|
Перевод Игоря Горячева
|
|
|
2009
|
|
|
Ауровиль
|
|
|
auroananta@rambler.ru
|
|
|
|
|
|
Ilion
|
Илион
|
Book Two
.
|
Книга 2
|
|
The Book of the Statesman
|
Книга Государственных мужей
|
|
|
|
|
Now from his cycle sleepless and vast round the dance of the earth-globe
|
Повторяя свои бессонные циклы в необъятном кружении-танце земного шара,
|
|
Gold Hyperion rose in the wake of the dawn like the eyeball
|
Золотой Гиперион поднялся, вслед за рассветом, словно пылающее
|
|
Flaming of God revealed by his uplifted luminous eyelid.
|
Око Бога, раскрывшееся из под приподнятого сияющего века.
|
|
Troy he beheld and he viewed the transient labour of mortals.
|
На Трою он взирал и созерцал преходящие деяния смертных.
|
|
All her marble beauty and pomp were laid bare to the heavens.
|
Вся ее мраморная красота и великолепие лежали как на ладони под небесами.
|
|
Sunlight streamed into Ilion waking the voice of her gardens,
|
Солнечный свет потоками изливался на Илион, пробуждая голоса его садов,
|
|
Amorous seized on her ways, lived glad in her plains and her pastures,
|
Влюбленный затопил его улицы, радостный танцевал на его равнинах и пастбищах,
|
|
Kissed her leaves into brightness of green. As a lover the last time
|
Целовал его листья в яркой зелени. Как любовник последний раз
|
|
Yearns to the beauty desired that again shall not wake to his kisses,
|
Страстно устремляется к столь желанной красоте своей возлюбленной, что уже не проснется следующим утром для его поцелуев,
|
|
So over Ilion doomed leaned the yearning immense of the sunrise.
|
Так над Троей обреченно склонилось безмерное страстное томление восходящего солнца.
|
|
She like a wordless marble memory dreaming for ever
|
Словно безмолвная мраморная память, объятая вечными грезами,
|
|
Lifted the gaze of her perishable immortality sunwards.
|
Она подняла взор своего тленного бессмертия к солнцу.
|
|
All her human past aspired in the clearness eternal,
|
Все ее человеческое прошлое устремилось ввысь в вечной чистоте,
|
|
Temples of Phryx and Dardanus touched with the gold of the morning,
|
Храмы Фриксу и Дардану, тронутые золотом утра,
|
|
Columns triumphant of Ilus, domes of their greatness enamoured,
|
Триумфальные колонны Ила, мегароны в своем величии, зачарованном,
|
|
Stones that intended to live; and her citadel climbed up to heaven
|
Древние камни, что намеревались жить века; и ее крепость, устремленная в небеса,
|
|
White like the soul of the Titan Laomedon claiming his kingdoms,
|
Белая, как душа Титана Лаомедонта, предъявляющего права на свои царства,
|
|
Watched with alarm by the gods as he came. Her bosom maternal
|
Под тревожным взором богов, пока он здесь ступал. Ее материнская грудь
|
|
Thrilled to the steps of her sons and a murmur began in her high-roads.
|
Затрепетала от шагов ее сыновей и неясный шум начал просыпаться на улицах.
|
|
Life renewed its ways which death and sleep cannot alter,
|
Жизнь возобновила свои пути, которые не могли изменить смерть и сон,
|
|
Life that pursuing her boundless march to a goal which we know not,
|
Следуя своим безграничным маршем к цели, которая нам неизвестна,
|
|
Ever her own law obeys, not our hopes, who are slaves of her heart-beats.
|
Вечно подчиняясь своему собственному закону, а не нашим надеждам, мы лишь рабы ее сердцебиений.
|
|
Then as now men walked in the round which the gods have decreed them
|
Тогда, как и сейчас, люди следовали путями, что предначертали им боги,
|
|
Eagerly turning their eyes to the lure and the tool and the labour.
|
Страстно обращая глаза к инструментам, к труду и к соблазнам.
|
|
Chained is their gaze to the span in front, to the gulfs they are blinded
|
Взор их был прикован к маленькой, ограниченной сцене, они не видели бездн,
|
|
Meant for their steps. The seller opened his shop and the craftsman
|
Разверзающихся перед ними впереди. Торговцы открывали свои лавки и искусные мастера
|
|
Bent o'er his instruments handling the work he never would finish,
|
Склонились над инструментами, погрузившись в работу, которую никогда они уже не смогут закончить,
|
|
Busy as if their lives were for ever, today in its evening
|
Так, словно жизнь их продлится века, сегодня, как и вчера, уверенные
|
|
Sure of tomorrow. The hammers clanged and the voice of the markets
|
В завтрашнем дне. Застучали молотки и голоса рынков
|
|
Waking desired its daily rumour. Nor only the craftsman,
|
Пробуждаясь, подняли свой ежедневный гомон. Не только мастера,
|
|
Only the hopes of the earth, but the hearts of her votaries kneeling
|
Единственная надежда земли, но и жрецы Илиона склонили колени и свои сердца
|
|
Came to her marble shrines and upraised to our helpers eternal
|
В его мраморных храмах, вознося нашим вечным помощникам
|
|
Missioned the prayer and the hymn or silent, subtly adoring
|
Избранным, молитву, гимн или безмолвное, тонкое поклонение,
|
|
Ventured upwards in incense. Loud too the clash of the cymbals
|
Уносящиеся ввысь в фимиаме. Громкий звон кимвал
|
|
Filled all the temples of Troy with the cry of our souls to the azure.
|
Наполнил храмы Трои мольбой наших душ, обращенных к лазури.
|
Prayers breathed in vain and a cry that fell back with Fate for its answer
|
Но напрасно возносились молитвы и назад падал вопль души, принося с собою ответом лишь Неизбежное.
|
|
Children laughed in her doorways; joyous they played, by their mothers
|
Беззаботные дети смеялись в дверях ее домов; радостные они играли, рядом со своими матерями,
|
|
Smiled on still, but their tender bosoms unknowing awaited
|
Еще улыбающимися, но их нежные сердца, еще не ведая о том, уже были предназначены
|
|
Grecian spearpoints sharpened by Fate for their unripe bosoms,
|
Для острых наконечников греческих копий, заточенных Роком для их упругих грудей,
|
|
Tasks of the slave in Greece. Like bees round their honey-filled dwellings
|
И для рабского труда в далекой Элладе. Словно пчелы вокруг своих ульев, наполненных медом,
|
|
Murmuring swarmed to the well-heads the large-eyed daughters of Troya,
|
Болтая, собрались у чистых источников большеглазые дочери Трои,
|
|
Deep-bosomed, limbed like the gods, - glad faces of old that were sentient
|
Полногрудые, сложенные как богини, - радостные лица старины, чувственные,
|
|
Rapturous flowers of the soul, bright bodies that lived under darkness
|
Восторженные цветы души, прекрасные тела, живущие под темной
|
|
Heavily1 massed of their locks like day under night made resplendent,
|
Массой своих локонов, словно день, сверкающий под пологом ночи,
|
|
Daughters divine of the earth in the ages when heaven was our father.
|
Божественные дочери земли в те века, когда небеса были нам отчим домом.
|
|
They round Troy's well-heads flowerlike satisfied morn with their beauty
|
Они окружили источники Трои, словно цветы, радуя утро своей красотою,
|
|
Or in the river baring their knees to the embrace of the coolness
|
Или в реке, подставляя объятиям прохлады обнаженные колени,
|
|
Dipped their white feet in the clutch of his streams, in the haste of Scamander,
|
Погружали в быстрые воды Скамандра свои белые ноги,
|
|
Lingering this last time with laughter and talk of the day and the morrow
|
Медля в этот последний раз, смеясь и болтая о делах сегодняшнего и грядущего дня,
|
|
Leaned to the hurrying flood. All his swiftnesses raced down to meet them
|
Склоняя над быстрым потоком свои стройные станы. Он, как безумный бежал вниз, чтобы встретиться с ними,
|
|
Crowding his channel with dancing billows and turbulent murmurs.
|
Наполняя русло танцующими валами и бурным, несмолкающим рокотом.
|
|
Xanthus primaeval met these waves of our life in its passing
|
Древний Ксант встречал эти волны нашей жизни, в своем путешествии к морю,
|
|
Even as of old he had played with Troy's ancient fair generations
|
Так же как в старину, он играл с прекрасными древними поколеньями Трои,
|
|
Mingling his deathless voice with the laughter and joy of their ages,
|
Смешивая свой бессмертный голос со смехом и с радостью их эпох,
|
|
Laughter of dawns that are dead and a joy that the earth has rejected.
|
Со смехом рассветов, что канули в вечность и радостью, что отвергла земля.
|
|
Still his whispering trees remembered their bygone voices.
|
Шепчущие деревья на его берегах еще помнят их ушедшие голоса.
|
|
Hast thou forgotten, O river of Troy? Still, still we can hear them
|
Помнишь ли ты это, о, река Трои? Мы все еще можем слышать их
|
|
Now, if we listen long in our souls, the bygone voices.
|
Сейчас, внемля глубоко в наших душах, эти ушедшие голоса.
|
|
Earth in her fibres remembers, the breezes are stored with our echoes.
|
Земля помнит своими порами, ветра наполнены нашим эхом.
|
|
Over the stone-hewn steps for their limpid orient waters
|
Стоя на ступенях из белого камня, над прозрачными восточными водами своей родины,
|
|
Joyous they leaned and they knew not yet of the wells of Mycenae,
|
Радостные они склонялись и не знали еще колодцев Микен,
|
|
Drew not yet from Eurotas the jar for an alien master,
|
Не носили еще из Эврота кувшины для чужого хозяина,
|
|
Mixed not Pineus yet with their tears. From the clasp of the current
|
И не смешивали воды Пенея со своими слезами. Распростившись с негой реки,
|
|
Now in their groups they arose and dispersed through the streets and the byways,
|
Группами они теперь поднимались и рассыпались по переулкам и улочкам,
|
|
Turned from the freedom of earth to the works and the joy of the hearthside,
|
Повернувшись от свободы земли к работе и радостям очага,
|
|
Lightly, they rose and returned through the lanes of the wind-haunted city
|
Легко они поднялись и возвращались по узким улочкам города, обдуваемого ветрами,
|
|
Swaying with rhythmical steps while the anklets jangled and murmured.
|
Грациозно ступая, пока звенели, и пели их ножные браслеты.
|
|
Silent temples saw them passing; you too, O houses,
|
Молчаливые храмы видели их, проходящих; и вы тоже взирали на них, о жилища,
|
|
Built with such hopes by mortal man for his transient lodging;
|
Что с такими надеждами построили смертные для своего мимолетного существования;
|
|
Fragrant the gardens strewed on dark tresses their white-smiling jasmines
|
Благоухая, сады усыпали улыбчивым белым жасмином их темные локоны,
|
|
Dropped like a silent boon of purity soft from the branches:
|
Роняя цветы со своих ветвей, словно безмолвный дар нежной чистоты:
|
|
Flowers by the wayside were budding, cries flew winged round the tree-tops.
|
Цветы распускались на обочинах, пенье птиц звенело у верхушек деревьев.
|
|
Bright was the glory of life in Ilion city of Priam.
|
Радостным было торжество жизни в Илионе, городе Прима.
|
Thrice to the city the doom-blast published its solemn alarum,
|
Трижды над городом прогремел роковой торжественный звук,
|
|
Blast of the trumpets that call to assembly clamoured through Troya
|
Рев труб, созывающих народное собрание, пролетел над Троей.
|
|
Thrice and were still. From garden and highway, from palace and temple
|
Трижды он прозвучал и затих. Из садов и с улиц, из дворцов и храмов,
|
|
Turned like a steed to the trumpet, rejoicing in war and ambition,
|
Повернувшись как боевой конь на зов трубы, радуясь войне и теша свое тщеславие,
|
|
Gathered alert to the call the democracy hated of heaven .
|
Собиралась спешно на этот призыв демократия, покинутая небесами.
|
|
First in their ranks upbearing their age as Atlas his heavens,
|
Первыми в их рядах, неся своих годы, как Атлас свои небеса,
|
|
Eagle-crested, with hoary hair like the snow upon Ida,
|
Украшенные регалиями(?), с седыми ниспадающими локонами, подобными снегам на Иде,
|
|
Ilion's senators paced, Antenor and wide-browed Anchises,
|
Шествовали сенаторы Илиона, Антенор и широколобый Анхиз,
|
|
Athamas famous for ships and the war of the waters, Tryas
|
Атамант, знаменитый флотоводец, стяжавший лавры в морских сражениях, Триас,
|
|
Still whose name was remembered by Oxus the orient river,
|
Чье имя еще помнит Окс, река Востока,
|
|
Astyoches and Ucalegon, dateless Pallachus, Aetor,
|
Астиох и Укалегон, древний Паллах, Этор,
|
|
Aspetus who of the secrets divine knew all and was silent,
|
Молчаливый Аспет, которому были ведомы божественные тайны.
|
|
Ascanus, Iliones, Alcesiphron, Orus, Aretes.
|
Асканий, Илион, Алсесифрон, Орус и Арет.
|
|
Next from the citadel came with the voice of the heralds before him
|
Затем из крепости, под крики глашатаев, вышел
|
|
Priam and Priam's sons, Aeneas leonine striding,
|
Приам и его сыновья вместе с ним, Эней, ступающий львиной поступью,
|
|
Followed2 by the heart of a nation adoring her Penthesilea.
|
За ними, рядом с верхушкой народа, который преклонялся перед нею, шла Пенфесилея.
|
|
All that was noble in Troy attended the regal procession
|
Все самое благородное в Трое, присутствовало в этой царственной процессии,
|
|
Marching in front and behind and the tramp of their feet was a rhythm
|
Идущие впереди и позади и их поступь был настроена
|
|
Tuned to the arrogant fortunes of Ilion ruled by incarnate
|
На ритм надменного жребия Илиона, где царствовали воплотившиеся
|
|
Demigods, Ilus and Phryx and Dardanus, Tros of the conquests,
|
Полубоги, - Ил, Фрикс и Дардан, - триумфальные завоеватели,
|
|
Tros and far-ruling Laomedon who to his grandiose3 labour
|
Трой и Лаомедонт, чье владычество простиралось на многие земли, призвавший для своего грандиозного труда
|
|
Drew down the sons of the skies and was served by the ageless immortals.
|
Вниз сынов небес, и ему служили вечные бессмертные.
|
|
Into the agora vast and aspirant besieged by its columns
|
В просторную и честолюбивую агору, окруженную колоннами,
|
|
Bathed and anointed they came like gods in their beauty and grandeur.
|
Омытые и умащенные душистыми маслами, они пришли, прекрасные и великолепные, как боги.
|
|
Last like the roar of the winds came trampling the surge of the people.
|
Последней, с ревом ветра и топотом, волна народа хлынула на троянский форум.
|
|
Clamorous led by a force obscure to its ultimate fatal
|
Ведомая какой-то темной силой к своему гибельному концу, шумно,
|
|
Session of wrath the violent mighty democracy hastened;
|
Спешно собиралась ассамблея гнева неистовой могучей демократии;
|
|
Thousands of ardent lives with the heart yet unslain in their bosoms
|
Тысячи пылких жизней, несущие в груди еще не убитые сердца,
|
|
Lifted to heaven the voice of man and his far-spreading rumour.
|
Возносили к небесам голос человека и его далеко-разносящийся ропот.
|
|
Singing the young men with banners marched in their joyous processions,
|
Распевая, молодые мужчины маршировали со знаменами в радостных процессиях,
|
|
Trod in martial measure or dancing with lyrical paces
|
Шествуя военным шагом или грациозной поступью,
|
|
Chanted the glory of Troy and the wonderful deeds of their fathers.
|
Воспевая славу Трои и чудесные подвиги своих предков.
|
|
Into the columned assembly where Ilus had gathered his people,
|
На окруженной колоннами площади, где Ил собрал свой народ,
|
|
Thousands on thousands the tramp and the murmur poured; in their armoured
|
Тысячи людей напирали друг на друга, раздавались топот и крики; сверкая оружием и доспехами, по своим племенам
|
|
Glittering tribes they were ranked, an untameable high-hearted nation
|
они были выстроены,- неукротимый, мужественный народ,
|
|
Waiting the voice of its chiefs. Some gazed on the greatness of Priam
|
Ожидая голоса своих предводителей. Некоторые взирали на великого Приама,
|
|
Ancient, remote from their days, the last of the gods who were passing,
|
Древнего, далеко от их дней, последнего из уходящих богов,
|
Left like a soul uncompanioned in worlds where his strength shall not conquer:
|
Оставшегося подобно одинокой душе в мирах, где его сила никого не сможет больше завоевать:
|
|
Sole like a column gigantic alone on a desolate hill-side
|
Подобно одинокой гигантской колонне на заброшенном склоне холма,
|
|
Older than mortals he seemed and mightier. Many in anger
|
Старше, он казался, и могущественнее чем смертные. Многие в гневе
|
|
Aimed their hostile looks where calm though by heaven abandoned,
|
Устремляли свои враждебные взгляды туда, где в покое, оставшемся его душе, хотя и покинутой небесами,
|
|
Left to his soul and his lucid mind and its thoughts unavailing,
|
Со своим просветленным умом и напрасными мыслями,
|
|
Head of4 the age-chilled few whom the might of their hearts had not blinded,
|
Знаменитый Антенор сидел, вождь тех немногих, закаленных годами, кого не ослепило могущество их сердец,
|
|
Famous Antenor was seated, the fallen unpopular statesman,
|
Нелюбимый народом, непопулярный государственный лидер,
|
|
Wisest of speakers in Troy but rejected, stoned and dishonoured.
|
Мудрейших из ораторов в Трое, но отвергнутый, забрасываемый камнями и обесславленный.
|
|
Silent, aloof from the people he sat, a heart full of ruins.
|
Молчаливый, в отчуждении от народа он сидел, с сердцем в руинах.
|
|
Low was the rumour that swelled like the hum of the bees in a meadow
|
Негромким поначалу был ропот, поднимающийся подобно жужжанию пчел на лугу,
|
|
When with the thirst of the honey they swarm on the thyme and the linden,
|
Когда с жаждой меда, они собираются на тимьяне и липе,
|
|
Hundreds humming and flitting till all that place is a murmur.
|
Сотни их жужжат и кружат вокруг, пока все вокруг не превращается в гул.
|
|
Then from his seat like a tower arising Priam the monarch
|
Затем со своего места подобно вздымающейся башне Приам, монарх,
|
|
Slowly erect in his vast tranquillity silenced the people:
|
Медленно поднялся в своей могучей безмятежности и народ затих:
|
|
Lonely, august he stood like one whom death has forgotten,
|
Одинокий, царственный он стоял как тот, кого позабыла смерть,
|
|
Reared like a column of might and of silence over the assembly.
|
Воздвигнувшись как колонна могущества и безмолвия над собранием.
|
|
So Olympus rises alone with his snows into heaven.
|
Так Олимп одиноко поднимается со своими снегами в небеса.
|
|
Crowned were his heights by the locks that slept like the mass of the snow-swathe
|
Увенчаны были его высоты власами, что дремали (дремавшими) словно снежные сугробы,
|
|
Clothing his giant shoulders; his eyes of deep meditation,
|
Ниспадая на гигантские плечи; его глаза глубокого раздумья,
|
|
Eyes that beheld now the end and accepted it like the beginning
|
Глаза, что видели сейчас конец и принимали его как начало,
|
|
Gazed on the throng of the people as on a pomp that is painted:
|
Взирали на толпу народа, как на пеструю суету:
|
|
Slowly he spoke like one who is far from the scenes where he sojourns.
|
Медленно он произнес, как если бы находился далеко от той сцены, где пребывал сейчас.
|
|
"Leader of Ilion, hero Deiphobus, thou who hast summoned
|
"Лидер Илиона, герой Деифоб, ты, кто созвал сюда
|
|
Troy in her people, arise; say wherefore thou callest us. Evil
|
Народ Трои, поднимись; скажи, зачем ты позвал нас. Злую весть
|
|
Speak thou or good, thou canst speak that only: Necessity fashions
|
Нам поведай или добрую, ибо ты можешь сказать это только: Необходимость придает форму
|
|
All that the unseen eye has beheld. Speak then to the Trojans;
|
Тому, что созерцало незримое око. Поведай тогда троянцам;
|
|
Say on this dawn of her making what issue of death or of triumph
|
Скажи, пока утренняя заря поднимается над городом, что - гибель или триумф, -
|
|
Fate in his suddenness puts to the unseeing, what summons to perish
|
Рок в своей внезапности бросает невидящим, какие смертельные угрозы
|
|
Send5 to this nation men who revolt and gods who are hostile."
|
Посылают этому народу люди, что противостоят нам и враждебные боги".
|
|
Rising Deiphobus spoke, in stature less than his father,
|
Ниже по росту, чем его отец,
|
|
Less in his build, yet the mightiest man and tallest whom coursers
|
Менее статный, и все же самый могучий и высокий из тех, кого несли боевые скакуны
|
|
Bore or his feet to the fight since Ajax fell by the Xanthus.
|
Или ноги в битву, с тех пор как Аякс пал на берегах Ксанта, поднявшись, Деифоб так молвил:
|
|
"People of Ilion, long have you fought with the gods and the Argives
|
"Народ Илиона, долго вы сражались с богами и аргивянами,
|
|
Slaying and slain, but the years persist and the struggle is endless.
|
Убивая и погибая, но годы все тянутся и борьба нескончаема.
|
|
Fainting your helpers cease from the battle, the nations forsake you.
|
Слабея, ваши союзники покидают битву, народы бросают вас.
|
|
Asia weary of strenuous greatness, ease-enamoured
|
Азия, уставшая от слишком деятельного величия, жаждущая облегчения,
|
|
Suffers the foot of the Greek to tread on the beaches of Troas.
|
Выносит поступь Грека, топчущего побережья Троады.
|
|
Yet have we striven for Troy and for Asia, men who desert us.
|
И все же мы сражаемся за Трою и за Азию, и за людей, которые покидают (покинули) нас.
|
Not for ourselves alone have we fought, for our life of a moment!
|
Не только ради себя мы сражаемся, не только ради своих быстротечных жизней!
|
|
Once if the Greeks were triumphant, once if their nations were marshalled
|
Если бы греки были победоносны, если бы их народы вели за собой
|
|
Under some far-seeing chief, Odysseus, Peleus, Achilles,
|
Более дальновидные властители, такие как Одиссей, Пелей или Ахилл,
|
|
Not on the banks of Scamander and skirts of the azure Aegean
|
Тогда, не на берегах Скамандра и не на побережьях лазурного Эгейского Моря
|
|
Fainting would cease the audacious emprise, the Titanic endeavour;
|
Истощаясь, остановилось бы их дерзкое продвижение, это Титаническое усилие;
|
|
Tigris would flee from their tread and Indus be drunk by their coursers.
|
Тигр бежал бы от их поступи и Инд был бы выпит их лошадьми.
|
|
Now in these days when each sun goes marvelling down that Troy stands yet
|
Сейчас, в эти дни, когда каждый день солнце восходит, удивляясь, что Троя все еще держится,
|
|
Suffering, smiting, alive, though doomed to all eyes that behold her,
|
Страдающая, истерзанная, но живая, хотя и обреченная для всех глаз, что на нее взирают,
|
|
Flinging back Death from her walls and bronze to the shock and the clamour,
|
Смерть, откатываясь от ее стен, ожесточается, чтобы ударить снова и поднимает шум,
|
|
Driven by a thought that has risen in the dawn from the tents on the beaches
|
Принесенный нам мыслью, что поднялась на рассвете из шатров, раскинувшихся на побережье, -
|
|
Grey Talthybius' chariot waits in the Ilian portals,
|
Колесница седого Талфибия ждет у порталов Илиона,
|
|
Far voice of the Hellene demigod challenges timeless Troya.
|
Далекий голос Эллина, полубога, бросает вызов вечной Трое.
|
|
Thus has he said to us: `Know you not Doom when she walks in your heavens?
|
Так он сказал нам: "Разве вы не узнаете (видите) Рок, гуляющий в ваших небесах?"
|
|
Feelst thou not then thy set, O sun who illuminedst Nature?
|
Разве ты не чувствуешь своего заката, О солнце, озаряющее Природу?
|
|
None can escape the wheel of the gods and its vast revolutions!
|
Никто не может избежать колеса богов и его чудовищных вращений!
|
|
Fate demands the joy and pride of the earth for the Argive,
|
Судьба требует радости и великолепия земли для Аргивян,
|
|
Asia's wealth for the lust of the young barbarian nations.
|
Богатство Азии предназначено для вожделения молодых варварских наций.
|
|
Sink eclipsed in the circle vast of my radiance; Troya,
|
О Троя, погрузись, затемняясь, в широкий ореол моего сияния;
|
|
Joined to my northern realms deliver the East to the Hellene;
|
Присоединившись к моим северным царствам, отдай Восток Эллину;
|
|
Ilion, to Hellas be yoked; wide Asia, fringe thou Peneus.
|
Илион должен надеть на себя ярмо Эллады; расширив свои земли, о, Азия, ты будешь граничить с Пенеем.
|
|
Lay down golden Helen, a sacrifice lovely and priceless
|
Отдайте златовласую Елену, прекрасную и бесценную жертву,
|
|
Cast by your weakness and fall on immense Necessity's altar;
|
Брошенную вашей слабостью и падением на огромный алтарь Необходимости;
|
|
Yield to the grasp of my longing Polyxena, Hecuba's deep-bosomed daughter,
|
Отдайте в мои объятия Поликсену, страстно этого жаждущую, полногрудую дочь Гекубы,
|
|
Her whom my heart desires. Accept from me6 peace and her healing
|
Кого желает мое сердце. Примите от меня мир и его лечащую
|
|
Joy of mornings secure and death repulsed from your hearthsides.
|
Радость безопасных утренних восходов и смерть отвернется от ваших очагов.
|
|
Yield these7 and live, else I leap on you, Fate in front, Hades behind me.
|
Отдайте это и живите, или же я обрушусь на вас, с лицом Рока и с Аидом позади меня.
|
|
Bound to the gods by an oath I return not again from the battle
|
Связав себя клятвой богам, я не отвернусь снова от битвы,
|
|
Till from high Ida my shadow extends to the Mede and Euphrates.
|
Пока с высокой Иды, моя тень не будет простираться до Мидии и Евфрата.
|
|
Let not your victories deceive you, steps that defeat has imagined;
|
Не позволяйте вашим победам обманывать вас, воображая в грезах поражение аргивян;
|
|
Hear not the voice of your heroes; their fame is a trumpet in Hades:
|
Не слушайте голоса ваших героев; их слава -
Это трубы Аида;
|
|
Only they conquer while yet my horses champ free in their stables.
|
Они побеждают только до тех пор, пока мои кони жуют сено в своих стойлах.
|
|
Earth cannot long resist the man whom Heaven has chosen;
|
Земля не может долго сопротивляться тому, кого избрали Небеса;
|
|
Gods with him walk; his chariot is led; his arm is assisted.'
|
Боги ступают вместе с ним; его колесницу направляют, его руку поддерживают".
|
|
High rings the Hellene challenge, earth waits for the Ilian answer.
|
Надменно звучит вызов Эллина, земля ожидает ответ Илиона.
|
|
Always man's Fate hangs poised on the flitting breath of a moment;
|
Все время Судьба человека висит, балансируя, на порхающем дыхании мгновения;
|
|
Called by some word, by some gesture it leaps, then 'tis graven, 'tis granite.
|
Призванная каким-то словом, каким-то жестом, она взлетает, а затем застывает, как гранит.
|
|
Speak! by what gesture high shall the stern gods recognise Troya?
|
Скажите свое слово! По какому высокому жесту суровые боги узнают великую Трою?
|
|
Sons of the ancients, race of the gods, inviolate city,
|
Сыны древних, раса богов, неоскверненный город,
|
Firmer my spear shall I grasp or cast from my hand and for ever?
|
Сжать ли мне тверже в руке мое копье или выбросить его из руки навеки?
|
|
Search in your hearts if your fathers still dwell in them, children of Teucer."
|
Вслушайтесь в ваши сердца, если ваши предки еще живут в них, дети Тевкра".
|
|
So Deiphobus spoke and the nation heard him in silence,
|
Так сказал Деифоб и в молчании внимал ему народ,
|
|
Awed by the shadow vast of doom, indignant with Fortune.
|
Потрясенный огромной тенью рока, негодуя на Фортуну.
|
|
Calm from his seat Antenor arose as a wrestler arises,
|
Спокойно со своего места поднялся Антенор, как поднимается борец,
|
|
Tamer of beasts in the cage of the lions, eyeing the monsters
|
Укротитель зверей в клетке львов, глядя на великолепных монстров,
|
|
Brilliant, tawny of mane, and he knows if his courage waver,
|
С рыжевато-бурой гривой, зная, что если его мужество хотя бы на миг поколеблется
|
|
Falter his eye or his nerve be surprised by the gods that are hostile,
|
Или подведет глаз и дрогнут нервы из-за козней враждебных богов,
|
|
Death will leap on him there in the crowded helpless arena.
|
То Смерть прыгнет на него, безжалостно, на переполненной беспомощной арене.
|
|
Fearless Antenor arose, and a murmur swelled in the meeting
|
Бесстрашный Антенор поднялся, и угрожающий ропот взвился над собранием,
|
|
Cruel and threatening, hoarse like the voice of the sea upon boulders;
|
Жестокий и суровый, как рев морских волн, бьющихся о прибрежные камни;
|
|
Hisses thrilled through the roar and one man cried to another,
|
Пронзительные свисты рассекли воздух и один человек в толпе закричал другому,
|
|
"Lo, he will speak of peace who has swallowed the gold of Achaia!
|
"Смотри, он снова будет вещать нам о мире, позолотив свою глотку золотом Ахеи!
|
|
Surely the people of Troy are eunuchs who suffer Antenor
|
Неужели народ Трои - это евнухи, чтобы терпеть Антенора,
|
|
Rising unharmed in the agora. Are there not stones in the city?
|
Выступающего безнаказанно на агоре. Разве больше не осталось камней в городе?
|
|
Surely the steel grows dear in the land when a traitor can flourish."
|
И в самом деле металл дорожает в стране, где процветает предатель".
|
|
Calm like a god or a summit Antenor stood in the uproar.
|
Спокойный как бог или горная вершина стоял Антенор перед этим неистовым смятением.
|
|
But as he gazed on his soul came memory dimming the vision;
|
Но пока он смотрел, память поднялась в его душе, затуманивая взгляд;
|
|
For he beheld his past and the agora crowded and cheering,
|
Ибо внутренним взором он созерцал свое прошлое и видел, переполненную и аплодирующую ему агору,
|
|
Passionate, full of delight while Antenor spoke to the people,
|
Влюбленную, полную восторга, когда Антенор обращался с речью к народу,
|
|
Troy that he loved and his fatherland proud of her eloquent statesman.
|
К Трое, которую он любил и к своей родине, гордящейся своими красноречивыми государственными мужами.
|
|
Tears to his eyes came thick and he gripped at the staff he was holding.
|
Слезы набежали на его глаза и он крепче сжал в руке посох.
|
|
Mounting his eyes met fully the tumult, mournful and thrilling,
|
Подняв глаза, он столкнулся лицом к лицу с шумом и криками, скорбный и затрагивающий душу,
|
|
Conquering men's hearts with a note of doom in its sorrowful sweetness.
|
Завоевывая сердца людей пронзительной нотой рока в ее печальной сладости.
|
|
"People of Ilion, blood of my blood, O race of Antenor,
|
"Народ Илиона, кровь моей крови, о раса Антенора,
|
|
Once will I speak though you slay me; for who would shrink from destruction
|
Еще раз я буду говорить, пусть даже потом вы убьете меня; ибо кто станет уклоняться от гибели,
|
|
Knowing that soon of his city and nation, his house and his dear ones
|
Зная, что скоро его город и его народ, его дом и его родные и любимые,
|
|
All that remains will be a couch of trampled ashes? Athene,
|
Все это скоро превратится в кучу попираемого пепла? О, Афина,
|
|
Slain today may I join the victorious souls of our fathers,
|
Может быть убитый сегодня, я присоединюсь к победоносным душам наших предков,
|
|
Not for the anguish be kept and the irremediable weeping.
|
Чтобы не видеть этой муки и не слышать безутешного плача.
|
|
Loud yet will I speak the word that the gods have breathed in my spirit,
|
Громко все же я произнесу слово, которое боги вдохнули в мою грудь,
|
|
Strive this last time to save the death-destined. Who are these clamour
|
Пытаясь в последний раз спасти обреченных на гибель. Кто это там вопит:
|
|
`Hear him not, the gold of the Greeks bought his words and his throat is accursed?'
|
"Не слушайте его, греки золотом купили его слова и его горло проклято?"
|
|
Troy whom my counsels made great, hast thou heard this roar of their frenzy
|
Троя, которую сделали великой мои наставления, ты слышишь этот рев их безумия,
|
|
Tearing thy ancient bosom? Is it thy voice heaven-abandoned, my mother?
|
Разрывающий твое древнее сердце? Или это твой покинутый небесами голос о, моя мать?
|
|
O my country, O my creatress, earth of my longings!
|
О, моя страна, мое творение, земля моих чаяний!
|
|
Earth where our fathers lie in their sacred ashes undying,
|
Земля, где наши отцы покоятся в своем священном пепле, бессмертные,
|
|
Memoried temples shelter the shrines of our gods and the altars
|
Храмы, хранящие память и укрывающие святыни наших богов и чистые
|
Pure where we worshipped, the beautiful children smile on us passing,
|
Алтари, где мы возносили наши молитвы, прекрасные дети, улыбающиеся нам на улицах Трои,
|
|
Women divine and the men of our nation! O land where our childhood
|
Божественные женщины и мужчины нашего народа! О, земля, где наше детство
|
|
Played at a mother's feet mid the trees and the hills of our country,
|
Играло у ног матери среди деревьев и холмов нашей родины,
|
|
Hoping our manhood toiled and our youth had its seekings for godhead; -
|
Надеясь, трудилась наша зрелость и наша юность искала божественное; -
|
|
Thou for our age keepst repose mid the love and the honour of kinsmen,
|
Ты нашим преклонным летам даруешь покой среди любви и почитания родных,
|
|
Silent our relics shall lie with the city guarding our ashes!
|
Безмолвно наши останки будут лежать вместе с городом, хранящим наш пепел!
|
|
Earth who hast fostered our parents, earth who hast given us8 our offspring,
|
Земля, что взлелеяла наших родителей, земля, давшая нам наше потомство,
|
|
Soil that created our race where fed from the bosom of Nature
|
Почва, что сотворила нашу расу, где вскормленные грудью Природы
|
|
Happy our children shall dwell9 in the storied homes of their fathers,
|
Наши счастливые дети будут жить в легендарных домах своих предков,
|
|
Souls that our souls have stamped, sweet forms of ourselves when we perish!
|
Души, образы наших душ, сладостные формы нас самих, оставшиеся после того, как мы навсегда покидаем наш земной дом!
|
|
Once even then have they seen thee in their hearts, or dreamed of thee ever
|
Видели ли они тебя хотя бы раз в своих сердцах, грезили ли о тебе когда-либо,
|
|
Who from thy spirit revolt and only thy name make an idol
|
Те, кто из твоего бунтующего духа и лишь из твоего имени творят идола,
|
|
Hating thy faithful sons and the cult of thy ancient ideal!
|
Ненавидя твоих верных сыновей и культ твоего древнего идеала!
|
|
Wake, O my mother divine, remember thy gods and thy wisdom,
|
Пробудись, о, моя божественная мать, вспомни своих богов и свою мудрость,
|
|
Silence the tongues that degrade thee, prophets profane of thy godhead.
|
Заставь замолчать языки, которые губят тебя, этих ложных пророков твоей божественности.
|
|
Madmen, to think that a man who has offered his life for his country
|
Безумные вы, если думаете, что человек, посвятивший жизнь своей стране,
|
|
Served her with words and deeds and adored with victories and triumphs
|
Служивший ей словом и делом и преклоняющийся перед ее победами и успехами,
|
|
Ever could think of enslaving her breast to the heel of a foeman!
|
Мог подумать о том, чтобы сделать ее рабыней и подставить ее грудь под пяту врага!
|
|
Surely Antenor's halls are empty, he begs from the stranger
|
Или залы Антенора пусты, и он выпрашивает милостыню у первого встречного,
|
|
Leading his sons and his children's sons by the hand in the market,
|
Ведя своих сыновей и внуков за руку на рынок,
|
|
Showing his rags since his need is so bitter of gold from the Argives!
|
Выставляя на показ свои лохмотья, с тех пор как его нужда стала столь горька, что он стал грезить о золоте Аргивян!
|
|
You who demand a reply when Laocoon lessens Antenor,
|
Вы, те, кто требует ответа, когда Лаокоон умаляет Антенора,
|
|
Hush then your feeble roar and your ear to the past and the distance
|
Умерьте свой пустой рев и обратите ваши уши к прошлому
|
|
Turn. You fields that are famous for ever, reply for me calling,
|
И далекому. Ваши поля, покрытые вечной славой, пусть ответят на мой зов,
|
|
Fields of the mighty mown by my sword's edge, Chersonese conquered,
|
Поля могущества, выкошенные острием моего меча, Херсонес был завоеван нами,
|
|
Thrace and her snows where we fought on the frozen streams and were victors
|
Фракия пала к нашим ногам в ее снегах, где мы сражались на замерзших реках и побеждали,
|
|
Then when they were unborn who are now your delight and your leaders.
|
Тогда, когда еще даже не родились ваши вожди, которыми вы сейчас восторгаетесь.
|
|
Answer return, you columns of Ilus, here where my counsels
|
Дайте ответ, о, вы, колонны Ила, здесь, где мои напутствия
|
|
Made Troy mightier guiding her safe through the shocks of her foemen.
|
Сделали Трою могущественнее, ведя ее безопасно сквозь удары врагов.
|
|
Gold! I have heaped it up high, I am rich with the spoils of your haters.
|
Золото! Я всегда имел его предостаточно, я богат трофеями ваших недругов.
|
|
It was your fathers dead who gave me that wealth as my guerdon,
|
Ваши покойные предки дали мне это богатство, как награду,
|
|
Now my reproach, your fathers who saw not the Greeks round their ramparts:
|
Которой вы меня теперь попрекаете, ваши предки, не видевшие греков у своих стен:
|
|
They were not cooped by an upstart race in the walls of Apollo,
|
Они не были заперты молодой, самонадеянной расой в стенах Аполлона,
|
|
Saw not Hector slain and Troilus dragged by his coursers.
|
Не видели павшего Гектора и мертвого Троила, которого волокли скакуны его колесницы.
|
|
Far10 over wrathful Jaxartes they rode; the shaken Achaian
|
Далеко над гневным Яксартом они пронеслись, ваши предки; потрясенная Ахея
|
|
Prostrate adored their strength who now shouts at your portals and conquers11
|
Простерлась перед ними, восхищенная их силой, та, что сейчас как победитель кричит у ваших ворот.
|
|
Then when Antenor guided Troy, this old man, this traitor,
|
И это было тогда, когда Антенор правил Троей, этот старик, этот предатель,
|
Not Laocoon, nay, not even Paris nor Hector.
|
Не Лаокоон, и не Гектор, и даже не Парис.
|
|
But I have changed, I have grown a niggard of blood and of treasure,
|
Но я изменился, шепчут злые языки, я стал скупым из-за высокого положения и своих сокровищ,
|
|
Selfish, chilled as old men seem to the young and the headstrong,
|
Эгоистичным и холодным, какими старики кажутся молодым и упрямым,
|
|
Counselling safety and ease, not the ardour of noble decisions.
|
Советуя вам безопасность и облегчение, а не пыл благородных решений.
|
|
Come to my house and behold, my house that was filled once with voices.
|
Приходите в мой дом и взгляните, он был наполнен когда-то голосами.
|
|
Sons whom the high gods envied me crowded the halls that are silent.
|
Мои сыновья, из-за которых мне завидовали высокие боги, заполняли мои покои, но теперь они тихи.
|
|
Where are they now? They are dead, their voices are silent in Hades,
|
Где они сейчас? Они мертвы, их голоса навеки замолкли в Аиде,
|
|
Fallen slaying the foe in a war between sin and the Furies.
|
Пав от руки врага в войне между грехом и Фуриями.
|
|
Silent they went to the battle to die unmourned for their country,
|
Молча они пошли на эту битву, чтобы умереть, неоплаканными, за свою родину.
|
|
Die as they knew in vain. Do I keep now the last ones remaining,
|
Умереть, как они знали, напрасно. Должен ли я теперь удержать от этой участи последних, оставшихся в живых,
|
|
Sparing their blood that my house may endure? Is there any in Troya
|
Сберегая их род, который мой дом вполне мог бы вместить?
|
|
Speeds to the front of the mellay outstripping the sons of Antenor?
|
Есть ли кто-нибудь в Трое, кто бы быстрей бросался в битву, чем сыновья Антенора?
|
|
Let him arise and speak and proclaim it and bid me be silent.
|
Пусть он поднимется и скажет об этом и заставит замолчать мой рот.
|
|
Heavy is this war that you love on my heart and I hold you as madmen
|
Тяжким бременем легла эта война, которую вы так любите, на мое сердце и я удерживаю вас как безумцев,
|
|
Doomed by the gods, abandoned by Pallas, by Hera afflicted.
|
Обреченных богами, брошенными Палладой, осаждаемых Герой.
|
|
Who would not hate to behold his work undone by the foolish?
|
Кто бы остался спокоен, увидев, что все труды его жизни уничтожаются глупцом?
|
|
Who would not weep if he saw Laocoon ruining Troya,
|
Кто бы не зарыдал, увидев как Лаокоон разрушает Трою,
|
|
Paris doomed in his beauty, Aeneas slain by his valour?
|
Прекрасного Париса, обреченного на смерть, бесстрашного Энея, идущего на гибель?
|
|
Still you need to be taught that the high gods see and remember,
|
И все же вы должны знать, что высокие боги все видят и помнят,
|
|
Dream that they care not if justice be done on the earth or oppression!
|
Не воображайте, что им безразлично, царит на земле справедливость иль бесчинствует притеснение!
|
|
Happy to live, aspire while you violate man and the immortals!
|
Что вы можете счастливо жить и возвышаться, пока попираете человека и бессмертных!
|
|
Vainly the sands of Time have been strewn with the ruins of empires,
|
Напрасно пески Времени усыпаны руинами империй,
|
|
Signs that the gods have left, but in vain. For they look for a nation,
|
Этими безмолвными, тщетными знаками, оставленными нам богами. Ибо они искали народ,
|
|
One that can conquer itself having conquered the world, but they find none.
|
Который был бы способен овладеть собой, овладевая миром, но не нашли ни одного такого.
|
|
None has been able to hold all the gods in his bosom unstaggered.
|
Никто не смог удержать всех богов в своей груди, оставшись непоколебимым.
|
|
All have grown drunken with force and have gone down to Hell and to Ate.
|
Все были опьянены могуществом силы и пали в Ад и были охвачены безумием Ате.
|
|
`All have been thrust from their heights,' say the fools; `we shall live and for ever.
|
"Все падают со своих высот", - твердят глупцы, - "а мы будем жить вечно.
|
|
We are the people at last, the children, the favourites; all things
|
Мы - люди, в конце концов, дети, самые любимые; все
|
|
Only to us are permitted. ' They too descend to the silence,
|
Только нам разрешено". Но и они тоже низойдут в страну безмолвия,
|
|
Death receives their hopes and the void their stirrings of action.
|
Смерть поглотит их надежды и в пустоте растворится суматоха их действий.
|
|
"Eviller fate there is none than life too long among mortals.
|
"Нет более злой судьбы, чем жить слишком долго среди смертных.
|
|
I have conversed with the great who have gone, I have fought in their war-cars;
|
Я говорил с великими, которые уже ушли, я сражался в их боевых колесницах;
|
|
Tros I have seen, Laomedon's hand has lain12 on my temples.
|
Троя я видел и руку Лаомедонта, возложенную на мои храмы.
|
|
Now I behold Laocoon, now our leader13 is Paris.
|
Теперь я смотрю на Лаокоона, теперь наш лидер - Парис.
|
|
First when Phryx by the Hellespont reared to the cry of the Ocean
|
В те времена, когда Фрикс у Гелесспонта воздвиг на берегах грохочущего Океана
|
|
Hewing her stones as vast as his thoughts his high-seated fortress,
|
Свою устремленную в небеса крепость, вырубая ее камни, такие же огромные, как его мысли,
|
|
Planned he a lair for a beast of prey, for a pantheress dire-souled
|
Он хотел сделать ее логовищем для хищного зверя, для пантеры с ужасной душой,
|
Crouched in the hills for her bound or self-gathered against the avenger?
|
Притаившейся в холмах для своего прыжка и собирающейся с силами против мстителя?
|
|
Dardanaus shepherded Asia's coasts and her sapphire-girt islands.
|
Дардан оберегал побережья Азии и ее острова, окруженные сапфировым водами.
|
|
Mild was his rule like the blessing of rain upon fields in the summer.
|
Мягким было его правление словно благословение летнего дождя на полях.
|
|
Gladly the harried coasts reposed confessing the Phrygian,
|
Радостно отдыхали обездоленные побережья, признав власть фригийцев,
|
|
Caria, Lycia's kings and the Paphlagon, strength of the Mysian;
|
Цари Карии, Ликеи и Пафлагонцы, и сила Мисии;
|
|
Minos' Crete recovered the sceptre of old Rhadamanthus.
|
Минойский Крит вновь поднял скипетр старого Радаманта.
|
|
Ilus and Tros had strength in the fight like a far-striding Titan's:
|
Ил и Трой обладали могуществом в битве, подобному широкой поступи Титана:
|
|
Troy triumphant following the urge of their souls to the vastness
|
Триумфально Троя, следуя влечению их душ, устремленных к безграничности,
|
|
[Helmeted, crowned like a queen of the gods with the fates for her coursers]14
|
[Неся золотой шлем, как корону богов, и свой царственный жребий в беге своих боевых скакунов],
|
|
Rode through the driving sleet of the spears to Indus and Oxus.
|
Неслась через несущийся ливень копий к Оксу и Инду.
|
|
Then twice over she conquered the vanquished, with peace as in battle;
|
Затем еще дважды она завоевывала покорившиеся народы, миром или в битве;
|
|
There where discord had clashed, sweet Peace sat girded with plenty,
|
Там, где бушевал раздор, воцарился сладостный покой, купающийся в изобилии,
|
|
There where tyranny counted her blows came the hands of a father.
|
Туда, где раньше тирания отсчитывала свои удары, пришли добрые руки отца.
|
|
Neither was15 Teucer a soul like your chiefs16 who refounded this nation.
|
И Тевкр, возродивший этот народ, имел не такую душу, как ваши сегодняшние предводители.
|
|
Such was the antique and noble tradition of Troy in her founders,
|
Такова была древняя и благородная традиция Трои со времен ее основателей,
|
|
Builders of power that endured; but it perishes lost to their offspring,
|
Творцов непоколебимого могущества; но оно гибнет теперь, утраченное их потомками,
|
|
Trampled, scorned by an arrogant age, by a violent nation.
|
Растоптанное, отвергнутое высокомерной эрой, воинственной нацией.
|
|
Strong Anchises trod it down trampling victorious onwards,
|
Могучий Анхиз растоптал его, ступая вперед своим победным маршем,
|
|
Stern as his sword and hard as the silent bronze of his armour.
|
Суровый как его меч и твердый как молчаливая бронза его доспехов.
|
|
More than another I praise the man who is mighty and steadfast,
|
Более чем кого-либо я прославляю этого человека, могучего и непреклонного,
|
|
Even as Ida the mountain I praise, a refuge for lions;
|
Так же как я прославляю Иду, убежище львов;
|
|
But in the council I laud him not, he who a god for his kindred
|
Но в совете я не стану восхвалять его, того, кто стал богом для своего народа,
|
|
Lives for the rest without bowels of pity or fellowship, lone-souled,
|
Кто живет без сострадания к другим или чувства братства, с одинокой душою,
|
|
Scorning the world that he rules, who untamed by the weight of an empire
|
Презирая тот мир, которым он правит, тот, кто не обретя мудрость под бременем власти,
|
|
Holds allies as subjects, subjects as slaves and drives to the battle,
|
Относится к союзникам как к подданным, к подданным как к рабам и бросает их в битву,
|
|
Careless more of their wills than the coursers yoked to his war-car.
|
Заботясь об их собственных желаниях не больше, чем о лошадях, несущих ярмо его боевой колесницы.
|
|
Therefore they fought while they feared, but gladly abandon us falling.
|
Вот почему они сражались, пока боялись нас, но радостно нас покидают, когда мы пошатнулись и падаем.
|
|
Yet had they gathered to Teucer in the evil days of our nation.
|
Тогда, в дни бедствий для нашего народа, они собрались вокруг Тевкра,
|
|
Where are they now? Do they gather then to the dreaded Anchises?
|
Но где они сейчас? Спешат ли они на помощь к внушающему им страх Анхизу?
|
|
Or has Aeneas helped with his counsels hateful to wisdom?
|
Или Эней помог нам своими советами, враждебными мудрости?
|
|
Hateful is this, abhorred of the gods, imagined by Ate
|
Отвратительно это и ненавистно богам, то, что внушает вам Ате,
|
|
When against subjects murmuring discord and faction appointed
|
Когда перед подданными, замышляющими разногласие и распри,
|
|
Scatter unblest gold, the heart of a people is poisoned,
|
Рассыпается злополучное золото, отравляя сердце народа,
|
|
Virtue pursued and baseness triumphs tongued like a harlot,
|
Добродетель преследуется, и низость ликует, болтая как продажная девка,
|
|
Brother against brother arrayed that the rule may endure of a stranger.
|
Брат замышляет против брата то, что можно вынести лишь от чужеземца.
|
|
Yes, but it lasts! For its hour. The high gods watch in their silence,
|
Да, но это продолжается! На свое время. Высокие боги наблюдают в безмолвии,
|
|
Mute they endure for a while that the doom may be swifter and greater.
|
Молча они пока терпят то, что рок может быть могущественнее и быстрее.
|
|
Hast thou then lasted, O Troy? Lo, the Greeks at thy gates and Achilles.
|
Ты все еще держишься, о, Троя? Но смотри, греки у твоих стен и Ахиллес.
|
|
Dream, when Virtue departs, that Wisdom will linger, her sister!
|
Или ты воображаешь, что когда Честь уходит, Мудрость, ее сестра, все еще остается.
|
Wisdom has turned from your hearts; shall Fortune dwell with the foolish?
|
Мудрость отвернулась от ваших сердец; будет ли тогда Фортуна жить с глупцами?
|
|
Fatal oracles came to you great-tongued, vaunting of empires
|
Велеречивые пророки, обрекающие вас на смерть, пришли к вам, хвастаясь империями,
|
|
Stretched from the risen sun to his rest in the occident waters,
|
Что простерлись от тех мест, где восходит солнце до земель, где оно садится на покой в западных водах,
|
|
Dreams of a city throned on the hills with her foot on the nations.
|
Грезы города, царящего на холме, попирающего народы своими ногами.
|
|
Meanwhile the sword was prepared for our breasts and the flame for our housetops.
|
А тем временем меч был заточен для наших сердец и огонь приготовлен для наших кровель.
|
|
Wake, awake, O my people! the fire-brand mounts up your doorsteps;
|
Пробудись, пробудись, о мой народ! Огненный смерч подбирается к твоим порогам;
|
|
Gods who deceived to slay, press swords on your children's bosoms.
|
Боги обманули вас, чтобы погубить и приставить меч к груди ваших детей.
|
|
See, O ye blind, ere death in pale countries open your eyelids!
|
Прозрейте, о, слепцы, прежде чем смерть откроет ваши глаза в стране теней!
|
|
Hear, O ye deaf, the sounds in your ears and the voices of evening!
|
Услышьте, о глухие, грохот в ваших ушах и голоса вечерних сумерек!
|
|
Young men who vaunt in your strength! when the voice of this aged Antenor
|
О, молодые, хвастающиеся своей силой! Когда голос этого старика Антенора
|
|
Governed your fathers' youth, all the Orient was joined to our banners.
|
Вел за собой юность ваших отцов, весь Восток объединился вокруг наших знамен.
|
|
Macedon leaned to the East and her princes yearned to the victor,
|
Македония склонилась перед Востоком и ее цари стремились укрыться под крылом победителя,
|
|
Scythians worshipped in Ilion's shrines, the Phoenician trader
|
Скифы преклоняли колени в святилищах Илиона, финикийские торговцы
|
|
Bartered her tokens, Babylon's wise men paused at our thresholds;
|
Везли нам свои товары, мудрецы Вавилона останавливались у наших порогов;
|
|
Fair-haired sons of the snows came rapt towards golden Troya
|
Белокурые сыны снегов, восхищенные, приходили в золотую Трою,
|
|
Drawn by the song and the glory. Strymon sang hymns unto Ida,
|
Привлеченные ее песней и славой. Стримон пел гимны Иде,
|
|
Hoarse Chaleidice, dim Chersonesus married their waters
|
Суровая Халкида и туманный Херсонес соединили свои воды
|
|
Under the o'erarching yoke of Troy twixt the term-posts of Ocean.
|
Под всеобъемлющим владычеством Трои меж пограничными столпами Океана.
|
|
Meanwhile far through the world your fortunes led by my counsels
|
Тогда по всему миру я направлял судьбы ваших отцов своими наставлениями
|
|
Followed their lure like women snared by a magical tempter:
|
И они следовали их соблазну, как женщина, очарованная волшебным искусителем:
|
|
High was their chant as they paced and it came from continents distant.
|
Высока была их песнь, пока они шли, и она была слышна в далеких землях.
|
|
Turn now and hear! what voice approaches? what glitter of armies?
|
Обернитесь же теперь и прислушайтесь! Чей это голос приближается к вашим стенам? Чьи армии сверкают оружием и доспехами?
|
|
Loud upon Trojan beaches the tread and the murmur of Hellas!
|
Громко раздается на побережьях Трои поступь и ропот Эллады!
|
|
Hark! 'tis the Achaian's paean rings o'er the Pergaman waters!
|
Слышите! Это гимн ахейцев несется над водами Пергама!
|
|
So wake the dreams of Aeneas; reaped is Laocoon's harvest.
|
Так пробудитесь же, грезы Энея; уже созрел урожай Лаокоона.
|
|
Speakers whose counsels persuaded our strength from the labour before us,
|
Ораторы, чьи советы убедили вас бросить тот труд, что стоял перед вами,
|
|
Artisans new of your destiny fashioned this far-spreading downfall,
|
Новые творцы вашей судьбы предрешили этот далеко-простирающееся падение,
|
|
Counsellors blind who scattered your strength to the hooves of the Scythian,
|
Слепые советники, которые рассеяли вашу силу под копытами скифских лошадей,
|
|
Barren victories, trophies of skin-clad Illyrian pastors.
|
Ради пустых побед, трофеев голых иллирийских жрецов.
|
|
Who but the fool and improvident, who but the dreamer and madman
|
Кто кроме глупца и близорукого, мечтателя и сумасшедшего
|
|
Leaves for the far and ungrasped earth's close and provident labour?
|
Бросает ради далекого и недостижимого близкий и бережливый труд полей?
|
|
Children of earth, our mother gives tokens, she lays down her sign-posts,
|
Дети земли, наша мать дает нам свои указания, она расставила свои путеводные знаки,
|
|
Step by step to advance on her bosom, to grow by her seasons,
|
Шаг за шагом продвигаться вперед на ее груди, расти ее сезонами,
|
|
Order our works by her patience and limit our thought by her spaces.
|
Упорядочивать наши работы ее терпением и ограничивать нашу мысль ее пространствами.
|
|
But you had chiefs who were demigods, souls of an earth-scorning stature,
|
Но у вас предводители-полубоги, души, презирающие земные пределы,
|
|
Minds that saw vaster than life and strengths that God's hour could not limit!
|
Умы, видевшие более широкую жизнь и силы, которые не может ограничить земное время, часы Бога!
|
|
These men seized upon Troy as the tool of their giant visions,
|
Эти люди захватили Трою как орудие своих колоссальных видений,
|
Dreaming of Africa's suns and bright Hesperian orchards,
|
Грезя о звездах Африки и прекрасных садах Гесперии,
|
|
Carthage our mart and our feet on the sunset hills of the Latins.
|
О Карфагене - как нашем рынке и о наших ногах, ступающих по солнечным холмам Латинов.
|
|
Ilion's hinds in the dream ploughed Libya, sowed Italy's cornfields,
|
Крестьяне Илиона в своих грезах распахивали земли Ливии, засевали нивы Италии,
|
|
Troy stretched to Gades; even the gods and the Fates had grown Trojan.
|
Троя протянулась до Гадеса; даже боги и Мойры стали троянскими.
|
|
So are the natures of men uplifted by Heaven in its satire.
|
Такова природа людей, что были возвышены ироничными Небесами.
|
|
Scorning the bit of the gods, despisers of justice and measure,
|
Презрев узду богов, они отвергли справедливость и меру,
|
|
Zeus is denied and adored some shadow huge of their natures
|
Отрицая Зевса и поклоняясь какой-то огромной тени своей природы,
|
|
Losing the shape of man in a dream that is splendid and monstrous.
|
Теряя образ человека в какой-то великолепной, чудовищной грезе.
|
|
Titans, vaunting they stride and the world resounds with their footsteps;
|
Титаны, похваляясь, они ступают по миру, и мир содрогается под их ногами;
|
|
Titans, clanging they fall and the world is full of their ruin.
|
Титаны, с грохотом они падают и мир наполнен их руинами.
|
|
Children, you dreamed with them, heard the roar of the Atlantic breakers
|
Дети, вы грезили вместе с ними, вы слышали рев Атлантического прибоя,
|
|
Welcome your keels and the Isles of the Blest grew your wonderful gardens;
|
Приветствующий ваши корабли и Острова Блаженных, превращенных в ваши чудесные сады;
|
|
Lulled in the dream, you saw not the black-drifting march of the storm-rack,
|
Убаюканные грезами, вы не видели черный марш надвигающейся бури,
|
|
Heard not the galloping wolves of the doom and the howl of their hunger.
|
Не слышали несущихся волков рока и вой их ненасытного голода.
|
|
Greece in her peril united her jarring clans; you suffered
|
Греция, почуяв для себя опасность, объединила свои раздираемые распрями племена; вы сносили
|
|
Patient, preparing the north, the wisdom and silence of Peleus,
|
Терпеливо, пока готовился север, мудрость и молчание Пелея,
|
|
Atreus' craft and the Argives gathered to King Agamemnon.
|
Хитрость Атрея и аргивяне собрались вокруг царя Агамемнона.
|
|
But there were prophecies, Pythian oracles, mutterings from Delphi.
|
И звучали пророчества, пифийские оракулы бормотали что-то из Дельф.
|
|
How shall they prosper who haste after auguries, oracles, whispers,
|
Как будут процветать те, кто верит предсказаниям, оракулам и нашептываниям,
|
|
Dreams that walk in the night and voices obscure of the silence?
|
Грезам, блуждающим в ночи и смутным голосам безмолвия?
|
|
Touches are these from the gods that bewilder the brain to its ruin.
|
Это внушения богов, сбивающие с толку мозг и ведущие его к безумию.
|
|
One sole oracle helps, still armoured in courage and prudence
|
Одно единственное пророчество помогает, и все же вооруженное мужеством и дальновидностью,
|
|
Patient and heedful to toil at the work that is near in the daylight.
|
Терпеливо и рачительно исполнить ту работу, которую необходимо сделать сегодня.
|
|
Leave to the night its phantoms, leave to the future its curtain!
|
Оставьте ночи ее призраки, оставьте будущему его занавес!
|
|
Only today Heaven gave to mortal man for his labour.
|
Только сегодняшний день дали Небеса смертному человеку для его труда.
|
|
If thou hadst bowed not thy mane, O Troy, to the child and the dreamer,
|
Если бы ты не склонила свою львиную гриву, о, Троя, перед ребенком и мечтателем,
|
|
Hadst thou been faithful to17 Wisdom the counsellor seated and ancient,
|
Если бы ты была верна Мудрости совета, древнего и непоколебимого,
|
|
Then would the hour not have dawned when Paris lingered in Sparta
|
Тогда бы не пришел этот час, когда Парис задержался в Спарте,
|
|
Led by the goddess fatal and beautiful, white Aphrodite.
|
Ведомый роковой и прекрасной богиней, - белой Афродитой.
|
|
Man, shun the impulses dire that spring armed from thy nature's abysms!
|
Остерегайся, человек, ужасных импульсов, что поднимаются, ощетинившись, из бездн природы!
|
|
Dread the dark rose of the gods, flee the honey that tempts from its petals!
|
Ужасна темная роза богов, не прикасайся к меду, что искушает тебя из чаши ее лепестков!
|
|
Therefore the black deed was done and the hearth that welcomed was sullied.
|
И черное дело было сделано, гостеприимный очаг был осквернен.
|
|
Sin-called the Fury uplifted her tresses of gloom o'er the nations
|
Призывающая грех Фурия распустила свои власы рока над народами,
|
|
Maddening the earth with the scream of her blood-thirst, bowelless, stone-eyed,
|
Сводя землю с ума своими жаждущими крови воплями, безжалостная, каменно-окая,
|
|
Claiming her victims from God and bestriding the hate and the clamour.
|
Требуя свои жертвы у Бога, сея вокруг ненависть и ор.
|
|
Yet midst the stroke and the wail when men's eyes were blind with the blood-mist,
|
Но среди ударов и воя, когда глаза людей ослеплены кровавым туманом,
|
|
Still had the high gods mercy remembering18 Teucer and Ilus.
|
Все же милосердны высокие боги, помня Тевкра и Ила.
|
Sped by the hand of the Thunderer Discord flaming from Ida
|
Брошенное рукой Громовержца с Иды, пламя Ссоры
|
|
Glared from the ships in her wrath19 through the camp of the victor Achaians, -
|
Гневно запылало на кораблях в лагере победителя Ахейцев, -
|
|
Love to the discord added her flowerlike lips of Briseis;
|
Любовь добавила к этой вражде подобные лепесткам розы губы Брисеиды;
|
|
Faltering lids of Polyxena conquered the strength of Pelides.
|
Трепетные веки Поликсены завоевали силу Пелида.
|
|
Vainly those helpers high20 have opened the gates of salvation!
|
Но напрасно наши высокие покровители открыли врата спасения!
|
|
Vainly the winds of their mercy have breathed on our fevered existence!
|
Напрасно ветра их милосердия дышали на наши смятенные жизни!
|
|
Man his passion prefers to the voice that guides from the immortals.21
|
Человек свою страсть предпочитает указующему голосу бессмертных.
|
|
These too22 were here whom Hera had chosen to ruin this nation:
|
И эти тоже были здесь, те, кого Гера избрала, чтобы погубить этот народ:
|
|
Charioteers cracking the whips of their speed on the paths of destruction,
|
Возничие, что ломая свои хлысты, несутся путями разрушения,
|
|
Demigods they! they have come down from Heaven glad to that labour;
|
Полубоги они! Они снизошли с Небес вниз, чтобы с радостью схватиться за этот труд;
|
|
Filled is23 the world with the fame of their wheels as they race down to Hades.
|
Наполняя этот мир великолепным грохотом своих колесниц на дороге, ведущей прямо в Аид.
|
|
O that alone they could reach it! O that pity could soften
|
О, лишь этого они способны достичь! О, если бы только милосердие могло смягчить
|
|
Harsh Necessity's dealings, sparing our innocent children,
|
Суровые деяния Необходимости, спасая наших невинных детей,
|
|
Saving the Trojan women and aged from bonds and the sword-edge!
|
Спасая троянских женщин и стариков от рабства и острых мечей!
|
|
These had not sinned whom you slay in your madness! Ruthless, O mortals,
|
Они ничем не согрешили, те, кого вы убиваете в своем безумии! О, безжалостные смертные,
|
|
Must you be then to yourselves, when the gods even faltering with pity
|
Имейте тогда сострадание хотя бы к самим себе, ибо даже боги способны на сострадание,
|
|
Turn from the grief that must come and the agony vast and the weeping?
|
Отвернитесь от горя, которое приближается к вам, от безграничной агонии и безутешного плача?
|
|
Say not the road of escape sinks too low for your arrogant treading.
|
Не говорите, что дорога отступления слишком низка для вашей надменной поступи.
|
|
Pride is not for our clay; the earth, not heaven was our mother
|
Гордыня - не для нашего смертного праха; земля, а не небеса были нашей матерью
|
|
And we are even as the ant in our toil and the beast in our dying;
|
И мы подобны даже муравьям в нашем труде и умираем подобно животным;
|
|
Only who cling to the hands of the gods can rise up from the earth-mire.
|
Только тот, кто цепляется руками за богов, может подняться над земной трясиной.
|
|
Children, lie prone to their scourge, that your hearts may revive in their sunshine.
|
Дети, падите ниц под их бичом (карой), чтобы ваши сердца могли возродиться в их солнечном свете.
|
|
This is our lot! when the anger of heaven has passed then the mortal
|
Таков наш удел! Когда минует гнев небес, тогда смертный
|
|
Raises his head; soon he heals his heart and forgets he has suffered.
|
Может поднять свою голову; скоро он залечивает раны своего сердца и забывает, что страдал.
|
|
Yet if resurgence from weakness and shame were withheld from the creature,
|
Если бы для человеческого существа не существовало возможности возродиться из слабости и позора
|
|
Every fall without morrow, who then would counsel submission?
|
И каждое падение не имело бы своего завтрашнего дня, кто тогда стал бы советовать вам покориться?
|
|
But since the height of mortal fortune ascending must stumble,
|
Но так как высота судьбы смертного, восходя, должна спотыкаться,
|
|
Fallen, again ascend, since death like birth is our portion,
|
Падать и снова подниматься, ибо смерть, как и рождение, - наша учесть
|
|
Ripening, mowed, to be sown again like corn by the farmer,
|
И, созревая, стебель жизни скашивается, чтобы быть посеянным снова, как зерно земледельцем,
|
|
Let us be patient still with the gods and be clay for their handling.
|
Давайте же будем терпеливы с богами и будем глиной для их ваяния.
|
|
Dream not defeat I welcome. Think not to Hellas submitting
|
Не к поражению я призываю, о нет. Не думайте, что покорившись Элладе,
|
|
Death of proud hope I would seal. Not this have I counselled, O nation,
|
Я обрекаю на смерть вашу гордую надежду. Не это я вам предлагаю, о, мой народ,
|
|
But to be even as your high-crested forefathers, greatest of mortals.
|
Но я хочу, чтобы вы были подобны вашим гордым предкам, величайшим из смертных.
|
|
Troya of old enringed by the hooves of Cimmerian armies
|
Древняя Троя когда-то было окружена ордами Киммерийских армий,
|
Flamed to the heavens from her plains and her smoke-blackened citadel sheltered
|
Пламя на ее равнинах поднималось до небес и, ее крепость, почерневшая от дыма, укрывала
|
|
Hardly24 the joyless rest of her sons and the wreck of her greatness.
|
Едва ли безрадостный остаток ее сыновей и обломки ее былого величия.
|
|
Courage and wisdom survived in that fall and a stern-eyed prudence
|
Мужество и мудрость, выжившие в этом падении, и дальновидность с суровыми глазами,
|
|
Helped her to live; disguised from her mightiness Troy crouched weeping.
|
Помогали ей держаться; лишившись своего могущества, Троя склонилась к земле, плача.
|
|
Teucer descended whose genius worked at this kingdom and nation,
|
Тогда Тевкр снизошел, чей гений работал в этом народе и в царстве,
|
|
Patient, scrupulous, wise, like a craftsman carefully toiling
|
Терпеливый, скрупулезный, мудрый, как мастер, тщательно выковывающий
|
|
Over a helmet or over a breastplate, testing it always,
|
Шлем или нагрудник, испытывая его все время на прочность,
|
|
Toiled in the eye of the Masters of all and had heed of its labour.
|
Он трудился под оком божественных Мастеров и искал совершенства в своей работе.
|
|
So in the end they would not release him like souls that are common;
|
Поэтому в конце они и забрали его не так как души простых смертных;
|
|
They out of Ida sent into Ilion Pallas Athene;
|
С могучей Иды Афина Паллада была послана в Илион;
|
|
Secret she came and he went with her into the luminous silence.
|
Тайно она явилась и он ушел вместе с ней в сияющее безмолвие.
|
|
Teucer's children after their sire completed his labour.
|
Но дети Тевкра, оставшиеся после него, завершили его могучую работу.
|
|
Now too, O people, front adversity self-gathered, silent.
|
И теперь тоже, о, мой народ, соберись с силами в молчании.
|
|
Veil thyself, leonine mighty Ilion, hiding thy greatness!
|
Скрой себя, о, львиномогучий Илион, тая свое величие!
|
|
Be as thy father Teucer; be as a cavern for lions;
|
Стань подобным твоему могучему предку Тевкру; стань пещерой для львов;
|
|
Be as a Fate that crouches! Wordless and stern for your vengeance
|
Стань Роком, который затаился и ждет! Бессловесные и суровые, ожидая часа вашей мести,
|
|
Self-gathered work in the night and secrecy shrouding your bosoms.
|
Соберитесь с силами, чтобы тайно работать в ночи, скрывая ваши сердца и мысли.
|
|
Let not the dire heavens know of it; let not the foe seize a whisper!
|
Не позволяйте узнать об этом ужасным небесам; не давайте врагу уловить ваш шепот!
|
|
Ripen the hour of your stroke, while your words drip sweeter than honey.
|
Пусть зреет час вашего удара, пока ваши слова льются мягче, чем мед.
|
|
Sure am I, friends, you will turn from death at my voice, you will hear me!
|
Я верю, о, мои друзья, вы отвернетесь от смерти, следуя моему голосу, вы услышите меня!
|
|
Some day yet I shall gaze on the ruins of haughty Mycenae.
|
Придет день, когда я увижу руины высокомерных Микен.
|
|
Is this not better than Ilion cast to the sword of her haters,
|
Разве не лучше вместо того, чтобы бросить Илион под меч своим ненавистникам,
|
|
Is this not happier than Troya captured and wretchedly burning,
|
Разве не разумнее, вместо того, чтобы дать захватить и безжалостно сжечь Трою,
|
|
Time to await in his stride when the southern and northern Achaians
|
Немного подождать, следуя неспешной поступи Времени, пока южные и северные ахейцы,
|
|
Gazing with dull distaste now over their severing isthmus
|
Взирающие сейчас с хмурым отвращением на разделяющий их перешеек,
|
|
Hate-filled shall move to the shock by the spur of the gods in them driven,
|
Полные ненависти не бросятся друг на друга, пришпоренные богами,
|
|
Pelops march upon Attica, Thebes descend on the Spartan?
|
Пелоп двинется на Аттику, Фивы обрушатся на Спарту?
|
|
Then shall the hour now kept in heaven for us ripen to dawning,
|
Тогда придет час нашего рассвета, который теперь удерживается в небесах,
|
|
Then shall Victory cry to our banners over the Ocean
|
Тогда Победа пропоет над Океаном гимн нашим знаменам,
|
|
Calling our sons with her voice immortal. Children of Ilus,
|
Призывая наших сыновей своим бессмертным голосом. Дети Ила,
|
|
Then shall Troy rise in her strength and stride over Greece up to Gades."
|
Тогда Троя поднимется во всей своей силе и перешагнет через Грецию до самого Гадеса".
|
|
So Antenor spoke and the mind of the hostile assembly
|
Так сказал Антенор и ум враждебного собрания
|
|
Moved and swayed with his words like the waters ruled by Poseidon.
|
Заколебался и покачнулся от его слов подобно волнам, подвластным Посейдону.
|
|
Even as the billows rebellious lashed by the whips of the tempest
|
Так непокорные валы, подхлестываемые кнутами урагана,
|
|
Curvet and rear their crests like the hooded wrath of a serpent,
|
Прыгают и вздымают в гневе свои гребни, словно змеиные капюшоны,
|
|
Green-eyed under their cowls sublime, - unwilling they journey
|
Зеленоглазые, украшенные пеной, хриплоголосые, сопровождаемые и
|
|
Foam-bannered, hoarse-voiced, shepherded, forced by the wind, to the margin
|
Принуждаемые ветром, невольно они бегут вперед, направляясь к побережью,
|
Meant for their rest, and can turn not at all, though they rage, on their driver,-
|
Где их ждет покой, и не могут повернуть в сторону, хотя и гневаются на своего погонщика,
|
|
Last with a sullen applause and consenting lapse into thunder,
|
И наконец с приглушенными рокотом и соглашающимся мгновением тишины в грохоте бури,
|
|
Where they were led all the while they sink down huge and astonished,
|
Они опадают там, куда их вели все это время, огромные и удивленные,
|
|
So in their souls that withstood and obeyed and hated the yielding,
|
Так и сопротивляющиеся души троянцев, покоряясь и не желая покоряться,
|
|
Lashed by his censure, indignant, the Trojans moved towards his purpose:
|
Подхлестываемые осуждением Антенора, негодуя, двинулись к намеченной им цели:
|
|
Sometimes a roar arose, then only, weakened, rarer,
|
Время от времени рев вздымался, а затем отступал, ослабевая,
|
|
Angry murmurs swelled between sullen stretches of silence;
|
Гневный ропот усиливался и затихал в гнетущих мгновениях тишины;
|
|
Last, a reluctant applause broke dull from the throats of the commons.
|
Последние, неохотные возгласы одобрения вылетели, приглушенные, из толпы.
|
|
Silent raged in their hearts Laocoon's following daunted;
|
Безмолвное, гневное в их сердцах оно воцарилось, сдерживаемое следующим оратором Лаокооном;
|
|
Troubled the faction of Paris turned to the face of their leader.
|
Обеспокоенные, сторонники Париса обратили взоры на своего лидера.
|
|
He as yet rose not; careless he sat in his beauty and smiling,
|
Он еще не поднимался; беспечно он сидел в своей красоте и улыбался,
|
|
Gazing with brilliant eyes at the sculptured pillars of Ilus.
|
Взирая сверкающими глазами на скульптурные колонны Ила.
|
|
Doubtful, swayed by Antenor, waited in silence the nation.
|
Сомневаясь, поколебленный Антенором, народ ожидал в молчании.
|
|
|
|