Четыре жезла Паолы
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Отрывок. - Паолу готовили расширять границы великой империи. Ее научили понимать, в чем ее долг, чтить традиции и выполнять приказы. Ее не учили сражаться: в странствиях по Невендаару крылатую деву всегда сопровождает защитник. Она мечтала о счастье, и счастье для нее было - служить Империи. Но в зеленые земли пришел враг, огонь и смерть угрожают Невендаару, и долг Паолы зовет ее на войну. Друзья и враги, битвы и смерти, победы и поражения, и не все так ясно, как хотелось бы, и не всегда приказы достойны, а долг не противоречит совести. Чьи боги помогут Паоле на ее пути? И стоит ли уповать на помощь богов? Быть может, лучше вспомнить совет старой предсказательницы - идти за своей судьбой и не бояться пути? ...
- есть здесь: http://www.labirint.ru/books/294079/
- или здесь http://read.ru/id/1336461/?pp=727
- А здесь лежит просто замечательный фанфик с парочкой второстепенных героев, рекомендую всячески! http://samlib.ru/w/wasjukowskaja_o_o/j2-1.shtml
|
![[]](/img/g/gorelikowa_a_a/paola-1/paola_oblozhka.jpg)
Маленькая вводная от автора: я долго думала, что выложить сюда для ознакомления. Естественно было бы - начало, но мне бы очень не хотелось, чтобы мнение об этой книге составляли по первым страницам. Книга о войне, а в начале там - мир, настолько светлый и благостный, каким бывает даже не на самом деле, а в воспоминаниях из войны...
Так что - отрывок из начала второй части. Самое начало войны...
- Отлично, и этот наш, - Гидеон кинул быстрый взгляд на рудник и отступил под прикрытие кустов.
- Последний, - выдохнула Паола.
Они петляли по восточной окраине Империи второй месяц. Полчища Проклятого сюда не добрались, здесь по-прежнему зеленела мягкая трава, а мана и золото не найденных врагом рудников исправно текли в казну. Но война ощущалась и здесь. В настороженности мужиков, в охраняющем деревни ополчении, в опустевших дорогах. В орочьих бандах, безнаказанно орудующих там, куда еще недавно и кончик носа сунуть побоялись бы. Трактирщики не радовались гостям, просившим ночлега, за овес для коня заламывали втридорога, скудный ужин не стоил и половины взятых за него денег. Опасно было держаться открытых мест, пробираться лесами - еще опаснее. Как-то раз крылатая дева и ее рыцарь трое суток, почти не делая остановок, позорно удирали от стаи зеленокожих. Другой раз - едва ушли из засады, отделавшись стрелой в плече Паолы и зарубленным конем Гидеона. А однажды на рассвете, в коварном густом тумане, их едва не убили свои - патрулирующий окрестности небольшого городка отряд стражи. Командир потом долго извинялся, объяснял:
- Слухи идут, будто разведчиков Проклятого видели. Тоже, - смущенно покосился на Паолу, - крылатых. Уж прости, дева.
Теперь, выполнив первую часть задания - проверить, не появилось ли чужих жезлов на своей земле, - можно было сворачивать к границе. Ставить свои жезлы на чужих землях.
Паоле это не нравилось. Было в этом что-то неправильное, бесстыдное, воровское. Бесчестное вдвойне - оттого, что идти предстояло на земли Горных кланов. Союзников. А еще - обидное. Потому что союзники тоже хороши. Пока мир, дружим, а как война, цены взвинчивать? Хороша дружба, на беде соседа наживаться! Хорош союз, от них войска в помощь ждут, а они шпионов засылают. Ведь именно гномья стрела чуть не убила ее тогда, в переулке по пути из храма! "В войне, как в любви, каждый старается за себя", - сказал тогда Ольрик. Она не стала спорить, не дело спорить с учителем, но горечь на душе осталась надолго. Само слово "союзник" обмануло вдруг, перестало вызывать уверенность. Будто нагнулся понюхать розу, а в лицо ударил смрад тления.
Гидеон, кажется, понимал ее чувства. А может, и сам чувствовал нечто похожее. Пробормотал мрачно:
- Этому союзу так и так крышка. Сегодня, завтра, а может, уже вчера. Еще неизвестно, к месту ли там окажутся наши бумаги.
В футляре у него за пазухой лежали верительные грамоты особых посланников. На случай нежелательных встреч. Тоже хорошо: встреча с союзниками - нежелательная. Тьфу.
- Знаешь, - призналась Паола, - нельзя, конечно, так говорить, но зря это. Не все равно, кто именно нарушит союз.
Гидеон скривился, будто уксуса хлебнул.
- Пошли. Давай найдем сегодня теплый ночлег.
Паола кивнула: ветер с гор вымораживал насквозь, до костей. Страшно было думать, что там, дальше, на снежных землях, им придется ночевать под открытым небом.
Еще раз оглянувшись на рудник, девушка вздохнула и двинулась к приведшей их сюда тропке. Гидеон прав, лучше думать о том, где они сегодня будут спать и смогут ли поесть горячего на ужин. Мысли о союзах стоит оставить тем, кто имеет власть эти самые союзы заключать. Или разрывать.
Резкий порыв ветра швырнул в лицо жухлый, скукоженный лист. Паола озадаченно сморщила нос: прилетевший с ветром запах был чужд и тревожен. Что бы это?..
Гидеон крутнулся, выхватывая меч.
Дальше... вряд ли Паола смогла бы внятно рассказать о том, что было дальше. Все смешалось. Полоснувший по глазам блеск лезвия, волна леденящего страха, и сразу следом - огонь. Боль. Крик Гидеона. Ее взмах крыльями - вслепую, на звук, почти бессознательно. Дерись. Сражайся, не оглядывайся на меня. Вой - она надеялась, что врага. Кажется, она и сама кричала. Кажется, это помогало не бояться. Острая, едкая вонь - паленые листья, паленые волосы, горелая плоть. Гидеон: выпад, кончик меча чиркает по черному кожистому крылу. Крылу? Зеленый камзол расползается черными дырами, дымится. Огонь. Боль. Страх. Крик. Дерись! Хрип. Тьма застилает глаза. Соберись, держись! Держи его, ему драться! Волей Неба, именем Всевышнего... Вой, хрип. Тишина.
- Паола. На, выпей.
Рука под затылком, холод стекла у губ. Глоток. Мятный холод, льдистый огонь. Дышать. Открыть глаза.
О, Господи.
Неровные пятна ожогов на лице, опаленные брови. От кривой улыбки едва прихватившая ожоги корочка трескается, подергиваясь мелким бисером сукровицы.
О, Боже, только не это.
- Я... такая же?
Мгновение непонимания, ухмылка:
- Уже нет. Больно?
Сесть. Под ладонями - горячие угли и пепел. Вдруг, ни с того ни с сего, начинают позорно трястись губы.
- Где болит, Паола? Ну же, говори!
- Не знаю. Ничего. Просто...
Он обнимает ее и подставляет плечо, и слезы прорываются наружу, да ладно бы просто слезы, а то ж всю трясет, трусит, колотит самым позорным образом. Детский рев с подвываниями, тьфу! И остановиться сил нет.
- Перепугалась?
- Я... я даже не поняла, сколько их было...
- Двое. Всего двое, - рука Гидеона теплая, сильная, уверенно гладит спину, задерживается в волосах. - Колдун и жезлоносица.
- Ты их...
- Ну конечно.
- Оххх... Да, перепугалась - не то слово. Откуда зелье?
Эликсиров им с собой не давали: боевым отрядам нужнее.
Гидеон мотнул головой:
- У той взял. - Помедлив, добавил: - А если б она не зелья хлебнуть решила, а ударить, мертвыми были бы сейчас не они, а мы с тобой.
Паолу затрясло. Теперь, когда все закончилось, поняла вдруг: первый настоящий бой. Все, что раньше было, - так, ерунда. Этого врага, настоящего врага, она раньше не видела.
- Помоги встать.
- Уверена?
- Сидя исцелять не умею, а тебе нужно.
От единственного взмаха крыльями закружилась голова. Как будто сил вовсе не осталось. Да что ж это с ней?!
- Отдохни. Отдышись, я уже почти в порядке.
- Да с чего мне отдыхать?!
- Опомнись, Паола, милая, ты же весь бой меня держала! Я ж цел почти! Ты на лицо не гляди, это мелочи! Сюда глянь!
Слова замерли на губах: рыцарь протянул вперед руки, повертел ладонями перед лицом Паолы. Дырявые, обугленные, в пятнах крови рукава - и чистая, молодая розовая кожа в прорехах.
- Я... что? Это что, я?..
- Сядь уже, - Гидеон вздохнул, усадил ее и отошел. Наклонился над какой-то грудой... труп, вдруг поняла Паола, это труп. А вон - второй.
Во рту стало кисло. Паола согнулась пополам, кашляя, тщетно пытаясь подавить рвотные спазмы. Ее выворачивало наизнанку долго, мучительно и мерзко. Подошел Гидеон, протянул флягу. Она кивнула: сил говорить не было.
- Гляди, сколько я всякого у них выгреб.
Гидеон сделал вид, что ничего особого с ней не произошло. Паола была благодарна рыцарю за деликатность, и даже мерзость обыскивания трупов показалась вдруг вполне приемлемой. Это же враги, верно? Они вместе рассортировали добычу: свиток с заклинанием - отдать магам, флаконы с эликсирами - пригодятся, кольца...
Паола отогнала навязчивую мысль о том, что кольца наверняка сняты с убитых. Ссыпала их в ладонь Гидеону: за еду и ночлег всегда расплачивался он. Встала, сказала тихо:
- Пойдем?
Когда они отошли достаточно далеко, когда сердце Паолы перестало колотиться, словно пытаясь пробить грудь насквозь, а навязчивое желание забиться в укромный уголок и пореветь исчезло, Паола окликнула рыцаря:
- Гидеон?
- Да?
- Прости.
Он обернулся резко, будто в драку:
- Всевышний, за что?! Ты о чем, Паола?
- Я вела себя... не знаю, как чувствительная барышня какая-то! Позорище.
- Перестань, - Гидеон уже отвернулся и шел дальше, но в его голосе Паоле почудилась улыбка. - Это твой первый серьезный бой, чего ты хотела. У всех так.
Паола вздохнула и поплелась следом за рыцарем. Она совсем не была уверена, что второй серьезный бой не опозорит ее еще сильнее. Но думать об этом сейчас, наверное, все-таки не стоило.
Приют нашелся через несколько часов пути, на опушке леса - чахлого, прижатого к земле постоянными холодными ветрами. Темная, застланная корьем и поросшая мхом крыша почти сливалась с землей. Мимо бы прошли, если бы не запах дыма, распаренной на углях каши и горячего молока. В тесной хижине обитали бабка-травница, согнутая годами, темнолицая, больше похожая на гномку, чем на человека, и девчонка-ученица, быстрая, ловкая и, насколько позволял разглядеть скудный вечерний свет, миловидная скорее по-детски, чем по-девичьи. Паоле показалось, они не были рады гостям. Ну, что ж, впустили и спасибо.
Гидеон ругнулся шепотом, зацепившись за свисавший с балки полынный веник. Буркнул: ишь, мол, нечисть отгоняют, на себя бы глянули. Сунул бабке в руки мешочек из дорожных припасов:
- Приготовь.
Сел на лавку, устало вытянул ноги. Бабка закопошилась у очага.
Паола растерянно оглядывала тесную утробу хижины. Приткнуться негде! С балок свисают пучки трав, в углях рядом с кашей томится горшок с чем-то явно несъедобным, темным, булькающим и чавкающим, как липкая грязь.
- От спины, - проскрипела бабка, заметив взгляд гостьи.
Счастье еще, подумала Паола, что над очагом вытяжка устроена, да хитро, не иначе, гномьи навороты. Это "от спины" навряд ли приятно пахнет.
Захныкал ребенок. Паола вздрогнула: так их здесь, в этой халупке, не двое, а трое? То-то пускать не хотели. Ну да, вон она, люлька, в углу за очагом.
Девчонка спустила кофту с плеча, достала малыша и ловко пристроила к груди. Гости ее не смущали. Ребенок чмокал, посапывал, елозил сжатым кулачком по белой коже, а Паола с трудом удерживалась от вопроса: тебе самой-то лет сколько?! Бабка, видно, поняла, буркнула, пожевав губами:
- Высокие господа не спрашивают, хотят ли смердки позабавиться.
Паолу бросило в жар. Конечно, крылатую деву никто тронуть не посмеет, но... не всегда она была крылатой, не всегда жила в спокойной тишине гильдейской школы. У нее была мать, с которой когда-то так же "позабавились". И не было отца.
Но, вздумай она сейчас сказать этим женщинам, что понимает, они не поверят. Им не объяснить.
Им не нужны ее объяснения, ее сочувствие. Сейчас она - тоже из "высоких господ", и кому какое дело, по праву рождения или по дару Всевышнего.
Паола подобралась ближе к огню, окунула ладони в теплый воздух. Сказала тихо, заметив косой бабкин взгляд:
- Холодно у вас тут.
- Пусть холодно, зато тихо, - ответила вместо бабки девчонка. - Чужие не заглядывают.
- Вроде нас? - хмыкнул Гидеон.
- И вроде вас тоже. И другие... всякие.
- Так уж и никто?
- Чужих - никто, - девчонка встала, уложила наевшегося малыша в люльку. Усмехнулась. - А кто мне свой, того тебе, господин рыцарь, знать не надобно.
- Тебя звать-то как?
- Неважно.
Малыш захныкал. Бабка зыркнула на ученицу, буркнула:
- Разболталась, девка. Укачивай теперь.
Люлька мерно заскрипела, покачиваясь. Внезапная тоска охватила Паолу, резанула по сердцу.
- Ой-баю-баю, тебе песенку пою, спи, малыш, усни, в темну ночку не смотри...
Молодая мать, по-детски миловидная, наверняка младше самой Паолы года на два, на три, тихонько раскачивалась вместе с люлькой. Мурлыкала под нос:
- Ой, да темна ночь, зло да страх, бегите прочь, ой-баю-баю, тебе песенку пою...
Малыш сопел все ровнее, может, и спал уже, но девчонка пела и пела, и почему-то от ее колыбельной отступала тоска:
- Ой, да темна ночь, да бела в ночи метель, спи, малыш, усни, беды снегом занеси... Снегом унесет, да метелью заметет, ой-баю-баю, да метель тебе споет...
Гидеон поежился вдруг. Сказал тихо:
- Близко вы от горных. Не тревожат?
- А чего им нас тревожить? - откликнулась старуха-травница. - Мир у нас с ними, хвала Вотану.
- Чужим богам молитесь? - взгляд Гидеона похолодел, резанул так - даже Паола испугалась. А бабка лишь плечами повела безразлично. Ответила:
- Всевышний высоко, столица далеко, а снежные земли рядом. А там - Вотан главный, его власть. Ты, господин рыцарь, не понимаешь.
- Не понимаю, - согласился Гидеон. - Одно знаю, Небесный Отец отступников не любит.
- Церковь их не любит, - равнодушно возразила бабка. - Вот такие, как ты, не любят. А Всевышнему все равно. У богов там, наверху, свои счеты, и Вотан ему не враг.
- Много болтаешь, - рыцарь поморщился, - доболтаешься.
- А и доболтаюсь, не твоя печаль.
- Ой, споет метель, как в ночи темным-темно, - навевала сон девчонка над люлькой.
Бабка выдернула из углей горшок с их едой, переставила на криво сколоченный стол:
- Вот.
Гидеон ухмыльнулся криво, кивнул Паоле:
- Садись, поедим.
От горячего Паола наконец-то согрелась. Теперь ее начало неудержимо клонить в сон.
- Где лечь можно, хозяйка? - спросил Гидеон.
- А где хотите.
Рыцарь пожал плечами, кивнул Паоле на лавку, а сам, завернувшись в плащ, устроился на полу поперек дверей. Паола свой плащ предпочла расстелись на лавке, вместо матраса и подушки. Легла, свернулась калачиком, укрывшись собственным крылом и жалея, что нельзя натянуть его на макушку, как одеяло. Заснула - как в черную яму провалилась. Но и во сне ей чудилось тихое пение...
Утро не прибавило хозяйкам хижины гостеприимства. Бабка зыркала волчицей, девчонка смотрела, как на пустое место. Паола охнула, потянувшись: за ночь тело застыло, занемело. Очаг остыл, и непохоже было, что бабка кинется его раздувать ради гостей. В щели под потолком свистел ветер.
Гидеон ухмыльнулся, хрустнул суставами, разминая пальцы. Кивнул Паоле:
- Пойдем. Спасибо, хозяйки, за приют.
Когда хижина осталась далеко за спиной, хмыкнул:
- Можно спрятаться от мира, но вряд ли у них получится не пустить к себе войну. Лучше бы к людям шли.
Паола покачала головой, но спорить не стала.
До самых снегов больше им жилья не попадалось. Неприветливые здесь были места, холодные, глухие. Казалось, все живое бежит отсюда. Только выл в корявых ветвях стылый ветер, а ночами ему вторили волки. Странные, слишком уж умные волки, опасающиеся нападать на двух явно не беспомощных путников, но не упускающие их из вида, провожающие, следящие издали. Словно ждущие чего-то.
Паола научилась разводить костер, спать на земле, вовремя замечать низко нависшие ветви: пробирались звериными тропами, не везде позволяющими идти в полный рост. Не научилась только не слышать этот вой. Он вяз в ушах, завораживал, грозил, а иногда слышалась в нем колыбельная давешней девчонки: ой, споет метель, как в ночи темным-темно... Тогда ночь подступала ближе, и даже костер не мог разогнать стынь.
К границе подошли под вечер. Выбрались из леса, и Паола замерла, забыв дышать, не в силах впустить в себя новое, невиданное прежде: огромную, чистую, сверкающую острыми звездными искрами белизну. Бесконечную, до горизонта, до неба; и даже само небо над нею утратило синеву Жизни, поблекло, затянулось белесой дымкой. Как в зеркале, подумала Паола; впрочем, мысль мелькнула мимолетно и тут же забылась, оставив лишь удивление.
- Плохо, - тихо сказал Гидеон, - тропу замело. Надо к лесу пробираться.
- А есть тут лес-то? Как вообще деревья расти могут в этом... - Паола наклонилась, осторожно дотронулась до белого... "снег", подсказала себе. Снег уколол пальцы хрустким холодом - совсем не сильным, терпимым. Может, не так уж тут будет и страшно?
- Растут как-то, - Гидеон пожал плечами. - Вон он, лес.
Паола прищурилась, заслонила глаза ладонью: белизна мешала разглядеть, на что показывает рыцарь. Показалось, и правда темнеет что-то вдали.
- Давай вернемся, - предложил вдруг Гидеон. - Туда дойти до темноты не успеем, не в снегу же спать.
В покинутом ими зеленом сосняке, где-то совсем близко, переливчато завыл волчий вожак. Ему ответило слаженное торжествующее многоголосье. Девушка вздрогнула. Послышалось: только вернитесь, ждем...
- Нет, пойдем лучше. Возвращаться - не к добру.
Ноги провалились в рыхлое, холодное, глубокое - почти по колено. Паола взвизгнула, взмахнула крыльями.
- Правильно, - буркнул Гидеон, - лучше лети.
Сам он продирался по снегу, как по болоту, медленно, с явственным усилием, оставляя за собой распаханную борозду следов. Сумерки окрасили снег синим, и Паола подумала: здесь, похоже, небо и земля и правда друг в друге отражаются.
А еще здесь слишком уж свободно звукам. Воет - а не поймешь, далеко ли, близко. Паола все оглядывалась, вертела головой, боялась - набежит стая, возьмет врасплох. Даже она, неопытная, понимала: рыцарь не сможет долго сражаться, увязая в глубоком рыхлом снегу.
- Гидеон, мне страшно... - Стыдно было признаваться, но молчать - и вовсе невыносимо. К тому же Паола никак не могла унять дрожь.
- Мне тоже, - мрачно признался рыцарь. - Вот что, если встретим кого, ты говори - ближний город ищем, к старейшинам идем. А зачем, не знаешь, я командую.
- Ладно, - согласилась Паола. - А с чего ты вдруг так? Они ж нам союзники, чего бояться?
- Они нам да, - Гидеон отчетливо скрипнул зубами, - а мы им? Да кто знает, как оно сейчас, сколько без вестей по глуши шатаемся... Эх, Паола, будь моя воля...
Рыцарь резко выдохнул, наклонил голову и пошел вперед. Снег стал глубже, Гидеон брел медленно, шепотом ругаясь сквозь зубы. Черные волосы покрылись инеем. Паола подышала на закоченевшие руки, растерла лицо, уши. Оглянулась. Зеленые земли виднелись куда ближе, чем она думала. Как же медленно двигаться по этому снегу! Прав был Гидеон, не стоило идти сюда на ночь глядя, не успеют они к ночи до леса...
А еще здесь очень уж быстро темнеет. Привычный неторопливый вечер скомкан, ужат до предела: уходящий день до последнего цепляется за белизну снега, кажется, еще долго должно быть светло, и вдруг - ночь. И ветер - тоже вдруг.
Ветер поднялся внезапно и резко. Вот только притененный синими сумерками снег нетронутой гладью стелился под ноги, и вдруг - взвихрился, ударил в лицо сотней злых острых булавок, забил глаза белесой мутью, завыл, захохотал в уши. Белый кокон обнял Паолу. В один миг она потерялась, перестала понимать, откуда и куда шла, а главное - где Гидеон. Она попыталась крикнуть, но ветер заглушил ее голос, забил рот снегом, перехватил горло удавкой. Она протянула руку, но рука не нашла опоры. Откуда-то Паола знала: попытается взмахнуть крыльями - останется без крыльев. Переломает, перемелет, сомнет... Паолу охватил ужас - слепой, животный, помрачающий сознание. Она умрет. Они оба умрут. Вот прямо сейчас. Они замерзнут насмерть, их тела занесет снегом, волки обглодают их, ветер разметет кости... и споет метель... Слезы примерзали к ресницам, ни рук, ни ног уже не было, не было будущего, не было надежды, только пел смутно знакомый девчоночий голос, тихий, заунывный, равнодушный, о том, как в ночи темным-темно. И выли волки. А может, это в маленьком городке далеко-далеко отсюда, на самой границе с орочьей полынной степью, веселая маркитантка баюкала дочку-безотцовщину.
Паола очнулась от боли. Жгучей, жарко-знобкой, багрово-алой. Она горела, пылала, варилась в кипятке, в адовой кипящей смоле. Это смерть? Она умерла и попала в ад? Но за что?
И, если это ад, где черти, демоны и... кто там еще в аду? Почему не пахнет серой?
Может, был бой, и она ранена, обожжена? Паола шевельнула рукой, пытаясь добраться до кошеля с эликсирами, и снова провалилась в беспамятство.
Когда пришла в себя в следующий раз, боли не было. Только слабость и странное морозящее онемение, не похожее на действие знакомых девушке эликсиров и заклятий. Под веками плавали желто-багровые пятна, в ушах пульсировал назойливый звон. Ни шевельнуться, ни хотя бы открыть глаза Паола не рискнула. Лежала тихо, прислушиваясь к себе, заново ощущая собственное тело - несомненно, вполне живое.
Она вспомнила теперь: никакого боя не было. Только метель. Вспомнила, как замерзала, как выл в уши ветер, и колючий снег залеплял глаза. Как перехватывало дыхание, а в груди разрастался ледяной ком. Наверное, правду говорят, что слишком сильный холод сродни огню - так же опаляет, сжигает насмерть.
А она, выходит, спаслась? Но как? Кто?..
Потом заполнивший голову звон притих, и сквозь него пробились голоса. Говорили где-то рядом, и один из голосов совершенно точно принадлежал Гидеону.
Значит, он жив. Они оба живы.
Слава тебе, Всевышний!
В этот миг до сознания Паолы добрались два слова, сказанные Гидеоном: "союзнический договор". Рыцарь говорил что-то еще, но Паола, едва подхватив нить, тут же упустила ее снова. Лишь подумала: мы, верно, у горцев.
Гидеону ответил другой голос, хриплый и злой, слишком твердо выговаривающий "г" и слишком тянущий "р". "Вы не враги, нет". Гном? Паола взглянула сквозь ресницы, но увидела лишь обшитый деревом потолок - не слишком четко, потому что в глазах все еще плавала обморочная муть. Надо повернуться. Всего лишь повернуться, не вставая... ну же, Паола, ты сможешь! Ох уж эти мужчины, рыцари, стоит сойтись хотя бы двум, тут же разговоры о войне!
"Вы хуже".
Что?..
"Предатели!"
Я сплю, подумала Паола. Какие-то странные у них разговоры. Надо просыпаться. Надо все-таки встать. Встать, воды попросить, глянуть, как Гидеон... наверное, и полечить его придется...
Паола зашарила руками в поисках опоры, дернулась - и с грохотом свалилась на пол.
- Не сплю, больно, - лишь услыхав удивление в собственном, сиплом и тихом, голосе, поняла, что сказала это вслух.
Кто-то хмыкнул.
Кто-то подхватил ее подмышки и грубым рывком взгромоздил на лавку, прислонив к стене, точно куль с овсом. Мелькнул перед глазами волчий тулуп, сивая борода, злые колючие глаза под кустистыми белесыми бровями. Гном.
- Сиди.
Попросить воды Паола не успела. Горец отступил на шаг, и она увидела Гидеона. Слова замерзли во рту. Рыцарь сидел на полу, прислонившись плечом к стене, руки вывернуты за спину, небрежно скомканные плащ и камзол валяются рядом. Он не посмотрел на Паолу, даже головы не поднял, и именно это больше всего испугало девушку.
Они в плену?
У горцев?
А бумаги - не помогли?!
- Тебя как звать?
Паола не сразу поняла, что гном обращается к ней. Мысли путались, вспыхивали и гасли, не успевая пробиться на поверхность. Вот что такое "каша в голове"...
- Можно воды?
- Тебя как звать? - повторил гном.
- Паола.
Гном вперевалку протопал к стоявшей в углу кадушке, зачерпнул ковш, вернулся, сунул девушке в руки. Пока ходил, Паола успела разглядеть сваленные кучей их с Гидеоном дорожные припасы и, отдельно, взятые у жезлоносицы Проклятых вещи - свиток с заклинанием, эликсиры, тусклая кучка золота и серебра. Вода оказалась ледяной, но в голове прояснилось, и Паола осторожно, мелкими глоточками, выпила почти все.
- Спасибо. Это вы нас спасли?
Ни на вопрос, ни на благодарность гном не ответил. Хрустнул корявыми пальцами, ожег ледяным взглядом.
- Что вы делали в наших землях?
- В город шли, - медленно ответила Паола. Голос, и без того сиплый, после ледяной воды сорвался почти на писк. Жалко она, должно быть, выглядит...
- В какой?
- Не знаю, - растерялась Паола, - в любой, где старейшины...
- Зачем вам старейшины?
До чего же глупо, подумала Паола, даже не знаю, как отвечать, никогда не обговаривали всех подробностей! Но кто бы мог подумать, что их вдруг станет допрашивать какой-то... кто он, кстати? Ладно, это после. Кем бы ни был, пока непонятно, в чем дело, сердить его не надо. Кивнула на Гидеона:
- К старейшинам он шел... переговоры - мужское дело.
- Лжешь! Думаешь, не ясно, что может искать в наших землях крылатая служанка вероломного императора?
- Вероломного? - Паола задохнулась, с трудом подавила панику. - Вы о чем? Мы не сделали ничего плохого, клянусь! Вообще ничего не сделали!
- Не успели, - буркнул горец.
- Да почему?! Мы едва успели три шага по вашей земле ступить, а вы с нами как с врагами, за что?! У нас письма с собой, нас послали сюда как друзей, как союзников, это вы... - Паолу затрясло, паника захлестывала с головой, ведь она-то знала: в самом важном горец прав. Она лжет, пусть во имя императора и по приказу, но лжет, совесть ее нечиста, и за неправые клятвы Всевышний с нее спросит. Но признаться - значит погибнуть. Они должны жить. Выжить. В конце концов, если война прощает убийство, то простит и ложь.
И, в конце концов, если горцы с ними как с врагами, значит, они тоже враги. А обмануть врага - не грех.
Эти мысли мелькнули в голове Паолы мгновенной вспышкой, озарением. И - вот странно! - успокоили. По крайней мере, теперь ясно стало, что делать. Держаться сказанного, возмущаться вероломством союзников, плакать, требовать встречи со старейшинами - и надеяться. Изо всех сил надеяться, что Гидеон сумеет как-то их освободить. Придумает выход.
Ведь переговоры - и правда мужское дело...
Это оказалось самым сложным - надеяться. Гном измотал ее вопросами, заставлял повторять нехитрую историю снова и снова, и с каждым разом даже самой Паоле все ясней становилась беспомощная глупость ее бесконечных "это не мое дело" и "мне об этом ничего не рассказывали". А Гидеон словно не слышал, сидел безучастно, ни звуком не подтвердил ее слов, и Паола не понимала - почему? Я должна верить, повторяла она себе. Он знает, что делает. Он вовсе не бросил меня; так надо, наверняка так надо, я просто должна ему верить...
- Ты наглая лгунья! - вспылил, наконец, гном. - Наглая, глупая, бесчестная, как...
- Замолчите! - взвизгнула Паола. - Как вы смеете!
В следующий миг ее голова с глухим стуком ударилась о стену, в глазах вспыхнули искры, а рот наполнился кровью. Рука у горца оказалась тяжелая.
- Довольно! - заорал гном. - Говорить с тобой - все равно, что ждать правды от слуг Мортис! Вы, люди, такие же лживые! Думаешь, мы здесь не знаем, кто ставит жезлы зеленой земли? Слушай, крылатая, внимательно. Или ты сейчас честно признаешься, что тебя послали отбирать наши рудники, или...
- Неправда!
Еще одна оплеуха едва не вышибла дух.
- Говорить ты будешь, когда я велю. Так вот, или выкладываешь всю правду сама, или мы ее попросту из тебя выбьем. И, Вотаном клянусь, тебе это не понравится.
- Собираешься пытать девушку, благородный горец? - хрипло выплюнул Гидеон. - Мало тебе, что послов схватил?
Гном не смутился:
- Видали мы таких послов. Это дома у печки она девушка, а здесь - лазутчик и вор. Ну, крылатая, так на какие рудники тебя направили?
- На наши! Придурок! - ору, как рыночная торговка, мельком подумала Паола, и тут же решила: пусть, так оно и правильно. - У нас война, вы об этом знаете здесь или нет? Чертовы адские полчища позахватывали все наши рудники, по-твоему, мы должны были им это спустить? Я убирала чужие жезлы! На нашей земле, слышишь, на нашей! А он меня защищал! Потому что они везде и они убивают! А сюда с ним меня, потому что я летать могу и исцелять, и потому что по пути, неужели неясно?! Что вы себе навыдумывали?! Совсем?!.
- Цыц!
Паола отшатнулась от внезапно наклонившегося к ней горца, уперлась затылком в стену, до боли в пальцах стиснула край лавки. С трудом сглотнула закупоривший горло ком. Докричалась, милая, сообщила какая-то слишком спокойная ее часть - та, что наблюдала происходящее словно со стороны. Вот сейчас он тебе в ответ выдаст.
Гном оскалился. Достал кривой широкий нож, провел перед глазами Паолы. Та зажмурилась.
- А если я сейчас начну из твоей нежной кожи ремни резать или твое красивое личико уродовать, то же самое повторишь?
- Да! - Паола не дала себе времени представить, к чему приведет упорство. - Да, да, да! И Всевышний тебя покарает, а может, и твои боги тоже! Ты нас назвал вероломными, на себя погляди, союзничек!
Жесткие пальцы клещами стиснули подбородок, вздернули вверх. Задохнувшись от ужаса, девушка вскинула руки. Отталкивать гнома было, разумеется, глупо. Он всего лишь стиснул в кулаке оба ее запястья - показалось, кости вот-вот хрустнут, - а потом блестящее лезвие ножа мелькнуло перед глазами и опустилось вниз, и плечо ожгло внезапной рвущей болью, а потом - надсадно, выворачивая жилы, дернуло.
Паола заорала.
Она даже не попыталась сдержаться, показать гордость. Забилась, тщась вырваться из железной хватки, выворачивая руки до хруста, до рвущей боли в жилах. Ни одной мысли не осталось в голове, только паника, темная, безрассудная паника. Но откуда-то она знала: так надо. Все правильно. Кричи, милая, громче.
Гном прижал ее к лавке, наклонился к лицу:
- Мало прият...
Договорить не дал Гидеон. От вопля крылатой девы рыцарь сорвался с места - и прыгнул на ее мучителя как был, со связанными руками. Сшиб с ног. Два тела покатились по полу. Одно худощавое, гибкое, в драной рубахе, давно утратившей первоначальный белый цвет, измаранной застарелыми кровяными пятнами. И другое - массивное, громоздкое, похожее на огромный угловатый валун, укутанный в волчью шкуру. Такого бей, не бей - один толк, разве что кулаки об него расшибешь. Очень быстро горец подмял почти беспомощного пленника. Широкая узловатая ладонь стиснула горло рыцаря, тяжеленный кулак врезался ему под челюсть. Гидеон дернулся и обмяк. Паола вскочила, но гном уже обернулся к ней, прыгнул - и от короткого резкого удара девушка отлетела к стене пушинкой, с ужасом ожидая услышать хруст ломающихся крыльев, а может, и хребта.
Оборонил Всевышний, обошлось. То ли на деле гном бил вполсилы, то ли крылья смягчили удар. Паола сидела на полу, хватая ртом воздух, и медленно осознавала, что - вот уж чудо! - у нее ничего не сломано и даже не особо зашиблено. Лишь плечо, там, где горец поранил, все еще дергает, пульсирует горячим, и вокруг медленно промокает, липнет к коже ткань шерстяного платья.
- Только шевельнись, - прошипел гном. - Пожалеешь, что на свет родилась.
Вернулся к Гидеону, стянул ему ноги ремнем, фыркнул презрительно:
- Глупая выходка.
Оттащил пленника в дальний от Паолы угол, прислонил к стене - сидя. Голова Гидеона беспомощно свесилась. Из носа частыми, крупными, как горох, каплями текла кровь.
- Ты убил его, - срывающимся голосом прошептала Паола.
- Очухается, башка крепкая. Как у всех дураков. А ты...
Паола всхлипывала, не в силах больше сдерживаться. Ее трясло - не от боли, от страха. Самым краешком сознания, тем, что так и остался спокойным в этом безумии, она понимала, насколько жалкой сейчас выглядит. Ну и хорошо.
- Лучше скажи правду. Иначе будет хуже, ведь это только начало. Поупрямилась, хватит. - Гном помолчал немного, ответа не дождался и добавил: - Или хочешь продолжать?
- Да все я вам сказала! Все! Ну что я еще могу сделать, что придумать, если вы правде не верите! Чего вам еще надо?!
Горцу, похоже, не нравились ее слезы. А может, все-таки противно было пытать беспомощную девушку? Он ответил спокойно и даже почти ласково:
- Нам надо самую малость. Доказательства.
- Господи, какие?! Как, чем я могу доказать?! Если уж вам подписанных Гильдией грамот и то мало?!
Гном в ответ пожал плечами:
- Ничем не можешь. Нет у вас никаких доказательств, кроме твоих дурных воплей. А грамотами твоими только подтираться. Бумажульки, тьфу.
Паола нащупала кончиками пальцев рану, дернулась, вскрикнув. Что этот гном клятый там делал, правда, что ли, кожу снять пробовал?! Послала в пальцы волну целительной силы - верней, попыталась послать. Закружилась голова, потемнело в глазах. И девушка самым постыдным образом сползла в обморок.
Но та крохотная часть ее разума, что глядела на происходящее со стороны, успела подумать: вот и хорошо. Правильно.
Долго валяться в беспамятстве ей не дали. В лицо ударила ледяная вода, колючие струйки потекли по шее, обожгли грудь, плечи.
- Открой глаза, - велел гном. - Или окуну тебя с головой.
Девушка всхлипнула, подняла руку - обтереть лицо. Плечо прошибло болью, и тут же тело забилось крупной дрожью. Паоле казалось, вся она смерзлась в ледяной ком, в мире остался только холод, холод и страх. Заскулив побитым щенком, она попыталась отползти от горца подальше, но куда тут было ползти? И так уже в самый угол забилась. Сквозь слезы горец виделся смутным серым пятном, но это пятно было близко, слишком близко! Придвинулось еще ближе, почти вплотную - и Паола завыла, не в силах даже закрыть глаза, не смотреть, не видеть...
Две быстрых оплеухи мотнули голову вправо-влево. Еще. И еще. Паола замолчала, хватая ртом воздух. В ушах не то что звенело - колокола били. Голос гнома едва пробился через этот победный, торжествующий звон:
- Правду, ну!
- Я правду говорю! - заорала Паола. - Правду! Правду! Отойди, отстань, мне больно, я боюсь, я ничего больше не знаю, я все, все сказала! Скотина! Подлый ублюдок!
Еще один удар разбил губы в кровь. Паола задохнулась, прикусив язык. Рот быстро наполнялся горячим, соленым, потекло по подбородку, закапало на платье...
- Умолкни.
А ведь вполсилы бил, поняла вдруг Паола. Если даже не в четверть. И зубы все целы... кажется.
- Ты слишком громко орешь. "Ублюдка" прощаю, но только в этот раз.
Отошел, вернулся с ковшом воды:
- Держи. Умойся.
Руки так дрожали, что вода расплескалась, промочила платье на коленях. Паола окунула в ковш край плаща, приложила к лицу, запрокинула голову. Прислонилась ноющим затылком к стене. В висках стучало, горло саднило, челюсть раскалывалась от боли. Ублюдок, мысленно повторила Паола. Ублюдок-ублюдок-ублюдок.
Стало легче. Совсем немного.
Завернуться бы сейчас в одеяло, сжаться в комок и лежать, лежать...
Лучше бы метель убила.
Им не выбраться отсюда. Не доказать... ничего не доказать. Горцы не простят. И никто не поможет.
Гном ушаркал куда-то, а может, просто отошел. Паола вслушивалась в тишину, и чем дальше, тем больше эта тишина окутывала ее, убаюкивала, манила. Всех звуков - тихое, едва уловимое дыхание Гидеона да шорох ветра над крышей. Снова, наверное, метель. Зря они сюда сунулись. Снежные земли не для людей.