Появляется женщина, которая обдумывает покупку дома, и Сюзанна выводит ее в сад через французское окно. Черный дрозд поднимает привычную тревогу, выныривая из куста голубой гортензии, но ни одна из женщин его не замечает.
Женщина, которая обдумывает покупку дома, задает вопросы, оглядывает кусты и ухоженную лужайку, открытые границы участка. Сюзанна предлагает чай, и предложение принимается. Сюзанна довольна: они присядут за кованый железный столик здесь же в саду и будут рассматривать чудесную коллекцию фотографий и рисунков дома ее детских воспоминаний.
- Наверное, у меня здесь какая-то несчастная птица, - говорит Сюзанна. Они смотрят на фотографию с надписью "Сюзи, 1965", на которой маленькая девочка с двумя белесыми косичками держит в руках обувную коробку и щурится на камеру. - Тогда они часто залетали в окно или выпадали из гнезд, или запутывались в корзинке для сбора фруктов.
Понятно, все они погибли и были преданы земле в одной из цветочных клумб.
Женщина смотрит поверх фото на дом.
- Как мало он изменился, - произносит она. ("Отчаянно нуждается в перестройке", - скажет она своему мужу позднее).
- Да, дом почти такой, как был, - отвечает Сюзанна. - Хотя некоторые различия я замечаю. Деревья, наверняка, стали выше с тех пор, но когда я возвращаюсь в то время, которое помню, комнаты, сад, кажется, были больше. Смотрите. Вот мой отец.
Они вглядываются в черно-белое фото: на нем голова мужчины, закопанного в песок по горло. Его волосы стоят петушиным гребешком, - прическа выдумана маленькой Сюзанной. Его заспанные глаза довольно встревожены, у него обезьянья улыбка, будто он обеспокоен тяжестью теплого песка. "Веймут, 1968". Не надо было ему засыпать.
Если бы он действительно хотел, он бы не заснул. Но, вместо того, чтобы подвигаться или хотя бы приподнятьс яна руках и осмотреться, он не шевелился и позволил дремоте овладеть им; он будто дрейфовал на волнах, накатывающих на берег. Должно быть, рядом с ним постукивала пластмассовая лопата по ведерку. Недалеко от его ушей Сюзанна черпала и высыпала песок; другие звуки издавали другие дети - крики, вопли, барахтанье - бесились и скакали как воздушные змеи на ветру. Кто-нибудь медленно проходил мимо, и песок отскакивал на его голову.
- Похоронили отца на берегу, - цитирует женщина отрывок из заключения патологоанатома.
- Мы тупо лежали в тоске, а потому пришлось закопать его, - говорит Сюзанна. - Он заснул. Я заскучала. Я могла б уйти погулять или поплавать без него, но я знала, что он встревожится. Вместо этого я засыпала его песком.
Она все делала осторожно. Песок был мелкий и теплый. Сначала она навалила кучи по бокам, затем - между рук и ног, а затем засыпала все сверху; понемногу, чтобы не разбудить его.
- В конце концов, я могла навалить на него довольно много песка, - говорит Сюзанна с удовлетворением.
- Не удивительно, что он испуган, - говорит женщина.
- Никто не думал, что он уснет, - отвечает довольно резко Сюзанна. Затем ее голос смягчается:
- Но он был очень измотан.
Измотан. Ухаживал за ее матерью. Ее оставили на несколько часов, поставили телефон у постели, попросили заглядывать соседа, чтобы Сюзанна могла отдохнуть денек за время летних каникул, один день без забот по дому и саду. Сюзанне обещали дать возможность поплавать, а ее отец просто заснул. Она даже не приблизилась к воде.
- Скажи "сыр", - сказала Сюзанна в тот же момент, когда он проснулся. Она уже направила камеру и щелкнула как раз перед тем, как он выбрался из песка, поднялся и отряхнулся.
Она молчит и как будто раздумывает, довериться ли женщине. Наконец, она произносит:
- Нам трудно было развлекаться, когда мама умирала дома.
Женщина неловко, со звоном, ставит чашку с ложкой на стол. Она произносит:
- Я так сочувствую.
Сюзанна не слышит; она разглядывает на дом.
- Она лежала внизу, чтобы иметь возможность смотреть во французское окно. Она могла бы видеть, как мы сейчас сидим здесь.
Сюзанна слегка вздрагивает и возвращается
к альбому.
- Это она? - спрашивает женщина.
- О, нет, - отвечает Сюзанна. - Это Джули.
"Джули, 1972" устроилась на новой розовой веранде, крупная блондинка с огромной улыбкой, сидит в пол-оборота к камере. Сзади нее панорамное окно и новые раздвижные двери, наполовину открытые. На Джули розовая туника в цветах и белые брюки. Правой рукой она поднимает бокал,в левой вилка для барбекю.
- О! - Восклицает женщина.
- Ммм? - Сюзанна недоумевает.
- Сначала я подумала, что это другой дом, но ошиблась, не правда ли?
- Да, это он.
- Но где французские окна?
Они были в начале альбома на черно - белых фотографиях, они были сейчас на другой стороне лужайки.
- Мама любила французские окна, - сказала Сюзанна.- Я не думаю, что застекленная дверь на веранде - это то, что надо.
Или веранда. Если на то пошло.
- Я решила восстановить планировку.
Джули была из тех, кто всегда хочет чего-то нового, объяснила Сюзанна, всякую чепуху, на которую можно потратить деньги. Такова была Джули: всегда меняла вещи ради того, чтобы менять. Покупала новую мебель и устраивала ремонт. Она пересадила кусты в саду. Заставила ее отца выкопать старые и вывезти их. Затем она передумала и попросила привезти их обратно. Он говорил, что кусты дрожат, когда он проходит мимо. И все маленькие косточки, и черепа, и грудные клетки когда-то взлелеянных певчих птиц были выкопаны и лежали разбросанными по земле, пока не высохли и рассыпались.
- Незадолго до смерти отца она сказала, что хочет веранду и фонтан. Но папа, я знаю, соглашался со мной; мы не хотели декорации в стиле "пароход на Миссисипи". Это было бы крайне неуместно.
Женщина, которая обдумывает покупку дома, пошевелилась в кресле и украдкой бросила взгляд на часы. Это милейший дом. Она почти решила, что хочет его. Не в ее вкусе шарм старомодной меблировки, но это не важно; она все может изменить.
- У меня никогда ничего не получалось, - говорит Сюзанна. - Но я хотела: у меня было желание, и я делала попытки. Я была бы счастлива, если бы стала певицей, но у меня не слишком хороший голос. В школе училась неважно. Я даже не могла поддержать что-то или кого-то. Но я любила маму и папу, и я люблю этот дом.
Сюзанна вздыхает.
- Отец тоже любил его. Но для нее это была игрушка. Знаете, однажды они отослали меня в школу, а к моему возвращению на летние каникулы она заменила все вещи в моей комнате: шторы, ковер, абажуры, мебель и даже поменяла мои старые обои с животными на скотном дворе. Она сказала, что это выглядело так по-детски. Мои мягкие игрушки сложила в коробку и унесла на чердак. Когда я нашла их, то поняла, что теперь они не для меня. Но было бы милосердней с ее стороны позволить мне самой решать.
Женщина хмурится; она, конечно, видела только что эту комнату наверху. С обоями, изображающими скотный двор, с неимоверным количеством старых, потрепанных игрушек, сваленных на единственную кровать? Она прокашливается.
- Запрашиваемая цена...
- Я прошу много только из-за нее... она хочет долю, знаете. Поэтому я должна выручить как можно больше от продажи этого дома. Я не смогу снизить цену.
Молчание. Которое Сюзанна пытается заполнить:
- Определенно, в последнее время ему было не до секса.
После долгой паузы женщина спрашивает:
- Дом продается уже год?
Она открывает последнюю страницу альбома:
- О! Боже!
- Да, знаю, - говорит Сюзанна. - Эта фотография была сделана в больнице. Я хотела запомнить его таким, в последней стадии его болезни. Я не подумала, что это может шокировать. Он страшно исхудал. Он прошел через все это два раза: сначала, когда ухаживал за мамой. Я ничего не замечала. Должно быть, я была где-то рядом, играла во дворе, пока она умирала. Просто привыкла, что она лежит в постели, смотрит через открытые французские окна. Поговорить нам было не о чем.
Сюзанна закрыла альбом.
Люди иногда умирают очень медленно. Не так, как в кино, когда встречаются влюбленные и успевают сказать лишь несколько слов прежде, чем закрываются глаза, и слышится их последний вздох. Нет, иногда это длится дни и даже недели. Близкие устают, очень устают в ожидании неизбежного. Никакого общения. Человек лежит, тяжело дышит, не ест, не пьет, не двигается и не разговаривает, даже ничего не слышит, хотя сиделки говорили ей, что отходить нельзя и нужно быть очень заботливым.
Много дней он лежал так, с открытым ртом, веки наполовину опущены. Его дыхание было таким натужным, что, казалось, оно одно присутствовало в комнате.Затем пришел нескорый конец, когда его дыхание остановилось, а она сама вдохнула и замерла, - пока он не содрогнулся и не втянул воздух опять. Она задышала тоже.
Она провела много дней и ночей у его постели, пропиталась запахом комнаты, в которой лежал тяжело больной. Когда он был мертв, Сюзанна наклонилась над его постелью, как будто заглядывая уже в могилу. Она не плакала и была сосредоточена. Джули растаяла в слезах.
- Как жаль, у меня не было видеокамеры или магнитофона, и удалось сделать только этот снимок. Потому что я сделала его в тот момент, когда нагнулась над ним, и он прошептал:
- Похороните меня в саду.
Молчание заполняет все вокруг, как заполняет вода непрочный воздушный шар, пока тот не становится слишком тяжелым.
- И вы сделали это? - обронила женщина.
- Ничьих прав это не нарушало, - замечает, повысив голос, Сюзанна. - Чтобы там не говорили соседи.
Она приближает свое лицо вплотную и смотрит женщине прямо в глаза.
- Джули была на стороне владельцев похоронного бюро. Но если вы делаете все правильно, закопайте покойника на глубину в шесть футов и убедитесь, что водоносный слой не затронут. Тогда волноваться не о чем. Даже гроб не нужен; достаньте старую простыню из шкафа, последний раз посмотрите ему в лицо, чтобы убедиться, что он "не спит", опустите его и засыпьте землей.
Она возвращается в кресло.
В воздухе все нарастает напряжение, которое превращает женщину в стрелу, готовую лететь.
- Ну, конечно, - продолжала Сюзанна, - кто-то сказал Джули, что без завещания, написанного на бумаге, только мое слово могло передать желание отца. Я же дочь, в конце концов; я провела с ним всю свою жизнь.
Сюзанна встает; мгновенно раздается скрип соседнего кресла. На новой дорожке ступени расшатались; Сюзанна останавливается около гортензии. Она проводит руками поверх голубого куста, и женщина, не желая одной входить в дом, ждет у французского окна.
Наконец, Сюзанна проводит женщину в дом. На столе ждет чай, но, похоже, дождя не будет. Надо идти. Через короткое время на свое место в кустах возвращается черный дрозд.