Аннотация: История эта написана не мной.
Судите - да судимы будете...Итак, разрешите представить - Андрей Боголюбов...
ГЛАВА 1
Имена и события, изложенные здесь - подлинные,
ибо выдумать это у меня не хватило бы глупости.
Единственное, чего я здесь не указал - это названия города,
так как это несущественно.
Автор.
"Положи меня, яко печать на сердце своём,
как перстень на руке своей.
Ибо сильна как смерть - любовь..."
Соломон "Песнь песней"
**
Пришел как-то Андрей и сказал:
- Серджи...
Давай-ка брат... запиши всё это. Я буду говорить, а ты писать. Иначе не знаю, как с этим жить. Когда выговоришься - вроде помогает...
Хотя, верится с трудом.
Но, может, попробуем...?
**
Ему было пятнадцать лет, когда шагая по улице и проходя мимо какой-то общаги услышал он блюз, от которого мураши побежали по голове.
Остолбенев, дослушал до конца, поднялся на пятый этаж, спросил:
- Что это...?
Оказалось Led Zeppelin "Since I`ve been loving you".
С тех пор, услышав этот блюз - впадал в оцепенение.
Мураши... от ног и до макушки. И ничего с этим не мог поделать.
Да и не хотел.
Хотя никогда в фонотеке этого альбома не завёл. Непонятно почему. И сейчас не заведёт.
Хотя теперь понятно.
**
... прошло много лет.
Андрей прожил большую, ни для кого кроме себя самого не интересную жизнь. Стал музыкантом, сочинял музыку. Был широко известен в нешироких кругах.
Шагая по Пути, зашёл в восточные единоборства. Задержался надолго.
В общем... всё это было... да.
А в сорок три года решил уехать к двоюродному брату в небольшой южно-русский городок... и начать жизнь сначала. Он твёрдо верил - доказывать, что он жив - должен только себе и только сам.
Потому и решил обнулиться...
**
Жизнь потекла в совершенно непривычном русле...
Брат, которого знал весь город, гордо носил прозвище "Дед".
Надо сказать, что Дед в свои пятьдесят три был весьма модным "чуваком"".
Носил серьгу в левом ухе. Любил джаз.
Весьма неординарными были и его друзья-подельники, работающие вместе, в одной, ими же основанной фирме.
Серёга Бобов - писатель... туды его мать. Бывший музыкант - гитарист.
И Слава Акимов - барабанщик. Тоже бывший...
В своё время Дед воспитывал Андрея, так сказать - опосредственно, когда тот приезжал сначала маленьким, а потом уже и подростком в эти места, в коих, кстати, родился.
... Дед, очнувшись после встречи, сказал:
- Знаешь, братан... Отдохни. Ты устал. Двадцать лет гонок... Ни о чем не думай - прокормимся.
Попробуй хоть раз в жизни забыть обо всём...
И он стал пробовать.
Сначала не получалось. Совсем не получалось.
Не привык спать сколько хотелось. Привык постоянно куда-то бежать, что-то предпринимать, выживать, вершить всякие, как он думал, нужные дела.
А тут... ничего не надо делать.
Это было более чем странное состояние, но... потихоньку стал втягиваться.
Установил себе маленькие обязательства: два часа занятий музыкой, час ежедневных тренировок. Всё.
Всё!!!
И... где-то через три недели, впервые в жизни, идя по улицам этого городка, ощутил СВОБОДУ! Свободу и пустоту. Прекрасную чистую пустоту в голове.
Так вот что такое отдых.
Господи!...
**
По вечерам было скучновато. Но выход нашелся.
Племяш его - двадцатитрёхлетний повеса, работал диджеем в местном парке на открытой площадке - "загоне".
Парк в городке был шикарный.
Огромный. Заросший такими же огромными деревьями, с диким количеством заведений, в которых можно было выпить, закусить, да и просто посидеть за чашкой кофе.
Парк являл собой тусовочное место всех жителей - от мала до велика. Да впрочем, больше-то и податься было некуда.
Городок раньше жил за счет добычи угля, а сейчас усох.
Но парк кипел. Кипел - жил полнокровно и разухабисто...
Повадился ходить он на эту площадку.
Громкая музыка заряжала и одновременно успокаивала. Свежие музыкальные идеи приходили в голову. 0дной из таких идей и была - проколоть ухо...
Поторчав там с часок - спокойно уходил домой. Спать.
И это было ежедневно...
**
В один из таких вечеров, племяш показал на двух девчонок стоящих около сцены:
- Вон - девки знакомые. Для меня староваты правда... ровесницы.
Андрею всё это было до фени, женский вопрос его в данный момент не волновал.... Временно.
А так как он в своё время занимался и йогой, то физиологического дискомфорта мог не испытывать месяцами, предварительно проведя сутки в нужных упражнениях и асанах. Как он говорил - закрывал себя от кровососущих.
Однако через пару дней племяш вновь показал на одну из них...
- Она хочет познакомиться.
- Да, пожалуйста!
Пообщаться он был не прочь. Это вносило разнообразие. Надо было обживаться. Да и девчонка была симпатичная.
После закрытия загона, они, небольшой компанией - он с племяшом и девчонки - пошли в ночную кафешку с прикольным названием "Малибу".
Там девчонки надрались до изумления.
Андрей не пил, так как никогда не пил с малознакомыми - предпочитал наблюдать.
На том и расстались.
**
На следующий день Андрей вновь пошёл в парк вечером.
Идя по тёмной, без единого фонаря улице имени Стеньки Разина, увидел огромную, залитую раскалённой лавой луну поднимающуюся навстречу.
И тоска... тоска внезапно охватила его.
И тяжко тянущее вниз предчувствие беды...
Но, так как он вообще на полнолуние реагировал неадекватно - ну, то есть: плохо спал, иногда напивался, иногда тосковал, - то не обратил на это особого внимания, восприняв как обычную свою реакцию.
Пришел к племяшу.
Очень хотелось пить (а пошел он туда сразу после тренировки, почему-то в тот вечер нагрузив себя больше обычного).
- Пойду водички куплю, - сказал племяннику.
А тот достал бутылку холодного пива.
- Держи. Чего воду хлестать?!
Андрей не пил пиво после тренировок, да и вообще редко его пил. Но бутылка была соблазнительно ледяной. Стоял конец июня и жара не спадала даже ночью.
Медленно, ценя каждый глоток, выпил полбутылки. "Балтика№9"
Вообще-то, Андрей больше предпочитал своё родное "Волжанин", а лучше "Ахтуба". Но его здесь не было.
Неожиданно почувствовал, что совершенно пьян.
Состояние было тем непонятное, что выпить мог довольно много.
И тут... опять увидел этих двух девчушек, появившихся внезапно и вовремя...
ГЛАВА 2
Ну вот... Серджи.
Давай... чтобы долго не тянуть, долбанём по стакашке, да вкратце я тебе бодягу эту и вывалю - чего со мной здесь у вас сострекалось.
Давай... давай наливай... не боись, а то - я по трезвому, пожалуй, и не начну и, как говорится, не кончу...
Короче - дело было к ночи.
Познакомился я случайно здесь с одной козочкой. Долго не буду ломать, что да как, познакомился да и всё.
И однажды оказия со мной случилась.
Выполз как-то в полнолуние в парк, а я знаешь - полнолуние хреново переношу с детства с самого.
Жарко было. Пивка бутылочку выпил, да и окосел. Видимо черти мордовали меня тогда. Эти самые. Лунные. А тут как раз и козочка эта нарисовалась.
Подвалил я к ней, туда-сюда... и чё-то вздриснулось мне - ухо проколоть.
Ну и уговорил её - прям сей момент пойти к нам. Она с подружкой была.
А ты знаешь - когда надо, я и глухонемого уболтаю.
Приползли. Дед, как обычно, в неглиже нарисовался.
- Поди, - говорю, - оденься. Я с дамами.
А он мне:
- Ты где так нажрался?
А ведь прав был Дед. Пьян я был с той бутылки.
Первый раз за сознательную жизнь с бутылки пива окосел. Видно кто-то хвостатый на шею прилобынился.
- Ладно, - отвечаю, - не базарь, иди оденься. Щас мне ухо дырявить будут.
Долго рядились - чем дырявить. Я уж и шило предлагал... Наконец остановились на цыганской игле.
Стала ласковая моя меня колоть... да никак.
Шкура у меня поросячья, а заживает вообще - как на собаке.
Ну, колет-колет... честно говоря - больно. А у братана блюз мой любимый есть (из Цеппелинов)... называется "Since I`ve been loving you".
- Погодите, - говорю, - ребятки. Мне отвлечься надо. А то вы из меня так и душу вытряхнете - опытами своими.
Пошел - блюзочек врубил погромче, а на столе - пузырь водяры стоит. А я без закуски не пью, да и вообще... не сильно привержен. Хотя могу, конечно, замочить... и конкретно. А тут, чё-то в голове у меня - анестезия полная.
Честной компании предложил конечно. Все отказались.
Я себе сто пятьдесят... трах!
О Боги! Как водичка пошла... только удивился.
Ну, а ласковая моя всё тычет и тычет иглой - да всё никак пробить не может. Силёнок не хватает.
А мне... опять же больно.
Беру ещё сто пятьдесят... трах! Опять - как водички родниковой.
Ухо, в конце концов, проткнули. Хвала Аллаху.
А водяра-то, меня, брать не берёт.... Всё в одной поре.
Я ещё сто пятьдесят... ну, а потом вроде бы и оставшееся допил.
А может и нет. Не помню. Только в сердце маета и томление весь вечер.
Ну да ладно.
Проводил девчонок.
- Спасибо.
- До встречи....
И прочая чепуха.
Развернулся - назад поплюхал... и ведь трезвый...
А пройдя метров пятьдесят - резко крышу потерял. В жупель окосел.
Иду, бля-буду - как алкаш конченый. Шатаюсь, ничего не понимаю.
Рельсы трамвайные переходить начал, а они все травой поросли.
Трамваи-же у вас - раз в сутки ходят. Как переходить начал помню, а потом... как молнией меня стебануло... и тишина.
Оклемался - башка гудит. Не знаю - сколь валялся.
Кто-то цепи серебряные с меня снимает, видно, от этого и очухался. Но плохо всё помню, кроме одного - рука, что цепи с меня снимала, вроде как нечеловечья была.
Чертячья.
Мать её...
ГЛАВА 3
Давно... несколько лет назад друг подарил ему цепочку серебряную - вроде как бабкина. Наследственная значит. И всё это время он её хранил. Но не одевал. Не любил, честно говоря, ошейники всякие. Только крест носил на нитке капроновой, с тех пор как покрестился. Стало быть, с тридцати трёх годов - это десять лет получается.
А ещё одну цепь брат ему подарил. Такую же как сам носил. Значит... одинаково чтоб было - у братьёв.
Иногда одевал... чтоб Деду приятное сделать.
А в этот день с утра (и до сих пор объяснений этому не находит), снял вдруг крестик свой, да на цепку, что друг подарил и навесил. А на братанову цепь повесил руну славянскую - обережную... что другим человеком дадена была.
**
И вела его лунная дорожка домой...
Только всё время какая-то мохнатая рука перед глазами... нет-нет да и мелькала.
И дорожку закрывала - всё путала.
Рубаху он снял (жарко было, нёс в руках), а на груди дико блестели под луной две цепи, с крестом крестильным и руной обережной.
И путала же... путала всё время лохматая.
Да так запутала, что закружилась голова окаянная. Острая молния вдруг пронзила.
И ослеп.
А когда слепота проходить начала - увидел... руки чёрные, шерстью покрытые, с загнутыми когтями... - цепи снимали.
А поделать ничего не мог. Морок нашёл....
Разрывающая изнутри тишина и пустота в сердце.
А когда дома очнулся - почувствовал, что дальше неподвластно ему будет всё...
**
Проехало две недели.
Башка зажила.
У виска остался шрам.
На сердце... кажется, тоже.
Как-то утром говорит ему Дед:
- Ну что? Оклемался? В пятницу празднуем день рождения Наташи - нашего бухгалтера. Будем гулять всей конторой в "Белке". (Это кабак такой в парке).
- Пить не буду, - сказал Андрей, подумав...
- Ну ладно..., - неожиданно согласился брат. - будешь нас беречь.
На том и порешили...
ГЛАВА 4
Являя собою торнадо,
Как бы я этого не скрывал.
Незаметно для окружающих -
Втягиваю их в себя
И удивляются братья,
Ставшие частью торнадо
Как многопланова жизнь...
Как бешено кружит спираль её.
Пятница произошла неожиданно быстро.
Лунное состояние растаяло. Утро было прекрасное. Солнце, воздух - изумительны!
Всё предвещало...
Так и случилось.
День пролетел на открытой веранде "Белки". Масса новых впечатлений и знакомств.
Андрей, как и обещал, не пил. Следил и провожал.
Последнего провожал Славу.
Его сопровождал Дед, гордо выступая в роли телохранителя, и оба были в таком состоянии, что даже не видели, как за ними метрах в двадцати прется Андрюха - честно выполняя договорённость.
Проводив Славу до выхода из парка, Дед повернул назад и наткнулся на брата.
- Ты откуда взялся?
(Андрей на пару часов сваливал домой. Правда, этого кроме Деда никто не заметил, как и не заметили его прихода, а также его охранной деятельности - чего собственно он и добивался).
- Да так, - отвечал Деду братец, - гуляю.
- А я, - разевая рот до ушей, - говорит ему Дед, - девочек наших встретил. Они, пока ты где-то шатался, пришли с какой-то бабой, свой праздник отмечать. Сидят в пяти метрах от нашего столика. Я договорился уже с ними - в двадцать четыре часа встречаемся в другой кафешке... в "Янтре".
- Ну и ништяк..., - Андрей ему в ответ.
Обнялись они и поплыли катамараном в "Янтру".
ГЛАВА 5
Серджи... друг ты мой единственный. Как говорится - плесни истчо, пока есть чё...
Хватит грустить - давай повеселимся.
Приколол меня день рождения Натахин. В натуре говорю - приколол.
Скучно ж мне было в одного дома сидеть. Каждый новый день - как вчерашний.
Допустим на пианине потрынькаю часа два-три. Потом в огороде у Деда поковыряюсь. Ну, потренируюсь часок... а далее чего? Дурею от скуки.
А тут вот, развлечение - совместная эта пьянка.
Фигуры вы отливали - конечно, да-а...
До твоего с Сазаном прихода, Капрал появился. Я ж его до этого не знал.
Ну, директор парка.... Ну, Дед о нём с уважением пару раз помянул, по поводу подъёма культур-мультур. В смысле обустройства этого участка с деревьями. Насаждение в нём заведений питейных и едальных, а также прочих дискотек и площадок.
Да и ты Серджи, как-то обмолвлялся об нём тоже с приязнью. Ну и внешне впечатляет - колоритный типаж ироничного ума. В левом зрачке отблеск татаро-монгольского ига с романтическим уклоном. Правда, с плохо скрываемым желанием выпить все спиртосодержащие напитки в данном регионе.
В общем - шальным глазом косит, в сердце удаль носит...
Тут же Владимир, Вольдемар, Вельд`Амур - владелец заводов, газет, пароходов, а в будущем - может, и директор этой маленькой чудесной планеты, на которой произрастает сахарная свекла и одновременно существует Саудовская Аравия.
Удивительной, как я понял впоследствии, выживаемости человек.
Славка - наш старый добрый засекреченный интеллигент, скрывающий свою настоящую, глубинную интеллигентность под маской материалиста-атеиста. Но ... легко эта маска слетает с него: где-то после 300-400 гр. "Особой очищенной" и ... открывается добрая, застенчивая, но в то же время широкая русская душа, столь широкая, что редкая птица со шнобелем допрёт до её середины.
Ах! Какой же русский не любит широкой......... простите быстрой езды! Ах, Слава, Слава. Открой душу, не держи птицу в клетке.
Дед. Фигура сия столь знатна и известна в этом южно-русском городе, что устыжусь даже, слабым своим умишком помыслить дотронуться до фигуры сей. Нет ресторана известного и почитаемого в вашем городке, где бы не ступала нога его, оставляя сопровождающих, а также случайных свидетелей в чрезвычайном изумлении от широт души его и размаха.
Ну и виновница сходняка.
Наташа, Наталья, Натали...
Как прекрасна ты в ягодные свои годы. Пусть небо устыдиться пред тобой чистоты своей. Цвети на радость людям, на погибель ракам, коих ты умяла около сорока, изрядно изумив неискушенного и слабого на этом поприще меня...
Но, прочь, лирика - ...Не томи мне душу скрипка, я слезы не удержу.
Ближе к телу - как говорят не читавшие Мопассана....
**
Серджи... самоё вступление в омут банкета, было крутым. Нашенским...
Вольдемару не понравилось, что края скатерти, закрывавшей сразу три объединённых стола, за которыми сидело пока ещё нас пятеро, топорщились и поднимались от ветерка, что задувал не только под юбки мимоходящих дам, но и под столы.
На это - Вельд`Амур приказал хозяину кабака - прибить (!!!) её гвоздями.
Перед этим, Натали рассказывала весёлые истории про жмуров, коих она схоронила в этом году бесчисленно.
Ну и... под этот рассказик подошли хлопцы - парни серьёзные и стали прибивать скатерть гвоздями, используемыми обычно для совсем других надобностей.
Это упоительное зрелище привело меня в совершенно поросячье настроение, и не мог я сдержать весёлого хрюканья и повизгивания.
Сам видишь - начало было великолепным. В том же духе длилось часиков до двух, когда уже ты с Сазаном подвалил.
А помнишь прикол? Я в офисе вслух решал кроссворды и зачитал:
- Родной брат боба из пяти букв...?
В ответ мне три глотки рявкнули, причём одновременно:
- Сазан!!!
Видимо дикое удивление нарисовалось на физиономии моей, так как через секунду ржание ваше било по моему тонкому музыкальному слуху, а уж потом удостоили вы меня объяснением, что есть братан у тебя. А погонялово его "Сазан".
Подползли вы значит...
New wave.
Здоровьем пышете - перегарью дышите.
Сазаняра приподнял уже упавшие было в стол лица. Энергетическая личность.
Нахрапист, нахален, удачлив.
Понеслись кони привередливые в дали неизведанные.
А вскоре ты Серджи с Капралом, от коллектива оторвавшись, стали имена знакомые перечислять. Цитаты в воздух подбрасывать. А крутая публика за соседними столиками вздрагивала при словах незнакомых. Ремарк, Бабель, Хулио-Хуренито..., а уж когда Капрал стихи начал читать - пацаны за столиками соседними, вместе со своими кисками, стали потихоньку сваливать - с опаской на него поглядывая.
А уж статью, да мордосложением Господь не обидел раба своего.
Далее веселья ты уж и не упомнишь.
Вошли вы с Капралом где-то часика через два в состояние - сначала Раджа, потом Хатха, ну а затем по нисходящей в состояние кузнечика, а потом и улитки уже не ползущей на Фудзияму, а катящейся с неё.
В общем - ништяк!
А я-то, представь себе (так как помнить ты этого не могёшь), не пью - а только всё это бдю.
Дальше - веселее...
Вольдемар хрипло, но достаточно громко, пообещал вытрахать всё окружающее (в смысле - расставить всех по своим местам). Ну, буквально всех и вся... от присутствующих в парке, до членов правительства. Причём, грозил сделать это в извращённой форме. И сторонники у него отыскались... правда уже никакие...
А у меня грех случился.
Не спал я до этого Серджи ни минуты. И вот, стал я под это дело, скажем откровенно - подсыпать.
Дай-ка думаю, слиняю незаметно... и часика на два отключусь.
Ну - срыл от вас. Да дома лоханулся... до девяти вечера и продрушлял.
Вскочил. Ба-а...
Мне ж надзор вершить надо, а тут такой конфуз!
Ловлю тачило и в "Белку".
Тихо так, незаметно подбамперся - гляжу - всё ништяк...
Пацаны в ауте... но на месте. Готовые - но понту на весь парк..
И вдруг вижу... девочка моя с подружкой и с какой-то переспелой тёткой сидят тут же - в "Белке".
Правда, за своим столиком и по-своему.
Рисовать себя не стал - дай, думаю, сначала дела свои "секьюритивские" доделаю, а уж потом и сюда всунусь. Узнаю - что, откуда и почём.
Тут как раз и поднадзорные мои... ну то бишь - вы, расползаться надумали. А я вас - тихонько провожать.
В общем, масть катит - как денёк и обещал!
Последними Сява с Дедом схлынули. Я за ними.
Дед Сяву проводил и на меня, понятное дело, наткнулся.
Сообщает мне радостно, что противник на территории и в двадцать четыре ноль-ноль стрелка.
Я дурака включил, вроде девчонок не видел. Обнял брата и порулили мы к месту случки, то есть извиняюсь - встречи, обнявшись, как два гомосека... прости Господи!
**
Произошло. Срослось. Встретились - как договаривались.
Посидели с полчасика в "Янтре" и что-то не проняло. Решили, что место встречи изменить можно...
Дед разгулялся как броненосец "Потёмкин"- грудь бронированная вперёд, корма прикрыта...
- Гуляем девочки!!!
- Куда...???
- В "Донбасс" (а местечко, кстати, клёвое... интерьер и всё такое.)
- Ну... поехали!
Гуляем по полной программе.
Всё как у джентльменов и джентльвуменов... они втроём выпивают - я наблюдаю.
Да ещё ты с Сазаном через десять метров за столиком нарисовались. Обчистили вы тогда рядом стоящее казино и продолжали отдыхать.
Крепкие, однако, парни.
Волна катит. Гром грохочет. Дед на бабку лезть не хочет.
Это я к чему... - девочка моя знакомая, опять наелась до изумления. А я, честно говоря, и когда выпью - баб пьяных не люблю, а тут ещё и трезвый.
Я уже и официанточку дважды предупреждал:
- Ксюшенька! Мать твою.... Не носи нам больше водки. Не надо!
Однако девочка моя настойчиво так - заказывает, а пить уже не пьёт - всё мимо льёт и в своём праве борзеет потихоньку.
Вышла вдруг за пределы ресторана и стоит с каким-то мальчиком. Может забыла уже с кем пришла?
Неприлично...
Но, откровенно говоря, до фени всё это. Не трогает... не волнует.
Чувство собственной значимости давно уже из себя вытравливаю, так что этим меня не заденешь.
Однако вышел вслед для порядка, убедиться - не обидит ли кто... всё ж таки со мной пришла.
Вижу - стоят, болтают. Я, тихонечко так, закурил, наблюдаю.
Мальчик обнимать девочку начал - она вроде не против.
Ладно, думаю, дело ваше - моей персоны здесь нет.
Убедился, что без драки, без скандала, да и пошел обратно за столик.
- А где ж твоя? - Дед вопрошает.
- Да ничего, - отвечаю, - порядок... отвлекается рядом.
Тут натурально и она нарисовалась. Опять же, у них гульба дальше пошла. Я уж и изумляться перестал....
Болтают они втроём, пьяными своими пятаками кивая друг на друга и по сторонам. Ну, а знакомая моя, значится, и обо мне - фрайере, иногда вспоминает. Чего-нибудь произнесёт и мутным взглядом окатит.
Я даже не смотрю в глаза её (чего там ловить в мутной-то водичке), а так, для порядка, иногда в сторону лица кивну - да, мол, сестричка, согласен - так и есть, ты, конечно, права, и я тебя уважаю. А она чего-то щебечет - всё понты гоняет.
Ну я значитца, случайно, а, может, подтолкнул эгрегор какой-нибудь голодный, посмотрел в глаза мутные. И увидел...
Далеко - далеко... за далью голубой, за горами за долами, за широкими морями, за высокими лесами, да за мутной пеленой, за зелёною сосной.... Идёт мальчик деревянный, шальной, добрый, окаянный. Плут и дерзкий хулиган, в руках ножик и наган. Идёт он родной мой Буратино, и зовут его - Елена.
Тут и охренел я.
**
На другой день, правда, напасть прошла. Думаю - чего это я. Али совсем вчера рехнулся?
Дальше, натурально как у людей. Встретились. Разошлись. Спали. Не спали. Виделись. Не виделись.
Всё опять же - как в засратом Лондоне. О.К.
Симпатичная козочка. Бодливая. Ну а мне-то что?
Правда, насторожился я как-то. Комаров ночью много было. Она уснула. А я нет. Всю ночь и утро не давал ни одному гаду укусить.
Опосля думаю, может какая-то аномалия у меня в башке? - нельзя так. Слишком уж оберегать начал. Вдруг ответная, не дай Бог, реакция. Я уж видал за свою жизнь как люди встречаются - люди влюбляются и что из этого вылупляется....
Порча жизни - и больше ничего.
Самонадеян значит я Серджи, и в себя верую.
Крутяк...
Днём провожаю и ласково объясняю:
- Ты деточка, случайно не влюбись в меня, не забывай сколь мне годов и сколь тебе. (А у меня, Серджи, практика уже была - девочки молоденькие на шее зависали и стряхнуть - ох тяжко было. Правда, спустя время непродолжительное, встречаю - всё тип-топ, друзья навеки - но не более).
Ну, значитца,объяснился. На лавочке посидели. Грустная она чего-то стала.
Может, просто пойти некуда было. Может, еще что. Бог ведает.
Встречаться продолжаем. Потихонечку отмечаю - разные мы, мягко говоря.
У меня разные Бахи, Леды Зеппелины, да в лучшем случае Пинки Флоиды (Стравинским со Шнитке, правда, и мысли не было проникнуться).
Да Восток, да Индия, да Кастанеда, да Шри Ауробиндо с Гаутамой вместе, да естественно и Понтий наш Пилат с Иешуа по лунному лучу. Ещё ж ты знаешь, доказываю сейчас теорему о всё-таки двухмерности пространства, да и вообще - метафизик я озорной.
А у неё любимая песня - "Зеленоглазое такси", "Мастера и Маргариту" не читала.
И кто такая Суламифь не знала... и матом разговаривала, а не ругалась.
Я, конечно, от этого сильно не потел, но всё ж таки, к другому обществу был приучен. Знаешь ли, Серджи, в круге общения другом состоял.
Чёрт побери, устраивало меня всё это. Потому, вроде бы как не моё собачье дело. Но вот когда она напивалась...
Далеко - далеко... за далью голубой, за горами за долами, за широкими морями, за высокими лесами, да за мутной пеленой, за зелёною сосной. Появлялся мальчик деревянный, шальной, добрый, окаянный. Плут и дерзкий хулиган - в руках ножик и наган. Шёл он родной мой Буратино, и звали его - Елена.
ГЛАВА 6
Давно уже пытался шагать по Пути.
Учился чувствовать. Абстрагироваться. Созерцать.
Но делал это крайне редко.
Как говорят папуасы: Жизнь заела...
А какая это жизнь? Это смерть. А жизнь-то, как раз в двух строках. Первых.
ГЛАВА 7
Когда внутри взрывается солнце,
Нужно успеть спрятать глаза.
Иначе можно случайно,
Двумя протуберанцами плазмы
Пронзить сидящего рядом.
Серджи... наливай, да поехали дальше, пока не остановили...
Как-то пригласил я козочку эту в гости. А не виделись... где-то с неделю.
Натурально, братан жрачку сделал, стол накрыл (а ты знаешь, спец он ещё тот - тридцать лет халдейства. И приготовить и накрыть - у него в порядке.)
Сидим втроём. Веселимся, болты болтаем. Братан уже на бровях, а мы с Буратиной, что-то на алкоголь не ловимся. Не пьется, значит...
Музыка натурально - "Времена Года" Вивальди, да Пётр Ильич....
И вижу я вдруг - птичка за окном пролетела. Время около двадцати трёх. А за птичкой шлейф какой-то, как туман серый. И почувствовал я, чуть ниже пупка - холод нездешний, но так - вдалеке где-то, не совсем во мне, а рядом...
Потянулся к ушку Буратининому и говорю:
- Мы спать-то пойдём с тобой? Сколь сидеть ещё можно?
А она мне:
- Нет, - говорит, - мне домой надо.
Чувствую - теперь уже холодок этот рядом. Вот в меня уже заходит туман холодный - леденящий, прямо под пупок. А потом - всего уже обволакивает. И как во сне - противиться не могу. Только внутри начинаю цепенеть от стужи.
- Ладно, - говорю. Виду не показываю.
- Домой так домой. - Брата в койку. Ловим тачку.
Отвёз.
Иду назад злой. И крутень гнусный во мне просыпается, моча в голову стучит.
Ах, так!? Ну ладно!
Мама, значит, заругает!? Да ё-моё! Да туды-сюды!
Прихожу домой. И круто так стило затачиваю...
Свеча сгорела, ну... и слава Богу,
Мой стрелочник опять развёл пути.
Я к этому привык, труба зовёт в дорогу.
Ты остаёшься - мне пора идти...
На другой день прусь на работу к ней.
- Привет, - говорю, - как жизнь молодая?
- Да ничего... тип-топ,- отвечает.
А чувствую - гад какой-то меж нами затесался уже. Мне бы успокоиться, да по-хорошему развести... но знаю, есть он - есть. Я запах его чую. Меня - аж "потрахивает"....
Но виду не подаю - круто сварен. Сую ей стишки в руки.
- Ну! Привет! - и на выход.
- Андрей! - вослед.
Нет. Не обернулся. Только ручкой чао сделал.
Красиво всё: себя не уронил, честь соблюл, понятий не нарушил...
В общем - как в кино!
Вышел на улицу. Грудь оттопырил, пупок в облака и бодро пошёл в Никуда, напевая "Интернационал"
ГЛАВА 8
И было утро...
И был вечер...
Пока ещё не плотный, но холодный туман, спустился на город.
И стала вдруг тоска. И заметался он как зверь. И забыл, что он человек. И стало рыканье вместо гласа человечьего. И стал метаться он по улицам ночным. Ночь и буря в голове.
И долго это было...
И вдруг устал...
Устал так, что стал спокоен как зеркало. И тихо поплыл дальше. И даже не поплыл, а повёл его лучик... бледно-голубой...
И увидел её.
И его.
И не поверил...
Отрешённость, как внутри Зазеркалья, где видишь уже свершившееся...
И прошли вектора мимо друг друга.
И не столкнулись.
Только увиделись.
И разошлись...
**
Минут через тридцать нашел их уже в каком-то тёмном дворе. Была целая компания. Он стоял в двадцати метрах. Полная и холодная отрешённость была внутри. И спокойствие. Та же волна, что привела сюда и утащила...
Повернулся, молча ушёл.
А ещё через тридцать минут увидел опять всех.
Они переходили улицу.
Шёл сзади, рядом. Потом обогнал.
Всё надеялся, что кто-то его толкнёт, наступит на ногу, на хвост, хоть как-то отреагирует. Ведь нагло шагал чужак.
Нет. Никто не пожелал выводить его из Зазеркалья.
Его просто здесь не было...
**
Они дошли до автобусной остановки.
Вдруг понял, что сейчас! вот сейчас - уедут. Уедут и всё.
Зеркало треснуло, отпустило...
Подошёл.
- Мне нужно поговорить с тобой.
- Хорошо.... пять минут.
- Достаточно трёх. Давай отойдём. Я не хочу, чтобы нас кто-то слышал.
- Хорошо.
Он присел на какой-то перевёрнутый ящик, ноги почему-то стали ватными, а в руках была зажата, неизвестно откуда взявшаяся банка с джин-тоником.
Она стояла рядом, слева. Больно увидел, что пьяна...
- Я люблю тебя! - и банка с грохотом покатилась по асфальту. - Что ты делаешь? Я же люблю тебя!
Она схватила с земли банку и сунула ему обратно в руку.
Запрокинув голову, жадно, в три глотка осушил ее, и жестянка вновь загремела, покатившись...
- А я тебя нет! Я не люблю тебя, Андрей!
Жаркая... раскалённая... красная пустыня накатила в глаза.
Стало трудно дышать. Попытался разорвать рубаху... не было сил. Было только невыносимо жарко. В макушке стучало. В виски начали вколачивать гвозди. Встав, почувствовал, как бушует взбесившаяся в голове кровь.
Горло перехватило - слова кончились.
Он повернулся и направился в сторону парка.
- Я не люблю тебя! Я не люблю тебя! Я не люблю тебя!
В левый висок. В левый висок. В левый висок.
- Я не люблю тебя! Я не люблю тебя! Я не люблю тебя!
В левый. В левый. В левый.
И вдруг... опять Зазеркалье. Состояние "Ничего" опустилось столь плотно, что никакая мысль или чувство уже не могли пробиться извне. Стало ни хорошо, ни плохо. Ничего. Это состояние, так долго искомое во время медитаций и никогда полностью не приходившее - наконец пришло. Без всяких усилий - внезапно и надёжно растворив в себе....
**
Себя растворяешь в Ночи
Средь накипи Млечности пенной
В сияньи далёких Сверхновых
Космический Странник
Извечный Скиталец Вселенной...
Пройдя парк, направился домой.
Брательника не было. Где-то бухал. Уже пятый день.
Разделся. Не выключая света, лёг в постель.
Не было ни света ни тьмы. Ни верха ни низа. Ни жары ни холода. Было огромное всепоглощающее "Ничего". И очень тихо. Почему-то исчез звук. Совсем. Медленно начало темнеть. Всё плотнее и гуще. Тишина...
Справа появился тонкий, трепещущий, бледно-голубой лучик. Он окреп, раздвинулся и стал знакомой лунной дорожкой.
Cosmic Explorer сделал шаг...
ГЛАВА 9
Шаг. Ещё шаг...
Он уже знал - с каждым новым шагом дорожка будет светиться всё ярче. Потом приведет его в спираль, а в ней уже начинается полёт. Полёт со всевозрастающей скоростью. Спираль будет вращаться по часовой стрелке. Сначала медленно, потом быстрей и быстрей.
Скручиваясь всё туже и туже... и далее превращаясь в тоннель.
А там ... далеко-далеко, но уже дикая скорость несёт туда ... там свет.
Ярчайшая - не имеющая цвета, а вернее - абсолютно белая плазма, зовущая к себе яростно и властно. С этого момента начинается звук. Звук одновременно низкий и высокий, ревущий и шепчущий, весь спектр, который только может вообразить сущность.
Несколько раз уже попадал он в тоннель... но каждый раз на этом месте, лишь видя отблески, сотканные из прозрачных и в то же время плотных светообразных нитей, расположенных по ходу спирали, всегда выскакивал назад.
Отец - инстинкт или кто-то, а, вернее, непознаваемое что-то, выдёргивало его оттуда. Возвращение всегда было мучительным и совершалось вопреки желанию.
Вот и сейчас. Движение прекратилось. Зовущий свет в конце тоннеля померк, звук превратился в немоту.
Прошла вечность...
Он открыл глаза.
**
Рядом сидела двоюродная сестра, держа в своих руках его правую руку и гладя, что-то говорила. Говорила почему-то беззвучно. Подле неё - две женщины в белых халатах - тоже беззвучно раскрывали рот.
Осознание возвращения уже не было нежелаемым - было безразлично.
Внезапно увидел брата.
Тот зашёл в комнату и тут же, сначала издалека, а потом, совсем рядом, в самое ухо ворвался его голос:
- Да он же не дышит! Вы что, не видите?! Он же не дышит! Он же не дышит!
И вдруг заорал безотчётно и страшно:
- Дыши пидарас! Дыши...! Потом ударил по лицу.
Cosmic Explorer вдохнул...
Выдохнул...
И опять забыл....
Брат стал топать ногами и бить его по щекам.
Explorer опять вдохнул... Раз брат просит - надо сделать.
Выдохнул...
И внезапно вспомнил - как надо дышать.
Надо просто об этом не думать...
**
Недели за две до этого она приходила в гости.
Брат готовил борщ.
Готовил он очень вкусно, но картошки в борще не любил. На трёхлитровую кастрюлю бросал три картофелины, разрезав их на четыре части.
- Я хочу попробовать вашего борща - немного...
Андрей налил ей.
В тарелке любовно цеплялись друг за друга красиво нарезанные овощи, а на самом дне лежала одинокая четвертинка картошки.
- Что, картошки пожалел? - спросила она.
Все засмеялись.
Каждый о своём...
ГЛАВА 10
Эй!... Путанты и путаны
Эй!... Мутанты и мутаны
К вам стучится в гости зверь
А зовут его - Андрей...
Не стало ночи и дня.
Безмолвие, отражаясь от стен, накатывало, не отпуская ни на секунду.
Только одна - вязкая, тягучая, неповоротливая мысль владела телом. Эта мысль поворачивалась то одним, то другим боком, доставляя своим верчением тупую, вязкую же боль. Удивление всему окружающему. Непонимание сути всей этой странной суеты вокруг. Эти стены, двери, дом, в котором он находился, кровать на которой лежал и вообще:
- Вся эта Земля, зачем?
- Зачем он?
- Зачем всё это?
Не отрицание, а именно недоумение: по поводу пространства, предметов и людей. Из самой глубины появилась пульсирующая, красная, жгучая точка:
- Её нет.
- Её нет рядом.
- Её никогда не будет рядом.
И тогда пришла настоящая боль. Она пришла страшным и сильным ударом топора в сердце. Причём это было хорошо видно. Оно было расколото неровно. Трещина была большая, с рваными краями, как будто сердце было из старого морёного дуба, а топор застрял, не разрубив до конца совсем немного. Торчал там. Сине-стального цвета - очень массивный. Отломанная ручка нелепо торчала наружу.
Ходить и вообще что-то делать было больно.
С этого момента началось постоянное и нескончаемое падение в каньон нелюбви. Иногда, внезапно и неожиданно, из груди вырывался стон, вызывая удивление окружающих.
Но было всё равно...
Explorer забыл, где он...
**
Вся эта боль... эта постоянная боль, вынуждала искать выход.
Выход был в том, чтобы видеть её. Это была открытая... бесстыжая ложь. Понимал это, но находил тысячи причин:
- Я ведь только посмотрю на неё, и всё.
- Я ведь должен попрощаться.
И, наконец - самая дикая ложь:
- А вдруг она скажет, что это мой бред, что я всё это придумал. Что это был её брат, сват, друг, да хоть чёрт безрогий. Пусть скажет что угодно, мне плевать.
- Я хочу, чтобы это было так.
Хотя бешенная его интуиция и видение, которое включалось в экстремальных ситуациях, позволяли кадр за кадром прокрутить в ощущениях весь её вчерашний вечер и ночь. Ведь она уже была его частью.
Она жила в нём.
А он в ней.
**
Брат, его любимый брат не узнавал его:
- Ты что творишь?!
- Что с тобой?!
- Это не ты!
- Где твоя гордость?!
Осознавая, что говорит чудовищные для знавших его людей вещи - спокойно отвечал:
- Нет у меня гордости.
- Мне плевать на всё, что вы думаете.
- Мне плевать на ваши условности.
- Мне плевать, кто - что скажет.
- Мне плевать...
Брат опять что-то говорил.
- Мне плевать... - отвечал он.
- Я хочу её видеть.
- И ты пойдёшь и сделаешь так, чтобы мы увиделись.
Самое дикое для брата (и для него), это было ясное и отчётливое понимание, что ему действительно всё равно - где она и с кем....
Всё равно. Хотя чётко понимал странность и неприятие этого остальными.
Да и самим собой.
Вернее тем, кем был раньше.
ГЛАВА 11
Ты - Нелюбовь
Ты - Ненависть моя
Так отчего тебя желаю видеть рядом?
Пусть ангелы запишут в Книге Бытия
Где ты и с кем
Плевать на это... я,
Лишь отмечаю беспристрастным взглядом
Как летний мёд, пчелу к себе маня
Осенним обернулся ядом...
Он ждал её у сквера, напротив универмага.
Брат - его любимый брат видел, как закрыв лицо одеялом, он выл... страшно выл - не в силах остановить себя. Рыдал, сотрясаясь всем телом, не умея этого делать и стыдясь.
Так этот самый брат пошел к ней и просил о встрече.
**
- Здравствуй...
- Здравствуй...
- Я люблю тебя.
- Извини - я не думала, что так получится.
- Что получится?
- Что ты полюбишь меня.
- Но я люблю тебя.
- Я не знаю чем тебе помочь, - она заплакала.
Этот бред...
Этот бредовый разговор ни о чём.
Падение в каньон нелюбви.
Падение в пропасть без времени и границ.
Смерть была бы желанным избавлением от вечного падения. Он физически не хотел быть здесь.
Но цель.... У него была цель. И она не давала права на уход.
Он поклялся себе. Он обещал Богу, что будет добиваться её осуществления. Вот что удерживало. Вот что заставляло терпеть эту боль.
Это падение....
Эту жизнь....
В течении времени, в смене дней и ночей он запутался.
Понимание, что и когда произошло, стёрлось из восприятия. Всё сплелось в один серый ком.
Как-то, находясь в этом состоянии, написал стихи и зачем-то датировал их (хотя раньше этого не делал).
Спустя месяц лист попал на глаза.
Август 30-е....
То, что прошел месяц, было невероятным и непонятным.
Но медленно, постепенно, восстанавливая дни и события, прогоняя собственную ложь - осознал.
Да. Прошел месяц.
А ему казалось - несколько дней...
Спустя некоторое время - понял, отчего была потеря во времени.
Весь этот месяц он не мог спать, вернее спал урывками и только днём. Часа два-три.
Спать хотелось всё время, но как только голова касалась подушки - начинался бред. Её губы безмолвно кричали ему - Я не люблю тебя Андрей!!!
Боялся оставаться один. Накатывались зелёные глаза. И стыдные... стыдные, в первую очередь для себя, стыдные рыдания сотрясали ослабевшую плоть.
Иногда это было по десять раз в день.
Тело постоянно болело. Сразу всё одновременно. Отдельных болевых точек не было...
Он очень, очень устал.
Он опять жил на Земле...
Плачет безумство чёрной пылью
Стал вдруг бессильным Мир всесильный
Сами в себя заглянули очи
Стал день огнём
Стали ночью ночи
Плачет безумство - нет предела
Зеркало в Зеркало - нет прострела
Сильное в слабом - сложены крылья
Грянем в пике - не нужны усилья
Черное в белом сплелось - не тонет
Времени нет - но оно догонит
Чистое в грязном - и нет спасенья
Нету забвенья и нет воскресенья
Плачет безумство пылью чёрной
Стал одиноким Мир огромный
Друг против друга - и нет ответа
Два Зазеркалья
Без просвета...
**
Он продолжал искать выход из этого состояния.
Вспомнил Кастанеду. Как Дон Хуан учил избавляться от прошлого.
Надо было всё пережить заново.
Посекундно. А потом выбросить.
Однажды, раз за разом ставя " Since I`ve been loving you", ложился на пол в позу покойника и вспоминал, как она прокалывала ухо.
Первые семь раз трясло, и тело билось об пол.
Но с восьмого - слёзы и силы кончились, и он прослушал блюз, как и намечал сорок три раза.
Неделя ушла на то, чтобы забыть глаза.
Пальчики на руках.
Плечи.... Очень долго не мог прогнать её плечи.
Всё время находился новый кусочек - мочка уха, изгиб бровей, родинка над верхней губой.
О Господи!
Пощади его!
Постепенно... очень медленно стал выползать.
Стал думать - а что же дальше?
Ведь топор оставался там, куда его всадили.
И он решил её похоронить.
ГЛАВА 12
Ласковый день - добрая минутка, разлюбезный мой Серджи...
Так ты меня ещё уважаешь после всего?
Ну, тогда корефан - наливай ещё стоху... боле пока не надо.
Решил я схоронить гадину.
Нету жизни - сам понимаешь....
Да не боись. Схоронить не так как ты подумал - чего зенки-то круглишь?
Не дрейфь. Жизнью я и своей-то не имею права распоряжаться, не то что чужой.
А схоронить так вот - в сердце. Ну, то есть буквально... пойти - попрощаться, как с покойником. Поглядеть на ненаглядную, хоть бы пусть глаза мои от тоски ослепли....
Ведь однажды я уже схоронил близнеца своего родного - Витюшку...
Получилось ведь - не сдох!
А всё почему?
Да потому что цель имею, причём Господу обещанную. Ну да ладно.....
Одел костюмчик чёрный. Троечку. Галстучек. Рубашечку белоснежную.
И пошёл.
Встретился. Я уж к тому времени, более-менее маску научился носить.
Люди на улице уже не шарахались.
Поговорил...
Всё в глаза её бездонные падал.
Представь себе (ежели смогёшь...), разговариваю с Буратиночкой своей ненаглядной, прикалываюсь, леплю чего-то, а сам хороню её - прикинь!?
В общем, сделал я это грязное дельце - не помню уж, сколь оно длилось.
Кисель у меня в башке был тогда постоянный, от недосыпу, от нервотрёпки. Ведь братуха всё ещё в запое пребывал. Видимо, и я тому виной был.
А, может, и не был... - зря на себя лишнего беру.
Но нервишки шалили - да...
Опосля попёрся я, значитца, домой.
В ручках себя держу. Многодневный опыт - даже прохожим улыбаюсь. Life is life - себя уговариваю.
Припираюсь домой. Это с похорон значит.
И тут...
Уж не знаю, как всё это сказать тебе, чтобы правильно ты меня понял... да собственно, чего я оправдываюсь? Как было - так и было.
Заползаю в хату, а на кухне... братан сидит - пьяный.
УЛЫ-БА-ЕТ-СЯ!
Хо-ро-шо ему! Пьём блядь... уже который день.
А я - стало быть... с похорон.
А ему - стало быть... клёво!
А мне нет!
В общем, попался брат мой любимый, мне на узенькой дорожке....
Прости Господи!
Зашёл я в спальню, аккуратненько костюмчик сымаю. Слышу - спрашивает:
- А чё ты раздеваешься? Счас же Боб приедет....
Спокойно так, ему отвечаю:
- Крови, - говорю, - не люблю на белом (а я в рубашечке-то белой был).
Разделся до плавок... Сел напротив. И говорю:
- Ну что? Долго ещё жить так будем? (А сам и его и СЕБЯ - СУКУ спрашиваю).
- Сколь хочу, - говорит любимый мой братец, - и как хочу, столь и буду...
- Ну ладно, - говорю, - ты так, а я вот - не так....
Беру бутылку, стоящую перед ним, да как хрястну об край стола...
В руке - прекрасная розочка... и как всажу себе в грудину (метил в сосок левый, а попал выше и правей), да ещё, да ещё...
А эта бутылка говяная, стала в руке у меня крошиться, видно, как тисками я её рукой сдавил.
И страх на меня тут напал. Не успею, думаю, порвать себя...
А желание только такое было - тело порвать кусками, чтобы тоску свою задушить.
И стал я быстро-быстро херачить себя, а она, сука, крошится прямо на глазах.
Аж завыл я с досады Серджи, да тем, что у меня в руке оставалось, стал, просто уже мазать по себе кругами и куски бутылочные уже у меня на ладони полностью рассыпались.
Мажу - мажу и, наконец, ничего нет в руке моей...
Бросил я об пол всё что оставалось, вышел во двор, сел на топчан и заплакал....
И этого не получилось....
А тут и ты приехал...
Самое наверное смешное Серджи, что крови было, как будто кабана резали - да ты видел. Даже во дворе.
А самое гнусное, что когда я её хоронил - всё равно врал себе.
Договаривался, что вечером приду.
Врал. Врал фрайер. Совсем понятия потерял...
Одеть на себя в тот вечер так ничего и не смог.
Долго текло с меня.
И поэтому пойти к ней - не получилось.
Вот где паря, самая обида моя, на себя и была...
**
А дня через три, всё равно припёрся.
Стою - болтаю.
Рубахи ворот расстёгнут... она и спрашивает:
- А это ещё что такое?
А я не знаю, чё на меня наехало:
- Да вот, - говорю, - татуировку себе оригинальную сделал. Разденусь на тренировке, подойдут ко мне пацаны и спросят:
- Чё это Андрюха? Али пописал тебя кто... в натуре?
А я надуюсь как китайский мандарин. Руки в боки поставлю, пресс накачу и скажу им в ответ:
- Эх, пацаны, пацаны... была у меня одна девчонка, да так она меня любила... так любила, что когтищами своими расписывала каждую ночь....
- Да братва, вам этого не понять. Потому как, такой любви вам не видать вовек. Рожами не выхиливаете!
- А не жалеешь? - опять спросят.
- Эх, парни! Жалею! Жалею... да только лишь об том, что каждый пальчик на её ногах не успел поцеловать...
Тут и ёбнутся пацаны, потому как впервые от Андрюхи базар такой услышат.
ГЛАВА 13
Недели три спустя, Дед заболел.
Андрей сварил борщ. Брат болел сильно - еле передвигался.
Сели за стол.
Андрей налил - стали есть.
У него, на дне тарелки, лежала одинокая четвертинка картошки.
Стало страшно....
Всколыхнулось...
Но как дышать, он уже не забывал...
**
Пришел как-то Андрей и сказал:
Серджи. Давай как брат - запиши всё это. Я буду говорить, а ты писать - иначе не знаю, как с этим жить. Когда выговоришься - вроде помогает.
Хотя верится с трудом.
Но может попробуем...?
**
Я сделал изумруд,
Из стёкол - аллегорий.
В зелёных небесах хотелось утонуть
Но из раскосых глаз, взбесившейся лазури
Две Чёрные дыры мне проломили грудь
Три алых хризантемы
На столике некрытом
Свеча ещё горит
И мутный взгляд окон
По лунному лучу
Смеясь, идёт Лолита
Мне пальчиком грозя
И прогоняя сон
Сегодня тризна. Третья
Уже свеча сгорает
Три ночи, три цветка
Постель моя пуста.
Грохочет гром и небо
Безжалостно сжигают
Три Черных скакуна
Три Белых седока
Но после Чёрных дыр
И лазерных прострелов
Остался изумруд
И в сердце пустота
В зелёной глубине
Растерзанное тело
Распятого на мне
Нательного креста.