Аннотация: Об удивительном человеке Ийе Алексеевне Волковой.
С благодарностью и любовью
моему первому тренеру в 55 яхт-клубе,
человеку удивительной души и
преданности морю и парусу!
У невской воды в ковше у краспиц совершенно особый запах. На камнях когда-то насыпного основания входа в галерный канал или шкиперский проток многолетними тонкими слоями наслоился мазут, а между ними набился ладожский тростник и мусорный плавник. Здесь можно найти куски обточенных волнами старых со штемпелями кирпичей и тоже обточенные и выглядящие кусками кварца бутылочные осколки вполне возможно еще петровских штофов. Чайки истерично кричат и носятся над самой водой, напротив торпедного катера кто-то бросает им и рыбам булку, чайки собирают свою законную мзду, ловят хлеб и с радостью приплывших за ним уклеек... Я разглядываю все это просто потому, что мне больше ничего не остается делать. По берегу, военно-морская территория, там бывшая база гидросамолетов, ее охраняют собаки и моряки с карабинами.
Переплыть протоку в принципе можно, но напротив порт, а значит, до клуба идти вокруг по Наличной, перспектива совершенно не манит, да и лезть в холодную воду... Бр-р-р... Холодно, по ногам стекает холодная вода, самодельные непромоканцы из больничной рыжей клеенки часть воды сдержали и сейчас укрывают от ветра. Мне одиннадцать лет, меня из-за роста с Оптимиста перевели на Кадет, но пока шкотовым, мир сообразно годам видится абсолютами, да и мой рулевой не из тех, к кому просятся матросами, ведь до последнего думалось, что удастся остаться в родном угловатом корытце под рейковым парусом, словом, началась жизненная полоса чернее ухмылки кочегара. И то, что зараза - Индюк вытолкнул меня из лодки, а сам ушел к входным бакенам родного галерного фарватера, это ожидаемая, просто неизбежная очередная порция мировой дряни, которая обязана и продолжает валиться. Да, кадетом можно управлять и одному, стаксель там постольку поскольку, но вообще, что он себе думает? Конечно, я стучать не буду, но ведь это свинство, не только то, что он меня вытолкнул с лодки, но и то, что это наверняка станет известно, а значит, будут расспрашивать с пристрастием и мне изображать глухонемого идиота, а в результате ведь просто турнут из яхт-клуба! Мелькают мстительные мысли взять и заложить Индюка по самые... Тогда турнут его одного, но вот жить стукачом среди яхтсменов это развлечение для буйного... В общем, тупик и не по моей вине, а зубы уже начали клацать, вода и холод свое дело знают. Как из этого выкручиваться?
Было бы лето, а не конец апреля, просто взять и доплыть до бонов, а потом уже с Индюком разбираться. Плевать, что он уже девятиклассник, против моей несокрушимой тыквы не выстоит, а переть могу, как взбесившийся носорог, еще братик научил. Да и летом бы мимо уже прошло несколько лодок и сняли бы, ведь торчать здесь...
Ну вот, блин! Из-за поворота катер Исеевны. Беленький, недавно полученный, пластиковый со швартовым люком в носу. Она, прищурившись, смотрит на меня, я отвожу глаза: "Одерживай от навала, камни же! Давай! Давай! - сипло, навсегда сорванным голосом привычно кричит мне, катер не успел полностью погасить ход, видимо на нервах она заложила слишком резкую циркуляцию, а для пластика биться о камни - это не из рекомендованных изготовителем процедур. Упираюсь в мокрые камни и принимаю изо всех сил глянцевую кромку носа, катер все равно бьется, толку от моих усилий не видно, искренняя детская досада, что любой взрослый бы удержал, веса хватило бы. - Давай запрыгивай! Только люк сначала открой, палуба скользкая! - Исеевна уперлась вместо футштока веслом в камни и придерживает катер, мотор фыркает на холостых. Залезаю, край обработан кое как и руки об него ободрал, внутри как и положено куча концов, пара ведер, канистра, буй зачем-то, спасжилеты, черпаки которые пришли с последней партией оптимистов с Лазаревской верфи... Валюсь на все это сверху, мне не до разговоров, но Исеевна расслабляться не дает - Давай вылезай сюда, приседать будешь, пока дойдем!"
Идти на катере до причальных бонов минута, но я старательно уцепившись за швартовочную утку приседаю, пока она аккуратно подходит, подает конец, швартуется. На берегу сегодня слоняется Мишка, ему поручается меня переодеть, обсушить, напоить чаем в шкиперской у дежурного и проконтролировать, что бы согрелся. Мишка парень упрямый и старательный, поэтому до рундуков бегу под его старательными тычками, ему кажется, что я наверно от переохлаждения медленно бегу и этим могу ему испортить выполнение ответственного поручения. Побежал бы сам в насквозь мокрой одежде, это же килограммов пятнадцать, а еще мне ужасно хочется в туалет от холода, так, что особенно торопить меня не надо, и так моя скорость на пределе...
...Сейчас начало сентября, так получается, что именно в это время толпы родителей озабоченных развитием своих детишек приводят их гуртом к воротам яхт-клуба записываться. И в эти дни производится обкатывание новеньких, из сотен которых до следующей навигации останутся только самые сумасшедшие единицы. В реквизированные для этого оптимисты под присмотром хозяев, у крейсерского бона по очереди сажают катать новичков. Их задача в этом затишке дойти до стоящего у дальнего берега катера Исеевны, обогнуть и вернуться, не очень протаранив бон. В этой круговерти новичку успевают вдолбить его номер на парусе и над водой из мегафона разносится: "Шестьдесят восьмой! Гикашкот добери! Добери, говорю, гикашкот! Веревочку! Веревочку потяни! И палочку от себя!", "Сорок девятый! Сорок девятый! Куда прешь! Отворачивай! Отворачивай! Сто тридцать шестой! Тоже отверни! Врежетесь же сейчас! Давай! Давай! Молодцы!", "Двадцать первый! Ты куда намылилился? Филя! Лови его, а то уйдет в моря!", "Веревочку! Тяни веревочку! Да отпусти ты гик, для этого у тебя под ногами веревочка есть!...", "Слава! Подойди к сорок девятому, он там плачет кажется, помоги ему до берега дойти!"... И это продолжается по нескольку часов в каждый погожий день. Надсаженный голос Исеевны кажется уже давно должен сесть окончательно, но мегафон продолжает выжимать сквозь сип ее сорванный голос. Мы уже оттренировались сегодня, собираемся на берегу и развлекаемся непроходимой тупостью новичков. От слов "веревочка" вместо понятного и такого морского "гикашкот", то есть шкот для управления гиком, а значит гротом, и "палочка" вместо "Румпель", рукоятка руля, мы даже смяться уже не можем. В голове не укладыватся, что еще в прошлом году мы были в толпе таких же по-овечьи вытаращивших глаза на все вокруг такое непонятное. А теперь в их и собственных глазах мы уже просоленные ветераны, почти морские волки, которые на "Ты" со всей этой морской тарабарщиной...
...Исеевна смотрит из привычного прищура навсегда обветренного и обожженного солнцем лица к концу лета цвет - индусы отдыхают и удивляют светлые полоски в глубине складок, когда кожа вдруг разглаживается. Мы сидим в классе, идет разбор задач на предстоящие соревнования. Соревнования городские, поэтому мы все во всех городских яхт-клубах друг друга знаем, были вместе в Стрельнинском спортлагере, гонялись на других соревнованиях. И что самое главное, что мы чувствуем, что ей практически все равно, станем мы чемпионами или нет, важнее, что бы мы были чисты и верны парусу и нашему удивительному делу, что от наших неудач мы не станем менее любимы ею, хоть она никогда не сюсюкает, не приласкивает нас, но детей не обманешь, чутким нутром детенышей, мы не можем не чувствовать настоящее отношение, ведь только оно и важно на самом деле. По непонятной несправедливости для достижения результатов многие уйдут в другие клубы, к другим амбициозным тренерам, которые выбьют для воспитанников новые лодки, Эльсфтремовские паруса, но кто может измерить любовь к морю и парусу сотен ее детишек, в сердца которых навсегда войдет шелест воды отваливаемых усов и хлопанье заполоскавшей шкаторины паруса. Пусть не ставших великими чемпионами, даже вообще не связавшими жизнь с морем, но сохранившими в душе омытой светлыми брызгами невской воды подаренную ею в детстве эту светлую доброту...