Аннотация: Перевод исторического романа о временах Ричарда Третьего
Шэрон К. Пенман
Солнце в зените
Джулии Маккасли Вульф.
Благодарности.
Я признательна столь многим - прежде всего моим родителям, за их поддержку, веру и терпение. Джулии Маккасли Вульф - за ее воодушевление, восхищение и веру в книгу. Моему агенту - Молли Фридрих - охотно принявшую двухсотстраничную рукопись неизвестного автора и охотно отправившую ее в уютную гавань. Дону Маккини - за открытие дверей. Каролине Хаммонд и Джули Лорд - взявшим на себя так много труда в связи с моим исследованием. Двоим друзьям - выстроившим средневековый Йорк в нашей реальности перед моими глазами. Дороти Митчелл и Крис Арнот. Обществу Ричарда Третьего в Соединенных Штатах Америки и в Англии, сделавшим свои библиотеки доступными для меня. Библиотекам Пенсильванского университета, Техасского университета, университета Лос Анжелеса, Нью-Йоркского городского университета, университета Йорка, Английского университета, университета Солсбери, Ноттингема, Ладлоу, Оксфорда и Лондона. Последняя, но не меньшая благодарность моему редактору в Хольт, Райнхарт и Уинстон - Мэриан Вуд, лепившей и полировавшей слова и мысли с тщательностью и мастерством резчика алмазов.
Первая книга.
Дикон.
Первая глава
Ладлоу, сентябрь 1459 года.
Страх не ощущался Ричардом, пока темнота не окутала лес. В сумеречном свете деревья начали принимать незнакомые и угрожающие формы. Тени двигались. Низко нависающие ветви преграждали его дорогу. Вымокшие под дождем листья скользили, цепляясь, вдоль щеки. Он мог слышать звуки позади и продолжать ускорять свой шаг до момента спотыкания о высунувшиеся корни громоздкого дуба и ныряния головой в черноту. Неизвестные доселе ужасы дотянулись до него, пригвоздив к земле. Он ощущал нечто горящее поперек шеи. Лицо было зажато сырой почвой. Ричард лежал очень тихо, но слышал неустойчивые отзвуки собственного дыхания. Открыв глаза, он увидел, что провалился в заросли и оказался пленником ничего более зловещего, чем сизая ежевика и ветки, проломленные тяжестью его же тела.
Сползание в испуг прекратилось, волна отступила. С приходом осознанности, Ричард почувствовал стыд, сжигающий его лицо, и благодарность за отсутствие свидетелей недавнего полета. Он считал себя слишком взрослым, чтобы сдаваться панике так легко, - всего лишь через восемь дней ему исполнится семь лет. Ричард перекатился, чтобы выпутаться из кустов и сел. После мгновенного освобождения он отступил под укрытие исхлестанного молнией бука. Уперевшись об ствол, мальчик устроился в ожидании Неда, который отыщет его.
В том, что Нед явится, сомнений не было. Лишь надежда - явится скоро, и в течение этого времени, он пытался сконцентрироваться на дневных мыслях, старался совсем не думать о том, что может таиться во тьме позади бука.
Он осознал тяжесть осознания, - как такой совершенный день мог столь внезапно испортиться? Утро забрезжило неисчерпаемым обещанием. Когда Джоан сдалась на его уговоры и согласилась взять покататься по лесным тропам вокруг Уитклиффа, его дух воспарил к небесам. Возбуждение оказалось передаваемо, и пони ответила необычным порывом подстегиваниям, перейдя в галоп еще до того, как они проехали подъездные ворота, которые вели от наружной стенной башни, выходившей во двор.
С Джоан, следовавшей за ним снисходительной степенной тенью, он помчал животинку сквозь городок бодрым шагом. Дважды обогнув рыночную площадь, он перепрыгнул аккуратно через старого пса, дремавшего на улице Широких ворот, и затем осадил перед маленькой часовней святой Екатерины на Ладфортском мосту. Так как Джоан все еще отсутствовала в поле зрения, он опрометчиво перегнулся через каменную арку и швырнул пригоршню непросеянной крупы в потоки, закручивающиеся внизу. Один из городских мальчишек заверил Ричарда, что тот приобретет огроменную удачу, поступая подобным образом. Суеверие врезалось в веру ребенка как Писание, еще не успела монета исчезнуть с глаз.
Всадники поднимались по дороге, ведущей на юг, к Леоминстеру. Впереди шел белый жеребец, помеченный причудливой темной звездой - любимый скакун любимого брата Ричарда. Мальчик направил к ним своего пони в головокружительном темпе.
Доспехи на Неде отсутствовали, ветер взбивал рыжеватые, в прожилках солнца, волосы словно солому. Как всегда, он возвышался над своими товарищами. Ричард видел несколько человек, по росту равнявшихся Неду. Они были на три выпрямленных пальца выше шести футов. Граф Марч, лорд Вигмор и Клэр, старший из четырех сыновей герцога Йоркского. В семнадцать лет, Нед в глазах Ричарда считался взрослым человеком. В это сентябрьское, похожее на летнее, утро рядом не маячило никого, на кого можно было бы наткнуться. Разреши Нед, Ричард следовал бы за ним с большим счастьем с рассвета до наступления сумерек.
Ричард думал, Джоан тоже была рада видеть Неда. Ее лицо внезапно приобрело оттенок лепестков розы, и она смотрела на него искоса, пропуская смех сквозь ресницы, также как и другие девушки, общавшиеся с Недом на глазах у Ричарда. Мальчик был рад. Ему хотелось, чтобы Джоан понравился его брат. Мнение девушки имело для него огромное значение. Няни, занимавшиеся с ним в прошлом, до того, как он приехал этой весной жить в замке Ладлоу, совсем не походили на Джоан. Они были угрюмыми, тонкогубыми, без всплесков юмора. Джоан окружала ароматом подсолнухов, ослепляла блестящими яркими волосами, мягкими и красноватыми, словно лисий мех. Она смеялась над его загадками, завораживала сказками об единорогах, рыцарях и крестовых походах в Святую Землю. Наблюдая в данный момент улыбку Джоан, адресованную Неду, Ричард сначала почувствовал согревающее удовольствие, а затем невероятную радость - невероятно, брат действительно собирается ехать с ними! Но Нед отпустил свою свиту, помахав товарищам на прощание, и, с зарождающимися планами на целый день, в компании двух любимых людей, Ричард подумал, почему раньше он не решался перебросить монету через мост?
Казалось, день превзошел все его ожидания. Нед находился в превосходном расположении духа - широко улыбался, рассказывал Ричарду истории из собственного детства, проведенного в Ладлоу вместе с их братом Эдмундом. Пообещал показать, как ловил угрей в стремительном течении реки Тим и обязался взять младшего с собой на рыбалку, предполагавшуюся в Ладлоу через четыре дня. Он уговорил Джоан сдвинуть головной убор, скрывавший ее волосы, проворными пальцами искусно подняв косы, сверкавшие подобно жгутам из красного золота.
Удивление застигло Ричарда врасплох, захватило в плен внезапным ливнем яркого горящего цвета. Конечно, он знал, что рыжие волосы считались приносящими неудачу, но не мог сформулировать - почему конкретно. Джоан улыбнулась и взяла кинжал Неда для перерезания узла на локоне. Она завернула его в свой носовой платок и засунула в тунику Ричарда. Нед также потребовал прядь волос, но Джоан продемонстрировала странную нерасположенность дарить ее молодому человеку. Ричард занял место как можно ближе к корзинке девушки, тогда как она обсуждала с Недом его просьбу. Последовал приглушенный взаимообмен репликами, перетекший в шепот и смех. Обернувшись, Ричард узрел локон у Неда и вновь покрасневшую в тон лепесткам розы Джоан.
Когда солнце оказалось в зените, они развернули провизию, укрытую в корзинке Джоан, используя кинжал Неда, чтобы нарезать тонкими ломтиками булку и внушительными брусками сыр. Он умял большую часть еды умял, затем разделив с Джоан яблоко, передавая его туда-сюда, торгуясь из-за каждого укуса, до тех пор, пока не осталась одна сердцевина.
После они все улеглись на одеяле, захваченном Джоан, и стали искать четырехлистный клевер. Выиграл Ричард. Наградой ему стала последняя из засахаренных сладостей. Солнце баловало теплом, воздух окружал ароматом цветов, достигавшего пика в сентябре. Мальчик перевернулся через живот, чтобы ускользнуть от Неда, изогнувшегося пощекотать его прядью волос Джоан. Спустя некоторое время Ричард задремал. Проснувшись, он обнаружил, что завернут в одеяло и оставлен один. Резко усевшись, ребенок увидел своего пони и кобылу Джоан, все еще привязанными на поляне, однако, белый жеребец Неда исчез.
Ричард был более уязвлен, чем встревожен. Он не считал достаточно справедливым с их стороны уйти, оставив спящего. Но когда это взрослые вели себя справедливо по отношению к детям, и что с этим можно сделать? Мальчик устроился под одеялом в ожидании возвращения, иначе и быть не могло, до сегодняшнего дня, конечно. Он покопался в корзинке, съел оставшееся от белой булки и, разлегшись на спине, стал наблюдать образование облаков над головой.
Скоро, тем не менее, он утомился и решил позволительным для себя исследовать прогалину, раз приходится ждать. К своему огромному удовольствию, ребенок обнаружил мелкий ручей, похожий на водяную ленту, пробивающую путь сквозь траву и из нее к деревьям вокруг. Лежа вниз животом на берегу, он думал, что сможет рассмотреть серебристые тени, рвавшиеся из ледяных зыбей, но, напрягаясь из всех сил, едва схватывал хотя бы одну из призрачных рыб.
Зато, в положении лежа, он заприметил лису. С другого берега ручья, наблюдая за мальчуганом немигающими черными глазами, стоял хищник, вполне способный скорее оказаться вырезанным образом, нежели созданием из плоти и крови. Ричард ощутил холодок. Менее, чем две недели назад он нашел маленького лисенка, оставленного на лугу, близ городка. Более недели продолжались попытки приручить дикое существо. Их успех был ограниченным. Когда Ричард беззаботно показал матери отметины от прикуса на ладони, она поставила его перед выбором - либо отпустить, либо утопить. Восторженный трепет зарождался внутри, скорее абсолютная уверенность, - а вдруг это его бывший питомец? Бесконечно озадаченный, мальчик уселся, чтобы отыскать камни, по которым можно было бы перейти ручей. Тем временем лиса растворилась в лису, не проявляя заметной тревоги. Ободренный, Ричард последовал за ней.
Спустя час пришлось признать, что из виду пропали как лиса, так и путь назад. Он ушел далеко от поляны, на которой остались привязанные лошади. Окликнув Неда, мальчик услышал только задрожавшее шуршание лесных созданий, отвечающих человеческому голосу. С перетеканием послеобеденного времени в вечер продолжили собираться тучи. В конце концов, вся синева задохнулась, посерев, и вскоре начал накрапывать легкий согревающий дождь. Ричард пытался определить дорогу по солнцу, учитывая местонахождение Ладлоу на востоке. Сейчас он абсолютно точно заблудился и чувствовал первые движения пробуждающегося страха. Еще до захода солнца мальчика захлестнула паника.
Он не был уверен, как долго прятался под буком. Казалось, время потеряло свои знакомые свойства, минуты растянулись до неузнаваемых соотношений. Ричард сделал попытку обратного отсчета, начиная от сотни, но обнаружил странные пробелы в памяти и себя, нащупывающего цифры, которые должны быть известны без колебания.
'Дикон, если слышишь меня, откликнись!'
Облегчение всколыхнулось в горле Ричарда вместе с напряженной болью. 'Сюда, Эдмунд, я здесь!', крикнул он и в доли секунды оказался поднят на круп лошади брата.
Одной рукой крепко удерживая Ричарда в седле, другой Эдмунд искусно развернул скакуна, позволяя ему самому определить свой путь сквозь густое сплетение кустарника. Как только они вынырнули в волну лунного света, он поставил младшего под прицел критического анализа.
'Изгваздался лихо, точняк. Но ты в целости, Дикон?'
'Не-а, но есть охота', Ричард улыбался, но как-то смущенно. Шестнадцатилетний Эдмунд был не так достижим, как Нед, более подходящий для нетерпеливого реагирования, спровоцированный, способный влепить по ушам.
'Братишка, ты у меня в долгу за это. Уверяю, у меня есть более приятные способы проводить вечера, нежели рыская по лесам в поисках тебя. В следующий раз, приспичит тебе убежать, думаю, я подожду и предоставлю волкам обнаружить тебя первыми'.
Ричард не мог понять, когда Эдмунд был серьезен. Однако, в этот раз он заметил красноречивый блеск, свидетельствующий о подкалывании, и улыбнулся.
'Нет здесь волков', начал он, но затем значение слов Эдмунда его поразило.
'Я не убегал, Эдмунд. Я потерялся, последовав за моим лисенком. Помнишь, того, что я приручил? Пока я ждал, что Нед вернется...'. Его слова тянулись, пока взгляд был пристально нацелен на брата, а нижняя губа непроизвольно жевалась.
'Я должен был догадаться', мягко вымолвил Эдмунд. Затем - 'Чертов дурень. Он же знает, как отец реагирует на наши развлечения с девушками из хозяйства'. Он расплылся при взгляде на Ричарда в скользкой улыбке.
'Ты же не понимаешь, о чем я толкую, не так ли? Буквально, смею заметить'.
Он покачал головой. Ричард услышал, как повторилось 'чертов дурень' с придыханием. Спустя миг Эдмунд громко рассмеялся.
Какое-то время они ехали в тишине. Ричард понимал больше, чем думал Эдмунд, сознавая, - Нед как-то сделал нечто, сильно разочарующее его отца.
'Где он, Эдмунд?', спросил он несчастно настолько, что старший брат взъерошил его волосы в беззаботном утешительном жесте.
'В поисках тебя, где же еще? Он отправил твою Джоан назад в замок за помощью, когда начало смеркаться, а они все еще не могли обнаружить тебя. Половина домашних слуг прочесывает лес, пытаясь тебя найти, с тех пор, как стемнело'.
Между ними снова повисла тишина. Когда Ричард стал узнавать межевые вехи, понимая, что скоро они будут рядом с Ладфортским мостом, он услышал, как Эдмунд задумчиво произнес: 'Никто еще не знает, что произошло этим вечером, Дикон. Никто еше не говорил с Недом, и девушка настолько обезумела, что сложно вытянуть из нее что-либо вразумительное. Мы посчитали, что тебя взвила собственная шалость'. Он заколебался и потом продолжил в незнакомых еще, интригующих доверительных тонах, адресованных одним взрослым другому.
'Знаешь, Дикон, если бы господин батюшка подумал, что Нед оставил тебя одного на лугу, вряд ли он будет очень счастлив по этому поводу. Конечно, он больше разгневается на Неда. Но также, боюсь, он станет винить Джоан. Может даже отослать ее'.
'Нет!', Ричард развернулся в седле, чтобы взглянуть на брата. 'Нед не оставлял меня одного', выпалил он, задыхаясь. 'Он не оставлял меня, я сбежал за лисой и все на этом!'
'Замечательно, если это так, тебе не стоит тревожиться за Неда или Джоан. Если виноват ты, никто не будет винить Неда. Но, понимаешь ли, если вина твоя, то и наказан будешь только ты'.
Ричард кивнул. 'Знаю', прошептал он и обернулся взглянуть на речные потоки, протекающие под мостом, которым он пожертвовал монеты так много полных событий часов назад, чтобы приобрести удачу.
'Знаешь, Дикон, я намеревался спросить тебя... Хочешь я сделаю тебе рогатку (пращу/деревянный меч) как у Джорджа? Не могу обещать, когда точно возьмусь, имей в виду, но...'
'Не надо, Эдмунд. Я не скажу про Неда', прервал его Ричард несколько обиженно и непроизвольно сгорбился вперед, стоило стенам замка проявиться из темноты впереди.
Эдмунд заметно отпрянул, а затем усмехнулся. 'Ошибся, прости!', произнес он со смущенным видом взрослого, внезапно осознавшего, что дети могут быть больше, чем помехой, которую приходится терпеть, пока они не станут достаточно зрелыми и не будут вести себя как разумные создания, отдающие себе отчет в своих собственных правах и обязанностях.
Стоило им приблизиться к подвесному мосту, перекинутому через ров со смертоносными кольями, вспыхнули факелы, давая знать о благополучном возвращении Ричарда. Когда Эдмунд проезжал через сторожевую башню, открывающую доступ во внутренний двор, их мать уже ожидала на скате, ведущем в главный зал. Осадив коня перед ней, Эдмунд передал Ричарда в ее поднятые руки. Когда он это делал, то озарил брата усмешкой, наградившей того трепещущим успокоением знания, - получилось приобрести нежданное одобрение старшего.
Ричард сидел за столом, озаренный солнечными брызгами, так близко к восточной стенке камина, что жар огненных всполохов придавал его лицу загорелый оттенок. Он вздрагивал, когда мама протирала смоченной в вине тканью по царапинам на его лице и горле, но без жалоб склонялся перед оказываемой ею помощью. Он скорее был рад так основательно приковать к себе материнское внимание, мало вспоминалось случаев ее личного лечения его ушибов. Вообще-то, это являлось обязанностью Джоан. Но на девушку настолько сильно подействовало потрясение, что рассчитывать на пользу ее участия не приходилось. Глаза покраснели и распухли, она зависла в произошедшем, время от времени протягивая руку, чтобы коснуться волос Ричарда, так осторожно, словно освобождалась этим внезапным прощением.
Искорки смеха, ею вызванного, заблестели в глазах Ричарда, крайне польщенного слезами девушки из-за его поведения. Правда она казалась мало успокоена его сочувствием и, когда мальчик довольно коряво объяснял матери, что покинул Неда и Джоан, следуя за своим лисенком, снова принялась за слезы без малейшей на то причины.
'Слышал, тебя запрут в погребе под главным залом в наказание... в темноте и с крысами!'
Братец Джордж сидел сбоку рядом, в ожидании возможности заговорить, как только мать выйдет из-за стола. Он смотрел на Ричарда своими что-то замышляющими зелено-голубыми глазами, пока тот пытался скрыть непроизвольную дрожь. Как-то совсем не хотелось показывать Джорджу болезненный ужас перед крысами, а то, зная его, точно найдешь хвостатую в кровати.
Эдмунд пришел на помощь, перегнувшись через Джорджа, чтобы предложить Ричарду глоток подогретого вина из своего бокала.
'Следи за ртом, Джордж', мягко произнес он. 'А то как-нибудь вечерком оглядишься и увидишь, что заглянул в погреб на прогулку'.
Джордж уставился на Эдмунда, но ответить не решился, не был уверен, а вдруг достаточно спровоцированный брат исполнит свою угрозу. Безопасно для себя обыграв ситуацию, язык он придержал, хотя еще месяц назад робкий в ожидании своего десятого дня рождения, Джордж уже поднаторел в изощренности самосохранения.
Резко опустив бокал Эдмунда, так что вино залило стол, Ричард быстро съехал на пол. Последним, что он услышал, был голос долго им ожидаемый.
Эдвард спустился перед круглым норманнским нефом, в котором расположилась часовня святой Марии Магдалины. Он увидел Ричарда сквозь приоткрытую дверь, пропускающую солнечные волны, и в три прыжка преодолел разделяющее их расстояние, прижав младшего к себе в костоломном объятии, заливаясь смехом и подбрасывая его над головой.
'Исусе, ты мне устроил неприятные минуты, парень! Ты цел?'
'Цел', отозвался Эдмунд, появившийся в дверях за Ричардом и сверху вниз созерцающий Эдварда на коленках в пыли рядом с младшеньким. Глазами он исследовал Эдварда с ироническим любопытством, посылая тому фигурально и буквально сообщение над головой Ричарда.
'Цел', повторил Эдмунд, 'но смею упомянуть, что ему нехило достанется за совершенный побег. Кажется, он потерялся, преследуя этого проклятущего домашнего лисенка. Хотя зачем я об этом талдычу, ты сам был свидетелем всему'.
'Точно', холодно ответил Эдвард, 'был'. Его губы скривились, а затем, словно получив театральную реплику один от другого, и он и Эдмунд расхохотались. Легкой походкой Эдвард, согревая в объятии плечи Ричарда, вел того по внутреннему двору, шепча 'Лиса, на которую мы открыли охоту, где же ты?'
В голосе слышалась уклончивость, и Ричард робко кивал, безотрывно глядя на лицо Эдварда.
'Да, в следовании правилам ты можешь не отличаться, Дикон, но в сохранении верности у тебя все иначе', мягко произнес Эдвард, отвечая на взгляд Ричарда. Он подмигнул и усмехнулся, так, что брат сразу почувствовал радующее отличие между жертвенным ягненком и заговорщиком, которому всецело доверяют.
К огромному изумлению Ричарда, Джоан унесло, стоило только Эдварду показаться в дверях. Не было времени разгадывать ее странное поведение, так как старший брат поднял его и, поместив вновь за стол, сказал: 'Дай-ка взглянуть на тебя'. Покачав головой с насмешливым недоверием, Эдвард заметил: 'Выглядишь, словно сражался с кустом сизой ежевики', заставив Ричарда расхохотаться.
'Так и было', повинился младший и поднял глаза на мать, легонько обнявшую его за плечи.
Она задумчиво изучала старшего сына. Тот прямо ответил на ее взгляд слегка поддразнивающей улыбкой. Спустя какое-то время она изрекла: 'Тебе повезло, Эдвард. На самом деле повезло'.
'Матушка, ему всегда везет каким-то образом', коротко заметил Эдмунд.
'Неужели?', самодовольно согласился Эдвард и, отступив, приподнял локоть, чтобы, как-бы случайно задеть руку брата и помочь ему разлить напиток. Эдмунд, как мог быстро, наклонил бокал, так что брызги попали на рукав дублета Эдварда.
'Эдвард! Эдмунд! Не время дурачиться по вечерам, начиная с сегодняшнего!'
В упреке прозвучала столь непривычная для нее суровость, что оба брата воззрились на мать.
'Но, матушка, мы в этом лучшие', возразил Эдмунд, ощущая целесообразным обаятельно умиротворить разгневанную родительницу.
Эдвард, более проницательный, нахмурился. 'Почему вы сказали - не время дурачиться по вечерам, начиная с сегодняшнего, матушка? Это не из-за Дикона, он вернулся невредимым. Что так натянуло ваши нервы?'
Она ответила не сразу, смотря то на одного, то на другого. 'Ты хорошо читаешь людей, Эдвард', прозвучало в конце концов. 'Я не намеревалась рассказывать вам до завтра. Пока вы оба были в поисках Ричарда, до нас дошла новость от моего брата'.
Парни обменялись взглядами. Их дядя, граф Солсбери, ожидался в Ладлоу на этой неделе, ведущий вооруженные силы с севера, чтобы присоединиться к людям их отца и тем, что скоро придут из Кале, под началом их двоюродного брата, сына графа Солсбери, - графа Уорвика.
'Он попал в засаду, устроенную армией королевы, в местечке Блор Хит, к северу от Шрусбери. Ваши двоюродные братья Томас и Джон были взяты в плен, но мой брат и остальные смогли прорубить себе путь к спасению. Он заранее отправил посланца с новостью впереди себя, предупредить нас, рассчитывая сам достичь Ладлоу завтра ночью'.
Наступила тишина, в конце концов, нарушенная Эдвардом, сказавшим значительно: 'Если королева начала войну, то она не станет долго держать армию в Ковентри. Матушка, она двинется на Ладлоу и очень скоро'.
Герцогиня Йоркская кивнула. 'Да, Эдвард, ты совершенно прав', медленно ответила она. 'Она пойдет на Ладлоу. Боюсь, мы должны это учитывать'.
2.
Ладлоу.
Октябрь 1459.
Смерть ожидала в темноте. Ричард мог ощутить ее присутствие, точно зная, она здесь. Смерть не была чужой для него, хотя минуло только десять дней после его седьмого дня рождения. Смерть всегда была значительной частью его мира, предъявив свои требования на сестру-младенца в колыбели, забрав двоюродных братьев и товарищей по играм и, более чем часто, в ранние годы жизни, угрожая и ему. Сейчас все вернулось и, также как и он, ожидало наступления дня. Он поежился и подтянул покрывало из лисьего меха к подбородку, отступая все глубже в укрытие кровати. Рядом сонно пошевелился брат и пихнул его локтем под ребра.
'Прекрати елозить, Дикон', пробормотал он и перегнулся, чтобы представить претензии на подушку Ричарда.
Тот робко попытался вернуть свою похищенную собственность, но трехлетнее превосходство Джорджа еще раз показало себя, и старший мальчик скоро задремал, подмяв под себя для пущей безопасности обе подушки. Ричард улегся головой на руку, наблюдая с завистью за сном брата. В свои семь лет он никогда не просыпался в такой час. И никогда за свои семь лет он не был так напуган.
Он думал о пробуждающемся дне с ужасом. Утром должно состояться сражение. Погибнут люди, по причинам, ему не вполне понятным. Но он осознавал с леденящей ясностью, что на исходе этого дня и его отец, и Нед, и Эдмунд могут находиться среди мертвецов.
С подушки брата соскользнула наволочка, виднелся кончик высовывающегося перышка. Он подполз ближе и вытащил его, осторожно глядя на Джорджа. Но тот тихо похрапывал, и скоро между ними на кровати выросла пушистая горка. Он стал разделять их на два лагеря, которые мысленно обозначил как 'Йорки' и 'Ланкастеры'. Перьевые силы Йорков предводительствовались, конечно же, его отцом, герцогом Йорком, а Ланкастеров - королем, Гарри Ланкастером, и француженкой, что была его королевой.
Он продолжал методично вытаскивать перья из подушки Джорджа и выстраивать их в лежащие друг напротив друга лагеря, но это не помогало. Мальчику оказалось не под силу забыть о своем страхе. А что, если его отец погибнет? Или Нед? И Нед и Эдмунд были взрослыми мужчинами. Достаточно взрослыми, чтобы участвовать завтра в сражении. Достаточно взрослыми, чтобы погибнуть.
Он начал выстраивать войско Йорков, пока оно значительно не превзошло силы Ланкастеров. Он знал, что его отец не хотел сражаться с королем, и не думал, что последний действительно стремиться к бою с его отцом. Снова и снова слышалось, говорили, что король усыхает от проливающейся крови.
Но у королевы таких сомнений не было. Ричард знал, она ненавидит его отца со всей той страстью, что так недоставало королю. Она желала ему смерти; Ричард слышал это от двоюродного брата Уорвика в тот самый день. Он не был в точности уверен, почему королева должна ненавидеть его отца, но слышал, как люди судачили, что у него больше прав на английскую корону, чем у короля, и подозревал, что это может совпадать с неумолимой враждебностью Её Величества. С толку Ричарда сбивало, однако, то, что его отец многократно присягал королю как своему монарху и землевладельцу. Он не понимал, почему его отец не мог уверить королеву в своей преданности королю Гарри. Пойми она это, может быть, и не ненавидела бы отца настолько. Может быть, не возникло бы необходимости в сражении.
Внезапно он закоченел, потом резко дернулся в верхний правый угол кровати, разбудив и разозлив Джорджа. Тот вынырнул из-под одеял, ругаясь как Эдвард, перелетая от раздражения к возмущению, по мере того как перья попадали к нему в рот.
'Чтоб тебя, Дикон', забрызгал он слюной, схватывая младшенького.
Ричард обычно проявлял проворство, изворачиваясь от мести Джорджа, но сейчас он не сделал попытки сбежать, и скоро старший брат прижал его к матрасу, несколько удивленный легкостью одержанной победы.
'Джордж, послушай! Ты глухой? Послушай!'
Колотя младшего подушкой, больше получая от этого удовольствие, чем злясь, Джордж, в конце концов, обратил внимание на глухие призывы и навострился, прислушиваясь.
'Люди кричат', тяжело произнес он.
Мигом одевшись в темноте, они прокрались из спальни в башне Загона из приданого. Весь Ладлоу внезапно погрузился во враждебные тени, превратившись в зловещее убежище всякому зловредному духу, вызванному лихорадочным воображением напуганных маленьких мальчиков. Спустя время они дошли до восточной двери большого зала, наткнувшись друг на друга, в необходимости быстрее достичь безопасности факельных огней и знакомых голосов.
Большой зал - 60 футов (британский фут - 0,304799472 м) в длину и 30 футов в ширину - был наполнен людьми, резко разбуженными, поспешно одевающимися на ходу, застегивающими ножны на бедрах, нетерпеливо лягающими замковых псов, которые кружили вокруг них в безумном волнении. Прежде всего, Ричард увидел только мечи, показавшиеся ему чащей обнаженных клинков, каждый в человеческий рост и способный отсечь голову от тела одним взмахом. Постепенно он стал различать знакомые лица. Брат матери, Ричард Невилл, граф Солсбери. Его взрослый сын и тезка, Ричард Невилл, граф Уорвик. Уильям Гастингс, юный друг отца. И у камина - Нед и Эдмунд.
Прошло какое-то время, прежде чем удалось найти родителей. Герцог Йорк и его герцогиня стояли поодаль от всех остальных в зале. Ричард заметил, как мать приблизилась к отцу и слегка прикоснулась пальцами к его губам. В ответ тот взял ее под руку. Ричард затаил дыхание. Он никогда не видел мать иначе, как безукоризненной, не менее, чем совершенной и уравновешенной. Стоявшая перед ним женщина с побелевшим лицом и копной распущенных волос, окутывающих ее своим сияющим беспорядком, была незнакомой ему.
'Осторожнее, Дикон, как бы нас не заметили', шипел Джордж на ухо, но Ричард стряхнул удерживающую руку брата и проскользнул вокруг возвышения в зал. Отчаявшийся, в ожидании увещеваний, он не смел приблизиться к родителям. Вместо этого, мальчик решился пробиться сквозь столпотворение к старшим братьям.
'И почему же ты должен выдвинуться с дядей Солсбери и братом Уорвиком, а не с отцом и со мной, Нед?'
Эдвард стал отвечать Эдмунду, когда маленькая тень неожиданно появилась рядом с его локтем, так тихо и внезапно, что натянутые нервы отказали юноше и он огрызнулся, 'Христа ради, Дикон, как ты здесь оказался? Почему ты не в постели?'
Но стоило взглянуть в пораженные глаза мальчика, и Эдвард смягчился. Опустившись на колени, он подхватил Ричарда на руки и, с Эдмундом, следующим позади, стал проталкиваться через зал к перегородке, находившейся на юго-западной стороне помещения.
Когда Ричард оказался поставлен на ноги, сзади послышались шаги, и за перегородку, задыхаясь, нырнул Джордж. Молчание затянулось надолго, но, не выдержав, Ричард прошептал: 'Пожалуйста, скажи нам, Нед...'
Эдвард посмотрел на Эдмунда, тот в ответ пожал плечами. Взгляд перешел на Ричарда и Джорджа. 'Да, лучше вам быть в курсе. Нас предали. Обратите внимание на людей в зале. Только одного лица вы здесь не обнаружите. Того, кому мы имели глупость довериться. Эндрю Троллоп ушел к Ланкастерам, а с ним и весь его гарнизон, находившийся в Кале. Более того, он прекрасно знал, что наши капитаны планировали на утро'.
'Что будешь делать?'
Эдвард пожал плечами. 'Что мы можем сделать, Джордж? Людей, чтобы сражаться нет, и не из-за ухода Троллопа. И Ладлоу не выдержит осады. Что мы можем, так это приказать нашей армии рассеяться в разные стороны. Сделав это, они должны будут мчаться так, словно дьявол уже рядом с хвостом их лошади'.
Мальчики уставились на него, оглушенные. Джордж оправился первым, выпалив: 'Ты имеешь в виду... сбежать?' Правда, потом он сжался в ожидании общего взрыва возмущения.
'А чего ты от нас хочешь?', вспылил Эдвард. 'Сохранить гордость, но лишиться голов? Мне нужно тебе объяснять, что случиться с нами, когда в Ладлоу наступит утро? На рассвете каждый человек в зале будет мертвецом'.
'Нет!', задохнулся Ричард. 'Нет, ты не обязан оставаться!'
Эдмунд, не менее злой, чем Эдвард, свирепо посмотрел на Джорджа. 'Отправь их обратно в кровать, Нед', выдавил он сухо.
Однако Эдвард запоздало вспомнил, что 10-летний мальчик не в состоянии, по правде говоря, отвечать за свои слова. Он почувствовал, как что-то сжимается на его руке, увидел, что Ричард придвинулся ближе. До этого момента он игнорировал Ричарда и Джорджа, уверяя себя, что никто не причинит зла ребенку, даже ланкастерская мстительная королева. Сейчас, задумавшись, с чем маленький мальчик столкнется поутру, он осознал, некоторым образом, к собственному изумлению, что совершил большое дело, разделив с Ричардом лежавшее впереди, когда Ладлоу падет перед силами Ланкастеров.
Словно почувствовав его мысли, Ричард неуверенно спросил: 'Мы поедем с тобой, Нед?'. Его сердцебиение ускорилось, заполняя уши своим звучанием, когда Эдвард покачал головой.
'Это невозможно, Дикон. Не тем путем, которым двинемся мы'.
'Оставишь нас Ланкастерам?', быстро отреагировал Джордж таким испуганным голосом, что Эдвард тут же кинулся защищаться.
'Тебе необязательно ужасаться, словно попадешь к неверным для ритуального жертвоприношения, Джордж!', ответил он резче, чем хотел. Эдвард взял себя в руки, удивляясь, как Джордж находил беспроигрышный путь разозлить его, и добавил мягче: 'Не надо бояться, Джордж. Ланкастеры не будут мстить детям. Вы будете в безопасности, более защищены, гарантирую тебе, чем если бы мы попытались взять вас с собой'.
Эдмунд нетерпеливо переступал с ноги на ногу, слишком напряженный, чтобы не разочароваться в ненужной трате времени на детей, когда оно было их единственной спасительной ниткой.
'Нед, наш двоюродный брат Уорвик ждет'.
Эдвард кивнул, но продолжил медлить, протягивая руку, чтобы взъерошить сначала белокурые волосы Джорджа, затем темные Ричарда. Они еще никогда не казались ему такими юными, совершенно беззащитными, как сейчас, когда приходилось оставлять их лицом к лицу с вражеской армией. Пытаясь улыбнуться, он играючи стукнул Джорджа по кисти руки. 'Не горюй', попросил Эдвард мягко. 'По правде, не стоит бояться. Ланкастеры не будут с тобой плохо обращаться'.
'Я не боюсь', быстро отреагировал Джордж и, когда Эдвард ничего не ответил, то подумал, что в молчании прочитывается недоверие и настойчиво повторил: 'Я совсем не боюсь!'
Старший брат выпрямился и сухо произнес: 'Рад слышать это, Джордж'.
Он уже почти последовал за Эдмундом, но потом порывисто обернулся к Ричарду. Склонившись на колени перед мальчиком, Эдвард взглянул в его лицо и мягко спросил: 'А что насчет тебя, Дикон? Тебе страшно?'
Ричард открыл рот для опровержения, но затем медленно покачал головой. 'Да', признался он почти неслышно, краснея, словно совершил самое стыдное откровение.
'Поделюсь с тобой секретом, Дикон... Мне тоже', сказал Эдвард и рассмеялся, увидев изумление на лице мальчика.
'Правда?', спросил он нерешительно, и Эдвард кивнул.
'Правда. Не существует бесстрашных людей, Дикон. Храбрец - это тот, кто научился скрывать свой страх, вот и все. Вспомни это завтра, парень'.
Эдмунд обернулся. 'Бога ради, Нед, ты намереваешься медлить всю ночь?'
Эдвард поднялся. Посмотрев на Ричарда, он усмехнулся.
'Подумай о том, что собираешься рассказать мне в следующий раз. Ко всему, именно ты будешь рассказывать о сдаче Ладлоу, не я!'
Когда он ушел, торопясь догнать Эдмунда, то мальчики остались рядом с перегородкой, пытаясь примириться с невероятной действительностью, что с наступлением рассвета придет с армией Ланкастеров в село Ладлоу.
Эдмунд читал брата без затруднений, он делал это с тех пор, как они были маленькими мальчиками. Поэтому он не удивился, обнаружив, что Эдвард уже не идет за ним. Пройдя по его следам, Эдмунд нашел брата у помоста, спорящего с их матерью. Он поспешил к ним, подойдя, когда герцогиня Йоркская говорила: 'Эдвард, думаю, ты сошел с ума! Даже рассматривать такой безрассудный план. Это даже не обсуждается'.
'Подождите, матушка, выслушайте меня. Допускаю, звучит рискованно, если слышать в первый раз, но это стоит того. Сработает, я точно знаю'.
Эдмунду совсем не по душе приходилось звучавшее сейчас, он уже свыкся, - все, что Эдвард склонялся считать выполнимым, для других оказывалось пиком опрометчивости.
'Что сработает, Нед?'
'Хочу забрать матушку с мальчиками отсюда сегодня же вечером'.
Эдмунд настолько забылся, что чуть было не выругался прямо перед матерью. 'Христа ради, ты же не серьезно'.
'Напротив. Знаю, мы договорились, что лучше им остаться в Ладлоу, и матушка убеждена, вреда не причинят. Но я ее убежденности не разделяю, Эдмунд. Я не так уверен'.
'Никто из нас этому не рад, Нед', произнес Эдмунд взвешенно. 'Но мы не можем их взять с собой. Женщину и двоих маленьких мальчиков. Как нам придется ехать? Остаться в Ладлоу для них будет намного безопаснее. Женщин и детей не тронут. Этого не случится, даже Ланкастеры не посмеют. Они окажутся в плену у короля, и, скорее всего, Ладлоу заплатит крупный выкуп. Какой-то грабеж здесь тоже ожидаем, гарантирую. Но, Иисусе, Нед, это не французский городишко, чтобы творить разбой. Ладлоу все еще английский'.
'Да, но... '
'Кроме того', продолжал отвечать ему Эдмунд, 'где ты думаешь их разместить?' Тут он увидел, что ошибся, так как на губах у Эдварда заиграла усмешка.
'Вигмор', выговорил он победоносно. 'Аббатство августинцев поблизости от замка. Я оставлю их там в полной безопасности на несколько часов, это будет не сложно. Нет, не перебивай, просто послушай. Мы можем отправиться прямо сейчас по проселочным дорогам. Оттуда нет пути на Шропшир, по крайней мере, мне это неизвестно. Ты не будешь отрицать, точно?', сделал он вызов, и Эдмунд покачал головой.
'Нет, я не буду отрицать этого, но, когда ты доставишь их в Вигмор, что станет с тобой? потом? Не придется ли тебе одному выбираться к округе Шропшира? Прямо посреди Ланкастерских войск?'
Эдвард нетерпеливо пожал плечами. 'Ты забыл, что я вырос в Ладлоу? Я знаю эти места. Меня не схватят. Как только я доставлю их в Вигмор в полной сохранности, то догоню тебя и милорда отца без проблем'. Он снова ухмыльнулся и убежденно сказал: 'Увидишь, это сработает, не бойся. Признай, Эдмунд, план разумен'.
'По мне, это самоубийство. Считаешь, план разумен при раскинувшейся на всю округу ланкастерской сети? У тебя нет и шанса, Нед. Ни единого'. Эдмунд остановился, увидев упрямо сжатые губы Эдварда, и мрачно подвел черту. 'Так и вижу тебя связанным по вине твоего сумасшествия. То есть мы должны оседлать лошадей, взять мальчиков. А времени мало'.
Эдвард мягко рассмеялся, не выказав удивления. 'Я знал, что могу рассчитывать на тебя', сказал он одобрительно и покачал головой. 'Но в этот раз мне придется отказаться от твоей компании. Лучше, чтобы я сам забрал их'.
'Очень благородно', ехидно заметил Эдмунд, 'но не блестяще. Не будь дураком, Нед. Ты знаешь, я нужен для...'
Герцогиня Йоркская сначала слушала своих сыновей недоверчиво, потом резко вмешалась: 'Не могу поверить в услышанное! Разве вы не знали, что я объявила об отсутствии всяческого намерения покидать Ладлоу? Прошу тебя, о чем ты только думаешь, Эдвард? Хочешь перебросить меня поперек твоего коня, словно я шерстяное покрывало?'
Сыновья смотрели на нее, пораженные, ужаснувшиеся и взволнованные материнским гневом, более знакомым им по отцовским проявлениям. В эту секунду они внезапно показались ей такими юными, что ярость отхлынула, и волна защищающей их гордости перехватила горло герцогини, свиваясь со страхом за детей. Она заколебалась, в поисках правильных слов с терпением, свойственным матерям отпрысков - подростков. Пришлось напомнить себе, что они являются гражданами обеих стран, пересекающими неоформленные границы мужественности и мальчишества с частотой, не позволяющей точно узнать, где они находятся в данный момент.
'Твое отношение делает тебе честь, Эдвард, обоим вам оказывает честь. Думаете, что я не испытываю гордости, что вы готовы рискнуть своими жизнями ради меня, ради своих братьев? Но риск этот будет принят зря. Чтобы избавить нас от невзгод, вы погибните. Думаете я могу позволить это?'
'Риск не будет большим, матушка', начал Эдвард, но герцогиня покачала головой, протянула руку и коснулась нежно его щеки, что было для нее поразительным прилюдным доказательством своей нежности. 'Я не согласна. Полагаю, что риск окажется едва вообразимой огромной величины. И безрезультатно, Эдвард! Безрезультатно! Нам не угрожает здесь опасность. Ты действительно считаешь, я когда-нибудь оставила бы Джорджа и Ричарда в Ладлоу, если бы была вероятность, что им причинят хоть малейший вред?'
Она увидела, - выиграно заметное преимущество, так как Эдвард уступил, состроив гримасу.
'Нет, матушка, конечно же, нет. Но...'
'И если бы мне действительно пришлось встретиться с опасностью, исходящей от Ланкастеров, Эдвард, в Вигморе она была бы не меньшей. Здешний замок принадлежит Йоркам, будет совсем не тяжело найти наше местоположение. Нет, я намерена остаться в Ладлоу. Я не боюсь за себя или за ваших братьев, но, признаюсь, мне тревожно за сельских жителей. Это наши люди; я должна быть здесь, чтобы говорить от их имени'.
'Как будет угодно, матушка', в конце концов сказал Эдвард. 'Осмелюсь сказать, вы правы'. Но он был слишком юн и добавил с тревожным оттенком в голосе: 'Надеюсь на Господа, что вы правы'.
Улицы опустошены, лавки плотно закрыты, рыночные прилавки пусты, даже собаки Ладлоу подозрительно онемели. Только мычание рогатого скота на рыночной площади разрывало жуткую неестественную тишину, окружившую городок при проезде авангарда армии Ланкастеров через Ладфортский мост и его входе в Ладлоу.
Они не встретили сопротивления; восточные валы Йоркистов, преграждавшие дорогу к Леоминстеру, обезлюдели. Продвигаясь по Широкой улице, они прошли через Широкие Врата беспрепятственно. В пугающей тишине они отправились на север к Восокой улице. Там пришлось внезапно пришлось натянуть поводья, так как на ступенях высокого рыночного креста их ожидали женщина и два маленьких мальчика.
Войско Ланкастеров вошло в Ладлоу. Узкие улочки запрудились ликующими солдатами. Лебединый флаг и флаг Розы полоскались на ветру, развеваясь над головами герцогини Йоркской и ее двоих младших сыновей.
Когда первый всадник попал в поле зрения, в начищенных доспехах, отражающих ослепляющую яркость солнечных лучей, Ричард подумал, - это мог быть король Гарри. Но полузатененное поднятым забралом лицо оказалось слишком юным; этот человек был не намного старше его брата Неда. Ричард рискнул шепотом навести справки у Джорджа и поразился дерзости последнего. Джордж прошептал в ответ: 'Похоже, ты не увидишь Гарри здесь, Дикон. Говорят, он глуп, не способен отличить гуся от гусыни в темноте'.
Время от времени Ричард слышал озадачивающие и таинственные упоминания о здоровье короля, произносимые с желчным значением, понимаемым мальчиком, однако, неполностью, в смысле того, что с королем не все было 'в порядке'. Но намеки настолько явно не предназначались для его ушей, делались так осторожно и неохотно, что он инстинктивно избегал этой темы, даже с Эдвардом. Ричард никогда не слышал столь напрямик выложенной правды как сейчас, посреди солдат этого же самого короля. Он смотрел на Джорджа со смешанным пониманием и восхищением.
Джордж впился взглядом в юного рыцаря, в данный момент приближающегося к ступеням рыночного креста. Потянув за материнский рукав, он прошептал: 'Матушка, кто это? Человек, предавший нас?.. Троллоп?'
'Нет... Мой господин Сомерсет', произнесла она тихо, и никто не смог бы угадать даже в этом сухом звучании, что только что герцогиня назвала имя человека, имевшего больше причин, чем большинство ненавидеть дом Йорков, человека, чей отец погиб как побежденный на поле боя, на котором победителем оказался ее муж. Именно это сопровождало ее в спуске со ступенек навстречу Сомерсету.
Генри Бофор, герцог Сомерсет насчитывал всего лишь двадцать три года от роду, но ему было доверено руководство королевской армией. Маргарита Анжуйская, ланкастерская королева французских кровей могла пренебречь соглашением и въехать в город со своими войсками, но существовали определенные ограничения, признать которые вынуждена была даже она. Не последним из них являлось отсутствие Жанны д,Арк в английском фольклоре.
Сомерсет не спешивался. Удерживая своенравного скакуна натренированной рукой, он нетерпеливо выслушивал герцогиню Йоркскую, страстно и убедительно говорящую от имени горожан Ладлоу.
В свои 42 года Сесиль Невилл была поразительно красивой женщиной с легкой худощавостью ранней юности и прямыми темно-серыми глазами. Сомерсет был не вполне безразличен к притягательному образу, ею представляемому - одиноко стоящей фигуры у рыночного креста, рядом с маленькими сыновьями. Однако, он заподозрил, что ее положение было тщательно просчитано для воззвания к его рыцарским чувствам. Генри Бофору не по душе приходилась эта гордая дама, жена его заклятого врага. Он отметил с радующим мрачным удовлетворением, что роль просительницы не просто ей дается.
В то время, как Сомерсет чувствовал себя вынужденным засвидетельствовать герцогине почтение, полагающиеся ее положению и полу, позволить ей ходатайствовать за жителей Ладлоу, у него не было намерения обращать внимание на приводимые доводы. Ладлоу долго являлся крепостью Йорков, - день расплаты обязан оказать благотворный эффект на другие города, колеблющиеся в своей верности Ланкастерам. Сомерсет прервал ее, чтобы спросить об уже известном. Герцогиня Йорк ответила довольно охотно. Ее муж? Он покинул Ладлоу, как и ее брат, граф Солсбери, с ее племянником, графом Уорвиком. Ее сыновья, Эдвард, граф Марч, и Эдмунд, граф Рутланд? Тоже уехали, заверила она холодно.
Сомерсет поднялся в стременах, окидывая взглядом сверху Высокую улицу по направлению к возвышающимся каменным стенам внешнего двора замка. Он знал, герцогиня говорила правду; само ее присутствие здесь было необходимым доказательством, - Йорки сбежали. Кроме того, вспомнил Сомерсет, позади замка был мост через реку Тим, соединяющийся с дорогой, ведущей на запад, к Уэльсу.
Он резко взмахнул рукой, и солдаты двинулись по ступеням к кресту. Дети отпрянули, и Сомерсет испытал удовлетворение, увидев внезапный страх на надменном красивом лице Сесиль Невилл. Она прижала к себе сыновей и поинтересовалась, не намеревается ли господин Сомерсет отомстить невинным детям?
'Мои люди здесь, чтобы проследить за вашей безопасностью, госпожа'. Ее презрение причиняло боль; герцогиня была всего лишь женщиной. Женщиной из семьи Йорков. Он не видел причин не напоминать ей о действительности их вызывающих почтение положений, произнес герцог откровенно, добавив, что колеблется решить, - не должна ли пленница быть благодарна за предоставление вооруженной охраны еще до наступления темноты.
Герцогиня побелела, услышав в словах захватчика похоронный звон по Ладлоу. Теперь она понимала, - только один человек мог предотвратить предстоящую резню, - странная мягкая душа, томившаяся лишь по духовному миру и связанная брачными узами с женщиной, известной йоркистам под наименованием Мессалины.
'Я желаю увидеть Его Милость Короля', произнесла она настойчиво. 'У него нет более преданных подданных, чем народ Ладлоу'.
Требование было невозможным, но оно могло не оказаться признанным как таковое. Сомерсет сглотнул горькую отповедь и лаконично ответил: 'Его Милости следовало остаться в Леоминстере'.
Но Сесиль больше не смотрела на Сомерсета. Ричард, стоявший столь близко к ней, что мог наступить на подол платья, почувствовал, как тело задеревенело, легким нерешительным движением быстро поникло. Затем она склонилась на вершине ступеней в реверансе, очень точным и контролируемым движением, полностью отсутствующим в ее обычном изяществе. Ричард спешно последовал ее примеру и склонился на ступенях рыночного креста, таким образом в первый раз встретив королеву Ланкастеров.
Первое впечатление оказалось благоговейным страхом. Маргарита Анжуйская была самой прекрасной женщиной, которую он когда-либо видел, прекрасной как королевы из сказок Джоан, рассказываемых при укладывании спать. Полностью в золотом и черном, словно бабочки- махаоны, за которыми он гонялся все лето в безнадежном восхищении. Глаза огромные и черные, чернее чем розарии Уитби, щедро поливаемые его матерью. Алый рот, кожа, белая как снег, темные волосы, покрытые головным убором из золотого газа, лицо, обрамленное складками блестящего мерцающего материала, казавшегося созданным из солнечного света. Ничего подобного раньше он не видел и не мог отвести глаз от этого, или от нее.
'Где ваш супруг, госпожа? Конечно же, он не бросил вас расплачиваться за свою измену?' Ричард любил звук голоса своей матери, чистый и низкий, отдающий такой же музыкой, как и церковные колокола. Голос прекрасной королевы обернулся разочарованием, резко и едко напоенный насмешкой, столь сильно выделяющийся произношением родного Анжу, что он едва распознавал ее слова.
'Мой супруг поклялся в верности Его Милости королю и он держит свое слово'. Королева рассмеялась. Ричард снова не обрадовался, услышав звук ее голоса. Он ненавязчиво придвинулся ближе к матери, проскользнул рукой в рукав ее платья.
С внезапным ужасом он осознал, что блестящие черные глаза решили остановиться на нем. Похолодев под ее взглядом, он тоже стал всматриваться в королеву Ланкастеров, неспособный отвести свои глаза от ее. Ричард привык, - взрослые смотрели на него, не замечая. Он принимал это как особенность видения взрослых. Сейчас мальчик видел, - с королевой дело обстояло иначе, она видела его очень ясно. Что-то очень холодное и подозрительно оценивающее было в ее взгляде, что-то пугающее, не понятно точно - чем?
Королева смотрела на его мать. 'С момента как ваш супруг и ваши сыновья Марч и Рутланд столь отважно избежали последствий своего предательства, вам, госпожа, остается стать свидетелем вместо них. Отметьте какую цену мы должны взыскать с этих лиц, неверных короне'. Ответ Сесиль был немедленным и неожиданным. Она вышла перед лоснящейся черной кобылой Маргариты.
'Эти люди - добрый, богобоязненный, верный королю народ. Они не отягощены перед Вашей Милостью долгом неверности, я уверяю Вас'.
'Госпожа, вы преграждаете мне дорогу', тихо произнесла Маргарита.
Ричард увидел, как ее кожаный наезднический хлыст прорезал воздух над его головой. Кобыла ринулась вперед, и на секунду остановившего сердце ужаса он подумал, что матушка упадет под копыта лошади. Герцогиня достаточно прочла на лице Маргариты, чтобы оказаться предупрежденной, однако отпрянула точно вовремя, удержавшись на ногах благодаря самому бдительному из солдат Сомерсета.
Ричард скользнул за солдатом, прижался к матери; Джордж уже был рядом с ней. Герцогиня дрожала. Она прильнула на миг к Джорджу, как если бы он являлся взрослым человеком.
'Отошлите моих сыновей из города', попросила она хрипло. 'Я заклинаю Вашу Милость... Вы тоже - мать'.
Маргарита обернулась в седле. Она рванула поводья, направляя кобылу к кресту. 'Да, я - мать. Мой сын родился ровно 6 лет тому назад... и почти с самого дня его рождения были те, кто хотел оспорить данные ему при появлении на свет права, те, кто смели говорить, что он не является истинным сыном моего мужа, короля. Вам известно также хорошо, как и мне, госпожа, люди, больше других ответственные за подобные подлые наветы... Ричард Невилл, граф Уорвик. Уорвик.... ваш племянник, госпожа! Ваш племянник!'
Последняя фраза превратилась в шипение, в волну обжигающей ярости, сопровождающуюся взрывом французской речи, слишком быстрой и бешеной, чтобы ее можно было распознать. Прервавшись перевести дух, она в тишине бросила взгляд на мертвенно-бледную женщину и похолодевших от страха детей. Крайне медленно и подчеркнуто королева сняла одну из своих тонко вышитых перчаток для езды. Испанской кожи, окаймленную собольим мехом. Она заметила, как Сесиль Невилл подняла подбородок, как ухмыльнулся Сомерсет, зная, что они оба ждут от нее пощечины этой перчаткой. Вместо этого Маргарита швырнула ее в пыль у ног Сесиль.
'Хочу, чтобы этот город узнал, что случается с теми, кто поддерживает предателей. Полюбуйтесь на это, господин Сомерсет', резко сказала она и, не дожидаясь его ответа, взмахнула хлыстом по бокам лошади, поворачивая его в еле уловимом глазом мелькании впечатляющего искусства верховой езды. Затем Ее Величество отправилась обратно по Широкой улице, заставляя солдат рассыпаться перед собой.
Кричала девушка. Звук омыл Ричарда ледяными волнами, заставив задрожать. В ее криках было столько ужаса, что он ощутил слабое облегчение, когда они оказались заглушены, стали менее различимы, а потом совсем прекратились. Ричард сглотнул, продолжил смотреть в противоположную от церковного двора сторону, откуда шли девичьи крики.
Внезапно изменилось направление ветра, принеся ему едкий запах сгорающей плоти. Все большего числа домов касались факелы, пламя достигло примыкающего свинарника, поймав в ловушку несколько несчастных животных, находящихся внутри. К счастью, визг умирающих свиней уже не различался, так как свидетельствующие об агонии звуки обреченных созданий вызывали у мальчика тошноту. Ему приходилось видеть животных, разделываемых для получения говядины, однажды попав благодаря Эдварду и Эдмунду на холостяцкую охоту. Но здесь было совсем другое, это был мир, сошедший с ума.
Мир, в котором люди гнались по улицам, словно скот с пеньковыми веревками, свисающими с шеи. Мир, в котором солдаты обдирали с подвергающихся ограблению лавок доски для возведения виселиц напротив цехового зала. Мир, в котором младший сын городского писаря был избит дубинками и оставлен умирать посреди Широкой улицы. Стоя у креста, Ричард еще мог видеть его тело. Он пытался не смотреть туда, - сын писаря помогал ему поймать в западню лисенка, обнаруженного памятным летним утром на лугу Динхэм.