Солнце заплёвано пеплом вулканов,
Джунгли гниют в болотной зыби.
В ней - армады стегоцефалов
И разных прочих амфибий.
Там,
наводя первобытные страхи,
встают плауны стеной вдоль дорожек.
Там динозавры люты как собаки
и поедают редких прохожих.
И вот в той незапамятной эре
на одном из клочочков суши,
на самом его краю,
там,
где развесил могучие ветви столетний хвощ,
жил питекантроп в пещере,
холоден, голоден, тощ.
Нечего есть, костёр вот-вот прогорит,
и холод такой, что и камни продрогли бы,
а этот себе в уголке сидит
и угрюмо чертит петроглифы.
Он, завывая под нос себе тоненько,
выводит лапой своей несмело:
голова - горошинка, пучок соломинок
и зубы динозаврьи во всю стену:
"Ах, какой я был статный, двужильный,
И, стеснясь своей плотской натурой,
Выпирали совсюду извилины
Кучерявой моей шевелюрой.
И когда выходил из дома,
То всему, что ни есть, на зависть
Напевал: "Я почти уже homo,
И хоть немного да sapiens".
Столько было в той песне шири
И разнузданности горячей!
Только, видно, в подлунном мире
Главная песня -
Собачая,
Покуда неизвестный зверь
В клубах дорожной пыли
Не ввалится без стука в дверь,
Как - будто свет врубили.
И пусть оно саблезубо малость.
Пусть развития стадии ранней.
Лишь бы только вовсю улыбалось
Всею рожей своей обезьяньей".