И жил он, именно и исключительно, тем, что торговал дровишками да лампадным маслицем.
А к тому времени, надо сказать, в европах весь свой лес уже извели, и, таким образом, открылись перед нашим мужичком широкие перспективы для внешней торговли.
И так ему полюбились эти внешнеэкономические связи! И то сказать, ну что можно взять с односельчан. Тащат рубли, серебро, пушнину, мясо, рыбу, пшеницу,- короче, хрень всякую. Одно слово, пустой народец,- только лес зря переводят. Другое дело европы! Тут тебе и румяна, и бусы, и золочёные кареты ажурной работы. По праздникам натрёт себе баба румянами щёки перед венецианским зеркалом, наденет мужичок на косоворотку бусы,- и пойдут толкать от крыльца до сортира ажурную карету по специально утрамбованной для этих целей трассе. И так умилительно смотрятся они, занятые этим процессом, что все сверчки и тараканы выползают из своих щелей подивиться на них, и сладко взыхают: "Да... Вот как оно выглядит настоящее - то счастье. Сподобил Господь увидеть собственными глазами!"
Но случилась тут на беду в европах большая смута. Была до сих пор промеж них одна общая валюта, еврой называлась. Но чегой-то не поделили, разругались и вернулись к своим прежним маркам, франкам и прочим тугрикам. И остался мужичок с тремя мешками упразднённых денежных знаков на руках. И так он от этого затосковал, что даже стали приходить ему в голову чёрные мысли о товарообмене с односельчанами.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Долго ли, коротко ли, но наступило лето. И пришел к мужичку немец: "А что,- говорит,- мужичок, продай мне дровишек да лампадного маслица. А я уж не обижу. Расплачусь полновесной бундесмаркой." А наш мужичок слушает, да не слышит, а только смотрит скрозь немца остекленелыми глазами и бубнит: " Да что ж мне делать - то с этими еврами проклятыми?.." " Брось,- говорит немец, - вспоминать времена царя Гороха. Нет больше никаких евр. Сожги." А мужик в ответ только смотрит и бубнит, бубнит и смотрит - уж до того его ввело в оцепенение постигшее горе. Так и не добился немец от него никакого толка, покрутил у виска пальцем, плюнул да ушел ни с чем.
Настала осень. На дворе заметно посвежело. И опять пришел немец, и о опять повторился промеж них двухсторонний монолог, что и прежде, и даже посуленная в качестве бонуса сережка в ноздрюшки из композитных наноматериалов не смогла развеять чар, заколдовавших мужичка.
Ну а зимой, как и полагается при глобальном потеплении, ударили морозы. (Кстати, справочка из курса товароведения гастрономических и бакалейных товаров: допустимая нижняя температура хранения яйца сырого свежего - минус один градус). Прибежал немец и прямо с порога кричит: " Обменяю я тебе, кровопивец, свою долю евр на полновесные бундесмарки, только продай мне, соколик, дровишек да лампадного маслица, Христа ради."
И тут словно молния какая прошла по мужичку, нашло на него озарение, чары спали и враз урузумел, чего от него немчура домогается. Мигом сговорились, ударили по рукам.
Только проводил мужичок дорогого гостя, как раздается стук в дверь и на пороге возникает француз, а за ним уже и очередь выстроилась.