снова нарыл корней с питательной влагой дабы окончательно не свалиться с ног. Моя рана на бедре никак не хотела заживать и даже в последнее время начала донимать все больше, нагоняя мысли о непродолжительности жизни, скорой кончине да дурной моей башке, которая позволила очутиться здесь в полной заднице. Ни прикладывание целебных листьев, ни тщательный уход за чистотой раны не давало никаких результатов, силы с каждым днем покидали меня. Я начал искать место для завершения этого пешего похода по бренной земле во имя тихого и безболезненного ухода из жизни. Главное было найти подобающую скалистую площадку для молитвы духам предков, ибо человек со Скалистых Гор, каким я являлся, не может умереть простой неподобающей смертью от голода и большой потери крови. Еще стоя на скале я сориентировался каким образом мне подойти к подножью горы, возвышавшейся в глубине острова. Я с уверенностью нырнул в глубину леса, жаждучи быстрей миновать отрезок суши, так неприятный для горца. В лесу не было слышно ни пения птиц, ни звуков жизнедеятельности насекомых. Темный и густой, он как будто смеялся надо мной и вселял страх от того, что я посмел в одиночку пройти сквозь него. Не думая ни чем, кроме быстрой и уверенной ходьбы, я шел быстро, ломая кучу иссохшихся веток и делая при этом, естественно, много шума. Чем дальше забредал, тем меньше света луны проникало сквозь листья, и тем меньше я видел куда я иду. Я хотел безумно спать, но боязнь никогда не проснуться останавливала меня от этого. Рана начала безумно болеть, я еле передвигал левой ногой, шум в ушах не давал мне сконцентрироваться на определении моего местоположения. Так можно было и заблудиться, но некоторое спасение принесли голые черепа, развешанные на копьях, провозглашавшие, что данная территория принадлежит местному кочующему племени, а они не любят останавливаться в глухом лесу и без воды. Значит, неподалеку должен быть небольшой ручеек, который привел бы меня к горе, да и лес должен где-то уже закончиться. Я прошел возле их границ на безопасном расстоянии, обошел все обозначения их территории, когда увидел спиной стоящего ко мне, разрисованного в цвета войны, воина-кочевника. Он медленно шел, осматривая все кругом, его огромный лук давал основания полагать, что увидев меня смотреть и улыбаться, как клоун он не будет. Присев, я старался не издавать звуков, пока он не пройдет мимо. Кочевник долго смотрел в мою сторону, явно что-то учуяв, но развернулся и побрел в противоположную сторону. Глубоко вздохнув, я поднялся чтобы продолжить свой путь, и предательская ветка громко хрустнула у меня под раненой ногой. Это был конец.