В дверь постучали. После моего ободряющего "Войдите!", - в проеме возникла Настя. Настя - это очаровательное существо двадцати пяти лет, начитанное и образованное, обладательница чудной фигуры и прекрасных глаз. Разумеется, совершенно несчастное. Несчастна она по той причине, что уже два года влюблена в Вадика, а Вадик бессовестно пользуется ею, и совершенно не думает о том, что девушке давно пора замуж. Но буквально вчера Вадик предложил съездить на недельку в город, в котором имел счастье родиться. Могучая женская интуиция подсказала Насте, что он собирается познакомить её с родителями, а это значит...
А это значит, что учебный год в самом разгаре, и Настя, которая работает на нашей кафедре лаборантом, должна идти ко мне и просить отпуск за свой счет. Потому что я - заведующий кафедрой "Детали машин" - и есть тот самый человек, который раздает отпуска налево-направо. Эти тонкости мне поведала старший преподаватель Альбина Викторовна, которая курит с Настей в женском туалете и находится в курсе девичьих проблем. Вот почему сейчас на стол передо мной легла бумага "Прошу предоставить...." Умоляющий взгляд и намек на вскипающие слезы дополняли реалити-шоу. Я молча взял заявление, размашисто подмахнул и протянул подателю.
- Алексей Петрович, - трагическим шепотом повела свою партию без пяти минут невеста, - вы даже не знаете... вы - просто ангел.
Она чмокнула меня в щеку, схватила лист и выскочила за дверь. Я задумчиво потер зацелованную часть организма и посмотрел на часы. Начинался обеденный перерыв. По традиции я должен идти в харчевню на углу, заказывать две порции пельменей с майонезом, два чая, и ждать Николая, институтского товарища. Николай как всегда опоздает, прибежит через десять минут и будет весь обед выкладывать последние политические события, заедая их холодными пельменями. Так было бы и сегодня, но сегодня в тринадцать ноль-ноль я должен быть в другом месте - у мирового судьи, на бракоразводном процессе.
Алена ждала у окна. Хрупкая фигурка, светлый плащ, хорошие туфли, безукоризненные ноги, челка. Она всегда выглядела великолепно. Ещё с тех пор как была моей студенткой. Мы прожили десять лет, а год назад что-то случилось. Семейная жизнь дала не трещину, она просто развалилась. Попытки найти причину развала ни к чему не привели. Кончилось тем, что я забрал две стопки книг и съехал из собственной квартиры. Снял однокомнатную на другом конце города, и предоставил событиям возможность идти своим ходом. А неделю назад мне передали повестку.
- Привет. Хорошо выглядишь.
- Привет, - она повернулась ко мне, окинула взглядом.
Разрази меня гром, но в этом взгляде мне почудилось внимание. Алена закусила губу. Так она всегда делала перед тем, как обратиться ко мне с какой-либо просьбой.
- Алеша, я хотела попросить... - ты можешь мне оставить квартиру? Я понимаю, что квартира твоих родителей, но... - у меня сейчас хорошая работа, я тебе выплачу. Со временем.
- Почему бы и нет? - я пожал плечами.
В самом деле, почему бы и нет? Наверное, это нормально, когда бывшая жена просит оставить ей квартиру, которая вообще-то принадлежала моим родителям. В подобных случаях у меня всегда был только один вопрос - сколько же вы будете на мне ездить и почему я должен решать ваши вопросы, улаживать ваши проблемы? Разве я похож на деда Мазая, а вы на зайцев?
- У тебя кто-то есть? Я хотел сказать - конечно, живи. Я нормально устроился.
Она удивленно посмотрела на меня.
- Правду говорят, что ты ангел. Наверное, я буду страшно жалеть.
Процедура развода заняла десять минут. Материальных претензий у нас не было. На предложение подвезти Алена отрицательно покачала головой.
Небу было нас жалко, и оно плакало мелким дождиком. Перерыв заканчивался через двадцать минут, и я прибавил газу. Рука машинально потянулась к плееру, чтобы включить Тома Вэйтса, который в такие минуты был моим лучшим другом. На пару секунд я отвлекся от дороги, а когда поднял глаза и сфокусировал зрение, то увидел, что из-за встречной фуры выскочил "Опель". За рулем была женщина, а рядом, на переднем сидении, ребенок. Однополосная дорога не позволяла отвернуть - по бокам зияли кюветы. Если бы только ей пришла в голову мысль нажать на тормоз... мы бы успели... точно успели... я видел это, вдавливая тормозную педаль в пол. Мысль не пришла. В последний момент она повернула руль влево и, сбив пару столбиков ограждения, вылетела в кювет. "Опель" перевернулся. Мою машину от резкого торможения занесло, развернуло боком и фура, которой при её массе на скользкой дороге тормозить было бесполезно, левой частью бампера ударила её в багажник и отшвырнула на обочину, словно картонную коробку.
Наверное, на пару секунд я отключился. Придя в себя, толчком выбил заклинившую дверь и вывалился из кабины. Задней части своей машины я старался не замечать. Метрах в пятидесяти, на боку лежал перевернутый "Опель", а рядом, на коленях, стояла женщина. Она стояла, не шевелясь, и смотрела на что-то прямо перед собой. Это что-то было ребенком. Мальчиком лет восьми. Он лежал вытянувшись, взгляд его был направлен куда-то вверх, на то, что было выше неба. Я подошел и присел рядом. Женщина не проронила ни слова. Есть люди, которые цепенеют, когда на них валится горе. Я протянул руку и положил мальчишке на лоб.
Не знаю, как это передать, но где-то глубоко я почувствовал, что он жив. Внутри ещё бьется тоненькая жилка, которая называется жизнью, и она молила о помощи.
- Не умирай, - попросил я, - живи... она не сможет без тебя.
В глазах у меня померкло. Наверное, так бывает, когда останавливается сердце. Я почувствовал, что заваливаюсь набок, но, прежде чем отключиться, услышал, как мальчик застонал, а сквозь пелену в глазах увидел, что от дороги к нам бегут люди.
Молодой доктор, осмотрев меня внимательнейшим образом, восхищенно сказал.
- Не знаю, в чем вы родились, но выйти из такой передряги без единого синяка - это уметь надо.
- Как мальчик? - спросил я, натягивая свитер.
- Нормально. Несколько ушибов, но в целом - легко отделался. Обычно дети страдают больше всего, - сказал доктор, берясь за ручку двери приемного покоя.
- Да, - повернулся он, - вас просил зайти главврач. Кабинет в конце коридора.
- М-да, уважаемый, подбросили вы нам хлопот, - укоризненно произнес главврач вместо приветствия, смотря на меня поверх очков.
- Ваш коллега сказал, что всё в порядке, - попытался я оправдаться.
- А-а... это, - он махнул рукой, - дело совсем в другом.
- В чем? - непонятливо уставился я на него.
- Давайте сразу договоримся, уважаемый Алексей Петрович, вы не считаете меня сумасшедшим и внимательно слушаете все, что я скажу. А потом будем думать, как нам с вами выпутываться.
Я только пожал плечами.
- Видите ли, дело в том, что планета Земля, на которой мы с вами живем, в некотором роде является зоной. Не той зоной, что описана у Стругацких, - упредил он жестом мой вопрос, - а настоящей зоной или, если угодно, исправительно-воспитательным учреждением галактического масштаба. Вы, как человек образованный, конечно знакомы с теорией монады Лейбница? - он заговорщицки подался в мою сторону.
- Конечно, - уверенно ответил я, прикидывая как мне быстрее выскочить из кабинета, когда главврач войдет в буйную фазу.
- Так вот, всё так и есть. Провинившиеся монады или назовем их сущностями, направляются на Землю для перевоспитания. Причем срок этого перевоспитания не оговаривается, всё зависит от самой сущности.
- И при чем тут моя персона? - всем видом я выражал согласие и живой, неподдельный интерес к услышанному.
- В том-то и дело, что сегодня вы были амнистированы. Это бывает. Нечасто, но бывает. Уровень вашего позитива превысил необходимый для освобождения. Это произошло там, в суде, - пояснил он.
- Откуда он знает про суд, - подумал я, но вслух спросил, - и что?
- Каждая сущность при внедрении на Землю получает некую защиту определенной структуры. Чтобы избежать всевозможных непредвиденных ситуаций типа побега. В тот момент, когда вас реабилитировали, защита была снята для обратного перевода вас в состояние монады. Но качественный скачок был так велик, что вы поставили собственную защиту и акт перехода, который должен был произойти в тринадцать сорок семь на шоссе, не состоялся.
- Погодите, - уточнил я, - вы хотите сказать, что авария на шоссе была запланирована, я должен был погибнуть и таким образом вернуться в состояние монады? А как же ребенок?
- Он тоже, - утвердительно сказал врач, - как и его мать. У нас все точно и аккуратно. Ребенок - это вообще судебная ошибка. К сожалению, они нередки. Мертворожденные младенцы - это как раз такие случаи.
- То есть мы должны были встретиться лоб в лоб и все погибнуть? - спросил я.
- Именно так, - подтвердил доктор, - но защита, которую вы поставили самопроизвольно, помешала этому произойти. Вас сейчас вообще невозможно убить.
Я скептически хмыкнул. Врач недовольно покачал головой, встал, прошел к двери и закрыл на ключ. Затем направился к сейфу, достал оттуда пистолет "ТТ" с глушителем и направил мне в грудь. Ноги мои стали ватными, я только успел зажмуриться и услышал металлический щелчок, а немного погодя - второй. Я медленно открыл глаза. Доктор стоял с пистолетом в одной руке, другой протягивая мне два патрона с разбитыми капсюлями.
- Видите, я ведь вам говорил. Думаете это мистификация?
Он взял со стола толстый медицинский справочник и поставил у стены. Отойдя на пару шагов, доктор прицелился и дважды выстрелил. Раздалось два негромких хлопка, и книга отлетела в сторону. В кабинете запахло порохом.
- Вот видите, - с какой-то грустью сказал он, направляя пистолет в мою сторону, - ещё хотите?
- Нет-нет, спасибо... я вам вполне верю, - энергично запротестовал я.
Врач согласно кивнул, бросил пистолет в сейф и, достав оттуда бутылку коньяку и две рюмочки, наполнил их и подвинул одну мне.
- Выпейте, успокойтесь. Вам ничего не грозит, если только...
- Что - если только? - спросил я, залпом проглотив коньяк и совершенно не почувствовав вкуса.
- Вот к этому, самому главному моменту я и подхожу. Если только вы сами этого не захотите.
Я попытался улыбнуться.
- Налейте ещё коньяку. Доктор, а зачем мне это нужно? Соглашаться. Мне и здесь очень неплохо. Зачем мне куда-то возвращаться? И вообще, почему я должен вам верить? А если я соглашусь, то, как вы намерены это проделать? Сунуть меня под поезд?
Он многозначительно поднял палец.
- Но ведь там наша родина? Вы что не понимаете? Хотя, да: в человеческом образе это трудно понять и принять. Но вы уже не человек. Вернее - не совсем человек. Что касается вопроса как - ... креста я вам не гарантирую, но хороший яд вполне.
Я озадаченно покачал головой.
- Нет, спасибо. Вы это всерьез? Человеческая цивилизация на Земле - колония отбывающих срок монад?
- Абсолютно. Подумайте сами - вся организация жизни в точности напоминает организацию какой-нибудь колонии строгого режима. Те же рабочие, надсмотрщики, обслуживающий персонал. И, в зависимости от поведения и стремления к исправлению, предоставляется возможность освобождения или... - он сделал паузу, - или новый срок. Правда должен сказать, что в организации процесса есть некий элемент лицемерия. Нас присылают сюда с готовым генетическим набором, определяющим возможности и потенциал. Знаете такой коан: если у тебя есть посох - я тебе дам посох, если у тебя нет посоха - я у тебя отберу посох. В Евангелии есть некий эквивалент сказанному: "...ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет...." Так что на самом деле путей к исправлению не так много. Человек заранее запрограммирован на определенную жизнь, в зависимости от генетического набора и биохимических процессов. Один, не прикладывая особых усилий, обречен на победу. Он имеет полный набор талантов и способностей, легко добивается успехов в любом деле, занимает высшие места в иерархии. Другой, пытаясь делать то же самое, всегда обречен на провал и неудачу. Вы согласны?
Я ошарашено молчал. По правде говоря, я сам не раз задумывался над этими вопросами - насколько несправедливо устроен мир. Рождаются два человека, подрастают, идут в детский сад, школу, институт. Но у одного великолепная память, спортивное сложение, здоровье и вдобавок постоянная потребность в сильных ощущениях, стремлении покорять и изменять окружающую среду. Он участвует во всех начинаниях, добивается успеха в науках и ремеслах, занимается альпинизмом, прыгает с парашютом и черт там ещё знает чем, пользуется успехом у девушек, зарабатывает кучу денег и живет полной насыщенной жизнью. У другого - все происходит с точностью до наоборот. В момент, когда нужно совершить поступок, он обливается холодным потом, робеет и отказывается. С легкостью уступает место и приоритет более напористым и уверенным. А к середине жизни к нему намертво приклеивается клеймо - неудачник. Но ведь он старался? По-своему он пытался что-то сделать в этой жизни. А результат?
Я неуверенно пожал плечами.
- Пожалуй. А какая ваша роль в этом процессе? Вы надсмотрщик.
Он улыбнулся.
- Именно так. Мы находимся во всех сферах. Медики, учителя, пожарные, чиновники - любой человек может выполнять эти функции. И в нужный момент осуществлять строго определенные действия связанные либо с продолжением функционирования монады в зоне, либо с организацией реабилитации и перехода в другое состояние.
- Вас кто-то назначает?
- Нет. Просто в нужный момент приходит понимание - что делать. А остальное, - он махнул рукой, - дело техники.
Сейчас решение только за вами. Либо вы соглашаетесь, и мы вам обеспечиваем сравнительно безболезненный переход в мир иной, либо... продолжаете свое существование здесь в этом же облике. Но с вашим уровнем, вы уже будете не совсем обычным человеком.
- А что будет с мальчиком и его матерью?
- Лишившись части защиты, которую вы передали ему там, на шоссе, он погибнет. Несколько позже, - он подлил коньяку.
- Ерунда какая-то, - я потряс головой, - какая защита? Ничего я не ставил.
- Я вижу, вы все ещё сомневаетесь. Давайте пройдем. Это рядом.
Он отпер дверь и вышел в коридор. Я шел за ним. Убегать мне уже никуда не хотелось, но все происходящее казалось фантасмагорией, в которой я почему-то участвую. Мы поднялись на второй этаж и вошли в небольшую палату. У стены стояла единственная кровать, возле которой сидела женщина в накинутом на плечи белом халате. Скорбное лицо, черные круги под глазами. На кровати лежала девочка лет пяти, опутанная проводами и трубками.
- Выйдите, пожалуйста, - обратился доктор к женщине, - я хочу показать ребенка коллеге.
- Кома, - пояснил он, после того, как та вышла, - уже второй месяц. Вы можете привести её в сознание прямо сейчас.
- Как? - поразился я.
- Вам нужно просто захотеть. И всё, - пояснил доктор.
- А как это укладывается в вашу теорию? Ведь, наверное, она должна умереть, вернуться в состояние монады, а я нарушу процесс?
- Нет. Она ещё не готова. Сейчас у неё период обрабатывания. Кроме того, иногда такие вещи позволяются. Тогда происходит чудесное выздоровление.
Я подошел к девочке. Закрытые глаза, тонкие безжизненные черты лица, восковые пальцы. Что бы вы сделали на моем месте? И я тихо шепнул-попросил:
- Очнись...
Ничего не произошло. Я взглянул на врача, он сделал одобрительный знак.
- Очнись..., - вновь попросил я, - это очень нужно.
Я увидел, как ресницы затрепетали, и из-под них выкатилась слезинка. Затем девочка открыла глаза, обвела нас взглядом и спросила:
- А где мама?
- Мама сейчас придет, - сказал я, - Ты не волнуйся, мама здесь.
Мы вышли. Я шел впереди, доктор задержался с женщиной. Позади раздался вскрик, сдавленные рыдания, стукнула дверь палаты...
- Достаточно? - спросил главврач, когда мы вернулись в кабинет.
- А что, если я не соглашусь? - я уже не знал, как к этому относиться.
- Оформим как отказ. Такое тоже бывает. Главное, чтобы отчетность совпадала.
- И как это сделать?
- Очень просто. Нужно громко и четко сказать - я отказываюсь.
Я встал со стула и, чувствуя себя последним идиотом, выпалил в потолок:
- Я отказываюсь.
Ничего не произошло. Небеса не разверзлись. Я спросил:
- Всё? Можно идти?
- Конечно. Удачи вам, - доктор захлопнул дверцу сейфа и запер на ключ.
У двери я задержался.
- Доктор, а что там? - и для уточнения ткнул пальцем вверх.
- Увы. Здесь, в человеческом облике, и я не могу этого знать, - извиняющимся тоном сказал он, - но когда-то мы обязательно узнаем.
***
Дождь закончился. Я достал пачку сигарет, присел на сырую скамью.
Сзади раздался шорох, и чьи-то руки закрыли мне глаза. Эти руки я бы узнал среди миллиона других. Алена села рядом.
- Мне позвонили, сказали, что ты попал в аварию, и тебя отвезли в больницу.
- Всё так и было, - сказал я.
- Ты представить не можешь как я.... Алеша, поехали домой, мне столько нужно тебе сказать.
И в этот момент я абсолютно точно почувствовал, что мне сейчас нужно сделать.
- Поехали, - сказал я и тыльной стороной ладони смахнул дождинку на её щеке.