Ветер колыхал полевое разнотравье, волнами расходясь по яркому покрывалу цветов и изредка прерывая радужное разнообразие одинаковой, безликой зеленью стеблей. Тихий шелест резко вспарывали трели кузнечиков и басовитое гудение шмелей. Красота и естественность природы просматривалась в каждом цвете, звуке и запахе до тех самых пор, пока взгляд расслабившегося ценителя природы не скользнет чуть правее и не споткнется на нелепую худощавую фигуру мужчины, замершую с сачком в руках. За фигурой, метрах в двухстах, начинался лес. Откуда-то веяло свежестью реки.
На фигуре, пожалуй, стоит остановиться чуть подробнее.
Мужчина был излинявшую рубаху с коротким рукавом, и шорты чуть выше колен. Из штанин шорт выглядывали худощавые загорелые ноги, покрытые тонкой сетью царапин, крапинками комариных укусов и короткими вьющимися волосами, густоте которых могла позавидовать его покрасневшая залысина. Руки с тонкими, будто у пианиста пальцами крепко сжимали полированное древко сачка, чуть покачиваясь из стороны в сторону, в любую секунду готовые совершить молниеносный выпад, обрывающий чью-то свободу а, возможно, и жизнь.
Если скользнуть взглядом чуть выше - по короткому рукаву, вороту, нелепо выпирающему кадыку на худой шее, и остановиться на его лице, то ничего, за что бы мог зацепиться взгляд, не увидим. "Тысячи таких лиц на улице любого города" - подумает невольный наблюдатель и осечется, увидев взгляд мужчины.
Сосредоточенность насторожившегося в засаде хищника, наконец, почуявшего добычу, сладкая мука мальчишки, изнывающего в ожидании полуночи, чтобы открыть новогодний подарок, мириады вселенных, взрывающихся и переплетающихся в глубине черного зрачка.
Мужчина смотрел на бабочку.
Бабочка замерла на цветке, причудливой открыткой раскинув крылья под ласковые лучи солнца.
Прекрасное создание, было, всколыхнулось, почуяв поток воздуха над собой, но было поздно. Марлевая сетка надежно отсекла путь к ветру и солнцу.
Поляну потряс восторженный крик, заставивший смолкнуть кузнечиков и озадаченно присесть на ближайшие цветки шмелей. Это по поляне скакал, нелепо подкидывая сухощавые колени, и радостно что-то выкрикивал мужчина, потрясая в руке бумажным треугольным пакетиком с бесценным сокровищем. Наконец, эйфория прошла, и запыхавшийся мужчина вытер пот со лба белым платком, еще раз радостно улыбнулся, взглянув через треугольный кусок бумаги на солнце - внутри угадывался контур бабочки.
Вынув из кармана деревянную коробочку, мужчина бережно втиснул бумажный треугольник меж остальными, похожими друг на друга как две капли воды.
В приподнятом настроении он вернулся домой, потрепал, склонившуюся над учебником "Алгебра. 9 класс", голову сына и проскользнул в соседнюю комнату. На кухне слышался шум воды и звон посуды. Вещал популярный телеканал, выставляя на всеобщее обозрение грязь и дерьмо повседневного быта простых обывателей.
Мужчина же (назовем его Иван Иваныч) покачал головой и постарался абстрагироваться от этого фона. Бережно положил деревянную коробочку на широкую поверхность письменного стола и нырнул под столешницу. Какое-то время оттуда слышались шорохи и тихое сопение, пока, наконец, на свет божий не появилось Оно. Главное сокровище Иван Иваныча. Массивная деревянная коробка, наполненная застекленными рамками для картин.
Внутри них за тонкими листами прозрачных стекол замерли в последнем пируэте бабочки. Десятки фигур, сотни красок и скупые подписи под ними, сделанные тонкими росчерками пера на рисовой бумаге. Каждая из них имеет свою историю, свои образы и воспоминания, бережно лелеемые им в памяти.
Papilio machaon вызывает в памяти кристальные воды Бакала, ледяную, ломящую зубы воду и запах высыхающих на солнце камней.
Danaus plexippus -посылка бывшего одноклассника из дальних заморских краев. Иван Иваныч грустно усмехается, бережно перебирая в памяти совместные шалости в школе.
Aglais urticae... Здесь мужчина не удержался и погладил пальцем по стеклу напротив самого дорогого экземпляра в его коллекции. Крапивница. Именно с нее началась его коллекция.
Он достает из шкатулки свою сегодняшнюю добычу, аккуратно расправляет крылья и накалывает их на широкие пенопластовые бруски. Воровато оглянувшись, убирает их на шкаф подальше от глаз посторонних.
Через несколько дней его коллекция пополнится новым экземпляром. Иван Иванович мечтательно прикрыл глаза, окунаясь в безграничный мир фантазий, стремясь уйти от обрыдлевшей реальности.
Завод, дом, растолстевшая жена, регулярно высасывающая мозг, силы и деньги...
Единственный светлым моментом был сын. В том то и дело, что был.
В последнее время Иван Иванович все чаще стал замечать, что сын отдаляется от него. Ответы стали односложными и несодержательными, беседы - все более редкими. А прогулки... Что же до них, то Иван Иваныч последний год выходил на природу все чаще в одиночестве.
Вспомнились его отношения, еще несколько лет назад он учил сына драться. Позже они вместе послушали какую-то современную группу (и хоть Ивану Иванычу не понравилось, он похвалил выбор сына и разрешил перекрасить волосы в совершенно дикий зеленый цвет). А потом они вместе слушали вопли жены, сетующей на падение нравов среди молодежи.
Размышление прервало сердитое сопение за спиной. Он забыл закрыть дверь.
Иван Иваныч втянул голову в плечи в ожидании монолога, в котором он мог бы наперед предсказать и его содержание, и интонации, которыми все это будет сказано.
Следующие пять минут он с выражением вселенского раскаяния изображал внимательного слушателя. Изображал и думал о том, как же прекрасны бабочки и как хорошо, что он может любоваться их застывшей поэзией полета. По ушам фоном скользили фразы жены, о соседе Кольке, о том, что он настоящий мужик и ездит на рыбалку, о новой машине и ее старой шубе, которую она носит уже второй сезон...
Мужчина прикрыл глаза, стараясь привычно подавить привычную волну возмущения и настроиться на спокойный лад. Ругается? Пусть ее, вместе создали семью, вместе вырастили сына... Ей от этого станет легче, понудит, успокоится - самый близкий человек как-никак. Никогда не предаст. Главное не забывать кивать с виноватым видом и изредка вставлять "Да, дорогая...".
Мозг зацепился за какую-то непривычную фразу в монологе. Фразу, которой до этого не было. Фразу, которую отвлекшийся мозг не успел осознать. Сердце тревожно ёкнуло:
-Дорогая, что ты только что сказала?
Жена фыркнула.
-Я так и знала, что ты опять меня не слушаешь! - и, развернувшись, ушла на кухню греметь кастрюлями.
Иван Иваныч тяжело вздохнул и обернулся к своим любимицам. День пролетел незаметно.
На следующий день смутное чувство тревоги съедало мужчину всю рабочую смену. Едва дождавшись конца рабочего дня, он, будто сбросив с плеч два десятка лет, помчался домой. Смутное предчувствие не обмануло его, когда нос почувствовал запах гари во дворе. Чувство не покинуло его, когда под ногами захрустели тонкие осколки стекла на тротуаре.
Сердце ухнуло вниз, когда дома его встретила злорадная улыбка жены и равнодушный взгляд сына, скользнувший мимо него к матово светящемуся монитору компьютера.
-Я уезжаю к маме! Андрюшу заберу с собой. Скоро вернемся, у тебя же будет время начать жить как настоящий мужик.
От резкого хлопка двери всколыхнулись занавески. Иван Иваныч, выронив из руки полинявший чемоданчик, побрел в свою комнату.
Пусто.
Его коллекция пропала.
Во дворе взвизгнули тормоза, послышался удаляющийся гул двигателя. На негнущихся ногах он подошел к окну и выглянул наружу. Взгляд тот час же зацепился за блики от битого стекла, усыпавшего двор и темный, закопченный жестяной бак урны, из которого поднимался черный дымок. Трава вокруг урны белела разорванными прямоугольниками пенопласта.
Иван Иваныч грустно усмехнулся. "Привыкай жить как настоящий мужик? Чем там занимается сосед Колюня по вечерам... Ага...".
Голову наполнили какие-то совершенно чужие холодные мысли. Не до конца осознавая, что делает, мужчина твердой, уверенной рукой достал из шифоньера непочатую бутылку коньяка. Их там у него не один десяток скопился за время работы на заводе - за оказанные "золотыми руками" услуги люди не забывали благодарить. Как умели.
Шаркая ногами, Иван Иваныч прошел на кухню и плеснул коньяка в кружку. Понюхал, поморщился от запаха и решительно отставил кружку в сторону. Всю жизнь не пил - нечего и начинать. Натянувшееся матерчатой тканью напряжение разорвал сухой, какой-то неживой смешок. Вот и провалил он первый критерий настоящего мужика.
Иван Иваныч присел на оказавшуюся рядом табуретку и уставился на пляшущий голубой бабочкой огонек газовой плиты. Встряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли, вздохнул, и начал набирать номер телефона, знакомого с самого раннего детства. В голове бился детский стишок, благодаря которому маленький Ваня выучил 3 самых известных советскому человеку номера телефонов. Как там было?
"Пусть помнит каждый гражданин
Пожарный номер - 01.
Коль стряслась с тобой беда,
Позвони скорей 02..."
Десяток минут спустя, когда перепуганные жильцы, под резкими окриками стражей порядка, извивающейся змейкой покинули пределы двора - улицу сотряс взрыв.
Ало-голубой язык пламени взметнулся бабочкой из окна третьего этажа к небесам и опал. Где-то вдалеке завыли пожарные серены. Среди эвакуированных жильцов кто-то с чувством выругался. К лысеющему здоровяку подбежала женщина с забитым взглядом и, схватив за рукав олимпийки, тихо спросила:
-А где Иваныч, Коль? Окно ж его...
Мужчина в ответ только еще сильнее выругался, замахнувшись на съежившуюся женщину, но осекся под внимательным взглядом милиционера.
-Отстань, Зин. И без тебя тошно. Лишь бы пожар потушили, пока он на нашу квартиру не перекинулся. У меня ж там удочки остались на балконе...
Зина неодобрительно покачала головой, осмелев под взглядом милиционера:
-Повзрослей уже, Коль, не ребенок на речке баловаться. Лучше б, как Иваныч, после работы подрабатывал - и людям польза, и нам лишняя денежка да уважение. Будь мужиком-то, Коль. Настоящим.
Коля пристально посмотрел на нее, перевел взгляд на беснующиеся языки пламени, сплюнул в сторону.