|
Canto IV
|
Песнь четвертая
|
|
THE QUEST
|
Поиск
|
|
|
|
|
The world-ways opened before Savitri.
|
Дороги мира открылись перед Савитри.
|
|
At first a strangeness of new brilliant scenes
|
Сначала непривычность сверкающих новых сцен,
|
|
Peopled her mind and kept her body's gaze.
|
Заполнила ее ум и встречала ее внешний взор.
|
|
But as she moved across the changing earth
|
Но по мере того, как она продвигалась вперед по изменяющейся земле,
|
|
A deeper consciousness welled up in her:
|
Более глубокое сознание поднялось в ней:
|
|
A citizen of many scenes and climes,
|
Житель многих стран и пейзажев,
|
|
Each soil and country it had made its home;
|
Каждую землю и местность оно узнавало как свой дом;
|
|
It took all clans and peoples for her own,
|
Как своих родственников оно принимало все племена и народы
|
|
Till the whole destiny of mankind was hers.
|
Пока вся судьба человечества не стала ее судьбой.
|
|
These unfamiliar spaces on her way
|
Эти незнакомые пространства на ее пути
|
|
Were known and neighbours to a sense within,
|
Были известны и близки ее внутреннему чувству;
|
|
Landscapes recurred like lost forgotten fields,
|
Пейзажи возникали, словно забытые утраченные пространства,
|
|
Cities and rivers and plains her vision claimed
|
Города, равнины и реки притягивали ее взгляд
|
|
Like slow-recurring memories in front,
|
Словно медленно возвращающиеся воспоминания,
|
|
The stars at night were her past's brilliant friends,
|
Звезды в ночи были сияющими друзьями ее прошлого,
|
|
The winds murmured to her of ancient things
|
Ветры шептали ей о древних вещах,
|
|
And she met nameless comrades loved by her once.
|
И она встречала безымянных товарищей, когда-то любимых ею.
|
|
All was a part of old forgotten selves:
|
Все было частью старых, забытых я.
|
|
Vaguely or with a flash of sudden hints
|
Смутно или со вспышкой внезапных намеков
|
|
Her acts recalled a line of bygone power,
|
Ее действия возвращали штрих ушедшей силы,
|
|
Even her motion's purpose was not new:
|
Даже цель ее путешествия не была нова:
|
|
Traveller to a prefigured high event,
|
Путником к предопределенному высокому событию,
|
|
She seemed to her remembering witness soul
|
Она, казалась своей все помнящей, свидетельствующей душе,
|
|
To trace again a journey often made.
|
Что отправилась вновь в путешествие, когда-то уже свершавшееся.
|
|
A guidance turned the dumb revolving wheels
|
Чья-то направляющая рука вращала немые колеса,
|
|
And in the eager body of their speed
|
И в стремительном теле их быстрого вращения
|
|
The dim-masked hooded godheads rode who move
|
Мчались незримые, скрытые божества, которые
|
|
Assigned to man immutably from his birth,
|
Осуществляют неизбежно назначенное от рождения человеку,
|
|
Receivers of the inner and outer law,
|
Судебные исполнители внутреннего и внешнего закона,
|
|
At once the agents of his spirit's will
|
Одновременно представители духа его воли,
|
|
And witnesses and executors of his fate.
|
Душеприказчики и свидетели его судьбы.
|
|
Inexorably faithful to their task,
|
Непреклонно преданные своей задаче,
|
|
They hold his nature's sequence in their guard
|
Они держат под своей охраной результат его природы,
|
|
Carrying the unbroken thread old lives have spun.
|
Сохраняя неразрывной нить, сплетенную прежними жизнями.
|
|
Attendants on his destiny's measured walk
|
Спутники отмеренного пути его судьбы,
|
|
Leading to joys he has won and pains he has called,
|
Ведущие к радостям, которые он завоевыет и к боли, которую он призывает,
|
|
Even in his casual steps they intervene.
|
Они вмешиваются даже в его случайные шаги.
|
|
Nothing we think or do is void or vain;
|
Ничто из того, что мы думаем и делаем, не пусто, не напрасно;
|
|
Each is an energy loosed and holds its course.
|
Все есть высвобожденная энергия, придерживающаяся своего пути.
|
|
The shadowy keepers of our deathless past
|
Таинственные хранители нашего бессмертного прошлого
|
|
Have made our fate the child of our own acts,
|
Сделали нашу судьбу результатом наших собственных действий,
|
|
And from the furrows laboured by our will
|
И из борозды, вспаханной нашей волею,
|
|
We reap the fruit of our forgotten deeds.
|
Мы пожинаем плоды наших позабытых дел.
|
|
But since unseen the tree that bore this fruit
|
Но невидимо дерево, что приносит этот плод,
|
|
And we live in a present born from an unknown past,
|
И мы живем в настоящем, рожденным неведомым прошлым,
|
|
They seem but parts of a mechanic Force
|
Они кажутся лишь частями механической Силы
|
|
To a mechanic mind tied by earth's laws;
|
Механическому уму, что связан земными законами;
|
|
Yet are they instruments of a Will supreme,
|
И все же они - инструменты высшей Воли,
|
|
Watched by a still all-seeing Eye above.
|
Наблюдаемые свыше неподвижным всевидящим Оком.
|
|
A prescient architect of Fate and Chance
|
Предвидящий архитектор Судьбы и Случая,
|
|
Who builds our lives on a foreseen design
|
Который строит наши жизни по заданному проекту,
|
|
The meaning knows and consequence of each step
|
Знает значение и последствие каждого шага
|
|
And watches the inferior stumbling powers.
|
И наблюдает спотыкающиеся низшие силы.
|
|
Upon her silent heights she was aware
|
На своих безмолвных высотах она сознавала
|
|
Of a calm Presence throned above her brows
|
Спокойное Присутствие, сидящее на троне над ее челом,
|
|
Who saw the goal and chose each fateful curve;
|
Что видит цель и выбирает каждый судьбоносный поворот;
|
|
It used the body for its pedestal;
|
Оно использовало тело как свой пьедестал;
|
|
The eyes that wandered were its searchlight fires,
|
Глаза, взирающие на мир, были огням его прожекторов,
|
|
The hands that held the reins its living tools;
|
Руки, держащие вожжи, - его живыми орудиями;
|
|
All was the working of an ancient plan,
|
Все было работой древнего плана,
|
|
A way proposed by an unerring Guide.
|
Путь был предложен неошибающимся Водителем.
|
|
Across wide noons and glowing afternoons,
|
В широкие полдни и пылающие закаты
|
|
She met with Nature and with human forms
|
Она встречала Природу и людей
|
|
And listened to the voices of the world;
|
И слушала голоса мира;
|
|
Driven from within she followed her long road,
|
Ведомая изнутри, она следовала своею долгой дорогой,
|
|
Mute in the luminous cavern of her heart,
|
Безмолвная в сияющей пещере своего сердца,
|
|
Like a bright cloud through the resplendent day.
|
Как светлое облако, летящее через сияющий день.
|
|
At first her path ran far through peopled tracts:
|
Сначала ее путь лежал по заселенным землям:
|
|
Admitted to the lion eye of States
|
Допущенная под львиное око Великих Царей
|
|
And theatres of the loud act of man,
|
И в театры шумного действа людской суеты,
|
|
Her carven chariot with its fretted wheels
|
С украшенными резьбою колесами ее резная колесница
|
|
Threaded through clamorous marts and sentinel towers
|
Проезжала по крикливым базарам и мимо сторожевых башен,
|
|
Past figured gates and high dream-sculptured fronts
|
Оставляя позади фигурные врата и высокие фасады со спящими скульптурами,
|
|
And gardens hung in the sapphire of the skies,
|
И в сапфире небес висящие сады,
|
|
Pillared assembly halls with armoured guards,
|
Колоннады палат с вооруженной стражей,
|
|
Small fanes where one calm Image watched man's life
|
Маленькие храмы, где один спокойный Образ наблюдал жизнь людей,
|
|
And temples hewn as if by exiled gods
|
И храмы, высеченные словно сосланными в ссылку богами,
|
|
To imitate their lost eternity.
|
Чтобы подражать их утраченной вечности.
|
|
Often from gilded dusk to argent dawn,
|
Часто от золотых сумерек до серебряного рассвета,
|
|
Where jewel-lamps flickered on frescoed walls
|
Где драгоценные лампы мерцали на фресками украшенных стенах
|
|
And the stone lattice stared at moonlit boughs,
|
И каменная изгородь смотрела на, залитые лунным светом ветви
|
|
Half-conscious of the tardy listening night
|
Полуосознавая медлительную, внимающую ночь,
|
|
Dimly she glided between banks of sleep
|
Она скользила смутно меж берегами сна
|
|
At rest in the slumbering palaces of kings.
|
Отдыхая в спящих дворцах царей.
|
|
Hamlet and village saw the fate-wain pass,
|
Деревушки и села видели, как проезжает судьбоносная повозка,
|
|
Homes of a life bent to the soil it ploughs
|
Дома тех, кто живет, сгибаясь над землей, которую он пашет,
|
|
For sustenance of its short and passing days
|
Для поддержки своих кратких, проходящих дней,
|
|
That, transient, keep their old repeated course,
|
Что, мимолётные, вершат свой старый повторяющийся путь,
|
|
Unchanging in the circle of a sky
|
Неизменный в круговороте небес,
|
|
Which alters not above our mortal toil.
|
Что не меняясь над нашим смертными трудами пребывают.
|
|
Away from this thinking creature's burdened hours
|
Прочь от обремененных часов мыслящего существа
|
|
To free and griefless spaces now she turned
|
В свободные и безгорестные просторы она сейчас повернула,
|
|
Not yet perturbed by human joys and fears.
|
Не потревоженные ещё людскими радостями и страхами.
|
|
Here was the childhood of primaeval earth,
|
Здесь было детство первобытной земли,
|
|
Here timeless musings large and glad and still,
|
Здесь не знающие времени созерцания были обширны, неподвижны и радостны,
|
|
Men had forborne as yet to fill with cares,
|
Люди еще не наполнили своими заботами,
|
|
Imperial acres of the eternal sower
|
Величественные владенья вечного сеятеля
|
|
And wind-stirred grass-lands winking in the sun:
|
И ветром колыхаемое море трав, мерцающих на солнце:
|
|
Or mid green musing of woods and rough-browed hills,
|
Среди зеленого созерцания лесов, среди крутых холмов,
|
|
In the grove's murmurous bee-air humming wild
|
Или от пчел гудящих девственности шелестящих рощ,
|
|
Or past the long lapsing voice of silver floods
|
Иль следуя долгому текущему голосу серебристых потоков,
|
|
Like a swift hope journeying among its dreams
|
Словно быстрая надежда, путешествующая среди грез,
|
|
Hastened the chariot of the golden bride.
|
Спешила колесница золотой невесты.
|
|
Out of the world's immense unhuman past
|
Из необъятного дочеловеческого прошлого мира
|
|
Tract-memories and ageless remnants came,
|
Поднимались воспоминания-обрывки и древние следы,
|
|
Domains of light enfeoffed to antique calm
|
Владения света, пожалованные древнему покою,
|
|
Listened to the unaccustomed sound of hooves
|
Вслушивались в непривычные звуки копыт,
|
|
And large immune entangled silences
|
И обширные нетронутые затягивающие безмолвия
|
|
Absorbed her into emerald secrecy
|
Поглощали её в свое изумрудное таинство,
|
|
And slow hushed wizard nets of fiery bloom
|
И медленные, затихшие волшебные сети огненного цветения,
|
|
Environed with their coloured snare her wheels.
|
Окружали своими цветными силками колеса ее колесницы.
|
|
The strong importunate feet of Time fell soft
|
Сильные, упрямые ноги Времени ступали мягко
|
|
Along these lonely ways, his titan pace
|
По этим уединенным дорогам, забыв свою титаническую поступь
|
|
Forgotten and his stark and ruinous rounds.
|
И свои неистовые и разрушительные циклы.
|
|
The inner ear that listens to solitude,
|
Внутреннее ухо, что вслушивается в одиночество,
|
|
Leaning self-rapt unboundedly could hear
|
Склоняясь самовосторженно и безгранично, могло услышать
|
|
The rhythm of the intenser wordless Thought
|
Ритм более интенсивной бессловесной Мысли,
|
|
That gathers in the silence behind life,
|
Что копиться в молчании позади жизни,
|
|
And the low sweet inarticulate voice of earth
|
И низкий, неразборчивый, сладостный голос земли
|
|
In the great passion of her sun-kissed trance
|
В великой страсти ее целуемого солнцем транса,
|
|
Ascended with its yearning undertone.
|
Поднимался со своей музыкой страстного томления.
|
|
Afar from the brute noise of clamorous needs
|
Вдали от грубого шума неотложных нужд,
|
|
The quieted all-seeking mind could feel,
|
Успокоенный, вечноищущий ум мог почувствовать,
|
|
At rest from its blind outwardness of will,
|
Отдыхая от своей слепой, направленной наружу воли,
|
|
The unwearied clasp of her mute patient love
|
Неутомимое объятие ее безмолвной терпеливой любви
|
|
And know for a soul the mother of our forms.
|
И знать ее как душу, мать наших форм.
|
|
This spirit stumbling in the fields of sense,
|
Этот дух, что спотыкается в пространствах чувств,
|
|
This creature bruised in the mortar of the days
|
И это, истолченное в ступе дней, существо
|
|
Could find in her broad spaces of release.
|
Могло в ее широких пространствах обрести освобождение.
|
|
Not yet was a world all occupied by care.
|
Не весь еще мир захвачен был заботой.
|
|
The bosom of our mother kept for us still
|
Грудь нашей матери ещё хранит для нас
|
|
Her austere regions and her musing depths,
|
Свои суровые края и созерцающие глубины,
|
|
Her impersonal reaches lonely and inspired
|
Свои безличные пространства, уединенные и вдохновенные,
|
|
And the mightinesses of her rapture haunts.
|
И величие своих восторженных убежищ.
|
|
Muse-lipped she nursed her symbol mysteries
|
Мудроустая, она вскармливала свои символические мистерии
|
|
And guarded for her pure-eyed sacraments
|
И хранила для своих ясноглазых таинств
|
|
The valley clefts between her breasts of joy,
|
Долины между своими грудями радости,
|
|
Her mountain altars for the fires of dawn
|
Свои горные алтари для огней утра
|
|
And nuptial beaches where the ocean couched
|
И брачные пляжи на океанских берегах,
|
|
And the huge chanting of her prophet woods.
|
И обширное песнопение своих пророческих лесов.
|
|
Fields had she of her solitary mirth,
|
У нее были поля ее уединенной радости
|
|
Plains hushed and happy in the embrace of light,
|
И тихие лежащие в объятиях света, счастливые равнины
|
|
Alone with the cry of birds and hue of flowers,
|
Безлюдные средь криков птиц и великолепия цветов,
|
|
And wildernesses of wonder lit by her moons
|
И дикие чудесные края, освещённые ее лунам,
|
|
And grey seer-evenings kindling with the stars
|
И серые пророческие вечера, сиющие звездами,
|
|
And dim movement in the night's infinitude.
|
И смутное движение в безграничности ночи.
|
|
August, exulting in her Maker's eye,
|
Величественная, ликующая под оком своего Создателя,
|
|
She felt her nearness to him in earth's breast,
|
Она ощущала близость к нему в своей земной груди,
|
|
Conversed still with a Light behind the veil,
|
Ещё беседовала со Светом позади покрова
|
|
Still communed with Eternity beyond.
|
Общалась с запредельным Вечным.
|
|
A few and fit inhabitants she called
|
Немногих подходящих обитателей она призвала
|
|
To share the glad communion of her peace;
|
Разделить радостное общение ее покоя;
|
|
The breadth, the summit were their natural home.
|
Ширь, высота были их естественным домом.
|
|
The strong king-sages from their labour done,
|
Могучие короли-мудрецы, покончив со своим трудом,
|
|
Freed from the warrior tension of their task,
|
Cвободные от боевого напряжения своей задачи,
|
|
Came to her serene sessions in these wilds;
|
Они приходили в эту глушь на ее безмятежные собрания;
|
|
The strife was over, the respite lay in front.
|
Борьба была окончена, передышка предстояла впереди.
|
|
Happy they lived with birds and beasts and flowers
|
Счастливые жили они с птицами, цветами и зверями,
|
|
And sunlight and the rustle of the leaves,
|
В солнечном свете и шелесте листьев
|
|
And heard the wild winds wandering in the night,
|
И слушали дикие ветры, скитающиеся в ночи,
|
|
Mused with the stars in their mute constant ranks,
|
Созерцали со звездами в их постоянных немых шеренгах,
|
|
And lodged in the mornings as in azure tents,
|
И погружались в наступающие утра как в лазурные шатры
|
|
And with the glory of the noons were one.
|
И были едины с великолепьем полдней.
|
|
Some deeper plunged; from life's external clasp
|
Некоторые погружались глубже; из внешней хватки жизни
|
|
Beckoned into a fiery privacy
|
Призванные в огненную уединенность,
|
|
In the soul's unprofaned star-white recess
|
В неоскверненные звездно-белые тайники души,
|
|
They sojourned with an everliving Bliss;
|
Они прикасались к вечно живым Блаженствам;
|
|
A Voice profound in the ecstasy and the hush
|
Глубокий Голос в экстазе и тишине
|
|
They heard, beheld an all-revealing Light.
|
Слышали они и созерцали всераскрывающий Свет.
|
|
All time-made difference they overcame;
|
Они преодолевали все сотворенные временем различия;
|
|
The world was fibred with their own heart-strings;
|
Их собственными струнами сердца становился мир;
|
|
Close drawn to the heart that beats in every breast,
|
Близко соприкаясь с сердцами, что бьются в каждой груди,
|
|
They reached the one self in all through boundless love.
|
Они во всем обретали единое я благодаря бесконечной любви.
|
|
Attuned to Silence and to the world-rhyme,
|
Настроенные на Безмолвие и мировой ритм,
|
|
They loosened the knot of the imprisoning mind;
|
Они развязали узы плененного ума;
|
|
Achieved was the wide untroubled witness gaze,
|
Достигнут был широкий спокойный, свидетельствующий взгляд,
|
|
Unsealed was Nature's great spiritual eye;
|
Печать была сломана на великом духовном оке Природы;
|
|
To the height of heights rose now their daily climb:
|
На высоты высот они теперь ежедневно поднимались:
|
|
Truth leaned to them from her supernal realm;
|
Истина склонялась к ним из своего небесного царства;
|
|
Above them blazed eternity's mystic suns.
|
Над ними сияли мистические вечности солнца.
|
|
Nameless the austere ascetics without home
|
Безымянные, суровые аскеты без дома,
|
|
Abandoning speech and motion and desire
|
Отвергающие, движение, желание, речь
|
|
Aloof from creatures sat absorbed, alone,
|
Удалившись от существ сидели они, одинокие, в себя погруженные,
|
|
Immaculate in tranquil heights of self
|
Безупречные в безмятежных высотах духа
|
|
On concentration's luminous voiceless peaks,
|
На сияющих пиках безмолвных концентраций,
|
|
World-naked hermits with their matted hair
|
Со спутанными волосами, нагие, свободны от мира, отшельники,
|
|
Immobile as the passionless great hills
|
Неподвижные, как бесстрастные, великие горы,
|
|
Around them grouped like thoughts of some vast mood
|
Что возвышались вокруг них, словно мысли какого-то обширного состояния духа,
|
|
Awaiting the Infinite's behest to end.
|
Ожидающие повеления Бесконечного закончиться.
|
|
The seers attuned to the universal Will,
|
Провидцы настраивались на универсальную Волю,
|
|
Content in Him who smiles behind earth's forms,
|
Довольствуясь Тем, кто улыбается позади земных форм,
|
|
Abode ungrieved by the insistent days.
|
И жили, не огорчаемые настойчивыми днями.
|
|
About them like green trees girdling a hill
|
Вокруг них, как окружающие холм, зеленые деревья
|
|
Young grave disciples fashioned by their touch,
|
Их прикосновением формировались серьезные юные ученики,
|
|
Trained to the simple act and conscious word,
|
Обучались простому действию и сознательному слову,
|
|
Greatened within and grew to meet their heights.
|
Внутри возвеличивались и росли, чтобы встретить свои высоты.
|
|
Far-wandering seekers on the Eternal's path
|
Проделавшие долгий путь искатели на путях Вечного
|
|
Brought to these quiet founts their spirit's thirst
|
К этим спокойным источникам несли cвою жажду духа
|
|
And spent the treasure of a silent hour
|
И проводили сокровище безмолвного часа,
|
|
Bathed in the purity of the mild gaze
|
Купаясь в чистоте мягкого взгляда,
|
|
That, uninsistent, ruled them from its peace,
|
Это, ненавязчиво, управляло ими из своего покоя,
|
|
And by its influence found the ways of calm.
|
И под его влиянием они находили пути покоя.
|
|
The Infants of the monarchy of the worlds,
|
Дети монархии миров,
|
|
The heroic leaders of a coming time,
|
Героические лидеры грядущего времени,
|
|
King-children nurtured in that spacious air
|
Дети-Цари взращивались в просторе этого воздуха,
|
|
Like lions gambolling in sky and sun
|
Как львы, прыгающие в небо и солнце,
|
|
Received half-consciously their godlike stamp:
|
Получали полусознательно свою богоподобную печать:
|
|
Formed in the type of the high thoughts they sang
|
Сформированные по типу высоких мыслей, что они воспевали,
|
|
They learned the wide magnificence of mood
|
Они учились широкому великолепию настроения,
|
|
That makes us comrades of the cosmic urge,
|
Которое делает нас товарищами космического импульса;
|
|
No longer chained to their small separate selves,
|
Не прикованные больше к своим маленьким обособленным я,
|
|
Plastic and firm beneath the eternal hand,
|
Пластичные и прочные под вечной рукой,
|
|
Met Nature with a bold and friendly clasp
|
Встречали Природу смелыми и дружелюбным объятием
|
|
And served in her the Power that shapes her works.
|
И служили в ней Силе, что формирует ее работы.
|
|
One-souled to all and free from narrowing bonds,
|
Единые душою со всем и свободные от узких границ,
|
|
Large like a continent of warm sunshine
|
Обширные, как континент теплого, солнечного света,
|
|
In wide equality's impartial joy,
|
В беспристрастной радости ровного отношения ко всему,
|
|
These sages breathed for God's delight in things.
|
Ради восторга Бога в вещах дышали эти мудрецы.
|
|
Assisting the slow entries of the gods,
|
Помогая медленному вхождению богов,
|
|
Sowing in young minds immortal thoughts they lived,
|
Они жили, сея в юных умах бессмертные мысли,
|
|
Taught the great Truth to which man's race must rise
|
Учили великой Истине, к которой должна подняться человеческая раса,
|
|
Or opened the gates of freedom to a few.
|
Или открывали для нескольких врата свободы.
|
|
Imparting to our struggling world the Light
|
Неся Свет нашему борющемуся миру,
|
|
They breathed like spirits from Time's dull yoke released,
|
Они дышали, как духи, освобожденные от тупого ярма Времени,
|
|
Comrades and vessels of the cosmic Force,
|
Сосуды и товарищи космической Силы,
|
|
Using a natural mastery like the sun's:
|
Использующие свое естественное мастерство, как мастерство солнца:
|
|
Their speech, their silence was a help to earth.
|
Их речь, их молчание была помощью земле.
|
|
A magic happiness flowed from their touch;
|
Магическое счастье исходило от их прикосновения;
|
|
Oneness was sovereign in that sylvan peace,
|
Единство было властелином в этом лесном покое,
|
|
The wild beast joined in friendship with its prey;
|
Дикий зверь в дружбе объединялся со своей добычей;
|
|
Persuading the hatred and the strife to cease
|
Убеждающая прекратиться ненависть и борьбу
|
|
The love that flows from the one Mother's breast
|
Любовь, что льется из груди единой Матери,
|
|
Healed with their hearts the hard and wounded world.
|
Излечивала своими сердцами cуровый и израненный мир.
|
|
Others escaped from the confines of thought
|
Другие бежали от заточения мысли туда,
|
|
To where Mind motionless sleeps waiting Light's birth,
|
Где Ум неподвижно спит, ожидая рождения Света,
|
|
And came back quivering with a nameless Force,
|
И возвращались назад, трепеща безымянной Силой,
|
|
Drunk with a wine of lightning in their cells;
|
Опьяненные вином молнии в своих клетках;
|
|
Intuitive knowledge leaping into speech,
|
Интуитивные знания вторгались в речь,
|
|
Seized, vibrant, kindling with the inspired word,
|
Захватывающие, вибрирующие, вдохновленные пылающим словом,
|
|
Hearing the subtle voice that clothes the heavens,
|
Слыша тихий голос, что облачен в небеса,
|
|
Carrying the splendour that has lit the suns,
|
Неся великолепие, что зажигает солнца,
|
|
They sang Infinity's names and deathless powers
|
Они воспевали бессмертные силы и имена Бесконечного
|
|
In metres that reflect the moving worlds,
|
В ритмах, что отражают движение миров,
|
|
Sight's sound-waves breaking from the soul's great deeps.
|
Звуковые волны Видения, вырывающиеся из величайших глубин души.
|
|
Some lost to the person and his strip of thought
|
Некоторые, потеряв личность и ее полоску мысли
|
|
In a motionless ocean of impersonal Power,
|
В неподвижном океане безличной Силы,
|
|
Sat mighty, visioned with the Infinite's light,
|
Сидели, могучие, озарённые видящим светом Бесконечности,
|
|
Or, comrades of the everlasting Will,
|
Или, товарищи вечной Воли,
|
|
Surveyed the plan of past and future Time.
|
Обозревали план прошлого и грядущего Времени.
|
|
Some winged like birds out of the cosmic sea
|
Некоторые улетали как птицы из космического океана
|
|
And vanished into a bright and featureless Vast:
|
И исчезали в светлой, однородной Беспредельности:
|
|
Some silent watched the universal dance,
|
Некоторые молча наблюдали танец вселенной
|
|
Or helped the world by world-indifference.
|
Или помогали своим беспристрастием миру.
|
|
Some watched no more merged in a lonely Self,
|
Некоторые не смотрели больше, погруженные в одинокое Я,
|
|
Absorbed in the trance from which no soul returns,
|
Поглощённые трансом, из которого не возвращается душа,
|
|
All the occult world-lines for ever closed,
|
Навечно оборвав все оккультные мировые связи,
|
|
The chains of birth and person cast away:
|
Отбросив прочь цепи рождения и личности:
|
|
Some uncompanioned reached the Ineffable.
|
Некоторые одиноко достигли Невыразимого.
|
|
As floats a sunbeam through a shady place,
|
Словно солнечный луч, плывущий по тени
|
|
The golden virgin in her carven car
|
Золотая дева в своем резном экипаже
|
|
Came gliding among meditation's seats.
|
Приближалась, скользя мимо мест созерцаний.
|
|
Often in twilight mid returning troops
|
Часто в сумерках, среди возвращавшихся стад
|
|
Of cattle thickening with their dust the shades
|
Скота, что пылью сгущали сумерки,
|
|
When the loud day had slipped below the verge,
|
Когда шумный день ускользал за горизонт,
|
|
Arriving in a peaceful hermit grove
|
Достигнув мирной отшельнической рощи,
|
|
She rested drawing round her like a cloak
|
Она отдыхала, укутавшись, словно плащом,
|
|
Its spirit of patient muse and potent prayer.
|
Терпеливым созерцанием своего духа и могучей молитвой.
|
|
Or near to a lion river's tawny mane
|
Или у рыжей гривы львиной реки,
|
|
And trees that worshipped on a praying shore,
|
У деревьев, что молитвенно склонились на берегу,
|
|
A domed and templed air's serene repose
|
Безмятежный покой храмового купола воздуха
|
|
Beckoned to her hurrying wheels to stay their speed.
|
Манил остановиться спешащие колеса.
|
|
In the solemnity of a space that seemed
|
В торжественности пространства, что казался
|
|
A mind remembering ancient silences,
|
Умом, помнящим древние безмолвия,
|
|
Where to the heart great bygone voices called
|
Где к сердцу взывали голоса великого прошлого
|
|
And the large liberty of brooding seers
|
И широкая свобода созерцательных мудрецов
|
|
Had left the long impress of their soul's scene,
|
Оставила долгий отпечаток сцены их души,
|
|
Awake in candid dawn or darkness mooned,
|
Пробудившись в ясном рассвете или в залитой лунным светом тьме,
|
|
To the still touch inclined the daughter of Flame
|
К спокойному касанию склонялась дочь Пламени,
|
|
Drank in hushed splendour between tranquil lids
|
И впитывала тихую красоту меж безмятежными веками
|
|
And felt the kinship of eternal calm.
|
И ощущала родство в вечном покое.
|
|
But morn broke in reminding her of her quest
|
Но утро наступало, напоминая ей о её поиске,
|
|
And from low rustic couch or mat she rose
|
И она поднималась с циновки или простого ложа,
|
|
And went impelled on her unfinished way
|
И отправлялась дальше, понуждаемая, по своему незавершенному пути,
|
|
And followed the fateful orbit of her life
|
И следовала судьбоносной орбите своей жизни,
|
|
Like a desire that questions silent gods
|
Как желание, что вопрошает молчаливых богов,
|
|
Then passes starlike to some bright Beyond.
|
И затем проходит, подобная звезде, к какому-то яркому Запредельному.
|
|
Thence to great solitary tracts she came,
|
Дальше она достигла великих уединенных мест,
|
|
Where man was a passer-by towards human scenes
|
Где человек был прохожим к людским сценам
|
|
Or sole in Nature's vastness strove to live
|
Или один пытался выжить в обширности Природы
|
|
And called for help to ensouled invisible Powers,
|
И призывал на помощь воодушевляющие, незримые Силы,
|
|
Overwhelmed by the immensity of his world
|
Захваченный необъятностью этого мира,
|
|
And unaware of his own infinity.
|
Не осознавая своей собственной бесконечности.
|
|
The earth multiplied to her a changing brow
|
Земля множила перед ней свой изменчивый облик
|
|
And called her with a far and nameless voice.
|
И звала ее далеким безымянным голосом.
|
|
The mountains in their anchorite solitude,
|
Горы, в своем одиноком отшельничестве,
|
|
The forests with their multitudinous chant
|
Наполненные бесконечным пением леса,
|
|
Disclosed to her the masked divinity's doors.
|
Раскрывали ей двери скрытой божественности,
|
|
On dreaming plains, an indolent expanse,
|
На дремотных равнинах, ленивых просторах,
|
|
The death-bed of a pale enchanted eve
|
Смертном ложе очарованного бледного вечера
|
|
Under the glamour of a sunken sky,
|
Под волшебством нависающего неба,
|
|
Impassive she lay as at an age's end,
|
Бесстрастно она лежала, словно в конце времен,
|
|
Or crossed an eager pack of huddled hills
|
Либо пересекала страстную группу толпящихся холмов,
|
|
Lifting their heads to hunt a lairlike sky,
|
Поднявших свои вершины, чтобы схватить подобное берлоге небо,
|
|
Or travelled in a strange and empty land
|
Или путешествовала в пустынных и странных землях,
|
|
Where desolate summits camped in a weird heaven,
|
Где уединенные вершины устремлены в таинственное небо
|
|
Mute sentinels beneath a drifting moon,
|
Как молчаливые стражи под плывущей луной,
|
|
Or wandered in some lone tremendous wood
|
Или блуждала в каком-то безлюдном огромном лесу,
|
|
Ringing for ever with the crickets' cry
|
В вечно звенящем стрекотании сверчков,
|
|
Or followed a long glistening serpent road
|
Или следовала длинной сверкающей, петляющей дорогой
|
|
Through fields and pastures lapped in moveless light
|
Сквозь поля и пастбища, залитые неподвижным светом,
|
|
Or reached the wild beauty of a desert space
|
Или достигала дикой красоты пустынных пространств,
|
|
Where never plough was driven nor herd had grazed
|
Где никогда не пахал плуг и не паслись стада,
|
|
And slumbered upon stripped and thirsty sands
|
Или дремала на голых, иссохших песках
|
|
Amid the savage wild-beast night's appeal.
|
Среди свирепых диких зверей, вызванных Ночью.
|
|
Still unaccomplished was the fateful quest;
|
Судьбоносный поиск еще не был закончен;
|
|
Still she found not the one predestined face
|
Еще не нашла она один лик, назначенный ей судьбою,
|
|
For which she sought amid the sons of men.
|
Который она искала среди человеческих сынов.
|
|
A grandiose silence wrapped the regal day:
|
Грандиозная тишина окутала царственный день.
|
|
The months had fed the passion of the sun
|
Месяцы вскармливали страсть солнца,
|
|
And now his burning breath assailed the soil.
|
И теперь его горячее дыхание атаковало почву.
|
|
The tiger heats prowled through the fainting earth;
|
Тигриный жар прокрался сквозь обморочную землю;
|
|
All was licked up as by a lolling tongue.
|
Все было вылизано словно страдающим от жажды языком.
|
|
The spring winds failed; the sky was set like bronze.
|
Весенние ветры затихли; небо застыло как бронза.
|
|
|
|
|
End of Canto Four
|
Конец четвертой песни
|
|
End of Book Four
|
Конец четвертой книги
|