Марчант Алекс : другие произведения.

Орден Белого Вепря

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    роман о Ричарде Третьем
  Орден Белого Вепря (1 часть трилогии)
  
  Алекс Марчант
  
  Посвящается Филиппе Лэнгли и команде наблюдателей за проектом 'Ричард'
  
  Перечень персонажей 'Ордена Белого Вепря'
  
  Мэттью Уэнсфорд, паж
  Элис Лэнгдаун, камеристка королевы Елизаветы
  Роджер де Кинтон, паж
  Эдвард, сын Ричарда, герцога Глостера
  Элен, помощница Элис
  
  Замок Миддлхэм
  
  Ричард, герцог Глостер, брат короля Эдварда IV
  Анна, герцогиня Глостер, его жена
  Сэр Френсис (позже лорд) Ловелл, друг и соратник герцога
  Сэр Ричард Рэтклиф, соратник герцога
  Лорд Скроуп, сосед
  Мастер Джон Кендалл, секретарь герцога
   Мастер Гилфорд, управляющий замковым хозяйством
  Сэр Томас, управляющий усадьбой
  Сэр Уильям, капеллан
  Доктор Фриз, наставник Эдварда и пажей
  Мастер Флит, учитель оружейного дела
   Мастер Петит, учитель танцев
  Мастер Рейнольд, учитель верховой езды
  Мастер Гигес, главный егерь
  Хью Соулсби, паж
  Лайнел де Брюн, паж
  Жиль Пинсон, паж
  Роберт, паж
  
  Придворные
  Эдвард IV, король Англии
  Елизавета Вудвилл, его королева
  Эдвард, принц Уэльский, их сын
  Елизавета, их дочь
  Сесилия, их дочь
  Ричард, герцог Йорк, их сын
  Маркиз Дорсен, старший сын королевы от первого брака, единоутробный брат принца Уэльского
  Сэр Эдвард Вудвилл, брат королевы
  Генри, герцог Бекингем, кузен, супруг сестры королевы
  Лорд Уильям Гастингс, друг короля и канцлер Англии
  Мастер Корниш, главный хормейстер аббатства
  
  Жители Лондона
  
  Мастер Эшли, купец
  
  Жители Йорка
  
  Джон Уэнсфорд, купец
  Фредерик Уэнсфорд, его сын
  Агнес Уэнсфорд, его дочь
  Питер Уэнсфорд, его сын
  Джон Бартон, певчий
  
  В прошлом
  
  Генрих VI, прежний король Англии, смещенный Эдвардом IV
  Ричард, герцог Йорк, отец Эдварда IV
  Эдмунд, граф Ратленд, брат Эдварда IV
  Джордж, герцог Кларенс, брат Эдварда IV
  Ричард, граф Уорвик, кузен Эдварда IV, известный как Создатель королей
  
  Глава 1
  Замок Миддлхэм, 1482 год
  
   Меч упал ровно в дюйме (2, 54 см- Е. Г.) от моего носа, вызвав град полетевших мне в лицо мелких частиц гравия, пока я резко растягивался на пыльной земле.
   В отчаянии я откатился, надеясь подняться на ноги и судорожно колотя ладонью в попытке вернуть свое оружие.
   Но он оказался в разы проворнее.
   Тяжелый ботинок отбил мою руку, а затем - и мой меч, отбрасывая его вне области досягаемости. Потом он наступил мне на грудную клетку, заставляя ощутить сильное удушье.
   Я стал ловить воздух ртом, страдая от пульсирующей в запястье и в груди боли и от заполняющего меня с головы до пальцев ног страха.
   Я попытался вернуть себе способность дышать, бросая взгляд по сторонам и ища выхода, любого, что поможет мне от него ускользнуть.
   Но он приближал свой меч все ниже и ниже, в медленном продуманном изгибе, целясь острием в точку между моих глаз.
   Кончик лезвия, не дрогнув ни на секунду, уже почти коснулся моего носа.
   По его отполированной длине танцевали, отскакивая, солнечные зайчики.
   Белые костяшки пальцев сжались вокруг эфеса.
   Надо мной темными щелочками мерцали его глаза, и бледнел превратившийся в узкую тонкую линию рот. Обычно привлекательное лицо исказилось от ненависти.
  'Выскочка!' - прошипел он. 'Коротышка!'
  Отчаявшись освободиться, я дернулся налево, а потом и направо. Однако его ступня продолжала вдавливать меня к земле. Я лежал под ней в абсолютной беспомощности.
  Дыхание участилось, превратившись в короткие рваные приступы. Мозг работал с ошеломляющей скоростью.
  Мне никогда раньше не представлялось возможности увидеть подобную злобу. Откуда и почему у него такие чувства? Что я сделал?
  У меня не имелось ни малейшего представления, не удавалось даже предположить, за что он меня так ненавидит.
  И пока я лежал и смотрел на него, его меч все еще целился в мою плоть.
  Одинокую.
  Беззащитную.
  Послышался двойной хлопок в ладоши.
  'Мальчики, мальчики. Довольно'.
  К нам спешил учитель военного дела, мастер Флит.
  'Опустите ваш меч, мастер Соулсби'.
  Сначала Хью не шевельнулся, словно бы совсем ничего не слышал.
  Затем медленно-медленно, не отрывая от меня взгляд, он опустил меч, убрав его с моего лица. Кончик оружия прошел мне по горлу, остановившись у распахнутого ворота камзола. В груди все еще ощущалась тяжесть от испытанного страха и скорости схватки, но я уже начал чувствовать биение сердца, освобожденного поднятием клинка и простучавшего, будто в победной насмешке, целых три раза.
   Хью отступил, кивнув в сторону меня, продолжающего лежать в пыли у его ног, головой.
   'Вот так, мастер Уэнсфорд, владеют оружием дворяне'.
   С самодовольной ухмылкой на широком лице он обернулся к своим зрителям - нашим товарищам-пажам. Тишину разорвали редкие аплодисменты, и Соулсби склонился перед соучениками в великолепном поклоне, широко раскинув руки и глубоко согнув колени, его роскошный малиновый плащ был изящно переброшен через крепкое плечо.
   Стоя так и греясь в лучах чужого восхищения, он являл собой образец знати. А еще напоминал мне о моем месте. Согласно точке зрения Хью, оно точно было не здесь, в замке Миддлхэм, где мы проходили обучение на пути становления рыцарями.
   Я встал на ноги и отправился искать свой меч. После принятого мной боя плечи затвердели, и при соприкосновении легкая ткань сорочки причиняла боль ссадинам и ушибам, оказывающимся на местах, куда попали жалящие удары Хью. Подняв меч, я взвесил на ладони его отполированное рыжее лезвие. Пусть эти игрушечные мечи сделаны из дерева, но это не мешает им, если оружие оказывается в руках кого-то, кто таит в себе так много ненависти, причинять противнику серьезный вред.
   Пока Хью присоединялся к толпе пажей, а мастер Флит начал тренировать еще одну пару мальчиков биться на их деревянных мечах, я улизнул, чтобы устроиться на возводящемся уровне конюшен. Измазавшийся в пыли и песке до бровей, я снова нащупал в шерстяной материи своего камзола прорехи, причем на уже залатанных участках. При воспоминании обо всех штопках, совершенных матушкой до моего прибытия в новый дом, глаза защипало.
   По щебню зашаркали чьи-то ноги, на меня упала чужая тень, и к моему изумлению, еще одни руки принялись счищать грязь со спины принадлежащего мне камзола.
   'Вот', - послышался голос. 'Нам придется, как следует тебя почистить, прежде чем вернется герцогиня'.
   Я сморгнул слезы и поднял взгляд.
   Передо мной стоял один из числа пажей, белокурый, с открытым лицом, веснушками и смеющимися глазами мальчик. Я знал его только зрительно. Не старше меня, он, совершенно точно, был выше, как и большинство парней моих лет. Мальчик мне улыбнулся.
   'Тебе не следует обижаться на Хью', - произнес он после паузы, когда я так ничего и не сказал. 'Он не имел этого в виду'.
   Я пробормотал.
   'Боюсь, что имел'.
   'Он всего лишь шутил. Хью постоянно так со всеми новыми пажами'.
   'Шутил?'
   Я привел в порядок камзол и сорочку. Как мне и думалось, синяки приобретали оттенки багрянца, темно-красного и различных спектров голубого предсумеречного заката.
   'Прекрасный способ пошутить, который оставляет подобные отметины'.
   Тем не менее, это был первый мальчик, обратившийся ко мне дружелюбно со дня моего приезда в замок.
   Поэтому я попытался улыбнуться.
   'Но, возможно, он просто не соизмеряет своей силы. Как бык, что, при наличии у него мозгов, способен был бы одним пинком разбить ворота и освободиться'.
   Мальчик расхохотался.
   'Возможно. Соулсби Безмолвный Бык. Есть в этом некое звучание. Кто знает, когда он станет рыцарем, вдруг сумеет сделать подобное своим символом. Vache noir on a muck brun champ (Черный бык на грязном коричневом поле - Е. Г.)'.
   'Я бросил на мальчика хмурый взгляд'.
   'Звучит, словно на очень корявом французском'.
   'Ну, я не слишком учен'. Он присел рядом, заставив меня, чтобы освободить немного пространства, подвинуться на чурбане. 'Французский язык, латынь, Священное Писание - для меня они все на одно лицо. Я создан для танцев и спорта, охоты с ястребами и собаками, но точно не для занятий в учебной комнате или тренировок по овладению оружием'.
   'Последнее было правдой. Я видел, как он сражался до моей схватки с Хью, и новый знакомый проявил себя едва ли чуть лучше меня'.
   'А ты, мастер Уэнсфорд, что получается хорошо у тебя?'
   'Меня зовут Мэттью', - сказал я. 'Или Мэттом, если мы станем друзьями'.
   Последняя фраза прозвучала в моих ушах также резко, как если бы я нанес удар кинжалом, но прикусывать язык было чересчур поздно. Однако, мальчик снова улыбнулся.
   'А я - Роджер. Роджер де Кинтон, сын сэра Дениса де Кинтона из штата короля. Возможно, мы станем друзьями. До тех пор, пока ты не затмишь меня на всех наших занятиях'.
   'Не уверен, что у меня что-то получается хорошо. В течение недолгого времени, проведенного здесь, такого не наблюдалось'.
   'Но мастер Гилфорд сказал, что ты учился в соборной школе Йорка. Разве это не означает, что ты способен петь, будто щебечущая птичка?'
   Желудок накренился, словно я получил следующий удар. Я надеялся, что никто не обнаружит, откуда я прибыл.
   Я попытался ничего не показывать, но Роджер должен был что-то заметить по выражению моего лица.
   'Не тревожься. Больше никто не знает. Накануне твоего приезда я подслушал беседу с каноником мастера Гилфорда. Он сказал, ты оставлен под покровом, но на этом все. Что произошло? Или ты предпочел бы сохранить случившееся в тайне?'
   'Предпочел бы. Я приехал сюда, чтобы сбежать от всего'.
   'Среди пажей ходят разные слухи о причинах твоего тут пребывания, - разумеется, не один из них не служит твоей чести. Но скоро они иссякнут, - со слухами всегда так, даже здесь. И, если мы станем друзьями, возможно, ты мне как-нибудь расскажешь'.
   Я мог бы снова себя пнуть. Никто из пажей так со мной не разговаривал, и моя тайна была способна все разрушить. Но мне придется ее сохранить. По крайней мере, пока.
  'Возможно. Это не очень интересно'.
   'В таком случае, уверен, я могу подождать'.
   Вдали раздались звуки трубы. Роджер спрыгнул с чурбана.
   'А вот наш обед подождать не может. Пойдем, - лучше поторопиться, - сегодня, накануне возвращения Ее Милости, со столов убирать начнут рано'.
   Он схватил меня за локоть и потянул за собой на улицу через внешний двор. Остальные пажи уже продвигались сквозь сторожку из серого камня во внутренний двор чуть меньшего размера. Некоторые из них смотрели на наше к ним присоединение под тенью внушительной нависающей башни с нескрываемым любопытством. Но Роджер только подмигнул мне, пока мы поднимались по накрытым ступеням примыкающей к внешней стене лестницы.
   Мы вымыли руки в тазах, поддерживаемых находившимися в дверных проемах большого зала слугами, а потом проследовали к столу для пажей. Когда мы проходили между столом и скамьей, Роджер подтолкнул меня локтем и указал на приподнятый стол под высоким сводчатым окном в дальнем конце помещения.
   'Очередь Хью прислуживать мастеру Гилфорду. Видишь?'
  Мастер Гилфорд выполнял обязанности управляющего замковым хозяйством. В отсутствии герцога и герцогини, председательствуя во время регулярных трапез, он сидел на месте владельца крепости. Хью стоял очень прямо позади резного дубового стула в центре стола, задрав подбородок вверх и не глядя ни налево, ни направо.
   На моих глазах, направляясь к высокому помосту, в зал вошел мастер Гилфорд. В камзоле глубокого красного и синего цветов, с нашитым символом герцога - белым вепрем, стоя и подняв руки для водворения тишины, он производил довольно сильное впечатление. Готовый выдвинуть стул, чтобы мастер Гилфорд сел, Хью проворно вышел вперед. Капеллан, сэр Уильям, находился напротив такого же стула рядом. В гаме еще оживленного, но постепенно затихающего зала, он склонил голову и сложил на округляющемся животе ладони, готовясь произнести благодарственную молитву.
   Роджер плотно прижал к моему уху губы и прошептал: 'В следующем году Хью станет оруженосцем, поэтому он надеется оказывать те же услуги и герцогу Ричарду. Такие, как ты и я должны удовольствоваться служением менее важным особам'.
  'Разве ты не сказал, что твой отец один из королевских рыцарей?'
   'Так-то оно так, но лорды перевешивают простых рыцарей. Ты не в курсе, что Хью - племянник лорда Уолтера Соулсби?'
   Я покачал головой. Это имя мне ничего не говорило. Тем не менее, после окончания благодарственной молитвы и устройства за столом Роджер продолжил, словно бы этого и не заметил.
   'Положение лорда было получено им в процессе противостояния с королем графа Уорвика, но истории уже более десяти лет. Сейчас его верность не подлежит сомнению, и семья лорда Соулсби наслаждается при дворе высшими почестями. Отец считает, что Хью и его кузену Ральфу предначертаны великие дела'.
   Я снова взглянул на Хью, помогающего в данный момент управляющему положить себе мясо. Наверное, он всего на год или на два меня старше, но гораздо выше, шире в плечах и кажется взрослым мужчиной. С его изящными манерами и роскошной парчовой туникой Хью выглядел для меня до кончиков ногтей рыцарем на посту. О достижении в жизни подобного уровня оставалось лишь мечтать.
   Я обернулся к своей разделочной доске, наполненной слугой едой, и принялся за поглощение тушеной баранины с хлебом.
  
  Глава 2
  Возвращение герцогини
  
   После того, как с ягодами и последними сырными крошками было покончено, важные члены герцогской свиты потянулись прочь из зала, а мы - пажи - оказались вынуждены стоять и ждать. Когда пришел наш черед последовать за ними, казначей велел слугам освободить складные столы и насыпать на каменные плиты свежий камыш.
   За порогом волнение только усилилось. Повсюду носились в разные стороны слуги и служанки, из прачечной несли свежие белые скатерти, из масштабных гобеленов выбивали целые облака пыли. Вокруг зданий во внутреннем дворе развешивали гирлянды недавно сорванных в замковых садах цветов, и на окнах начинали трепетать напоминающие оттенками настоящие драгоценные камни стяги. С момента прибытия в крепость, такой бурной деятельности видеть мне еще не доводилось.
   Остальные пажи, как обычно бросились врассыпную, - кто помладше - играть с волчками и мячами на внешнем дворе, где бы они выскальзывали из-под тяжелой пяты конюхов и слуг. Мальчики постарше традиционно находили тихий угол, чтобы побездельничать и поговорить, или отправлялись кататься на лошадях, либо брали луки для тренировок в стрельбе по мишеням.
   Не принадлежа ни к одной из компаний, я чаще всего скрывался в общей комнате пажей. Там я в одиночестве читал свои книги, или, однажды, попросив у каноника чернила и пергамент, написал короткое письмо отцу. Разумеется, мне пришлось сказать ему, что все идет хорошо.
   Но сейчас Роджер схватил меня за руку и потянул за собой, прогуляться под стальными зубьями опускной решетки на внешнем дворе. Невзирая на мою колючесть, казалось, он намерен сделать меня своим другом.
   С другой от внутренней сторожки стороны, как бы то ни было, наблюдалось еще больше суматохи и торговой деятельности. С нескольких тесно пригнанных друг к другу телег разгружали ящики, бочонки и узлы. Лошади тяжело дышали и обливались потом, словно тянули доставшуюся им тяжесть на жуткой летней жаре не только сегодня, ежесекундно отгоняя ушами и хвостами тучи жужжащих вокруг них мух.
   Когда первая из двух телег оказалась опустошена, убравшись с помощью парней-работников в направлении конюшен, что стояли в дальнем конце двора, я собрал в кулак свою смелость, чтобы заговорить.
  'Из-за чего такая суматоха?'
  'Ты разве не знаешь?' - спросил, подняв брови, Роджер. 'Сегодня возвращается герцогиня, поэтому все должно быть готово'.
  Я вспомнил, как в первый вечер в замке мастер Гилфорд и отец обсуждали герцогиню и герцога, но оказался слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.
  'А где она находилась?'
  'В замке Барнард. Герцогиня уезжала туда, дабы встретиться с герцогом, отправляющимся на войну с Шотландией, после его аудиенции у короля. С тех пор Ее Милость там и оставалась. Думаю, вероятно, она чувствовала себя, таким образом, ближе к мужу'.
  'Когда же домой вернется и сам герцог?'
  Роджер пожал плечами.
  'Последнее, что мы слышали, - ему удалось взять Эдинбург, но замок Бервик все еще в осаде. Могут пройти недели, а то и месяцы. Пограничные замки - всегда держат сильную оборону, хотя город пал при первом же герцогском приступе'.
  В голосе Роджера звучала гордость. Я замечал ее и в разговорах беседовавших о своем господине замковых слуг. Когда отец и его друзья из Йорка восхваляли герцога, я никогда не уделял этому должного внимания, - зачем мне прислушиваться к обсуждениям советников или к сплетням купцов? Но сейчас он являлся и моим господином, и я хотел узнать о нем больше.
  'Значит, герцог такой великий полководец?'
  'Великий полководец? Отец уверяет, что в целом королевстве лучше не отыскать! Ну, по крайней мере, со дня сосредоточения короля Эдварда лишь на политике и удовольствиях'. Роджер оглянулся и понизил тон, словно опасался, что кто-нибудь подслушает.
  'Его Величество был талантливейшим полководцем своих дней, но уже не тайна, что сейчас он предпочитает походам придворную жизнь. Когда шотландцы принялись снова создавать неприятности, отец говорил, Эдвард собирался пойти на север и разобраться с ними. Однако, так и не пошел. Именно герцог Ричард собрал войска и ринулся сражаться. Ты слышал что-нибудь о событиях в Йорке?'
  'Конечно, слышал', - отозвался я. 'В созванных герцогом войсках большинство происходит из Йорка. По пути на войну он останавливался в городе, и все наши важные лица вышли его приветствовать. Среди них был и мой отец'.
  'Выходит, ты видел Его Милость позже нас. Он отбыл весной и до сего дня не возвращался'.
  'Нет, я, - отец выказал свое мной недовольство и не позволил мне покинуть дом'.
   Мне снова послышалось, как в дверном замке повернулся большой ключ, и привиделось, как отец выходит в свет раннего утра в своем одеянии оттенка сумеречной синевы. Я не осмелился вылезти из глубины подоконника, что часто проделывал прежде, - в памяти все еще была свежа батюшкина ярость.
   Роджер внимательно смотрел на меня.
   'Ах, да, твои мелкие неприятности? Прости. Ты пропустил изысканнейшее представление. Я слышал, йоркские горожане превозносили герцога выше всех остальных, даже выше графа Нортумберленда. Он рассказывал, что во время посещения жители обращались с ним совершенно по-королевски, а мы, в свой черед, получили удовольствие от присланных ими сюда даров. Представь, - кролики из местных садков, караваи вкусного пшеничного хлеба, бочонки с вином...'
   Не издевался ли надо мной Роджер, - парень из такого замка над низкорожденным сыном торговца из мелкого городка? Но его улыбка показалась мне искренней, и он дружески хлопнул меня по плечу.
   'Пойдем, хватит хандрить. Давай заглянем к конурам, - я слышал, что у любимой герцогской гончей появились щенки'.
   Роджер пустился по двору вперед, прокладывая нам путь между коней, телег и спешащих слуг. Я тащился за ним. Минуту спустя он остановился, ожидая, чтобы я его нагнал.
   'Пойдем. Знаешь, в какую сторону идти?'
   'Я никогда там не был'.
   'Никогда? А на извозчичьем дворе?'
   Я покачал головой.
   'Чем, ради всего святого, ты занимаешься весь день? Не думаю, что встречал тебя на стрельбище или на конных выездах'.
   'Большей частью, читаю. Я -'
   'Читаешь? У тебя есть книги?'
  'Мой отец - торговец. Вместе с другими товарами он привозит и книги. У него есть даже такие, которые напечатаны в Германии'. Не взирая на недавние наши разногласия, отцом я гордился. 'Он позволяет мне иногда выбирать книгу и для себя'.
   'Действительно? А романы у тебя есть?'
   'Один или два. А еще поэзия и исторические труды'.
   'Ты должен одолжить их мне, - только если они не на французском. Но сегодня - никакого чтения. В такую чудесную погоду нам следует кататься верхом или же заниматься спортом'.
   'Но у меня нет лошади'.
   'В конюшнях их полно, и они к нашим услугам. Знаешь, где искать? Мы подберем тебе подходящую'.
   Я не испытывал подобной уверенности. Мне доводилось наблюдать, как другие пажи выезжали из замка на своих прекрасных скакунах. Моя старая пони, та, на которой я выучился ездить, если бы отец не забрал ее с собой домой, рядом с их блестящими боками и пританцовывающими копытами смотрелась бы не лучше мула. Получится ли у меня справиться с таким конем?
   К моему облегчению, Роджер вынес вердикт: 'Но не сегодня. Нам нужно остаться здесь к моменту прибытия герцогини'.
   'Зачем?'
   'Чтобы оказать ей должный прием, разумеется. Все хозяйство вверх тормашками перевернется. Но прежде этого у нас есть время полюбоваться на гончих. Прислушайся, наверное, они чувствуют, что что-то происходит. Или, быть может, у них просто настал час обеда'.
   При нашем приближении из соседнего с конюшнями здания раздался громкий лающий гвалт. На воздухе стояли в ряд высокие тягловые лошади, конюхи протирали их шкуры от пота и исходящего от боков пара, тогда как носы животных глубоко погрузились в полные овса ясли. Спрятавшись за подкованными копытами, мы проскользнули в распахнутую позади дверь.
   Внутри, среди рядов деревянных загонов, питался десяток-другой собак. Несколько мальчишек, едва ли старше меня, проходя мимо помещения, бросали в каждый загон по мясистой кости. На минуту часть гончих вступила в спор за еду, но вскоре все завершилось общим довольным обгладыванием лакомства. Везде парил накладывающийся даже на острый привкус сырого мяса теплый запах мускуса.
   Бросив слова приветствия занимающимся псами парням, Роджер повел меня в заднюю область дома, где в нескольких загонах расположились как дома другие собаки. В одном из дальних углов лежала большая худая белая гончая с группкой прильнувших к ней крохотных щенков.
   Роджер отодвинул засов, чтобы пройти и мы опустились на солому рядом с собакой. Она подняла голову и лизнула протянутую им руку.
   'Хорошая девочка', - похвалил Роджер. 'Шесть здоровых щенков. Замечательная работа, Флоретта'.
   Щенки оказались настолько крохотными, что у них еще не раскрылись глаза. Мать обнюхала малюток, а затем, словно утомившись, отвернула голову. Среди хаоса каштановых и белых тельц обнаружилось одно - примечательно красноватого отлива. Я погладил пальцем его мягкую шерсть, и щенок жалобно заскулил, еще ближе прижавшись к материнскому боку.
   Роджер рассмеялся.
   'Странный малец для приплода у белой гончей. Слишком компактный. Будто карлик в помете'.
   'Нет ничего плохого в том, чтобы быть маленьким', - отреагировал я, осознав, что мой новый друг, по меньшей мере, пальца на три меня выше.
   'Действительно, нет', - ответил он. 'Как и в отличном от твоих товарищей окрасе. Те, кто поменьше, часто начинают расти быстрее многих других'.
   'Прости'. Я опять пожалел о вырвавшихся у меня словах. 'Это просто потому...'
   'Не важно'. Роджер выпрямился. 'Пойдем на конюшни? Кажется, мне еще уйму вещей надо тебе продемонстрировать'.
   Он открыл загон Флоретты, и спустя секунды мы снова стояли на ослепляющем полуденном солнце. В дальнем конце конюшен, прильнув к основательной внешней замковой стене, приютилось длинное и низкое помещение с полностью закрытыми и не пропускающими свет ставнями.
   Оттуда вышел человек с огромной кожаной перчаткой на руке. Он посторонился и распахнул перед нами дверь, слегка поклонившись Роджеру, когда мы подошли.
   Еще раз попав внутрь, я почувствовал, как приноровились к темноте глаза. Со всех сторон на нас смотрели многочисленные жердочки, устроенные на разной высоте от земли. На каждой из них сидело по соколу, чьи снабженные острыми когтями лапки прикреплялись к деревянному шесту короткой цепью. По мере нашего маршрута между рядами птицы поворачивали голову, внимательно наблюдая, и их темные глаза блестели, словно по ним скользнули огнивом.
   Роджер остановился у жердочки, на которой восседала небольшая коричневая в крапинку птица, запрыгавшая при его подходе. От ее движений зазвенели крошечные бубенчики, пришитые к кожаным ремешкам на лапках. Приглаживая пальцем глянцевые перья на спинке этого создания, Роджер прищелкнул языком.
   'Тихо уже, Леди'.
   Другой рукой он достал из кошелька на поясе маленький кусочек чего-то и предложил птице. Нагнув голову, она аккуратно приняла дар жестко скрюченным клювом.
   'Красавица', - произнес я. Впервые мне довелось взглянуть на сокола с настолько близкого расстояния.
   'Она такая'. В полутьме я скорее услышал, а не увидел улыбку Роджера. 'Надеюсь, однажды, будет принадлежать мне. Я помог достать ее весной из гнезда на Пен Хилл (холме Пен). Герцог пообещал птицу мне, если я поспособствую хорошей дрессировке. Теперь большую часть дней я прихожу полюбоваться ее полетами, а иногда сокольничий разрешает мне совершать вынос. Нет, не трогай!'
   Я уже поднял и приблизил к птице руку, услышать его предупреждение удалось слишком поздно. Голова дернулась вперед, и в меня вонзился клюв. Прежде чем я смог отступить, боль пронзила руку острой иглой.
  Роджер оттащил меня к закрытому ставнями окну и поднял руку к просачивавшемуся внутрь из трещины свету. Из глубокой раны на моем указательном пальце хлестала кровь. Пытаясь остановить солоноватый поток, я приложил его к губам.
  'Она тебя не знает. Никогда не подходи близко к внушающему подозрение соколу. Была бы она птицей крупной, как кречет или сапсан, ну еще дербник, начисто бы оторвала твой палец. Мне следовало тебя предупредить. Вероятно, ты можешь помогать с ней возиться, и, со временем, она к тебе привыкнет'.
  Я принял протянутый мне Роджером далекий от чистоты носовой платок и обвязал его вокруг травмированного участка на пальце. Было больно, но я все равно испытывал благодарность за оказываемую помощь.
   Роджер дал птице еще один лакомый кусочек, и, не успел отвести меня назад - к двери, как она снова вернулась к своему подпрыгивающему режиму. В этот раз я прошел мимо жердочек осторожно, особенно обходя те из них, на которых сидели большие соколы.
   Оказавшись опять на воздухе, Роджер, словно рыщущая гончая, поднял голову, принюхиваясь к реющему на ветру аромату. Из-за замковых стен раздавался звук множества копыт, а находящийся внутри народ спешил по направлению к внутренней сторожке.
   'Думаю, они, должно быть, приехали', - проронил он. 'Пойдем, нам следует поторопиться. Нельзя опоздать к мастеру Гилфорду'.
   Вместе мы влились в льющийся по внешнему двору людской поток. Позволяя нам пройти, некоторые останавливались. Это было непривычно. На улицах Йорка мало кто разрешил бы мне его опередить. Я являлся всего лишь одним из моря живущих в городе купеческих сыновей. Но здесь расступались и конюхи, и слуги, и вооруженные мужчины. В голове мелькнуло, что дело в Роджере - с его дорогими и яркими камзолом и рейтузами. Они признавали в нем пажа герцогского двора, а если я оказывался Роджеру приятелем, возможно, такое же почтение полагалось и на мой счет.
   Мастер Гилфорд выстраивал толпы на другой от ворот стороне и только махнул нам рукой.
   'Пажи - во внутренний двор. Поспешите!'
   Мы с Роджером миновали темную галерею и окунулись в другую толпу - домашних слуг и облеченных высоким доверием чиновников, окруженных оруженосцами и нашими товарищами - пажами. Мастер Флит громко раздавал приказы, пока сыр Уильям, каноник, просто хлопал ладонями по снующим вокруг него возбужденным мальчишкам, смеющимся и друг друга окликающим. Когда мы прибыли, наши наставники каким-то образом сумели вместе выстроить каждого в ровные ряды, вперед поставив самых младших пажей. К моему облегчению, я угодил только во вторую шеренгу. Смешаться с семи- и восьмилетками мне совершенно не улыбалось. Роджер встал рядом, хотя - по всем правилам - ему следовало очутиться с мальчиками повыше, находившимися позади нас.
   Мастер Флит поторопил оставшихся побегайчиков занять свои места. Среди них был и Хью Соулсби. Он прогуливался в области последних рядов, болтая с другом, его рука небрежно лежала на эфесе висящего на поясе ножа, все видом демонстрируя отпор производящейся спешке. Тут прозвучала труба, чей гудок, вместо привычных одиночных или сдвоенных колокольных перезвонов, огласил двор.
   На внешнем дворе раздались находящие на нас рябью крики. Стоящие вблизи носители различных типов головных уборов тотчас обнажили головы. Когда каждый из окружающих нас в знак приветствия принялся хрипло кричать, Роджер вытянул шею, - окинуть взглядом превосходящих его ростом и стоящих между ним и воротами слуг.
   'Приехала герцогиня?' - мне пришлось проорать Роджеру вопрос, хоть он и находился настолько со мной рядом.
   'Да, разумеется', - завопил Роджер в ответ. 'И, как я, в конце концов, надеюсь, с ней вместе мой лучший друг'.
   'Твой лучший друг?'
   'Да. Она уехала с герцогиней. А сейчас, полагаю, должна с ней вернуться'.
   'Она?'
   'Да, она'. Его улыбка снова мелькнула. 'Это настолько необычно?'
   Я вспомнил своих сестер, более, чем братья, близких мне по годам. Я так тосковал по ним все эти прошедшие дни.
   'Возможно, нет'.
   'Ты поймешь, когда с ней встретишься'.
   Небольшая вереница карет, обрамленная лошадьми и всадниками, рысью миновала ворота, скрежеща колесами и стуча выныривающими из народных приветствий копытами.
   'Вот она! На коне, конечно'.
   Мой взгляд последовал за указывающим пальцем Роджера.
   Среди ехавших впереди всадников, остаток которых состоял из мужчин, была девочка почти одних со мной лет. Она очень прямо держалась на высоко вскидывающем ноги гнедом пони. Малышка в секунду коснулась Роджера глазами и вскинула руку, чтобы помахать. Передо мной, за мгновения до того, как конная процессия нас прошла, последовав далее - во внутренний двор, пролетели светлые, отдающие рыжинкой, завитки волос и пронизывающие насквозь зеленые глаза.
  Приветствия стали громче, и мой взор притянула первая из карет, обращающая на себя внимание красным и золотым и замедлившая движение, чтобы остановиться напротив нас.
   Под оканчивающемся бахромой вышитым балдахином сидели три молодые женщины и мальчик, которому я дал бы лет шесть или даже целых семь. Бледный, вопреки солнечной погоде последних недель, он смотрел на радующуюся толпу так, словно едва ее видел.
   Находящаяся рядом с ним дама наклонилась и прошептала что-то ему на ухо. Спустя мгновение лицо мальчика озарила улыбка, и, приветствуя собравшихся, он поднял руку. Затем, когда мастер Гилфорд выступил вперед, сгибаясь в поклоне и предлагая ладонь, дабы помочь сидящим в карете спуститься, мальчик снова спрятался.
   Я подтолкнул Роджера.
   'Кто это?'
   'Ее Милость, герцогиня, разумеется'.
   Из экипажа легко выступила одетая в серо-голубой шелк тоненькая темноволосая женщина. Пока шум толпы стихал, она стояла и беседовала с мастером Гилфордом. Мальчик присоединился к ней, получив помощь в выходе от сэра Уильяма, уже отвернувшегося для оказания поддержки другим дамам.
   'Не она. Мальчик'.
   'Это сын герцогини, Эдвард'.
   'Эдвард? Герцогский сын?' Я напряг память. 'Но, мне казалось, ему лет восемь или девять?'
   'Так и есть. Он также, вероятно, немного мал для своего возраста ростом'.
   Я бросил на Роджера мимолетный взгляд, но его лицо осталось бесстрастным.
   'Почему он здесь? Разве не следует ему сейчас пребывать далеко, в каком-либо другом замке?'
   'Ты имеешь в виду службу пажа, как у тебя и у меня?'
   'Да, как у тебя. Неужели такая жизнь не обычна для сыновей лордов? Если Эдвард станет, как и его отец, рыцарем?'
   'Посмотри на него, Мэтт. Считаешь, ему следует становиться рыцарем?'
   Я опять взглянул на молчаливо стоящего рядом с матерью мальчика. Свет, так недолго мне мерещившийся, исчез без следа.
   'Он часто болеет, Мэтт, и герцог с герцогиней доверяют его здоровье лишь своим врачам. Отец говорит, только поэтому Эдварда и не отсылают служить пажом. Родители предпочитают держать сына поближе'.
   'О, да, - Старый Дик настолько мягок'.
   Я обернулся.
   Резкий голос принадлежал Хью Соулсби. Казалось, отодвинул в сторону стоявших позади нас пажей, - те таращились на проявляемое им в их кругу чванство. Рядом с Хью находился Лайнел де Брюн, один пажей, часто мной вместе с ним замечаемых.
   Выражение лица Хью выражало определенную долю оставшейся от нашей встречи на бранном поле злобы, но в этот раз она предназначалась не мне.
   Роджер повернулся к нему.
   'Он не мягок, по крайней мере, в сражении. Отец говорит-'
   'Отец говорит - ', - передразнил его высоким голосом Хью. 'Мой отец - королевский придворный - говорит...'
   Прежде чем Роджер успел ответить, Хью отмахнулся и, вместе с наступающим ему на пятки Лайнелом, начал пробивать себе дорогу сквозь толпу. Приветствия уже затихли, поэтому пажи и оруженосцы остановились почесать языками, молча расступаясь, чтобы дать ему пройти.
   Я наблюдал за уходом Хью. С другой от толпы стороны мастер Гилфорд предложил герцогине руку и направился с ней в направлении ведущей в главную башню лестницы. За ними проследовали вышедшие из карет мальчик, дамы и дворяне. Обозревший народ сэр Уильям отпустил нас, бросив несколько слов и похлопав в ладоши.
   Взгляд Роджера прочесывал дальний угол двора, куда всадники удалялись спешиваться со своих коней. На некоторых из скакунов, уводимых во внешний двор, до сих пор находились роскошные попоны.
   Стоило Роджеру попытаться сорваться с места, как я схватил его за локоть.
   'Кто это - старый Дик?'
   Он обернулся ко мне, нахмурившись, словно не будучи уверен, что я имею в виду. Потом глаза Роджера прояснились.
   'О, он подразумевал герцога Ричарда'.
   'Герцога?'
   'Иногда в обществе пажей мы называем Его Милость данным ему от рождения именем, а не титулом. Это не означает неуважения. Но здесь - '
   К моему изумлению он сплюнул на пыльную землю.
   'Почему Хью его не любит?'
   'Для Хью не любить намного проще, нежели любить. Такой характер. Дай ему только незначительный повод... Вот, к примеру, ты. Что ты сделал, чтобы его оскорбить?'
   'Не знаю. За исключением, быть может, моего происхождения'.
   'В яблочко. И ему оно не понравилось. Ты не его поля ягода. Благодарение Господу, ровней для него легко по пальцам перечесть'.
   'Но герцог? Он-то, само собой, ровня Хью? По знатности, я хотел сказать. Почему Хью его не любит?'
   Мы начали путь через внутренний двор к маленькой группе стоящих за дверями каморки казначея людей. Но Роджер вдруг остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
   'Тебе не известна история Хью? И ты не слышал, что я сказал о нем во время обеда?'
   'Только что он племянник лорда и предназначен для великих дел. И что его дядя сражался на стороне...'
   Произносимая мной фраза повисла в воздухе. Я понял смысл сказанного.
   'Да, его дядя - он был ланкастерцем и сражался против короля Эдварда на стороне предателя Уорвика. Против брата герцога Ричарда'.
   'Но это произошло так давно. Почти перед тем, как я родился. И если его дядя сейчас при дворе, значит, король должен был совершить акт прощения'.
   'Как и по отношению ко многим другим вельможам. Включая тех, кто сегодня выражает крайнюю степень верности'.
   'А в чем теперь трудность? Хью, по всей вероятности, не способен такого помнить'.
   'Ему хватает воспоминаний об отце. Не думаю, что Хью забыл - или простил - то, что с ним случилось'.
   'С его отцом?'
   'Он не просто сражался вместе с графом Уорвиком. Он еще замышлял убить короля годом или двумя позже и был казнен по обвинению в государственной измене'.
   'Казнен? По обвинению в государственной измене?'
   От наверняка отразившегося на моем лице удивления Роджер расхохотался.
   'Он и много других. Эта линия поведения пользовалась тогда успехом. По крайней мере, среди ланкастерцев. Благодаря своей доброте, король Эдвард принес нам, после произошедшего, целый ряд мирных лет'.
   'Но - но почему? Что случилось?'
   Роджер создал на лице подобие серьезной мины, став похож на одного из моих старых наставников, когда тот был готов читать урок.
   'Ну, в самом начале было две семьи - герцогов Йоркских и герцогов Ланкастерских. Герцог Ланкастерский, Генри Болинброк, украл трон у короля, Ричарда II и стал Генрихом IV'.
   'Не глупи, Роджер. Я знаю. Мы учили всю эту историю в школе. Должно было миновать теперь уже лет сто с ее поры, которая пришлась на времена дедушки моего дедушки'.
   'Тогда с чего ты хочешь, чтобы я начал?'
   Мой разум обратился к усвоенным урокам и выясненному от отца, - обо всех растянувшихся на множество лет заговорах и битвах между соперничающими претендентами на престол от семей Йорков и Ланкастеров. О том, как Йорки уверовали, что обладают более весомыми правами, нежели короли из клана Ланкастеров.
   Я знал, - наш добрый король Эдвард из дома Йорков уже одиннадцать лет мирно правил нами, - такой срок составлял длиннейший период, охватывающий одно или даже два поколения. За десять лет до того он отвоевал трон у третьего короля из династии Ланкастеров в кровопролитнейшем из сражений, произошедшем всего в нескольких милях от моего родного города, герцогом которого являлся его батюшка. Тем не менее, пока оставался жив предыдущий король, Генрих, Шестой из носителей данного имени, корона на голове у Эдварда сидела нетвердо.
   Все снова заполыхало, как только кузен и некогда верный сторонник Эдварда, граф Уорвик, известный под прозвищем Создатель королей, решил, что может получить от Генриха власть масштабнее, ведь последнего множество народа полагало монархом слабым. Поэтому Уорвик восстал против Эдварда и вернул на трон Генриха. Затем вопрос показался закрытым окончательно, - это случилось, когда король Эдвард и его верный младший брат Ричард разгромили графа и ланкастерских союзников того в двух битвах при местах, называемых Барнет и Тьюксбери, - где-то на юге страны. Бедный король Генрих вскоре после этого умер - в знаменитом замке, оставшимся в хрониках как лондонский Тауэр.
   Данные события казались мне древней историей. Я едва успел родиться, когда неистовствовали эти сражения. И никогда не думал, что буду жить в доме одного из победителей - королевского брата Ричарда, герцога Глостера. Или о том, что мне выпадет делить комнату с сыном одного из побежденных.
   Не желая показаться невежей этой истории, я сказал: 'Я подразумеваю, конечно, то, что если его отец совершил государственную измену, то у него должны были оказаться отторгнуты гражданские и имущественные права. Разве Хью не потерял претензии на свои земли и титулы? Что он тогда здесь делает?'
  'Само собой потерял, но он являлся всего лишь маленьким мальчиком. Король Эдвард простил ему совершенное отцом преступление, и дядя Хью принял его в свою семью. Когда он достаточно подрос, то прибыл сюда - в качестве пажа. Не знаешь, что хороший король - это милостивый король? Хотя мой отец говорит, вероятно, некоторых помиловали чересчур легко'.
  Роджер снова пошел, а когда я схватил его за руку, - расплылся одной из числа заготовленных у него улыбок.
  'И еще - Элис сказала, как раз перед отъездом герцог велел побить Хью. Она не объяснила, почему, но он должен был такое заслужить, а Хью совершенно не готов прощать, как король или как герцог Ричард. А, вот и она!'
   Роджер пустился бегом.
   'Элис!'
   Худенькая фигурка на краю людского комка обернулась на его зов и протянула руки в приветствии. Это была та самая девочка, которую я видел на спине коня.
   Роджер упал перед ней на колено и, сграбастав у девочки обе ладони, прижал их к своей груди - в области сердца.
   'Моя госпожа!'
   'Сэр рыцарь!'
   'Прошло так много времени. Конечно, вы меня позабыли?'
   'Отнюдь, как я могла вас забыть?'
   'Минуло более месяца. Вдруг вы нашли какого-то другого поклонника?'
   Выражение лица девочки, до того такое же насмешливо-драматичное, как и у Роджера, изменилось.
   'Встань, Роджер, ты - остолоп. Не смей издеваться. Ты знаешь, что это не тема для шуток'.
   Роджер поднялся на ноги. Его улыбка угасла, и он запутался в словах.
   'Элис. Прости, я забыл, я...'
   'Не могу'.
   Топнув ножкой, девочка умчалась прочь вверх по лестнице в большой зал.
   Собравшиеся вокруг люди с любопытством на нас смотрели, хотя в некоторых глазах явно светилась симпатия по отношению к Роджеру. Одна из девочек, темноволосая и смуглая, подошла к нам и положила ладонь на его кисть.
   'Не переживай, Роджер. Она устала после путешествия. Настояла на верховой езде в течение всего пути. Позволь мне попытаться смягчить это для тебя'.
   Лицо Роджера побледнело, когда он проследил взглядом, как девочка пошла вслед за Элис к лестнице в башню.
   Мне захотелось спросить, что он сделал не так, но я не посмел. В этот раз я взял его за руку и сказал:
   'Вернемся в спальню. Последняя из полученных мной от отца книг - сборник галантных стихотворений. Она на французском, но, если хочешь, я могу перевести ее для тебя. Возможно, это поможет тебе отвлечься'.
   По его лицу проплыла благодарная улыбка, и вместе мы отправились назад, - в комнату пажей. Шли молча, но мысли мои полнились 'лучшим другом' Роджера и столь постыдной манерой, с которой она с ним обошлась.
  
  Глава 3
  
  Тайна
  
  'Мастер Уэнсфорд? Ее Милость герцогиня желает вас видеть'.
  Я был так поглощен декламируемыми стихотворными ритмами, что раздавшийся голос застал меня врасплох.
   Я поднял взгляд. Свет от закатывающегося солнца падал сквозь окно на облаченного в теперь знакомую служебную тунику голубого и темно-красного - или багрового цвета - человека, сказавшего только что мной услышанное.
   'Меня? Вы уверены?'
   'Разумеется. Ее Милость всегда лично приветствует новых пажей'.
   Роджер забрал из моей руки обернутую в кожаный переплет книгу.
   'Тебе лучше поторопиться. Возможно, мы снова сумеем почитать попозже. У нас еще останется время до отхода ко сну'.
   Когда я последовал за провожатым из комнаты для пажей через двор, чтобы подняться по лестничным ступеням в главную замковую башню, сердце в груди бешено заколотилось. Мне пришлось побывать здесь почти неделю назад и поговорить с настолько важной личностью, как ведущий у нас уроки капеллан. А сейчас предстояло встретиться с самой герцогиней.
   Мне припомнилось, какой благоговейный страх испытывал даже мой отец в вечер нашего прибытия, когда в мягком вечернем сиянии внешние стены и башенки внушительного замка отбрасывали к нам длинные тени. Стоило копытам коней зацокать по дубовому подъемному мосту под первой вырисовывавшейся в сгущающихся сумерках сторожкой, как в великолепии заката проявился далекий объем главного крепостного здания. По мере колыхания на самой высокой из башен огромного багряного с голубым стяга, словно драгоценными камнями переливающегося в последних солнечных лучах, бьющийся на легком ветру вышитый на полотне белый вепрь казался почти живым.
   И я вспомнил, как отец наклонил голову к моей и прошептал - совсем ему не свойственным раскатывающимся по Совету Палаты голосом:
   'Не забудь, Мэтт, знай свое место. Приездом сюда тебе была оказана великая честь. Следует позаботиться, дабы не ударить лицом в грязь'.
   Сейчас большой зал стоял безлюдным, и стук слуги в дверь, - в дальнем конце стены, - разнесся по всем каменным закоулкам. Внутри что-то произнесли, и человек с другой стороны, подняв задвижку, проводил меня затем в комнату, находившуюся выше.
   'Мастер Уэнсфорд, Ваша Милость, новый паж, как вы и просили'.
   Я сделал несколько шагов вперед, а потом низко, как учили, поклонился. В тот миг, когда я выпрямлялся, мне удалось воспользоваться случаем, чтобы окинуть эту уединенную комнатку взглядом.
   Первым, что привлекло внимание, стал глубокий камин, его черная железная решетка из-за теплого летнего вечера пустовала. Вероятно, он являлся самым крупным в замке, хотя помещение едва ли занимало и половину объема большого зала. С каждой из стен на меня смотрели висевшие на них гобелены со сложной в выполнении вышивкой и затканные золотой нитью полотна. На них изображались причудливые сцены с рыцарями и девицами, величественными оленями и серебристыми единорогами, покрытыми снежными шапками горными грядами и осененными бронзовеющими листьями лесами. Вокруг было расставлено мебели больше, нежели мне доводилось лицезреть в одной комнате когда-либо раньше. Вся она могла похвалиться богатой резьбой, а на некоторых предметах лежали щедро набитые и украшенные кисточками подушки.
   К моему удивлению, на таком стуле в отблесках льющегося из ближайших окон золотистого заката расположилась, вышивая, девочка Элис. Она поменяла пропитанное от верховой езды пылью одеяние на платье из нефритово-зеленой парчи, а ее светлые с рыжинкой волосы, замысловато завиваясь, свободно покоились на плечах. Она выглядела коренным образом отличающейся от вспылившей после полудня на проделку Роджера девочки.
   Течение моих мыслей прервал нежный голос.
   'Добро пожаловать, мастер Уэнсфорд, - или нам следует называть вас Мэттью? Мастер Гилфорд рассказал мне о вашем прибытии'.
   Вторая из находящихся в комнате дам встала со своего места и направилась, протягивая руку, ко мне. Это была та самая госпожа из кареты, теперь она тоже носила домашнее платье бледно-зеленого оттенка.
   Я снова поклонился, на сей раз, прикоснувшись к ее ладони губами. Именно до такой степени получилось у меня извлечь пользу из единственного урока танцев.
   Мою нервическую попытку встретил теплый смех.
   'Какой любезный! Уверена, вы будете достойным дополнением нашего двора. А сейчас, давайте, присядьте рядом и поведайте мне о себе'.
   Герцогиня указала на низкий стул поблизости от ее кресла.
   Я заколебался, мой взгляд скользнул по месту пребывания Элис, - всего в нескольких футах от нас. Должно быть, герцогиня это увидела, потому что она произнесла:
   'Присядьте и устройтесь поудобнее. Не обращайте внимания на Элис. Она воспитанница моей невестки - королевы - и знает, ничего из сказанного в данной комнате не следует повторять вне этих стен'.
   Я взгромоздился на снабженный бархатной подушкой стул, как мне и было предложено, но не мог ничего с собой поделать и опять взглянул на Элис. Ее глаза были опущены, словно девочку всецело поглотило вышивание, но ямочка на щеке намекала, - она изо всех сил пытается не улыбнуться.
   От мысли о ее слушании лицо загорелось. Удастся ли избегнуть рассказа герцогине моей истории в подробностях?
   'Начинайте, Мэттью. Мастер Гилфорд сказал мне, что вам предложили место пажа здесь по просьбе нашего почтенного друга, мэра Йорка. И что управляющий нашим хозяйством, сэр Томас, ведет с вашим отцом торговые дела и очень его уважает. Как случилось, что вы пожелали оставить семью и жизнь в Йорке ради присоединения к нашему двору?'
   Какой прямой вопрос. От герцогини. Что я мог сделать, кроме как рассказать правду, - и надеяться, что она не проникнет к остальным пажам?
   'Моя госпожа, я имею в виду, - Ваша Милость, - не то, чтобы я выбрал, совсем не так...но...ну, я боюсь, что меня отчислили из соборной школы Йорка, и отец не знал, как со мной поступить'.
   'Отчислили?' На лице герцогини появилась небольшая морщинка. 'Вы подразумеваете, что посещали там занятия?'
   'Да, Ваша Милость, на протяжение более, чем пяти лет. Я пел в соборном хоре, в том, что относится к самому крупному храму нашего города, а все певчие обязаны посещать уроки в школе'.
   'Так вы певец с образованием?'
   'Да, Ваша Милость'.
   'Мэттью, вам не нужно все время называть меня - Ваша Милость'. Я не смел и взглянуть на Элис, но был уверен, - ямка стала глубже. 'Вы споете для меня нынешним вечером? Моя комната не так подходит к вашему голосу, как величественные высоты нашего возлюбленного Йоркского собора, но мне бы доставило радость услышать, как вы поете'.
   'Разумеется, Ваша - я имел в виду, конечно, мне было бы приятно'. Хотя хотелось выставить Элис из комнаты.
   'Но, прежде всего', - продолжила герцогиня, - 'закончите с вашей историей. Почему вас отчислили из школы?' Затем, по мере того, как я снова и снова мучился сомнениями, она прибавила: 'Если только этот рассказ не причинит вам боли'.
   Я был поражен. Она, герцогиня, заметила мою неловкость - несчастный вид простого пажа. И сквозившее в ее голосе сочувствие побудило меня заговорить. Отвести душу с соболезнующим слушателем.
   Отец меня не понял, лишь рассердился из-за навлеченной мной на семью немилости. Матушка оказалась слишком занята своими обязанностями, чтобы выслушать меня, как следует. Мои братья и сестры - я обладал чрезмерной гордостью, дабы обсуждать с ними то, что однажды уже припечатал батюшка. Таким образом, с тех пор, как мне более не позволяли видеться со старыми школьными друзьями, не осталось никого, кому бы я мог доверять.
  Но здесь находилась герцогиня, та, кого я совершенно не знал, и которая желала услышать о случившемся. Странно сказать, но я чувствовал, - у меня получится ей открыться.
   Но стоило мне начать, как я ощутил сожаление от скомканности своей истории.
   'Наступил день празднования Вознесения, мы только что провели в соборе торжественную мессу. Мне впервые выпала честь нести в процессии большое распятие Господа нашего'.
  Я еще раз увидел внутренним взором великолепное шествие. Еще раз почувствовал распиравшую грудь гордость. Но затем -
   'Мы только последовали за руководителем хора через Соборную площадь назад к школе, когда Джон Бартон произнес недостойные слова о моей новой матушке. Поэтому я положил распятие и - и ударил его кулаком. Он ударил в ответ, после чего ко мне присоединились мои друзья, а к Джону - его, и, в конце концов, уже большая часть хора от души молотила друг друга'.
  Я не упомянул о том, что в ходе ссоры оказалось перевернуто распятие, или о том, что цепь от кадила, которую нес один из моих друзей, была разорвана, или о том, что наши стихари порвались и заляпались грязью, - а вдобавок и кровью.
  Также я не осмелился поведать, как регент и руководитель хора стояли на краю свалки и кричали, чтобы мы остановились. В итоге, они кинулись в центр схватки - растаскивать нас в разные стороны. Или, как руководитель хора тоже получил наливающийся под глазом фингал. Или, за кем остался последний удар.
  Но, казалось, что герцогине данные подробности ни к чему. Наверняка, она довольно насмотрелась на хоры во всей их красе, чтобы хорошо представить развернувшуюся тогда сцену.
  Ее рот искривился, словно герцогиня старалась не расплыться в улыбке. Из-за моей спины раздалось что-то, напоминающее приглушенную икоту. Когда я оглянулся, Элис продолжала сидеть, склонив голову над вышиванием.
  Размышляя о произошедшем сейчас, спустя несколько недель, мне показалось, - со стороны это выглядело забавно. По крайней мере, для зевак. Там их насчитывалось предостаточно, - включая самых важных лиц города и церковной общины.
   Нас там было, может статься, десятка два мальчишек, больших и маленьких, в чистых белых рубашках и воротниках, вышагивающих на фоне нашего величественного собора.
   В конечном счете, я отплатил Джону Бартону. Не только за то, что он сказал в тот день, но и за все его шпильки и насмешки на протяжение нескольких лет. Воспоминания, как ему помогли уйти, с льющейся из разбитого носа кровью, сделали произошедшее после почти стоящим пережитого.
   Ибо там же находился и отец.
   'Ваша новая матушка?'
   Тихо произнесенные слова вернули меня к настоящему.
   'Ваша Милость?'
   'Вы сказали, что этот мальчик сказал что-то плохое о вашей новой матушке?'
   'Моя - ' - я тяжело сглотнул, не желая продолжать. Однако, заставил себя. 'Моя - моя настоящая матушка умерла. Год назад. Вскоре после появления на свет моей маленькой сестры. Отец совсем недавно вступил в повторный брак'.
   'Жаль это слышать. О вашей матушке, я имею в виду. А вам нравится новая супруга отца?'
   'Ну...' - я замолчал. 'Она мне не родная матушка, но, - да, очень нравится. Она заботливо ухаживала за матушкой во время ее болезни и хорошо ладит с младенцем. Но - она такая юная - даже двадцати нет, а отец - отец почти старик'.
   'Насколько же он стар?'
   'Ему больше тридцати'.
   'Это не так много. Моему мужу почти тридцать. Если со мной что-нибудь случится, я - '
   Когда я посмотрел на нее, взгляд герцогини ускользнул, а улыбка - погасла, будто мысли ее унеслись в другом направлении. Сочувствие ко мне померещилось смешавшимся с некой долей грусти о себе.
   'Если бы я умерла, то хотела бы, чтобы мой муж женился снова. Таким образом, он сумел бы опять обрести счастье. И, может статься, у моего Эдварда появились бы брат или сестра'.
   Затем герцогиня покачала головой, словно отгоняла от себя саму эту мысль.
   'И вот так вы оказались отчислены из школы ради сохранения доброго имени ваших родителей. Что же случилось с Джоном Бартоном, произнесшим грубость?'
   'Он продолжает посещать школу. Больше никто не слышал им сказанного. И именно я с друзьями несу ответственность за первые удары. Двоих из них исключили вместе со мной. И отец у Джона - один из богатейших жителей города'.
   'Жизнь очень несправедлива. Как воспринял инцидент ваш отец?'
   'Не очень хорошо'.
   Яростные слова лились, будто удары, сопутствуемые мрачными взглядами и молчанием, что казалось даже хуже.
   'Он сказал, что я опозорил себя и нашу семью, назвал меня мятежником. Я ответил, что покинул бы школу в любом случае, - через год или два, когда мой голос сломается, но отец утверждал, - мне следовало отправиться в грамматическую школу, как и брат до меня. Он не отпустил бы меня потом надолго из дома. Даже, когда мэр предложил, чтобы я смог приехать сюда, отец сначала не желал меня отправлять. Батюшка тревожился, как бы и тут я не навлек на себя немилость'.
   'А что выдумаете?'
   Мне не требовалось думать.
   'Я хочу уверить, что буду вести себя здесь достойно, и доказать отцу, - я отличаюсь от его мыслей обо мне. И мне хочется стать лучше. Мне хочется служить вам и герцогу так верно, как я только могу'.
   Я соскользнул со стула и упал на одно колено, склонив голову перед герцогиней, как недавно видел, склонял Роджер перед Элис.
  На миг ладонь герцогини задержалась на моей голове. Затем она взяла меня за локоть и подняла на ноги.
   'Тогда я уверена, вам следует хорошо себя вести и вернуться домой к отцу, только когда вы докажете, чего стоите'.
   'Благодарю вас, Ваша Милость'.
   'А сейчас позвольте нам послушать, как будет звучать ваша верная служба. Споете для нас?'
   Что я мог исполнить тут, один? Даже когда я вел сольную партию, то всегда пел параллельно с остатком хора.
   Но потом мне на память пришла выученная ранее галантная любовная песня. Руководитель хора обучил нас ей как-то весной, когда он находился в добром расположении духа. Накануне дня праздника Вознесения.
   Я выпрямил спину, поднял подбородок и совершил очень глубокий вдох. Романтичные французские слова и высокие ноты мелодии взлетали к дубовым балкам сводчатого потолка комнаты. Я никогда не предполагал, что буду исполнять их перед герцогиней. Но и руководитель хора не предполагал, что однажды я поставлю ему фингал.
   Песня повествовала о свидании двух влюбленных, которые после расстанутся навсегда. Когда я выводил последние слова, ясные серые глаза герцогини наполнились слезами. Она вытерла их крошечным кружевным платочком.
   'Благодарю вас, Мэттью. Теперь понимаю, утрата Йоркского собора станет нашим приобретением. Мне стоит попросить сэра Уильяма обучить вас некоторым из любимых песен моего мужа, когда тот вернется. Его Милость не пожалеет о решении мастера Гилфорда принять вас к нашему двору. Он очень любит музыку и обрадуется возможности получить для исполнения святой мессы в нашем храме подобный голос. В последнее время в нашем хоре преобладают певцы старшего возраста'.
   Произнеся еще несколько добрых слов, герцогиня меня отпустила. Опять низко поклонившись ей и Элис, которая кивнула, не глядя мне в глаза, я уже находился на обратном пути в покои пажей.
   Пересекая залитый сумерками двор, я почувствовал, словно с меня сняли значительную тяжесть. Вероятно, совершенное мною преступление, не было таким чудовищным. И, вероятно, сейчас - сейчас мне показалось, что я приобрел благосклонность герцогини, что обладало способностью изменить мою жизнь к лучшему.
   Роджер поприветствовал меня ухмылкой и парой игральных костей, в которые мы играли, пока не оплыли свечи. Когда мы больше не могли видеть точки, чтобы вести счет, то подтащили ближе друг к другу матрасы, ни капли не обращая внимания на ворчание смещенных нами пажей. Ночью мы долго перешептывались - говорили о себе, о наших семьях, о планах на будущее. В конце концов, сначала один, а потом и второй, мы погрузились в сон. И обретенный отдых оказался намного спокойнее, нежели в течение многих последних недель.
  
  Глава 4
   Элис
  
   С возвращением в замок герцогини жизнь поменялось. Словно, пока она отсутствовала, каждый просто дожидался ее прибытия. В воздухе витал новый смысл конечной цели, и те, кто, на первый взгляд, наслаждались перерывом, теперь занимались множеством задач и внимательно следили, чтобы другие тоже были заняты.
   Среди пажей и младших оруженосцев было принято много глухого ворчания, тем не менее, я наслаждался новым распорядком дня. Годы, проведенные в соборной школе Йорка, руководствовались расписанием служб у главного алтаря. Свято почитаемые и праздничные дни для других для меня означали лишь дополнительные обязанности. Позже, после отчисления, отец следил, чтобы я занимался изучением французского языка и латыни, одновременно помогая ему со счетами в работе. Когда, по прибытии в Миддлхэм, я обежал весь замок, с его садами и соседним селом, то старался освоиться и находил достаточно занятий, дабы заполнить ими целый день.
   До сих пор каждые сутки начинались по ранее заведенному образцу. Перед завтраком в большом зале хлебом и разведенным элем мы посещали службу в часовне рядом с главной башней. Если там присутствовала герцогиня, то она садилась на высокий стул, который в часы трапез обычно занимал каноник, сэр Уильям. Управляющий устраивался поблизости от Ее Милости, - дабы помочь герцогини положить еду на тарелку. Стул герцога продолжал пустовать.
   Потом наступала очередь занятий. Это не были монотонные дела, где председательствовал сэр Уильям, перед передачей нас мастеру Флиту или разрешению нам разбежаться на весь остаток дня. Теперь нас ожидали надлежащие возлагаемым на наши плечи надеждам уроки доктора Фриза.
   Доктор уходил с герцогиней, - удостовериться, что ее сын, Эдвард, продолжает выполнять его задания. Сейчас он вернулся, и все пажи единодушно оказались вынуждены окунуться в учебу. Со своей стороны я купался от радости, изучая иностранные языки с человеком, испытавшим, что такое - путешествия по Европе, намного больше, чем от изнуряющих уроков с образованным исключительно книжно преподавателем, как было заведено в певческой школе.
   Доктор являлся суровым учителем и, как я вскоре я обнаружил, наказывал мальчиков за малейшую провинность. Но я уже обогнал товарищей в знании учебников, поэтому доктор Фриз наслаждался моей способностью к обучению. Он занимался с нами большую часть времени, лишь временами отдавая нас сэру Уильяму для освоения Священного Писания или учителю танцев, мастеру Петиту, для знакомства с музыкой и другими придворными искусствами.
   После часов в классной комнате мы под опекой мастера Флита направлялись на ежедневные занятия по владению оружием. В их перечень могли входить и стрельба из лука, в которой я был довольно сведущ, проведя море времени в ее освоении под руководством отца на стрельбищах Йорка, и близкие парные поединки. Роджер теперь при любой возможности пытался увериться, чтобы нас с ним ставили вместе. И, так как мы оба являлись мечниками неважными, то я уже не опасался подобных раундов и постепенно принялся совершенствоваться.
   Также вернувшийся в замок герцогский конюший воодушевил всех мальчишек совершать после обеда конные прогулки, - оруженосцев на ристалище, - чтобы испытывать их рыцарские навыки, пажей, - чтобы просто погулять за пределами территории крепости. Роджер выполнил свое обещание - отыскать мне лошадь в точности. Она оказалась старой упитанной кобылой, на которой прежде, до того, как погрузнел, ездил сэр Уильям. Хвостатая соратница придерживалась спокойного и нетребовательного темпа, вселяя мало уверенности в готовности сорваться в легкий галоп через минуту-другую, когда мы с Роджером вместе отправимся через луга вдоль берега петляющей реки или решим подняться к сиреневым покрытым вереском болотам.
   Теперь я большую часть времени проводил с Роджером. Я испытывал к нему благодарность за прием под свое крыло. У меня не было твердого понимания причин его поступка, но остальные пажи примеру последовали и стали заметно дружелюбнее.
  В стороне остались лишь Хью и двое или трое его ближайших приятелей. Но отныне я не видел на лице Соулсби той ненависти, что показалась на нем в утро нашей схватки. Представлялось, что он находится во власти злобы, ко мне не относящейся. При встрече Хью держался отстраненно и вежливо. Мне этого было достаточно. Я надеялся, что он забудет о моем существовании, так низко относительно него я оказывался - и по возрасту, и по положению. Что я останусь только одним из множества менее значимых, чем Хью, пажей.
   По мере течения дней у меня крепли подозрения, что Роджер проводит со мной такое море личного времени из-за отсутствия возможности встретиться со своим 'лучшим другом'. После возвращения Элис нас избегала. Она тоже обучалась у наших преподавателей по некоторым дисциплинам, но в другие периоды мы ее едва ли видели. Роджер рассказал, что прежде она присоединялась к нему и остальным пажам в конных прогулках или в разговорах о поэзии и о романах, как делали прочие девчонки нашего двора. Одной из них была Элен, темноволосая девочка, обещавшая Роджеру помочь. Я обнаружил, что она исполняет такие же, как и Элис, обязанности. Но даже Элен не обладала способностью убедить Элис составлять нам компанию.
   Во время нашей первой долгой беседы Роджер поведал мне об Элис больше - как и о причине их ссоры.
   'Элис и я прибыли в Миддлхэм почти одновременно, когда нам обоим было около семи. Я впервые оказался оторван от семьи, а у Элис только что умерла мать, поэтому мы страдали. Казалось, что лишь из-за этого и произошло сближение. Тем не менее, потом выяснилось, что и я, и она любим верховую езду, охоту и книги, в особенности, романы. Герцог разрешает нам читать книги из его библиотеки. Или, по крайней мере, их читает Элис. Ее владение французским языком намного лучше, чем у меня. Иногда мы играли в рыцарей и их дам из книжных историй'.
   'Так вот почему ты так вел себя на парадном дворе?'
   'Да. Мне подумалось, будет весело снова в это окунуться. Но я забыл о полученных ею незадолго до отъезда новостях'.
   'Каких еще новостях?'
   'О ее обручении'.
   'Обручении?' Мой изумленный шепот больше походил на писк. Я подождал, прежде чем продолжить, чтобы не разбудить остальных пажей. 'В целях последующего замужества? Но Элис вряд ли больше двенадцати или тринадцати'.
   'При дворе это не является отклонением от обычаев. Говорят, что принцесса Елизавета была просватана за французского дофина, когда ей исполнилось всего пять'.
   'Может и так, но мы не при дворе'.
   'Элис - камеристка королевы Елизаветы, пусть она и находится не совсем при дворе. Это означает, что право решать ее судьбу принадлежит королеве'.
   'С какой стати? Ты сказал, что умерла ее мать, но отец...?'
   'Он был убит вскоре после появления Элис на свет, сражаясь на стороне короля в битве при Барнете. Ее матушка служила при дворе дежурной фрейлиной, и когда она умерла, Элис стала камеристкой королевы. А та постановила, что девочке следует выйти замуж за Ральфа Соулсби'.
   'Соулсби? Не кузена ли Хью?'
   'Одно и то же. Элис сказала, что, вероятно, ради приобретения продолжения верности королю лорда Уолтера, - ее матушка оставила значительные земельные угодия, которые, если она выйдет за Ральфа, сделают его семью еще богаче'.
   'Надеюсь, Ральф приятнее своего кузена'.
   Минуту Роджер молчал, но потом прошептал: 'Все, что мне известно, это что ему почти девятнадцать. Свадьба будет не ранее, чем через год или два. Возможно, Элис повезет, и она узнает его лучше, но это ужасная мысль. А я оказался настолько безмозглым, что пошутил о еще одном поклоннике. Мне позволительно ляпать такое в шутку, но Элис вынуждена встречать проблему лицом к лицу в действительности'.
   Пусть и потрясенный известием об обручении, более всего я тревожился от несчастного вида Роджера. Было ли что-то, что я мог сделать в целях помощи ему и Элис снова подружиться? В голову так ничего и не приходило. Я даже набрался храбрости и поговорил с Элен, но она оказалась не в силах сказать мне больше, чем Роджеру.
   'Каждый раз, как я упоминаю при ней его имя, Элис меняет тему или просит меня успокоиться. Также она отказывается говорить о Ральфе Соулсби, равно как и об их обручении. Когда не посещает занятия, то просто запирается в своей комнате. Даже герцогиня уже это заметила. Ее Милость волнуется, что Элис заболеет из-за подобного поведения'.
   Однако, спустя неделю или две помощь подоспела в таком виде, какого не ожидали ни Роджер, ни, тем более, я.
   Как и было обещано, герцогиня попросила каноника обучить меня к возвращению герцога некоторым песням. По этой причине каждый полдень после верховых прогулок сэр Уильям вызывал меня в часовню. Я не возражал от такого препровождения досуга, ибо петь мне очень нравилось. Часто там оказывался и мастер Петит, учитель танцев, чтобы аккомпанировать мне на своей лютне, что означало, - сэр Уильям волен выбирать репертуар, исключительно церковной музыкой не являющийся. Так как я изучал французский язык и латынь, мне было легко учить слова обоих типов песен, к тому же сэр Уильям сказал, что доктор Фриз может научить меня еще и некоторым итальянским или французским произведениям.
   Однажды, когда я разучивал с сэром Уильямом похвалу, в часовню вошла герцогиня. Она присела послушать, пока я не закончил, а потом поманила меня к себе.
   'Хорошо исполнено, Мэттью, вы спели ее чудесно. Сэр Уильям провел с вами блестящую работу'.
   Я поклонился.
   'Благодарю вас, Ваша Милость'.
   'Как вы здесь обосновались? Все еще тоскуете по семье и по вашим друзьям из певческой школы?'
   'Немного, но я и тут приобрел друзей'.
   'Рада это слышать. Если я могу вам чем-нибудь помочь, только скажите. Ваша работа в тандеме с сэром Уильямом превышает уровень услуг, ожидаемых нами от большинства пажей'.
   Я вспомнил упоминание Роджером библиотеки герцога и задумался, что если чтение ему мною некоторых новых французских романов способно хоть немного его подбодрить? Таким образом, чуть позже, в тот же день, заручившись разрешением герцогини, я снова оказался в ее личных покоях.
   Ее милость была занята разговором с мастером Гилфордом, но прервала беседу, поприветствовав меня и указав на дверь в дальнем углу.
   'Во время пребывания там у вас окажется компания. Надеюсь, это вас не побеспокоит'.
   'Разумеется, нет, Ваша Милость'.
   Тем не менее, я оказался разочарован. У меня теплилась надежда в процессе исследования этой драгоценной коллекции книг насладиться одиночеством. Но сейчас я уже прекрасно знал, что вам крайне повезет обрести где бы то ни было в замке уединение, и такая благоприятная возможность слишком редка, чтобы ее упускать. Поэтому я нажал на щеколду и вошел, изо всех сил стараясь двигаться тише.
   Библиотека предстала маленькой комнатой со сводчатым, покрашенным в белый цвет, потолком и двумя высокими узкими окнами. Напротив каждой стены находился наполненный книгами комод. За исключением соборной библиотеки, мне никогда не доводилось видеть так много изданий, сконцентрированных в одном месте. Но, прежде чем я сумел понять, какого жанра книги меня окружают, увидел, чье общество мне выпало разделить.
   'Элис?'
  Девочка с рыжинкой в волосах стояла ко мне спиной, ее рука была поднята, чтобы вернуть на место на полку комода в дальнем конце комнаты небольшую, переплетенную в кожу книгу. Она обернулась, и на лице у нее отобразилось изумление. Но затем черты лица собрались в не поддающуюся прочтению маску.
  'О, это ты, новый паж. Певец. Как тебя зовут?'
  Тон ее вопроса разворошил воспоминания о Хью, - этот голос принадлежал типу людей, уверенных, что они намного важнее, чем вы. Но, вопреки всему, в те первые мгновения с Роджером она была совершенно иной.
  'Мэттью. Мэттью Уэнсфорд, моя госпожа'.
  Эти последние слова выскользнули у меня помимо воли, и я мысленно себя обругал. Почему я должен говорить с ней таким образом? Элис не являлась ни старше меня по возрасту, ни статуснее, - даже только потому, что бывала при дворе и знала королеву.
  'Что ты здесь делаешь?'
  'Ее Милость герцогиня сказала, что я могу взглянуть на книги. Она находится за дверью, с управляющим, если тебе хочется проверить'.
  Выражение лица Элис не изменилось.
  'В этом нет необходимости. Ты бы не пробрался сюда без ведома Ее Милости. Что ищешь?'
  'Просто думал посмотреть, какие тут хранятся книги. В особенности, из числа французских романов'.
  'Любишь романы?'
  'Да, но-' - кто знает, вдруг я могу помочь Роджеру? - 'но они, по преимуществу, для друга'.
  Элис бросила взгляд на продолжающую оставаться у нее в руке книгу. Когда она заговорила вновь, то голос ее звучал по-другому, менее высокомерно.
  'Кажется, я видела тебя вчера выезжавшим вместе с Роджером де Кинтоном'.
  'Да. Мы проехали по селению и прогулялись вдоль заливных лугов'.
   'Как он?'
   'Хорошо. Надеется во время нашего завтрашнего выезда суметь осуществить полет своего сокола. Если установится хорошая погода'.
   Следует ли упомянуть, как сильно он по ней тоскует? Прежде чем я опять смог что-либо сказать, раздался другой голос.
   'Госпожа? Он достиг таких успехов в ее обучении? Мне бы хотелось удостовериться лично'.
   Сквозь юбки платья Элис просунулось лицо маленького мальчика, Эдварда. Он прятался там, усевшись на низком табурете и погрузившись в чтение. Сейчас я рассмотрел его внимательнее - лицо наследника показалось мне старше. Тени наложились на бледную кожу под голубыми глазами. Но при упоминании о соколиной охоте эти глаза вспыхнули.
   Меня поразило то, что я не представлял, как к нему обращаться. В целях безопасности я отвесил в сторону Эдварда поклон.
   'Да, Ваша Милость. Сокольничий сказал, - он готов вывести ее на прогулку. Он лично уже проследил за полетом птицы над болотами и уверен, что она достаточно хорошо готова для попытки Роджера'.
   'Тогда мне надо спросить у матушки, смогу ли я выехать завтра с вами?'
   Встав, мальчик позволил книге соскользнуть на пол и поспешил вон из комнаты. Элис наклонилась, - вернуть издание обратно на полку. Обернувшись, она произнесла:
   'Все пажи называют его просто Эдвардом. Герцог и герцогиня это поощряют'.
   Девочка была теперь такой деловито-чопорной, - неужели ранее я в ней ошибся? Но, ворвавшись назад, Эдвард помешал мне ответить. От возбуждения он задыхался.
   'Матушка сказала, - я могу поехать, - настолько, насколько вы мне позволите, мастер Уэнсфорд'.
   'Мэттью', - произнес я механически, - 'или Мэтт, если хотите. Я буду счастлив, если вы присоединитесь, - и убежден, Роджер - тоже. Нам зайти за вами, когда мы соберемся?'
   'После обеда я намереваюсь находиться здесь, или с матушкой и сэром Томасом - узнавать новое об имении. Спасибо вам за разрешение составить вам компанию. Этим летом мне не пришлось выезжать часто'.
   'Почему-?' - начал я, но Элис меня перебила, сунув в руки все еще пребывающую у нее книгу.
   'Тут увлекательный роман для Роджера - новинка, высланная Ее Милостью из Лондона во время нашего отсутствия. Сомневаюсь, что он уже успел с ним ознакомиться. Скажи ему прийти ко мне, если Роджеру потребуется помощь во французском'.
   Ее резкость меня смутила. Элис смеялась над Роджером или надо мной?
   Поэтому с деревянно-прямой спиной я согнулся перед ней в легком поклоне и ответил, вспомнив о своем лучшем французском произношении:
   'Merci pour vоtre assistance, mademoiselle.'(Благодарю за ваше участие, барышня). Затем - Эдварду:
   'Прощайте. До завтрашнего полудня'.
   А demain, monsieur,'(До завтра, господин), - расплылся он в улыбке, не имея ни малейшей мысли об изменении в атмосфере. Когда я повернулся на пятках и покинул комнату, мальчик вытянулся, чтобы достать еще одну книгу.
   Выразив свою благодарность герцогине, я вышел из личных покоев и двинулся по большому залу. Уже на внешней лестнице меня нагнали быстрые шаги.
   Это была Элис с порозовевшим - от бега или от чего-то еще? - лицом.
   'Мэттью, прости меня. Мне жаль. Я знаю, ты хорошо говоришь по-французски и в состоянии помочь Роджеру, однако, мне бы хотелось, чтобы он и сам приложил больше усилий. Только из-за -'
   'Только из-за?'
   'Из-за - ну, я только из-за того так сказала, что желала тебя остановить в расспросах Эдварда о причине его невозможности выезжать'.
   'Почему?'
   'Потому что - ну, потому что он терпеть не может осведомленности людей о своем нездоровье. Герцогиня стремится позволять ему кататься, так как считает, - это пойдет Эдварду на пользу, но сам мальчик опасается рецидива. У него была ужасная горячка, и появлялись проблемы с дыханием. Эдвард оказался вынужден на недели слечь в постель, и подобное положение его тревожит'. Элис закусила губу, но затем торопливо продолжила. 'Я сказала Ее Милости, что мы с Элен поедем с вами - приглядеть за ним. Спросишь у Роджера, он не будет против нашего общества?'
   В этот миг я понял, почему Роджер так привязан к своему лучшему другу.
   'Разумеется, спрошу, хотя совершенно не думаю, чтобы он противился. "А demain (до завтра), моя госпожа".
   И сейчас на мой поклон Элис ответила великолепным реверансом.
  
  Глава 5
  Младший сын
  
   Рассвет следующего дня был серым и прохладным, окаймляющие долину холмы утонули в низко нависших облаках.
   Когда я рассказал Роджеру о вечерней встрече с Элис, его настроение улучшилось. Но за завтраком лицо друга было омрачено в равной с небесами степени.
   'Выглядит так, словно польет дождь. Тогда мы не сможем ни выехать, ни осуществить выпуск Леди. Сокольничий говорит, у меня получится выпустить ее исключительно в хорошую погоду. И герцогиня, вероятно, решит подобное в отношении Эдварда'.
   'Из-за его болезни?'
   Роджер угрюмо кивнул, намазывая на хлеб еще порцию меда.
   'Во время повторного нездоровья Эдварда весной весь замок встал на уши. Герцогиня находилась вне себя. Полагаю, она боялась, что он умрет. Ее врач и травник не могли ничего поделать, и сэр Уильям сказал, что советовал бы Ее Милости поговорить с герцогом Ричардом. Но она не стала. Знала, - его долг был в сборе войск для военных действий с Шотландией'.
   'Он бы вернулся домой?'
   'Эдвард - их единственный ребенок, - как бы ты поступил? При необходимости герцог мог бы передать сбор графу Нортумберленду. К счастью, Эдвард поправился, но долго был слишком слаб, чтобы чем-то заниматься. Элен говорит, в период их остановки в замке Барнард он несколько раз выезжал, но лишь на непродолжительные промежутки времени и при идеальной погоде'.
   Большую часть наших утренних занятий Роджер провел, глядя в окно - в надежде, что погода улучшится. Но ко времени обеда стало ясно, - наши планы на день потерпели крах. Выйдя из оружейной, мы сразу угодили головами под завесу проливного дождя и были вынуждены мчаться под укрытие ведущей в большой зал лестницы.
   Эдвард был с нами. Сегодня он впервые присоединился к общим тренировкам по владению оружием, как и к обучению. Даже моему невымуштрованному взгляду стало очевидно, - пусть и немного, но учился Эдвард у фехтовальщика очень хорошего. Он быстро утомился, но проявил проворство и решительность в своих схватках с младшими пажами, среди которых, вместе с Роджером, после моей бедственной стычки с Хью, теперь числился и я. ('Вам еще многому предстоит научиться', - мрачно пробурчал мастер Флит).
   В нашем поединке на деревянных мечах юный герцог с легкостью превзошел и победил меня, но разрыв по сравнению с дуэлью с Хью не мог не оказаться настолько глубоким. Когда я начал заплетаться ногами и рухнул на землю, - к милости его оружия - Эдвард протянул руку, чтобы помочь мне встать, и в финале боя мы любезно друг с другом раскланялись.
   Сейчас, ожидая на лестнице, дабы нас впустили в большой зал, он часто дышал, хотя преодоленное расстояние было достаточно коротким. Собравшиеся на лице Эдварда тучи зеркально отражали ситуацию с Роджером.
   'Матушка не позволит мне выйти в такую погоду', - произнес он. 'Я так предвкушал конную прогулку с вами, Мэтт, и наблюдение за полетом Леди. Помню, как Роджер впервые показал мне ее, когда они с батюшкой привезли Леди домой'.
   Проходя гуськом в зал, Эдвард оставил нас, чтобы занять свое место за высоким столом, и тогда я прошептал Роджеру:
   'У нас получится снова устроить ее полет на конном дворе? По крайней мере, он сможет посмотреть, как ты с ней управляешься, и, может быть, также сумеет прийти и Элис'.
   Его лицо озарилось светом. Как и я, Роджер вспомнил о свободном от насестов пространстве, позволяющем птенцам летать внутри помещения.
   'Почему я об этом не подумал? Что за балбес. Я был так захвачен мыслью о возможности дать ей полетать. Но здесь мы встречаем разные возможности, - Леди не сможет взлететь очень высоко или удалиться на довольно большое расстояние, - хотя лучше что-то, чем совсем ничего. Надеюсь, погода скоро изменится'.
   Эдварду идея пришлась по душе, - также, как Роджеру, когда после обеда к нам присоединилась и Элис.
   Сначала она была с ним очень холодна, невзирая на заботу друга и о ней, и об Эдварде. Тем не менее, вскоре Роджер Элис переубедил. Пусть он не умел свободно читать романы на их родном французском языке, но представлялось ясным, - мальчик многое из них извлекал. При взгляде на Эдварда, очарованного помощью Роджера в привлечении Леди к себе на запястье для кормления ее кусочками мяса, на щеке у Элис снова образовалась ямочка. А после третьего запуска Роджер уподобил изящество и красоту летящего сокола изяществу и красоте его 'прекрасной дамы'. Элис сдалась и рассмеялась.
   'Мастер Роджер, если проживете достаточно долго, то станете утонченным придворным,- или, быть может, послом при иностранных дворах. Вам придется в равной мере льстить и лордам, и их дамам'.
   'Или значительным духовным лицом', - предположил Эдвард. Он горделиво поднял вверх защищенный кожаной рукавицей кулак, куда сокол сел, чтобы осторожно вытянуть долженствующую птице награду. 'Аббатом или епископом. У них довольно власти и времени для загонной или соколиной охоты в свое удовольствие. Вам даже по силам стать архиепископом или канцлером всей Англии'.
   'Что? Как старому Роттерхэму?' - с презрением полюбопытствовал Роджер. 'Проводить весь мой досуг в храме, стареть и толстеть от слишком хорошей жизни? Не я!'
   'Ты видел архиепископа?' - в изумлении спросил я.
   'В прошлом году я какой-то промежуток времени провел при дворе. Герцог был так добр, что включил меня в число свиты, когда он ездил на встречу с королем в Лондон'.
   'А меня он не взял', - заметил Эдвард, надувая губы.
  'Возможно, вы были слишком юны, Эд', - сказала Элис. 'Путешествие оказалось долгим, да и нам особо ничего не предлагалось при дворе. Вам бы не понравилось. И воздух в Лондоне не такой свежий и чистый, как здесь'.
  'Он насквозь пропах дымом', - согласился Роджер. 'И все из-за сжигания угля. Половину проведенного там времени я заходился кашлем'.
  'Правда? Вы страдали от кашля?' - Эдвард переводил взгляд с одной на другого, не понимая, можно ли им верить. 'Я никогда не видел Лондон. Едва ли я вообще выезжал дальше Йорка'.
  'Зачем вам?' - вмешался я. 'Что такого в Лондоне чудесного? Мне кажется, вы можете получить все, что только захотите и в Йорке'.
  Я гордился моим городом, но еще и надеялся подбодрить Эдварда. Однако, даже выпустив слова со своих губ, я по-хорошему завидовал поездке Роджера в столицу. Однажды, год или два назад, отец побывал в Лондоне. Его рассказы поселили во мне желание как-нибудь самому туда отправиться - посмотреть на множество людей из дальних краев, на широкую и переливающуюся на солнце реку, переполненную кораблями всех форм, размеров и цветов, окинуть взглядом и послушать ход проведения традиционных праздников, полюбоваться на выезды королевской семьи, больших гильдий и городских общин.
  Мэтт прав, Эд', - согласился Роджер. 'Лондон переоценили. Йорк во всех отношениях ни капли ему не уступает. Вспомните о чудесных мистериях, которые мы наблюдали в местном соборе в прошлом году. Или о службах там, сопровождаемых ангельским пением хористов. Собору святого Павла и Вестминстерскому аббатству нечем это побить'. Он бросил взор в мою сторону. 'Знаешь, Мэтт, я раньше не представлял, что и твой голос тоже помогает нам приблизиться к небесам'.
  Его интонации были серьезны, тем не менее, рот скривился. Я не возражал бы и против того, чтобы Роджер меня ущипнул, если бы это поспособствовало взбодрению Эдварда.
  'Мне кажется, необходимо что-то большее, нежели просто голос Мэттью, дабы откуда бы то ни было вытащить вас поближе к небесам', - прокомментировала Элис, и Роджер расхохотался. Но Эдвард со всей серьезностью ответил:
  'Да, матушка поведала мне о вашем пребывании в соборном хоре, Мэтт. И о вашем изучении песен к батюшкиному возвращению. Вы к нам поэтому приехали?'
  Я почувствовал, как на щеках пробивается румянец, и вознес хвалу за тусклый свет конюшен. В первую же ночь я уже рассказал Роджеру шепотом свою историю, полагая, что рано или поздно Элис все равно с ним поделится. Тем не менее, у меня тлела надежда, - помимо них правды никто не узнает, в особенности, Эдвард. Несмотря на разницу в возрасте и в положении, мы мгновенно подружились, и я беспокоился, что при столкновении с истиной он станет думать обо мне хуже.
  'В каком-то смысле. Сэр Уильям обучил меня всем видам песен, хотя он поделился со мной тем, что ваш батюшка предпочитает музыку церковную'.
  'Да, батюшка очень религиозен. Если бы он мог, полагаю, постоянно держал бы рядом кого-то, способного подобные произведения исполнять'.
  'Действительно, герцог настолько богобоязнен, что ему следовало бы служить священником. Тогда бы он говорил нам, как поступать, опираясь на поддержку Господа'.
  Пораженные, мы обернулись, как один.
  Позади нас, в темноте, стоял Хью. На его запястье сидел сокол, намного превышающий Леди в размерах. Голова птицы была покрыта черным бархатным капюшоном, который вот-вот должны были снять. Интонация произнесенной фразы звучала дружелюбно, но на лицо Эдварда наползла неловкость. Наверное, Элис тоже ее заметила, потому как моментально парировала:
  'Если бы Его Милость так поступил, то встал бы на дорогу множества младших сыновей. Но, если вы напряжете память, отец герцога и старший брат оказались предательски убиты в сражении. Король Эдвард нуждался в поддержке оставшихся в живых членов семьи. Может быть, при других обстоятельствах, герцог Ричард выбрал бы жизнь, посвященную церкви. Но что из этого? Тут нет ничего постыдного'.
  От резкости ответа Хью вздрогнул.
  'Я не имел в виду плохого, кузина'.
  'Я вам еще не кузина', - отпрянула Элис и во второй раз за время нашего с ней знакомства зашагала прочь. Испуганные ястребы вокруг нас захлопали крыльями и затанцевали на своих насестах, когда она проходила мимо них, охваченная приливом волны ярости.
  Перед тем, как броситься за ней, Роджер смерил Хью взглядом. Мы с Эдвардом остались с вновь прибывшим. Чтобы успокоить резкие прыжки птицы на своем запястье, он погладил Леди по перьям.
  'Девчонка с характером', - произнес Хью, словно сам с собой, глядя вслед покинувшим конюшни Элис и ее верному рыцарю. 'Надо будет сказать кузену'.
  С мелькнувшей по лицу тенью Эдвард вернул Леди на насест и начал привязывать к висящие на соколе путы..
  Хью в течение минуты смотрел на его неумелые движения, а потом обратился ко мне:
  'Значит, мастер Уэнсфорд, вы пытаетесь заслужить благоволение сына, как уже заслужили милость матери?'
  Хотя он говорил в прежней учтивой манере, его внимание ко мне было неожиданным.
  'О чем вы?'
  'О, ни о чем. За исключением того, что все мы слышали о ваших уроках пения'.
  'И что из этого?'
  'Всего лишь дружеское предупреждение. Герцог посмотрит на них сквозь пальцы, вы понимаете. Но не станет хорошо относится к человеку, который, как вы, старается получше пробраться в его семью. Он может быть одновременно и набожным, и высокомерным, но он не глуп'.
  При этих словах мои щеки горячо вспыхнули, а ладони сжались в кулаки.
  Неужели то, что он говорит так близко к правде? У меня не было подобных намерений. Но вдруг герцог усмотрит в моей близости к его сыну откровенное честолюбие? Такое ни одному вельможе не придется по нраву. Оказался ли Хью прав в тот день, когда назвал меня выскочкой?
  Тем не менее, пока память снова меня жалила, следующая его фраза вызвала удивление.
  'Вы ездите верхом, мастер Уэнсфорд? Возможно, как-нибудь нам стоит прокатиться вместе'.
  И, обернувшись на пятках, он покинул конюшни.
  
  Глава 6
  Любитель ветра
  
  В течение следующих двух дней непрекращающегося дождя наша маленькая выездная затея превратилась в настоящую полномасштабную экспедицию. Эдвард заикнулся о ней приятелю-пажу, а тот попросил взять его с собой, сразу разболтав об этом еще одному. Вскоре присоединиться к нам намеревалась уже целая дюжина.
  Роджер был разочарован, но мы едва ли могли им помешать отправиться с нами. Всем пажам разрешалось, даже предписывалось часто выезжать верхом. У Эдварда же возможность продемонстрировать свежеприобретенные в соколином деле навыки вызывала исключительное волнение.
   Последней парой, выразившей желание присоединиться, оказались Хью и его друг Лайнел. У нас не хватило духа им отказать, хотя впоследствии мне захотелось, чтобы так мы тогда и сделали.
   На рассвете третьего дня долину окутал густой туман, но к окончанию занятий солнце дотла его сожгло, открыв взгляду сияющую голубизну небес периода позднего лета. Когда мы с Роджером стояли в хвосте болтающих друг с другом и ожидающих мытья перед обедом пажей, к нам по лестнице буквально взлетел Эдвард. Он не успел восстановить дыхание, выпалив:
   'Матушка сказала, что я могу поехать с вами после обеда. Мы сумеем взять с собой Леди?'
  Вокруг нас столпились захваченные пылом его слов пажи. Среди них, стоя в двух или в трех шагах впереди нас, оказался также Хью. Бросив быстрый взгляд сверху вниз, он вежливо заметил:
   'Так, значит, вы едете, мастер Уэнсфорд. Как и находящийся тут мастер де Кинтон, без сомнения'.
   Я ничего не ответил и перехватил Роджера за кисть, чтобы и ему воспрепятствовать, помня о до сих пор тлеющей в нем ярости после памятного вечера на конюшне.
   Казалось, Хью не заметил нашего молчания и с мягкой улыбкой на лице продолжил:
   'Если вы не возражаете, мы с Лайнелом присоединимся к вашему выезду. Возможно, у нас получится сравнить достоинства наших соколов'.
   Прибыв после обеда на конюшню, мы с Роджером, несущим на закрытом перчаткой запястье облаченную в капюшон Леди, обнаружили, что наши спутники уже собрались. Эдвард сидел на толстеньком сером пони, Элис и Элен принимали помощь в подъеме на своих скакунов - Элис на живую гнедую лошадку, а Элен на... на старую кобылу сэра Уильяма.
   Проницательный глаз Роджера уловил скользнувшую по моему лицу гримасу.
   'Не волнуйся, Мэтт', - пробормотал он. 'Сейчас я отыщу старшего конюха'.
   Но не успел он шевельнуться, как Хью вышел из тьмы конюшни в сопровождении молодого помощника конюха, ведущего за собой двух оседланных скакунов. Первый, лощеный и темно-каштановый, был высоким, словно рыцарский боевой конь. Приняв поводья, Хью легко прыгнул в седло. Другой скакун едва ли уступал товарищу в размерах. Он оказался бледно-серым, почти белым, жеребенком. Малыш нервно переминался, застучав по булыжникам копытами, когда конюх передал мне его узду.
   Мое сердце ухнуло вниз.
   Хью смерил меня взглядом, надевая при этом свои кожаные перчатки.
  'Слышал, у вас нет собственной лошади, мастер Уэнсфорд, поэтому мы взяли на себя смелость найти для вас подходящий экземпляр. Прекрасный местный жеребенок. Бегает, словно ветер, как мне сказали, а это многое значит в этих краях, уж поверьте. Его так и называют - Любитель ветра. Убежден, - прогулка на нем вас порадует'.
   Интонация Хью снова дышала дружелюбием, но теперь я стоял достаточно близко к нему, чтобы заметить в его глазах нечто иное, чем дружелюбие. Но и настроение оставшейся компании, включая не сводящую с меня взора Элис, я тоже чувствовал.
   Уклониться я не мог.
   Я выразил Хью свою благодарность, надеясь, что голос не задрожит и не выдаст моих опасений, а затем проверил подпругу седла и взял узду, готовясь подняться в стремя.
   Стоящий рядом Роджер, понизив голос, спросил: 'Ты уверен?'
   В ответ я просто кивнул конюху, поднявшему меня к седлу.
   Путь наверх был долог.
   Я попытался перекинуть правую ногу через широкую спину жеребенка и опустился, нащупывая носком стремя.
   Путь вниз тоже будет не быстр.
   А если упаду, то еще и болезненным.
   Но -
   Но я не упаду.
   Я прищелкнул языком, и жеребенок прижал уши, чтобы лучше слышать. Легкое нажатие на поводья, и его пританцовывающие копыта успокоились.
   Возможно, такой податливой лошадкой управлять окажется легче, чем я того опасался.
   Наклонившийся назад, чтобы принять от сокольничего птицу, Хью бросил в мою сторону косой взгляд, но выражение его лица прочтению не поддавалось.
  Как только каждый устроился в седле, мы отправились. Я слегка сжал ногами бока своего коня и почувствовал облегчение, когда он двинулся вперед.
   Вереница всадников миновала двор, прошла через внешние ворота и пересекла подъемный мост. Вскоре находящиеся впереди лошади побежали рысью по мощенной булыжником дороге, направляясь к близлежащему селу. Мой жеребенок, вновь при малейшем сжатии боков, последовал их примеру.
   Когда мы проехали через поселение, - оставив позади широкую рыночную площадь, простой каменный крест, словно метящий в центр небес, далеко раскинувшиеся сады и идущие к реке полосы полей, - я уже начал получать от прогулки удовольствие.
   Однако, едущий рядом Роджер поинтересовался:
   'Как идет? Ты кажешься, - ну, он кажется великоват для тебя'.
   'Я никогда не ездил на таком великолепном коне. Он идет в точности так, как я от него требую'.
   'Сейчас все чудесно и замечательно, но...', - на лице Роджера возникло напряженное выражение, - 'ну, мне кажется, я узнал этого скакуна. Если я прав, он приходится сыном Шторма, любимого коня герцога. Полагаю, его едва приучили ходить под седлом. Будь крайне осторожен'.
   Я приложил все силы, дабы прислушаться к предупреждению друга, но это оказалось не просто. Только не в данный прекрасный сентябрьский полдень, несясь галопом к заливным лугам на совершенно волшебном скакуне и с такими высокорожденными спутниками. Что бы сказали отец или мои старые школьные друзья, если бы им довелось сейчас меня увидеть?
   От прибрежных лугов мы поднялись к оконечности болота и замедлили движение, выбирая путь сквозь фиолетовое вересковое марево, ковер которого разорвал испуганный идущими вперед лошадьми чибис. Я проследил взглядом за его кружащим полетом и вернулся к раскинувшемуся позади нас виду.
   Далеко внизу змеилась река. На другом ее берегу я едва мог заметить лежащую в чаше долины дорогу, ведущую от укрывшегося меж дальних холмов городка Лейберн, петляющую через старый каменный мост и поднимающуюся к селу Миддлхэм. Словно защищающая своих детенышей волчица, пристроился над разбросанными внизу домишками замок.
   Как отличался этот бескрайний пейзаж от окружающих мой дом в Йорке ровных полей и лесов. Тем не менее, впервые за последние недели, тоска по родине внутри меня голоса не подавала.
   Кони впереди приостановились, и Хью приготовился пустить сокола в полет. Роджер пришпорил скакуна, чтобы к нему присоединиться.
   Скоро, сначала птица Хью, а потом - Роджера - высоко взмыли в залитое солнцем небо, после чего снова ринулись вниз - преследовать припасенную их хозяевами приманку. Самый младший из нас, Эдвард, с наслаждением хохотал, указывая на полет и на то, что, как первая, так и вторая представительницы хищников потом опустились за его спиной.
   Я наблюдал зрелище в одиночестве, в отдалении от группки всадников. Тем не менее, спустя некоторое время Элис направила своего скакуна в моем направлении и встала рядом. Перед тем, как она начала говорить прошло несколько минут, ее взгляд продолжал следовать за ныряющим соколиным полетом.
   'Спасибо, что позволил Эдварду поехать с вами'.
   Мое удивление от слов Элис смешалось с радостью, что она выделила меня.
   'Не благодари меня. Я счастлив возможности провести с ним время. Чем больше смотрю на Эдварда, тем больше он напоминает мне моего брата Питера. Они одногодки. Кроме того, устроил все Роджер'.
   'За исключением твоего коня, боюсь. Пожалуйста, будь осторожен. Я не доверяю Хью и не в состоянии перестать думать, что он использовал этого жеребенка по причинам, ведомым только ему'.
   Первым порывом было ответить, пусть Элис не тревожится, - я сумею справиться с конем. Но затем ко мне вернулся возникший при первом взоре на него ужас, и я посмотрел на лежащие так далеко внизу кусты черники, напомнив себе только из-за ложной гордости не отвергать еще одного друга.
   'Надеюсь, я возвращусь в замок в целости. Мне очень понравилась наша прогулка. Хотя, следует признать, я бы чувствовал себя в большей уверенности на старой кобыле сэра Уильяма'.
   Взгляд Элис метнулся к сидящей на вышеназванной кобыле Элен, старающейся держаться к Эдварду как можно ближе.
   'Да, Роджер сказал нам, когда мы останавливались. Мне жаль. Если бы мы знали, подыскали бы для Элен другого скакуна. Помощник конюха посоветовал эту лошадь, но тогда рядом с ним находился Хью. Возможно, мастер Соулсби совершил некие личные приготовления'.
  'Возможно, действительно, совершил'. Я совсем позабыл про вопрос Хью о прогулках верхом, заданный во время нашей беседы наедине на конюшне. Перед подъемом на жеребенка в обязательном порядке была проведена проверка подпруги и узды. Ничего из этого не показалось мне тронутым, к тому же - конь до сих пор вел себя замечательно. Вдруг этот день удачен для меня?
   Но я припомнил еще и другие слова Хью.
   'Не думаю, чтобы он меня очень жаловал. Хью поделился со мной предположением, что и герцог не окажет мне милости'.
   'Герцог? Почему?'
   'Хью сказал, ему представляется, что я не подхожу для замка'.
   'Не слушай его. Ты здесь. Следовательно, герцог одобрил твое пребывание. Тут ничего не происходит без его соизволения'.
   'Но герцог все это время находится далеко - в Шотландии'.
   'Ее Милость герцогиня и сэр Томас через посредство специального посыльного каждый день отправляют и получают письма. Как бы то ни было, почему ты считаешь, что не подходишь для замка?'
   'Я всего лишь сын торговца. Даже не особо богатого. Хотя мой отец и является частью городского Совета'.
   'Мне часто приходилось слышать, как герцог хвалил наших торговцев. Он сам ведет с ними дела. Также мне приходилось слышать, как мэр Йорка превозносит проявляемую герцогом во всех сделках с местным населением честность. С какой стати Его Милости обращаться с тобой иначе?'
   'Я просто передал слова Хью'.
   Элис фыркнула самым неподобающим для дамы образом.
   'У Хью имеются личные причины наговаривать на герцога. Тебе не следует прислушиваться к этому. Его Милость давно узнал Хью цену. Со всеми пажами он обращается одинаково. Каждый, кто совершает проступок, подвергается физическому воздействию, но Хью - да, Хью подвергается данной процедуре намного чаще остальных. Полагаю, он затаил на герцога личную обиду'.
   'Роджер сказал, что Хью побили ровно накануне отъезда герцога'.
   'Да, он заслужил это по всей справедливости'.
   'Что произошло?'
   'Кто-то застал Хью, бросающим камни в собаку, - в обыкновенную несчастную одноглазую шавку из села. Она приходила на кухню просить объедки. Хью сильно ее покалечил. Эдвард рассказывал, когда герцог спросил, почему Хью сотворил такое, тот просто рассмеялся и ответил, что тренировался для упрочения меткости. Его Милость настолько рассердился, что взял палку и сам побил Хью, не сходя с места и в ту же минуту. Он постоянно повторяет, - если обладаешь властью над кем-то или над чем-то, злоупотреблять ею нельзя'.
   'Тем не менее, он планирует выдать тебя замуж за кузена Хью?'
   Мысль соскочила с языка прежде, чем я сумел его прикусить.
   Элис очень прямо вытянулась. Ее изменившаяся манера поведения превратилась во что-то подобное упавшей меж нами ледяной завесе.
   'Я нахожусь под опекой королевы, а не герцога. Мне следует выполнять приказания'.
   Она натянула поводья, вынуждая пони вернуться к группе смеющихся пажей и стремительно бросающихся вниз соколов.
   Оставшись на прежнем месте, я снова оказался отщепенцем. И сейчас мне не просто было тревожно из-за Хью, мои бездумно вырвавшиеся слова тяжелым каменным грузом повисли в животе.
   Когда Элис к ним приблизилась, над Эдвардом суетилась Элен. Даже на расстоянии хорошо просматривалась отчетливая бледность его лица. Элис наклонилась, дабы переговорить с ним, а затем обратилась к собравшейся вокруг птиц компании:
   'Джентльмены, становится поздно. Нам необходимо возвращаться в замок'.
   Хью жалобно подал голос, но Роджер мгновенно подтянул свою приманку и водрузил на голову Леди капюшон. Через несколько мгновений горстка всадников опять направлялась вниз от верховий болота, окаймляющих их топей и пушицы, пока мы не добрались до протянувшихся за стенами замка лугов.
   Тени стоящих на их краю деревьев удлинились, и перед нами из спрятавшихся среди корней нор начали выскакивать кролики. Роджер ехал рядом со мной, рассказывая о том, как замечательно летала Леди, когда сбоку от нас пришпорил своего коня Хью. На его широком лице играла жизнерадостная улыбка.
   'Пусть дамы продолжают дорогу домой, де Кинтон. Считаю, нам нужно отдать должную дань минуте настоящего спорта. Серебряная монета первому поймавшему кролика соколу'.
   Сопротивляться Роджеру было не под силу. Мы придержали коней, и они вместе с Хью спешились, пока, ради получения лучшей точки обзора, я разворачивал Любителя ветра. Проезжая, Элис бросила через плечо настороженный взгляд, но продолжила сопровождать ведущую усталого Эдварда на пони Элен.
   'Как младшая, ваша птица должна полететь первой', - заметил Хью.
   Оба мальчика сняли с голов соколов капюшоны. Леди принялась за привычное покачивание, и отблеск ее поиска отразился у Роджера в глазах. Он приподнялся в стременах и отпустил хищницу. На миг птица воспарила над ним в воздухе, после чего, словно стрела с арбалета, метнулась по направлению к ближайшему из кроликов, в последнюю секунду обернувшись и выпустив свои когтистые лапы.
   Это стало последним, что я знал ясно.
   Боковым зрением я увидел, как облаченная в перчатку рука Хью указала вниз, на землю, и лежащая в другой его руке приманка полетела к копытам моего жеребенка. Сокол Хью моментально последовал за ней, и испуганный скакун поднялся на дыбы, отбиваясь от птицы передними копытами.
   В отчаянии я схватился за поводья и сразу ощутил под собой напрягшиеся мускулы, - жеребенок в панике ринулся вперед. Не успел я ничего сделать, кроме как приникнуть к нему, Любитель ветра в галопе понес меня через луг, минуя перепуганные лица Элис и Эдварда, пустив врассыпную пасущихся овец и летя по направлению к замку.
   Элис в тревоге закричала: 'Мэтт!' - когда мы с ней поравнялись, затем: 'Хью, ты - ' - тем не менее, что бы она ему не адресовала, все оказалось потеряно в хлеставшем мне в уши ветре и под грохотом знаменующих наше продвижение копыт.
   Я натянул узду, стараясь остановить коня, но сейчас он не имел никакого желания подчиняться. Жеребенок просто вскинул на бегу голову и продемонстрировал белки своих глаз.
   Его поведение подтвердило мне, что я и так знал все это время. Отныне, избегая сбрасывания на землю, я пытался сосредоточиться на том, чтобы крепко на нем повиснуть.
   Вцепившись пальцами в гриву и обхватив бока Любителя ветра ногами, я чувствовал не знающую дрессировки силу его летящего в неизвестность тела. Мне оставалось только молить Господа Иисуса и Деву Марию, дабы не оказаться убитым.
   Над головой впереди маячила задняя замковая стена, и меня ударной силой поразила мысль, что направляемся мы прямо в заполненный водой ров. Не начни я немедленно действовать, его крутые края и темные глубины для нас обоих означают неминуемую гибель.
   С порожденной чистейшим страхом силой я повернул голову жеребенка налево. К моему облегчению, скакун не стал брыкаться или противиться, но изменил траекторию, пусть и не замедляя скорости. Теперь, добравшись почти до обрыва рва, мы устремились к окрестностям села.
   Раздавшийся крик и топот копыт заставили меня приложить все силы, дабы, обернуться и, как следует, рассмотреть происходящее позади.
   Низко пригнувшись к своей гнедой, прямо к нам через луг мчалась Элис. Резкая смена нами направления угрожала ей падением. К моменту достижения грязной дороги в село она отставала лишь на считанные ярды.
   Элис снова издала отчаянный возглас. Мне удалось разобрать только отдельные слова: 'Люди....село...'.
   Однако подразумеваемое ею и так было ясно. Пока мы приближались и поднимали копытами лежащую на пути жижу, перед нами разбегались местные жители. Впереди стремительно неслись подбиравшие с пути нашего следования своих детей матери. Мой слух раздирали крики. Обернулась, медленно перекрестившись и опираясь на палку, старушка. От вида движущегося в ее направлении обезумевшего коня глаза несчастной в ужасе расширились.
  Натянув на жеребенке узду, а с ней и поводья, со всей силой, которую только мог собрать, я снова направил ее налево, отводя от людей на главной улице угрожающую им опасность. Теперь, вместо этого, мы мчались вдоль садовых участков вниз по склону - к реке. Одновременно я мог слышать гром шагов двух коней, так как за нами следовала Элис, продолжая кричать без слов и пытаясь удержать скорость, быть может, догнать нас.
   Мы миновали последний из домов, пронеслись вдоль дороги на Лейберн и устремились к заливным лугам.
   Когда мы в полномасштабном галопе пересекали дорогу, на старом каменном мосту остановилась группа всадников. Над головами незнакомцев развевались яркие вымпелы, а от вычищенной упряжи отражались лучи низко спустившегося солнца.
   С их стороны раздался возглас. Обернувшись, я заметил, как двое из находившихся впереди всадников спешились и кинулись к нам - в попытке преградить путь.
   Опять я натянул поводья, но жеребенок не отреагировал, продолжив мчаться вдоль берега реки. В лицо мне сейчас брызгали хлопья пены. Я отвернулся, смаргивая их, и увидел, как один из незнакомых всадников хватает Элис, вытягивая руку, чтобы сгрести и дернуть узду коня, останавливая их.
   Элис закричала: 'Не меня! Его - ', - затем ее голос затих где-то за моей спиной.
   Другой всадник догнал меня, низко приник к шее своего летящего в галопе скакуна и спустя несколько мгновений поравнялся, удерживая шаг за шагом ту же скорость, что и у Любителя ветра. Сверкание голубых глаз упрямо сосредоточилось под темными бровями, и тут он протянул облаченную в перчатку руку, забирая у меня поводья. Произведя мягчайшее из натяжений узды моего жеребенка назад, всадник всем нам облегчил жизнь, совершив заставившую содрогнуться остановку.
  В течение мгновения незнакомец спрыгнул с коня и встал перед моим жеребенком. Он нежно гладил его по носу, произнося при этом успокаивающие слова. Любитель ветра разок вскинул голову, тяжело дыша через расширяющиеся ноздри, а затем под прикосновением неизвестного опустил ее. Все его туловище подо мной дрожало, внушительные бока раздувались от усилия сделать вздох. Меня тоже потрясывало.
   Я перенес правую ногу через седло и, преодолев внушительную высоту, соскользнул на землю. Тут мои колени подогнулись, и я мешком рухнул вниз.
  Мой спаситель расхохотался, но без злобы, а потом его кисть скользнула мне под подмышки и снова поставила меня на ноги. Другая его рука крепко держала под уздцы моего жеребенка.
  Подняв голову, я увидел, что это худощавый человек, едва ли выше Роджера. Он был одет в старую кожаную куртку и забрызганные грязью чулки. Хотя и молодое, лицо его поражало серьезностью. Вокруг внимательных глаз, в которые я заглянул чуть раньше, лежала сеть морщинок, но смех или же еще что их выявило, сказать я не мог.
  Теперь эти глаза потемнели от недовольства.
  'Ну, парень', - произнес незнакомец, - 'объясни мне, прошу тебя, почему ты ехал на коне, тебе не принадлежащем и которого ты явно не имел возможности контролировать?'
  
  Глава 7
  'Золотой великан в человеческом обличье'
  
  На помощь мне пришел Роджер, прискакав к нам во главе небольшой группы пажей, словно он вел всадников в бой.
  Их внезапное прибытие вызвало настоящую свистопляску.
   Напуганный Любитель ветра снова принялся брыкаться. Мой спаситель попытался сдержать его, параллельно не ослабевая хватку и на собственной лошади, ей тоже стараясь помешать удрать. Тем временем, все еще сидя на своем гнедом пони, ведомом другим незнакомцем, к нам направлялась Элис. Она кричала ему, что, пока тот не вмешался, происходящее целиком находилось под контролем.
   Оба мужчины, - один худощавый и темноволосый, вновь прибывший - чуть выше и светловолосый, обменялись быстрыми взглядами. Мой спаситель пожал плечами и опять засмеялся.
   'Вероятно, будет лучше вернуться в замок. Там мы сумеем разобраться в случившемся'.
   Постановив так, он вновь метнулся в седло и, взяв поводья обоих скакунов, отправился с ними присоединиться к обществу ожидающих на дороге всадников. Второй незнакомец повернул лошадь и последовал за спутником, ведя позади, несмотря на ее протесты, Элис. Компания тронулась в путь и через минуту-другую исчезла в селе.
   Я остался в одиночестве среди толкущихся вокруг меня на своих конях пажей. Хью и Лайнела в их числе не наблюдалось.
   Роджер протянул руку. Я пожал ее, и он помог мне подтянуться наверх, чтобы сесть позади него на скакуна.
   'Наверное, в этот раз тебе будет безопаснее поехать со мной'.
   Не произнеся больше ни слова, Роджер повернул коня, и вместе с остальными пажами мы, проехав село, заметно степеннее вернулись на внешний замковый двор.
  В конюшнях все служащие занимались помощью почти двум дюжинам лошадей прибывших накануне нас всадников. Любитель ветра и гнедой Элис были среди них, но не обнаруживалось и следа ни ее, ни сопровождавших девочку людей.
  Соскользнув с пони Роджера, я услышал, как нас окликает старший конюх.
  'Не стойте, разинув рот, ребята. Видите же, мы тут все заняты. Снимайте липкую сбрую с ваших лошадок и протрите их, пока бедняги не простыли'.
  Роджер слез с коня и начал отстегивать седло. Прежде чем я смог выяснить, как ему лучше помочь, через внешние ворота въехали Эдвард и Элен. Их явно позабыли в течение сбора пажей.
  Поспешив предложить им мои услуги, я изумился разгоряченности на лице Эдварда, появившейся при взгляде на собравшихся лошадей и выставленные знамена.
   'Неужели отец уже вернулся домой? Мы слышали, что он в пути, но матушка не думала, что он будет здесь так скоро'.
  Он повернул своего маленького пони и легким галопом пустил его во внутренний двор. Там перед ним разбежались клевавшие земляной пол куры.
   Элен посмотрела Эдварду вслед, а затем адресовала мне свою нежную улыбку.
   'Прости его, Мэттью. Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как Эдвард виделся с отцом, а он ужасно по нему тоскует. Тебе только кажется, что у него сформировалась привычка к отъездам герцога. Надеюсь, в этот раз Его Милость прибыл. Между тем, я готова с благодарностью принять твою помощь'.
   Пока Элен спускалась на приступку для всадников, я придерживал голову старой кобылы. Она вложила свою ладонь в мою, чтобы оказаться на земле, попрощалась и последовала за Эдвардом.
   Отводя кобылу, я размышлял, насколько Элен отличается от Элис. Всегда производит впечатление скромной и спокойной, и невозможно вообразить, чтобы она кричала на кого-либо, как сделала Элис по отношению к 'вмешавшемуся' незнакомцу.
   Уход за лошадьми оставлял мало времени для разговоров, но я все равно удивился тому, что Роджер ничего не сказал, пока не понял, - он мог ничего не понять. Вероятно, Роджер решил, - Любителю ветру почудился кролик, или же тот испугался собственной тени. Он также не отреагировал, когда мы вернули Леди на извозчичий двор и встретили там Хью и Лайнела.
   Хью приветствовал Роджера с того места, где он усаживал свою птицу на принадлежащий ей насест.
  'Де Кинтон, прекрасная попытка в деле с кроликом. Стыдно, что ваша соколица отвлеклась. Нам стоит вскоре снова пустить птиц в полет'. В его голосе читалась самодовольная усмешка. Предназначалась ли она мне? Потом Хью добавил: 'Разумеется, если герцог подарит вам этого сокола'.
  'Он обещал ее мне. Накануне отъезда'.
  'Может статься. Я слышал, сейчас он возвращается домой. Вдруг герцог увидит, как хороша соколица в полете, и захочет ее сохранить. Ему уже приходилось нарушать обещания'.
  'Когда? Герцог всегда держит слово'.
  'Правда? А что вы скажете о землях в Уэстморленде, которые Его Милость ручался сделать моими?'
  'Это королевское решение', - парировал Роджер. 'Вы здесь хорошо осведомлены. Его Милость приложил все силы. Но, в любом случае, вы бы не потеряли данных земель, если бы ваш отец не-'
  Он остановился, прикусив губу.
  Лицо Хью потемнело, что было видно даже во мраке конюшен, и его голос сразу утратил прежнюю легкомысленность.
   'Если бы мой отец остался верен делу короля? Почему вы не договорили?' Он обернулся ко мне. 'Вы скоро выясните, каково истинное обличие здешних людей, - если задержитесь у нас довольно долго'.
  Я потащил Роджера прочь.
  'Пойдем на ужин. Время почти наступило'.
   Теперь я был уверен, - Роджер не увидел ничего плохого, заставившего моего жеребенка понести. Это радовало. Возможно, - я ошибся, возможно,- произошел несчастный случай, а не преднамеренный подвох. Какова бы не оказалась истина, - если никто этого не заметил, у Хью не будет никаких проблем. Отсутствовало всяческое желание снова вызывать у него чувство враждебности.
   За ужином среди пажей шел разговор только о том, как прибыл герцог. Казалось, в конце концов, шотландский пограничный замок Бервик сдался его армии, и Его Милость при первой возможности поспешил на юг. Предполагали, что сначала во главе происходящих из этого города верных солдат он отправится в Йорк, но желание вернуться в Миддлхэм подвигло герцога поменять свои планы.
   Я радовался, думая об Эдварде. Но, когда осознал, что его отец находился среди всадников, видевших позор моего спасения от понесшего скакуна, ощутил возросшее беспокойство.
  Роджер все еще не упоминал о случившемся. Когда сэр Уильям произнес благословение, он лишь заметил, что герцогини и Эдварда за высоким столом нет и что они должны ужинать в своих покоях - вместе с герцогом и его рыцарями. В большом зале в тот вечер попадались лица, узнать которые я не мог. Приходилось наклонять голову, дабы и они, при случае, не узнали бы по контрасту меня.
   После трапезы мы с Роджером удалились в сад - читать данный мне Элис роман. Именно там чуть позже она нашла нас.
   При приближении щеки Элис пылали, а из-под льняного чепчика, носимого ею на волосах, выбилось несколько завитков.
   'Вот ты и обнаружен, Мэтт. Тебя хочет видеть герцог'.
   Я вздрогнул.
   'Кого, меня?'
   'Да, по поводу нынешнего полудня. Не смотри так встревожено. Я объяснила ему, что случилось'.
   'Что ты подразумеваешь под - случилось?' - спросил Роджер. 'Разве жеребенок не просто понес? Это не было виной Мэтта'.
   'Да, ты! Полагаю, ты слишком отвлекся на твою драгоценную Леди, чтобы заметить. Хью, - я сама видела, - пустил своего сокола прямо под жеребенка Мэтта. Разумеется, он понес. Хью скажет, что это был несчастный случай, но -'
  'Но, прежде всего, мне не следовало брать этого жеребенка', - вмешался я. 'Я понимал, что не сумею его контролировать. А когда Роджер сказал мне о его принадлежность герцогу...'
   'Сейчас перечисленное тобой не имеет значения. Иди, Его Милость у себя в кабинете'.
   Но я продолжал колебаться. Я сильно переволновался при встрече с герцогиней, но теперь меня ждал герцог, - да еще при таких обстоятельствах. Мне подарили возможность проявить себя с лучшей стороны, но в данный момент она потерпела крах.
   Элис схватила меня за рукав.
  'Мэтт, я уверена, у Его Милости много дел в первый же вечер дома. Тебе не следует заставлять герцога ждать. Не бойся. Я зайду вместе с тобой'.
  Я с неохотой подчинился потягиванию Элис меня за руку. В какой-то степени, это казалось даже хуже. Здорово иметь в минуту испытания рядом дружеское плечо, - но опозориться перед Элис, возможно, второй раз за день...?
  Пока мы спешили, двигаясь через внутренний двор, Элис застала меня врасплох, сжав руку.
  'Убеждена, это не будет настолько ужасно, как ты думаешь. Символом герцога является белый вепрь, но он и наполовину не так яростен'.
   Если ее улыбка предназначалась для ободрения меня, то цели достигнуть не удалось. К моменту, когда мы добрались до располагавшегося в углу двора кабинета, я весь дрожал.
   Элис постучала. Голос изнутри отозвался: 'Войдите', и мы вместе вступили в комнату, дверь которой Элис за нами закрыла.
  В льющемся через окно золотистом свете заходящего солнца спинами к нам стояли двое склонившихся над разложенными на столе документами мужчин.
  Когда Элис объявила обо мне - 'Мэттью Уэнсфорд, Ваша Милость, новый паж', - человек повыше обернулся, и я узнал ее послеобеденного спасителя.
  В ту секунду я верил, что определил бы герцога везде, где бы ни оказался. Король прославился внешностью золотого великана в человеческом обличье, ростом около шести футов, сияющего подобно солнцу на монаршем стяге. Казалось очевидным, что его брат, герцог, во всем окажется ему подобен.
  Я сделал шаг вперед и опустился перед ним на колено, значительно наклонив голову, в надежде, что сумею что-нибудь сообразить относительно обернувшегося катастрофой полдня. Но, пока я совершал это, Элис что-то прошипела в мой адрес и толкнула меня носком в ногу, но я был слишком занят, дабы заметить ее попытки.
   'К вашим услугам, Ваша Милость'.
  Незнакомец подошел и протянул руку. Но вместо того, чтобы поднять на ноги, как я предполагал, он произнес пробравшие меня оцепенением слова:
   'Нет, парень, это не я. Вот Его Милость, герцог Глостер'.
  Когда я поднял голову, ко мне повернулся второй незнакомец, и я ощутил, как мои щеки начинают от замешательства пылать. Смущение было двойным, так как сейчас я понял, - он оказался не вполне незнакомцем, но перехватившим моего жеребенка в полдень человеком. Поношенная кожаная куртка уступила место бархатному камзолу глубокого изумрудного оттенка, расшитого нитью цвета меди и унизанного жемчугом. Пыль и грязь путешествия благополучно смылись. Тем не менее, ошибка исключалась, - это был он.
   Герцог спокойно взглянул на меня.
  'Ну, мастер Уэнсфорд, я не такой, каким вы ожидали меня увидеть? Наверное, предполагали встречу с кем-то, похожим на моего брата, короля, или на присутствующего здесь сэра Фрэнсиса, но не с недоростком от рождения?'
  Второй мужчина рассмеялся и принялся протестовать, но герцог отмахнулся от его слов. Сквозь начавшие щипать мне глаза слезы стыда я увидел заигравшую на губах Его Милости кривую ухмылку.
  'Простите, Ваша Милость, я не узнал вас'.
  'Нет, это не имеет значения. С какой стати вам меня знать? До сегодняшнего дня мы никогда не встречались'.
  Я снова склонил голову. Хуже начаться аудиенция не могла. С таким же успехом я бы собрал свой узел и вечером отбыл.
  'Давайте, поднимайтесь на ноги. Я не позволю вам унижаться на земле. Репутация обгоняет вас и не подразумевает того, чего вы опасаетесь. Кроме прочего, наш друг, мэр Йорка аттестовал вас нам, как создателя проблем и бунтовщика'.
  Это больно меня задело, и я вскочил, чтобы защитить себя. Однако, когда сделал так, то увидел, что, несмотря на серьезную интонацию, герцог мягко надо мной подсмеивается.
  'Но, вероятно, вы не настолько сообразительны, как он заставил нас поверить'.
  Элис подошла, чтобы встать рядом со мной, качнувшись при этом в легком реверансе.
  'Ваша Милость, в нынешний полдень Мэттью-', - но герцог быстро перебил ее.
  'Благодарю вас, Элис, я слышал вашу историю. Сейчас же предпочитаю узнать о событиях, воспользовавшись изложением мастера Уэнсфорда. Присядьте, Мэттью и Элис'.
   Мы подтянулись и устроились на указанных нам герцогом стульях. Его Милость примостился на краю стола.
   'Вперед, мастер Уэнсфорд, расскажите мне, что стряслось'.
   От такого поворота голова у меня пошла кругом. Но следовало, по возможности, избегать проблем с Хью.
   Прежде чем начать, я сглотнул.
   'Ваша Милость, после обеда вместе с несколькими из пажей я отправился на конную прогулку. Оказалось, что скакун, на котором я катался раньше, уже забран, поэтому мне пришлось принять предложение взять другого. Тогда я не знал, что он был одним из коней, принадлежащих вам'.
   'Но вы знали, что он слишком большой для вас, и что вы столкнетесь с трудностями в обращении с ним?'
   'Да, Ваша Милость, но - но отказ от него нанес бы удар моей гордости. Мне казалось, риск стоил того'.
   'Что же произошло во время вашей прогулки?'
   'Некоторые из пажей остановились, дабы устроить охоту на кроликов с помощью своих соколов. Мой жеребенок чего-то испугался и, так как я не сумел удержать его, понес'.
   'Чего-то?' Глаза герцога сузились.
   'Да, Ваша Милость. Чего-то'.
   Его Милость продолжал смотреть на меня, несколько мгновений поворачивая на пальце небольшой перстень с рубином. Затем он снова заговорил.
   'Я наблюдал за вами с дороги, когда вы увели жеребенка ото рва. Падение туда могло сломать ему шею или сломать шею вам. Потом вы свернули с рыночной площади, на которой местные жители, вероятно, даже дети, были бы покалечены или убиты несущимся скакуном. Непонятным образом вы удержались в седле и тем самым предотвратили оба последствия. Хорошо исполнено. Вы еще способны стать прекрасным всадником, - но на подходящем коне. Нам стоит подыскать вам такового - получше той старой кобылы, на которой, как рассказала нам Элис, вы ездили. Но не настолько юного и неопытного, как Любитель ветра. Я поговорю со своим распорядителем конюшен'.
   Герцог встал и, чувствуя, что меня сейчас отпустят, также поступил и я.
   'Ее Милость рассказала мне, что вы еще и поете замечательно. Меня бы порадовало, если бы вы вскоре исполнили что-либо для моих ушей. Между тем-' - его полуулыбка возвратилась, - 'между тем, Мэттью, подумайте дважды, прежде чем защищать кого-то этого не заслуживающего'.
   С такими словами герцог опять повернулся к своему рабочему столу и через мгновение глубоко погрузился в разговор с соратником.
   Я последовал за направившейся к выходу из кабинета Элис. Было не понятно, как отнестись к похвале. Получил ли я одобрение или выговор за совершенные оплошности? И совершенно очевидным представлялось, что, вероятно, невзирая на свои намерения, я мог создать для Хью неприятности.
   'Чудесно, это было не слишком плохо', - произнесла Элис, когда мы снова пересекали внутренний двор.
   'Слишком плохо?' - воскликнул я. 'Я принял его за одного из обыкновенных рыцарей. Не испытывал подобного унижения с минуты, как...'
   В памяти всплыли недовольные лица руководителя хора, с его недавно почерневшим глазом, и главы соборной школы в день моего исключения.
   Я замолчал. Наверное, не так уж давно это произошло.
  'Он не держал бы этого против тебя. В любом случае, тебе следовало обратить внимание на мое предупреждение'.
   'Когда я уже стоял на коленях? Почему ты мне раньше не сказала?'
   'Думала, ты знаешь, кто он. Как я могла знать, что ты окажешься настолько глупым, чтобы преклонить колени перед не тем человеком?'
   Элис была права. Как я мог так сглупить, чтобы предполагать, как кто-то выглядит? Никто мне его не описал. Почему я осмелился решить, что доблестный рыцарь должен выглядеть таким же внушительным, как и его репутация? Кто знает, вдруг тут таилась для меня надежда, - если уж подобный человек возвысился и стал величайшим полководцем страны.
   'Как бы то ни было, мне бы хотелось, чтобы ты не рассказывала ему о Хью', - произнес я, озвучив главную свою тревогу.
   'А что мне было делать?' Зеленые глаза Элис вспыхнули в последних лучах предвечернего солнца. 'Позволить тебе подпасть под укор за выбор не того скакуна и невозможность помешать ему понести с тобой на спине?'
   'Если из-за этого с Хью что-либо случится, если его из-за этого побьют, то укоры в мой адрес появятся со стороны Соулсби. Он и так уже меня ненавидит'.
   'Значит, тебе придется это выдержать и дать ему отпор. Если не останется ничего иного, ты, в любом случае, будешь в своем праве'.
   'Я не уверен, что наступит хоть какое-то успокоение, если Хью с друзьями примутся замышлять месть'.
  
  Глава 8
  'Быть тебе достойным рыцарем'
  
   Достаточно станет сказать, что в течение следующих нескольких дней, после лицезрения нами поздно пришедшего утром на завтрак и крайне аккуратно устроившегося на скамье Хью, я вел себя настороженно, - так же, как и Роджер с Элис.
   Роджер толкнул меня локтем и прошептал, под видом опустошения большими глотками кубка с элем:
   'Эдвард утром рассказал, что его отец прошлой ночью переговорил с помощником конюха. Тот признался, Хью заплатил ему за выдачу старой кобылы Элен и подготовку для тебя серого жеребенка. По словам Эда, скорее всего утром Хью должны были побить'.
  Несмотря на нашу бдительность и избегание меня со стороны Хью, я продолжал испытывать беспокойство. Мысли беспрестанно возвращались к сказанному им мне на извозчичьем дворе.
   Спустя день или два после возвращения герцога я спросил у Роджера, не передали ли еще ему Леди.
   'Сокольничий вчера поделился, - герцог хотел бы полюбоваться ее полетом. Он сказал, вероятно, если погода продолжит оставаться хорошей, мы скоро сумеем выехать и провести ревизию'.
   Судя по его беззаботному поведению, я сделал вывод, что Роджер забыл о словах Хью. По мере течения дней примеру последовал и я.
   Как и в случае с герцогиней, после возвращения герцога в повседневной жизни изменений не возникло. Единственное различие заключалось в том, что Эдвард стал выглядеть счастливее, а потом, как только завершился мой субботний урок пения, сэр Уильям сообщил, что на следующий день мне предстоит во время службы петь в часовне.
  Когда в полусвете раннего утра я поднялся с матраса, мой желудок волновался. Из бледной глубины, не успел я опустить ладони, чтобы набрать воды для умывания, на меня посмотрели испуганные темные глаза. Собраться помог Роджер, - он одолжил мне гребень, - пригладить непослушные каштановые пряди, и почистил мой лучший камзол, не переставая при этом болтать всякие глупости. К минуте встречи в часовне с сэром Уильямом нервы у меня уже восстановились.
  Когда служба началась, было приятно снова ощутить себя частью хора, даже если я являлся всего лишь мальчиком среди семи хористов. Я присоединил голос к Аллилуйя, как того требовала служба, и влил дискант в совокупность песнопений. На этой неделе сэр Уильям практиковал со всеми некоторую степень многозвучия, хотя сопрано единственного паренька почти терялось в сотканном из стольких хоралов причудливом ковре. Затем я исполнил соло похвалу, избранную капелланом для приветствия герцога в его доме. Сердце прыгало от гордости, пока маленькую часовню наполнял мой голос, а сквозь цветные оконные витражи, всеми оттенками творения окрашивая поднятые лица собравшихся, проникали солнечные зайчики.
  После службы в расположенной под часовней ризнице сэр Уильям радовался так, что тряс мою ладонь, пока рука у меня всерьез не заболела.
  'Хорошая работа, Мэттью, хорошая работа. Лучше спеть ты не мог. Уверен, герцог будет очень польщен'.
  За нами вниз спустились и Роджер с Элис. Их оценка оказалась совсем не впечатляющей.
  'Лучше тебе вести себя осторожнее, Мэттью. После такого соборная школа может захотеть вернуть тебя обратно'.
  'Не глупи, Роджер. В последнем хорале наблюдалось чересчур много настроения, - а вот с порядком в нем не все удалось. Не думаю, чтобы сейчас Мэтт соответствовал'.
  Пока мы шли через большой зал на завтрак, я размышлял над высказанной Элис истиной. Совершенно иначе было чувствовать себя впервые поющим в одиночестве напротив алтаря. Вероятно, последние несколько недель меня изменили.
  Элис направилась к своему месту, а мы с Роджером встали в ожидании герцога, герцогини и маленькой группки чиновников высокого ранга. Когда они вошли, Его Милость отделился от процессии и приблизился к нашему столу.
   Как только пажи поклонились, он произнес:
   'Прекрасно исполнено, Мэттью. Также искусно, как то, что мне доводилось слышать в Лондоне или же в Кембридже. Если пожелаете, мне бы хотелось, чтобы вы каждое утро пели на службе. Как бы элегантно не выглядел ваш камзол, я все же попрошу сэра Уильяма приготовить вам облачение. Да, я позабыл о своем обещании. Завтра после обеда подойдите к учителю верховой езды'.
   Кивнув нам, герцог проследовал вслед за семьей за высокий стол. Наблюдая за ним, я заметил, как на меня, недовольно нахмурившись, смотрит Хью. Стоило сэру Уильяму начать читать благословение, я быстро опустил голову.
   С наступлением следующего полдня в компании Элис, Роджера и Эдварда я отправился на конюшню. Все утро Эдвард проявлял оживленность, непрерывно намекая, что у него есть тайна, открыть которую он не в состоянии. Хорошо зная, в чем дело, мы благодушно ему потакали.
   Мастер Рейнольд, учитель верховой езды, уже ждал нас. Крепкий, кривоногий мужчина, он постоянно сердился и одергивал пажей, но с животными был так нежен, словно те - дети. При приближении нашей четверки, мастер Рейнольд резко дал объяснения нескольким помощникам конюха, тут же скрывшимся в находившихся напротив друг друга дверях.
   'Погодите здесь', - сказал он мне и нырнул в ближайшее стойло.
   Во мраке загрохотали копыта, и он вернулся, ведя лоснящегося гнедого пони, полностью оседланного, с перекинутой через спину парой высоких сапог для верховой езды.
   'Его Милость сказали, что, пока живете в замке, вы можете пользоваться этой лошадкой. По крайней мере, до момента, когда станете для нее слишком большим. Ее зовут Бесс. И, если у вас нет сапог, они тоже к вашим услугам'.
   Запинаясь, я пробормотал благодарности, но мастер Рейнольд от них отмахнулся, ожидая, когда я надену сапоги, а потом, нагнувшись, чтобы помочь мне подняться в седло.
   Я похлопал Бесс по гладкой шее, и уши ее дернулись, тем не копыта остались вросшими в булыжники. Устроившись на спине этой лошадки, я ощутил, что находился верхом на Любителе ветра в каком-то другом мире. Земля подо мной казалась лежащей на доступном расстоянии,- до нее было рукой подать, и мои ноги оказались удобно вдеты в стремена.
   Тем временем парни с конюшни вывели других коней, и вскоре наша четверка рысью двинулась из замка, - минуя село и направляясь в сторону заливных лугов.
   Прежде чем покинуть дорогу, я отдался на милость сомнениям, мучаясь от воспоминаний о произошедшем здесь всего несколько дней назад, но Роджер, проезжая мимо, шлепнул меня по плечу.
   'Вперед, Мэтт', - позвал он, лягая коня и пуская его в галоп.
   Вместе с Элис и Эдвардом, следуя их примеру, моя Бесс натянула поводья и с удовольствием к ним присоединилась. Еще одно мгновение нерешительности, и я отпустил узду, нагоняя остальных на речном берегу и чувствуя азарт от набираемой скорости, не опасаясь больше повреждений.
   Это было первое из множества подобных полдней, в течение которых я познакомился с местными лугами, лесными массивами и болотами в обществе моих теперь верных друзей. Суровый пейзаж стал мне менее чуждым, хотя я никогда не ощущал беззаботности в верховьях болот. На мили кругом тянулись вереск и орляк, и казалось, что Роджер с Элис ориентируются исключительно по солнцу, а не по другим, замечаемым мною в меру сил, признакам.
   Однажды утром, когда мы пришли на конюшню, там находился и разговаривал с наставником Рейнольдом герцог Ричард. На нем снова был старый кожаный жилет, а на руке висели намотанные поводья великолепного серого скакуна, на котором герцог ехал в день моего им спасения. Сейчас я знал, это его любимец, отец Любителя ветра, - Шторм.
   Как только мы поклонились Его Милости, что сделал даже Эдвард, а девочки склонились в реверансе, герцог кивнул нам, сказав:
   'Оказывается, у меня появилось свободное от других занятий послеобеденное время. Когда Эдвард сказал мне, что большую часть дней вы выезжаете, то я подумал, что, при возможности, к вам присоединюсь. Ваши скакуны уже седлаются. Роджер, если чувствуете, что сегодня день подходящий, то идите и подготовьте вашего сокола'.
   К конюшням Роджер направился с широкой улыбкой. Спустя считанные минуты наша четверка ехала к прибрежным лугам во главе с герцогом Глостером, на чьем закрытом перчаткой запястье сидела до времени облаченная в колпачок Леди. Сложно сказать, кто из нас был счастливее. Эдвард вел своего кругленького пони у отцовских стремян, энергично болтая обо всем и ни о чем. Роджер находился в преддверии обладания соколом. А я? Я просто радовался тому, что оказался тут.
  Описываемый мной полдень относился к числу последних мгновений того золотого лета. Листья стоявших на берегу реки деревьев постепенно приобретали характерные для осени оттенки. В долине уже заканчивали собирать оставшиеся от полученного урожая плоды. Но тогда вся острота зрения и слуха обращались мною исключительно на красоту взмывающего ввысь и парящего там сокола. На восхищенные возгласы Эдварда, когда его батюшка запустил птицу над своим несущимся скакуном. На переливающиеся драгоценными отблесками перья бьющей крыльями приманки. На пикирующую Леди. На пламя волос Элис и на блеск ее глаз. На переполняющую Роджера гордость, когда он преклонил колено, чтобы принять обещанный дар, словно сеньор посвящал его в рыцари. На смех герцога, возвращающего Роджера на ноги, приподнимая того единственной свободной рукой, так как Леди теперь свободно сидела на другой.
   В конце концов, мы вернулись в замок - ужинать. Эдвард ехал немного впереди, рядом с отцом, тогда как Элис, Роджер и я обсуждали, как много мы узнали от герцога Ричарда в этот полдень о верховой езде и о соколиной охоте. Когда наша троица добралась до конюшен, Эдвард стоял в одиночестве, глядя на расседлывание служащими обоих серых коней - мощного скакуна Его Милости и маленького пони Эда. С лица мальчика сошло все прежнее счастье.
   'Что случилось?' - спросила Элис, когда мы спешились.
   'Батюшка беседует с учителем верховой езды', - ответил нам Эд. 'О приготовлениях к завтрашнему утру. Он отбывает в Йорк. Город устраивает ему и солдатам прием по случаю победы в Шотландии. Я поинтересовался, - могу ли тоже поехать. Отец сказал, что путешествие будет для меня слишком долгим, а день - утомительным, к тому же, потом ему придется остаться по делу'.
   'Тогда тебе следует быть благодарным отцу за то, что он избавил тебя от подобной обязанности', - выпалил Роджер. Но угрюмая мимика Элис показала, - она думает о том же, о чем и я. Не успев снова воссоединиться с обожаемым отцом, Эдвард считает, что может опять его потерять.
   'Нам необходимо сделать нечто особенное', - произнес я.
   Передав лошадь парню с конюшни, Элис скользнула по мне взглядом.
   'Ты прав, Мэтт. Возможно - возможно, у нас получится попросить разрешения устроить перерыв. Вероятно, пропустить занятия и провести день на болоте? Мы сумели бы взять с собой обед - хлеб и сыр или холодное мясо. Эд, после обеда я спрошу у твоей матушки'.
   От этих слов Эдвард просиял и при возвращении в направлении внутреннего двора взял Элис за руку. Пока они обсуждали приготовления, мои мысли сосредоточились на поездке герцога в родной для меня город, на его ожидании и чествовании там моим отцом и товарищами того в совете. Среди толпы, приветствующей Его Милость за избавление от шотландских набегов, внутренним я увидел взором матушку, братьев и сестер. Впервые за многие дни живот взболтнуло от тоски по дому. Но кто знает? Вдруг, в другой раз, если мое обучение в замке продолжится, я сумею проехать под такие же приветствия рядом с герцогом?
   После ужина Элис отыскала нас с Роджером, чтобы поделиться новостями.
   'Ее Милость поговорила с герцогом Ричардом. Их Светлости предоставили всем нам завтра перерыв. Она сказала, что это превосходная мысль. Отпразднуем и победу, и счастливое возвращение Его Милости. Герцогиня задалась вопросом, почему только жители Йорка могут так поступить?'
  На следующее утро в ризнице я скользнул в стихарь и надел воротник, недавно мне присланные, и, по пути в часовню - на службу, впервые действительно почувствовал совершаемый мной в происходящее вклад. В этот день я пел для герцога, зная, позже мои бывшие соученики-хористы будут делать то же самое в широком, наполненном светом пространстве Йоркского собора, украшенном всем, что только есть в городе ценного. Да простит Господь мне гордыню за выбор герцогом прослушивания исключительно моего пения, ведь голоса Джона Бартона и его друзей потонут в исполнении остальных хористов.
  После завтрака, чтобы проводить герцога и его свиту в поездку, на внешнем дворе собрались все жители замка. Отыскав Его Милость глазами, я увидел, что он едет во главе процессии на Шторме. В этот раз герцог и представители его свиты были облачены в одеяния ярчайших оттенков, и над ними развернулся трепетавший на ветру раннего утра стяг с белым вепрем на фоне темно-красного и синего цветов. Его Милость склонился, дабы в последний раз обнять жену и сына, а затем придворный трубач издал громкий звук, и все мы замахали загарцевавшим через внешний подъемный мост всадникам.
  Спустя час-другой, минуя те же ворота, выехал и я с друзьями, пусть с меньшей помпой, но с раздающимися в ушах напутственными словами герцогини - предупреждением не уезжать слишком далеко и, по возможности, держаться в тени. Стоял еще один пронизанный солнцем день, хотя при пробуждении и начинала уже ощущаться прохлада осени.
   Элис и Роджер, как обычно, показывали дорогу, и скоро мы легким галопом поднялись в долину - к поляне на Пен Хилл, оставив реку далеко внизу, а склон - по правую руку. Когда наша компания притормозила движение, чтобы совершить прогулку, я ехал рядом с Эдвардом, и, не прошло и нескольких секунд, как мы принялись говорить о моем отце, о его и о местности, через которую сейчас мог ехать герцог, пока на горизонте перед нами не выросли двойные башни Йоркского собора.
  От Йорка наша беседа обратилась к моим братьям и сестрам и к тому, как сильно я тосковал по ним, в особенности, по малышке.
   'К настоящему времени ей следует уже ползать и мешаться у всех под ногами. Старшие братья будут хватать кроху и перебрасывать ее друг другу, как они поступали, когда в подобном возрасте находился мой младший брат. Обычно это пугало матушку, - но Питер всегда с удовольствием смеялся'.
  'У меня нет ни братьев, ни сестер', - ответил Эдвард. Его лицо подернулось печалью. В голове всплыло сказанное мне при первой встрече матерью мальчика, и я поторопился сменить тему.
  На обед мы сделали остановку в тени нескольких беспорядочно растущих на берегу реки кустов боярышника, раскинувшихся далеко вверху ее течения. Пока Элис расстилала коврик, а я помогал ей сервировать нашу скудную состоящую из хлеба и сыра провизию, Роджер вытащил из кармана сложенный лист пергамента.
   'Взгляните, что я получил от матушки утром. Она написала, потому что очень гордится моим дядей. Сообщает, что его возвели в ранг рыцаря Ордена Бани. Это обусловлено службой дяди в Шотландии - вместе с герцогом'.
   'Такое пожалование - одна из значительнейших милостей, которую человек способен получить от короля', - сказал Эдвард, нарезая ножом кусок крошащегося белого сыра. 'Я знаю, потому что мне говорил отец. Его сделали рыцарем Ордена - ох, прошло так много лет. Он тогда был всего лишь мальчиком'.
   'Правда?' - спросил я. Немного знаний о старых рыцарских орденах у меня имелось. 'Не думал, что они разрешают прием мальчиков'.
   'В то же время отца возвели в сан герцога', - ответил Эдвард. 'Но я запомнил большую часть из рассказанного им о церемонии вхождения в Орден. Предполагаю, из-за того, что батюшку мыли другие взрослые рыцари, а не его няня. А потом ему надо было бодрствовать с ними в королевской часовне всю оставшуюся ночь'.
   'Звучит не сильно весело', - поделился мнением Роджер.
  'Отец рассказывал, что едва мог удержать глаза открытыми, но другого выхода не было, в противном случае товарищи не сочли бы его достойным кандидатом. Утром они облачили батюшку в церемониальные одежды и повели к брату - королю. Тот закрепил на талии посвящаемого меч, поцеловал его, а потом ударил по щеке'.
   'Не оказалось ли это больно?' - спросил я.
  'Не вполне. Отец сказал, что совершенный жест служил лишь напоминанием о данной клятве. Нанося удар, король произнес - 'Быть тебе достойным рыцарем'. Батюшка признался, - он всегда старался оправдать оказанное доверие'.
   Несколько мгновений мы молчали. Возможно, как и я, все мои друзья представили это зрелище. Но я думал также и о вероятности иметь когда-нибудь надежду самому добиться такой чести.
   Словно откликаясь на мои мысли, Эдвард произнес:
   'Полагаете, дядя Эдвард со временем сделает меня рыцарем ордена Бани? Или же ордена Подвязки?'
   Ямочка на щеке у Элис стала глубже, а у Роджера дернулись губы, но никто из них не рассмеялся.
   'Думаю, тебе придется несколько лет подождать, Эд'.
   'Но отец был моложе меня, когда его посвятили в рыцари, - ему исполнилось только восемь'.
   'Отец твоего отца оказался убит вместе с множеством своих рыцарей, а его брат совсем недавно стал королем', - утешила Эдварда Элис. 'Полагаю, это может рассматриваться как особый случай. Суверен нуждался во всех рыцарях, которых у него получалось собрать'.
   'Наверное, так', - согласился Эдвард, но уголки его рта в разочаровании опустились.
   Повинуясь порыву, я сказал: 'Почему бы нам самим не образовать собственный рыцарский орден, подобный орденам Бани или Подвязки?'
   Роджер расхохотался.
   'Ты прочитал слишком много романов!'
   Но тут вмешалась Элис: 'Да, почему бы нам не образовать орден?'
   Роджер снова открыл рот, но Элис легонько пнула его ногой.
   'Ну же, Роджер. Это будет для Эдварда развлечением, да и для нас всех - тоже. Мы можем иметь собственные церемонии, эмблемы - все, что пожелаем'.
   'Хорошо, но, вероятно, нам стоит сохранить его образование в тайне?'
   Не вспомнил ли Роджер о Хью и закадычных дружках последнего?
   'Так даже лучше', - поддержал я. 'Таким образом, нас останется только четверо, и больше никто не захочет присоединиться и помешать нам'.
   'Мне надо рассказать матушке', - предупредил Эдвард.
  'Почему бы нет?' - поддержала его Элис. 'Мы не сделаем ничего, чего бы Ее Милость не одобрила. Но как мы станем называться? У ордена должно быть название'.
   Мы все обернулись вокруг и запрокинули головы вверх, ища, за что бы из окружающей среды зацепиться взглядом.
   'Рыцари Боярышника?'
   'Орден Ястреба?'
  'Рыцари Дохлой Овцы?'
   'Роджер!' - резко прервала Элис, и тот на пару с Эдвардом хихикнул.
   Весь разговор о рыцарстве и церемониях напомнил мне о зрелище и звучании минувшего утра и о внушительном стяге, развевавшимся над уезжавшим во главе своих рыцарей герцогом.
   'Как насчет Ордена Белого Вепря?'
   Все они разом сфокусировали на мне взгляд.
   'В честь герцога?'
   'Какая хорошая мысль'.
   'Думаю, матушке это понравится, да и отцу тоже'.
   'Тогда, решено', - подытожила Элис.
   Она подняла принадлежащий Эдварду хлыст для верховой езды. Склонившись перед ним, девочка опустила голову и протянула ему поднятое на вытянутых руках.
   'Мой господин, если пожелаете, можете посвятить нас в рыцари здесь - на поле битвы. Да, тут почти как с дохлой овцой ранее. Наверное, у нас получится выстроить систему ритуалов, а потом и усовершенствовать ее'.
   Эдвард хихикнул и принял предлагаемый хлыст.
   Мы с Роджером преклонили колена с двух сторон от Элис и равно склонили головы. Эдвард аккуратно прикоснулся к нашим плечам кончиком хлыста, а затем спросил: 'Я не сделал вам больно?'
   Стряхивая пыль с подола платья, Элис поспешно поднялась.
   'Полагаю, мы можем оставить это на будущее, - если почувствуем сильной частью церемонии. Не уверена, что король поступает так с рыцарями ордена Подвязки. Все они дворяне, и подобный шаг вполне способен вызвать еще одну гражданскую войну'.
  'Убежден, мы в любом случае запомним наши обязанности в качестве рыцарей', - заявил Роджер. 'Нам следует принести клятву поддерживать королевские законы, защищать всех женщин и детей -' - Элис фыркнула, - 'ну, тогда тех из них, кто не в силах сам за себя постоять, - всегда хранить друг другу верность и остальное в таком роде'.
   'Это девиз моего отца', - произнес Эдвард. 'Loyaultе me lie - верность меня обязывает. Точно знаю, - он будет счастлив, услышав'.
   'И, разумеется, хранить верность ему - нашему господину-суверену', - продолжил Роджер. 'Может статься, это также должно стать и девизом ордена'.
   'Может статься', - ответила Элис. 'Как бы то ни было, мы способны обсудить данный вопрос по пути домой. Думаю, сейчас нам надо возвращаться, - тогда останется время, чтобы до ужина начать записывать правила нашего устава'.
  Обратный путь оказался всецело посвящен разговорам об ордене и о том, что наша маленькая банда соратников может сделать. Мы решили открыть тайну исключительно Элен. По словам Элис, она могла пригодиться для передачи сообщений. Являясь одновременно служанкой и членом домашней свиты, Элен была способна передвигаться по замку свободнее, чем Элис или пажи.
   'Не думаю, что Элен захочет к нам присоединиться. Она не особенно любит кататься верхом, заниматься соколиной охотой или чем-либо иным, что мы будем делать'.
   'Неужели это то, что мы будем делать? Звучит не очень отличающимся от сегодняшних развлечений'.
   'Ох, Эд, конечно, все станет иначе. С нынешнего дня мы запомним, что являемся частью тайного ордена и должны хранить верность друг другу и нашему господину до самой смерти - как настоящие рыцари'.
   По возвращении в замок, Эдварду потребовалось срочно отправиться и рассказать все матушке. Перед ужином герцогиня, по пути к возвышению на помосте, приостановилась у нашего стола и без церемоний обратилась к нам с Роджером:
   'Спасибо вам за все, что вы делаете для Эдварда. Сегодня он так счастлив, словно его отец и не уезжал'.
   Когда Ее Милость прошла, я приложил предельные усилия, чтобы не бросить взгляд в сторону Хью, предполагая на его лице повторное появление так хорошо мне запомнившегося выражения ненависти и досады.
  
  Глава 9
  
  Осень
  
   По мере сокращения световой продолжительности дня с сопутствующим ему падением температуры, на Уэнслидейл медленно наступала осень, и мое прежнее существование казалось больше схожим со сном. Отныне всем, что было для меня настоящим, стала жизнь в замке.
   Короткий отдых остался позади, и мы возвратились к занятиям. В классной комнате по утрам теперь царила промозглость, а открытые окна часто бывали занавешены потоками дождя.
   Через несколько дней из Йорка вернулся герцог. Элис рассказала нам об изумлении отца при виде так прекрасно выглядевшего Эдварда.
   'Обычно во время отсутствия Его Милости он хандрит, и даже клоунады Роджера не в состоянии подбодрить Эдварда. Это оказалось такой чудесной мыслью с твоей стороны, Мэтт, положить начало нашему ордену'.
   Я воспротивился, заявив, что мысль принадлежала в равной степени и Элис, тем не менее, в глубине души обрадовался услышать подобную похвалу. На протяжение нескольких дней после полудня мы вместе закрывались в опустевшей комнате пажей, обсуждая обряды и правила ордена, и я ощущал, что мой вклад ценится выше, чем чей-либо еще. Как было выяснено, самый аккуратный почерк оказался принадлежащим мне, таким образом, я достиг избрания писцом и хранителем всех наших тайных документов. Всех их после окончательного написания и собрания осторожно сложили и поместили глубоко на дно узла с принадлежащими мне вещами.
  К моменту возвращения герцога каждый из нас, облачившись в орденское одеяние (тончайший плащ Эдварда из синего бархата, вышитый золотой нитью и едва достающий Роджеру до коленей), принес клятву в верности, пригубил напиток дружбы (снова из лучшего золотого кубка Эдварда) и получил благословение на задуманное предприятие у сэра Уильяма, которого мы также сделали доверенным лицом, - по крайней мере, настолько, чтобы сообщить ему о нашем намерении стать бандой настоящих друзей с текущей минуты и впредь.
   Казалось, сэр Уильям осознал серьезность мероприятия. Он облачился в самое парадное церковное одеяние, чтобы в таком виде прочитать нараспев торжественные слова, благоговейно возложить руки на наши головы и присоединиться к нам с целью пригубить напиток дружбы.
  Я выплюнул крепкое вино.
  'Что ты налил сюда, Эд?'
  'Это из личных запасов отца. Ключ от них есть только у него и у мастера Гилфорда, - но я знаю, куда батюшка его кладет, когда уезжает'.
  Неделей или двумя позже у нас появилась веская причина надеяться, что и у герцога, и у его управляющего глаза не настолько остры, дабы обнаружить заимствование вина Эдом. Как этот, так и множество других запасов открылись в честь празднования тридцатого дня рождения Его Милости.
  День начался с особой службы и проповеди сэра Уильяма в сельской церкви с принесением благодарений за сохранение герцога вплоть до наступления его тридцатилетия. В храм пришли местные представители знатных семейств, мэр Йорка и другие высокопоставленные лица города и окрестностей.
   Чтобы они смогли участвовать в празднике наравне с селянами, всем жителям замка устроили еще один свободный день. На этот раз мероприятие включало в себя спортивные игры и соревнования, в том числе, в стрельбе из лука и единоборствах, за которыми последовали пир и зрелища. Исключительно ради вечера из Йорка привезли танцующего медведя. Дамы и кавалеры тоже пустились в пляс, и музыка затихла лишь поздней ночью.
   Когда факелы уже начали с шипением гаснуть, но мы еще не остались в бросающих тени на стропила главного зала темно-багровых огненных отсветах, Его Милость поднялся.
   После нескольких фраз с изъявлением продолжающим бодрствовать благодарности он низко поклонился. Затем, взяв за руку супругу, повел ее из зала в их личные покои. Эдвард быстро моргнул и, чуть было не споткнувшись от усталости, двинулся вслед за родителями. Угасающий свет факелов отражался от абсолютно новой туники из золотистой ткани, подаренной мальчику в честь знаменательного события отцом.
   Вскоре и оставшиеся стали расходиться. Не прошло и нескольких секунд, как мы добрались до наших матрасов, и темноту и глубокое дыхание один за другим медленно погружающихся в сон товарищей-пажей разорвал тихий храп Роджера. Но я еще немного полежал с открытыми глазами, вертя в пальцах подаренную герцогом каждому из нас по случаю празднования особой даты золотую монету. В душе я вознес молчаливую хвалу за возможность оказаться частью всего этого, а также, за разрешение нам пропустить завтрашние утренние службу и занятия.
   После продолжительного и теплого лета осень в этом году оказалась совсем короткой. Проходящие под низко нависшими тяжелыми облаками промозглые дни быстро мелькали от рассвета до самых сумерек. В течение одних или пары октябрьских суток порывы ветра сорвали последние из золотых листьев со старых и чахлых дубов и боярышников, что окаймляли проложенные вокруг замка тропинки. В канун поминовения всех усопших некогда золотившийся орляк на болотных верховьях обрел мрачный темно-коричневый оттенок, и где бы мы ни ездили, везде стояли лужи солоноватой воды, под ноябрьскими небесами отливавшей насыщенно-серым.
   Но, по мере того, как суровая погода вынуждала нас все больше времени проводить в помещении, а Роджер раздражался нежеланию товарищей сопровождать его в конных прогулках, я совершенно не протестовал против возникших изменений. У меня появился богатый запас времени, чтобы беседовать с Элис и Эдвардом, а герцог с герцогиней в темные вечера после ужина часто присылали приглашения посетить их покои и спеть.
  Однажды, когда я там находился, Эдвард попросил меня почитать ему или же исполнить с ним вместе на лютне простенькие мелодии. Я все еще оставался новичком в игре на музыкальных инструментах, впервые взяв лютню лишь здесь, - в замке. Но мастер Петит скоро объявил мои попытки естественными и предложил мне брать надлежащие уроки. Он мгновенно нашел для меня старый экземпляр - потрепанную, но пригодную лютню, и как в свободные часы после полудня, так и на протяжение проводимых в большом зале вечеров я начал обучаться игре на ней. Совершая ошибки, я заливался краской стыда, но герцог часто прерывал любое начинаемое им дело с управляющим или с камергером, прося собеседника понизить голос и тоже послушать.
   Такие вечера доставляли мне удовольствие. Не только потому, что я любил петь, а сейчас -вдобавок, играть на лютне и читать вслух Эдварду новые французские романы. Также у меня появилась возможность увидеть, как эта благородная семья проводит время досуга.
  Герцог часто бывал погружен в книги или в работу с документами, иногда с мастером Гилфордом или с секретарем, мастером Кендаллом, иногда в одиночестве. Временами он играл в шахматы с герцогиней, либо со своим добрым другом, сэром Френсисом Ловеллом, джентльменом, которого я ошибочно принял за Его Милость. Временами герцог просто отдыхал, сидя в большом резном кресле и наблюдая за занимающейся шитьем при отбрасываемом факелами тусклом свете женой или за играющим на огромном камине в солдатиков сыном. В такие моменты я замечал в его глазах тоску, исчезающую только тогда, когда я подводил финальную песню к окончанию. Герцог хлопал в ладоши два или три раза, но и их хватало, чтобы вызвать достигающее высокого сводчатого перекрытия эхо, потом он вскакивал на ноги и, перехватывая уже приготовленный слугой поднос, предлагал всем нам, находящимся в комнате, кубок со сдобренным специями вином и некоторые небольшие сладости - медовое печенье или марципан.
   В какие-то мгновения здесь присутствовала и Элис. Она выполняла мелкие поручения герцогини или же шила, сидя на маленькой скамеечке для ног, как в первый вечер моей с ней встречи. Элис откидывала бледные золотистые локоны и принимала кубок с вином и лакомый кусочек. Затем, отложив работу на следующий день, девочка дергала меня за рукав и тащила к очагу - поиграть или почитать с Эдом. Единственное мое сожаление в такие вечера относилось к отсутствию в нашем обществе Роджера.
   Тем не менее, в тот вечер конца ноября, когда с бокалом вина у локтя за маленьким столиком я сидел, стараясь вспомнить мелодию, которой мастер Петит только начал обучать меня, Элис с нами не было. Коснувшись струн, я услышал, как Ее Милость возвысила голос.
   'Но, Ричард, ты обещал ему накануне отъезда'.
  Ее Милость сидела, как обычно, в своем кресле, немного за моей спиной, мгновение назад рядом с ней устроился герцог. Сейчас он говорил намного тише, но слова продолжали доноситься до моих ушей.
   'Пожалуйста, дорогая, я не хотел бы, чтобы парень услышал'.
   Думая, что Его Милость имеет в виду меня, я снова сосредоточил внимание на лютню. Однако, следующие слова герцогини объяснили, - дело заключалось не во мне, напротив, супруги говорили об Эде. Из соображений верности ему, а также по причине острого любопытства, не прислушаться я не мог.
   'Он - твой сын, Ричард, и стремится всегда находиться рядом с тобой. Весной ты обещал, что возьмешь его этой зимой на охоту. В течение целого лета, пока ты был в Шотландии, Эдвард мало еще на какую тему заговаривал'.
   'В течение всего лета, хотя он столкнулся с такой сильной болезнью?'
   'С того момента прошли месяцы. После апреля приступов у Эда не замечалось. После того снова оказался дома, с каждым днем он становится лишь сильнее. Особенно после того, как начал выезжать с друзьями верхом'.
   'Но, Анна, это не охота'.
   'Эд может все время оставаться верхом на пони. А его друзья в состоянии присмотреть за ним. Это пойдет мальчику на пользу. К тому же, нам важно обращаться с ним, как с одним из числа остальных пажей'.
   'Хотя он наш сын?'
  'Когда ты приехал сюда столько лет назад, то был братом короля, - но отец обращался с тобой не иначе, как с другими попавшими нему на попечение пажами. У нас нет возможности отослать Эда, но не позволяй ему помыслить, что он не так хорош, как остальные'.
   В разговоре наступила пауза, но я заставил себя удостовериться в ее отсутствии в процессе моего тихого пощипывания струн.
   Затем опять послышался голос герцога.
   'Ты сказала, друзья Эда способны за ним присмотреть?'
   'Разумеется. Роджер, Мэттью, Элис-'
   'Элис!' В интонации проявилось удивление, но я удивился при упоминании собственного имени.
   'Почему нет?'
   'Девочка - и на охоте на кабана?'
   'Забудь об этом, Ричард. У тебя же ни разу не возникло вопроса, когда на охоту выезжала я'.
   'Может статься. Но ты -'
   'Но я была дочерью своего отца?'
   'Да, Анна, ты на самом деле была дочерью своего отца. Хотя мне представляется, что кузен Ричард иногда считал тебя сыном Уорвика'.
   'Ну, Элис тоже является дочерью своего отца. Помнишь сэра Филиппа Лэнгауна? - он чудесно показывал себя на ристалищах. И тебе известно, как свободно чувствует себя Элис в седле'.
   Пусть я сидел к ним спиной, я теперь достаточно находился в курсе поведения четы в их повседневности, чтобы понять, как они сейчас выглядят. На губах герцога играла полу-улыбка, серые глаза герцогини сияли - как от мягкого поддразнивания мужа, так и от возможности настоять на своем.
   'Поистине, Элис - еще одна дочь, которая сидит на коне также хорошо, как сын. Ее отец, несомненно, гордился бы ей. Тем не менее, как вам хорошо известно, охота на кабана требует не только владения искусством верховой езды. В процессе охоты наступает время для дисциплины, проявления силы и заботы о безопасности'.
   'Вы говорите, что участие примут оруженосцы и старшие пажи. Пусть двое или трое из них останутся на лошадях с младшими, - полюбуются на происходящее, но находясь на разумном расстоянии'.
   'Может быть. Я подумаю над этим и поговорю с мастером Гигесом'.
   Мастер Гигес являлся главным егерем и отвечал за всех гончих и охотников в замке, а также за снабжение добытым мясом кухонь. Через несколько дней я убедил друзей, и, вместе со мной, они принялись часто захаживать в его владения в связи с приготовлениями к обсуждаемому герцогом и герцогиней мероприятию. Однако, все казалось неизменным. Я никому не рассказал о подслушанном, не желая подпитывать у Эдварда или у Элис, - хотя, в действительности, у себя - возлагаемые на ближайшее будущее надежды. В голосе герцога не прозвучало согласия с доводами жены, и больше я об охоте в течение вечеров, на которые выпадали мои вокальные выступления, не слышал. Не то, чтобы я пытался прислушаться к личным разговорам, просто, мое пение пользовалось успехом, и меня часто звали туда.
  Как-то в полдень после нашей прогулки Элис и Эда позвали к герцогине, а мы с Роджером опять отправились на псарню. Зайдя внутрь низенького строения, мы с наслаждением вдохнули идущий от гончих крепкий запах мускуса, прежде чем, как обычно, двинуться к загону с Флореттой, любимицей герцога.
   Высокая белая гончая снова радовала силой и здоровьем, а ее щенки заметно подросли, доходя теперь матери до боков. Все, за исключением, по меньшей мере, одного,- маленького рыжеватого с красноватым отливом детеныша, привлекшего мое внимание еще во время первого посещения.
  Несколько дней тому назад, когда я сумел убедить Роджера и остальных посетить вместе со мной собачий питомник, этот рыжеватый щенок при нашем приближении отпрянул. Он, немного рыча, тесно прильнул к матери, тогда как его более крупные братья и сестры направились, виляя хвостиками, вперед. Но теперь я каждый полдень проводил с ним, приучив малыша, таким образом, к доверию. Сейчас он на все еще шатких лапах направился ко мне, уткнувшись в знак приветствия теплой и мягкой мордочкой в мою ладонь, пока другие выказывали волнение около принесенных Роджером кусочков мяса.
   'Пройдет не слишком много времени, прежде чем они совершенно отучатся от груди и смогут покинуть мать', - заявил Роджер, растаскивая двух дерущихся щенков, в едином клубке катающихся в битве за лакомый кусочек.
   'Уверен, для нее это станет облегчением', - ответил я. Мной прекрасно ощущались острые зубы крох, в процессе поедания принесенных нами угощений прикусывающих ладонь. Даже в этот миг рыжий щенок подгрызал плотный кожаный носок моего сапога для верховой езды.
   Тяжелая деревянная дверь собачьего питомника опять скрипнула, и мы выпрямились, чтобы увидеть вошедших. В подобный час, после последней дневной кормежки, здесь обычно было тихо.
   К нашему изумлению, это оказался сам герцог Ричард, негромко переговаривающийся с мастером Гигесом. На момент обнаружения нас в темноте они прошли почти половину протяженности помещения. Увидев низко склонившихся перед ними в поклоне пажей, собеседники прервали разговор.
   'Хорошо, мальчики', - произнес герцог, подходя к загону. 'Как поживает моя Флоретта сегодня?'
   'Здорова, бодра и к услугам Вашей Милости', - отчитался егерь, не дав нам и слова молвить в ответ.
  Проницательным взглядом окидывая борющихся у наших ног щенков, Его Милость оперся о стенку загона. Флоретта подошла к нему, и герцог погладил ее по ушам.
   'Готова к охоте, правда, девочка? И как насчет вас, мальчики?'
   Его Милость поднял голову, чтобы посмотреть на нас, и мы с Роджером обменялись взглядами. Во взоре Роджера зажегся внезапный свет.
   'Ваша Милость?'
   'Завтра я отбываю в Понтефракт по делу, требующему потратить на себя несколько дней, и, по возвращении, намереваюсь организовать охоту. Монахи аббатства Жерво пожаловались мне, что кабаны наносят ущерб их плодовым садам, да и возможность некоторого хорошего развлечения тут присутствует. Вы довольно юны, чтобы к нам присоединиться-'
   'Ваша Милость!' - возразил Роджер, но герцог взмахом руки призвал его к тишине.
   'Вы довольно юны, но, если желаете, можете к нам присоединиться, - но, только пообещав оставаться на конях и на безопасном от действа расстоянии'.
   'Разумеется, Ваша Милость, - обещаем'.
   'И - и также с нами поедет Эдвард'.
   'Эдвард?'
   'Да. В процессе охоты вам придется о нем позаботиться'.
   Роджер заколебался. Не думая, я ответил за него.
   'Конечно, Ваша Милость. Можете на нас положиться'.
   Герцог несколько мгновений невозмутимо смотрел мне в глаза. Я ответил таким же спокойным взглядом.
   'Да, думаю, что могу'. Его Милость снова выпрямился. 'Во время моего отсутствия мастер Гигес даст вам подробные объяснения, ведь прежде вы никогда не участвовали в охоте на кабана. Необходимо буквально им следовать. Не хочу столкнуться с несчастными случаями, которых легко можно было избежать'.
   Герцог кивнул, опять погладил Флоретту, предложил ей вкусный кусочек и, сопровождаемый егерем, удалился.
   Сияя взглядом, Роджер обернулся ко мне.
   'Охота на кабана!'
   В моих ушах все еще звучали слова Его Милости о несчастных случаях. Я сглотнул.
   'Насколько кабаны опасны?'
  
  Глава 10
  
  Охота на кабанов
  
   К моменту прибытия герцога домой после улаживания его дела, я как раз узнал, насколько могут быть опасны кабаны. Мастер Гигес с огромным удовольствием посвятил нас - самых младших из мальчиков - во все существующие подробности. Я даже начал сожалеть о пылкости своего желания оказаться полезным.
   Роджер был слишком счастлив удаче отправиться на охоту, чтобы заметить мою тревогу, пусть мы и станем всего лишь зрителями. Однако, Элис проявила больше наблюдательности.
   Когда наша троица встретилась после раннего завтрака леденящим, но залитым солнцем утром накануне охоты, Элис положила ладонь мне на кисть. При ее словах морозный воздух позволил увидеть очертания вырвавшегося у девочки дыхания.
   'Держись нас с Эдвардом, Мэтт. Нет ничего постыдного в покровительстве слабой барышне и юному пареньку, о чем герцог тебя и просил'.
   Я почувствовал, как мои щеки покраснели, хотя Роджер и намека не выказал на то, что услышал. Он был занят наблюдением за внешним двором в ожидании прибытия герцога и его свиты. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них посчитал, что я трус, но, в действительности, испытывал потрясение от всех этих рассказов о боданиях и полосованиях клыками напуганных кабанов.
   Я не предполагал, насколько важным мероприятием может оказаться охота. Все обычные занятия на время замирали, пока компания собиралась у конюшен. Казалось, каждый из живущих или работающих в замке, несмотря на суровую погоду, останавливался полюбоваться
   Группа самых юных пажей выстроилась под пристальным надзором сэра Уильяма. Их ропот и жалобы достигли моих ушей, когда мы проходили мимо.
   'Поглядите, берут даже девчонку'.
   'Как и купеческого сынка. Но не нас!'
  'Не обращай на них внимания', - сказала Элис. 'Они просто завидуют. Вспомни об оказанном нам герцогом доверии'.
  Дюжины скакунов собрались за стенами конюшен, ожидая всадников, ударяя копытами и переминаясь на морозе с ноги на ногу. Стоило мне сесть на Бесс, а Роджеру и Элис воспользоваться услугами помощников конюхов, чтобы устроиться в седле, как глазам открылся более панорамный обзор собрания.
   В кругу оруженосцев и старших пажей пересмеивались и шутили Хью и Лайнел. Оба блистали в одеяниях, оказавшихся новым охотничьим снаряжением, отороченным защищающим от утренней прохлады мехом.
  Теснясь небольшими группками, вокруг них находились различные дворяне из замка и его окрестностей. Среди собравшихся джентльменов различались сэр Френсис, сэр Ричард Рэтклиф, еще один из рыцарей герцогской свиты и выделяющийся дородством лорд Скроуп. Последнего я видел на праздновании дня рождения Его Милости. В ладонях у лорда Скроупа свободно лежали поводья великолепного черного, словно глубокая ночь, скакуна, от чьих боков на холодном воздухе уже начинал идти пар. Я подумал, что ради развлечения лорд приехал из своего дома - стоящего недалеко замка Болтон. В отличие от остальных он отсутствовал на завтраке, и сейчас по-волчьи кусал ломоть намазанного медом хлеба, одновременно беседуя с сэром Френсисом и сэром Ричардом. Их тройственную компанию окликнул мастер Гигес, только что вышедший из собачьего питомника и сопровождаемый гомоном все еще не видимых глазу гончих.
  Когда на коней поднялось большинство присутствующих, появились герцог Ричард и его семья. Эдвард уже сидел в седле, но скакуна герцога, меньшего в размерах, нежели Шторм, хотя столь же серого, еще вел за узду конюх. Сам же Его Милость шел рядом с женой.
  Все укутались в меха, и герцогиня приняла у прислуживающей ей дамы поднос с маленькими серебряными кубками, с поднимающимся из них паром, и предложила те рыцарям из свиты и местным дворянам. Последние два она протянула Эдварду и супругу, к этому мгновению, также поднявшемуся на коня. Некоторые из опекаемых сэром Уильямом пажей курсировали с такими же подносами, пока кубок не получил каждый из присутствующих. Я обхватил свой, вырезанный из дерева, ладонями, надеясь согреть им замерзшие пальцы.
   Герцог наклонился, чтобы поцеловать руку жены, а затем приветствовал ее с кубком в ладони, прежде чем поднять тот перед толпой.
   'Да пребудет с нашей сегодняшней охотой удача!' - воскликнул он и до дна осушил содержимое.
   В толпе послышались громкие одобрения, и все последовали поданному примеру. За исключением меня. Сначала я потягивал напиток осторожно, помня о предыдущей дегустации герцогского вина. Но это восхитительное пиво было не только горячим, его приправили пряностями, отчего мое тело изнутри словно обволокло теплом пылающего огня.
   Одобрительные возгласы снова заставили гончих поднять лай, и теперь их, наконец, выпустили из питомника. Большую часть держали на кожаных поводках, но некоторых, включая Флоретту, отпустили. Я видел, как белая гончая скользнула меж лошадиных ног и, миновав егерей, без колебаний отыскала хозяина. Окончательный штрих нанес оружейник, - он передал ожидающим их копья для охоты на кабанов, после чего настало время отъезда.
   Одетые в соответствующие охотничьи наряды роскошной королевской синевы, герцог с сыном ехали в главе процессии. По обе стороны от них находились сэр Френсис и сэр Ричард вместе с другими дворянами. Следующими двигались предводительствуемые мастером Флитом оруженосцы и Элис. Мы с Роджером оказались в ряду, следующем за ними. Замыкали группу конюхи и егери с гончими.
   Когда он стал подгонять коня, лицо Роджера раскраснелось. Отразилась ли и на моем сходная картина? И была ли краска вызвана возбуждением, или то действовало вино?
   Мы проехали мимо герцогини, провожающей нас и стоявшей рядом с Элен и несколькими фрейлинами. При нашем приближении она подняла руку.
  'Позаботьтесь об Эдварде', - обратилась к нам Ее Милость.
  Я снял головной убор и низко поклонился герцогине из седла.
  'Позаботимся, Ваша Милость. Не тревожьтесь'.
  И Бесс понесла меня вперед. Через несколько мгновений мы выехали из главных ворот и поскакали рысью по дороге Йорка, направившись затем в сторону Жерво.
  Темп был достаточно быстр, чтобы сделать беседу невозможной. Я не имел ничего против. Отныне мы находились на дороге, и мне стали отчетливо видны размеры предназначенных для кабанов копий, наверное, вино сыграло здесь не последнюю роль, но я чувствовал себя меньше волнующимся.
  Мастер Гигес рассказывал мне о копьях. Они обладали остротой лезвия и устроенной поперек на расстоянии вытянутой руки от острия железной перекладиной. Эта крестовина помогала остановить нападающего кабана на полном ходу. В противном случае, объяснил мастер Гигес, даже с вонзенным ему в грудь копьем, животное способно продолжить движение, нанизываясь на острие, добраться до охотника и забить его. Я не уверен, что проникся убежденностью в этих словах. Однако, вид крестовин успокаивал.
  Ни мне, ни другим членам нашего ордена копий не дали. Нам сказали, причем, крайне твердо, стоять на безопасном от круга охотников расстоянии и смотреть оттуда. Но все равно, было приятно знать, что кабан не сумеет вырваться из кольца, стоит его спугнуть из логова в этом направлении.
  Вскоре мы добрались до сторожки у ворот аббатства Жерво. Нас уже ожидала группа облаченных в блеклые рясы монахов, один из которых явно возглавлял братьев. Он был более богато одет в подбитый мехом бархатный плащ, а на груди у него висело крупное позолоченное распятие.
  Следуя примеру герцога, все мы спустились с коней и преклонили колени на твердой и поскрипывающей от мороза земле проезжей части. Дрессировщики тем временем успокоили подоответственных им гончих.
  Аббат произнес нараспев благословение, лишь после этого подняв герцога на ноги и, в свою очередь, низко ему поклонившись. Несколько минут они разговаривали с мастером Гигесом и еще одним монахом. Потом сложили ладони, и Его Милость с егерем возвратились к скакунам.
  Опять пустившись в путь, мы оставили позади сад с близко посаженными и лишившимися коры деревьями и мелькающими тут и там иссохшими красными яблоками среди темных веток. Затем пошел низкорослый кустарник и гибкие стволы перелесков, которые, как и подобные им близ замка, служили для снабжения дровами очагов аббатства, дабы согреть монахов и приготовить им пищу. Скоро впереди выросли огромные черные колонны настоящего леса. Здесь герцог поднял руку в перчатке, чтобы снова остановить нашу процессию.
  Мы все опять спешились и услышали под нашими ногами потрескивание промерзших упавших листьев.
   Конюхи вышли вперед, чтобы забрать у джентльменов поводья их скакунов. За ними последовали егери с находящимися на поводках созданиями - командой коротконогих плотно сбитых псов, нацеленных на то, чтобы спугнуть кабана, высоких ищеек, необходимых для его выслеживания и преследования, если тот побежит, и обладающих сильными челюстями смахивающих на мастиффов животных, называемых алаунтами, дабы напасть на кабана, стоит ему забиться в какой-угол. Все они сейчас безмолвствовали, исследуя носом воздух в поисках запаха.
   Элис, Роджер и я ожидали, сидя на конях, как и было заранее сказано. Сквозь толпу людей и животных к нашей группке пробился мастер Гигес, ведя за собой продолжающего восседать на своем сером пони Эдварда. Он кивнул нам, а затем оглянулся на тех из старших пажей, кто стоял поблизости.
   'Мастер Пинсон', - позвал мастер Гигес, и старший паж, известный мне только внешне, выступил, ведя позади коня.
   'Мастер де Брюн'. Я внутренне простонал, когда с угрюмым видом обернулся Лайнел.
   'Мастер Соулсби'.
   Лицо повернувшегося Хью носило маску бесстрастия.
   'Вам троим следует позаботиться о находящихся тут младших. Останетесь на скакунах и будете наблюдать с безопасного от круга охотников расстояния. Помните о необходимости неослабного внимания в отношении мальчиков и моей госпожи Элис. Герцог за вами проследит'.
   С этими словами мастер Гигес бросил узду пони Эда Хью и отступил к передним рядам охотников. Толпа дворян в один миг поглотила его.
  Хью окинул нас взглядом, поджал губы и повернулся спиной.
  'Хорошо. Лайнел, Жиль, нам следует, как всегда, выполнить просьбу герцога. Он хочет от нас погружения в хлопоты с детьми, а не пребывания в кругу охотников. Большое удовольствие получим, никаких сомнений'.
  Что на меня нашло, - не имею ни малейшего представления. Вероятно, подействовало вино.
   'Не вижу копий для кабана в ваших руках, мастер Соулсби и мастер де Брюн. Вдруг мастер Гигес не хочет допускать вас в круг с настоящими охотниками'.
   Хью развернулся и занес кулак.
   'Ты, - маленький-'
   Но Роджер мгновенно скользнул между нами.
   'Вот теперь, Мэтт. Хью не нужно копье для битвы с кабаном. Он пронзит зверя своим острым умом, прежде чем кто-либо другой только задумается о попытке. Разве не так, Хью? Эдвард?'
   Он обратился к Эду, смотря на нас широко раскрытыми глазами.
   Хью взглянул на Эда, потом перевел взор на меня и отступил. Помнил еще, как ему в последний раз всыпали?
   Он попытался ухмыльнуться.
   'Да, конечно, это так. Я бы разозлился, если бы лишил наших друзей - охотников их развлечения. Вперед, процесс начался'.
  Одна или две гончие снова подали голос, и впереди раздался звук рога. Дворяне и оруженосцы двинулись пешком. Хью и два других выбранных пажа взлетели в седла, чтобы последовать за ними.
   Роджер метнул на меня озадаченный взгляд.
   'Зачем ты его спровоцировал?'
   Я пожал плечами и сжал в ладонях поводья Бесс. Вскоре наша четверка, опять усевшись на спины коней, уже шествовала за группой вошедших в лес пеших охотников. Позади двигались ведомые конюхами скакуны, так как вероятен был случай появления в последних острой необходимости.
   Пока мы петляли среди деревьев, появившееся ранним утром на небе солнце скрылось за собравшимися облаками, и стал подниматься колючий ветер, шелестящий последними съежившимися и прильнувшими к веткам листьями. С выгодно занимаемой точки обзора и верхом на Бесс я мог наблюдать за бледными тенями рыщущих по следам оставленного запаха гончих и изредка слышать лай, если требуемый маршрут находился. Охота захватывала все большее пространство, словно волны пульсирующе следуя то за одной, то за другой собакой, в зависимости от повелений рога мастера Гигеса. Направляясь сквозь чащу, мы не упускали из вида выделяющуюся на фоне черных стволов глубокую синь охотничьего наряда герцога. Но слишком часто он исчезал в густом кустарнике.
   После периода такого медленного подкрадывания легкий поднимающийся ветер донес удвоенный звук. Хью указал направо и пришпорил в этом направлении коня, увлекая за собой в темпе рыси и нас.
   Роджер окинул меня ликующим взглядом, и лицо Элис под охотничьей шапочкой слегка порозовело. Эд насупил брови, напрягшись от сосредоточенности.
   Очень скоро мы добрались до основного действа предпринятой охоты.
   Держа копья наперевес, дворяне расходились в тишине в разные стороны, преследуя цель - взять густую чащу в кольцо. За ними стали исчезать егери с собаками, пока в поле зрения не осталась лишь маленькая их группка. Верная Флоретта, как всегда, находилась рядом с хозяином. Заметив нас, герцог сделал знак - идти через небольшую прогалину дальше.
   Послышался еще один двойной сигнал рога. Мужчины опустились на колено, каждый положив приклад копья на промерзшую землю и направив острие в сторону чащи. Затем двух насторожившихся и натянувших привязь псов отпустили, дабы те устремились в подлесок.
  Первые звуки шума от попадания собак внутрь затихли, оставив только поскуливание алаунтов и пылко желающих к ним присоединиться ищеек. Прошли долгие минуты. Все молчали, и воздух был таким же тяжелым, как и свинцового цвета небо у нас над головами.
  Пока напряженность продолжала нарастать, конь Хью капризно под ним затанцевал, и всадник, чтобы его успокоить, совершил крутой круговой поворот. Далее не двигалось уже ничего, кроме развевающейся на легком ветру гривы Бесс.
  Флоретта в тревоге стояла рядом с герцогом, абсолютно белая на фоне его стройного синего силуэта. С одной стороны маячил черный отороченный мехом корпус лорда Скроупа, с другой - мастер Гигес в своем традиционном красновато-коричневом одеянии. Он крепко держал в руке поводья своры дрожащих от волнения алаунтов.
  С насупившихся облаков ветром понесло белые снежные хлопья. Пока я смахивал их, все лица вокруг обратились к небу. Элис протянула ладонь. Через мгновение ее перчатка покрылась изморозью. Роджер расхохотался и, пытаясь поймать снежинку на язык, с раскрытым ртом откинулся назад. Хью придержал снова принявшегося беспокойно переминаться скакуна.
  Лишь Эд остался сосредоточен на охоте. И именно он издал возглас.
  'Берегитесь, кабан!'
   В подлеске произошло неожиданное смятение, и вперед рванула огромная темная тень. Следом за ней устремились тусклые тени собак. Первая ринулась прямо на лорда Скроупа, и, в течение нескольких долей секунды, два черных силуэта слились в единое целое. Затем с жутким приглушенным звуком это целое снова разделилось, и я испуганно осознал, что у человека не было времени даже совершить взмах копьем. Когда зверь метнулся прочь, Его Светлость опрокинулся на выпавший снег.
   Издавая резкий лай, Флоретта застыла на месте, но мастер Гигес спустил на поспешно удаляющегося кабана своего алаунта. К группе преследования, вырвавшейся с поляны и углубившейся в лесной массив, присоединились также две ищейки.
  Отовсюду из рощи появились привлеченные суматохой охотники. С привязи спустили еще больше ищеек, и множество мужчин торопливо двинулись за ними, оставляя сапогами на заснеженной почве хрусткие следы. Остальные притормозили и сгрудились вокруг упавшей груды, в которую обратился лорд Скроуп, как один возвышая голос. Прежде чем они успели его окружить, я мельком увидел, как герцог упал на колени, прижав руки к боку Его Светлости, откуда на свежий снег вытекала красная жидкость.
  Как я видел, окаменев от ужаса, кони ринулись в движение. Роджер и Жиль Пинсон метнулись по пройденному нами пути, крича: 'Приведите лошадей, приведите лошадей, человек ранен!' Но Хью и Лайнел хлестнули своих скакунов, направив тех по противоположному маршруту - за исчезнувшими уже из поля зрения охотниками.
   Не уверенная - куда ехать, Элис поворачивала гнедого то туда, то сюда. Именно в этот миг меня ударила в голову мысль, - мы остались вдвоем.
  Эда нигде не было видно.
  Он не последовал за Роджером, не поскакал в сторону собравшейся вокруг его отца группки.
  Я схватил поводья Элис и заорал: 'Эд! Он помчался за кабаном!'
  
  Глава 11
  'Колдовство!'
  
   В глазах Элис сверкнул страх: 'Ты уверен?'
  Я кивнул и потянул узду, поворачивая голову Бесс, чтобы пустить ее к деревьям, вслед за охотниками. С ломающим подлесок хрустом копыт Элис направилась за нами.
  Теперь снег стал падать чаще, почти не позволяя мне видеть, что находится впереди, и приглушая шум происходящей охоты. Время от времени у меня получалось лишь разглядеть зеленое пятно нового охотничьего плаща Хью, и я с мрачной решимостью скакал за ним. На земле также творилась неразбериха из следов копыт, смешавшихся со следами сапог преследующих кабана людей.
  Я сморгнул собравшиеся на ресницах снежные хлопья и прокричал Элис сквозь в секунды образовавшийся буран: 'Мы можем ехать за ними!' Я указал на видневшиеся отпечатки. 'Если все равно потеряли остальных из виду!'
  Она лягнула с трудом пробиравшегося рядом с моим через густую чащу коня.
  'Нам следует оставаться вместе', - прокричала Элис, и почти все ее слова унес ветер. 'Надеюсь, Хью нагонит Эда раньше, чем снег повалит еще сильнее'.
  Мы пробивались сквозь падающие снежные хлопья и густой подлесок, разделяясь тут и там стволами деревьев, но постоянно съезжаясь вместе. Скоро не осталось и намека на яркий плащ Хью, и нам пришлось полагаться только на следы. Может быть, следовало подождать и позвать на помощь, а не бросаться оказывать ее самим. Что хорошего принесет Эду наша потеря в процессе его поисков? Но один лишь взгляд на Элис заставлял меня продолжать движение, отметая все возникающие сомнения прочь.
   Завеса кружащихся снежинок немного ослабла. До нас донеслись звуки, и меж черными стволами, снова застывшими на фоне посыпавшего снега оказались различимы фигуры. Охотники опять рассредоточились, вместе с немногими имеющимися у них собаками, и, чтобы находиться в непрерывном контакте, перекрикивались.
  Здесь же был облаченный в зеленое силуэт Хью. Сейчас он спешился и вел скакуна, обходя встречающиеся ему деревья.
  Однако, как я не всматривался, у меня не получалось разглядеть маленькую тень сидящего на сером пони Эда.
  Немного, и мы с Элис, теперь, когда ветер чуть стих, уже приблизились к Хью на расстояние слышимости. Чтобы всмотреться во что-то на земле, она соскользнула с лошади, но я устремился вперед, окликая его.
  Хью обернулся, и даже сквозь падающий снег мне был видно мрачное выражение его лица.
  'Ну?'
  Единственное слово отбросило ко мне внезапным порывом ветра.
  'Где Эдвард?'
  Мгновение он разглядывал меня, смотря то влево, то вправо, потом очень нарочито пожал плечами и отвернулся. Новый шквал снега за секунду скрыл Хью от моих глаз.
  'Оставь его, Мэтт', - раздался за спиной голос Элис. 'Иди и посмотри на это'.
  Она больше не сидела прямо позади меня, но слезла на одну сторону, и, чтобы добраться до Элис, нам с Бесс пришлось продраться сквозь подлесок.
  Ее облаченная в перчатку ладонь указывала на заснеженную почву. Единственный след маленьких копытц уводил на расстояние, прочь от маршрута, по которому охотники сейчас преследовали кабана.
  Мы обменялись взглядами.
  'Эд?' - спросил я.
  Не говоря ни слова, Элис снова поднялась на скакуна, и мы двинулись по одинокой тропке, следуя туда, куда вели нас следы копыт.
   Путь через густую чащу был затруднителен, на неровной почве пони часто спотыкались. С неба снова повалил снег, мешая что-либо видеть дальше. Осталась только кружащаяся масса густых серовато-белых хлопьев, и вскоре мы столкнулись с опасностью потерять след.
   Я не осмелился сказать об этом Элис. Она ехала впереди, внимательно вглядываясь в землю. Сгорбленность ее плеч под подбитым мехом плащом ясно говорила мне, что девочка также напряжена и встревожена, как и я. И пока мы продолжали продвигаться вперед, я не мог не ужасаться, - что скажет герцог, когда мы вернемся.
   Если мы вернемся...
   Сумеем ли мы возвратиться назад по собственным следам и отыскать тропинку, по которой попали сюда? Или они тоже уже успели исчезнуть, укрывшись позади нас снегом?
   Поток моих мыслей прервали вырвавшийся у Элис возглас и ее указательный палец, приковавший мой взгляд к произошедшей в следах перемене.
   На тропинке, где неразрывно перемешались снег и лиственный сор, к первой цепочке следов присоединилась вторая. Были видны крошечные отпечатки ног Эда, идущего бок о бок со своим пони. В этой части леса, чтобы избежать столкновения с низко нависшими ветвями, как мы, так и наши кони оказались вынуждены пригибаться. Я понял, что даже на таком маленьком пони, как у него, Эду доставило бы огромное затруднение наклоняться настолько сильно. Следы шли близко и часто друг на друга наслаивались.
   Элис соскользнула с коня.
  'Он устал', - произнесла девочка. 'Слишком устал нагибаться, сидя в седле, но и переставлять ноги едва мог. Посмотри, как Эд спотыкался, Мэтт'. В ее голосе послышался намек на прорывающееся рыдание. 'Нам надо поторопиться'.
   До того, как следы укроет снег.
  Непроизнесенные Элис слова повисли между нами в воздухе, невидимо перемешавшись со все еще летящими снежными хлопьями.
  Я присоединился к ней, спешившись на землю и испытывая благодарность, что оказался вне досягаемости низко нависших ветвей. Мы с большей пользой потратили время, ведя скакунов за узду.
  Указывая дорогу, Элис ступала уверенно, и чем ближе она наклонялась, тем лучше можно было увидеть отпечатки следов. Они больше не стремились прямо вперед, а скорее извивались меж деревьев.
  Немного спустя Элис прокричала имя Эда в кружащуюся в водовороте снежную мглу. До моих ушей звук донесся крайне приглушенным, но в отчаянии я тоже крикнул, - так громко, как только мог. Слишком часто ветер хлестал и отбрасывал мой призыв мне же в лицо. Изредка Элис показывала, чтобы я замолчал, и тогда мы прислушивались, надеясь на ответный звук. Но очень долго ничего не дожидались.
  Затем -
  Впереди раздалось слабое ржание.
  С насколько далекого расстояния, - ответить на это я бы не сумел.
  Но Элис воскликнула: 'Мы идем, Эд! Держись!' - и схватила меня за руку, побуждая продвигаться дальше.
  Вместе мы быстрее переставляли ноги в препятствующем каждому нашему шагу снегу. Бесс споткнулась, захромала и легонько ткнулась в меня мордой, но я не обратил на нее ни малейшего внимания. Мы находились слишком близко. Как только обнаружим Эда, я сразу проявлю необходимую лошади заботу.
  Глаза слепили жалящие хлопья снега, поэтому никто из нас не заметил обвала, прежде чем стало уже поздно. Почва под ногами поехала, и мы опрокинулись, распластав руки, в глубокий сугроб. Над нами от неожиданности фыркнули пони, - вырвавшись из наших ладоней, их поводья натянулись.
  Наружу я выбирался ошеломленный и отплевывающийся.
  Элис, как всегда, оказалась быстрее. Она бросила взгляд назад, проверяя, все ли в порядке с нашими пони, а потом с трудом нырнула в доходящий до уровня бедра сугроб, - к яме, где лежал Эд.
  Пони растянулся в снегу, вздрагивая и демонстрируя белки глаз, когда он поднимал голову и призывал нас ржанием. Кровь из раздробленной ноги окрашивала окружающую белизну. Тем не менее, любое сочувствие к животному мгновенно испарилось при одном взгляде на Эда.
  Элис потянула его, чтобы помочь сесть, поддерживая своим телом и сбрасывая с себя подбитый мехом плащ. Я помог ей, хотя без плаща Элис сразу бы замерзла, расстегивание моего камзола потребовало бы намного больше времени, а этого у нас не было.
  Лицо Эда пугало мертвенной бледностью, от глаз под покровом снега остались тени. На лбу, вопреки морозу, выступила испарина. Из открытого рта дребезжаще вырывалось дыхание, соперничающее по громкости с завывающим ветром, а грудь вздымалась в быстром и неровном ритме. Заворачивая его в плащ Элис, я наткнулся ладонью на руку Эда. Хлопающая по снегу, при прикосновении она была холодной, влажной и липкой.
  Элис метнула на меня полный страха взгляд.
  'Мэтт, это похоже на перенесенное им весной. Но тогда рядом находился врач. В подобном состоянии мы не можем доставить его назад, - не тащить же по снегу. Что нам делать, Мэтт?'
  На миг внутри меня тоже поднялась волна паники.
   Затем, совершив долгий и медленный вдох морозного воздуха и ощутив холодящий след от его проникновения в мои легкие, ледяными кристаллами жалящий мне губы и ноздри, прикрыв глаза от бури, я понял, что в голове медленно-медленно прояснилось, и также медленно увеличилась резкость моего внутреннего зрения.
  По мере того, как я заставил глаза открыться и взглянуть на тяжело дышащего здесь передо мной Эда, мне предстало не его лицо, но окрашенный в голубизну лик моего младшего брата, Питера и выходящие из орбит глаза последнего, когда он делал чересчур большие усилия для нового вдоха. Также я увидел лицо матери, которого почти два года был лишен и которое сейчас передо мной кружилось.
   Снова опустив веки, я сморгнул жгущие слезы.
   'Мэтт, что нам делать?' - опять позвал отчаявшийся голос Элис.
   Но еще громче этого до меня донеслись тихие матушкины слова, ее напев.
  Я вновь открыл глаза и осторожно прикоснулся ладонями к лицу Эда.
   'Эд',- успокаивающе прошептал я, - 'Эдвард. Взгляни на меня, Эд. Открой глаза. Посмотри на меня'.
   Его веки слабо колыхнулись, но потом немного разделились.
   Пусть всего лишь щелочка, но это было только начало. Хотя дыхание происходило с дребезжащим присвистом, а грудь продолжала вздыматься и опускаться.
   'Посмотри на меня, Эд. Послушай меня. Еще немного разлепи веки'.
   Пока я не сводил с него глаз, голубая щелочка расширилась.
   'Замечательно, Эд. Взгляни на меня. Послушай меня'.
   Теперь они были широко распахнуты, в его глазах тоже оказался начертан страх. Эд подавился, часто и глубоко задышал и стиснул мою ладонь.
  Мне необходимо было оставаться спокойным и не позволять Эду видеть завязавшийся в моей собственной груди узел страха.
  'Хорошая работа, Эд. Хорошая работа. Сейчас слушай меня, внимательно слушай. Внимай моему голосу. Внимай моим словам. Смотри мне в глаза. В мои глаза'.
  Глубоко в голове звучал голос матушки, подсказывающий нужные выражения. Те, с которыми она обращалась к Питеру.
  Я старался сохранить интонации такими же ровными и мягкими, какими они звучали из материнских уст.
  'Посмотри в мои глаза, Эд. Что ты видишь? Видишь реку? Глубокую, спокойную, с медленным течением реку? Ты ее видишь, Эд?'
  Теперь его взгляд сосредоточился на мне. Эд дважды моргнул. Между сглатываемыми вздохами проскользнула странная икота.
  'Не разговаривай, Эд, просто смотри и слушай. Ты видишь реку, правда? Глубокую, спокойную, неторопливо несущую свои воды? Тихо и медленно перекатывающую волны? Солнце достает лучами до самого ее дна, где отражаются высокое летнее небо и незаметно плывущие облака'.
  Я говорил безмятежно и взвешенно, глубоко окунаясь в зрачки Эда, пока они не стали расслабляться. Я продолжил, модулируя произношение слов, медленно, спокойно, снова и снова повторяя одно и то же, перекатывая во рту длинные и мягкие звуки, удерживая взглядом взгляд Эда и баюкая в ладонях его лицо. Я шептал нежным голосом, стараясь напевать, как делала это моя матушка.
  Медленно, исключительно медленно, свистящее дыхание Эда успокоилось. Я мог чувствовать, как смягчилась его вздымавшаяся грудная клетка. Неторопливо-неторопливо и постепенно наступило облегчение. Веки опустились и опять закрылись, почти незаметно и на этот раз плавно. Понизив голос, я увидел, что, в конце концов, Эд уснул.
  Руки опустили его голову, прислонив ее к плечу Элис.
  Я выпрямился и отступил, снова прикрыв уже свои глаза. Совершил еще один долгий и глубокий вдох. Представлялось, словно я сражался за возможность дышать наравне с Эдом.
  В воцарившейся в голове тишине я поблагодарил матушку, но теперь больше не мог видеть ее лица.
  Я заставил себя широко открыть глаза, отдаляясь от воспоминаний и снова осознавая, где нахожусь.
  Вокруг продолжал идти снег, но он не мог скрыть начертанного на лице Элис потрясения.
  Сквозь толстую завесу холодных хлопьев позади нас раздались резкий лай и поступь кого-то спотыкающегося в сугробе.
  Я обернулся.
  В дальнем конце ложбины был герцог Ричард. Его изысканное синее охотничье облачение насквозь промокло и покрылось слоем смешанного с пятнами крови снега. Ладонь лежала на ошейнике напряженно рвущейся вперед Флоретты.
   В глазах герцога тоже читалось изумление.
  'Мэттью... Эд?'
  Он двинулся через мягкие белые заносы и опустился на колени рядом с сыном.
  Следом за герцогом по сугробу полез сэр Френсис Ловелл, тогда как несколько мужчин, среди которых были и рыцари, и егери, остались с нашими пони наверху. Они вглядывались в открывшуюся их взглядам картину, и на лицах четко вырисовывался ужас. Кто-то где-то прошипел единственное слово: 'Колдовство!'
  Я отвернулся, мои щеки горели.
  Его Милость был занят стаскиванием своего плотного мехового плаща и накидыванием того на трясущиеся плечи Элис.
  Перед тем как поднять сына с нежностью, вызвавшей в моих глазах еще большее наворачивание щиплющих их слез, он пробормотал: 'Хорошо сработали, вы оба'. Пока отец брал сына на руки, с Эда соскользнул уголок меховой накидки Элис, и я наклонился, чтобы опять его подоткнуть.
   'Ему срочно нужен врач, Ваша Милость'.
  Услышав мои тихие слова, герцог кивнул с той тенью улыбки, которую я уже видел у него раньше. Он что-то пробормотал сэру Френсису, а затем сделал шаг вперед, глядя в лицо своим людям и держа перед собой поистине драгоценную ношу.
  'Джентльмены', - произнес Его Милость, - 'сегодня здесь не было никакого колдовства. Мой сын занемог. Мастер Уэнсфорд успокоил мальчика. Это все. Произошедшее разворачивалось у меня на глазах'.
  Я не сумел понять, как подобное могло оказаться правдой. Если Его Милость видел, как Эд пытается совершить вдох, как не бросился, чтобы помочь сыну? И не оставлять того заботам неопытного и едва осознающего, что необходимо делать мальчишки? И, тем не менее, обращаясь в воспоминаниях назад, находил ли я в них хоть один звук отрывистого лая, который бы смешался с пугающим эхом с трудом предпринимаемых Эдом попыток вздохнуть?
  Какова бы ни была правда, я вознес Господу хвалу за то, что сделанное мною имело результат и за то, что в мою защиту выступил герцог, иначе, вероятно... Но нет, никто не может обвинить меня в причинении Эду вреда. Кроме всего прочего, на протяжение случившихся событий тут находилась Элис, появившись здесь задолго до обнаружения нас Его Милостью.
  Закутавшись в меха герцога, она стояла со мной рядом, пока сэр Френсис руководил приготовлениями для обратного путешествия. Два юноши-помощника сбились с ног, устраивая из подручных веток грубые носилки, чтобы нести Эда, а охотники связали ноги его пони, гарантируя таким образом, что животное пойдет лишь при должном поощрении. Вот так, в течение нескольких минут мы все оказались готовы к отбытию.
  Мы с Элис взяли поводья наших пони и двинулись с остальными через лес назад. Спустя время она почти сквозь зубы тихо спросила:
  'Это было колдовством?'
  'Что? Элис, нет! Как ты могла подумать-?'
  Ее щеки окрасились ярким румянцем, и девочка потупила взгляд.
  'Нет, разумеется, нет. Прости меня. Просто, - ну, просто я никогда не видела ничего подобного. Из того, что ты делал. Как ты узнал, каким образом следует поступать?'
  Прежде чем ответить, я облизал губы. Мне припомнилось, что колдунов обвиняли в наносящих вред деяниях, даже в таком современном городе, как Йорк.
  'Мой брат, мой младший брат, Питер, заболел, когда был еще совсем маленьким. Стоило прийти сильным холодам, или слишком быстро побегать, или кому-нибудь на него рассердиться, он тут же начинал тяжело дышать, как сейчас случилось с Эдом. И вот зимой Питер подхватил простуду... Это пугало, мы думали, что он умрет. Тогда матушка и поговорила с мудрой женщиной, и та научила ее, - что следует делать - успокаивать ребенка, пока не получится показать его травнику. Я видел, как матушка делала это много раз перед тем... перед тем, как она скончалась'.
   Большую часть обратного пути мы хранили молчание. Я испытывал значительное утомление, а Элис, вероятно, до сих пор была потрясена произошедшим.
  Когда мы добрались до аббатства, Эда понесли прямо в монастырскую больницу, что же касается оставшихся, - нас проводили в гостевую пристройку. Роджера мы отыскали у потрескивающего огня камина, среди шумной компании других участников охотничьей команды. Служители монахов сновали в разные стороны, разнося нежданно нагрянувшим гостям испускающие пар еду и напитки.
   Он радостно приветствовал нас, но мне жаль отмечать, что вскоре Роджер в нас разочаровался. Парень надеялся угостить друзей лично пережитыми приключениями, но мы оказались слушателями неблагодарными.
  'Так вот, когда мы с Жилем привели конюхов и лошадей, а герцог перевязал рану лорда Скроупа, - удачно для него, что та была не очень глубокой, но, клянусь именем Святой Девы, толщиной она в хорошую человеческую руку, - вы меня слушаете?'
   Все еще укутанная в плащ Его Милости Элис кивнула над кромкой чаши с горячим медом.
   'Да, разумеется. В руку толщиной'.
   Поднося ко рту ложку с похлебкой, я был слишком занят, чтобы что-нибудь ответить.
  'Ну, когда они закончили ухаживать за Его Светлостью, все, кто не был нужен для несения того назад - сюда, ринулись дальше преследовать кабана. Разумеется, к этому моменту уже началась метель. Но продолжающие находиться на привязи Флоретта и гончие ищейки вскоре обнаружили остаток охотящихся. Они только спугнули кабана из чащи. Тот оказался загнан и стоял спиной к упавшему стволу дерева. Должно быть, зверю насчитывалось немало лет, - морда поражала совершенно серым оттенком, пусть ее и припорошил снег. В любом случае, на кабана натравили алаунтов. Великолепное зрелище, - гончие бросились на него и принялись рявкать, а кабан отгонял их своими клыками, словно обыкновенных мух'.
  Роджер ждал отклика.
  'Мммм', - пробормотал я, прожевывая пропитанный супом кусок хлеба.
  'Словно мух', - отозвалась Элис.
  'Дальше, Его Милость понял, что Хью и Лайнел находятся на охоте рядом с ним, но нет и намека на вас обоих и на Эда. Я никогда не видел прежде, чтобы герцог так гневался. Он выволок эту парочку из круга охотников, - можете поверить? - парни добились от егерей, дабы каждому из них выдали по копью. Его Милость вытащил их собственными руками и воскликнул, что разберется с ними позже, отослав незадачливый дуэт назад через лес в сопровождении мастера Флита. Управился, как те того заслуживали. Как бы то ни было, Хью позеленел почти до оттенка своего нового камзола, когда я рассказал ему, что присутствовал при убийстве кабана'.
  'О', - я опустил в бульон еще больше хлеба. Весь лелеемый мной по поводу кабаньей охоты восторг надолго улетучился.
  'Как Его Милость обнаружил нас?' - поинтересовалась Элис.
   'Ох, пока он кричал на Хью, - конечно, за пределами охотничьего круга, то не хотел отвлекать собак, - поэтому Его Милость отправил с Флореттой сэра Френсиса, чтобы та могла учуять запах Эда. Сэр Френсис сказал, что снег уже большей частью припорошил отпечатки ног и копыт, но, к счастью, у Флоретты в этом деле самый лучший и чувствительный нос. Ей потребовалось немного времени, дабы взять след, и, я так думаю, именно она привела к вам герцога со свитой. Его Милость не позволил мне идти с ними, объяснил, что это может оказаться слишком опасно и, ...ну...я тогда пропущу убийство, вот...Так что же произошло с вами тремя?'
   Элис рассказала Роджеру, по возможности, в нескольких словах, исключительно обрисовав случившиеся в снежной лощине и совершенно не упоминая так называемое колдовство, за что я был ей крайне признателен. Роджер не задал больше ни одного вопроса. Он казался счастливым от того, что мы все выжили, и еще счастливее его делала мысль об успехе первой же охоты на кабана.
   Мастер Флит пришел проконтролировать, все ли мы согрелись и готовы ли к обратному пути в замок. Лорд Скроуп был вынужден до окончательной поправки, остаться гостем аббата и только потом вернуться домой, но Эду монахи дали некоторое количество лекарств, поэтому тот поехал вместе с нами.
  Вскоре после того, как сгустились ранние зимние сумерки, наша кавалькада двинулась по дороге в направлении Миддлхэма, причем значительно сплоченнее и послушнее, нежели утром. Большую часть пути Эдвард спал в одолженном у аббата накрытом экипаже. Он лежал в жару, тело била дрожь, однако, дыхание, пусть и отчасти учащенное, уже не вызывало мыслей об отчаянных усилиях.
   Его Милость отправил вперед посланца, и, когда мы свернули во внутренние ворота, на ступенях главной башни в ожидании нас стояла герцогиня, снова укутанная в густые меха и окруженная держащими пылающие факелы слугами. Оставшиеся участники охоты повели лошадей и гончих обратно на конюшню, но мне и Элис Его Милость предоставил возможность поехать в карете с Эдом.
  Ее Милость метнулась, чтобы распахнуть дверь и, после обследования сына, велела слуге достать мальчика из экипажа. Затем герцогиня обернулась к супругу.
   Слова звучали тихо, так чтобы ни Эд, ни поднимающий его человек не могли их услышать, но мои уши уловили сказанное. Казалось, что Ее Милость позабыла разговор с мужем, донесшийся до меня много дней тому назад.
  'Тебе не следовало разрешать ему ехать, Ричард, как бы Эд ни просил. Словно знала, нечто подобное вполне может произойти'.
   Герцог передал поводья скакуна ожидающему конюху и обернулся к жене с улыбкой.
   'Успокойся, любимая. Как видишь, скоро он будет в порядке'.
   'Но Эд мог там погибнуть, совсем один, в снегу'.
   'Но не погиб. И тут присутствуют наши юные друзья, которых стоит за это поблагодарить'.
   К моему изумлению, Его Милость отвесил нам глубокий поклон, а потом предложил Элис руку, чтобы помочь ей выйти из кареты.
   'Госпожа Лэнгдаун, мастер Уэнсфорд. Полагаю, после испытанного вами напряжения и предпринятых усилий, вам необходимы сначала ужин, а затем - постель. Можете пропустить завтрашние занятия, хотя, Мэттью, я рассчитываю увидеть вас поющим на благодарственной утренней службе, если сумеете к этому времени подняться'.
   'Разумеется, Ваша Милость'
   'А потом я хотел бы увидеть вас обоих после завтрака у меня в покоях'.
   'Короткий кивок нам, и Его Милость взял супругу под руку, и они последовали за несущим Эда в башню по ступенькам наверх человеком, в направлении их личных комнат. Больше в тот день я герцогскую чету не видел'.
  
  Глава 12
  Коротышка из помета
  
   В течение вечера и ночью выпало еще больше снега, поэтому, когда я, подрагивая, вылез из-под шерстяного одеяла, меня встретило еще одно промозглое утро. Чтобы умыться, пришлось разбить образовавшийся в тазу лед, но даже перед тем, как я покинул комнату для пажей, в предрассветном воздухе продолжали висеть следы моего дыхания.
  Быстрый путь через заснеженный внутренний двор, и вот уже вскоре я натягиваю стихарь рядом с небольшим огнем, каждое утро теперь разжигаемым в ризнице. Сегодня сэр Уильям также протянул всем участникам хора по кубку с обжигающим и приправленным специями вином.
   'Оно согреет ваше горло для службы', - произнес сэр Уильям своим густым голосом, в подобном лекарстве совершенно не нуждающимся. 'Еще, мастер Уэнсфорд, Его Милость просил вас исполнить этим утром Te Deum, дабы возблагодарить Господа за сохранение сына'.
   Счастливый от возможности спеть прекрасное благодарственное произведение, я, тем не менее, обрадовался окончанию службы. Несмотря на разведенный внизу огонь, часовня основательно промерзла.
   Единственный из всей семьи там присутствовал герцог Ричард. Но за завтраком не появился даже он.
   Я перехватил Элис, когда та проходила перед приемом пищи мимо стола пажей.
   'Как Эд?' - спросил я.
   'Думаю, немного лучше. Мне разрешили на минутку увидеться с ним утром. Эд меня узнал и попытался улыбнуться, но его сиделка запретила ему разговаривать'.
  После завтрака мы встретились снова и вместе отправились стучаться в дверь личных герцогских покоев.
   Его Милость сам нам открыл, на плечах у него лежала величественная подбитая мехом накидка, а в руках находилась небольшая деревянная шкатулка. Приветствовав нас пожеланием доброго утра, герцог запахнул накидку на плечах и попросил следовать за ним. Его Милость миновал большой зал и спустился по ступеням вниз, как обычно, заставляя почти бежать, чтобы поспеть и не отстать.
   Пока мы пересекали внешний двор, Его Милость больше не проронил ни слова. Где только возможно, каким бы он ни был густым, утоптанный дюжиной ног снег превратился в грязную слякоть.
   У дверей в псарню герцог посторонился, пропуская первой Элис, после чего он, а потом и я, вошли в низенькое затемненное помещение.
   Там уже ожидал мастер Гигес. Поклонившись Его Милости, тот провел нас к просторному загону, где жили недавно отнятые от груди щенки. Я внимательно всмотрелся в проем. К моему изумлению, смешение юных псов всех форм и цветов - гончих ищеек, алаунтов, гладкошерстных фоктерьеров и водяных спаниелей - пополнилось шестью щенками Флоретты.
   'Мэттью', - начал Его Милость, - 'мне бы хотелось сделать вам подарок, выражая благодарность за услугу оказанную вчера моему сыну. Мастер Гигес сказал, что в прошедшие недели вы проводили много времени с гончими. Я подумал, вероятно, вам придется по душе получить собственного щенка, - но следует признаться, если вы предпочитаете иную награду'.
   'Спа- спасибо вам, Ваша Милость', - заикаясь, произнес я. 'Мне очень по душе подобная награда'.
  'Можете выбрать любого, какого пожелаете, из этих недавно отнятых от груди малышей. Если нужно, здесь мастер Гигес, и он готов помочь советом'.
  Но совета мне не требовалось. Я и мечтать не мог, что когда-нибудь у меня будет собственная гончая, тем не менее, внутри уже созрело ясное понимание, кого я хочу забрать.
  Я указал.
  'Если можно, Ваша Милость, вот того щенка с той стороны'.
  'Рыжеватого?' - спросил мастер Гигес, на лице у которого отразилось изумление. 'Коротышку Флоретты? Прошу прощения у Вашей Милости, но даже у королевской гончей может появиться на свет коротышка'.
  Не обратив внимания на его слова, герцог сузил глаза.
  'Почему его?'
  'Не знаю', - ответил я. 'Просто потому, ну, наверное, что он маленький, но кажется верным и смелым'.
  'В самом деле?'
   'Когда мы пришли сюда впервые, он тесно прильнул к матери. Словно пытался ее защитить. Потом, поняв, что я не хочу причинить никакого вреда, потихоньку начал мне доверять. Теперь он подходит, даже если у меня с собой нет угощения'.
   'Значит, вы уже стали друзьями? Покажите его мне'.
  Низко пригнувшись, я проскользнул в загон. Как обычно, щенок засеменил вперед, не сводя с меня влажных карих глаз, пока я поглаживал его по ушам.
   Его Милость тихо заметил: 'Вы сделали верный выбор, что бы там ни говорил о коротышках мастер Гигес. Вам следует знать, Мэтт, его мать - особенная собака, лучшая из всех, которые у меня когда-либо были. Ее подарил мне брат Джордж, - это стало его последним даром мне перед...перед тем, как он умер'.
   Я поднял голову. О каком брате говорит Его Милость?
   На миг взгляд герцога помутнел и устремился вдаль. Но затем резко возвратился ко мне.
   'И как его будут звать?'
   'Не знаю', - выдавил я, в конце концов, ломая голову в поисках подходящей мысли.
   'Почему бы не в мою честь? 'Старым Диком'. Разве не так вы, пажи, меня называете? Тогда вы оба не забудете обо мне, даже когда подрастете и оставите мою службу'.
  Звучание отвратительного прозвища в такой обыденной манере задело и укололо меня. Я бросился перед герцогом на колено, вынудив щенков кинуться врассыпную.
   'Ваша Милость, я никогда вас так не называл. И клянусь, я никогда не оставлю эту службу'.
   Герцог схватил меня за плечо и поставил на ноги.
   'Не стоит быть столь серьезным, мастер Уэнсфорд. Я знаю, - некоторые называют меня именно так, но не тревожусь по этому поводу. Однако, благодарю вас за верность и принимаю вашу добровольную службу. А сейчас ответьте, какое имя будет у щенка, если не Старый Дик?'
  'Мой господин', - воспротивился егерь, - 'это девочка'.
   'Вы правы, мастер Гигес, я только шутил. Мэттью правильно сделал, выбрав девочку, согласны? Они вернее, чем их братья, - и когда она повзрослеет, то обеспечит вас, Мэтт, королевскими щенками. Ее отец - один из гончих короля. Тем не менее, Мэттью, не позволяйте ей подбирать пару слишком рано, - это не очень для них хорошо'.
   'Как насчет Мюррей?' - раздался голос Элис.
   Я почти забыл, что она находится тут, да и герцог тоже выглядел застигнутым врасплох.
   'Мюррей?'
   'В соответствии с цветом фона вашего девиза, Ваша Милость. Кроме того, она обладает темно-красным отливом'.
   'Действительно. Мэттью?'
   Я кивнул. Это имя прекрасно ей подходило.
   'А теперь вы, Элис. Какую награду желали бы вы? Я принес драгоценности'.
   Его Милость постучал по деревянной шкатулке, лежащей на огораживающей загон стенке.
   'Ваша Милость, я бы как можно скорей хотела получить другого щенка Флоретты. Возможно, ту белую девочку. Она очень похожа на мать'.
   'Как пожелаете. Мэттью, пожалуйста, помогите'.
   Я поднял щенка, на которого указывала Элис, подхватив девочку вместе с моей Мюррей, и вышел из загона.
   Когда я протягивал Элис белого щенка, Его Милость спросил: 'Не будет ли справедливо, дабы имя выбранной вами малышке дал Мэттью?'
   'О, нет, я подумаю об имени на досуге. И не тревожьтесь, Ваша Милость, я тоже не позволю ей слишком рано подбирать себе пару'.
   Элис произнесла это довольно задорно, но ее слова напомнили мне о помолвке девочки с кузеном Хью. Вероятно, герцог также вспомнил об этом. При прощании с нами и уходе в обществе мастера Гигеса его взгляд омрачала тень.
   *
   В последовавшие дни я совершенно не видел поправляющегося после перенесенного недомогания Эда, но намного чаще встречал герцога. В то время Его Милости следовало отбыть по делам на день или на два, а вскоре пришли вести, что герцога вызывают в Лондон - присутствовать на собирающемся в январе заседании парламента. Однако, несмотря на необходимость многое уладить, это не прекратило выездов Его Милости с Роджером, Элис и мной на протяжении долгих послеобеденных часов, если герцог проводил их дома.
   'Такое времяпрепровождение спасает меня от надзора нянек, снующих по комнате больного', - пошутил Его Милость.
   Элис шепнула нам, что герцог часто дежурит всю ночь, наблюдая за сыном в течение болезни того, и герцогиня настаивает, дабы он выезжал на свежий воздух и занимался физическими упражнениями. Но почему Его Милость отдал предпочтение выездам с нами, а не с джентльменами из своей свиты, сначала оставалось покрытым тайной.
   Потом, в один чудесный ясный день Его Милость выехал с нами на вершину Пенхилл. Там он повернул Шторма и, по мере того, как смолкла наша болтовня, посмотрел в направлении долины. Большая часть снега растаяла, в укрытых лощинах остались лишь небольшие его очаги. На расстоянии холмы казались голубоватыми и словно сотканными из тумана.
   Его Милость прикрыл ладонью глаза от низко нависшего зимнего солнца и тихо произнес: 'Когда я являлся простым пажом, это было мое любимое место. Я приезжал сюда с Френсисом в любую погоду, - заниматься соколиной или псовой охотой, либо же бесцельно наблюдать за расхаживающими по своим делам людям - там, внизу'.
   На лице герцога не читалось никаких чувств, но не слышалось ли в его голосе напряженной тоски?
   Воцарившееся молчание нарушил Роджер.
   'Если бы вы сказали раньше, Ваша Милость, мы могли бы взять с собой Леди и взглянуть, получится ли у нас устроить некоторое развлечение'.
   Его Милость покачал головой, словно отгоняя воспоминания.
   'Нет, парень, не сегодня. Полагаю, в ближайшие дни я бы предпочел тихие прогулки. Но, вероятно, вы сумеете взять с собой Эдварда, когда он снова будет в порядке. Хотелось бы, чтобы он смог стать среди друзей сильным и счастливым, как это произошло со мной'.
   Значение последних слов Его Милости тогда ускользнуло от меня, как продолжало оно таиться и в последовавшие затем долгие недели, но наша троица пообещала сделать все от нас зависящее для сына герцога.
  На описываемые прогулки мы часто брали Мюррей и щенка Элис, сейчас называемую Тенью, ибо та повсюду следовала за хозяйкой. Они стремглав мчались за нашими пони, научившись уворачиваться от их копыт, или поднимались наверх, чтобы перемещаться, сидя на луке седла, либо же укрывшись за воротником камзола или мантии, в случае наступления у малышей утомления. В этот полдень Мюррей, как обычно, первой истощила свои силы. Она жалобно заскулила, когда ее долговязые лапы начали дрожать, и крошка отстала.
  Когда я обернулся, чтобы подобрать ее, Его Милость придержал Шторма, чтобы меня подождать. Элис и Роджер продолжали в неведении скакать вперед с подпрыгивающей вслед им Тенью.
   Вскоре Мюррей свернулась под моим камзолом калачиком, высунув из его расстегнутого воротника крошечную макушку со слипающимися от сонливости веками.
   Стоило нам снова пуститься в дорогу, бок о бок, как герцог заговорил.
   'Мэттью, как вам может быть известно, в ближайшее время мне нужно ехать в Лондон. В качестве королевского гостя я проведу там все Святки. Затем я должен остаться на период проведения заседаний Парламента'.
   'Я слышал, Ваша Милость'.
   'Вы были когда-нибудь в Лондоне?'
  'Нет, но там побывал мой батюшка. Он как-то ездил в столицу по делам. Отец сказал, что это самый чудесный город в мире, а он путешествовал в такие отдаленные места, как Гент и Антверпен. Батюшка рассказывал, - люди в них носят одежду из полотна тончайшей отделки, дома - выше всех, когда либо виденных прежде, а река - чудеснее которой -'
   Доктор Фриз частенько вдалбливал нам, что пажам следует говорить с герцогом Ричардом только по важным вопросам или лишь тогда, когда к ним обращаются напрямую. Но не успел я вспомнить о рассказах отца, как потерял контроль над языком, пока меня не осенило, - мой собеседник, разумеется, уже видел это, и даже более, множество раз. И он, должно быть, считает меня глупцом. Мальчишкой, который никогда не покидал родной город, прежде чем попал сюда.
   Я затормозил на извиняющемся: 'Вот что он говорил'.
   Но Его Милость лишь улыбнулся.
   'Значит, вам хотелось бы лично отправиться в Лондон, Мэттью?'
   'О, Ваша Милость, это стало бы лучшим подарком!'
   'Тогда вам следует принять участие в свите, если на то будет ваше желание. Признаю, когда покину дом, то начну скучать по вашему пению на службе. Как и по нашим тихим вечерним развлечениям. В лондонском доме у меня певцов нет, ибо навещаю я его редко, а у брата среди всего двора, уверен, таких хороших голосов, как у вас, нет совершенно. Поедете?'
   Я был ошеломлен. Представить не получалось, что увижу Лондон так скоро, не говоря о приглашении сопровождать Его Милость. Это являлось замечательнейшей возможностью.
  Но, в то же время, как быть с моими друзьями? Как мне оставить их столь скоро, после такого недавнего обретения, - да и когда Эд ухитрился так серьезно захворать?
   Но поездка же не займет много времени...
   'Вам не требуется давать ответ сразу. Подумайте несколько дней. Вы учились здесь при домашнем дворе, а не при моей личной свите. Если не хотите пропускать уроки и оставлять ваших друзей...'
   'А Эдвард, Ваша Милость?'
   'Ах, да. Мне будет жаль отрывать вас от него. Наверное, это эгоистично с моей стороны. Но пока он продолжает поправляться, вы с ним не сможете часто видеться. Вероятно, вы сумеете отправлять письма на протяжение своего отсутствия, - в них станете описывать все те чудеса, что попадутся вам на глаза. А когда вернетесь, погода уже улучшится, и вы снова начнете выезжать все вместе'.
   'Улучшится?'
   'Парламент начнет заседать в январе и продолжит сессии в течение месяца, может быть, шести недель. Мы покинем Лондон к концу февраля, если...ну, если король не услышит, как вы поете. Он вполне способен пожелать оставить вас у себя для духовного руководства'.
   'Для чего?'
  'Не ужасайтесь так, молодой человек, я шучу. Убежден, брату не нужно особого духовного руководства. Вы вернетесь домой к друзьям еще до весны'. Герцог замолчал. 'Если решите поехать'.
  Как я мог отказаться? Не только увидеть Лондон, но, вероятно, также и самого короля с его двором. Подобный шанс был способен больше никогда не появиться.
   'Конечно, я поеду, Ваша Милость, если вы действительно этого желаете. Можно я возьму с собой Мюррей?'
   *
  Я поделился новостями с Элис и Роджером, как только мы вернулись в замок.
   Элис сказала, что они станут по мне тосковать, и что рождественские празднества без меня не будут такими веселыми, как могли бы.
   Роджер испортил впечатление, заявив, что у Его Милости должны иметься другие причины, чтобы взять меня в столицу.
  'Может статься, он тревожится, что ты начинаешь плохо влиять на Эда'.
  Он произнес эти слова с улыбкой, но для меня они звучали слишком похоже на стиль Хью, да и мимика Роджера смахивала на него. Рассказывала ли Элис ему что-то еще об охоте? Когда мы снова оказались вместе наедине, я задал ей вопрос.
   'Разумеется, нет', - ответила Элис. 'Роджер просто, как обычно, дурачится. И, вероятно, он еще и ревнует'.
   'Но он же раньше ездил с Его Милостью в Лондон'.
   'Да, но Роджеру чрезвычайно хотелось отправиться туда снова. К тому же, развлечения и удовольствия при дворе в Рождество...ну, у нас тут ничего подобного не предвидится, особенно, если Его Милость уедет. Однако, Мэтт, не волнуйся по поводу Роджера. Поезжай и наслаждайся. И не слишком много думай о друзьях, торчащих здесь, на промерзшем Севере'.
   Но, как бы Элис ни подшучивала, я был не в силах прогнать испытываемую мною вину. Особенно, в отношении Эдварда.
   Хотя я не виделся с ним с момента нашего возвращения из аббатства Жерво, тем не менее, часто возвращался к Эду в мыслях. Он все больше и больше напоминал мне о брате Пите, к тому же, сейчас я знал, что Эд страдает от того же недуга. Ему бы пришлось по душе помогать мне тренировать Мюррей, и, никаких сомнений, таскал бы для нее лакомства с герцогского стола, как часто делал для Леди.
   И я буду скучать по нему в поездке, как я скучал по родным братьям и сестрам.
   Поэтому, когда мне окончательно разрешили навестить Эда, я уже понимал, как тяжело окажется рассказать ему о грядущем путешествии.
  Элис сказала, что Эд часто спрашивал обо мне, пока болел, но его сиделка категорически отказалась разрешать кому-либо из 'грубых мальчишек' видеться с ним. В конце концов, Ее Милость отменила такой запрет и настояла, дабы меня впустили, пусть лишь на несколько минут.
   Я взял с собой свой любимый роман, на тот случай, если Эд выразит желание послушать, как я читаю, или будет не в лучшем для разговора состоянии. Тем не менее, уже на входе в его личные покои я понял, что этого не потребуется.
   'Мэтт, наконец-то! Я так хотел тебя увидеть. Элис сообщила, что у тебя появилась гончая. А матушка рассказала, - ты собираешься в Лондон. А я вот застрял здесь. Жизнь так несправедлива!'
   Он полусидел - полулежал под грудой пледов и мехов на близко придвинутой к ярко пылающему огню кушетке. На коленях у Эда лежало две или три книги и блюдо с лакомствами. Лицо поражало бледностью и худощавостью, но он больше не казался призрачным силуэтом, виденным мной при нашей прошлой встрече.
   Я придвинул к его кушетке предназначенную для ног скамейку.
   'Да, да и да. Но мой батюшка говорит, что мы не можем постоянно получать желаемое'.
   'Но я же сын герцога'.
   'Вероятно, это способно создать некоторое отличие. Но, вероятно, и нет, особенно, когда ты болеешь'.
   'Но сейчас мне не так плохо'.
   'Но было же плохо. Ты сильно напугал нас с Элис, Эд'.
   Его улыбка поблекла.
   'Да, знаю. Батюшка сказал мне. Я ничего из этого не помню. По крайней мере, после того, как увидел несчастного лорда Скроупа раненным кабаном и бросился за тем вдогонку. Отец говорит, вы спасли мне жизнь - ты и Элис. Спасибо вам, Мэтт'.
   Я не представлял, что ответить, но Эд едва дал мне время на раздумье.
  Батюшка сказал, что именно поэтому подарил вам гончих. Когда я смогу увидеть Мюррей, Мэтт? Я уже видел Тень. Элис иногда приносит ее ко мне. Она говорит, что вы тренируете их вместе.
   Пусть мне и не понадобилась книга, зато я принес с собой кое-что еще.
   Я склонился рядом с кушеткой и расстегнул камзол. Эд вытянулся вперед, и его глаза засияли. Там свернулась быстро заснувшая у меня на груди Мюррей.
   'Ох, Мэтт, она прекрасна. Можно я ее поглажу? Надеюсь, батюшка скоро и мне подарит гончую'.
   Так и завершилось для меня оглашение всех накопившихся новостей. Я был рад, увидев Эда выглядящим и говорящим намного лучше прежнего.
   Несколько минут спустя сиделка добралась от кресла до очага и похлопала в ладоши, прогоняя меня. Эд вцепился в меня, схватившись за край камзола, когда я вставал.
   'Когда ты уедешь, Мэтт, мне будет тебя не хватать'.
   'И мне тебя, Эд. Как и остальных членов Ордена. Но твой отец сказал, я могу писать вам, пока нахожусь в отлучке, а он станет отправлять письма вместе со своими'.
   'Ох, пожалуйста, пиши мне. Расскажи все о Лондоне, о дворе, о моем дяде, если увидишь его, и о моем кузене Эдварде, - если он будет там со своим отцом. Представляешь, я никогда с ним не встречался. Напиши и расскажи, какой он'.
   Я пообещал, и именно в этот миг сиделка одержала верх в отдергивании пальцев Эда от моей одежды и в выталкивании меня из комнаты.
   Его последние слова, когда Эд уже махал мне, оставили после себя осадок недоумения. У него есть кузен, которого он никогда не встречал? Дома, в Йорке, у меня было так много кузенов, что сложно было за угол завернуть, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из них.
   До того, как уехать в Лондон, я еще два или три раза навещал Эда. С каждой встречей он становился сильнее и бодрее, чем в прошлый раз. Сиделка позволила присоединиться к нам и Роджеру. Возможно, она посчитала, что он заметно менее 'грубый', чем я.
   Ни Эд, ни Роджер не заботились скрыть испытываемую ими в отношении предстоящего мне путешествия зависть и беспрестанно говорили о людях и достопримечательностях, которые я в Лондоне увижу, упоминая ничего не объясняющие мне имена.
   Не желая показаться невежественным касательно семьи Эда, я подождал, пока останусь с Роджером наедине, и задал ему вопрос о незнакомом кузене.
   'А, этот Эдвард', - протянул он. 'Ну, знаешь, старший сын короля - принц Уэльский'.
   'Но почему наш Эд с ним не встречался? И почему его может не оказаться при дворе, рядом с отцом?'
   'Мэтт, ты здесь ничему не научился?'
   'О, его воспитывают в качестве пажа, как и нас? Даже сына короля?'
   'Не совсем так. Он живет где-то на границе Уэльса, обучаясь там управлению. Думаю, его жизнь немного отличается от нашей. Но, в любом случае, вероятно, принц, по большей части, обучается тому же, что и мы, - ему столько же лет, сколько и нам, если не чуть меньше. Наследник находится при дворе одного из других своих дядьев'.
   Это напомнило мне о следующем вопросе.
  'Сколько у принца дядьев? Мне казалось, что герцог Ричард - единственный брат короля. Но Его Милость однажды упомянул еще об одном, о Джордже. Он сказал, что тот умер'.
  'Нет, я говорю о дяде принца из семьи королевы, об одном из Вудвиллов. Возможно, поэтому Эд никогда не виделся с этим мальчиком. Люди судачат, что герцог не слишком их жалует'.
  'Почему нет?'
  'Ну, когда король Эдвард женился на своей королеве, разразился скандал. Граф Уорвик не одобрил такого поступка. Слышал про Создателя королей? Разумеется, он приходился кузеном Его Величеству. Но Уорвик хотел женить короля на иностранной принцессе, а не на простолюдинке, каковой являлась Елизавета Вудвилл. Поэтому Его Величество с обвенчался с ней в тайне. А еще, мой батюшка говорит, герцог Ричард обвиняет королеву в смерти своего брата'.
  'Того самого брата Джорджа?'
  'Да, Джорджа, герцога Кларенса'.
  'Как он умер?'
  'Его казнили. По обвинению в государственной измене'.
  'В государственной измене? Королю?'
  'Обычно государственную измену совершают по отношению к королю'.
  'Нет, я имею в виду - по отношению к своему собственному брату? Почему?'
  'Говорят, он годами замышлял захватить трон. В конце концов, Его Величество потерял терпение, отдал брата под суд по обвинению в государственной измене и обрек на казнь. Герцог Ричард просил короля не поступать так, но, видимо, королева убедила мужа не слушать его. И она, и ее семья не любили герцога Джорджа'.
  'Почему?'
  'Ему тоже не пришелся по душе этот брак, а потом Кларенс принял сторону Создателя королей в его восстании. Его Величество в дальнейшем простил герцога Джорджа, но, спустя годы, произошло что-то изменившее королевское решение. В итоге Вудвиллы добились своего. Отчасти поэтому герцог Ричард теперь не часто отправляется в Лондон. Тем не менее, он не единственный, кто не любит Вудвиллов. Кажется, по разным причинам их не переваривает куча народа'. Роджер замолчал, улыбаясь моей озадаченности. 'Запутанное дело - королевские семьи, правда?'
   Он был прав. Но семейные затруднения являлись лишь частью моих размышлений во время подготовки к судьбоносному путешествию.
   Я собирался в Лондон, ко двору, - ко двору короля, казнившего родного брата.
  
  Глава 13
   Долгожданная поездка
  
   Вот и наступил день нашего отъезда. К путешествию он не располагал.
   Ноябрьский день остался в далеких воспоминаниях, на смену ему пришли спустившиеся со склонов и постоянные теперь изморось и густой туман. Роджер одолжил мне уже второй из своих лучших дорожных плащей, но даже так я знал, что насквозь промокну еще до того, как мы проедем от замка хотя бы полмили.
  Сэр Уильям освободил меня от пения на утренней службе. Он пошутил, что в течение следующих нескольких недель герцог Ричард еще довольно наслушается моего исполнения, но, может статься, сэр Уильям просто заметил, насколько сильно я нервничал. День или два на самых высоких нотах голос дрожал, дублируя возникающий от каждой мысли о поездке трепет в желудке.
   При выходе из часовни Элис завела меня за угол.
   'Ты уверен, что хочешь поехать? Всю неделю был сам не свой'.
   'Конечно, хочу. Как только мы окажемся в пути, я приду в себя. Нельзя же подводить Его Милость'.
  Но это еще делалось и ради себя. Я дождаться не мог, когда увижу Лондон. Из всей семьи настолько далеко выезжал только батюшка. Если я хотел увидеть мир и пережить захватывающие приключения, это становилось возможностью сделать первый шаг.
   После раннего завтрака пришло время прощаться.
   Как всегда, когда Его Милость отправлялся в долгое путешествие, весь замок вставал вверх тормашками, а наряду с ним и большая часть жителей села.
  Несмотря на струившиеся по лицу струи дождя, я высоко держал голову, обходя задние ряды вымокших оруженосцев и пажей, которые выстроились во внутреннем дворе. Среди них взгляд выхватил хмурые лица Хью и Лайнела. Я едва видел их после перенесенного парочкой на охоте позора. В качестве наказания мастер Гигес отстранил парней от занятий, заставил выполнять грязную работу около псарни и конюшен, а во время трапез они служили за столом, словно низшие из низших.
   Я передал узелок и лютню для укладывания в карету с багажом и проверил новую сумку у седла на предмет наличия в ней вещей первой необходимости на грядущий день. Попрощавшись с Элис и Роджером, я взлетел в седло на спине Бесс. Свернувшаяся под камзолом Мюррей от неожиданного движения заскулила, но успокоилась, услышав добрые слова и получив из моего кармана припрятанный про запас кусочек мяса.
  Последним прибывшим, конечно, оказался герцог Ричард. Он попрощался с женой на ступенях в башню, заслоняя ее от дождя, после чего сел на придерживаемого поблизости мастером Рейнольдом Шторма. Когда раздались звуки трубы, и развернулось знамя с белым вепрем, Его Милость бросил взгляд на башню и поднял в приветствии руку.
   Сквозь мутное оконное стекло я различил призрачный силуэт Эдварда, машущего нам вслед и защищенного от холода и влаги. Рядом с ним находилась чья-то еле заметная фигура - Элен? Я помахал им в ответ, а потом подтолкнул Бесс к движению.
   Те сырые туманные дни путешествия в Лондон оказались в числе самых неуютных в моей жизни. После часа или двух пути под воздействием бесконечно идущего дождя тускнела даже притягательная перспектива встречи с чудесным городом. Несколько всадников пытались поднять наше настроение, исполняя походные песни и фривольные баллады, но под натиском дождя отступили и они. Несомый впереди нашей команды огромный штандарт, исторгая струи воды, ударялся о древко на каждом шагу продвижения к цели. В конце концов, Его Милость велел свернуть знамя, и дальше мы поехали в тишине, если не учитывать стук копыт и дребезжание кольчуги.
   На ночь совершались остановки в гостинице, в большом доме или в ближайшем аббатстве, где потрескивающий огонь в камине высушил бы как нас, так и наше снаряжение. Но на следующий день все и все снова промокало до нитки, стоило только скрыться из поля зрения приютивших нас хозяев.
  Большую часть времени я ехал рядом с пажом постарше по имени Роберт, который мог заговорить со мной лишь тогда, когда ему не представлялось развлечения лучше. Но все равно у парня был вид, что он куда выше по положению простого сына торговца, пусть и находящегося под покровительством Его Милости. Самого герцога я видел крайне редко.
   Только одно яркое воспоминание нарушает эту череду тоскливых дней в пути.
   В последние день или два мы добрались до местности с плавно перетекающими один в другой лесами и полями, явившимися на смену равнинным болотам. Свернув с большой дороги, вскоре мы въехали в селение с домами из камня оттенка соломы, ютящимися под рощей старого замка.
  Полдень еще не наступил. Впереди у нас имелись целые часы, наполненные светом, пусть серым и тусклым, но даже представить, что мы проведем здесь ночь - совершенно не получалось.
  Мы постучали в ворота замка, и его стража просто подпрыгнула, внимательнее разглядев наш штандарт, опять развернутый этим утром. С другой стороны возвышалась монастырская церковь. На фоне низко нависающих облаков чуть заметно блестела ее элегантная каменная башня.
  Мы остановились на монастырском дворе. Как только удалось спуститься с коней, большую часть группы пригласили на обед в дом для гостей. Но герцог Ричард вместе с сэром Френсисом и своими ближайшими товарищами отправился в церковь.
   Заинтересовавшись, я проскользнул вслед за ними в окруженный колоннами неф. Со стороны главного алтаря в церкви пылал свет многочисленных свечей, бросающих отблески на каменную решетку. Внутри нее находились два изысканно обтесанных надгробия, каждое из которых было увенчано изображением рыцаря в полном облачении.
  Его Милость и рыцари свиты склонились перед могилами, и стоящие на дежурстве монахи начали исполнять псалмы службы. С таким избыточным числом певчих в моем участии явно не наблюдалось никакой необходимости. Когда голоса возвысились в реквиеме, я прокрался к выходу из здания, чтобы присоединиться к оставшимся за церковными стенами. Роберта я спросил, чьи надгробия устроены внутри храма, но он не имел об этом ни малейшего представления. Чтобы задавать вопросы взрослым, я оказался слишком робким. Даже секретарь Его Милости, мастер Кендалл, часто проявлявший ко мне в путешествии дружелюбие, сохранял на лице, когда мы снова пустились в путь, выражение торжественности.
   По истечении долгого периода времени, за несколько дней до Рождества, в момент созывания колоколами многочисленных церквей прихожан к полуденной службе, мы достигли Лондона.
   Роберт родился поблизости от столицы и посещал ее задолго до включения в придворный круг Миддлхэма. Он поведал мне, что в пределах городских стен находится более четырех десятков церквей. И я вполне мог этому поверить, исходя из звенящего шума, встретившего нас при пересечении рысью обступающих Лондон полей и усадеб. Но вряд ли Роберту нужно было показывать мне на высоко вздымающийся шпиль Собора Святого Павла. Он достигал сотен футов над всем вокруг, почти касаясь самих накрывших город облаков.
   Когда мы проходили под огромной опускной решеткой епископских ворот Бишопсгейт, легко возвысившейся бы над сторожкой Миддлхэма, стражники приветствовали нас, а из домов и лавочек высыпал народ, заинтересовавшийся, - кто учинил по мостовой подобный топот. При виде развевающегося штандарта Его Милости приветственные возгласы возросли. Они заглушили удары копыт и волнами разошлись по главной улице дальше, притягивая все больше и больше горожан, отрывающихся от работы или от домашних очагов и выстраивающихся вдоль нашего пути и прибавляющих свои голоса к общему гомону.
   Задолго до того, как мы достигли места нашего назначения, я открыл для себя, что Лондон превосходит все мои ожидания. Он оказался больше, деятельнее, шумнее, грязнее, зловоннее и задымленнее, нежели все иные местности, где я когда-либо побывал или о которых хотя бы раз размышлял.
  Над улицами неясно вырисовывались, принимая угрожающие размеры, дома, сточные канавы были глубже и больше переполнены мусором, разгуливающие под ногами поросята, цыплята или козлята - многочисленнее предполагаемого, от трактирных очагов и от гончарных печей поднимался дым, намного едче и удушающе обычного, грохот от кузней, мясницких и лоточных переулков воспроизводил звук осуществлявшихся там ремесел еще оглушительнее.
  Ничего из жизни моего родного Йорка даже в день его суетливейшего рынка, либо в праздник не подготовило меня к такому. Тем не менее, я был захвачен всеми этими новинками, оглядываясь на каждое новое чудо, пока ему на смену неотвратимо не приходило следующее.
  За поворотом из мощеной дороги вырос грандиозный каменный фасад городского дома зажиточного человека. Из ромбовидных оконных стекол отражался бледный солнечный свет, обитые железом дубовые двери охраняли облаченные в ливрею мужчины, с лоджий развевались изысканной работы ковры. За следующим поворотом оказался смрадный переулок, состоящий из нависающих над проезжей частью зданий и зловонных ручейков, извергающих наружу поток забитых людей, - оборванных уличных беспризорников, изувеченных попрошаек, отмеченных на лицах пороком прохожих, тающих в тени, стоило нам приблизиться. Не беря их в расчет, улицы окаймлялись черно-белыми обмазанными штукатуркой деревянными домами, переполненными трактирами с долетающими оттуда песнями, прилавками магазинов с разноцветными фруктами и овощами, мастерскими, богатыми гончарными изделиями, произведениями, чеканными из железа, или же кожаными товарами. Несущие свои орудия ремесленники, довольные и сытые торговцы, обряженные в фартуки пышные матроны, лошади, тянущие телеги, нагруженные зерном или кусками материи, которая по пути могла накрениться или выпасть в водостоки, стайки направляющихся домой школьников, с широко раскрытыми ртами взирающих на пышность нашей процессии. И везде раздавался гвалт криков и стука молотков, лай и лязганье, пение, кукареканье петухов, похрюкивание и визг свиней, а над всем этим плыл звон колоколов четырех десятков церквей и еще большего числа одиноких колоколен.
   Ехавший рядом со мной мастер Кендалл улыбнулся.
   'Закройте рот, молодой человек, не зевайте. Вам нельзя позволять этим лондонцам думать, что мы, северяне, испытываем благоговейный трепет перед их жалким городишкой'.
  Но я трепетал от благоговения. И похоже, что мой рот до сих пор находился раскрытым, как у тех школьников, когда мы свернули на широкий подъездной двор, только недавно вынырнувший из сквозной улицы. За нами осторожно закрылись тонкой резьбы, но от этого не менее прочные железные ворота, отсекая тем самым толкотню и хлопоты внешнего мира.
   Впереди возвышалось каменное строение, размером и красотой бросающее вызов особняку моего господина архиепископа Йорка. Это был Кросби Плейс, дом в столице Его Милости.
  Процессия остановилась у лестничного пролета, находящегося напротив главного входа, приветствующие толпы исчезли позади, и вскоре уже я сидел у потрескивающего огня на большой кухне, до глубины души тронутый встречей, и согревался с помощью кубка, в котором плескалось приправленное специями пиво.
  Тот первый вечер в Кросби плейс стал моделью многих остальных, проведенных мной тогда в Лондоне и, в разных отношениях, очень походил на те, которым мне уже довелось радоваться в Миддлхэме.
  Вся компания вместе с лондонскими служащими собралась на ужин в большом зале - просторной комнате с широкими прямоугольными окнами и украшенным сложной резьбой дубовым потолком , указанным мне мастером Кендаллом, как самый яркий пример последней моды. К моему изумлению, на протяжении трапезы мы наслаждались игрой музыкантов, исполняемой ими на высоко висящей на стене галерее. Зачем Его Милость герцог Ричард принял меня, совсем новичка во взаимодействии с лютней, если у него уже имелись в столице такие хорошо обученные исполнители?
  После ужина я устроился в углу - кинуть кости с двумя из местных пажей, чье чуждое мне лондонское произношение едва мог понять. Прежде чем у меня появилось время проиграть им больше, чем пару пенни, появился слуга и объявил, что Его Милость вызывает меня к себе в личные покои. Я отряхнул камзол, захватил кожаный чехол с лютней, свистнул Мюррей следовать за мной и отправился за слугой, непрерывно сознавая степень отразившегося на лицах моих товарищей удивления.
   Когда я вошел, Его Милость был глубоко занят беседой с управляющим. Не с мастером Гилфордом, который остался в Миддлхэме, а с человеком, следившим за делами герцога в столице и приветствовавшего того при нашем прибытии. Как всегда, мастер Кендал тоже присутствовал здесь, погруженный в работу с письмами, и махнул мне, указав встать рядом с резным каменным очагом и попросив начать играть.
  Я освоил довольно мало предназначенных для лютни мелодий, к тому же, эти официальные обстоятельства заставляли меня нервничать, что выражалось в не слишком хорошем исполнении. Однако, я принялся изобретать собственные вариации, нанизывая вместе, как подсказывало воображение, ноты и отрывки из французской или испанской поэзии, которым научил меня доктор Фриз. Вот, чем я тихо занимался вечером в углу, полагая, что лондонский управляющий не сможет упрекнуть меня, провинциального мальчишку, в неверном истолковании жестов мастера Кендалла и в нарушении порядка.
   Вскоре Его Милость закончил с делами и, произнеся еще несколько слов, отпустил обоих мужчин. Когда каждый из них совершил у двери поклон и удалился, герцог опустился в уютно окаймленное подушками дубовое кресло напротив камина. В течение нескольких минут он внимательно вглядывался в потрескивающее мерцающее пламя, сохраняя на лице маску усталости и держа в ладонях серебряный кубок с еще не отпитым вином.
  Я продолжал тихо играть, не прибегая к пению, так как совершенно не желал тревожить Его Милость, но спрашивая себя, помнил ли он еще о моем тут пребывании. Пальцы начали уставать, а веки - смыкаться, отступая перед воздействием нашего долгого путешествия и волнения, испытанного от въезда в город. Мне бы страстно хотелось присоединиться к Мюррей, свернувшейся у моих ног - у очага, на подстилке из овечьей шкуры.
  После времени, показавшегося вечностью, Его Милость сделал глубокий глоток из своего кубка, а затем озадачил меня до состояния полного пробуждения вопросом:
   'Вы тоскуете по вашей семье, Мэттью?'
   'Ваша Милость?'
   'По вашей семье. Думаю, у вас же она есть. По крайней мере, отец. Вы упоминали о нем'.
   Мое лицо загорелось, и причиной тому был не огонь в камине. Я вспомнил о лепете на болоте.
   'Да, Ваша Милость. Я имею в виду, что тоскую по ним. Сейчас уже прошло больше четырех месяцев с момента, как я в последний раз виделся с домашними'.
   Герцог поднялся и, подойдя к столу, снова наполнил кубок из стоявшего там хрустального кувшина. Далее он налил вино в другой чудесно выполненный кубок и протянул тот мне.
  Чтобы принять кубок, мне пришлось отложить лютню. Вкус вина оказался крепким и богатым, похожим на то, которое, провозглашая тост за Орден, мы пили с друзьями.
  Его Милость вернулся на свое место, и в глазах герцога опять замелькало отражение пламени в камине. Прежде чем, он снова заговорил, прошло еще несколько минут.
  'Когда заседания парламента завершатся, мы возвратимся домой, по пути заехав в Йорк. Тогда вы сможете провести время с вашей семьей. Я прекрасно знаю, что такое - тосковать по любимым людям'.
  'Благодарю вас, Ваша Милость'.
  'Как бы то ни было, завтра мне нужно отправиться повидать другую часть собственной семьи, - относящуюся к моему брату - королю. Хотите к нам присоединиться?'
  'Мне бы очень этого хотелось'.
  'Вы увидите его двор в Вестминстере во всем великолепии. На таком фоне - наше маленькое хозяйство в Миддлхэме достойно предания позору'. Герцог пригубил еще один глоток вина и аккуратно покрутил кубок в ладонях. 'Брат всегда стремился иметь вокруг только самое лучшее, будь это ученые мужи, вымуштрованные и породистые лошади, вина или прекрасные ковры. Такой уж Эдвард человек, чтобы всегда получать желаемое. Никто не в силах ему ни в чем отказать. Дело постоянно обстояло именно подобным образом'.
  В конце концов, Его Милость осушил остатки вина в кубке и поставил тот на стол. Я снова сделал маленький глоток из своего кубка, но на большее не осмелился, опасаясь, что мгновенно засну.
  Словно читая мои мысли, Его Милость произнес:
  'А сейчас - пора расходиться. Мы перенесли долгую поездку и не менее долгий день, абсолютно такой же нас ожидает завтра. Пока мы в Лондоне, вам придется стать частью моей личной пажеской свиты, Мэттью. Здесь нет никого, кому бы я мог доверять так безоговорочно, как вам. Попросите слуг дать вам матрас и положите его у моей двери. Выспитесь хорошенько, молодой человек'.
  Я покинул покои Его Милости в ошеломлении, сжимая в одной руке лютню, а в другой - все еще пребывающую в сонных грезах Мюррей.
   Этого я не ожидал. В Миддлхэме лишь самые старшие пажи - Хью с друзьями, возможно, еще Роберт - добивались чести каждую ночь спать по очереди за дверью личных покоев Его Милости. В недавнем прошлом в случае нападения только они являлись последним рубежом безопасности для герцога и его семьи. В наши более мирные дни такие пажи, разумеется, просто выполняли почетную обязанность. Но при упоминании о доверии в груди у меня раскрыла крылья гордость, и я почувствовал, что сердце вот-вот выскочит.
   В течение нескольких минут на герцогском растянулся предназначенный для меня матрас, и, вместе с расположившийся у моих ног Мюррей, я устроился выполнять долг.
  
  Глава 14
  Солнце в зените
  
  Солнце в зените. Такой была эмблема нашего господина короля Эдварда. В ближайшие дни мне довелось узнать, как отражает оно славу монарха.
   Королевская лодка стала моим первым впечатлением от этой славы. Находящиеся на ней темно-красные с синим стяги бились на ветру, раздавались трубные призывы, гребцы шумно отвечали им приветствиями, а вышитые золотой нитью ковры и подушки переливались на солнце, пока лодка подплывала к Его Милости, стоящему со своей свитой. Вестминстерский дворец, куда нас затем доставили, оказался буквально следующей остановкой. Удивительно, что Мастер Кендалл не повторял мне беспрестанно в тот день закрыть открывающийся рот и подобрать челюсть, так как, уверен, я снова выглядел, словно деревенский простофиля, переполненный всеми окружающими меня впечатлениями и достопримечательностями.
   Но прежде всего я был поражен не передаваемым словами чудом, которым явилась в моих глазах река Темза. Она оказалась именно такой, какой описывал ее отец, и даже великолепнее. Странно, но я шагнул в королевскую лодку, не упав при этом в стремительные воды под ней, ибо столь был поглощен рассматриванием окружающего, что не задумывался - куда безопасно поставить ногу.
  Когда лодка выскользнула из среднего течения, позади нас обозначились смутные очертания большого Лондонского моста. Он нависал над безбрежным простором реки, поддерживаемый не менее, чем двадцатью сводами и набитый лавчонками и домами, растянувшимися от одной башни на его конце до другой, устроенной на противоположном. На втором берегу сгрудились пристани и складские помещения, перед которыми высились леса подъемных журавлей и мачт. Проплыв городскую стену, мы увидели фасады прекрасных зданий и их резко спускающиеся к кромке воды сады.
  Всюду вокруг нас по мерцающему водному зеркалу скользили несметные количества лодок, одни - щегольски диковинных размеров, другие - с обычными стягами или с крохотными флажками. Многие из них высоко поднимали грузы, остальные исключительно перевозили пассажиров. Однако, все прочие, помимо таких же блестящих, как наша, несли, вероятно, богатых торговцев, представителей церкви или перемещающихся по делам службы городских чиновников. Все они отплывали при виде величественного монаршего судна и десятка его облаченных в алое гребцов.
  В конце концов, наш первый день в Лондоне оказался чудесным. О приближении к королевскому дворцу в Вестминстере оповестил блеск зимнего солнца, отражающего течение реки в стеклах выходящих на нее окон. При прибытии к личной площадке для высадки на помощь нам заторопились дюжины выделяющихся ливреей красного и золотистого оттенка слуг. Его Милость со свитой приветствовали многочисленные дворяне, облаченные в самый роскошный бархат и отороченные мехом одежды, а также громкие трубные фанфары, раздавшиеся одновременно и с лодки, и с берега.
  Управляющий обязал всех оруженосцев и пажей сейчас, когда мы находились в Лондоне, в обязательном порядке носить нашу ливрею, и я был этому несказанно рад. Даже в своем лучшем камзоле я оказался бы поднят на смех и предан позору, если бы попался в нем кому-либо на глаза. Когда мы проходили по множеству дворцовых коридоров, у меня пропал счет прислужникам в элегантных малиновых одеждах, приветствовавших нас, да и слуги, исчезающие с нашего пути, тоже были облачены в безупречные белые рубашки и фартуки.
  Вскоре мы уже шли за Его Милостью, широким шагом движущимся сквозь ряд комнат, одна великолепнее другой. Затем последняя пара массивных двойных дверей распахнулась, и стоящие по обе их стороны стражники в тяжелых доспехах чеканно отступили.
  Никаких сомнений - открывшееся перед нами помещение было тронным залом - сосредоточением всей власти в Англии.
   В дальнем его конце на высоком помосте находились два грандиозных искусно вырезанных позолоченных кресла. Над ними висел балдахин из вышитой золотой нитью ткани, чье сияние венчало такое же золотое солнце. Из просторных окон в стене лился яркий свет зимнего дня, озаряющий расположенные напротив роскошные гобелены. От собрания тщательно наряженных придворных к потолку - по направлению к насыщенно окрашенным балкам далеко наверху - взмывали болтовня и смех.
   На одном из тронов восседала облаченная в голубое дама. Зал был настолько длинный, что у меня не получалось ясно увидеть ее лицо. С другого, стоило трубным звукам оповестить присутствующих о нашем появлении, вскочила фигура заметно шире.
  Пока я вместе со спутниками кланялся, этот человек, будто одним-двумя прыжками, пересек протяженность зала. Многочисленные собравшиеся умолкли и освободили ему дорогу, опустившись на колени. Не прошло и секунды, как он схватил Его Милость за руку, а потом и вовсе сжал того в словно медвежьих объятиях.
   Братья снова разошлись, и король обернулся.
  'Леди и джентльмены', - прогремел монарх, и его голос с легкостью наполнил огромное помещение. 'Мы приветствуем нашего горячо возлюбленного брата, Ричарда Глостера - покорителя шотландцев!'
   Когда оглушительные приветствия и аплодисменты затихли, Его Величество взял герцога под руку и потянул за собой через толпу придворных к помосту, где сейчас было поставлено еще одно большое кресло.
   В течение оставшихся часов этого дня мне мало удалось, кроме наблюдения и прислушивания к разворачивающимся вокруг великолепным картинам. И из всех чудес Его Величество казался самым непревзойденным. Всю мою жизнь я с удовольствием слушал рассказы о совершенных им подвигах - в битвах при Таутоне, Барнете и Тьюксбери, - теперь же, в конце концов, передо мной предстал и сам герой в его человеческом обличье.
  На первый взгляд Его Величество при всем желании не мог больше отличаться от герцога Ричарда, как я с болью для себя уяснил на встрече с моим лордом прошедшим летом. Король являлся золотоволосым гигантом, внушительным как в обхвате, так и в росте, обладающим неимоверной страстью к жизни и смеху, пылким и горячим, как солнце на его монаршем штандарте. Но, чем больше я видел их вместе, тем больше отмечал в глазах и манере жестикулировать нечто неуловимое, без сомнения доказывающее, что это братья.
   Дабы отпраздновать прибытие герцога и одержанные им у Эдинбурга и Бервика победы, был устроен пир. Приглашенный в качестве исполняющего обязанности пажа к столикам пониже, я наслаждался лучшим из предлагаемого королевской кухней.
  На обед нам подали лебедя, цаплю и аиста, редко встречавшихся в Миддлхэме и совсем никогда - на затратных праздниках для состоятельных купцов и старшин Йорка, которые посещал мой отец. Шел пар от принесенных на столы и начиненных изнутри молочных поросят и осетра. В закатных сполохах поблескивали золотистые корочки пирогов с олениной, в то время, как сладкая выпечка, марципаны и засахаренные плоды серебрились под отсветами появившихся позже факелов. Множество продуктов должны были доставляться иностранными судами, подобными тем, что стояли на якоре у лондонских причалов. Первый глоток насыщенного красноватого гранатового сока запомнился мне с тех пор навсегда.
   На празднике по одну сторону от Его Величества сидел герцог Ричард, тогда как по другую - белокурая дама в голубом платье, которую я мельком видел в тронном зале. Королева славилась не только своей дивной красотой, но и холодным спокойствием, выделявшим ее среди царившего здесь шумного веселья. На противоположном конце расположились несколько мальчишек и девчонок - ее сыновья и дочери. Находившийся со мной рядом паж указал мне на некоторых из них.
   'Следующий от Ее Величества - это Эдвард, принц Уэльский. Я слышал, он пробудет в Вестминстере на протяжение всех рождественских гуляний. Далее от него - сестра принца, Сесилия. Мальчик помладше с другой стороны - принц Ричард, а вон там - принцесса Елизавета предлагает вашему герцогу засахаренные плоды. Говорят, что она обручена с французским принцем'.
   Принцесса Елизавета оказалась тремя или четырьмя годами старше меня, благодаря белокурым волосам и светящимся глазам, она очень походила на свою мать. Но даже на таком расстоянии я заметил, как девушка перехватила взгляд отца, откинула голову и рассмеялась со свойственной его манере свободой. При первом рассмотрении ее брат Эдвард, кузен нашего Эда, создавал впечатление более сдержанного подростка, который кротко помогал матери. Как бы то ни было, я находился слишком далеко от королевской семьи, чтобы иметь возможность подробно описать каждого ее представителя.
  Вечером на обратном пути я предполагал сочинить в голове письмо моим друзьям в Миддлхэм, живописав все увиденное и приготовившись по прибытии воспользоваться пером и бумагой. Однако мерцание на лодке факелов, как и тление ламп на других скользящих по полночной реке судах оказались настолько завораживающими, а я - настолько объевшимся мяса и напившимся, что, когда мы добрались до нашей пристани в городе, мастеру Кендаллу пришлось меня встряхнуть, дабы окончательно разбудить.
  Я оставался бодрствующим все время пути по темным улицам, тогда как наши стражники находились в боевой готовности в отношении скрывающихся в тени разбойничающих бродяг. Тем не менее, стоило нам вернуться в Кросби плейс, как я ощутил слишком сильную сонливость, чтобы приниматься за письма. Благодарный Его Милости, сразу отправившемуся в свою комнату, я с удовольствием положил голову на матрас за порогом герцогских дверей и снова погрузился в сон.
   *
   По мере продолжения пребывания в Лондоне я имел возможность лучше рассмотреть двор и его жителей. Параллельно я прислуживал герцогу и каждое утро пел на службе, после чего мне разрешалось делать все, что душе угодно, пока Его Милость не призовет меня вечером к себе. Не зная столицы, или же не полагая вероятным безопасность хаотических по ней брожений, я оказался в затруднении,- чем заняться. Повседневности Миддлхэмского двора мне не хватало почти также, как моих друзей.
   Спустя день или два мастер Кендалл сжалился и взял меня под свое крыло. Закрепленный соборной школой почерк опять доказал полезность, - ибо он поручил мне переписывать для хозяйственных нужд простые письма и документы. А еще мастер Кендалл снабдил меня писчими принадлежностями для корреспонденции друзьям. Закрепленный под его ответственностью я стал, таким образом, частью герцогской свиты, когда тот совершал в столице деловые визиты или же посещал официальные приемы, ни один из которых сравниться не мог с первой встречей нас при дворе. Поэтому само собой подразумевалось, что я непременно буду сопровождать Его Милость с окружением во время их поездок в качестве почетных гостей в Вестминстерский дворец на празднование Рождества.
   Во дворце я блуждал по запутанным коридорам везде, куда только дозволяла проникнуть моя ливрея.
  Я превратился в постоянного гостя устроенных под сводами кухонь с их тяжелыми ароматами свежевыпеченного хлеба и сладких мучных десертов, свиных или оленьих туш, медленно обжаривающихся на вертеле. Кухонные мальчишки всегда с пылкой радостью приманивали Мюррей кусочками чего бы то ни было вкусного, оказавшегося у них в руках. Также я обнаружил комнату для занятий музыкой. Наставник, оставленный на время каникул учениками из королевской семьи, с удовольствием учил меня новым песням и подходящим для моей лютни мелодиям.
  Я часами задерживался на конюшнях, вдыхая запахи свежего и сладкого сена и конского пота. Тем не менее, мне так никогда и не хватило смелости просить для себя подходящего спокойного пони, ведь вместе с герцогскими конями нам не доставили из Лондона Бесс.
  Тогда, как я там таился, герцог Ричард иногда предавался удовольствию скачки в раскинувшейся вокруг Вестминстера сельской местности. Он часто выезжал с сэром Френсисом, теперь, после награды от Его Величества, ставшим лордом, или в обществе придворных, но лишь раз или два вместе с королем. Я наблюдал за ними до тех пор, пока последний всадник не скрылся из поля зрения, а несколько часов спустя уже видел, как они скачут обратно, хохоча и перекликаясь. Спустившись со спин коней, братья бросили узду конюшенным мальчишкам, - ничем от меня не отличающимся.
   Я продолжал быть чужаком - не совсем слугой, но и не одним из дворцовой свиты. Тем не менее, меня постоянно включали в список гостей, не важно, насколько скромных, пышных рождественских праздников. В круговороте того времени - дней и ночей
  тщательно продуманных веселий, изысканных танцев, песней менестрелей, расшитых драгоценными камнями платьев дам, сияющих украшениями бархатных камзолов джентльменов, роскошно обставленных покоев, увешанных недавно собранными дарами зеленых насаждений и ягод, смеха, шуток и масок - мне довелось повидать множество королевских родственников и придворных. Постепенно я заметил также и изменения в герцоге Ричарде.
  Во время Святок утренняя повседневность Его Милости едва ли претерпела кардинальный поворот. Я слышал, как он рано начинал двигаться в своей комнате, вставал и торопился в дворцовую часовню для встречи с другими хористами, каждый из который являлся уже взрослым мужчиной. Герцог же собирался с другими благочестивыми представителями свиты посетить службу, чье традиционное многообразие в нынешнем сезоне разбавлялось исполняемой соло похвалой, дискант коей принадлежал мне.
  Король редко приходил в церковь, также, как и кто-либо из его близких родственников. Множество из них еще долго нежились в кровати после окончания службы и даже после завершения завтрака. Виной тому были ночные развлечения. В подобные периоды Его Милость усаживался заниматься делами с мастером Кендаллом или просто направлялся в великолепную дворцовую библиотеку - читать сотни таящихся там томов. Я, словно тень, следовал за ним, имея в виду обстоятельства, в которых мог бы оказаться герцогу полезен. День за днем морщины на лбу Его Милости становились все глубже.
   Когда он замечал мое внимание, то лицо герцога прояснялось, и Его Милость манил меня к себе, демонстрируя какой-нибудь отрывок или иллюстрацию из взятой им книги. Иногда герцог просил почитать ему, как часто поступал и Эд. В данном случае, однако, Его Милость поправлял мое французское произношение, будто на месте герцога находился доктор Фриз. Я не имел ничего против этого, - язык часто использовался при дворе, к тому же Его Милость рассказал, как много путешествовал за границу в юности. Лишь позже я узнал, что герцог оказался на континенте из-за случившегося лет двенадцать назад изгнания, когда его брат на краткий период потерял трон во время мятеже Создателя королей.
  По вечерам меня захватывали развлечения, среди которых были и танцы. Я, молча, благодарил мастера Петита за довольно сносное обучение, так что замешательства испытывать ни разу не пришлось. Мы даже хлопали в ладоши с юными принцессами и их дамами, создавая под музыку изощренные и тщательно разработанные фигуры.
  Его Милость с братом часто наблюдали за танцующими со стороны, но лишь изредка к ним присоединялись. Как-то, глядя на меня, герцог близко наклонился к королевскому уху и что-то ему сказал. Тот разразился смехом, затмившим музыку и достигшим моего слуха, а затем, когда я в следующий раз прошел перед монархом и герцогом в круге танца, кивнул мне. В его хохоте не было ничего недоброго, наоборот, в голубых глазах короля сквозила та же теплота, что и у его брата. Тем не менее, я задавался вопросом, чему посвящалась их беседа.
  После позднего ужина и зачехления музыкантами инструментов первой всегда поднималась и уходила к себе королева. Случилось так, что когда Ее Величество прошествовала вдоль зала, милостиво принимая поклоны и благие пожелания присутствующих, а следом направлялись старшие дочери и сын, я оказался к ней ближе.
  Вместе с остальными я опустился на колено. Свет факелов выхватил в золотых волосах серебряные нити и отбросил тени на вытравленные вокруг глаз и губ морщинки, подчеркнул возникшую в районе челюсти одутловатость и расширение в области талии. Как бы то ни было, королева до сих пор оставалась красавицей.
  Принц Эдвард, чуть моложе меня, но, разумеется, выше, твердым шагом двигался за матерью, усталый, но явно не желающий уходить. Его старшие сестры, как и матушка, золотоволосые, послушные, тем не менее, внутренне бунтующие, выглядели так, словно готовы были танцевать всю ночь. Младших детей так поздно обычно не видели.
   По мере продолжения нашего визита герцог Ричард редко оставался в зале дольше Ее Величества. Он мог разделить с королем последний тост или же недолго поговорить с большим другом брата, лордом Гастингсом. Но, как только выпивка становилась интенсивнее, а смех приобретал подхриповатые нотки, Его Милость сразу прощался. На этот период задерживалось мало дам. Одной из тех, кто постоянно там был, являлась госпожа Шор, присутствие чьего мужа на приемах, кажется, ни разу не зафиксировали. Часто последним, что я видел, следуя за Его Милостью к выходу, оказывалось очередное заполнение этой леди бокала короля или лорда Гастингса.
  В подобные вечера герцог просил меня, пока слуги готовили его ко сну, что-нибудь спеть. Традиционно он отдавал предпочтение французским придворным балладам о любви, но изредка интересовался, какой мелодии сегодня обучал преподаватель музыки. Совершаемые мной огрехи вызывали улыбку, но никак не замечание. Затем Его Милость отпускал меня разложить себе матрас. В некоторые ночи, после ухода слуг, пока не забывался сном, я слышал, как он измеряет комнату шагами.
  К моменту наступления двенадцатой ночи - Кануна Крещения - я почувствовал, что Его Милость уже тошнит от жизни при дворе. Каждый вечер он все раньше уходил с пирушек, взгляд темнел даже в отблесках факелов, и со слугами герцог начал разговаривать намного резче.
   Честно говоря, мне тоже крайне не терпелось оставить дворцовые стены. Мало чем получалось занять себя, помимо того, как быть полезным Его Милости или мастеру Кендаллу. Я даже тосковал по широким болотам вокруг Миддлхэма и трапезам с Элис и Роджером на фоне низкорастущих вересковых кустарников, тогда как Мюррей с Тенью носились бы друг за другом у наших ног.
  В тот последний день рождественских празднеств я прислонился в конюшне к двери загона Шторма, тоскуя по друзьям и прогулкам верхом на Бесс. Вдруг из-за спины раздалось довольное тявканье Мюррей, характерное для случаев, когда ей подбрасывали кусочки вкусной еды. Я обернулся, - собака каталась на спине, подставляя живот щекотанью присевшего рядом с ней мальчика.
  Хотя лицо было скрыто, я узнал его, этого мальчика в богато вышитом плаще для верховой езды и копной белокурых волос. Он был мне знаком, пусть мы никогда и не беседовали. Мальчик являлся кузеном Эда, также Эдвардом, но тем, кому однажды суждено взойти после своего отца на трон и стать королем.
   Ничего не говоря, я наблюдал, тогда как Мюррей в восторге извивалась на спине. Мальчик радостно рассмеялся и полез в карман, чтобы достать оттуда еще одно вкусное лакомство.
   Мюррей мгновенно резко вскочила на ноги и, в тревоге, села прямо. Когда он предложил ей угощение, собака оттянула губы от своих острых маленьких зубов и осторожно приняла с его пальцев подношение. Мальчик погладил Мюррей по ушам и поднял голову. Несмотря на тусклый свет, его глаза сияли.
   'Она твоя?'
   'Да, Ваша Милость'.
   'Красивая гончая. Ты сам ее дрессировал?'
   'Да, Ваша Милость'.
  Мальчик выпрямился. Увидев, что еды больше не ожидается, Мюррей начала боком придвигаться, дабы, в конце концов, улечься у моих ног.
   'С такой гончей ты точно не относишься к числу служащих на конюшне мальчишек. Кто ты?'
   'Вы правы, Ваша Милость, не отношусь, я здесь в качестве одного из представителей свиты герцога'.
   'Герцога? А, моего дяди Ричарда'. Он посмотрел на суету конюхов вокруг нас. 'Батюшка велел встретить их обоих здесь, чтобы выехать утром верхом. Это последний день, прежде чем дядя покинет нас'.
   Дабы улыбнуться не слишком широко, я приложил усилия.
   'В самом деле, Ваша Милость? Уверен, уехав, герцог будет скучать по дворцовым удовольствиям'.
   Принц ответил мне быстрым взглядом.
   'Ты так думаешь? Мне кажется, дядя находит здесь меньше предметов для развлечений и удовольствий, чем это сделали бы на его месте многие другие люди. Отец говорит, он не любит жизни в городе. А матушка считает -'
  Но что еще семья герцога думала о нем, потерялось в переполохе, возникшем от появления на конюшне короля с братом и еще несколькими джентльменами. Конюхи прекратили работу и низко кланялись. Я же, таща с собой Мюррей, ринулся назад в тень.
   Вновь прибывшие затопали сапогами по усыпанному соломой полу. Каштановые волосы Его Милости были покрыты еще не растаявшими снежинками.
   Я услышал, как он произнес: 'Давай, Нед. Ты обещал сегодня со мной покататься'.
   'В такую погоду?'
   Королевский голос звучал изумленно, но ничего больше я в нем не почувствовал. Хотя, когда я чуть раньше пересекал внутренний двор, тучи и пророчили снегопад, сквозь дверной проем, тем не менее, мне было видно, что снега выпало очень мало. Он едва покрывал булыжники. Слишком слабое оправдание снегом хорошо высвечивалось на фоне практики, обычной у нас дома.
   'Прежде ты бы не позволил помешать твоему выезду ни одному погодному явлению'.
   Король расхохотался и широко раскинул руки, поднимая с широких плеч плащ.
   'Прежде я не был так измучен воздействием довольства жизнью'.
   Его Милость отвернулся от брата. Из моего темного угла ясно замечался отразившийся на лице герцога вихрь чувств, но голос их не выдал.
   'Возможно, нет. Но, кто знает, вдруг это и есть причина поехать'.
   'Потому что я прибавил фунт-другой с момента нашей последней встречи?' Король обратился к сыну. 'Эдвард, ты считаешь меня тучным? Словно старого боевого коня, которого следует выпустить пощипать траву?'
   'Конечно нет, батюшка'.
  Мальчик рассмеялся вместе с отцом, и я впервые был поражен сходством между ними. Но, взглянув снова на короля, в резком мерцании прокравшегося внутрь из открытой двери зимнего дневного света, а не в мягком льстивом отблеске зажженных свечей, я увидел его таким, каким, наверное, видел монарха брат. И самые фантастические в мире наряды, дорогая парча и рукава с прорезями, сверкающие драгоценные камни, громоподобные голос и смех совершенно не в состоянии были скрыть вал жира, возвышающийся над королевским воротником, широкое мясистое лицо, покраснение вокруг глаз, пухлые пальцы руки, которую венценосец сейчас возложил на голову сына.
   'Однако, раз и сын, и брат вынуждены нас вскоре оставить, будет стыдно пропустить такую возможность проехаться вместе. Седлайте наших коней!'
   В то время как конюхи устремились выполнять поручение, юный Эдвард отступил.
   'Но, батюшка...'
   'В чем дело?'
   'Я - Я бы не стал'.
   'Не стал бы выезжать? С нами? Почему?'
  Принц не отрывал взгляд от собравшегося общества. Здесь находился лорд Гастингс, чьи объемы и великолепие почти соперничали с королевскими, а еще несколько других джентльменов, имена которых я не знал. Ни одна из придворных дам не пожелала этим утром отдать должное верховой езде. В каком-то смысле с учетом всего нескольких лет самым младшим тут являлся Его Милость.
   'Я не вижу никого... никого, с кем бы я мог поговорить'.
   Снова разразившись хохотом, король хлопнул сына по плечу.
   'Вы слышали это, джентльмены? Мой сын считает старших и лучших, чем он плохой компанией. Или, может статься, ему не хватает прелестных дам из свиты его дяди Риверса'.
   Лицо Эдварда запылало.
   'Это не так, батюшка. Просто-'
   'Что скажешь о том мальчике? Прячущимся там в тени? Кто он?'
   К моему ужасу король шагнул и вытащил меня из укромного угла. Дрожа, я оказался на всеобщем обозрении. Мюррей тесно прильнула к моим щиколоткам, глубоко в горле издавая еле слышное рычание.
   'Он подойдет?'
   Эдвард ничего не ответил, лишь взглянул на меня.
  Герцог Ричард приблизился к монаршему плечу.
   'Это мальчик из моей свиты. Его зовут Мэттью'.
   'Паренек, так здорово танцевавший прошлым вечером с Сесилией?' Король внимательно посмотрел на меня, и намек на улыбку, проскользнувший по его лицу, напомнил мне герцога. 'Если он держится на коне и беседует также умело, как танцует, у юного Неда не должно быть возражений. Эдвард?'
   Монарх скользнул взглядом по сыну. А я преисполнился благодарности за то, что он не увидел залившей мои щеки краски.
   Принц Эдвард кивнул. Он наклонился, чтобы погладить Мюррей и исподволь сунуть ей еще один аппетитный кусочек, после чего удалился вслед за конюхами.
   Я проследовал за ведущим из конюшни уже оседланного Шторма герцогом.
   'Ваша Милость?'
   Мой голос едва превышал шепот, но этого оказалось довольно, чтобы достигнуть ушей Его Милости. Раздался звук конских копыт, когда герцог приостановил Шторма на промерзших булыжниках.
   'Да, Мэттью?'
   'Ваша Милость, у меня нет коня'.
   Он махнул ладонью в направлении зданий конюшни, наполненной конюхами и находящимися под их ответственностью скакунами.
   'Коней здесь великое множество'.
   'Но- но, Ваша Милость, Бесс вернулась в Кросби плейс. А эти кони-'
   'Эти кони все королевские и могут очень хорошо затанцевать?'
   Я кивнул, мои щеки опять заполыхали. Однако, слова Его Милости звучали равно тихо, как и у меня.
   'В этом нет ничего постыдного, молодой человек. Вы просто не рождены для такого'.
   Его взгляд на секунду удержал мой, затем Его Милость снял с запястья узду своего скакуна.
   'Вам следует поехать на Шторме'.
   'Но, Ваша Милость-'
   'Поднимайтесь'.
  Его Милость наклонился передо мной и сложил ладони. Прежде чем я смог снова возразить, он подсадил меня в седло. Подняв голову и взглянув мне в глаза, герцог прошептал:
  'Он не Любитель ветра, Мэтт. Будет носить тебя в целости и невредимости, - пока под ноги ему не залетит какой-нибудь случайный сокол'.
  По лицу Его Милости промелькнула улыбка, когда он заговорил громче.
  'Нед, помнишь, ты говорил мне про жеребенка? Если получится его подготовить, я бы поехал на нем'.
  Король, уже верхом на огромном гнедом боевом коне, натянул поводья, повернул скакуна и посмотрел на брата. При взгляде на меня одна из его бровей приподнялась.
  'Отдаешь своего коня пажу, Дикон?'
  Он не просто паж, Нед. Он - друг моего сына и прекрасный певец. Тебе следует как-нибудь утром зайти и послушать. А еще он спас Эду жизнь. Я с удовольствием одалживаю Мэтту своего скакуна'.
  Загородная местность, по которой мы в тот день поехали, едва ли могла больше отличаться от окрестностей Миддлхэма. Мягкие заросшие вереском холмы, усеянные маленькими селеньями, фермами, лесами. Но я их еле замечал. Я ехал не только с Его Милостью, да еще на прекрасно воспитанном боевом скакуне, но также с королем Эдвардом и с сыном монарха, принцем Уэльским. Что бы подумал об этом мой батюшка?
  Если бы я обладал мастерством набрасывания для него такой сцены, что чудесно выходило у Эда. В письмах он присылал мне небольшие зарисовки всего того, по чему я тосковал в Миддлхэме, - дрессирующая Тень Элис, Леди на запястье у Роджера, Элен, сидящая и читающая одно из моих посланий. Как бы то ни было, разве мог кто ухватить обычными чернилами восторг езды на таком коне, как Шторм, вслед за этими великими людьми королевства и небрежность болтовни с наследником престола - о гончих, о соколиной охоте или о загонной охоте с собаками, о моих впечатлениях от двора?
  Солнце поднялось уже высоко, когда король, ехавший между лордом Гастингсом и герцогом Ричардом на одолженном том скакуне, придержал поводья, дожидаясь, пока мы с Эдвардом его нагоним.
  'Мастер Уэнсфорд', - произнес Его Величество, тогда как я пытался со спины Шторма совершить далекий от изящества в выполнении поклон. 'Брат сказал мне, что вы спасли моего маленького племянника во время охоты на кабана. Я благодарю вас, и, можете быть уверены, моя семья навсегда перед вами в долгу'.
  Я, заикаясь, рассыпался в благодарностях и снова поклонился в пояс, слыша еле уловимое жалобное поскуливание помещенной внутрь моего камзола Мюррей. Король улыбнулся и коснулся кончиком кнута для езды головного убора, после чего опять отправился легким галопом в начало кавалькады.
  Как мог я найти средства описать обуревавшие меня чувства в тот миг, используя лишь сухие слова, начертанные на бумаге? Кто знает, вдруг подобную историю лучше всего лично рассказать при нашем посещении Йорка после завершения работы Парламента? Батюшка обязательно поменяет тогда сложившееся у него обо мне суждение.
  При нашем возвращении во дворец на конюшенном дворе находилась группа только что прибывших всадников, счищающих с себя и топчащих снег до состояния талой серой слякоти. Не успел я спрыгнуть со Шторма, как один из них обернулся и заметил меня. Привлекательный белокурый джентльмен в возрасте почти равном годам герцога Ричарда, он бросил мне узду своего скакуна.
  'Возьми моего коня, мальчик, и проследи, чтобы с ним хорошо обошлись'.
  'Но, мой господин', - начал я, оглядывая двор в поисках конюха или мальчишки с конюшни.
  'Давай, не стой тут бездельничая. Возьми коня, говорю. И будешь обращаться ко мне как к Вашей Милости, если у тебя вообще возникнет возможность ко мне обращаться'.
  'Да, Ваша Милость, конечно'.
  Я низко поклонился, поспешно извлекая вновь протестующую Мюррей. Незнакомец широкими шагами направился к королю Эдварду и, в свою очередь, поклонился ему.
  'Гарри', - пророкотал Его Величество. 'Как ты, мой мальчик? Слишком редко показываешься при дворе. Как поживает твоя очаровательная супруга, наша сестра Екатерина? Надеюсь, хорошо?'
  Даже на таком расстоянии, когда вновь прибывший выпрямился, я сумел поймать на его лице тут же сокрытую от короля гримасу.
   'С ней все хорошо, благодарю вас, Ваша Милость. Екатерина присоединилась бы ко мне, но я буду очень занят на заседаниях парламента и, поэтому, не смогу составить ей компанию'.
   Прежде чем король хлопнул незнакомца по плечу, тот также поклонился Эдварду и герцогу Ричарду, ответившим на его поклон.
   'Иди, Гарри', - сказал Его Величество. 'Мы придем к тебе и к королеве, когда закончим тут с делами'.
   Пока незнакомец со спутниками шагал прочь по направлению к дворцу, Эдвард подошел ко мне. Всегда надеющаяся на еще большее количество угощений, вся во внимании, Мюррей села перед ним, сметая своим виляющим хвостиком с булыжников тонкий слой снега.
   Эдвард полез в карман за лакомством. Когда он обвел им вокруг головы Мюррей, она встала на задние лапки и представила совершеннейший пируэт, лишь на дюйм не дотянувшись носом до заветного кусочка. Принц бросил ей вкусный кусочек, и, пока Мюррей ловила его в воздухе, я спросил:
   'Кто это был?'
   Эдвард покосился на меня.
  'О, это дядя Гарри. Герцог Бэкингем, женатый на сестре моей матушки. Мы не часто его видим, - большую часть времени дядя проводит в своих владениях'.
   Эдвард достал для Мюррей еще один кусочек, стараясь убедить ее снова покрутиться.
   Меня озарило, что при разговоре с ним я забыл использовать титул, но, видимо, принц не так тревожился об этом, как его дядюшка. Его новый дядюшка.
   'Не уверен, что матушка очень любит Бэкингема', - продолжил Эдвард. 'Прошлым вечером я слышал, как она сказала...'
   Но он замолчал, ибо в тот самый момент к нам подошли его отец и другой дядюшка, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мюррей совершает для нового друга очередное представление.
  'Она станет очень хорошей танцовщицей', - заметил принц. В его голосе забурлил задорный пыл, когда Мюррей потребовала уже вторую награду.
   'Как и ее владелец', - ответил король. 'Пусть оттенок у нее необычный, но гончая она замечательная'.
   'Разумеется', - присоединился герцог Ричард. 'Мюррей происходит из последнего помета Флоретты, наверное, больше у той не будет. Если помнишь, твой Завоеватель приходится ей отцом'.
   'О, королевская гончая. Тогда и ошейник ей нужен королевский'.
  Его Величество бросил приказ слуге, и тот поторопился в близлежащее здание, через минуту появившись снова, но уже с подносом в руках. Король провел пальцем по множеству лежащих там вариантов, но потом выбрал один - широкий кожаный ремень, украшенный латунными гвоздиками.
   Он опустился на колено рядом с Мюррей и застегнул его вокруг ее тонкой шеи. Я почувствовал благодарность к гончей, которая, хотя и надеялась на очередное вкусное угощение, тем не менее, требовательно урчать перестала.
   Уперевшись ладонью в булыжники, Его Величество опять поднялся на ноги. Тонкий луч солнца на мгновение высветил вышитый на новом ошейнике Мюррей позолоченный цветок лилии.
   'Хорошая собака, вероятно, только слишком маленькая'.
   'Мой егерь назвал ее коротышкой', - мягко заметил герцог Ричард. 'Хотя потом и оправдывался - за предположение, что королевские гончие способны принести коротышку'.
   Его Величество разразился оглушительным смехом и хлопнул брата по спине.
  К моему изумлению, Его Милость покачнулся вперед намного сильнее, чем я того ожидал, даже учитывая вес огромной ладони на герцогской спине. Его Милость передернулся от судороги.
   Не позволив ему упасть, король перехватил герцога другой рукой.
   'Прости меня, брат. Я забылся', - произнес Его Величество с непроницаемым выражением лица.
  Его Милость сделал короткий вдох, выпрямился, затем улыбнулся, и пригладил ладонями камзол.
   'Не имеет значения'.
   'Но это до сих пор причиняет тебе боль'.
   'Только после долгого дня в доспехах, или после езды на незнакомом и не до конца выдрессированном коне'.
   'Значит, ты не возьмешь жеребенка?'
   'Думаю, нет'.
   Не успел я уловить смысл обмена репликами - и не было ли происходящее частной семейной шуткой? - король обернулся ко мне.
   'А ты, мастер Уэнсфорд? Как тебе нравится твой новый скакун?'
   'Очень хорошо, Ваша Милость', - постарался я ответить, пораженный, что ко мне снова обращаются. 'Хотя мне бы больше пришлось по душе опять ездить на моей собственной Бесс'.
   'На твоей собственной лошади? Это случится довольно скоро, если завтра вы с моим братом уедете. Но, возможно, перед тем, ты вместо занятий верховой ездой, пройдешь в танце с моей Бесс'. Вероятно, король увидел возникшую у меня на лице озадаченность, так как продолжил мысль: 'С моей старшей дочерью, Елизаветой. Наверное, нынешним вечером наступит ее очередь танцевать с тобой. К тому же, мы сейчас знаем об оказанной тобой ее кузену услуге'.
   Я поклонился так низко, как только был способен.
   'Благодарю вас, Ваша Милость. Примите также мою признательность за подаренный ошейник'.
   Король похлопал меня по плечу и сопровождаемый сыном и братом направился обратно во дворец. Мне же пришлось зацепиться пальцем за новое украшение Мюррей, чтобы остановить ее следование рысью за источником всех недавно полученных лакомств.
  
  Глава 15
   Двенадцатая ночь (Канун Крещения)
  
   Вечером я действительно танцевал с принцессой Елизаветой, если это можно так назвать.
   Едва ли хоть секунду ее ладонь оставалась в моей каждый раз, во время прохождения круга, после чего Елизавета направилась к следующему танцевальному партнеру - своему брату Эдварду, стоявшему со мной рядом. Однако, я был удивлен улыбкой принцессы и теми немногими словами, которых она меня удостоила.
   'Мастер Мэттью, батюшка сказал, что вы спасли во время метели моего кузена Эдварда. Примите в придачу к его благодарности также и мою'.
   Чтобы король подумал упомянуть меня! Таким было одно из множества воспоминаний того переполненного ими вечера.
  Последний день Святок оказался отмечен самыми изощренными гуляниями. Невероятным пиршеством с большим числом перемен блюд, нежели я был способен посчитать. Не одним и не двумя, а целыми тремя танцующими медведями. Сменившими их и выступившими для собравшихся гостей труппами актеров.
   Все это сильно отличалось от библейских историй, разыгрываемых нами в Йорке на праздник Тела Христова, но, пусть простит меня Господь, я от души наслаждался увиденным. Вышитыми драгоценными камнями костюмами, яркими речами, скабрезными песнями, сказочными чудовищами, созданными из дорогостоящих материалов и натянутыми на деревянные каркасы, быстрыми, словно танец представлениями с мечами, танцами при свете огня, изрыгаемого его пожирателями, фокусами шпагоглотателей и мастерством жонглеров ножами. Кроме того, после бала, устроенного при все еще мерцающих факелах, меня целиком затопили чувства, которые не отпустили душу даже при подъеме на ноги королевы.
  Ее Величество собрала вокруг себя детей, создав из них еще один круг широких атласных юбок, и приготовилась отбыть. Огонь пылающих головней отразил на шее королевы переливающиеся глубины кроваво-красного рубина, подаренного ей в нынешний канун Крещения супругом. Такое же украшение, но поменьше - голубого, зеленого или багрового оттенка было и у каждой из дочерей, на плечах сыновей возлежали толстые золотые цепи.
   В то время как они опускались в реверансе или кланялись отцу, я нащупал мягкую изумрудно-зеленую ткань своего нового камзола. Подарок мне лично, как прибывшему к королевскому двору гостю. Я обнаружил его лежащим в помещении для пажей, когда вернулся с прогулки верхом.
   Последний глубокий реверанс по отношению к мужу совершила королева, и затем, стоило ей переместиться с семейством в коридор, высокий стол почти опустел. Остались лишь стоящие рядом Его Величество и герцог Ричард, позади которых, обняв их сзади за плечи, находился лорд Гастингс.
   Герцог Бэкингем пересел в конец стола, где оставался всю оставшуюся часть вечера, так ни разу и не поднявшись, чтобы присоединиться к танцующим. Когда я выпрямился после поклона удаляющейся королеве, он пил из кубка и из-под полуприкрытых век наблюдал за Его Величеством с соратниками.
  Вскоре, как обычно, Его Милость откланялся. Медвежьи объятия брата, удары по рукам с лордом Гастингсом и милордом Бэкингемом, одинаково щеголяющими в тяжелых золотых цепях, и герцог широкой поступью направился к дверям.
   Я устремился за ним вслед, но, сделав шаг или два в коридоре, Его Милость обернулся.
  Тут размещалось несколько подсвечников. После яркого света факелов большого зала в тени лицо Его Милости едва различалось.
  'Мэттью. Если желаете, можете остаться подольше. Это ваша последняя ночь во дворце. Нынешним вечером мне не потребуются ваши услуги'.
  'Ваша Милость, я бы не желал'.
  Не произнося больше ни слова, герцог развернулся на каблуках, а за ним сквозь извилистые коридорные переходы и повороты в направлении его комнаты отправился и я.
  Я открыл перед Его Милостью дверь. Внутри обнаружились заснувшие в креслах герцогские слуги, один из них даже растянулся напротив дрожащего в камине пламени.
  Бросив взгляд, я проверил, - не гневается ли Его Милость, но он лишь усмехнулся.
  'У них была долгая и полная ожидания ночь. Помогите мне разбудить их, Мэттью. Если вы меня поддержите, мы сумеем отправить этих молодцов в собственные кровати'.
  Вместе мы их растолкали.
  В дыхании одного из мужчин я ощутил запах вина, а белоснежную скатерть под поставленным на стол полным кувшином окропляли капли темно-красного цвета. Ни я, ни Его Милость ничего не сказали.
   Через несколько мгновений, зевая, прося прощения и оправдываясь, слуги оказались выдворены. Осталась только Мюррей, свернувшаяся и до сих пор крепко спящая на прикаминном ковре, куда я положил ее в начале вечера.
  Я налил герцогу полный кубок вина и поставил его рядом с креслом у камина, предварительно позаботившись передвинуть кувшин на портящие кипельно белую ткань пятна. Затем, взяв из угла лютню, я примостился на скамеечку в ореоле отсветов от очага и заиграл на струнах.
  Несмотря на поздний час, Его Милость не был расположен ложиться спать. Прежде чем остановиться у окна, он измерил шагами озаренную светом свечей комнату. Отодвинув тяжелый вышитый занавес, герцог положил руки на каменный подоконник и стал смотреть на мерцающие вдоль реки огоньки.
   В течение нескольких минут тишину нарушали только нежные звуки лютни и еле слышные храпы Мюррей.
   'Через месяц, может быть, недель через шесть, мы опять вернемся домой'.
   При звуке голоса Его Милости я вздрогнул. Неужели я постепенно засыпал?
   'Ваша Милость?'
   'Дома, Мэттью, - через месяц или около того. Добрые жители Йорка просили, дабы я донес до них обсуждаемое на заседаниях парламента. Мы задержимся там на несколько дней'.
   'Да, Ваша Милость. А потом - в Миддлхэм?'
   Герцог оглянулся на меня.
   Я пробежал пальцами по струнам, опасаясь, как бы Его Милость не заметил, что я прекратил играть. Даже ради спасения собственной жизни вспомнить мелодию у меня бы не получилось.
   'Да, потом - в Миддлхэм. Если ваш отец разрешит вам вернуться'.
   'Конечно, он разрешит, Ваша Милость'.
   Мне бы в голову никогда не пришло, что может случиться иначе.
   Если раньше я и заснул наполовину, то последнее предположение основательно возвратило меня от ворот Морфея.
   'Пребывание в замке принесло мне столько добра. Я убежден, что батюшка заметит это и скажет. К тому же, у меня там появились такие замечательные друзья'.
   'Ах, да, ваши друзья. Роджер, Элис и Эдвард. Вы провели с ними уйму времени'.
   'Это неправильно, мой господин? Один из пажей -'
   Я вспомнил, что заявил Хью много недель тому назад.
   'Да?'
   'Он сказал, что вам может это не понравиться. То, что Эдвард дружит с сыном торговца'.
   'Почему мне это могло не понравиться? Я провел огромное количество времени с торговцами, - в те дни они являлись опорой Англии. Кто? Нет, не важно. Я вполне способен угадать, кто это был. Напротив, я рад, что вы подружились с Эдвардом. Раньше он чувствовал себя одиноким. И злился, потому как не являлся пажом. А мы не имели возможности отослать его'.
   'Я слышал, говорили, Эдвард -' как назвал это Роджер? - 'хрупкий?'
   'Хрупкий? Думаю, да. Он с рождения страдает от приступов нездоровья. Что вы и наблюдали на кабаньей охоте. Некоторые утверждают, при заключении брака кузенами такое случается'.
   'Кузенами?'
   'Да, Ее Милость приходится мне кузиной. Или, по крайней мере, им был ее батюшка. Вам приходилось слышать о графе Уорвике? Хотя, вероятно, он погиб прежде, чем вы появились на свет'.
   'Создатель королей? Я родился почти сразу после его смерти, Ваша Милость'. Ситуация оказывалась еще более усложненной, нежели описывал Роджер. 'Он приходился вам кузеном? Но граф сражался...'
  'Против моего брата? Да. Странно, правда? То, что одному кузену приходится сражаться против другого, даже по причине такой награды, как корона. Я молюсь, дабы подобного больше никогда не повторилось. А еще наш брат Джордж...'
   Его Милость снова замолк, вглядываясь в освещенную звездами ночь.
   Вспомнилось, что Роджер рассказывал мне о другом брате герцога. Я сдался, пытаясь опять вернуться к мелодии и думая, что, может статься, сейчас меня отпустят.
   'У вас есть братья, Мэттью?'
   Вопрос герцога застал меня врасплох. Мой разум был слишком занят его семьей.
   'Да, Ваша Милость. Три брата и две сестры'.
   'Старшие или младшие?'
   'Два брата старше меня, Ваша Милость, да еще одна сестра. Вдобавок, есть еще ребенок'.
   'Ах, да, маленький'.
   Я мог видеть лицо герцога только в профиль, но мерцание ближайшей свечи выхватило изгиб улыбки. Неужели Ее Милость рассказала мужу мою историю?
   'И вы относитесь к ним с почтением?'
   'Мой брат Фредерик - подмастерье у переплетчика книг и готовится, как говорят, стать очень метким лучником. Другой брат, Джон, после того, как окончил школу при Соборе, служит певчим. А моя сестра, Агнес, вышла замуж за торговца шелком и бархатом. Батюшка очень гордится ими всеми'.
   'А вы?'
   'Я тоже горжусь ими, мой господин. Разве не этого должно ожидать от младшего брата?'
  Его Милость рассмеялся.
   'Хорошо сказано. Так и должно быть у младших братьев, не так ли? Всегда любить и почитать старших, но Мэттью...никогда не превозносите их, словно героев. Однажды они могут совершить такое, что - '
   Голос герцога замолк, взгляд опять сосредоточился на далеком и холодном берегу Темзы.
   Его слова удивили меня. Думал ли Его Милость о своем погибшем брате Джордже? И почему сегодня?
   Я направился снова взять лютню, но Его Милость обернулся и оперся об оконный выступ. За его плечом огоньки вдоль реки отражали свет звезд на бархате полуночного неба.
   'Уже поздно, Мэттью, и я устал. Нам следует отправиться спать. Если вы в первый раз послужите мне...'
   Я облокотил лютню о скамеечку для ног и мгновенно оказался рядом с герцогом.
  Его Милость расстегнул блестящее ожерелье из тяжелых золотых звеньев - подарок брата - и протянул мне. Я принял украшение, изумляясь тяжести, а герцог в это время открывал замок шкатулки для драгоценностей, дабы осторожно поместить ожерелье внутрь. Поместив ключ, висящий на тонкой шейной цепочке, обратно под льняную белую нижнюю рубашку, Его Милость начал снимать камзол, тогда как я налил воду из кувшина в таз для умывания.
   Пока он сбрасывал с плеч камзол, в движениях герцога появилась скованность, и я подошел помочь ему стянуть с кистей рукава.
   Расшнуровывая ворот рубашки, Его Милость кивнул мне.
   'Спасибо вам, Мэтт. Жеребенок брата сегодня не продемонстрировал спокойной езды, и это отчасти сказалось и на мне. Ваша помощь очень к месту'.
   Герцог присел на ближайший стул спиной ко мне и поднял руки. Я взялся за нижнюю кромку и потянул рубашку через голову Его Милости.
  От увиденного дальше в сумеречных отблесках пляшущих в камине огоньков я не смог подавить громкого вздоха. Внезапно мне стало ясно, что произошло на конюшенном дворе после прогулки верхом.
  Верхняя часть спины Его Милости оказалась с одной стороны искривлена, походя на корень узловатого дерева, изгиб держал плечо чуть выше второго.
   'Мой господин!' - произнес я, не подумав. Скрыть ужас - или страх в голосе не удалось.
   Ответ герцога прозвучал спокойно.
   'Это ничего'.
   'Ничего, мой господин?'
   'Ну, иногда что-то чувствуется. Но большую часть времени-'
   Его Милость встал и, направившись к столу, начал там умываться.
  Пока он брызгал водой, а затем бодро вытирался протянутым мной полотенцем, в голове мелькали вопрос за вопросом. Потом Его Милость выпрямился в ожидании, и я поторопился взять ночную рубаху герцога, уже лежащую готовой на кровати.
   Распустив ворот рубашки и накинув ее на голову, после чего осторожно натянув на плечи, я позволил сорваться с губ лишь единственному вопросу.
   'Это причиняет вам боль, мой господин?'
   Герцог Ричард рассмеялся, но этот смех походил на краткий приступ кашля.
   'Временами. Обычно, только тогда, когда я весь день нахожусь в полном боевом облачении, или, вероятно, когда размягчаюсь от слишком хорошей и привольной жизни, как при дворе. Но, по большей части, я этого не замечаю'.
   'Врачи - неужели они не могут...?'
   'У меня было все самое лучшее из существующих видов лечения, Мэтт, - хирурги, припарки, даже деревянная рама, чтобы вытянуть меня прямее. Их успехи продолжатся совсем не долго'. Снова смех. 'Ничего не работает. Господь наш дарует каждому свой груз, и мы должны нести его с мужеством. Я живу с этой мыслью'.
   Герцог наклонился к меховой накидке в ногах кровати и обернул ее вокруг плеч. Я в первый раз ощутил растущий озноб.
  Пока я брал кочергу, чтобы вернуть к жизни затухающее пламя, среди моих все еще запутанных мыслей выделилась одна.
   'Но во время сражения, мой господин? Говорят, что вы великий воин, а Его Величество - самый стойкий полководец. Как вы можете...?'
   Я споткнулся в словах и замолчал.
   Как хватило у меня смелости подобным образом расспрашивать герцога и родственника короля?
   Тем не менее, когда я обернулся к Его Милости, на лице того не было ни малейшего следа гнева, только задумчивость.
   Герцог взял наполненный мною кубок и согнулся в резном обитом тканью кресле.
   'Мой врач полагает, что это может являться результатом слишком интенсивных и ранних тренировок по владению оружием. Я был маленьким мальчиком - моложе, чем вы, Мэтт, когда впервые стал пажом при дворе моего кузена Уорвика. Я не всегда крепким ребенком, к тому же, долгие годы казался слишком маленьким. Вероятно, я очень сильно старался преодолеть это после убийства отца. Мой брат стал королем, и я понимал, что мне следует ему служить. А когда спина начала...ну, я знал, что новый барьер тоже сумею преодолеть'.
   Его Милость сделал глоток вина.
   'Разумеется, суеверные люди могут возлагать вину на колдовство'.
   'Не я, мой господин'.
   'Нет, Мэттью, я прекрасно знаю ваши взгляды на подобную магию. Но, может статься, ваша мудрая женщина в Йорке сумеет отыскать какое-либо лекарство или же оказать вместо этого какую-либо помощь. Действительно, она не сделает хуже, чем ученые мужи, с которыми я советовался ранее'.
   Наверное, вопреки тусклому огню свечей, Его Милость заметил сомнение на моем лице.
   'Но, как я уже сказал, это не имеет значения. Мое затруднение никогда не мешало мне служить брату. Я довольно хорошо научился владеть мечом и прибавил в силе, хоть и не добился таких же успехов в масштабе'.
  'Значит, мне еще есть на что надеяться', - выпалил я.
   Его Милость был заинтригован, когда я опустился перед ним на колени.
   'Для вас?'
   'Для меня, чтобы в нужной степени научиться хорошо вам служить, вам и Его Милости королю. Может, я сейчас и маленький, но.. Если я крепко потружусь на тренировках по владению оружием, когда мы поедем домой. Если я сумею тренироваться, пока вы будете заседать в парламенте. Возможно, вместе с другими пажами в Кросби плейс...'
   За моей вспышкой последовала тишина.
   Казалось, Его Милость смотрел на меня в течение долгих минут. По мере того, как кровь охлаждалась, я понял, что не в силах отвести взгляд.
   Затем герцог разжал ладонь, поставив кубок на стол.
   'В некоторых областях вы так похожи на моего сына - в вашем рвении стать рыцарем. Хотел бы я, чтобы у него была ваша склонность к книгам и еще к танцевальным фигурам'.
   'Я откажусь от них, мой господин'.
   'Нет, Мэттью, никогда этого не делайте. Быть воином - не единственный способ служить королю. Интеллектуальная деятельность и изучение книг - также ценны для государства'.
   'Но не для настоящего мужчины!'
   'Существуют другие пути быть мужчиной, помимо участия в сражениях. Когда погиб мой отец, у меня не было выбора, но вам не обязательно идти по этой дороге. Храброе надежное сердце и подобная вашей решительность более важны для воина, нежели физическая сила, но их можно обратить также и на свершения порядком выше. Благодаря моему брату, Англия сейчас живет в мире. Королевство нуждается в совершенно иных типах людей'.
   Его Милость встал и повернулся спиной к тлеющим уголькам. Когда я тоже поднялся, он аккуратно пошевелил ногой все еще спящее тельце Мюррей. Глаза герцога оставались в тени.
   'Полагаю, здесь, при дворе, вы тоже получили свою долю праздности, Мэттью. Вам следует тренировать не только тело, но и ум. И, мне кажется, я знаю, как поступить с вами в грядущем месяце, когда я буду занят в парламенте. Но вы должны обещать мне -'
   'Все, что угодно, Ваша Милость'.
   'Вы должны обещать мне - не настолько погружаться в ваши занятия тут, чтобы забыть возвращаться и петь для меня'.
   Через несколько минут я снова был за дверьми герцогских покоев, матрас и шерстяное одеяло уже лежали готовыми, а Мюррей покоилась в моих руках, похныкивая во сне. В мозгу опять разыгрывалось только что случившееся.
  Но, прежде чем я смог оформить усталые мысли в какой-либо вывод, со стороны темного угла коридора раздались суматошные шаги, и показался тусклый отблеск несущихся и приближающихся свечей.
   У меня хватило времени лишь на то, чтобы положить Мюррей на постель и выпрямиться, установив ладонь на рукоятке ножа, как передо мной возникла небольшая группа людей. Идущий первым не нес никакого фонаря, но мерцание держащихся остальными свечей отбрасывало на надменные черты герцога Бэкингема почти демонические тени.
  Он остановился, сделав одному из спутников знак ладонью - осветить мое лицо.
   'О, мальчик с конюшни, который оказался совсем не мальчиком с конюшни. Я видел, как ты танцевал с принцессами, моими племянницами, и разговаривал с юным Эдвардом. Так кто ты?'
   Я вспыхнул, но лелеял надежду, что во мраке этот могущественный лорд не различит краски.
   'Мэттью Уэнсфорд, Ваша Милость'.
   'Кто же такой, прошу, скажи мне, Мэттью Уэнсфорд?'
  Я вытянулся так высоко, как только мог, хотя все еще не доставал до плеча герцога.
   'Сын мастера Джона Уэнсфорда, Ваша Милость, торговца из Йорка. А сейчас - я нахожусь на службе Его Милости герцога Глостера'.
   'Сын торговца? Вот в каком обществе вращается ныне герцог из королевской семьи?'
   Спутники Бэкингема захихикали от прозвучавшего в его голосе пренебрежения. Герцог запахнул плащ так, словно опасался, что я могу запачкать ткань, и зашагал прочь по темному коридору.
  Когда он и его люди завернули за следующий угол, и слабое мерцание свечей исчезло из поля зрения, я отпустил крепкую хватку рукояти кинжала. Мне вспомнились слова 'моего' герцога: 'Королевство нуждается в совершенно иных типах людей'. Это утверждение придало мне сил, и я устроился отдыхать.
  
   Глава 16
  'Певец для певца'
  
  'Мастер Эшли, это мастер Мэттью Уэнсфорд'.
  Я низко поклонился, горя желанием произвести хорошее первое впечатление.
  Человек передо мной был средних лет и такого же среднего роста, богато одет по последней на материке моде. Когда он снял в знак оказываемого мне внимания головной убор, то оказалось, что его песочного оттенка волосы уже редеют, но это никак не мешало молодому блеску в глазах нового знакомого.
   'Мастер Эшли', - продолжил Его Милость, теперь обращаясь ко мне, - 'торгует привозимыми из Фландрии тонкими тканями, а помимо того - еще и книгами. Именно он достал множество виденных вами в Миддлхэме и в библиотеке моего брата в Вестминстере томов. Мастер Эшли согласился, дабы вы провели следующие несколько недель в его доме, если вы, в ответ, тоже будете ему полезны'.
   'Его Милость рассказал мне, что вы проявляете способность к танцевальным фигурам, к французскому языку и латыни, мастер Уэнсфорд'.
   'Да, господин', - ответил я, встревожившись, как бы герцог не переоценил моих достижений. 'Сделаю все возможное, чтобы послужить вам любым доступным мне образом'.
   Так состоялось мое представление новому учителю и торговцам Лондона.
  Это случилось на следующее утро после нашего возвращения из дворца. Его Милость выехал из Кросби плейс в центр столицы с небольшой группой спутников, куда включили и меня, благодарного за возможность снова скакать на спине Бесс. Герцог мало поведал мне о нашей цели, исключительно то, что я должен обращаться с ожидающимся сегодня гостем с почтением, положенным истинным мастерам своего дела. Исполняемые мной у мастера Эшли обязанности считались одолжением, хотя едва ли можно поверить, что даже самый гордый торговец в состоянии отклонить просьбу со стороны брата короля.
  Нас приветствовали у дверей соперничающего с Кросби плейс в великолепии городского особняка и, как самых дорогих гостей провели к становящемуся уже привычным роскошному столу. В процессе обеда Его Милость и мастер Эшли обсудили множество вопросов, после чего в сопровождении секретарей удалились в кабинет хозяина дома. К концу дня, не считая лишь моего вхождения в это новое окружение, большая часть их дел была решена.
   С этого самого дня и в течение всего пребывания в Лондоне, мое время было разделено между службой и пением для Его Милости в одном изысканном городском особняке и занятиями в канцелярии и библиотеке в другом, ни в чем ему не уступающем.
  Мастер Эшли представил меня своим соратникам и секретарям, и я с готовностью взял на себя все поручения и мелкие задания по учету или необходимым им записям. Свободное время я проводил, изучая его чудесные книги, как находящиеся в собственной библиотеке, так и ожидающие переплетения или доставки множеству покупателей. Мне даже посчастливилось встретиться со знаменитым мастером Кекстоном, первым печатником книг на английской земле, и посетить его лавку, устроенную под сенью собора Святого Павла.
  После опьяняющей атмосферы двора возвращение в толкотню и суматоху работающего города напоминало освежающий глоток чистой прохладной воды. В некоторых отношениях это сильно отличалось от моей жизни в Йорке, в остальных - походило на дом, ибо в целом мире все торговцы одинаковы. Я скоро привык к болтовне на разных языках и многообразию лиц, включающих как белокурых балтийских торговцев с резкими чертами лица, так и смуглолицых выходцев из далеких уголков Юга и Востока. Но, несмотря на всю их пестроту, интересы этих людей полностью совпадали - зарабатывание денег, наслаждение ими, удивление от путешествий в чужие края, умелый найм и комплектация кораблей, наравне со снаряжением караванов, радость от заключения солидных сделок и избегание грабежа со стороны разбойников, вельмож, а также городских властей.
  Невзирая на увлекательность моего времяпрепровождения, я никогда не забывал вернуться на Кросби плейс - спеть и сыграть для Его Милости. Хотя заседания парламенты проходили в Вестминстере, герцог предпочитал проводить вечера тихо - в своем городском доме. Он закрывался на некоторый период после ужина с мастером Кендаллом, сэром Френсисом или лондонским управляющим, но рано или поздно вызывал меня, отрывая от сочинения писем, игры в кости или от тренировки на мечах. Я довольно хорошо поладил с остальными пажами, пусть те, что помладше, и находились передо мной в благоговейном страхе, обуславливаемом особой службой Его Милости.
   Да простит меня Господь, если я когда-либо бравировал гордостью от милостей, демонстрируемых мне герцогом в те времена. Иногда он просил своих джентльменов оставить его и, покачивая последним кубком с вином, слушал меня в одиночестве на фоне алых отсветов угасающих в камине запоздавших угольков. Иногда Его Милость расспрашивал меня о прошедшем дне и о впечатлениях от лондонской жизни. В ответ он делился отрывками дел, которые вели от имени государства в парламенте знатные вельможи и джентльмены. Я понимал крайне мало, но получал удовольствие от рассказов герцога о самых колоритных персонажах и их речах в поддержку одного случая или же доводах против иного.
   Однажды вечером, в середине февраля, Его Милость вернулся позже обычного. Он поужинал с братом после долгого дня заседаний в парламенте и удалился к себе в сопровождении лишь меня, моей лютни и Мюррей.
   'Еще каких-то несколько дней', - произнес герцог, устроившись и покачивая кубок. 'И потом нам придется отправиться на север с самыми долгожданными для вашего родного города новостями, Мэттью. Но сначала следует провести во дворце последний вечер'.
   'С долгожданными новостями для Йорка?' - спросил я.
  'Да. По причине его особой службы короля в период последней войны с Шотландией, парламент постановил, - горожанам нет надобности платить налоги, требующиеся для оплаты следующей'.
  'Следующей войны, Ваша Милость?'
  'Следующей войны, Мэттью. Когда бы ей не предназначено было начаться. Возможно, грядущим летом. Мой брат согласен, - сейчас настало время установить с шотландцами прочный мир. Слишком долго они создавали нам проблемы на северных границах. Вероятно, ваш брат-лучник в этот раз присоединится к нам на сборах'.
   Хотя я продолжал щипать струны лютни, но не мог подавить укол зависти от мысли, что Фредерик так скоро будет шагать вслед за герцогским знаменем. Я знал, я был слишком юн, дабы присоединиться к нему, но, вдруг, в будущие годы...
  Через несколько дней заседания парламента подошли к концу. К моему изумлению после обеда меня позвали к мастеру Эшли на внутренний двор. Там стоял слуга в королевской ливрее, держащий Бесс в полной упряжи и с узлом моего лучшего платья поперек седла. Торговец сам поспешил попрощаться со мной, сообщив, что я вызван герцогом Ричардом, дабы посетить во дворце Его Величество.
  'Вы благословенны милостью короля, Мэтт', - произнес он, собственноручно помогая мне застегнуть новый изумрудного оттенка камзол. 'Настанет день, и превозносимый герцогом ангельский голос вас покинет, но помните, вам следует верно служить Его Милости, и тогда ваше положение в жизни еще больше упрочится'.
  'Благодарю вас, господин', - ответил я, - 'благодарю за все, и, кроме того, за вашу доброту ко мне, пока я гостил здесь'.
  'Доброту к вам? Нет, вы оказались нам полезны, а ваша маленькая собачка доставила всем огромное удовольствие!'
  Когда я снова сел на Бесс, мастер Эшли протянул мне Мюррей, и я прикрепил ее ремнем поперек седла впереди себя. Сейчас она заметно выросла, чтобы можно было засунуть это тельце внутрь камзола, но, все равно, продолжала оставаться слишком маленькой и рисковала упасть в гущу множества копыт и смертоносных колес телег, непрерывно двигающихся по лондонским улицам.
  Попрощавшись с мастером Эшли и побуждая Бесс следовать за королевским слугой прочь со двора, я мысленно возвратился к проведенным тут неделям и к степени известности, приобретенной в этих стенах Мюррей. Если я являлся послушным помощником, то она стала сообразительной ученицей. Теперь каждый в особняке знал, - за кусочек мяса собака не только станцует и совершит оборот вокруг своей оси, как то было в случае с принцем Эдвардом, но и подпрыгнет на задних лапах в высоту небольшой комнаты или перевернется и примется лежать неподвижно, словно мертвая, пока резкий свист снова не вернет ее к жизни.
  Это была скучная прогулка - на всем протяжении пути во дворец, вверх вдоль течения реки. Слуга оказался угрюмым парнем, ни словом со мной не перемолвившимся и, без сомнения, оскорбленным необходимостью сопровождать простого мальчишку на такое расстояние. По прибытии меня провели в ризницу королевской часовни. К моему удивлению, там меня ждал не мастер Банестер, ответственный за взрослых монарших певчих, а руководитель хора из аббатства, мастер Корниш, со всеми своими хористами.
   'В высшей степени неправильно', пробормотал он при объявлении слугой моего имени. Тем не менее, мастер Корниш втолкнул меня в ряд позади певчих, втиснув в мои руки стихарь и пробубнив названия псалмов, которые мне надлежало исполнить.
  Спустя какие-то минуты наша мальчишеская когорта гуськом потянулась в изысканную королевскую часовню. Все места уже были заняты, - непостижимое и недостижимое явление в течение моего пребывания тут в рождественские праздники, когда число певчих с легкостью превышало количество собравшихся их послушать.
   Впереди сидел король, занимая положение между королевой и герцогом Ричардом, с несколькими устроившимися поблизости монаршими отпрысками. Также, среди множества других богато одетых знатных господ, я заметил сэра Френсиса, герцога Бэкингема и лорда Гастингса. Некоторые из них относились к штату придворных, хотя попытки вспомнить их имена были напрасными.
   Пока мы входили, двое во втором ряду оживленно перешептывались. Один наклонился и произнес несколько слов на ухо королеве. Та резко покачала головой с закрывшей лицо тенью и прогнала собеседника движением ладони. По лбу Его Милости пробежало неудовольствие от беспокойства, но король, казалось, не заметил ничего. Когда мы, певчие, завершили сбор, Его Величество встал и обратился к слушателям в зале. Должна была состояться особая служба, предназначенная для вознесения Господу благодарности за удачно проведенные заседания парламента.
  Я принимал в службе довольно малое участие, помимо обычных ответов, ставших для меня второй натурой после проведенных в соборной школе лет. Пока дисканты аббатских певчих в исполнении незнакомых псалмов вокруг меня взмывали вверх, я задавался вопросом, по какой причине нахожусь здесь, никогда прежде не присутствуя на репетиции с этими мальчиками. Сливая свой голос с их хором в 'Аллилуйя' или в падениях, я был всего лишь одним из многих и добавлял совсем мало, если не сказать ничего, к густому звуку пения.
  С приближением конца службы мастер Корниш согнул в моем направлении палец. Жест являлся сигналом для первого ставшего мне известным псалма, - хвалы, с которой я был гостеприимно встречен в доме у Его Милости целые месяцы тому назад.
  По мере подготовки, остальные певчие, к моему ужасу, растаяли вдалеке, оставив меня в одиночестве смотреть в лицо собравшимся.
  Хвале следовало звучать соло.
  Перед семьей короля и первых вельмож государства.
  Горло стянуло, а в груди возникло ощущение, словно в нее вложили неимоверную тяжесть.
  Нагоняя на меня еще больший страх, взгляд разыскал лица в первом ряду.
  Лик Ее Величества был безмятежен, принцесса же Елизавета скрылась, наклонившись, дабы успокоить младших детей, извивающихся от вынужденности столь долгого сидения. Принц Эдвард, как мне вспомнилось, вернулся в Ладлоу. Их отец, король, поймал мой взгляд и опустил голову, говоря что-то брату. Однако, внимание к службе Его Милости ни разу не поколебалось. Сейчас он кивнул мне с той же полуулыбкой, которая так часто посещала губы герцога.
   Я сглотнул. Стало ясно, необходимо исполнить партию безукоризненно и, тем самым, отдать долг вере в меня Его Милости.
  Вероятно, присутствуй он здесь, сэр Уильям лишился бы от моего исполнения в тот день дара речи. Королевская часовня, просторнее, нежели миддлхэмская, но намного меньшая, чем вместительный собор Йорка, казалась для моего голоса местом совершенным, - он - словно взмывал к расписанному своду далеко над головой. Словно эхом отдавался среди покрытых позолотой резных деталей, украшающих каждую стену. Словно погружал в спокойствие ерзающих слушателей и привлекал в мою сторону взгляд даже самой королевы.
  С началом второго псалма - Te Deum, мой страх исчез. С третьим, когда остальные певчие снова сделали шаг вперед, чтобы присоединиться ко мне, я ощутил разочарование, ведь время блистать оказалось слишком кратким.
   Затихли последние ноты. Наступила тишина. Затем всех нас - певчих - мастер Корниш отвел назад, в ризницу. Проходя через сводчатый дверной проем, я краем глаза уловил, Ее Величество беседовала с мужем, и ее унизанная драгоценностями рука указывала на меня.
  В ризнице, пока я сражался со снимаемым с себя стихарем, надо мной суетился мастер Корниш. В мозгу пролетело, - несмотря на всю мою гордость, устроенное представление не принесло ему удовольствия. Тем не менее, лицо мастера Корниша расплылось в улыбке.
   'Хорошо спето, мальчик, однако, ваше произношение может потребовать некоторых исправлений. Мне сообщили, что вы сопровождаете моего господина Глостера в поездке из северных областей. Думаю, будет возможно провести ваше обучение, если вы вольетесь в мой хор. Сколько вам лет? Одиннадцать? Наверняка, потребуются усилия, чтобы еще на несколько лет сохранить подобный голос'.
  Первый прилив радости от похвалы обернулся болью от последовавших слов. Разумеется, он же не считает меня юным настолько? И неужели моя речь так необычна?
   Я склонил перед мастером Корнишом голову и попытался скрыть овладевшее мной замешательство.
   'Господин, я - человек из герцогской свиты'. Господи! 'Я служу только Его Милости, и на севере - мой дом. Как бы то ни было, благодарю вас за добрые слова'.
   На лице руководителя хора отразилось легкое сожаление. Может статься, он обрадовался экономии значительных усилий.
   'Хорошо сказано, мальчик. Продолжайте распространять Слово Божье в этом затерянном регионе. Но если когда-нибудь снова приедете в Вестминстер, заходите меня повидать. Кто знает, вдруг мы сумеем найти для вас место'.
   От обдумывания подходящего ответа я был спасен входом дворцового слуги, тихо заговорившего с мастером Корнишем. Руководитель хора опять обернулся ко мне.
   'По всей видимости, я не единственный, кто восхищается вашим исполнением. Его Величество просит вас посетить личные монаршие покои'.
   Прежде чем пойти за слугой, у меня хватило времени исключительно на приглаживание моего помятого камзола и пробегание пальцами по вечно сбивающимся волосам.
   По пути в никогда ранее не посещаемую мной часть дворца, мы миновали целый лабиринт переходов. У двойных дверей, перед которыми мы остановились, на страже стояли четверо полностью вооруженных и облаченных в ливрею мужчин. Один из них смерил нас взглядом с головы до ног, спросил мое имя и велел двум другим широко распахнуть огромные дубовые створки.
   'Мастер Мэттью Уэнсфорд, Ваша Милость'.
   Комната, в которую меня пригласили мановением руки, хотя и была просторной, чрезвычайно отличалась от помещений, в которых я видел короля и его семью ранее. Она скорее напоминала мне один из залов, куда в Миддлхэме по вечерам удалялся герцог.
   Каждую стену покрывали гобелены с затейливым сюжетом, в громадном каменном камине было разожжено яркое пламя. Кресла тонкой резьбы в избытке заполнялись усеивавшими также деревянный пол подушками, а длинный стол оказался заставлен графинами, бокалами для вина на тонких длинных ножках и чашами с орехами и плодами. Среди последних присутствовали похожие на солнце апельсины, которые, как я теперь знал, прибыли издалека на кораблях испанских торговцев.
   Но более всего остального меня поразило чудесное пение птиц, дошедшее до слуха по мере затухания звуков бесед собравшихся здесь людей.
  На крюках в глубоких оконных нишах или на расставленных по покоям деревянных подставках находились десятки крошечных сетчатых клеток. В каждой из них сидел одинокий пернатый постоялец. Кто-то со смирением носил свое тусклое коричневатое одеяние, кто-то щеголял покровом из экзотического оперения красноватых, лиловых, зеленоватых и золотистых оттенков. Благодаря городским садам или полям, раскинувшимся вокруг Йорка, нескольких я определил. Однако, многие были мне чужды настолько же, насколько и торговцы, коим долженствовало доставлять их на английские берега. Казалось, все направлялось на извлечение у подопечных купцов песен. Хотя в моих глазах красота создаваемой музыки омрачалась печалью от вынужденного заключения исполнителей.
   Его Милость был одним из участников присутствующего тут небольшого общества, - дружественный лик среди незнакомцев.
   Пока герцог направлялся ко мне, я пытался припомнить имена столь близких с королем и королевой гостей.
  В покоях присутствовал ведущий беседу с принцессой Елизаветой и лордом Гастингсом герцог Бэкингем. Также здесь находились два джентльмена, шептавшиеся в королевской часовне. Я вспомнил сейчас, что дружески расположившийся ко мне паж указывал на них, как на брата королевы, сэра Эдварда Вудвилла, и ее старшего сына, маркиза Дорсета, приходившегося принцу Эдварду сводным. С другими везло меньше, но тут Его Милость взял меня под локоть и подтолкнул к восседающей в центре общества монаршей чете.
   Герцог низко поклонился Ее Величеству, и я последовал его примеру.
   'Сестра, это - Мэттью, мальчик, певший для нас чуть ранее'.
   'И спасший нашего маленького племянника во время снежной бури'. Его Величество перегнулся через кресло. 'Я не забыл. Как поживает твоя крошечная гончая?'
  'Теперь уже не такая крошечная, Ваша Милость', - отважился я на ответ, бросая взгляд туда, где Мюррей покачивалась всем хрупким тельцем у моих лодыжек.
   Его Величество рассмеялся и поманил ее к себе лакомым кусочком, после чего использовал еще один, - приглашая Мюррей подтянуться на задних лапах и станцевать.
   На лице королевы отразилось раздражение, но тут же исчезло, стоило маркизу наклонить голову и что-то ей сказать. По кивку властительницы он поднялся и удалился, а Ее Величество обратилась ко мне с холодной улыбкой.
   'Действительно, вы оказали нам самую ценную из услуг, Мэттью. Надеюсь, вы согласитесь принять от вашей королевы подарок в знак моей признательности?'
  Его Милость прошептал мне одно слово, и, послушный ему, я встал перед Ее Величеством на колено, тогда как Мюррей тесно прижалась к моей ноге. От бронзовых креплений украшающего королевскую шею подарка супруга отразился свет пламени.
   Маркиз отступил к Ее Величеству и что-то передал. Она протянула это мне.
   'Певец для певца'.
   От увиденного и услышанного почти остановилось сердце, но по легкому толчку Его Милости мои руки поднялись принять дар.
   Из изысканной бронзовой клетки раздавалась сладчайшая и жалобнейшая трель, которую только можно было себе вообразить. Внутри, на жердочке из слоновой кости, сидел черно-белый зяблик, на его клюве горела красноватая искорка, а поперек крылышек мелькали золотистые пятнышки.
   Еще один легкий тычок Его Милости, и я, заикаясь, рассыпался в благодарностях, однако, внимание Ее Величества уже обратилось на что-то далекое.
   Спотыкаясь, я встал на ноги и начал отступать, ликуя, что нет более необходимости ощущать на себе взгляд королевы, но продолжая сознавать неотступное наблюдение Его Милости. Потянув за собой Мюррей, я нырнул в угол около стола. Там, среди теней, нам, наверняка, удастся избежать любопытных или пристально смотрящих глаз.
  Его Милость вернулся к разговору с королем, а вокруг них снова возобновилось вполне способное соперничать по громкости с птичьим человеческое щебетание.
  Мы укрылись в углу и, чтобы спастись от голода, принялись подкрепляться фруктами, пока не настало время уходить. К моему облегчению, прошло немного времени, прежде чем герцог сослался на усталость и попрощался с братом долгим объятием.
  Вернувшись на Кросби плейс и скромно поужинав, Его Милость попросил меня на этот раз исполнить для него французские придворные песни, после чего отпустил, едва ли вымолвив хоть слово.
  Оказавшись в коридоре, я набросил на клетку носовой платок, чтобы защитить зяблика от сквозняков, а также - приглушить его пение. Было непривычно засыпать той ночью, зная, - под моей защитой находятся два маленьких создания.
  
  Глава 17
   Возвращение домой
  
  Не минуло и нескольких дней, как наша небольшая группа опять зацокала под мрачными воротами Бишопсгейт. Лишь малое количество горожан высыпало на улицы в столь ранний час приветствовать нас с множества радостно звонящих к первой из дневных служб колоколен.
  Когда мы покидали город, мысли мои смешались. Услышу ли я когда-либо опять эти четыре десятка перезвонов?
  День стоял морозный, моросящие снежинки снова покрыли твердую, как чугун, землю. Тем не менее, на сельских полях почву пронзали первые зеленеющие ростки озимой пшеницы, а тугие почки уже окаймляли ветви деревьев и живых изгородей. Под бледным сероватым небом застыла в ожидании весна.
   Но какая бы ни стояла вокруг погода, медлить я не мог. Принадлежащая мне птица не была пришлой, она являлась зябликом или, скорее, щеглом. Совершенно определенно, что поймали ее в окрестностях города, а не в нашем суровом северном климате. Если она выжила после роскошного теплого плена, то, само собой, должна была вернуться сюда.
   Я потянул Бесс в сторону от нашей группы и остановился, словно поджидая Мюррей. Роберт вопросительно поднял бровь, но я махнул ему ехать дальше.
   Приподняв клетку с птицей с крюка, висящего на сбруе Бесс, я присел на корточки. Я поставил пони между собой и проезжающими всадниками, хотя уже приготовил объяснение на случай, если кто-то увидит или спросит о птице потом.
   Несмотря на всю мою предусмотрительность, пока я возился с сетчатым фиксатором от клетки, рядом сгустилась тень от коня и сидящего на нем всадника.
   Задрав вверх прищурившиеся глаза, я увидел, что из всех остальных людей им суждено было оказаться герцогу Ричарду на Шторме.
   Его Милость окинул взглядом открывшуюся ему картину. Больше не отскакивающий от ударов копытами зяблик раскрыл клюв, и в перьях засверкали золотистые искорки.
   Сквозь его нежное пение до меня едва донесся тихий голос герцога.
   'Освобождаете сделанный вам Ее Величеством подарок?'
   Я отдернул ладони от клетки и выпрямился.
   'Ваша Милость, ловля, это -'
   'Выглядит довольно прочно. Венецианская работа. Лучшее, что может быть'.
   Воцарилась тишина, прерываемая лишь пением птицы.
   Процессия продолжала отдаляться, один или двое из спутников бросали в нашу сторону любопытствующие взоры. Как всегда, соврать я не сумел.
   'Я собирался отпустить ее. И сказать, что она сама упорхнула. У меня в мыслях не было проявлений неуважения'.
   'Я знаю, Мэтт. И подозреваю, никто и не подумал бы о неуважении. По крайней мере, мой брат. Все живые существа предпочитают свободу. Он понимает это, или, когда-то понимал. Вдруг, при дворе кто-то тоже так считает-'
  Его Милость замолчал и спрыгнул с коня. Присев на заснеженную землю, он снял рукавицы, и его сильные пальцы быстро высвободили неподатливую добычу. Герцог протянул мне клетку с широко раскрытой и покачивающейся дверцей.
  'Вот. Эта честь должна принадлежать вам'.
  Я схватил клетку одной рукой, а большим пальцем другой удержал ее дверцу в открытом состоянии. Добившись успеха, я пальцами взял и вытащил наружу яркую птаху.
  На мгновение она, замолчав, осталась у меня на ладони. Потом, стоило аккуратно подкинуть ее к небу, распахнула крылья и начала неровный полет. Один раз зяблик совершил круг высоко над нашими головами, затем устремился вдоль дороги, которой мы следовали. Спустя несколько секунд он исчез среди возвышающихся впереди лесных массивов.
  Пока мы наблюдали вместе за этим полетом, рука Его Милости оставалась у меня на плече. После, без каких-либо лишних слов, он снова забрался на коня и двинулся нагонять виднеющихся уже вдалеке наших спутников.
  Ночью, как и во все дальнейшие, мы остановились в том же доме, что и на пути в Лондон. Тем не менее, на этот раз посещения прекрасной церкви с надгробиями не состоялось. Теперь я часто ехал рядом с Его Милостью и, после минования дорожного поворота, наконец, нашел в себе храбрость задать ему вопрос о ней.
  'Этот комплекс, Мэтт, носит название Фотерингей. Здесь располагались родовой дом и замок моих предков, где я и появился на свет. Когда отец вместе с братом Эдмундом был убит в сражении, противники похоронили их в Понтефракте, в месте, наиболее близком к тому, в котором они пали. Как только мой брат Эдвард стал королем, он сразу устроил для них тут подобающую усыпальницу. После ее сооружения я проводил гробы на протяжении всего пути на юг, дабы предать близких окончательному погребению. Именно в данных краях им хотелось бы лежать в ожидании вечности'.
   'С вашим братом Эдмундом?' Еще одним?
   'Да, с Эдмундом. Ему было всего семнадцать, когда он оказался зарезан. Едва старше, чем вы сейчас, Мэтт'.
   'Но уже воин'.
   'Да, и очень хороший'. Его Милость искоса взглянул на меня с высоты спины Шторма. 'Разумеется, он тренировался почти с тех пор, как родился'.
   'Как родился?'
   'Не изумляйтесь так, молодой человек. Он тренировался, будучи уже очень большим ребенком. По меньшей мере, двух лет от роду, как утверждает наша матушка'.
  Я посмотрел на Его Милость. Конечно же, на герцогских губах играла полуулыбка, всегда присутствовавшая там, когда он шутил. По недомыслию я присоединился к его смеху, но продолжая спрашивать себя об этом другом брате, а еще, как обычно, удивляясь, что герцог вообще говорит со мной. Со мной, скромным пажом. По мере течения дней, его настроение в нашем кругу становилось все легче. Будто он, как то ли зяблик, то ли щегол, освободился от спертого воздуха Лондона и, возможно, еще больше, от воздуха двора.
   После проведенных в путешествии дней, оставив позади робкие признаки весны, мы прибыли в места, чьи названия были мне знакомы. Наконец-то, в один прекрасный полдень, когда утренние порывы метели сменились слабым солнечным светом поздней зимы, я заметил на горизонте двойной силуэт башен Йоркского собора.
   Настал мой черед указывать Роберту на достопримечательность, хотя единственным интересующим его в городе явлением была перспектива очага и горячего обеда, необходимых после долгого холодного дня в дороге. Однако, для большей части нашей группы это стало самым долгожданным из зрелищ.
  Когда герцогский штандарт с белым вепрем развернулся, а все участники группы пустили коней быстрой рысью, приветствия взмыли до небес. Мне пришлось свистом подозвать обнюхивавшую наши следы Мюррей, чтобы убедиться, - она не окажется оставленной позади.
   Картины с приветствиями в честь нашего въезда в Лондон твердо и ярко запечатлелись в памяти, но они не способны были сравниться с приемом, оказываемым тут.
   Вперед выслали посланца, которому следовало предупредить о нашем прибытии городской совет и проследить, дабы все необходимое находилось в готовности. При проезде под нависающим сводом Миклгейтских ворот нас уже ожидала толпа облаченных в небесно-голубого оттенка одежды местных жителей. В едином порыве они затянули радостные возгласы, сопровождая их звуками шалмеев (язычковых двухсекционных деревянных духовых музыкальных инструментов с двойной тростью), сакбутов (маленьких средневековых тромбонов) и бьюсинов (длинных вытянутых труб с воронкой или тарелкообразными выступами).
   Ожидающие были мне знакомы по представлениям, устраиваемым ими в прошлые праздничные дни. Джон Синбоурн с раздувающимися от работы над шалмеем щеками, Уолтер Киркби со сморщенным от напряжения лицом, Эдвард Скерн, ликующий от свободы толкований старых мелодий. Прежде чем они повернули вести нас по заполненным приветствующими горожанами улицам, музыканты увидели среди восхищающегося приемом общества меня, и глаза их заметно расширились.
   Пока мы прогулочным шагом петляли по определенному нам маршруту вдоль моста через реку Уз и сквозь знакомые улочки по направлению к Йоркскому собору, вокруг стоял оглушающий шум. К гулу сопровождавших и крикам толпы прибавился звон с колоколен, хотя никакой службы в это время не было. Над многоэтажными домами, чьи окна и двери заранее украсились разноцветными флажками и вымпелами, перекатывался звук самого большого колокола Собора.
  Когда мы переезжали с Конинг Стрит на Стоунгейт, я рьяно всматривался вперед, чтобы сразу увидеть родной дом. Вскоре в оконном выступе я заметил силуэт юной мачехи, стоящей там с маленькой сестренкой на руках. Ребенок едва поддавался узнаванию, настолько она выросла с тех пор, как я в последний раз был дома, к тому же, уверен, девочка меня не знала. Тем не менее, побуждаемая матерью, она с удовольствием махала кулачками, и я увидел, хотя и не услышал, смех ребенка при появлении шумной процессии, когда мы проехали мимо. Также среди толпы соседей я высмотрел младшего брата и сестру Агнес. Питер сдернул шапку и махнул ей, привлекая мое внимание. Агнес, увидев меня, просияла.
  В соответствующее время мы добрались до площади перед громадной западной дверью собора, где собрались важные представители нашего города, - старейшины были облачены в платье ярчайшего лилового оттенка, члены совета - в одежды синего окраса. Глаза стали искать внушительную фигуру батюшки. В конце концов, он нашелся, - строгие черты лица светились гордостью от картины ехавшего вместе с герцогом Глостером сына.
   Я не стану подробно останавливаться на приветствии нас мэром, или на нашем торжественном входе в собор, или на выражении Его Милостью собравшемуся народу благодарности за совершенные приветствия. Или на произнесенном герцоге шепотом совете, что следует улизнуть и провести драгоценные часы с семьей. Или на поцелуях и слезах, на объятиях, которыми родные встретили меня, или на первом вечере, когда мы сидели вокруг очага и говорили о моей жизни в последние месяцы. Или на предостережении старших братьев, - не стоит стараться оказаться важным и влиятельным, или на удовлетворении, испытываемом ими от вероятности обеспечения моего будущего.
   Все мучившие близких тревоги миновали. Я был любимцем Его Милости, мне улыбнулась королева (об истории с щеглом я благоразумно промолчал), я танцевал с принцессами, получил награду от короля, или, по крайней мере, ее получила моя собака. Мюррей переволновалась и, досыта поев, довольно спала рядом с другим очагом.
   Радость возвращения в Йорк омрачило только одно происшествие.
  В последний день, когда я узнал, что свита Его Милости отправится в Миддлхэм на рассвете следующего утра, брат Фредерик взял меня потренироваться на городских стрельбищах из лука. Это не входило в число умений, где я преуспел с момента присоединения к герцогскому двору, но все оказалось поправимо, стоило Фреду лишь посмотреть на мои попытки и тепло высказать похвалу.
  Я накладывал на тетиву очередную стрелу, когда вплотную за моей спиной раздался голос.
   'О, здесь присутствует некто, кого я не думал еще раз увидеть ступившим на землю Йорка'.
   Обернувшись и опустив стрелу, я оказался лицом к лицу с Джоном Бартоном.
   Ну, может быть, не лицом к лицу. Со дня нашей последней встречи на площади у собора он подрос и сейчас был почти на голову выше меня. А еще шире. Теперь, наверное, я предложил бы ему кулачный бой с гораздо меньшей готовностью.
   Но Фредерик, несмотря на навыки стрельбы из лука, парень миролюбивый, уже держал меня за локоть.
   'У Мэтта столько же прав находиться здесь, как и у любого другого'.
   'Даже после постигшей его опалы? Отец сказал, ему должно быть стыдно снова показываться в соборе'.
   Фред рассмеялся.
   'Он вошел туда с герцогом Ричардом. Сомневаюсь, что даже твой отец станет спорить с ним по этому вопросу'.
   'Мой отец способен постоять за себя перед герцогом, как и перед всеми остальными людьми. Он не боится Его Милости'.
  'Я не сказал, что он должен бояться. Имеется в виду, что Мэтт пользуется благосклонностью Его Милости, а в нашем городе мнение герцога имеет определенный вес'.
   'Ха, оно имело бы еще больше веса, если бы Его Милость больше для нас старался'.
   'Его Милость убедил парламент освободить нас от военных податей', - вмешался я. 'Я знаю это. Я там был'.
   'Что? В парламенте?' - насмешливо поинтересовался Джон.
   'Нет, разумеется, нет. Его Милость рассказал мне об этом потом'.
   'Ну, как раз вовремя', - парировал Джон. 'Отец говорит, что последняя кампания против шотландцев слишком дорого нам обошлась. Что городскому совету не стоит демонстрировать такую готовность к очередной отправке людей и денег'.
   'Именно эти люди и эти деньги обеспечили нам всем безопасность', - примирительно произнес Фред. 'Без Его Милости герцога Ричарда шотландцы легко бы вторглись не далее, как сюда, и разрушили бы нашу торговлю. Считается, что захват герцогом прошлым летом замка Бервик мог способствовать прекращению приграничных трудностей'.
   'И Его Милость делает все это, несмотря на испытываемую им боль', - прибавил я.
   'Боль?' - хмыкнул Джон.
   'От постоянного пребывания в процессе кампании в полном облачении и на коне. Его спина -' - я заколебался.
   'Что с ней?'
   'Она искривлена - на всем протяжении'. Имел ли я право говорить о таком? 'С самого его детства. Вот что сражения ради обеспечения нашей безопасности с ним сотворили'.
   Джон не ответил. Он посмотрел на меня, затем поднял мою стрелу и, развернувшись, приладил ее на свой лук. Его выстрел промелькнул гораздо дальше установленной цели.
   Кулаки у меня были крепко сжаты.
   Фред потащил меня в сторону.
   'Оставь его. Пойдем домой. Матушка задумывала особый ужин в честь твоего последнего вечера'.
   Мы двинулись обратно через оживленные улицы по направлению к Стоунгейтским воротам, не обмениваясь друг с другом ни словом.
   Несколько прохожих поприветствовали брата и с любопытством посмотрели на меня. Теперь, когда он повзрослел и начал становиться мужчиной, Фред приобрел со стороны местных жителей значительную долю уважения. Он поделился со мной, - люди задавали ему вопросы, изумляясь моему возвращению в город вместе с герцогом.
   Хотя я гордился своим новым положением, спор с Джоном Бартоном и воспоминание о Кануне Крещения, которое данным спором всколыхнулось, привели меня в состояние подавленное и неуютное. Я обрадовался, когда мы добрались до переулков, ведущих прямо на задний двор нашего дома. Но здесь, вдали от оживленных мостовых, брат остановился.
  'Это правда? Про Его Милость?'
  Я поднял взгляд на Фреда, ставшего сейчас таким же высоким, как наш отец. Его лицо было наполовину скрыто от меня пролегшими в подворотнях тенями.
  'Про его спину?' Мне приходилось выталкивать слова. 'Да. Я видел это. Однажды в Вестминстере, после прогулки верхом. И еще Его Милость сильно вздрогнул от хлопка по плечу короля'.
   Фред от удивлении присвистнул.
  'Глядя на него, не подумаешь. Я много раз видел Его Милость входящим в город во главе своих войск в полном боевом облачении'.
  'Это причиняет самую большую боль. Так сказал мне герцог'.
  'Однако, Его Милость обладает такой же прямой осанкой, какая отличает каждого рыцаря из герцогского окружении. И когда он облачен в церемониальное платье, тоже нет не единого признака. Взять хоть старую матушку Гудвин на рынке, - искривление ее спины очевидно любому, не важно в зимней она или в летней одежде'.
   'Старой матушке Гудвин за восемьдесят', - парировал я. 'Отец утверждает, что ее позвоночник искривился от ношения корзин и узлов на протяжение всех этих лет. Случай Его Милости - особый, его позвоночник всего лишь отчасти изогнут набок. Я знаю это, потому что помогал его снимать нижнюю рубашку перед умыванием, после того, как слуги были отправлены спать'.
   В течение последних недель я пытался отгородиться от увиденного. Наверное, испытываемая тревога отразилась на моем лице, так как выражение Фреда изменилось.
  'Говоришь, Его Милости причиняют боль тяготы военного дела? Но он продолжает так много времени проводить на войне. По словам отца, герцог объявил Совету, что король может отправить его опять сражаться с шотландцами уже этим летом. И что парламент пожаловал ему все пограничные с Шотландией земли, дабы Его Милость мог оттуда вести войска. А еще, - что Йорк не будет в следующий раз платить за них. Члены Совета в едином порыве поблагодарили Его Милость, как только он сказал это, чтобы ни возражал по данной проблеме Джон Бартон'.
   'Его Милость обмолвился, что последнее станет для города хорошей новостью'.
  'Но обмолвился ли он также, что это означает? Что у герцога Нортумберленда теперь будет меньше оснований вмешиваться в наши дела? Отец утверждает, Совет приветствовал сказанное почти с равной теплотой, как и предыдущие вести. Не удивительно, что они закатили герцогу нынешним вечером роскошный пир'.
   Я кивнул в ответ, хотя понятия не имел, о чем рассуждает Фред. После того, как батюшка прекращал просвещать нас в них, политические обстоятельства города всегда начисто испарялись из моей головы. Видимо, моя озадаченность стала Фреду очевидна, ибо он произнес:
   'Довольно об этом, братишка. Какой бы формы ни оказалась у герцога Ричарда спина, он хорошо для нас потрудился, особенно для тебя. Насколько мне известно, батюшка хочет по этой причине поднять за него тост во время нашего ужина. Давай зайдем, - мне кажется, я чувствую аромат поджаренного гуся'.
   Моя новая матушка, и в самом деле, приготовила в тот памятный вечер в честь моих проводов великолепное блюдо. Таким образом, пролитые ею и Агнес слезы смешались с тостами в честь моей удачи.
   На следующее утро батюшка проводил меня в старый монастырь, в котором расположился герцог, и где, среди собравшегося общества, ждала меня уже оседланная и готовая Бесс.
  Отец помог мне подняться на нее, а затем, когда я отрегулировал сиденье, крепко взял меня за рукав, заставляя на него посмотреть.
  'Ты хорошо постарался, сынок. Мы все гордимся тобой. Продолжай верно нести службу твоему господину'.
  'Продолжу, батюшка, - всегда так буду поступать'.
  Я взялся за узду, думая последовать за тронувшейся группой, но, стоило мне только приготовиться, как отец продолжил. Лицо его было мрачным.
  'Но помни, Мэтт, знать может оказаться ненадежной. Они способны изменять свое мнение из одной прихоти, кто знает, вдруг, даже и такой основательный человек, как Его Милость. Если увидишь, что в замке не ко двору, не забудь, ты всегда в силах вернуться домой - сюда'.
  Я улыбнулся. Выбросив из памяти все годы опыта батюшки в ведении торговли и в заседании Совета, как любой мальчишка, я верил, что знаю лучше, нежели он. Пусть и благодарный отцу за поддержку, я был убежден, что никогда не испытаю в ней нужды.
  Не пройдет и нескольких часов, как мой кулак разобьет нос Хью Соулсби, так, может статься, мне следовало подумать лучше?
  
  Глава 18
  Счастливое спасение
  
   Обратный путь в Миддлхэм обошелся без происшествий. Пусть Господь простит меня, но все мысли об оставшейся в Йорке семье по мере преодоления расстояния тускнели, и им на смену приходила перспектива встречи после такой долгой разлуки с моими новыми друзьями.
  При приезде через аббатство Жерво настала очередь всматривания в протянувшуюся впереди даль и пылкого поиска реющего над самой высокой из башен стяга. Вскоре, в ответ ему, над нами развернулся огромный штандарт Его Милости, и мы загарцевали по вымощенной сельской улице по направлению к стоящей вовне сторожке.
   Прикорнув на перилах моста через ров, нас ожидали Элис, Роджер и Элен. При нашем приближении все трое спрыгнули, замахали руками и закричали.
   Группу возвратившихся путешественников окатила волна тихого смеха. Возглавляющий колонну герцог повернулся и обратился к спутникам со словами: 'Передовой отряд охраны, джентльмены, нам следует этим гордиться'.
   Он скинул шляпу и поклонился моим друзьям, после чего пришпорил Шторма, пустив его рысью и проводя остальных через внешний двор навстречу приветствующим толпам у дальних ворот.
   Пролагавших себе дорогу среди всадников по направлению ко мне друзей вела Элис. Пока мы следовали за Его Милостью, болтая все вместе о своем, они повисли на кожаных упряжи и стременах Бесс.
   'На что похож королевский двор? Как там?'
   'Ты действительно танцевал с принцессами?'
   'Я так хочу посмотреть на фокусы Мюррей'.
   'Почему ты не писал чаще?'
   'Как поступил с певчей птицей?'
   'Как дела у твоей семьи в Йорке?'
   Задерживаемый друзьями и слишком сильно смеющийся, чтобы ответить на их вопросы, я оказался последним из вступивших на переполненный внутренний двор всадников.
   Мы прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть спешивающегося герцога, мгновенно преклонившего перед герцогиней колено и поцеловавшего ей ладонь, прежде чем повернуться к сыну и высоко подкинуть его в воздух. Над приветствиями подданных взмыл взволнованный смех Эда. Затем отец отпустил его на землю и взял за руку жену, ведя обоих к лестнице в главную замковую башню.
   Бросив поводья коней ожидающим конюхам, остальные джентльмены нашей группы, также изнуренные путешествием, последовали примеру Его Милости.
   Распуская собравшихся членов герцогской свиты, Мастер Гилфорд еще раз хлопнул в ладоши. Вскоре, как только помощник конюха забрал у меня Бесс, наша троица осталась на внутреннем дворе в полном одиночестве.
   'Итак', - произнесла Элис, - 'каково это было?'
   Она стояла передо мной, упершись ладонями в бедра, буйные локоны, как всегда, выскальзывали из-под головного убора, зеленые глаза сверкали явным нетерпением. И меня поразило, насколько, оказывается, я по ней тосковал.
   Роджер и Элен обменялись взглядами.
   'Не сейчас', - вмешалась Элен. 'Он, наверняка, вымотан поездкой. Позволь Мэтту вымыться и отдохнуть, мы сможем поговорить после ужина'.
   Тень крутилась вокруг оборок нефритово-зеленой юбки Элис, и Мюррей выступила вперед, чтобы соприкоснуться с превосходящей ее по размерам сестрой носами.
   Я наклонился погладить собаку по голове, понимая, что Элен права. Но не успел я ответить, как из-за спины прозвучал глумливый голос.
   'Прекрасно, прекрасно, прекрасно. Посмотрите, что случилось. Не ожидал, что вы снова покажетесь тут'.
   По мере того, как я распрямлялся, увидел, что Элис бросает взгляд за мое плечо, рот Роджера в нерешительности открывается и снова закрывается, а пальцы Элен от неловкости дергают ткань ее юбки.
   Прежде чем я обернулся, мои ладони сжались в крепкие кулаки, а легкие совершили медленный вдох.
   Рядом стоял Хью, его широкие стопы твердо упирались в булыжники, рука ненавязчиво поигрывала навершием носимого на поясе ножа. Вместе с ним, как обычно, находился Лайнел.
   Меня не было почти три месяца, и я по ним абсолютно не скучал.
   'Я думал, что Его Милость воспользуется возможностью избавиться от вас во время остановки в Йорке'.
   'Чьи-то пальцы схватили меня за рукав, но я их стряхнул'.
   'С какой стати Его Милости так поступать?'
   Почему-то мой голос оставался спокоен, чего нельзя было сказать о внутреннем состоянии, забурлившем от подобных его слов.
   Хью продолжал хранить бесстрастие.
  'Потому что Его Милость выяснил, какой вы'.
   'Что вы имеете в виду?'
   'Причину вашего отправления в опалу'.
   Я молча ждал, но мысли летели вразнос.
   Как Хью узнал? Если узнал. Или он просто угадал? Я ему никогда не нравился. Вероятно, милость, оказанная мне герцогом Ричардом, выразившаяся во включении в лондонскую свиту, оказалась для Хью последней каплей.
   Когда он опять заговорил, его лицо все еще было непроницаемым.
   'И то, что вы отринули дар королевы'.
   Я взглянул на остальных.
   'Дар королевы?' - спросил Роджер.
   'Зяблик?' - подняла на меня брови Элис. 'Что с ним случилось?'
   'О, разве он вам не рассказал?' - удивился Хью. 'Что выпустил его? Герцог видел и это, и все остальное'.
   'Как вы узнали?' - парировал я.
   Хью усмехнулся.
   'Вы сами мне сказали'.
   'Что?'
   'Разве нет? Посмотрим'.
   Он полез в карман камзола и достал оттуда маленький свернутый квадратик пергамента.
  Разыграв целую пантомиму из его раскрытия, Хью, прищурившись, всмотрелся в бумагу, очень тщательно проводя кончиком пальца вдоль начертанных строк.
   'О, да. Вот здесь - И он должным образом упорхнул на север, словно тоже стремился спастись и сбежать из Лондона'.
   Сейчас я понял, что лежало в руках у Хью.
   'Это же мое письмо из Йорка!'
   'Оно самое. Весьма очаровательное. Я крайне восхищен набросками всех этих людей со ступеней городского собора'. Хью опять взглянул в покрытый строчками лист. Мне пришел на память набросок, который я пытался сделать в ответ на изображения, сделанные Эдом. 'Который из них Старый Дик? Немного сложно отгадать'.
   В голову бросилась горячая кровь, хотя я все еще старался сохранить хладнокровие.
   'Как это попало к вам?'
   'Как попало? Мне его дали'.
   'Дали? Кто?'
   Взгляд Хью сместился в мою сторону.
   'Почему бы нет, прелестная маленькая девица моей госпожи Элис. Она не говорила?'
   Голова у меня пошла кругом.
   У Элен на скулах появились розоватые пятна.
   'Элен?' - голос Элис приобрел несвойственную ему резкость. 'Разве ты не мне это несла?'
   'Он - я -он сказал, что ...'
   Элен начала заикаться и замолчала.
   Я обернулся к Хью. В восторге от одержанной надо мной победы, он искоса поглядывал на Лайнела.
   Роджер произнес: 'Не надо, Мэтт. Он просто хочет -'
   Но я, не думая, воспользовался представившейся мне возможностью.
  Со сжатыми кулаками я кинулся к повернувшемуся Хью, и они попали ему прямо в нос. Кость хрустнула так, словно сломалась.
  Застигнутый врасплох, Хью пошатнулся и, хватаясь руками за воздух, упал на Лайнела, погребя того под собой и образовав с ним кучу судорожно дергающихся конечностей.
  Через мгновение оба уже стояли на ногах, но промедление дало мне время, прежде чем он сумел нанести ответный удар, отдубасить Хью обоими кулаками. Когда тот снова зашатался, Роджер с Элен схватили Лайнела за кисти и оттащили прочь.
  С обезобразившим его окровавленное лицо рычанием Хью метнулся ко мне с равно сжатыми кулаками. Несясь на противника, я нырнул под них вниз головой.
  Метя ему в живот, так, чтобы вышибить дыхание из тела, я понял, ведь меня тянуло в драку с самой первой минуты встречи с Джоном Бартоном. Глядя теперь на покачивающегося передо мной на нетвердых ногах Хью, я задался вопросом, вышло бы подобрать врага иного толка.
  Тем временем тот восстановил равновесие и вернул себе ровное дыхание. Не успел я отвернуться или снова нырнуть, Хью сшиб меня с ног ударом в голову.
  При падении я ударился зубами. В глазах потемнело. Будто с далекого расстояния раздался крик Элис: 'Хью! Мэтт! Прекратите!'
  Когда свет дня снова вернулся, я заставил себя подняться с мостовой, пусть и слегка пошатываясь, подобно подвыпившему.
   Надо мной нависла огромная тень от Хью, и, отражая следующий его удар, я как раз вовремя выбросил вперед левую руку. Вопреки боли сжав зубы, теперь пришлось включить в дело и правый кулак, заехав им противнику по губам.
   Из разбитого рта хлынула кровь.
   'Ах ты, коротышка!' - выплюнул Хью, утирая губы рукавом и бросаясь на меня.
  Его вес пригвоздил меня к земле, на которой мы принялись бесконечно перекатываться, измазываясь в грязи и превращающемся в подтаявшую слякоть снегу. Твердость камней, удары кулаков, крики, отдельные восклицания, лай собак - все смешалось и слилось, пока мы медленно не остановились, - Хью наверху, я - внизу.
   Удерживая меня, коленями, он приподнялся. Пока я пытался сбросить Хью, другая его рука уже тянулась за кинжалом.
   Когда он начал доставать клинок, рот искривила невеселая усмешка.
   Но первый удар пришелся со стороны вспышки зеленого и золотого - от Элис.
   Она налетела на Хью, ударила его по руке, но тут сила отдачи опрокинула их обоих, запутав во всплесках юбок, грязи, волос, ног, криков и метаний двух повизгивающих собак.
   Нож был отброшен через двор, и лезвие его металла звякнуло о камни.
   Прежде чем, освободившись от груза, я смог подняться, над нами выросли несколько темных силуэтов.
   'Мальчики!' - гаркнул строгий настойчивый голос. Затем в его интонации раздалось потрясение: 'Моя госпожа!'
   Шершавые руки потянули меня вверх, а мастер Флит и некоторое число слуг, растаскивая их в разные стороны, взялись за Элис и Хью,.
   Изысканное платье Элис было заляпано грязью и порвано, волосы оказались распущены и лишены венчавшего прическу головного убора, на лифе красовалось красное пятно.
   Камзол Хью также промок от крови, как я полагал, равно и его, и моей. Один глаз уже начал темнеть. Вокруг недавнего противника подпрыгивали две гончие, тявкая, но стараясь держаться вне области досягаемости сапог Соулсби.
   Слуга наклонился поднять кинжал и протянул его мастеру Флиту.
   Наставник оружейного дела взвесил предмет на ладони, обведя всю нашу троицу долгим взглядом.
   Элен ослабила хватку, с которой она вцепилась в Лайнела, и выступила вперед.
   'Сэр, это Хью -'
   Но мастер Флит поднятием руки призвал ее к молчанию.
   'Это проблема мастера Гилфорда. Отведите мальчиков к нему в контору. Подождите с ними, пока он не придет. Что до вас, моя госпожа...'
   Обращенные к Элис слова ускользнули от моего слуха, так как слуга потащил меня прочь.
   Обернувшись, я увидел, что Хью ведут за мной два слуги, а он отбивается от них и богохульствует. Соулсби пытался пнуть все еще подпрыгивающих вокруг него и облаивающих собак. Роджер нырнул и сгреб Мюррей в охапку, как раз вовремя, помешав ей подскочить к тяжелой подошве слишком близко.
  'Шавка!' - прошипел Хью, сопроводив это еще одним сильным выражением, но резкое замечание одного из провожатых его тут же успокоило. Лицо Соулсби помрачнело, он был вынужден позволить вести себя вслед за мной через двор в контору управляющего.
   Казалось миновала вечность, пока мы стояли там, разделенные устроившимся посередине слугой и ожидающие прибытия мастера Гилфорда. Пустота на дне желудка напомнила мне, что с момента нашего въезда время уже дошло до ужина. Наверное, поэтому управляющий так долго не приходит.
   Тем не менее, ощущение пустоты не было вызвано одним только голодом. Оно также подпитывалось страхом того, что может произойти.
   В похожем ожидании я находился лишь однажды, стоя рядом с мальчиком, у которого сочилась из носа кровь, тогда как моя собственная челюсть болела от воспоминаний о его кулаках, а по телу начинали наливаться синяки.
  Я сгорбился и вздрогнул. На этот раз не я вышел из битвы победителем, так как все пережитое мной обладало долей первостепенной неожиданности.
   Затем я вспомнил про кинжал.
   Случившееся могло обернуться для меня слишком плохими последствиями.
   Но, учитывая наличие кинжала или нет, именно я был зачинщиком. Я нанес первый удар кулаком - опять.
   Подобное не терпели и раньше, вероятно, не станут и сейчас. И снова мой противник оказался богаче и влиятельнее - не просто сын городского старейшины, а отпрыск знатного дворянина.
  К моменту прибытия мастера Гилфорда я уже убедил себя, что вернусь к семье в Йорк, не успеет наступить закат следующего дня. Что безнадежно все разрушил.
   Я едва был способен сморгнуть слезы. Вызванные не болью и оцепенением, сковывающими тело благодаря кулакам Хью и жестким булыжникам. Мои слезы объяснялись моей же собственной глупостью.
   Хью добился права первым рассказать свою историю.
   Все в ней являлось правдой, пусть и не полной. До минуты вытаскивания кинжала.
   О письме не прозвучало ни звука, упоминался только наш обмен любезностями. И то, что я первым нанес удар.
   Но потом Хью опрокинул меня на спину на заснеженный двор, - меня - слабого и отчаявшегося, - меня, потянувшегося за его кинжалом. И тут, воспрепятствовав мне убить Хью, в стычку вмешалась Элис.
   Когда Соулсби закончил, мастер Гилфорд на мгновение задумался. Затем обратился ко мне.
   'Итак, мастер Уэнсфорд, это правда? Вы ударили первым?'
   'Да, сэр'.
   'А в отношении остального?'
   Я продолжал молчать.
   Сказать было нечего. Я не мог упомянуть о письме, не выяснив, как Хью до него добрался, к тому же, это оказалось бы жестоко по отношению к Элен.
   И с кинжалом - мое слово стояло против слова Хью - нападающий против знатной жертвы.
   'Так как?'
   Дыхание участилось, сердце в груди бешено колотилось от несправедливости, но я ничего не сказал.
   Мастер Гилфорд ждал. По его лицу пробежала тень.
   'Очень хорошо. Вас обоих следует предать физическому наказанию. Немедленно сообщите мастеру Флиту - назначить время после завтрашней службы. Мастер Уэнсфорд, я уверен, вам первому нанесли оскорбление, но сражение начали вы. И на применение оружия против товарища-пажа тоже нельзя закрывать глаз. Ваша кара будет самой строгой. Теперь, - можете идти и искать на кухне тот ужин, который там остался'.
  Когда мы покинули вместе комнату, Хью сверкнул в мою сторону победоносной ухмылкой и, высоко держа голову, зашагал через двор к кухням.
   Я же, хотя казалось, что мне удалось избежать худшего из наказаний, предпочел прокрасться назад в комнату для пажей. В ответ на вопросы передавшего мне Мюррей Роджера я лишь проворчал, чтобы сохранить ее в безопасности, к ошейнику собаки теперь была привязана длинная веревка.
  Забравшись на матрас, я со стыдом спрятал голову под одеялом. Минула вечность, прежде чем я погрузился в тяжелый сон.
   *
  Когда я открыл глаза, то не имел ни малейшего представления, ждали ли меня для исполнения псалмов на службе. Тем не менее, я приготовился, как в любой другой обычный для замка день.
   В ризнице меня дружески поприветствовал сэр Уильям, и, пока мы облачались в наши одеяния, вокруг царило обычное тихое подшучивание участников хора. Было замечательно вернуться в знакомые стены замковой часовни. Влившись голосом в ответы и псалмы церковной службы, я подумал, возможно, как только закончится мое суровое испытание у мастера Флита, жизнь снова повернет в обычное для нее русло.
   Но после службы, когда я стаскивал с плеч стихарь и слушал грохот в пустоте моего желудка, прибыл посланец.
   'Мастер Уэнсфорд, вас просят зайти в контору Его Милости'.
   Я не сумел подавить стона.
   Сэр Уильям с сочувствием посмотрел на меня, но ничего не сказал, просто махнул рукой, чтобы я поторопился.
   Через минуту-другую я уже стучал в дверь герцогского кабинета.
   Когда я вошел, Его Милость беседовал с мастером Гилфордом. Пока я кланялся, оба бросили взгляд в мою сторону, после чего, собрав некоторые бумаги, управляющий попрощался.
   Как и в первый день нашей встречи герцог устроился на краю стола. На этот раз он не предложил мне присесть.
   'Мэттью, мастер Гилфорд сообщил мне, что вчера вы и мастер Соулсби, после нашего возвращения, подрались, и что за это вас нужно подвергнуть физическому наказанию. Он сказал, вы позволили себе нанести удар первым, но не объяснили - почему. Мне вы доверитесь?'
   К подобному я не был готов. В море всех снова и снова переживаемых со вчерашнего дня событий, просеивая причины оставаться спокойным, я подумать не мог, что в дело окажется вовлечен сам герцог. Ссоры среди пажей и их мелкие проступки традиционно рассматривались наставниками.
   'Я бы предпочел не говорить об этом, Ваша Милость'.
   'Слышал, между вами звучали какие-то обидные слова. Которыми мастер Соулсби мог вас спровоцировать'.
   'Да, мой господин'.
   'Что он сказал?'
   Его Милость говорил так, словно уже возложил ответственность на Хью. Но, в то же время, мне было стыдно из-за совершенного и не хотелось впутывать Элен. Поэтому я ничего не ответил.
  'Рассказывайте, Мэтт. Однажды вы уже пытались защитить его своим молчанием. Не старайтесь сделать это снова. Если смогу, попробую избавить вас от физического наказания'.
   'Я не поэтому поступаю так, Ваша Милость. Просто...'
   'Я слушаю?'
   'Просто - ну - это вопрос чести'.
   'Чести?' Глаза Его Милости сузились от недоумения. 'Как так?'
   'Дело в письме. В личном письме. И в даме...'.
   'Даме?'
   'Да, сэр, в даме. И я не хочу причинять ей какого-либо беспокойства'.
   'Значит, вы мне больше ничего не скажете?'
   Взгляд Его Милости все еще оставался прикованным ко мне. Между нами повисла тишина. Затем прозвучало:
   'Я разочарован в вас, Мэттью. В том, что вам пришло в голову решать проблему ударами, а не словами, прояснившими бы подобный спор. Силе следует быть последним, но, ни в коем случае, не первым средством'.
   Я повесил голову.
   'Тем не менее, защита дамы - признак истинно рыцарского поведения. Особенно, когда, если вы говорите правду, она может стоить вам физической кары. Однако, я слышал, что история Хью о вытаскивании вами кинжала - чистая ложь. Вам следовало сознаться мне в этом'.
  Снова подняв голову, прежде чем Его Милость наклонился, чтобы взять перо и что-то начертать на обрывке пергамента, я уловил на лице герцога мимолетный след от улыбки. Он согрел теплом свечи полоску красного воска, погрузил в него кончик бумаги и запечатал расплавленное вещество кольцом на мизинце. Когда Его Милость протянул пергамент мне, на обрывке находились только его подпись - Р. Глостер - и печать, изображающая символ герцога - вепря.
   'Отдайте это мастеру Флиту и скажите ему, я велел вас наказать исключительно за первый проступок. Без сомнения, дама отблагодарит вас за доброе дело. Теперь - идите'.
   Я поклонился, заикаясь, пролепетал благодарности, снова поклонился.
   Когда я выходил из дверей, вернулся мастер Гилфорд. Пока створка закрывалась, мне послышалось произнесение им моего имени. Но я не думал, о чем они говорят. Все, что имело значение, - продолжение пребывания в замке. И, вероятно, оставшиеся после драки боль и синяки не слишком увеличатся в процессе наказания за первый из совершенных вчера проступков.
   Таким образом, еще более легким шагом преодолевал я путь к находящимся поблизости от арсенала комнатам мастера Флита.
   Во время пересечения внешнего двора кто-то окликнул меня по имени.
   Ко мне спешила Элис.
   'Остановись, Мэтт! Подожди меня'.
   Не переставая тревожиться из-за малейшей задержки, я притормозил. Я многим был ей обязан, помимо всего прочего, возможно, даже собственной жизнью.
  Более радикально этим утром Элис не сумела бы выглядеть при всем желании. Волосы аккуратно убраны под утренний чепец, разорванное и испачканное кровью вчерашнее платье уступило место новому небесно-голубому.
   'Ты направляешься за выполнением наказания к мастеру Флиту?'
   Я кивнул. В голове сверкнула чудовищная догадка.
   'Тебе же не по пути со мной?'
   'Мне? Разумеется, нет'. Элис содрогнулась. 'Девочек они не бьют. Для нас придумывают другие способы наказания. Но я не понимаю, зачем понадобилось бить тебя? Я рассказала Ее Милости о произошедшем инциденте с ножом. Конечно, Его Милость тебя простил?'
   Я продолжил идти, опасаясь опоздать.
   'Ох, Мэтт, ты же поговорил с герцогом, разве нет? О том, что натворил Хью?'
   'Я первым его ударил'.
   'Но только после того, как он тебя вынудил. Ты признался Его Милости в перехвате Хью предназначенного мне письма?'
   'Конечно, нет. Тогда бы мне пришлось сказать о-'
   'О чем?'
   'Об Элен'.
   'Об Элен? Что с ней? О том, что она была настолько глупа, что позволила Хью умаслить себя и отдать ему письмо?'
   'Она не глупа', - возмутился я. Лицо Элис приобрело суровое выражение.
   'Прошлой ночью Элен призналась, что поступила глупо. Когда рыдала из-за впутывания тебя в проблемы. Она сказала, что не должна была никогда слушать просившего показать ему письмо Хью. Он притворился, что всего-навсего любопытствует, какие новости есть от королевского двора. Затем, пока Элен доставала бумагу из сумочки, Соулсби выхватил ее и начал угрожать сказать мне, что она сама отдала ему документ. Элен следовало сразу мне во всем открыться. Я умею справляться с Хью'.
   Увидев блеск в глазах Элис, я ни на секунду не усомнился в ее убежденности в этом вопросе.
   'Элен следовало знать, Хью что-то готовит', - проворчала девочка. 'И она понимала, наши письма - строго личные, предназначенные исключительно членам Ордена'.
   Я вспомнил, что ни разу в течение всего времени моего отсутствия не написал Элен. Элис, Эду, Роджеру, - но никогда Элен.
   'Значит, ты не рассказал Его Милости всей правды. Чтобы защитить ее. Хью посчитает тебя слабым и не желающим поднимать против него голос'.
   'Наверное, я такой и есть. Маленький и слабый. Кроме того, я не дворянин или рыцарь. Я - '
   Мы дошли до дверей в комнаты мастера Флита. Они были приоткрыты.
   Зная, что перед располагающимся внутри кабинетом находится прихожая, я, не размышляя, подтолкнув, распахнул их. Не переставая злиться, Элис последовала за мной, когда я перешагнул через порог.
   Увидев развернувшуюся в помещении картину, мне пришлось замолчать.
   Мастер Флит стоял, наблюдая, его руки были скрещены, а на лице застыло мрачное выражение. Один из учеников-оружейников с закатанными вверх и открывающими мускулистые предплечья рукавами с силой ударял упругим хлыстом по обнаженным ягодицам кого-то, перегнувшегося через скамью.
   Конечно же, этим кем-то являлся Хью. Его белая задняя часть была испещрена остающимися после ударов глубокими красноватыми полосами, так напоминающими вчерашние кровавые следы на покрытых снегом булыжниках.
   Я поднял руку, чтобы вытолкнуть Элис из комнаты, но она уже все увидела. Ее рука взлетела к губам, но было слишком поздно, дабы заглушить возникший прерывистый вздох.
   Вся находившаяся в комнате троица обернулась в нашем направлении. При виде нас лицо Хью с округлившимися глазами побелело, а затем вспыхнуло различными оттенками алого.
   Мастер Флит прошел через контору и торопливо выставил нас, закрыв за собой дверь, чтобы мы не сумели ничего больше разглядеть.
   'Дождитесь своей очереди', - велел он мне, а затем обратился к Элис. 'А вы, моя госпожа, возвращайтесь к себе. Для ваших глаз это не предназначено'.
   Элис присела в реверансе, сжала мою ладонь, прошептала: 'Удачи' и устремилась через двор прочь.
   Мастер Флит хмыкнул, но потом опять вернулся в приемную.
   Я ожидал снаружи, грудь переполнял страх. С какой стати я решил быть 'рыцарем'?
   Хотя между нами находилась дверь, уши снова и снова резал звук хлыста - твак, твак, твак - каждый раз отдающийся глухим стоном.
  
  Глава 19
  'Шифр'
  
   Наступила моя очередь осторожно садиться завтракать в большом зале, но, вероятно, я еще легко проскочил. В тот день Хью не появился ни на трапезе, ни на занятиях, и я обнаружил, что Лайнел тайком выкрадывает во время обеда со стола еду.
   В последний раз я видел Соулсби, когда, покидая комнаты мастера Флита, он проскользнул мимо меня. Я был так этим перепуган, что едва заметил брошенный в мою сторону острый взгляд, не говоря о скованности его движений, когда наставник оружейного дела подозвал меня внутрь.
   Выслушав меня и взяв письмо Его Милости, мастер Флит стал намного суровее в лице. Он не сказал ни слова, но, когда ученик наклонил меня полностью одетым через скамью, проронил единственное число. Это было меньше половины ударов, которые, как я слышал, вынес Хью.
   Но, несмотря на все это, физическое наказание сказалось и на моем теле, и на моей гордости. Должно будет пройти несколько дней, прежде чем я опять сумею, не испытывая боли, сесть на Бесс.
   Когда я опустился с ним рядом, Роджер посмотрел на меня с сочувствием.
   'Сердечный прием вернувшемуся в замок', - заметил он.
   Я крякнул и положил себе на тарелку первую с раннего утра предыдущего дня порцию еды.
  Не поддающийся столь простому уклонению, Роджер предпринял еще одну попытку.
   'Элис сказала, ты подвергся физическому наказанию, но его не избежал и Хью. Не перестаю удивляться, что он отомстил прилюдно, так, что тоже оказался в равной степени побит'.
   'Что ты имеешь в виду под формулировкой - отомстил?'
   Лицо Роджера отразило абсолютное замешательство.
   'Неужели я не написал об этом в одном из своих писем?'
   'Роджер, ты ни разу не отправил мне письма - я говорю о письме от начала и до конца. Большей частью, все, что ты делал - прибавлял несколько строк к написанному Элис или Эдом'.
   'Разве? Да, наверное, мне следовало написать лично. Но ты отсутствовал так долго. Пока тебя не было, я подслушал, как Хью однажды сказал, что придет день, и он отомстит и тебе, и Его Милости'.
   'Его Милости?'
  'Да, за то, что, как сказал Хью, герцог беспрестанно его унижал. Последним и тяжелейшим оскорблением он посчитал выполнение после охоты обязанностей конюха. Хью обвинял в этом тебя, - в причине я не уверен. Но не понимаю, как еще одна процедура физического наказания могла бы ему помочь'.
   Я покачал головой, сам подобного не понимая.
   'Дело даже не в том, что в том письме было что-то интересное. Совсем нет'. Я крепко задумался. 'Ничего, за что можно подвергнуться физическому наказанию, совершенно ничего. Всего лишь описание происходящего в Йорке и что-то о путешествии из Лондона. Да, и о щегле, полагаю. И -'
   Я перестал жевать.
   'Да?'
   'Там присутствовала частица белиберды для Элис. Я переписал это из книги у мастера Эшли - романс, заставлявший меня думать о ней. Речь рыцаря, добивающегося своей дамы. Он был таким пышным, - написанным на цветистом французском, - что я решил, - подобное обязательно развеселит Элис. Ты же не думаешь, что Хью -'
   'Воспринял это всерьез? Я не уверен, что его французский настолько хорош для такого. Помимо прочего, я не считаю Хью образцом ревнивца. Я имею в виду, - ты и Элис, действительно!'
   Роджер схватился за сердце, словно по-настоящему влюбленный, а я мягко стукнул его по плечу, прошипев: 'Прекрати! Услышат'.
   Один паж, или даже парочка, бросили в сторону Роджера взгляд, но вскоре вернулись к своей еде.
  'Хорошо, но я хотел бы выяснить, как Хью обнаружил, что я оставил Йорк из-за опалы. В тексте информация об этом отсутствовала'. Наверное, мне повезло, что встреча с Джоном Бартоном состоялась всего лишь за день до отправки письма.
   'Наверное, он просто угадал', - беззаботно предположил Роджер. 'Или, знаешь, слухами земля полнится'.
   'Думаешь?'
   'Может быть, ему рассказала Элен'.
   Я покопался в памяти.
   'Не уверен, что Элен знала. И, в любом случае, зачем ей рассказывать Хью?'
   'Зачем ей было отдавать ему письмо?' - поинтересовался Роджер в ответ. 'Не забивай себе голову, что сделано, то сделано. Ты снова дома, и все может пойти, как раньше. Весна почти наступила, скоро получится открыть сезон ястребиной охоты, и, конечно же, теперь даже Эду разрешат кататься верхом'.
  Через следующие несколько дней все казалось вернувшимся в обычную колею. Обычную, насколько способна была жизнь казаться обычной осенью, перед тем, как я отправился в Лондон. Эд настолько быстро поправился после болезни, что Ее Милость позволила ему присоединяться ко всем нашим предприятиям, следующим за окончившимися занятиями. Скоро мы уже выезжали к верховьям болот или в долину, чтобы опять вернуть Леди свойственную для нее скорость. Даже пытка сидения на Бесс в седле прошла. В течение какого-то времени Элис вела себя с Элен резко, но, так как последняя редко участвовала в выездах, я быстро забыл, что между нами были определенные причины для претензий.
   Элис, тем не менее, так легко этого не оставила.
   Однажды, после обеда, когда наша четверка держала путь по заливным лугам, она заговорила.
   'Нам следует изыскать надежный способ сохранить письма от прочтения, если кто-то из нас снова уедет'.
   Ехавший немного впереди и ищущий кроликов для Леди Роджер пришпорил коня и вернулся так, чтобы все мы были в силах его догнать.
   'Мы можем запечатывать послания воском, как делают Его Милость и мастер Гилфорд'.
   'Не самое удачное решение', - заявила Элис. 'Если это не официальная печать, заверенная их оттиском на перстне или штемпелем, распечатать письма способен любой'.
   'В отцовской библиотеке есть особая книга', - прогундел Эд. 'Один раз он рассказал мне, что использует ее, дабы отправлять закодированные послания дяде, когда находится на войне. Вдруг мы сумеем позаимствовать оттуда некоторые мысли?'
   В тот же вечер, после ужина, Эд принес книгу нам. Это оказался небольшой том с написанными от руки страницами, переплетенный темно-красной кожей с напечатанным золотыми буквами на корешке заголовком 'Шифр'.
   'Мне надо вернуть его назад перед тем, как я лягу спать', - произнес Эд, оглядываясь через плечо, словно за ним следили. 'Я взял ее с личных полок батюшки'.
   'Не важно', - ответила Элис, с решительным выражением забирая у него книгу. 'Уверена, много времени нам не потребуется. Насколько может быть сложным составление кода?'
   Представляется, что не очень сложным, если за него взялась Элис.
  Она знала латынь гораздо лучше, нежели мы, и ее понимание цифр находилось на одном уровне с моим, даже с учетом проведенных над отцовскими отчетными книгами лет. Но пока мы с Элис развлекали друг друга обсуждением различных форм содержащихся в фолианте шифров, Роджер и Эд вскоре принялись играть с Мюррей и Тенью.
   Увидев это, Элис замолчала, а потом сказала на крайне беглом французском:
  'Но нам требуется оставить его простым. Эд очень юн и не должен оказаться в стороне'.
   Поэтому мы опять вернулись к началу.
  Вскоре мы получили прямой код, в котором одна буква заменяла другую, в алфавитной последовательности предшествующую ей на 2 позиции. В книге подобное называлось 'Кодом Цезаря' - в честь великого римского полководца. В то же время подобное являлось слишком простым решением. Элис предложила сделать код труднее для противников, заставляя угадывать его через перемену начальной буквы в зависимости от дня недели, когда мы писали послание. Поэтому пришлось превратить в отправную точку U, заменив А в Monday (понедельнике), и таким же образом, отойти на три позиции в каждом из дней.
   Я собрал писчие принадлежности, и, в необходимый час, когда Эд вернул книгу на полку, все мы уже являлись обладателями квадрата пергамента с написанным самым четким из доступных мне почерков кодом.
   a b c d e f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z
   u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n o p q r s t Monday (понедельник)
   r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n o p q Tuesday (вторник)
   o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n Wednesday (среда)
   l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k Thursday (четверг)
   i j k l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h Friday (пятница)
   f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e Saturday (суббота)
   c d e f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z a b Sunday (воскресенье)
  Эд скосил взгляд на свой обрывок.
  'Сегодня вторник, значит, меня зовут -', - он тщательно произнес по буквам - 'V - u - n - r - i - u'.
  'А меня - I - f - x - v - i', - посчитал Роджер.
  'Правильно', - подтвердила Эллис после проверки.
  'Отныне написание послания займет целую вечность', - неуверенно пробормотал Роджер.
  'Нет, если ты когда-нибудь уже что-то писал', - парировал я.
  Он улыбнулся.
  'Хорошо, тогда потребуются века, чтобы прочитать хотя бы одно письмо'.
  'Возможно, ты сумеешь просто шифровать отдельные слова или важные места', - предположила Элис. 'Как бы то ни было, этот шаг дарит шанс сохранять информацию в тайне от Хью, если он еще раз похитит письмо, или от любого другого'.
  'Не стоит ли взяться за дело прямо сейчас?' - спросил Эд. 'В каждой из записок, которые нам нужно отправлять друг другу?'
  Я вспомнил, кто в стенах замка является главным нашим посланцем.
  Наверное, та же мысль посетила и Элис. Она метнула в мою сторону взгляд.
  'Думаю, стоит. Лучше всего привыкнуть к использованию кода. В таком случае, если начнем практиковаться регулярно, скоро мы выучим его наизусть'.
  'Поделимся копией с Элен?' - поинтересовался я.
  'Не уверена. Она не представляет собой члена Ордена. К тому же, если ее схватят с одним из писем, Элен сможет честно сказать, что не знает, о чем в нем идет речь'.
  В моих глазах подобный довод не был веской причиной для исключения Элен, но, так как Элис продолжала казаться обиженной на нее, возражать я не стал. И с этого часа мы все начали использовать шифр, когда бы ни отправляли друг другу записки.
  Не то, чтобы мы часто нуждались в переписке. Пока я отсутствовал, Роджера допустили в покои Ее Милости, составлять иногда Эду компанию, и с возвращением герцога положение не изменилось. Поэтому после окончания занятий наша четверка имела больше возможностей бывать вместе. Вдобавок, когда Хью и Лайнел стали оруженосцами, у нас теперь с каждым днем появлялось все меньше причин для осторожности.
   Но, как бы я не радовался лицезрению этой парочки на протяжение заметно меньшего количества времени, однако, испытывал зависть к продвижению Соулсби и его друга. Я мечтал совершить подобный следующий шаг к посвящению в рыцари, хотя и знал, пройдет, по меньшей мере, года два, прежде чем моя кандидатура удостоится рассмотрения. Но данное стремление лишь подстегивало меня усерднее заниматься, в особенности, оружейным делом. Я чувствовал, что после физического наказания следует еще больше доказать мастеру Флиту.
   При появлении первых признаков приближающейся весны, в связи с неотложными делами, Его Милость снова отозвали. Тот вечер оказался первым, проведенным мной в личных семейных покоях, но без находящегося там герцога.
   В продолжение моего пения - исполнения выбранных Ее Милостью изысканных придворных песен- никаких дел не было приведено к окончанию. Часто глядя в мою сторону и улыбаясь, герцогиня устроилась вышивать вместе с Элен и одной из своих дам. Элис, Эд и Роджер принялись за неизвестную мне игру, передвигая по доске деревянные фигурки. Когда они начинали из-за этого спорить, Ее Милость, указывая на меня, призывала их к порядку.
   После полудюжины романсов, герцогиня отложила работу и, как делал ранее Его Милость, стала передавать по кругу кубки с вином. Взяв свой, я направился присоединиться к друзьям у камина, но она положила ладонь на мою руку.
   'Побудьте немного со мной, Мэттью. Я хочу поговорить с вами'.
   Как и в первый вечер с Ее Милостью, я сел на скамеечку для ног рядом с креслом герцогини и подождал, пока та удобно расправит на плечах подбитый мехом серый плед. На дворе стояло начало апреля, но вечера продолжали оставаться промозглыми.
   'Ну, Мэттью, как вам понравилось путешествие в Лондон?'
   'Очень сильно, Ваша Милость. Город оказался именно таким, каким описывал мне его отец, и даже намного лучше'.
   'Изумительное место. А время, проведенное при дворе? Какое оно создало впечатление?'
   Я молчал, не будучи уверен, о чем Ее Милость меня спрашивает. Я боялся показаться довольно глуповатым, но герцогиня просто улыбнулась.
   'Я так давно не бывала при дворе, Мэттью. Мой муж помнит только факты, связанные с делами. Мне казалось, наверное, вы смогли бы поведать больше'.
   'Ваша Милость?'
   'О людях, например. Не ужасайтесь, - я не имею в виду сплетен. Мы все - одна семья. Но видимся крайне редко. Возьмем юную Елизавету. Ричард рассказал мне о расторжении ее помолвки с французским принцем во время вашего пребывания в Лондоне. Как она отреагировала на это?'
   Я покачал головой.
  'Мне жаль, Ваша Милость. Боюсь, я ничего об этом не знаю'.
   'Ричард целиком поглощен тем, что это должно значить для королевской дипломатии, может ли привести к развязыванию войны с Францией. Но я задаю себе вопрос, что испытывает в этой ситуации моя племянница. Помимо всего прочего, сейчас она уже молодая женщина'.
   'Да, это так, и очень привлекательная молодая женщина'.
   Елизавета снова промелькнула в памяти такой, какой танцевала в канун Крещения, - озаряя праздничные мероприятия своим огненного оттенка платьем.
   'Значит, она похожа на мать?'
   'В некоторых отношениях похожа, Ваша Милость. У нее тоже длинные золотистые волосы, изящество и лицо ангела. Но в остальном, - Елизавета кажется больше похожей на Его Величество'.
   'В самом деле?'
   'Красота королевы - холодная, тогда как внешний облик и манеры принцессы Елизаветы способны согреть, она скорее напоминает солнце, нежели луну'.
   Я замолчал, словно слушая себя ушами Ее Милости, - низкорожденный паж, разглагольствующий о королеве.
  Но герцогиня только проронила: 'Не беспокойтесь, Мэттью. Вы не единственный, кого не согрела красота Ее Величества. Меня мучает мысль, - не пожалеет ли принцесса Елизавета об утрате возможности уехать? А брат Елизаветы, Эдвард? Я правильно понимаю, что на какое-то время он тоже приехал в столицу?'
   'Да, до наступления кануна Крещения. Мы тогда целый день вместе катались верхом'. Ко мне вернулся азарт той прогулки. 'Сначала он был немного скован, но Мюррей расположила его к себе'.
   'Как она может сделать с любым, разумеется'.
   Ее Милость потянулась погладить уши моей гончей, лежащей свернувшись у наших ног.
   'Вы с ним разговаривали?'
   'Потом, на вечерних мероприятиях. Хотя Его Высочество много времени проводил со своим дядей Вудвиллом и маркизом. Он едва перекинулся словом с младшим братом, Ричардом, по крайней мере, на моих глазах. Словно принц плохо с ним знаком'.
  'Полагаю, в Ладлоу мало детей, которые составляли бы его общество. Бедный мальчик. Королевские отпрыски редко находятся в одном замке все вместе. Вам повезло увидеть их во дворце. Как бы я хотела, чтобы некоторые из них могли приехать к нам в гости и встретиться с нашим Эдвардом. Но, боюсь, Ее Величество этого не позволит. Говорят, король разрешает ей распоряжаться в семейных делах. И множество из присматривающих в Ладлоу за принцем Эдвардом происходят из рода королевы'.
   'Думаю, я видел нескольких из них при дворе во время рождественских праздников, но...там находилось так много лордов и леди, что не легко вспомнить, кем все они были'.
   'Не важно, Мэттью. Я очень мало интересуюсь делами Вудвиллов. Если дороги моей семьи и их никогда больше не пересекутся, это не станет для меня потерей. Напротив, я посчитаю подобный поворот благословением свыше'.
  Вернувшись мыслями к рассказанному мне Роджером о семье королевы, я не был удивлен речами Ее Милости.
   Герцогиня задала мне еще несколько вопросов, - о том, чем нас кормили на пирах, о развлечениях и о фасонах, которые носили дамы, в особенности, Ее Величество и госпожа Шор. Я отвечал настолько развернуто, насколько мог, хотя довольно мало знал о тканях, точных названиях видов рукавов и воротников или составляющих различных соусов. Но это не мешало Ее Милости смеяться при описании мной некоторых элементов платьев, надетых двумя старшими принцессами в канун Крещения, или сказочных драгоценных камней, подаренных каждой отцом.
   В последнем случае кончики пальцев герцогини коснулись крупного украшения, висевшего вокруг ее шеи на цепочке.
   Раньше я не видел его и, не задумываясь, наклонился вперед, чтобы изучить внимательнее.
   Это был камень глубокого синего оттенка с вырезанными на нем крохотными фигурами и обрамленный в золото самой высокой пробы.
   'Ваш драгоценный камень тоже прекрасен, Ваша Милость'.
  'В самом деле? Это подарок от мужа - в знак извинения за отсутствие в период Святочных праздников. Ответственность перед Его Величеством и парламентом позвали Ричарда вдаль, но, по крайней мере, он сумел выбрать сюрприз из лучших представленных в Лондоне драгоценностей. В любом случае, из тех, которые еще не были отобраны королем для своих дочерей. Предполагаю, вам выпало видеть их совсем близко. Ричард сказал, что мы танцевали и с Елизаветой, и с Сесилией'.
   'Танцевал, Ваша Милость'. Кровь, как всегда, бросилась мне в лицо, окрасив скулы, и я склонил голову, надеясь, что в мерцании свечей герцогиня не заметит охватившего меня румянца. 'Его Величество король оказал мне огромную честь, как и Его Милость герцог'.
  'Они оба заслуживают хорошей службы и верности, Мэттью. Любая оказанная вам честь была справедливо достигнута. Надеюсь, когда вы останавливались в Йорке, отец оказался вами доволен. Он простил причиненные ему прошлым летом неприятности?'
   Ее Милости было приятно услышать, как семья приняла меня и от души удивилась всему мной виденному и совершенному. Когда я рассказал герцогине о приготовленном новой матушкой прощальном ужине и о том, как она убедила отца откупорить бочонок с хорошим вином, чтобы отметить успехи сына, улыбка Ее Милости начала лучиться теплом. Вдруг перед глазами снова выплыло лицо матери. Или это было лицо моей новой матушки? На короткий миг мягкий взгляд и улыбка всех трех смешались так, что на глазах у меня появились слезы. Снова вспомнив день возвращения в замок, я обнаружил страх потерять все это - принявших меня в свою жизнь людей, повторно заслуженное право на уважение в семье, возможность стать лучше. Я дал себе обещание никогда больше так не рисковать.
   Однако, как часто бывало в моей жизни, события - да и люди - словно сговорились против меня.
  
  Глава 20
   Дурные вести
  
  На деревьях набухли почки, и перед возвратившимся в Миддлхэм из Понтефракта герцогом Ричардом показались первые ягнята.
  С собой, чтобы помочь нам завершить Великий пост, он привез особые сладости от местных пекарей. В этот период мы питались вряд ли большим, чем рыбой, выловленной в реке и в замковых прудах. Зато потом, после торжественной Страстной Пятницы, сняв с Креста покрывало и пережив Пасхальное бдение, мы - пажи - выпросили яйца из кухонных запасов, лежавшие там с Пепельной Среды, и круто выварили их в луковой шелухе для дальнейшего скатывания по склонам увеселительных садов герцогини.
   Оруженосцы наблюдали за нами, либо получая удовольствие, либо демонстрируя пренебрежение, ведь они оказались уже слишком взрослыми для подобных детских развлечений. Но, к моему изумлению и вызывая смех у собравшихся посмотреть на нас дам, присоединиться к забаве явились не только мастера Ловелл, Рэтклиф и Кендалл наравне с другими многочисленными джентльменами, но и сам герцог Ричард.
  Каждый из дворян принес с собой по яйцу, за исключением, кажется, одного герцога.
  На миг на его лице отразилось разочарование. Лорд Ловелл объявил: 'Значит, в этом году у меня будет возможность выиграть'.
  Но тут герцог вызвал вперед ожидавшую с остальными дамами начала представления Элис.
  Показывая ямочки на щеках, она подошла к нему, достав из-за спины маленькую шкатулку. Подняв крышку, Элис позволила рассмотреть завернутое в черный бархат самое крупное из виденных мною яиц. Его искусно расписали алыми, голубыми, зелеными и золотыми узорами, предав наши окрашенные дома луковой шелухой куриные яйца прилюдному позору.
  'Лебеди Понтефракта обязаны мне', - произнес герцог, поднимая яйцо с завитушками.
  Он склонился к сыну, в течение разыгравшейся сцены ерзавшему рядом со мной и сейчас с сияющими глазами вылетевшему вперед.
  'Давай, Эд, - помоги мне. Это такое чудесное яйцо, что скатить его нам следует вместе'.
   В конце концов, обогнавшие всех остальных герцог с сыном не только вступили в соревнование по скорости с самыми маленькими из яиц, несшимися к основанию склона, но и обогнали их, пусть и на расстояние едва заметной волосяной трещинки.
  В тот вечер, после великолепного пира, почти бросившего вызов придворным банкетам, мы, как обычно, собрались в тихой уединенности семейных покоев.
   Вокруг Его Милости отсутствовали дворяне, в те сумерки герцог предпочел поудобнее устроиться в своем большом кресле и послушать мое пение. Ее Милость и их сын, Элис и Роджер были увлечены игрой с расположенными на придвинутом к огню столе деревянными фишками.
  В течение Великого Поста доктор Фриз научил меня некоторым новым итальянским песням, которые я сейчас исполнил в честь праздника. Все это время Его Милость не спускал с меня глаз, в голову пришло, что причиной тому было, вероятно, его незнание их.
   Когда я закончил пение, Его Милость традиционно обошел нас, вручая заранее поставленные на столе кубки с вином. Протянув один из них жене, следующую чашу герцог предложил мне.
   'Замечательно исполнено, Мэтт. Но на сегодняшний вечер - достаточно. Идите и присоединитесь к игре. Ее правилам Эд вас научит'.
   Герцог положил ладонь мне на плечо и сжал его. Какое-то время выражение лица Его Милости было непроницаемым, потом он улыбнулся.
   'И удостоверьтесь, чтобы вам достались медовые имбирные пряники. Это самый изысканный сорт, который я пробовал за пределами Лондона'.
   Много дней спустя, выехав с членами Ордена на болота, я вспомнил его взгляд.
   По пути на конюшни я оказался перехвачен слугой, велевшим мне до ужина подождать Его Милость в кабинете. О цели этого приказа я не имел ни малейшего представления. Когда рассказал остальным, то проницательные глаза Элис сверкнули в мою сторону, однако, она ничего не ответила.
   У Эда капризно скривились губы.
   'Отец собирается уезжать через несколько дней. На собрание Совета. Наверное, он хочет взять тебя с собой. С каким бы удовольствием я оказался на твоем месте'.
   'Что?' - переспросил Роджер. 'И приклеился бы к грязному замку, на протяжение целого дня окруженный спорящими стариканами? Когда мог бы находиться с нами здесь и наслаждаться охотой?'
   Эд бросил взгляд на Леди, в готовности сидящую у Роджера на запястье.
   'По словам батюшки, вокруг Шерифф Хаттона чудесные охотничьи угодья. И ты хорошо знаешь, что замок не грязный. Он...'
   Я позволил их дружеской перепалке пройти мимо своих ушей.
  Болота вокруг нас омывались характерным для ранней весны сияющим солнечным светом. На землю спускались трели вырисовывающегося на голубом небесном своде полевого жаворонка, а вдоль полосы вереска и черники ковыляла пара кулика и сороки. Их нездешнее улюлюканье на миг потонуло в его изощренных руладах, стоило птицам оказаться за спинами наших коней.
   Вдохнув сладкий весенний аромат, я задался вопросом, владело ли мной когда большее счастье?
   Зайдя позднее в тот день в кабинет Его Милости, я обнаружил герцога, в одиночестве стоящим за большим дубовым столом, поверхность которого была полностью покрыта документами. Предложив мне сесть, он аккуратно достал два из них.
   Его Милость примостился на краю стола напротив меня, на лице герцога застыло серьезное выражение.
   'Мэтт, я получил письмо от лорда Соулсби, где речь идет о вас'.
   'От лорда Соулсби, Ваша Милость?'
   'Вы знаете его?'
   'Только как дядю Хью. И - '
  'И как отца человека, за которого должна выйти замуж Элис Лэнгдаун?'
   Герцог внимательно смотрел на меня.
   'Да, я слышал об этом'.
   Меня загнули в тупик. Зачем лорду Соулсби понадобилось писать обо мне? Зачем ему вообще знать о моем существовании?
   'Его внимание привлекла возникшая между вами и Элис дружба'.
   'Разумеется, мы с ней дружим, Ваша Милость'.
   'Но, Мэтт, он опасается, что дружба может поставить под удар помолвку'.
   'Ваша Милость?'
   'До него дошли слухи о некоторых написанных вами друг другу письмах. В которых вы говорили о любви'.
   И тут я понял, в чем состоит все дело.
   Хью. Письмо из Йорка. Глупые, игривые стишки, переписанные мной для Элис.
  'Но, Ваша Милость', - возразил я, - 'там же ничего нет. Просто письмо. Мы играли в рыцарей и дам. Я написал что-то из найденного мной романса. Это ничего не значит. Тем не менее, Хью украл послание и -'
   Я запнулся на середине.
   'Это было то самое письмо, из-за которого вас подвергли физическому наказанию?'
   'Да, Ваша Милость. Оно действительно не имеет никакого значения. Мы с Элис просто друзья'.
   'Да, Мэтт. Это известно вам, также, как сейчас известно мне. Но лорд Соулсби находится далеко, и с тех пор, как он был мальчиком прошло слишком много времени. К тому же, я подозреваю, что лорд Соулсби не относится к числу людей читающих, в особенности, романсы'.
   Образовавшаяся глубоко в желудке тяжесть при виде семейной полуулыбки Его Милости начала подниматься. Я подождал, пока герцог продолжит.
  'Ясно, что его также дезинформировали ...кто-то, вероятно, совершенно не желающий вам добра. Лорд Соулсби заявил мне, что, как сын торговца, вы не подходящий товарищ для одной из самых богатых наследниц в Англии, и, конечно же, для супруги его сына'.
   'Они еще не женаты', - возразил я. 'И мой отец -'
   Его Милость призвал меня к молчанию поднятием руки.
   'Ваш отец, Мэттью, пользуется моим глубочайшим уважением, как и все его собратья по профессии. Но определенные представители знати...они привержены традициям старины, и не видят, что сила Англии связана с ее торговцами и ведущимися теми делами. Мир и торговля - вот, чего желает мой брат. Но иногда подобные стремления имеют обыкновение дорого обходиться'.
   Его Милость взглянул на бумаги в руке.
   'Лорд Соулсби требует, дабы вас отослали от нашего двора'.
   Возникло ощущение, словно на мою грудную клетку снова встал высокий сапог Хью.
   'Мой господин!' - взмолился я. В глазах Его Милости было то же самое выражение, которое я видел в них в Пасхальную ночь.
   'Мэтт, я мог бы проигнорировать его требование, но...Пришло также письмо от королевы. В этом вопросе она является заинтересованной стороной, Элис находится под ее опекой, и государыня вправе вручить руку девочки тому, кому сочтет нужным. Лорд Соулсби - один из вассалов брата, а Эдвард и Елизавета беспрестанно нуждаются в преданности подобных людей. Нам не следует давать ему повода для жалоб. В политике нельзя постоянно поступать так, как требует сердце'.
   Его Милость замолчал и посмотрел на меня.
   Я держал голову высоко, хотя глаза жгло. Было жутко боязно, что не сумею сдержать слезы.
   'Значит, мне необходимо уехать?'
   Его Милость кивнул.
   'Боюсь, что да. Знаю, вы никоим образом не угрожали упомянутому выше браку, но Ее Величество и лорд Соулсби не станут ничего слушать. Мне жаль, что вы больше не являетесь частью этого двора. Анна и я будем тосковать по исполняемой вами музыке, а Эд, точно знаю, по другу'.
   Я больше не мог держать голову прямо. Стоило мне моргнуть и посмотреть вниз, как слезинка упала и осталось на носке сапога.
   'Мне следует вернуться в - в Йорк, мой господин?'
   'Если хотите. Или, - Мэтт, я сделаю для вас все, что в моих силах. Вы были здесь ценным соратником. Я уверен, если вы пожелаете вернуться в Лондон, мастер Эшли возьмет вас в ученики. Вы же наслаждались счастьем в те проведенные с ним недели, правда?'
   'Не настолько, насколько с -'
   Вовне произошло неожиданное смятение.
   По булыжникам загрохотали копыта, послышались топот обутых в сапоги ног, глухие голоса, стук двери.
   'Ваша Милость!'
   Настойчивый звук слов, - исходящих от мастера Гилфорда?
   В два шага герцог оказался за моей спиной у порога, распахивая дверь.
   Там стоял управляющий, чье обычно смуглое лицо сейчас побледнело. Рядом, тяжело дыша, находился человек в форме красного цвета, источающий запах грязи и пыли и сжимающий маленький кожаный мешочек.
   За ними расположился держащий поводья высокого коня в полном снаряжении мастер Рейнольдс. Скакун вскидывал голову, показывая белки глаз и клочья пены на шее, от его вздымающихся боков шел пар.
   'Ваша Милость, сообщение', - произнес мастер Гилфорд. 'От лорда Гастингса'.
   'От лорда Гастингса?'
   'Да, мой господин', - запинаясь, ответил человек в красном. 'От лорда Гастингса. Ваша Милость, король -'
   'Да?'
   'Его Величество скончался'.
  
  Глава 21
  Печальный день
  
   На секунды воцарилась тишина.
   Я мог слышать дыхание коней и позвякивание их уздечек, чувствовать запах пота людей и животных, видеть силуэт Его Милости на фоне этой картины, поздний послеполуденный солнечный свет, пересекающий абрис темной и неподвижной фигуры герцога.
   Затем его все еще сжимающая оба письма ладонь схватилась за дверной косяк.
   'Как?'
   Посланец поморщился, пытаясь восстановить дыхание.
   'Апоплексический удар, как они полагают, Ваша Милость. Неделю-две назад Его Величество простудился. Казалось, он пошел на поправку, но потом -'
   Присланный согнулся от кашля, и герцог поднял руку.
   'Принесите кресло. И вино. Прежде чем он снова заговорит, ему следует основательно отдохнуть'.
   Гонец попытался возразить, но Его Милость отмел все попытки.
   Пока мастер Гилфорд и слуги, сейчас появившиеся в кабинете, торопились выполнить приказание, герцог повернулся ко мне.
   'Мэтт, я должен заняться этим, но не забуду о вас. Подумайте о моих словах. Если пожелаете вернуться к мастеру Эшли, я устрою ваше возвращение. Теперь - идите'.
   Его Милость развернулся к группе людей, столпившихся вокруг посланца, сидевшего сейчас у стола, а я, спотыкаясь, вышел на свет внутреннего двора.
   Там во всех направлениях сновал народ, а конюх уводил изнуренную лошадь восстанавливать силы. В подобной суматохе мне было очень легко потеряться.
   Я прокрался в пустующую после трубного сигнала к ужину комнату пажей. Один или два мальчика прошли мимо, по направлению к большому залу, но я держал голову опущенной, чтобы не встретиться с ними взглядом. Говорить сейчас не хотелось ни с кем, а мысль о еде была далека от меня, как никогда.
   Я сел на край матраса, оставив локти на коленях и закрыв сжатыми кулаками глаза. Мюррей, без сомнения, почуяв соленые слезы, уткнулась в мои руки и, когда я не шелохнулся, заскулила. Но меня слишком занимала собственная беда, чтобы обращать на нее внимание. Вскоре Мюррей свернулась у моих ног и заснула.
   Очень быстро, прежде чем я даже начал размышлять о том, какой шаг совершить дальше, или, что сказать остальным, в комнату, для вечерних игр, понемногу стали возвращаться несколько мальчиков. Роджер оказался одним из первых. Он опустился рядом со мной на кровать, по всей видимости, не заметив ни моей сгорбленной спины, ни заслоняющих лицо ладоней.
   'Мэтт, почему ты отсутствовал во время ужина?'
   Его слишком громкий голос действовал мне на нервы, но Роджер не ждал ответа.
   'Ты слышал новости? Король умер'.
   Я что-то пробурчал, но не двинулся. Это были серьезные известия, печальный удар для всего государства. Однако, я не мог думать ни о чем, кроме личных проблем.
   'Мастер Гилфорд объявил это накануне ужина. Нам пришлось сидеть молча и молиться так долго, пока он не разрешил внести еду. Я даже видел слезы на щеках мастера Флита. Говорят, в молодости, он ездил верхом с королем Эдвардом и даже сражался с ним при Таутоне'.
   Роджер притих. Когда я ослабил давившие на веки ладони, то уголком глаза обозрел его лицо. Мимика друга резко изменилась, когда он взглянул на меня прямо, наверное, впервые в течение вечера.
   'Мэтт, в чем дело? Что произошло?'
   Я стер тыльной стороной ладоней с щек слезы. Разбуженная движением Мюррей вытянула длинную красноватую мордочку и лизнула меня.
   Казалось, что Роджер похлопает меня по плечу, но его рука изменила направление и погладила Мюррей по ушам.
   Я понял, что не хочу ему ничего рассказывать.
  Прочищая горло, я боялся, как бы голос не сломался.
   'А Его Милость? Как он...?'
   'О, герцог не пришел на ужин, как и Ее Милость или Эд. Думаю, если они только что получили письмо...Мэтт, разве ты не ходил к Его Милости после нашей прогулки? Он тогда узнал о дурных новостях?'
   Я покачал головой, радуясь возможности отвлечься на что-то другое.
   'Нет. Ну, да. Посланец прибыл, когда я находился в кабинете. Посланец от лорда Гастингса'.
   'От лорда Гастингса? Не от Ее Величества? Это странно'.
   'Наверное, она была крайне поражена горем'.
   'Наверное. Хотя мне доводилось слышать, что Ее Величество - сильная женщина и не относится к числу тех, кто покачнется под ударом. Но что сказал посланец? Как Его Милость воспринял известие?'
  Я напряг память, извлекая из нее то, что мог отыскать в успевших перепутаться друг с другом картинах.
   'Его Милость был спокоен. Но лицо у него заметно побледнело. Разумеется, для герцога случившееся - удар. Тем не менее, о нуждах посланца он позаботился'.
   И бережно отпустил меня, догадываясь, как я себя чувствую.
   'Я только слышал, как посланец сказал, что у короля, вероятно, случился апоплексический кризис'.
   Теперь настала очередь Роджера качать головой.
   'Как бы то ни было, Его Величеству едва исполнилось сорок лет'.
   Внезапно он встал, вынудив Мюррей изогнуться и подпрыгнуть на задних лапах.
   'Пойдем, Мэтт. Давай отыщем Элис. Возможно, она окажется больше осведомлена'.
   С некоторой долей неохоты я последовал за Роджером на внутренний двор. Мне бы хотелось остаться в кровати, имея рядом только Мюррей. Но она, также пропустив свой ужин, со счастливым видом направилась вслед за Роджером, зная, что у него всегда есть готовый запас из кусочков с общего стола.
  По крайней мере, поиск Элис среди оглушенных и притихших обитателей замка отвлек меня от личных трудностей. Пока мы плутали, Роджер указал мне на место, где на столбе над башней был наполовину приспущен стяг с большим вепрем.
   Когда мы, в конце концов, отыскали Элис, то выяснили, что она знает еще меньше, чем мы, несмотря на ее пребывание в личных покоях в минуту сообщения Его Милостью новостей жене и сыну.
  'Они были очень спокойными', - поделилась с нами Элис. 'Не думаю, чтобы это очень захватило их. Ее Милость заметила что-то о сообщении ей герцогом про прибавление короля в весе к Рождеству. Но Его Милость сказал, излишнего веса не достаточно для смерти. И они снова замолчали до тех пор, пока меня не позвали ужинать'.
   Я воскресил в памяти встречи с Его Величеством, особенно в канун Богоявления, на Двенадцатую Ночь, и поразился, как человек настолько полный жизнью, даже переполняемый ею, такой сильный, такой сияющий, мог превратиться сейчас в пустую оболочку. Мысленным взором я увидел короля седым, посеревшим, холодным и безжизненным, лежащим вытянувшись, словно одно из каменных изваяний на могилах, так часто наблюдаемых мной в Йоркском соборе.
  Некоторое время наша троица, почти не разговаривая, бродила по фруктовым садам и огородам. Нас окружали только бутоны, побеги новой жизни и тихое гудение первых пчел.
   Когда в желтом свете появляющихся весной примул протянулись длинные тени, мы ясно поняли, что в этот вечер Эд к нам не присоединится.
   Как много времени прошло со дня, когда он видел своего дядю Эдварда? Я вспомнил, что Эд ни разу не встречался с кузенами. Но я остался убежден, горе его отца будет еще грубее и надрывнее того образа мыслей, которого герцог держался, беседуя со мной в Лондоне о братьях. Сейчас ему захочется тесно собрать вокруг себя всю семью. На что может быть похожа утрата еще одного брата?
   Память скользнула обратно домой - к Фреду, Джону и Питеру, к их смеющимся лицам в мерцающем свете последнего вечера в Йорке.
  Я задрожал, ощутив свойственную ночи прохладу, наступающую после погружения солнца за вершины далеких холмов. Долина умолкла. Собирающиеся сумерки отзывались лишь скорбным звуком сельского церковного колокола.
   Затем нас вынудило обернуться раздавшееся на усыпанной щебнем тропинке шарканье.
   Сквозь древесные насаждения к нам спешила Элен с вздымающимися над быстрыми ступнями юбками.
   'Мэтт, вот ты где! Тебе надо поторопиться, - Его Милость желает встретиться с тобой'.
   'Со мной?'
   'Не относится ли это к твоей аудиенции нынешним вечером?'
   'Возможно, герцог просто хочет послушать твое пение'.
   Однако, взгляд Элис был полон заинтересованности.
   Скоро мне придется им признаться, что я поставлен перед необходимостью навсегда уехать.
  Я отошел назад, давая мастерам Ловеллу, Рэтклифу и Кендаллу выйти, прежде чем смог вступить в принадлежащие семье покои.
   Сжимая в ладони кипу бумаг, вдобавок к его обычным кожаному чехлу для документов и письменным принадлежностям, мастер Кендалл, проходя, стиснул мое плечо, его глаза потемнели от грусти.
   'Печальный день, мой мальчик, поистине, печальный день'.
   Остальные джентльмены просто склонили головы и поспешили удалиться.
   По пути, на случай, если она потребуется, я захватил свою лютню, но теперь прислонил ее к находящейся за дверью стене.
  Перешагнув через порог, я отметил, что обстановка внутри радикально отличается от традиционной для этого часа в любой другой день. Не велось никаких дел, даже вышивание Ее Милости лежало заброшенным на маленьком столе.
   Эд свернулся рядом с матерью в просторном кресле, устроив голову у герцогини на коленях. Ее Милость с отсутствующим видом перебирала пряди волос сына, время от времени поднимая на мужа взгляд.
   Герцог стоял спиной к большому столу, всматриваясь в огонь в камине и крутя на мизинце кольцо с красноватым камнем.
   'Ричард', - послышался тихий голос Ее Милости. 'Мэттью здесь'.
   Его Милость развернулся ко мне.
   Представшее передо мной вполне могло быть объяснимо действием выступающих над столом ярко сверкающих подсвечников, одиноко зажженных там, где так много ранее совершалось, но за несколько часов, пока я его не видел, герцог казался постаревшим на значительное число лет. На лбу и вокруг глаз углубились морщины, бледность лица обернулась мощным контрастом темному камзолу Его Милости. Тем не менее, когда он пригласил меня присесть на привычную скамеечку, сжатые губы еле заметно изогнулись.
   'Ну, Мэттью, наша послеобеденная беседа прервалась из-за великих событий'.
   Я склонил голову, не будучи уверен, нужно ли что-то отвечать, и что конкретно, если это от меня требуется.
  'Кажется, что брат в своей последней воле назначил меня Защитником королевства. Через несколько дней я должен опять выехать на юг, дабы сопровождать моего племянника Эдварда в Лондон на его коронацию. Мой путь будет лежать мимо Йорка. Мне кажется, что вы можете отправиться с нами. Потом вы вправе остаться с вашей семьей. Если мы получим весточку от мастера Эшли, или если вы надумаете попытать удачи в качестве ученика в городе, тогда продолжите с нами путешествие в Лондон'.
   Я сглотнул и кивнул, не желая в ответе доверяться голосу.
   'Еще, Мэтт. В Йоркском соборе мне следует заказать по брату поминальную службу. Я бы хотел, чтобы вы снова спели для него. Последняя услуга для него - и для меня'.
   Пряча лицо в ладонях, я соскользнул со скамейки на колени.
   'Конечно, Ваша Милость', - это оказалось единственным, что я сумел выдавить.
   Почувствовав прикосновение Его Милости к моему плечу, я поднял голову.
   Глаза герцога сверкали неестественным блеском.
   'Я собирался просить вас спеть сегодня. Наверное, подходящий моменту псалом. Но сейчас вижу, это будет несправедливо после полученного вами удара. Отправляйтесь в кровать. Постарайтесь выспаться, сколько сумеете'.
   Я снова склонил голову. Но в этот раз очень медленно совершив два или три вздоха.
   Затем я заставил себя подняться на ноги, выпрямив спину и вытянув руки по бокам.
   Лицезрение печали герцога дало мне силы справиться с моей грустью.
   'Благодарю вас, Ваша Милость, но нет. Что бы вы хотели услышать в моем исполнении?'
   *
  Той ночью я спал намного крепче, чем считал возможным. А утром, после очередного пения для Его Милости на особой службе в часовне, набрался достаточного количества сил, чтобы поведать о своей дальнейшей судьбе Элис и Роджеру.
  По причине начала траура по Его Величеству уроки были на день оставлены. Мы воспользовались возможностью покинуть мрачную атмосферу замка и прогуляться с собаками в направлении заливных лугов. Сидя теперь на берегу реки и свесив ноги над медленно текущей водой, я рассказал свою печальную историю.
  Элис немедленно приподнялась на руках, ее глаза сверкали, а губы выплевывали гневные соображения относительно Хью и его дяди, королевы и даже Его Милости, так как тот не отстаивал перед ними личную позицию.
  Тем не менее, Роджер придерживался отличной точки зрения.
  'Но ты же добьешься возможности жить в Лондоне'.
  'Я не хочу жить в Лондоне. Я хочу остаться здесь с - со всеми вами'.
  'Но подумай об этом, Мэтт. Лондон - то место, где стоит оказаться. Ты не в силах ничего сделать, чтобы закрепиться тут. Там же сумеешь делать все, что пожелаешь. Я слышал, у мастера Эшли есть связи по всей Европе. Ты начнешь путешествовать, увидишь мир, составишь себе состояние'.
  'Но - но я хочу стать рыцарем. Это было моей единственной возможностью, и сейчас - сейчас я ее разрушил'.
  Оба моих друга замолчали.
  Я предположил, что никогда не говорил с ними о своей мечте раньше, по крайней мере, не так, как теперь. Наверное, единственным человеком, с которым я ее когда-либо честно обсуждал, был Его Милость. И мне вспомнилось, что он ответил.
  Я посмотрел через реку на коров, спокойно щиплющих траву на дальнем берегу. Неужели отныне мне придется отказаться от мечты?
  Элис оказалась первой, кто нарушил тишину.
  'Мэтт, ты продолжишь оставаться членом Ордена. Мы все продолжим ими оставаться. Мы принесли клятву. Быть верными рыцарями герцога Ричарда Глостера - Лорда Защитника Англии. Они не могут этого у нас отнять. Мы встретимся, как только сможем, в Лондоне или - или здесь. Ты вернешься, когда сумеешь это сделать. И мы в силах регулярно вести переписку - сегодня у нас есть шифр'.
  Прошлым вечером Его милость сказал то же самое, - что я сумею продолжать писать Эду и остальным, а он станет отправлять письма со своей официальной корреспонденцией. Точно также, как когда я находился в Лондоне прежде.
  За исключением того, что тогда я писал, надеясь на возвращение. Как мог я делать это теперь, понимая, что мои друзья продолжат жить без меня, жить, навсегда от меня отрезанными?
  В течение каждого из последующих вечеров Его Милость звал меня спеть ему и другим членам семьи, а каждая ночь превратилась в очередной шаг по направлению к окончательному прощанию. Уроков днем было мало, и между ними образовывался значительный перерыв, так как продолжался траур, а вместе с ним происходили приготовления к отъезду герцога. От этих немногих занятий меня освободили на случай, если сэр Уильям потребует, чтобы я явился к нему для репетиции своего участия в поминальной службе, назначенной в Йоркском соборе.
  Все это время я делал все, от меня зависящее, дабы не задумываться, что ждет впереди. Мне удалось даже поразить каноника своим прилежанием на репетициях. Он сказал, что никогда так не радовался моим успехам, и что ему больно слышать о необходимости моего отъезда. Как заметил однажды Роджер, у слов среди обитателей замка существовала определенная скорость.
   Во время трапез из-за стола оруженосцев лучилась самодовольная радость Хью. Я был крайне благодарен за предоставленную возможность не встречаться с ним в эти дни на учебных занятиях или на тренировках по владению оружием. Но, трудясь над переводами с латыни или снова оказавшись побежденным Эдом с его мечом из каштана, я больше тревожился, когда, если подобное осуществится, появятся у меня еще шансы также учиться или практиковаться в военном деле.
   В последнее утро накануне нашего отъезда из Йорка прибыли телеги, нагруженные траурными одеяниями. Их заказали специально для группы сопровождающих Лорда Защитника королевства путешественников.
   Когда в тот вечер я стоял за дверями покоев герцога, ожидая, пока его покинут находящиеся там джентльмены, Элен заметила, насколько изысканно и солидно я выгляжу в своем новом костюме мрачного черного цвета.
   Элис просто бросила на меня пристальный взгляд, после чего проводила внутрь, тихо прикрыв за нами дверь.
   В комнате присутствовали только Его Милость с супругой, герцог стоял спиной к нам у огня, Ее Милость сидела в своем привычном кресле. Не успели мы с Элис направиться к овалу мерцающего сияния свечей, как герцогиня заговорила.
   Кисть Элис на моем предплечье предотвратила дальнейший шаг.
   'Ричард, прошу тебя, возьми больше людей. Если рассказанное Гастингсом - правда -'
  'О том, что королева и ее семья намерены проигнорировать желания брата? Анна, Эдвард доверил заботу о стране мне, и народ, как и прежний монарший Совет будет уважать его волю. Господь поможет мне. Вне зависимости от того, возьму я три сотни или три тысячи людей - '
   'Елизавета надеется стать регентшей при сыне и вместе со своей семьей руководить как им, так и государством. Ты знаешь это. То, что Гастингс сказал о стоящем в канале флоте... Подобные решения нельзя принимать, прежде чем ты и юный Эдвард не прибудете в Лондон'.
   'Гастингс будет проводить в прежнем Совете правильный курс действий вплоть до момента нашего приезда'.
   'Но если он не сможет? Если влияние Вудвиллов окажется слишком мощным? Ох, Ричард, вспомни...вспомни, что произошло с Джорджем!'
   Голос изменил Ее Милости, тревога надломила его, словно ураган штандарт.
  Его Милость обернулся и, взяв ее за руку, встал перед герцогиней на колени.
   'Ты полагаешь, я способен когда-либо это забыть? Анна, тебе не следует опасаться. На этот раз королева не одержит победу. Вопрос о регентстве для нее даже не стоит. Брат назначил меня защитником королевства до той минуты, пока его сын не будет коронован'.
   'Да, но что случится потом?'
   'Потом юный Эдвард станет полноправным монархом, и, если его новый Совет издаст такое постановление, с Божьей помощью я продолжу отвечать за опеку над государством. Гастингс и остальные вельможи не пожелают видеть, как через мальчика правят Вудвиллы'.
   'Бедное дитя', - проронила Ее Милость. 'Перенести такой удар в столь юном возрасте'.
   'Да, никому не пожелаю бремя ответственности, особенно зеленому парню. Прежде чем он сумеет влезть в отцовские туфли, ему придется сильно подрасти'.
   Вставая снова на ноги, герцог заметил наше замешательство в тени. Он сделал приглашающий знак рукой.
   Я встревожился, что нас начнут упрекать за подслушивание огромного количества информации. Но лицо Его Милости, хоть и суровое, выглядело рассеянным, как часто бывало в те дни.
   'Вы видели его, Мэтт, во время Святок. Я говорю о юном Эдварде, новом короле. Мы обсуждали его. Мой племянник не старше вас'. Глаза герцога сузились. 'Наверное, даже моложе'.
   'Но крупнее, мой господин?'
   В ту же секунду я испугался, что совершил оплошность, пошутив относительно моего роста в такой серьезный миг. Однако, пропустив сердечный удар, Его Милость коротко и хрипло рассмеялся, и накрывшее покои напряжение испарилось.
   'Да, возможно, крупнее. Но я опасаюсь того, что размер не является признаком готовности править. Поставьте, если сумеете, себя на его место, Мэтт, при всем вашем хрупком телосложении. Даже вытянувшись за нынешнюю весну на длину ладони, ответьте, хотели бы вы принять на плечи правление этим королевством?'
   Я молча покачал головой.
   'А если, к тому же вы провели большую часть своей короткой жизни вдали от Лондона, родителей и придворных интриг, исключительно с обучающим вас дядей? Вскоре после того, как ваша страна оказалась подвержена ужасам гражданской войны?'
   Наступила очередь Его Милости качать головой. Затем глаза герцога прояснились.
   'Но идем', - хлопнул он в ладоши и взял со стола поднос с кубками. 'Это наша последняя ночь здесь на срок...кто знает, на какой долгий срок? Несмотря на значительную и запоздалую печаль, не дадим себе сдаться тому, что может произойти, напротив, подумаем о дне, когда опять соберемся вместе'.
  Сказав это, Его Милость низко поклонился жене и предложил ей вино, затем он снова повернулся к Элис. Герцог взял два кубка и, передав один из них мне, с легкой улыбкой добавил: 'И о славных временах, которые наступят для тех, кто их ждет и с этой целью тяжело трудится. О присутствующих тут, кто только отправляется навстречу своим приключениям'.
   Его Милость прикоснулся принадлежащим ему бокалом к наполовину наполненному моему и выпил.
   После того, как я последовал примеру герцога, он попросил: 'А сейчас, Мэттью, если желаете, исполните песню. Постарайтесь сделать ее веселой, чтобы моя супруга смогла запомнить произведение и находить в грядущие дни в нем опору'.
   Пока я в очередной раз пел для Его Милости и герцогини романсы, выученные мной к первому возвращению герцога много месяцев тому назад, не переставал задаваться вопросами обо всем услышанном нами с Элис во время пребывания в тени. У меня оказалось множество причин размышлять об этом опять и опять на протяжении последовавших далее недель и месяцев.
   *
  Утро пришло серым и хмурым, но и во всех других отношениях оно отличалось от дня моего предыдущего отъезда из замка. Теперь у меня не было трепета предвкушения или азарта, лишь тяжелый страх внутри, пока я направлялся к ожидавшей меня Бесс.
   Хью находился среди собравшейся вокруг лошадей толпы оруженосцев и пажей, но я повернул прежде, чем заметил нечто большее, нежели краткий миг победного ликования, отразившегося на его все еще привлекательном, несмотря на кривой нос, лице.
   Там же меня ждали Элис, Роджер и Элен. До того, как подняться в седло, я обнял каждого из них, едва произнеся хоть слово.
   Увидев, что Его Милость с семьей выходят из главной башни, Элен рванулась помочь герцогине, но не раньше, чем я заметил выступившие у нее на глазах слезы. Роджер занял себя провоцированием Мюррей в последний раз станцевать для него, но Элис подошла как можно ближе к Бесс и положила ладонь на мое стремя.
   'Прощай, Мэтт. Мне жаль, что это с тобой случилось. И что случилось из-за меня'.
   Я был ошеломлен.
   'Из-за тебя? Но именно я напал на Хью и до крови разбил ему нос. Он презирает меня'.
   'Но если бы не связь случившегося с его кузеном и - Ох!'
   Элис задрала лицо к небу и создала впечатление, словно хочет топнуть, как она поступила с Роджером в минуту первой нашей встречи.
   'Ох, как же это все несправедливо! Но ты будешь писать, правда? И когда Ее Милость поедет в Лондон, если я тоже туда отправлюсь, ты должен навестить нас. Обещаешь?'
   Я кивнул, снова сомневаясь, как в своем голосе, так и в способности выполнить подобное обещание.
   Со стороны сгруппировавшихся вокруг нас джентльменов послышались приглушенные возгласы. Мы увидели рядом со Штормом Его Милость герцога Ричарда, окруженного сэром Френсисом и мастером Рэтклифом, над ними развевался огромный герцогский стяг, теперь на нем вдоль всей длины была нашита полоса из черной ткани.
   Когда возглавлявшие процессию двинулись вперед, я пожал Элис руку и прошептал:
   'Не позволяй им выдать тебя замуж против твоей воли'.
   Элис взглянула на меня расширившимися глазами. Казалось, что от изумления она на секунды лишилась дара речи, но потом девочка коротко рассмеялась.
   'О, об этом не беспокойся. Если я буду вести себя тихо, возможно, все они обо мне забудут'.
   Бесс пустилась в путь вслед за остальными лошадьми, но Элис не сразу отняла руку. Она пошла рядом, пока Роджер, подпрыгивая, не нагнал нас со скачущими у его ног Мюррей и Тенью.
   'Заботься о ней, Мэтт. До скорой встречи в Лондоне'.
   Он хлопнул по только что отпущенной Элис руке, затем наклонился, чтобы схватить Тень за ошейник и помешать ей бежать за сестрой, ибо Мюррей уже устроилась на своем месте, у Бесс на боку.
   Я поднял руку, прощаясь с обоими друзьями, но не успел я взглянуть вперед, намереваясь в последний раз проехать через внутренние ворота, как сквозь толпу пажей и слуг ко мне метнулась маленькая фигурка.
   'Не уезжай, не попрощавшись, Мэтт'.
   Это был Эд.
  Я попрощался с ним еще вчера, понимая, что этим утром его время должно полностью принадлежать отцу. Но сейчас я придержал Бесс и наклонился снова обнять Эда, так сильно, как мог.
   Он погладил Мюррей по макушке, а потом кинул мне завернутый в темно-синий бархат небольшой пакет.
   'Это подарок от моей матушки, хотя я знаю, что он происходит с личных полок батюшки. Мама сказала, что здесь рассказывается история совершенного рыцаря. Не забывай об Ордене, Мэтт. И скорей возвращайся повидаться с нами'.
   Эд опустил руку. Когда Бесс опять пошла, я развернул ткань.
   Внутри лежала маленькая книга, красиво переплетенная в кожу глубокого красного цвета с выгравированным на переплетной крышке изображением вепря.
   Я открыл ее. На первой странице изысканным почерком было начертано 'Смерть Артура', и мне стало понятно, насколько это дорогой подарок.
   Грохоча копытами под зубьями опускной решетки сторожки, я изогнулся в седле и поднял головной убор, приветствуя друзей. Они стояли сейчас вместе, образовав тесную группу, у подножия лестницы главной башни. После я взглянул вперед, между прижатых ушей Бесс, свистнул Мюррей держаться и последовал за зовом стяга Его Милости через внешний двор и ров.
   От холмов исходил утренний туман, и вдалеке, от извивающейся реки, начинало сиять восходящее солнце, отражающееся от нее лучами, будто золотая нить, лежащая между расположившихся на берегах ив все то время, пока мы проезжали Миддлхэм по направлению к дороге на Йорк и - и к тем славным временам, которые же когда-нибудь наступят?
   Здесь завершается 'Орден Белого Вепря', первая книга одноименного цикла. За ней идет 'Человек короля' - продолжение приключений Мэттью и его друзей в знаменательную Эпоху Правления Трех Королей.
  
  Примечание автора
  
   Ричард, герцог Глостер, родился в 1452 году и, являясь родным братом короля Эдварда IV, стал, в конечном счете, королем и сам, прославившись под именем Ричарда III, вероятно, самого неоднозначного монарха Англии. Второй том цикла 'Орден Белого Вепря' - 'Человек короля' - показывает историю пути к трону и правление Ричарда через призму восприятия Мэттью и его друзей. Эта история искажена и лишена первоначальной формы врагами правителя, сделавшими это после его гибели ради их собственных целей. Чтобы попытаться собрать вместе кусочки более точного варианта жизни Ричарда, нежели тот, который обычно представляют традиционные исторические издания, мне пришлось обратиться к авторам, на чьих работах была тогда выстроена цепь событий.
   После обнаружения в 2012 году могилы короля Ричарда, спустя 400 или чуть больше лет со дня ее утраты, огромное количество людей заинтересовалось именно настоящим человеком, а не созданной его противниками карикатурой. В мой роман я привлекла также и археологические находки. Например, сегодня нам известно, что Ричард страдал от сколиоза, заболевания поразившего его позвоночник, но не настолько, дабы воспрепятствовать монарху оставаться деятельным и удачливым воином и полководцем, каким увидит его Мэтт.
   Мэтт, его друзья и множество событий в первой книге - вымышлены, но, как в каждом историческом романе, они предлагают нам точку обзора, чтобы взглянуть и истолковать 'факты' имеющейся у нас действительности. Те факты, которые не всегда соответствуют друг другу, чтобы можно было создать единую и полную картину по-настоящему произошедшего. Вероятно, до последних дней останется, по меньшей мере, хоть один недостающий фрагмент мозаики, позволяющий разгадывать некий вид интригующей тайны. Кто знает, вдруг Мэтт - тот самый недостающий фрагмент - и он даст нам увидеть всю панораму, чего не случится, пока этот кусочек не вернется на свое место.
   Настоящая книга посвящается Филиппе Лэнгли и ее соратникам по наблюдению за проектом Ричарда - Джону Эшдаун-Хиллу, Аннет Карсон, Дэвиду и Венди Джонсон. Без их кропотливых исследований и глубокой самоотверженности, терпения и усидчивости король Ричард мог бы так и не оказаться найденным, а эта книга - так и не написанной. Выражаю всем им мою сердечную благодарность, так же, как множеству рикардианцев и помогавших нам самыми разными способами остальных людей.
  
  Об авторе
   Рикардианка с подросткового возраста, в зрелости- археолог и издатель, Алекс живет и работает в краях короля Ричарда, недалеко от его любимых Йорка и Миддлхэма. Значительный пласт книги был 'подсмотрен' и 'подслушан' во время прогулок по окрестным поросшим вереском болотам с верной гончей, 'спасенной' золотым летом 2012 года и нерешительно названной Олимпикалли, Милли Мо Эннис Охуруогу Мюррей - для краткости - Милли.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"