|
Canto II
|
Песнь вторая
|
|
THE GOSPEL OF DEATH AND VANITY OF THE IDEAL
|
Евангелие Смерти и тщета Идеала
|
|
|
|
|
|
|
|
Then pealed the calm inexorable voice:
|
Затем раздался спокойный безжалостный голос:
|
|
Abolishing hope, cancelling life's golden truths,
|
Отменяя надежду, аннулируя золотые истины жизни,
|
|
Fatal its accents smote the trembling air.
|
Его фатальные акценты поразили трепещущий воздух.
|
|
That lovely world swam thin and frail, most like
|
Этот прекрасный мир плыл, тонкий и хрупкий, больше похожий
|
|
Some pearly evanescent farewell gleam
|
На какой-то мимолетный прощальный жемчужный отблеск
|
|
On the faint verge of dusk in moonless eves.
|
На слабеющей грани сумерек безлунного вечера.
|
|
"Prisoner of Nature, many-visioned spirit,
|
"Пленник Природы, многовидящий дух,
|
|
Thought's creature in the ideal's realm enjoying
|
Творение мысли, наслаждающееся в царстве идеала
|
|
Thy unsubstantial immortality
|
Своим невещественным бессмертием
|
|
The subtle marvellous mind of man has feigned,
|
Которое выдумал тонкий чудесный ум человека,
|
|
This is the world from which thy yearnings came.
|
Вот тот мир, из которого пришли твои стремления.
|
|
When it would build eternity from the dust,
|
Когда ум хочет построить вечность из праха,
|
|
Man's thought paints images illusion rounds;
|
Мысль человека раскрашивает образы иллюзорных кругов;
|
|
Prophesying glories it shall never see,
|
Пророча славу, которую он никогда не увидит,
|
|
It labours delicately among its dreams.
|
Он трудится осторожно среди своих грез.
|
|
Behold this fleeing of light-tasselled shapes,
|
Посмотри на бегство этих разрисованных легкой кистью форм,
|
|
Aerial raiment of unbodied gods;
|
На воздушное одеяние бестелесных богов;
|
|
A rapture of things that never can be born,
|
Восторг вещей, что никогда не могут быть рождены,
|
|
Hope chants to hope a bright immortal choir;
|
Надежда поет надежде, светлый, бессмертный хор;
|
|
Cloud satisfies cloud, phantom to longing phantom
|
Облако удовлетворяет облако, Фантом сладостно склоняется к страстно желающему
|
|
Leans sweetly, sweetly is clasped or sweetly chased.
|
Фантому, сладостно пойман или преследуется сладостно.
|
|
This is the stuff from which the ideal is formed:
|
Таково вещество, из которого формируется идеал:
|
|
Its builder is thought, its base the heart's desire,
|
Его строитель - мысль, его основа - желание сердца,
|
|
But nothing real answers to their call.
|
Но ничто реально не отвечает их зову.
|
|
The ideal dwells not in heaven, nor on the earth,
|
Не живет идеал ни на земле, ни на небе,
|
|
A bright delirium of man's ardour of hope
|
Яркая бредовая страсть человеческой надежды
|
|
Drunk with the wine of its own fantasy.
|
Выпита с вином ее собственной фантазии.
|
|
It is a brilliant shadow's dreamy trail.
|
Она - след-грёза сверкающей тени.
|
|
Thy vision's error builds the azure skies,
|
Ошибка твоего зрения строит лазурные небеса,
|
|
Thy vision's error drew the rainbow's arch;
|
Заблуждение твоего зрения чертит арку радуги;
|
|
Thy mortal longing made for thee a soul.
|
Твое смертное, страстное желание создало для тебя душу.
|
|
This angel in thy body thou callst love,
|
Этот ангел в твоем теле, которого ты зовёшь любовью,
|
|
Who shapes his wings from thy emotion's hues,
|
Создающий себе крылья из теней твоих эмоций,
|
|
In a ferment of thy body has been born
|
Рождается в ферментах твоего тела
|
|
And with the body that housed it it must die.
|
И умрет вместе с телом, что его приютило.
|
|
It is a passion of thy yearning cells,
|
Любовь - это страсть твоих жаждущих клеток,
|
|
It is flesh that calls to flesh to serve its lust;
|
Это плоть, призывающая плоть, чтобы удовлетворить свою похоть;
|
|
It is thy mind that seeks an answering mind
|
Это ум твой, что ищет отвечающий ум,
|
|
And dreams awhile that it has found its mate;
|
И грезит, пока ищет своего супруга;
|
|
It is thy life that asks a human prop
|
Это жизнь твоя, что просит опоры у другого человека
|
|
To uphold its weakness lonely in the world
|
Для поддержания своей одинокой слабости в мире
|
|
Or feeds its hunger on another's life.
|
Или чтобы насытить свой голод жизнью другого.
|
|
A beast of prey that pauses in its prowl,
|
Хищный зверь, что медлит, подкрадываясь к добыче,
|
|
It crouches under a bush in splendid flower
|
Он сгибается под цветущим кустом,
|
|
To seize a heart and body for its food:
|
Чтобы схватить твоё сердце и тело как пищу:
|
|
This beast thou dreamst immortal and a god.
|
И этого зверя ты считаешь бессмертным и богом.
|
|
O human mind, vainly thou torturest
|
О ум человека, тщетно ты пытаешь растянуть
|
|
An hour's delight to stretch through infinity's
|
Час восторга в долгую пустоту бесконечности
|
|
Long void and fill its formless, passionless gulfs,
|
И заполнить её лишённые формы, бесстрастные бездны,
|
|
Persuading the insensible Abyss
|
Убеждая бесчувственную Пучину
|
|
To lend eternity to perishing things,
|
Придать вечность быстротечным вещам,
|
|
And trickst the fragile movements of thy heart
|
И обманываешь хрупкие движения сердца
|
|
With thy spirit's feint of immortality.
|
Притворным бессмертием духа.
|
|
All here emerges born from Nothingness;
|
Ибо здесь появляется все, рождаясь из Ничто;
|
|
Encircled it lasts by the emptiness of Space,
|
Окруженное, оно длится благодаря пустому Пространства,
|
|
Awhile upheld by an unknowing Force,
|
Какое-то время поддержанное незнающей Силой,
|
|
Then crumbles back into its parent Nought:
|
Затем снова всё рушится в свой источник, Ничто:
|
|
Only the mute Alone can for ever be.
|
Лишь безмолвный Единый способен быть вечным.
|
|
In the Alone there is no room for love.
|
Но в Едином нет места любви.
|
|
In vain to clothe love's perishable mud
|
Чтобы прикрыть эту тленную грязь любви,
|
|
Thou hast woven on the Immortals' borrowed loom
|
Напрасно ты пытаешься соткать на станке, заимствованном у Бессмертия,
|
|
The ideal's gorgeous and unfading robe.
|
Неувядающее великолепное платье идеала.
|
|
The ideal never yet was real made.
|
Идеала, который никогда еще не стал реальностью.
|
|
Imprisoned in form that glory cannot live;
|
Заточенный в форму, где не может жить великолепие;
|
|
Into a body shut it breathes no more.
|
Запертый в теле, он не дышит больше.
|
|
Intangible, remote, for ever pure,
|
Неосязаемый, уединенный, навеки чистый,
|
|
A sovereign of its own brilliant void,
|
Властитель своей собственной сияющей пустоты,
|
|
Unwillingly it descends to earthly air
|
Неохотно спускается он в земной воздух,
|
|
To inhabit a white temple in man's heart:
|
Чтобы жить какое-то время белым храмом в человеческом сердце:
|
|
In his heart it shines rejected by his life.
|
В его сердце сияет он, отвергнутый его жизнью.
|
|
Immutable, bodiless, beautiful, grand and dumb,
|
Неизменный, бестелесный, прекрасный, величественный и безмолвный,
|
|
Immobile on its shining throne it sits;
|
Неподвижно восседает он на сияющем троне
|
|
Dumb it receives his offering and his prayer.
|
И безмолвно принимает подношения человека и молитвы.
|
|
It has no voice to answer to his call,
|
У него нет ни голоса, чтобы ответить на зов человека,
|
|
No feet that move, no hands to take his gifts:
|
Нет ни ног, чтоб идти, ни рук, чтобы принять его дары:
|
|
Aerial statue of the nude Idea,
|
Эфемерная статуя обнажённой Идеи,
|
|
Virgin conception of a bodiless god,
|
Девственная концепция бестелесного бога,
|
|
Its light stirs man the thinker to create
|
Её свет побуждает мыслящего человека творить
|
|
An earthly semblance of diviner things.
|
Земное подобие более божественных вещей.
|
|
Its hued reflection falls upon man's acts;
|
Его расцвеченное отражение падает на человеческие действия;
|
|
His institutions are its cenotaphs,
|
Человеческие институты - это его кенотафы (пр. памятник),
|
|
He signs his dead conventions with its name;
|
Именем идеала человек подписывает свои мертвые условности;
|
|
His virtues don the Ideal's skiey robe
|
Его добродетели облачаются в небесное платье Идеала
|
|
And a nimbus of the outline of its face:
|
И носят нимб с очертаниями его лица:
|
|
He hides their littleness with the divine Name.
|
Их ничтожность человек прикрывает божественным Именем.
|
|
Yet insufficient is the bright pretence
|
И всё же недостаточно сверкающего притворства,
|
|
To screen their indigent and earthy make:
|
Чтобы скрыть их земное нищее происхождение:
|
|
Earth only is there and not some heavenly source.
|
Там лишь земля, а не какой-то небесный источник.
|
|
If heavens there are they are veiled in their own light,
|
Если и есть там небеса, они скрыты в своем собственном свете,
|
|
If a Truth eternal somewhere reigns unknown,
|
Если неведомая вечная Истина правит где-то,
|
|
It burns in a tremendous void of God;
|
Она пылает в огромной пустоте Бога;
|
|
For truth shines far from the falsehoods of the world;
|
Ибо истина сияет вдали от мировой лжи;
|
|
How can the heavens come down to unhappy earth
|
Как могут спуститься на несчастную землю небеса
|
|
Or the eternal lodge in drifting time?
|
Или вечное жилище пребывать в бегущем времени?
|
|
How shall the Ideal tread earth's dolorous soil
|
Как может Идеал ступить на страдающую землю,
|
|
Where life is only a labour and a hope,
|
Где жизнь всегда лишь труд и надежда,
|
|
A child of Matter and by Matter fed,
|
Дитя Материи и вскормленный Материей,
|
|
A fire flaming low in Nature's grate,
|
Огонь, слабо горящий в камине Природы,
|
|
A wave that breaks upon a shore in Time,
|
Волна, что разбивается о берега Времени,
|
|
A journey's toilsome trudge with death for goal?
|
Утомительный путь путешествия к смерти?
|
|
The Avatars have lived and died in vain,
|
Аватары, что жили и умерли напрасно,
|
|
Vain was the sage's thought, the prophet's voice;
|
Напрасной была мысль мудреца, голос пророка;
|
|
In vain is seen the shining upward Way.
|
Напрасно виден сияющий, ввысь убегающий Путь.
|
|
Earth lies unchanged beneath the circling sun;
|
Земля неизменно лежит под кружащимся солнцем;
|
|
She loves her fall and no omnipotence
|
Она обожает свое падение, но не всемогущество,
|
|
Her mortal imperfections can erase,
|
Способное уничтожить ее смертные несовершенства,
|
|
Force on man's crooked ignorance Heaven's straight line
|
И навязать кривому невежеству человека прямую линию Небес
|
|
Or colonise a world of death with gods.
|
Или заселить богами мир смерти.
|
|
O traveller in the chariot of the Sun,
|
О путешественница в колеснице Солнца,
|
|
High priestess in thy holy fancy's shrine
|
Высокая жрица в храме своей святой фантазии,
|
|
Who with a magic ritual in earth's house
|
Что с магическим ритуалом в доме земли
|
|
Worshippest ideal and eternal love,
|
Поклоняется идеалу и вечной любви,
|
|
What is this love thy thought has deified,
|
Что есть любовь, которую обожествила твоя мысль,
|
|
This sacred legend and immortal myth?
|
Эту священную легенду и бессмертный миф?
|
|
It is a conscious yearning of thy flesh,
|
Это сознательное стремление плоти,
|
|
It is a glorious burning of thy nerves,
|
Великолепное горение нервов,
|
|
A rose of dream-splendour petalling thy mind,
|
Роза восхитительной грезы, скрывающая лепестками твой разум,
|
|
A great red rapture and torture of thy heart.
|
Великий красный экстаз, мука твоего сердца.
|
|
A sudden transfiguration of thy days,
|
Внезапное преображение твоих дней,
|
|
It passes and the world is as before.
|
Она проходит, и мир становится прежним.
|
|
A ravishing edge of sweetness and of pain,
|
Восхитительное лезвие боли и сладости,
|
|
A thrill in its yearning makes it seem divine,
|
Трепет ее страсти позволяет ей казаться божественной,
|
|
A golden bridge across the roar of the years,
|
Золотым мостом над грохотом лет,
|
|
A cord tying thee to eternity.
|
Канатом, связующим тебя с вечностью.
|
|
And yet how brief and frail! how soon is spent
|
И всё же как кратка она и хрупка! Как быстро истощается
|
|
This treasure wasted by the gods on man,
|
Это сокровище, расточаемое на человека богами,
|
|
This happy closeness as of soul to soul,
|
Эта кажущаяся счастливая близость души к душе,
|
|
This honey of the body's companionship,
|
Этот мед дружбы тел,
|
|
This heightened joy, this ecstasy in the veins,
|
Эта парящая радость, этот экстаз вен,
|
|
This strange illumination of the sense!
|
Это странное озарение чувств!
|
|
If Satyavan had lived, love would have died;
|
Если бы жил Сатьяван, умерла бы любовь;
|
|
But Satyavan is dead and love shall live
|
Но Сатьяван мертв, и любовь будет жить
|
|
A little while in thy sad breast, until
|
Еще немного в твоей печальной груди, пока
|
|
His face and body fade on memory's wall
|
Не поблекнут на стене памяти его тело и лик,
|
|
Where other bodies, other faces come.
|
И придут другие тела и другие лица.
|
|
When love breaks suddenly into the life
|
Когда любовь внезапно врывается в жизнь,
|
|
At first man steps into a world of the sun;
|
Сначала человек вступает в мир солнца;
|
|
In his passion he feels his heavenly element:
|
Он ощущает в своей страсти небесный элемент:
|
|
But only a fine sunlit patch of earth
|
Но прекрасный, клочок земли, залитый солнцем -
|
|
The marvellous aspect took of heaven's outburst;
|
Лишь один чудесный аспект, взятый у вспышки небес.
|
|
The snake is there and the worm in the heart of the rose.
|
Есть змея там и червь, таящиеся в сердце розы.
|
|
A word, a moment's act can slay the god;
|
Одно слово, секундное действие способны убить эту богиню;
|
|
Precarious is his immortality,
|
Ненадежно ее бессмертие,
|
|
He has a thousand ways to suffer and die.
|
У нее тысячи способов страдать и погибнуть;
|
|
Love cannot live by heavenly food alone,
|
Не способна любовь жить одной лишь небесною пищей,
|
|
Only on sap of earth can it survive.
|
Продолжаться она лишь может на соках земли.
|
|
For thy passion was a sensual want refined,
|
Страсть твоя лишь утонченное, чувственное желание,
|
|
A hunger of the body and the heart;
|
Голод твоего тела и сердца,
|
|
Thy want can tire and cease or turn elsewhere.
|
Оно может наскучить, прекратиться, свернуть куда-то в сторону.
|
|
Or love may meet a dire and pitiless end
|
Или любовь может столкнуться с ужасным, безжалостным концом
|
|
By bitter treason, or wrath with cruel wounds
|
Из-за горькой измены, иль гнев с жестокими ранами
|
|
Separate, or thy unsatisfied will to others
|
Разлучит вас, или твое неудовлетворенное желание побудит
|
|
Depart when first love's joy lies stripped and slain:
|
Тебя уйти, когда уляжется первая радость любви, ободранная и убитая:
|
|
A dull indifference replaces fire
|
Тусклое равнодушие сменяет тогда огонь
|
|
Or an endearing habit imitates love:
|
Или милая привычка имитирует любовь:
|
|
An outward and uneasy union lasts
|
Беспокойное, внешнее сожительство продолжается
|
|
Or the routine of a life's compromise:
|
Или рутина компромисса жизни:
|
|
Where once the seed of oneness had been cast
|
Там, где когда-то было посеяно семя единства
|
|
Into a semblance of spiritual ground
|
В подобие духовной почвы
|
|
By a divine adventure of heavenly powers
|
Божественной авантюрой небесных сил,
|
|
Two strive, constant associates without joy,
|
Двое борются, живя неразлучно без радости,
|
|
Two egos straining in a single leash,
|
Два эго, запряжённые в одной упряжи,
|
|
Two minds divided by their jarring thoughts,
|
Два разума, разделенные несогласными мыслями,
|
|
Two spirits disjoined, for ever separate.
|
Два духа, разобщенные, разделенные вовек.
|
|
Thus is the ideal falsified in man's world;
|
Так идеал становится фальшивым в мире человека;
|
|
Trivial or sombre, disillusion comes,
|
Тривиальное или мрачное приходит разочарование,
|
|
Life's harsh reality stares at the soul:
|
Грубая реальность жизни смотрит пристально на душу:
|
|
Heaven's hour adjourned flees into bodiless Time.
|
Отложенный час Небес убегает в бестелесное Время.
|
|
Death saves thee from this and saves Satyavan:
|
Смерть спасает тебя от этого, тебя и Сатьявана:
|
|
He now is safe, delivered from himself;
|
Сейчас он спасен, освобожден от себя;
|
|
He travels to silence and felicity.
|
Он путешествует к тишине и блаженству.
|
|
Call him not back to the treacheries of earth
|
Не зови его назад в вероломные бездны земли,
|
|
And the poor petty life of animal Man.
|
В скудную, пустяковую жизнь животного Человека.
|
|
In my vast tranquil spaces let him sleep
|
Позволь ему спать в моих широких, спокойных просторах
|
|
In harmony with the mighty hush of death
|
В гармонии с могучим безмолвием смерти,
|
|
Where love lies slumbering on the breast of peace.
|
Где любовь лежит в дреме на мирной груди.
|
|
And thou, go back alone to thy frail world:
|
Одна возвращайся в свой хрупкий мир:
|
|
Chastise thy heart with knowledge, unhood to see,
|
Обуздай своё сердце знанием, раскрой глаза, посмотри
|
|
Thy nature raised into clear living heights,
|
На свою природу, вознесённую в чистые живые высоты,
|
|
The heaven-bird's view from unimagined peaks.
|
Видением небесных птиц с невообразимых вершин.
|
|
For when thou givest thy spirit to a dream
|
Ибо, когда ты отдаешь свой дух сну,
|
|
Soon hard necessity will smite thee awake:
|
Скоро тяжелая необходимость заставит тебя проснуться:
|
|
Purest delight began and it must end.
|
Чистейший восторг, который начался, должен неизбежно закончиться.
|
|
Thou too shalt know, thy heart no anchor swinging,
|
Ты тоже узнаешь, и твое сердце не будет колебаться,
|
|
Thy cradled soul moored in eternal seas.
|
Свою убаюканную душу, пришвартованную в вечных морях.
|
|
Vain are the cycles of thy brilliant mind.
|
Тщетны циклы твоего сияющего ума.
|
|
Renounce, forgetting joy and hope and tears,
|
Откажись, забывая радость, надежду и слезы,
|
|
Thy passionate nature in the bosom profound
|
От своей страстной природы в глубоком лоне
|
|
Of a happy Nothingness and worldless Calm,
|
Счастливого Небытия и внемирового покоя,
|
|
Delivered into my mysterious rest.
|
Достигнув моего мистериального отдыха.
|
|
One with my fathomless Nihil all forget.
|
Забудь все наедине с моим бездонным Ничто.
|
|
Forget thy fruitless spirit's waste of force,
|
Забудь бесполезную трату сил своего духа,
|
|
Forget the weary circle of thy birth,
|
Забудь утомительный круг своего рождения,
|
|
Forget the joy and the struggle and the pain,
|
Забудь радость, борьбу и страдание,
|
|
The vague spiritual quest which first began
|
Неясный духовный поиск, который впервые начался,
|
|
When worlds broke forth like clusters of fire-flowers,
|
Когда миры вырвались вперед, как грозди цветов пламени
|
|
And great burning thoughts voyaged through the sky of mind
|
И великие горящие мысли начали путешествие по небесам ума,
|
|
And Time and its aeons crawled across the vasts
|
А Время и его эпохи поползли сквозь беспредельности,
|
|
And souls emerged into mortality."
|
И души проявились в смертности".
|
|
But Savitri replied to the dark Power:
|
Но Савитри ответила этой темной Силе:
|
|
"A dangerous music now thou findst, O Death,
|
"Опасную музыку ты сейчас предъявляешь мне, Смерть;
|
|
Melting thy speech into harmonious pain,
|
Расплавляя свою речь в гармоничной чаше страдания,
|
|
And flut'st alluringly to tired hopes
|
И играя на флейтах соблазна для усталых надежд,
|
|
Thy falsehoods mingled with sad strains of truth.
|
Смешивая лживые ноты с печальным напряжением правды.
|
|
But I forbid thy voice to slay my soul.
|
Но я запрещаю твоему голосу убивать мою душу.
|
|
My love is not a hunger of the heart,
|
Моя любовь - это не голод сердца,
|
|
My love is not a craving of the flesh;
|
Моя любовь - не стремление плоти;
|
|
It came to me from God, to God returns.
|
Она пришла ко мне от Бога и возвращается к Богу.
|
|
Even in all that life and man have marred,
|
Даже во всём том, что исказили человек и жизнь,
|
|
A whisper of divinity still is heard,
|
Всё еще слышен шепот божества,
|
|
A breath is felt from the eternal spheres.
|
И ощущается дыхание из вечных сфер.
|
|
Allowed by Heaven and wonderful to man
|
Допущенный Небесами и чудесный для человека
|
|
A sweet fire-rhythm of passion chants to love.
|
Сладкий, пламенный ритм страстных песен-призывов к любви.
|
|
There is a hope in its wild infinite cry;
|
Есть надежда в его буйном, нескончаемом крике;
|
|
It rings with callings from forgotten heights,
|
Он звенит призывами с позабытых высот,
|
|
And when its strains are hushed to high-winged souls
|
И когда его напевы затихают для высококрылых душ
|
|
In their empyrean, its burning breath
|
В их эмпиреях, его горячее дыхание
|
|
Survives beyond, the rapturous core of suns
|
Выживает за пределами, восторженное ядро солнц,
|
|
That flame for ever pure in skies unseen,
|
Что пылает вечно чистое в незримых небесах,
|
|
A voice of the eternal Ecstasy.
|
Голос вечного Экстаза.
|
|
One day I shall behold my great sweet world
|
Однажды я увижу свой великий и сладостный мир,
|
|
Put off the dire disguises of the gods,
|
Отбросивший страшные маски богов,
|
|
Unveil from terror and disrobe from sin.
|
Снявший покров ужаса и свободный от грехов.
|
|
Appeased we shall draw near our mother's face,
|
Умиротворенные, мы приблизимся к лику нашей матери,
|
|
We shall cast our candid souls upon her lap;
|
И возложим ей на колени свои чистые души;
|
|
Then shall we clasp the ecstasy we chase,
|
Тогда мы ухватим экстаз, который так долго преследовали,
|
|
Then shall we shudder with the long-sought god,
|
Тогда затрепещем от божества, которого так долго искали,
|
|
Then shall we find Heaven's unexpected strain.
|
Тогда мы обнаружим неожиданную мелодию Небес.
|
|
Not only is there hope for godheads pure;
|
Надежда - не только чистым богам;
|
|
The violent and darkened deities
|
Темные и неистовые божества
|
|
Leaped down from the one breast in rage to find
|
Яростно вырвутся из единой груди, чтоб обнаружить
|
|
What the white gods had missed: they too are safe;
|
То, что упустили светлые боги: они тоже спасены;
|
|
A mother's eyes are on them and her arms
|
Глаза Матери на них и ее руки
|
|
Stretched out in love desire her rebel sons.
|
Простерлись с любовью к ее бунтарям-сыновьям.
|
|
One who came love and lover and beloved
|
Тот, кто пришел, любовь, возлюбленный и любящий
|
|
Eternal, built himself a wondrous field
|
Вечный, сделавший себя чудесной площадкой
|
|
And wove the measures of a marvellous dance.
|
Соткал такты этого чудесного танца.
|
|
There in its circles and its magic turns
|
В его кругах и в его магических поворотах,
|
|
Attracted he arrives, repelled he flees.
|
Привлеченный, он приближается, отталкиваемый, убегает.
|
|
In the wild devious promptings of his mind
|
В необузданных блуждающих порывах его ума
|
|
He tastes the honey of tears and puts off joy
|
Он вкушает мед слез и отвергает радость,
|
|
Repenting, and has laughter and has wrath,
|
Раскаиваясь, он смеется и гневается:
|
|
And both are a broken music of the soul
|
И то и другое - неровная музыка души,
|
|
Which seeks out reconciled its heavenly rhyme.
|
Что ищет, примеряясь, свой небесный ритм.
|
|
Ever he comes to us across the years
|
Всегда он является к нам сквозь годы,
|
|
Bearing a new sweet face that is the old.
|
Неся сладостно новый, и, все же, прежний, лик
|
|
His bliss laughs to us or it calls concealed
|
Его блаженство улыбается нам или, скрытое, призывает,
|
|
Like a far-heard unseen entrancing flute
|
Как слышимая издалека, незримая флейта
|
|
From moonlit branches in the throbbing woods,
|
Из-за залитых лунным светом ветвей в трепещущих лесах,
|
|
Tempting our angry search and passionate pain.
|
Искушая нас на гневный поиск и страстную боль.
|
|
Disguised the Lover seeks and draws our souls.
|
Скрытый маской Возлюбленный ищет и притягивает наши души.
|
|
He named himself for me, grew Satyavan.
|
Он назвал мне себя и стал Сатьяваном.
|
|
For we were man and woman from the first,
|
Ибо изначально мы были мужчиной и женщиной,
|
|
The twin souls born from one undying fire.
|
Двойные души, рожденные из одного бессмертного пламени.
|
|
Did he not dawn on me in other stars?
|
Разве он не являлся мне под другими звездами?
|
|
How has he through the thickets of the world
|
Когда сквозь чащи густые мира
|
|
Pursued me like a lion in the night
|
Подобно льву преследовал меня в ночи,
|
|
And come upon me suddenly in the ways
|
И обнаружил на своём пути меня внезапно,
|
|
And seized me with his glorious golden leap!
|
И захватил меня в чудесном золотом прыжке!
|
|
Unsatisfied he yearned for me through time,
|
Неудовлетворенный, он тосковал по мне во времени,
|
|
Sometimes with wrath and sometimes with sweet peace
|
Пусть с гневом иногда, а иногда со сладостным покоем,
|
|
Desiring me since first the world began.
|
Желая меня с тех пор, как начал своё существование этот мир.
|
|
He rose like a wild wave out of the floods
|
Он вздыбился, как дикая волна всемирного потопа,
|
|
And dragged me helpless into seas of bliss.
|
И потащил меня беспомощную в моря блаженства.
|
|
Out of my curtained past his arms arrive;
|
Из прошлого, давно забытого, я ощутила прикосновенье его рук;
|
|
They have touched me like the soft persuading wind,
|
Они меня ласкали, убеждая, как нежный ветер,
|
|
They have plucked me like a glad and trembling flower,
|
Они меня сорвали, как радостный, трепещущий цветок,
|
|
And clasped me happily burned in ruthless flame.
|
И обняли меня, счастливую, сгорающую в беспощадном пламени.
|
|
I too have found him charmed in lovely forms
|
Я тоже, очарованная, нашла его в чудесных формах
|
|
And run delighted to his distant voice
|
Восторженная, бежала на его далекий голос,
|
|
And pressed to him past many dreadful bars.
|
Рвалась к нему, минуя сонм немыслимых препятствий.
|
|
If there is a yet happier greater god,
|
И если есть ещё какой-то счастливый и великий бог,
|
|
Let him first wear the face of Satyavan
|
Пусть носит он всегда лишь лик Сатьявана
|
|
And let his soul be one with him I love;
|
И пусть его душа единой будет с тем, кого люблю;
|
|
So let him seek me that I may desire.
|
Пусть ищет он меня, чтоб я могла его желать.
|
|
For only one heart beats within my breast
|
Ибо лишь одно сердце бьется в моей груди
|
|
And one god sits there throned. Advance, O Death,
|
И один бог сидит на троне. Вперед иди, о Смерть,
|
|
Beyond the phantom beauty of this world;
|
За пределы призрачной красоты этого мира;
|
|
For of its citizens I am not one.
|
Ибо я - не его гражданин.
|
|
I cherish God the Fire, not God the Dream."
|
Я поклоняюсь Богу Огня, не Богу Грезы".
|
|
But Death once more inflicted on her heart
|
Но Смерть вновь ударила в ее сердце
|
|
The majesty of his calm and dreadful voice:
|
Величием своего спокойного, ужасного голоса:
|
|
"A bright hallucination are thy thoughts.
|
"Твои мысли - лишь яркие галлюцинации.
|
|
A prisoner haled by a spiritual cord,
|
Пленник, волочимый духовной веревкой,
|
|
Of thy own sensuous will the ardent slave,
|
Пылкий раб своего собственного чувственного желания,
|
|
Thou sendest eagle-poised to meet the sun
|
Ты посылаешь орлиные слова чтобы встретить солнце,
|
|
Words winged with the red splendour of thy heart.
|
Окрыленные жарким великолепием твоего сердца.
|
|
But knowledge dwells not in the passionate heart;
|
Но знание не живет в страстном сердце;
|
|
The heart's words fall back unheard from Wisdom's throne.
|
Слова сердца падают вниз, с трона Мудрости, неуслышанными.
|
|
Vain is thy longing to build heaven on earth.
|
Тщетно твое стремление возвести небеса на земле.
|
|
Artificer of Ideal and Idea,
|
Ремесленник Идеи и Идеала,
|
|
Mind, child of Matter in the womb of Life,
|
Ум, дитя Материи в лоне Жизни,
|
|
To higher levels persuades his parents' steps:
|
Убеждает своих родителей подняться на более высокие уровни,
|
|
Inapt, they follow ill the daring guide.
|
Неумелые, они едва следуют за отважным гидом.
|
|
But Mind, a glorious traveller in the sky,
|
Но Ум, славный путешественник в небесах,
|
|
Walks lamely on the earth with footsteps slow;
|
Хромая бредёт по земле медленным шагом;
|
|
Hardly he can mould the life's rebellious stuff,
|
С трудом способен он оформить мятежное вещество жизни,
|
|
Hardly can he hold the galloping hooves of sense:
|
С трудом удерживает галопирующие копыта чувства:
|
|
His thoughts look straight into the very heavens;
|
Его мысли устремлены прямо в небеса;
|
|
They draw their gold from a celestial mine,
|
Они добывают свое золото из небесной шахты,
|
|
His acts work painfully a common ore.
|
Он работает мучительно среди обычной руды.
|
|
All thy high dreams were made by Matter's mind
|
Все твои высокие грезы рождены умом Материи,
|
|
To solace its dull work in Matter's jail,
|
Чтобы в тюрьме Материи утешить его скучную работу,
|
|
Its only house where it alone seems true.
|
Его единственный дом, где он один кажется истинным.
|
|
A solid image of reality
|
Убедительный образ реальности
|
|
Carved out of being to prop the works of Time,
|
Высечен из бытия, подпирая труды Времени,
|
|
Matter on the firm earth sits strong and sure.
|
Материя закрепилась уверенно, крепко на твёрдой земле.
|
|
It is the first-born of created things,
|
Она - перворожденная среди сотворенных вещей,
|
|
It stands the last when mind and life are slain,
|
Она остается последней, когда жизнь и разум уходят,
|
|
And if it ended all would cease to be.
|
И если б она исчезла, весь мир перестал бы существовать.
|
|
All else is only its outcome or its phase:
|
А всё остальное - ее результат лишь иль стадия:
|
|
Thy soul is a brief flower by the gardener Mind
|
Твоя же душа - лишь мимолётный цветок, что выращен был садовником-Разумом
|
|
Created in thy matter's terrain plot;
|
На крохотном клочке земли твоей материи;
|
|
It perishes with the plant on which it grows,
|
И вместе с растением, на котором растет, она погибает,
|
|
For from earth's sap it draws its heavenly hue:
|
Ибо из соков земли она извлекает небесные свой цвет:
|
|
Thy thoughts are gleams that pass on Matter's verge,
|
И мысли твои это блики, мерцающие на границе Материи,
|
|
Thy life a lapsing wave on Matter's sea.
|
А жизнь твоя лишь волна, исчезающая на её морях.
|
|
A careful steward of Truth's limited means,
|
Заботливый дворецкий ограниченных значений Истины,
|
|
Treasuring her founded facts from the squandering Power,
|
Хранящий ее фундаментальные факты от расточительной Силы,
|
|
It tethers mind to the tent-posts of sense,
|
К постовым будкам чувства она привязывает ум,
|
|
To a leaden grey routine clamps Life's caprice
|
Капризы Жизни прикрепляет к свинцово-серой рутине
|
|
And ties all creatures with the cords of Law.
|
И связывает всех существ узами Закона.
|
|
A vessel of transmuting alchemies,
|
Сосуд преобразующей алхимии,
|
|
A glue that sticks together mind and life,
|
Клей, соединяющий ум и жизнь,
|
|
If Matter fails, all crumbling cracks and falls.
|
Если Материя слабеет, все крошится и распадается.
|
|
All upon Matter stands as on a rock.
|
Все на Материи держится как на камне.
|
|
Yet this security and guarantor
|
И всё же этот поручитель и гарант настаивает
|
|
Pressed for credentials an impostor proves:
|
На проверке верительных грамот, предъявленных самозванцем:
|
|
A cheat of substance where no substance is,
|
Обман субстанцией, где субстанции нет,
|
|
An appearance and a symbol and a nought,
|
Видимость, символ, ничто,
|
|
Its forms have no original right to birth:
|
Чьи формы не имеют изначального права рождаться:
|
|
Its aspect of a fixed stability
|
Аспект ее фиксированной стабильности
|
|
Is the cover of a captive motion's swirl,
|
Это покров плененного водоворота движения,
|
|
An order of the steps of Energy's dance
|
Порядок шагов танца Энергии,
|
|
Whose footmarks leave for ever the same signs,
|
Чьи следы всегда оставляют всё те же знаки,
|
|
A concrete face of unsubstantial Time,
|
Конкретный лик невещественного Времени,
|
|
A trickle dotting the emptiness of Space:
|
Струйка, усеивающая точками пустоту Пространства:
|
|
A stable-seeming movement without change,
|
Кажущееся стабильным движение без перемен,
|
|
Yet change arrives and the last change is death.
|
Но перемены приходят, и последняя перемена есть смерть.
|
|
What seemed most real once, is Nihil's show.
|
Что когда-то казалась самым реальным, оказывается видимостью Ничто.
|
|
Its figures are snares that trap and prison the sense;
|
Его фигуры - это ловушки, что пленяют чувство;
|
|
The beginningless Void was its artificer:
|
Его ремесленником была безначальная Пустота:
|
|
Nothing is there but aspects limned by Chance
|
Здесь нет ничего, кроме аспектов, разрисованных Случаем,
|
|
And seeming shapes of seeming Energy.
|
И кажущихся форм кажущейся Энергии.
|
|
All by Death's mercy breathe and live awhile,
|
Все милостью Смерти дышит и живет какое-то время,
|
|
All think and act by the Inconscient's grace.
|
Все мыслит и действует благосклонностью Несознания.
|
|
Addict of the roseate luxury of thy thoughts,
|
Привязанная к светлой роскоши своих мыслей,
|
|
Turn not thy gaze within thyself to look
|
Не направляй свой взор внутрь себя, чтобы смотреть
|
|
At visions in the gleaming crystal, Mind,
|
На видения в мерцающем кристалле Ума,
|
|
Close not thy lids to dream the forms of Gods.
|
Не закрывай свои веки, чтобы видеть в грёзах формы Богов.
|
|
At last to open thy eyes consent and see
|
Открой глаза, наконец, согласись и увидь
|
|
The stuff of which thou and the world are made.
|
Вещество, из которого созданы ты и мир.
|
|
Inconscient in the dumb inconscient Void
|
Несознательный, в немой несознательной Пустоте
|
|
Inexplicably a moving world sprang forth:
|
Необъяснимо возник движущийся мир:
|
|
Awhile secure, happily insensible,
|
Какое-то время спокойный, счастливо бесчувственный,
|
|
It could not rest content with its own truth.
|
Он не мог отдыхать, довольствуясь своей собственной правдой.
|
|
For something on its nescient breast was born
|
Ибо на его не ведающей груди рождено было нечто,
|
|
Condemned to see and know, to feel and love,
|
Осужденное видеть и знать, ощущать и любить,
|
|
It watched its acts, imagined a soul within;
|
Оно наблюдало свои действия, воображая внутри душу;
|
|
It groped for truth and dreamed of Self and God.
|
Оно нащупывало правду, грезило о Себе и о Боге.
|
|
When all unconscious was, then all was well.
|
Когда все бессознательным было, все было прекрасно.
|
|
I, Death, was king and kept my regal state,
|
Я, Смерть, была королевой и хранила свою царственность,
|
|
Designing my unwilled, unerring plan,
|
Проектируя свой ненамеренный, безошибочный план,
|
|
Creating with a calm insentient heart.
|
Творя со спокойным, бесчувственным сердцем.
|
|
In my sovereign power of unreality
|
В моей суверенной власти нереальности,
|
|
Obliging nothingness to take a form,
|
Заставляя ничто принимать форму,
|
|
Infallibly my blind unthinking force
|
Безошибочно моя слепая, немыслящая сила,
|
|
Making by chance a fixity like fate's,
|
Случайно устанавливающая устойчивость как неизбежность судьбы,
|
|
By whim the formulas of Necessity,
|
По прихоти формул Необходимости,
|
|
Founded on the hollow ground of the Inane
|
Утверждала на голой земле Пустоты
|
|
The sure bizarrerie of Nature's scheme.
|
Безошибочную причудливость схемы Природы.
|
|
I curved the vacant ether into Space;
|
Из пустого эфира я сформировала Пространство,
|
|
A huge expanding and contracting Breath
|
Огромное, расширяющееся и сжимающееся Дыхание
|
|
Harboured the fires of the universe:
|
Заселила огнями вселенной:
|
|
I struck out the supreme original spark
|
Я высекла высшую, первозданную вспышку
|
|
And spread its sparse ranked armies through the Inane,
|
И распространила рассеянные колонны ее армий сквозь Пустоту.
|
|
Manufactured the stars from the occult radiances,
|
Я создала звезды из оккультных сияний,
|
|
Marshalled the platoons of the invisible dance;
|
Выстраивая взводы незримого танца;
|
|
I formed earth's beauty out of atom and gas,
|
Из газа и атомов я сформировала красоту земли
|
|
And built from chemic plasm the living man.
|
И создала живых людей из химической плазмы.
|
|
Then Thought came in and spoiled the harmonious world:
|
Затем вошла Мысль и испортила гармоничный мир:
|
|
Matter began to hope and think and feel,
|
Материя начала надеяться, думать и чувствовать,
|
|
Tissue and nerve bore joy and agony.
|
Ткань и нервы ощущать радость и агонию.
|
|
The inconscient cosmos strove to learn its task;
|
Несознательный космос стремился узнать свою задачу,
|
|
An ignorant personal God was born in Mind
|
Невежественный персональный Бог был рожден в Уме
|
|
And to understand invented reason's law,
|
И, чтоб понимать, он изобрел закон рассудка,
|
|
The impersonal Vast throbbed back to man's desire,
|
Имперсональная Ширь затрепетала в желании человека,
|
|
A trouble rocked the great world's blind still heart
|
Беспокойство сотрясло слепое, тихое сердце великого мира,
|
|
And Nature lost her wide immortal calm.
|
И Природа утратила свой обширный, бессмертный покой.
|
|
Thus came this warped incomprehensible scene
|
Так появилась эта искаженная, непостижимая сцена
|
|
Of souls emmeshed in life's delight and pain
|
Этих душ, пойманных в сети восторга жизни и боли,
|
|
And Matter's sleep and Mind's mortality,
|
И сон Материи и смертность Разума,
|
|
Of beings in Nature's prison waiting death
|
Существ, ожидающих смерти в тюрьме Природы,
|
|
And consciousness left in seeking ignorance
|
Сознания, оставленного в ищущем Неведении,
|
|
And evolution's slow arrested plan.
|
И медленного заторможенного плана эволюции.
|
|
This is the world in which thou mov'st, astray
|
Таков мир, в котором ты блуждаешь
|
|
In the tangled pathways of the human mind,
|
В запутанных коридорах человеческого ума,
|
|
In the issueless circling of thy human life,
|
В безысходном кружении своей человеческой жизни,
|
|
Searching for thy soul and thinking God is here.
|
Ища здесь свою душу и мыслящего Бога.
|
|
But where is room for soul or place for God
|
Но где же место для души или пристанище для Бога
|
|
In the brute immensity of a machine?
|
В грубой огромности машины?
|
|
A transient Breath thou takest for thy soul,
|
Преходящее Дыхание ты принимаешь за свою душу,
|
|
Born from a gas, a plasm, a sperm, a gene,
|
Рожденный из газа, плазмы, спермы и гена,
|
|
A magnified image of man's mind for God,
|
Возвеличенный образ человеческого ума - за Бога,
|
|
A shadow of thyself thrown upon Space.
|
Тень себя, отброшенную на Пространство.
|
|
Interposed between the upper and nether Void,
|
Вставленную между верхней и нижней Пустотой,
|
|
Thy consciousness reflects the world around
|
Твое сознание отражает окружающий мир
|
|
In the distorting mirror of Ignorance
|
В кривом зеркале Неведения
|
|
Or upwards turns to catch imagined stars.
|
Или смотрит вверх, чтобы схватить воображаемые звезды.
|
|
Or if a half-Truth is playing with the earth
|
Или, если Полуправда продолжает играть с землей,
|
|
Throwing its light on a dark shadowy ground,
|
Бросая свой свет на мрачную погружённую в тень почву,
|
|
It touches only and leaves a luminous smudge.
|
Она лишь касается и оставляет освещенное грязное пятно.
|
|
Immortality thou claimest for thy spirit,
|
Бессмертие ты приписываешь своему духу,
|
|
But immortality for imperfect man,
|
Но бессмертие для несовершенного человека,
|
|
A god who hurts himself at every step,
|
Этого божка, что вредит себе на каждом шагу,
|
|
Would be a cycle of eternal pain.
|
Было бы кругом вечных страданий.
|
|
Wisdom and love thou claimest as thy right;
|
Мудрости и любви ты требуешь, как своего права;
|
|
But knowledge in this world is error's mate,
|
Но знание в этом мире является супругом ошибки,
|
|
A brilliant procuress of Nescience,
|
Блестящей сводней Неведения,
|
|
And human love a posturer on earth-stage
|
Людская любовь - натурщица на земле-сцене,
|
|
Who imitates with verve a faery dance.
|
Которая c вдохновением имитирует феерический танец.
|
|
An extract pressed from hard experience,
|
Экстракт, выжатый из тяжелого опыта,
|
|
Man's knowledge casked in the barrels of Memory
|
Знание человека, набитое в бочки Памяти,
|
|
Has the harsh savour of a mortal draught:
|
Имеет грубый привкус смертности:
|
|
A sweet secretion from the erotic glands
|
Сладкая секреция эротических желез,
|
|
Flattering and torturing the burning nerves,
|
Ласкающая и пытающая пылающие нервы,
|
|
Love is a honey and poison in the breast
|
Любовь - это мед и отрава в груди,
|
|
Drunk by it as the nectar of the gods.
|
Опьяненной ею, как нектаром богов.
|
|
Earth's human wisdom is no great-browed power,
|
Человеческая мудрость на Земле - это не высоколобая сила,
|
|
And love no gleaming angel from the skies;
|
А любовь - не сияющий ангел с небес.
|
|
If they aspire beyond earth's dullard air,
|
Если они стремятся за пределы спертого воздуха земли,
|
|
Arriving sunwards with frail waxen wings,
|
Поднимаясь к солнцу на хрупких крыльях из воска,
|
|
How high could reach that forced unnatural flight?
|
Каких высот может достичь этот неестественный вынужденный полет?
|
|
But not on earth can divine wisdom reign
|
Не на земле возможно царство божественной мудрости,
|
|
And not on earth can divine love be found;
|
И не на земле можно найти божественную любовь;
|
|
Heaven-born, only in heaven can they live;
|
Небеснорожденные, они могут жить лишь на небесах;
|
|
Or else there too perhaps they are shining dreams.
|
Или, возможно, и там они тоже - лишь блестящие грезы.
|
|
Nay, is not all thou art and doest a dream?
|
Да разве все, что ты есть и что делаешь, не является грезой?
|
|
Thy mind and life are tricks of Matter's force.
|
Твой разум и жизнь - это трюки силы Материи.
|
|
If thy mind seems to thee a radiant sun,
|
Если твой разум кажется тебе сияющим солнцем,
|
|
If thy life runs a swift and glorious stream,
|
Если быстрым и славным потоком течет твоя жизнь,
|
|
This is the illusion of thy mortal heart
|
Это лишь иллюзия смертного сердца,
|
|
Dazzled by a ray of happiness or light.
|
Ослепленного лучами счастья иль света.
|
|
Impotent to live by their own right divine,
|
Не способные жить по своему собственному божественному праву,
|
|
Convinced of their brilliant unreality,
|
Уверенные в своей сияющей нереальности,
|
|
When their supporting ground is cut away,
|
Когда уходит из-под ног почва, которая их поддерживает,
|
|
These children of Matter into Matter die.
|
Эти дети Материи умирают в Материи.
|
|
Even Matter vanishes into Energy's vague
|
Даже Материя исчезает в тумане Энергии,
|
|
And Energy is a motion of old Nought.
|
А Энергия - это движение все того же Ничто.
|
|
How shall the Ideal's unsubstantial hues
|
Если бестелесные оттенки Идеала
|
|
Be painted stiff on earth's vermilion blur,
|
Нарисовать чётко на ярко-красном расплывшемся пятне земли,
|
|
A dream within a dream come doubly true?
|
Станет ли тогда греза в грезе вдвойне истинной?
|
|
How shall the will-o'-the-wisp become a star?
|
Как блуждающий огонек может стать звездой?
|
|
The Ideal is a malady of thy mind,
|
Идеал это расстройство твоего ума,
|
|
A bright delirium of thy speech and thought,
|
Яркий бред твоей речи и мысли,
|
|
A strange wine of beauty lifting thee to false sight.
|
Странное вино красоты, поднимающее тебя к фальшивому зрелищу.
|
|
A noble fiction of thy yearnings made,
|
Благородная фикция, созданная твоим желанием,
|
|
Thy human imperfection it must share:
|
Ум должен разделить твое несовершенство человека:
|
|
Its forms in Nature disappoint the heart,
|
Его формы в Природе разочаровывают сердце,
|
|
And never shall it find its heavenly shape
|
И никогда не обнаруживает он свою небесную форму
|
|
And never can it be fulfilled in Time.
|
И никогда не может он реализован быть во Времени.
|
|
O soul misled by the splendour of thy thoughts,
|
О, душа, обманутая великолепием своих мыслей,
|
|
O earthly creature with thy dream of heaven,
|
О, земное создание, грезящее о небесах,
|
|
Obey, resigned and still, the earthly law.
|
Уймись, покорись и повинуйся земному закону.
|
|
Accept the brief light that falls upon thy days;
|
Прими тот краткий свет, что падает на твои дни;
|
|
Take what thou canst of Life's permitted joy;
|
Возьми, что можешь, от радостей Жизни, что были тебе дозволены,
|
|
Submitting to the ordeal of fate's scourge
|
Подчинившись испытанию плетью судьбы,
|
|
Suffer what thou must of toil and grief and care.
|
Страдай, как ты должна, в труде, заботе и горе.
|
|
There shall approach silencing thy passionate heart
|
Тогда твое страстное сердце, смолкая, приблизится
|
|
My long calm night of everlasting sleep:
|
К моей долгой тихой ночи вечного сна:
|
|
There into the hush from which thou cam'st retire."
|
Удались сюда, в эту тишину, из которой ты пришла".
|
|
|
|
|
End of Canto Two
|
Конец второй песни
|