Осенней ночью, в однокомнатной квартире, на третьем этаже пятиэтажного панельного дома шли роды. Шли, как полагается, в муках. Рожал автор. Звали автора Егор Пиндюрин, но вам это имя наверняка ничего не скажет. Дураку понятно - с такой фамилией в литературе делать нечего. Кто купит книгу на обложке которой стоит Е. Пиндюрин? Поэтому Егор придумал красивый и звучный псевдоним К. Акела.
Он сидел, с тоской всматриваясь в экран монитора, в глубине которого на чистом, вордовском листе было написано всего одно предложение: 'Наступила полночь, и глухо пробили часы'. Что писать дальше Егор не знал.
К слову сказать - Пиндюрин был плодовитым писателем, аккуратно выполнял условия договора с издательством и выдавал книгу в квартал. Но писал он фэнтези и мистику, а сейчас от него требовались способности в ином жанре. Один из журналов заказал Егору рассказ. Юмористический. А с юмором у Егора было туговато.
Потому и сидел он, скорбно глядя на вордовские пиктограммы и прикидывая, что могло бы последовать за таким вступлением. Смешного не могло последовать ничего. Могла завыть собака над расчлененным, изуродованным трупом; мог явиться в неверном, призрачном свете качающегося фонаря вампир с окровавленными клыками; могла распахнуться дверь в двадцатое измерение.
Смешного произойти не могло ни-че-го.
Пиндюринские размышления прервало суматошно-звонкоголосое тарахтение будильника. Вздрогнув, он машинально шлёпнул по кнопке и, глянув на циферблат, подивился про себя - к чему это он завёл часы на двенадцать ночи.
Да-да... было ровно двенадцать. Егор задумался - а не знак ли это?
Решив что не знак, он пошёл на кухню, достал из холодильника пакет несвежего кефира и, отхлёбывая на ходу, прошаркал стоптанными тапками назад к компьютеру.
Жил Пиндюрин один.
Жена ушла от него два года назад. Ушла к подающему надежды бизнесмену, с которым познакомилась на презентации очередной пиндюринской книги. Перед уходом она прочитала Егору прощальную нотацию о том, как нужно правильно жить и организовывать дела. Перед тем, как хлопнуть дверью, жена сказала, что может быть ещё вернется, но только в том случае если Пиндюрин станет Пелевиным. Пока этого не предвиделось да, честно говоря, Егору и не очень хотелось, чтобы она вот так ни с того ни с сего возвращалась. Он уже привык к свободе.
Итак - пробило полночь.
Егор, отставив пакет кефира, воздел руки, словно пианист над клавишами рояля, но под окном завыла собака, и дико заверещал насмерть перепуганный кот.
- Нет... так работать нельзя, - пробормотал Егор, брезгливо двинув ни в чём не повинную клавиатуру.
Оттолкнувшись от стола, он отъехал в кресле с колёсиками и, помогая себе ногой, принялся вертеться, вглядываясь в расплывающиеся линии комнаты. Кресло крутилось всё быстрее и быстрее. Вестибулярный аппарат у него был хороший. Пиндюрин мог часами вертеться на всяких каруселях не испытывая неприятных ощущений. Но тут одно колёсико выскочило, кресло резко наклонилось, и Егор полетел на пол, треснувшись головой об угол письменного стола.
Больно.
Сидя на полу и обминая растущую на голове шишку, Егор заметил, что воздух возле перевёрнутого кресла начал как бы сгущаться. Сгущаться и вращаться. Уплотняясь и на глазах превращаясь в яйцо, этот странный вихрь, высотой примерно в человеческий рост, начал слабо фосфоресцировать, а потом и светиться.
Всё ярче и ярче.
Испуганный Пиндюрин, решив что к нему залетела шаровая молния, хотел забраться под стол, но в этот момент яйцо лопнуло и, перед вконец перепугавшимся Егором, предстал Рыцарь.
То что это был Рыцарь - не вызывало никаких сомнений. Кто хотя бы раз в жизни видел Рыцаря или читал о нём в пиндюринских книгах, тот прекрасно знает, как он выглядит и не может спутать его ни с кем. Рыцарь с достоинством оглядел убогое пиндюринское жилище, подошёл к креслу, перевернул, вставил на место отлетевшее колёсико, уселся поудобнее и вопросительно посмотрел на Егора.
- А-ва-вы кто? - с трудом выдавил Егор.
- Полагаю, мне нет нужды представляться. Я лицо и так достаточно известное - медленно, с расстановкой произнёс Рыцарь. Затем, с сомнением посмотрев на Егора, всё же приподнял в знак приветствия правую руку и отрекомендовался.
Фраза всплыла откуда-то из школьного курса русской литературы. Как разговаривать с рыцарями Егор понятия не имел, хотя написал о них немало. Ещё в голове крутилось красивое слово 'розенкрейцер', но куда его пристроить он не знал.
- Простите, вы из каких мест к нам будете?
Рыцарь окинул его ироническим взглядом и усмехнулся.
- Из таких... в которые ты меня отправил. Или память отшибло? У других рыцарей миры как миры, а у меня... тьфу... сказать противно, - Рыцарь презрительно скривился и хотел плюнуть на пол, но, оглядев пиндюринский палас, не стал. Рыцарское воспитание не позволило.
- Хотите сказать, что вы мой персонаж? - хихикнул Егор.
- Именно это я и сказал, если у тебя со слухом всё в порядке, - Рыцарь отстегнул меч и прислонил к стене.
- Не... так не бывает, - Егор опять нервно хихикнул и потряс головой, - вот это 'шпок' и вы здесь? Не-е...
Рыцарь неторопливо встал, подошёл к Егору, снял железную перчатку и правой рукой дал ему по уху.
- Что вы себе позволяете? - завопил возмущённый Пиндюрин.
Было больно. Очень!
- Ещё сомнения имеются? Сегодня я вполне материален, ночь благодарения все же.
- Авторов. Персонажами. Раз в сто лет бывает ночь благодарения, когда мыслеформы, созданные писателями, могут материализоваться и поблагодарить своего автора за то, что он их создал.
- Как материализоваться? Из чего? Ведь вы - мысли.
- Материализация - процесс обратный аннигиляции, дубина. А твоя мысль - та же энергия. У тебя, вообще, образование есть? Надеюсь не церковно-приходское? Тёмный ты, какой-то...
В углу комнаты возник второй смерч.
Новое яйцо лопнуло, и на паласе распластался Монах. Он суетливо поднялся на колени, огляделся по сторонам и не найдя ничего похожего на икону, принялся бить поклоны слабо мерцающему экрану монитора.
- Ях! Повелитель духов живой Элохим Царь Вселенной, Всемогущий Милосердный Благостный Бог Всё Превосходящий, Восседающий на Небе, чьё Обиталище есть Вечность, Возвышенный и Священнейший, Начертавший Своё Имя и сотворивший Вселенную в тридцать два Великих Шага Мудрости тремя Серафимами...
- Ну! Ты надолго устроился? - перебил его Рыцарь, громыхнув доспехами.
Монах обернулся и, пыхтя, поднялся с колен.
- А-а... вы уже здесь, ваша светлость? За вами не поспеешь.
- Задница у тебя больно толстая, святой отец, вот и не поспеешь. Мобильнее надо быть, подвижнее. Зарядку по утрам делать.
Монах, заметив Пиндюрина, протянул к нему руки и завопил.
- Покайся, грешник! Вижу! Было мне видение! Покаянием спасёшься....
Егор отскочил за спину Рыцаря и схватился за стоявший у стены меч, но Монах опять рухнул на пол и жалобно причитая забился в конвульсиях.
- Да откуда он? Я его не помню! - вскричал Егор, обращаясь к Рыцарю.
- Твои проблемы, милейший. Книга вторая глава пятая 'Миров тени'. Забыл? Странствующий монах. Только он, сволочь, достранствовал до моего замка и сидит теперь под стеной, жизнь отравляет воплями. Слышь, писатель, ты бы его куда-нить сбагрил... а?
В комнате появились сразу три кокона тут же с треском лопнувших.
Из них возникли, настороженно озираясь, три подозрительных типа с цепким взглядом светящихся глаз. Один из них, пройдя по комнате, принюхался и подошёл к Пиндюрину, внимательно глядя на его шею.
- Че-ло-век, - глубоким утробным голосом сказал он, - я давно не видел че-ло-века.
- Меня нельзя есть... э-э-э... кусать! Я автор! - взвизгнул Егор и опять схватился за рукоять меча.
- Так это ты, гад, поселил нас в деревню, где на двести вампиров приходится шестнадцать людей? - вампир злобно ощерился, с клыков закапала слюна. - Ой, что сейчас будет...
- Холоднокровней, Фима, вы не на работе! - второй вампир, подойдя сзади, отодвинул первого плечом и обратился к Егору.
- Нет, товарищ, как-то действительно нехорошо получается. У нас элементарное недоедание и дистрофия. Мы требуем создания нормальных, приемлемых я бы сказал - человеческих условий труда.
Прямо перед Пиндюриным возник ещё один пузырь, но больших размеров и из него появилось лохматое, безобразное, вонючее чудовище.
- Поднимите мне веки..., - загундело чудовище замогильным голосом.
- Какие веки? Вы что там, с ума все посходили? - заорал Пиндюрин. - Это не ко мне! Я тебя не писал! Иди Гоголя ищи, гадость немытая!
Вий, наклонив голову, прислушался, понюхал воздух, смущённо потоптался и сказал.
- Извините. Третий раз не к тому абоненту попадаю.
Он прошёл в угол комнаты и исчез в стене.
Посетители пошли сплошным потоком.
Под потолком на карнизе устроилось несколько летучих тварей. Гномы, эльфы, тролли и прочая пакость копошилась в комнате и на кухне. Какая-то девочка, державшая в руках человеческую голову, теребила Егора за рукав и просила, чтобы добрый дяденька помог её братику, у которого болят глазки. Утыканные гвоздями 'восставшие из ада' корчили страшные рожи и делали призывные знаки.
Наконец вся публика, взявшись за руки, начала водить вокруг Пиндюрина хоровод, сопровождая его заунывным пением.
Как на Егоровы именины
Испекли мы каравай...
Украшалось действо пронзительными выкриками монаха призывавшего всех покаяться и очиститься.
Егор некоторое время стоял в центре круга, взирая на всё безумными глазами, затем разразился истерическим смехом, перешедшим в рыдания, и рухнул на пол. Рыцарь подошёл к нему, пощупал пульс, задумчиво оглядел притихшую толпу, протолкался к телефону и набрал 03.
**
Выпустили Егора из больницы через две недели.
Войдя в комнату Пиндюрин, не снимая куртки, прошёл к компьютеру, который никто не догадался выключить. Компьютер радостно гонял по экрану заставку 'Don`t worry - be happy!' набитую Егором в качестве приветствия.
Тронув мышку, он вывел комп из прострации, стёр написанную две недели назад строку и крупным шрифтом напечатал начало рассказа.
НОЧЬ БЛАГОДАРЕНИЯ
Осенней ночью, в однокомнатной квартире, на третьем этаже пятиэтажного панельного дома шли роды...