Когда на небе появилась первая звезда, главный советник Далибора Дагус Еж поднялся в верхнюю залу Корлина, где его ждал князь Гордомир. Судя по напряжению, с каким он открыл входную дверь, разговор предстоял не из легких.
В полдень птичья почта принесла страшное известие - посол Далибора Дрон и вся его свита были убиты во время охоты в Ясминских Угодьях Семигорья. Дрону отрезали голову, и сейчас она направлялась в Корлин морским путем. Остальных сожгли как самых последних преступников.
Но это было еще не все. Спустя несколько часов другая птичья почта принесла не менее страшное известие, - князя Далибора приглашали на торжественную церемонию в Честиброн по случаю провозглашения нового Властелина Сезема. Семигорье даже не пыталось скрыть, кто являлся убийцей Дрона.
Две унизительные пощечины за три часа. Гордомир, которого уважали во всех концах света, не привык к такому обращению.
Он стоял посреди зала для переговоров и с гневом в глазах смотрел на пустые мраморные стены. На нем был темно-синий плащ и черные сапоги, загнутые чуть ниже колен. Лицо князя казалось сплошным сгустком нервов, судороги то и дело пробегали от бровей до подбородка. Все его движения говорили о том, что он был просто взбешен до самой последней черты.
Гордомир был высок ростом и широкоплеч. Карие и колючие глаза, орлиный нос, прямые и чувственные губы, все это говорило о его недюжинной силе и коварном уме. Но сейчас его обычная стать и угрожающая внешность потеряла былое величие. В такие минуты мало кто решился бы подойти к князю. Кроме Дагуса Ежа, конечно. Он был не только главным советником, но и почти другом, первым доверенным лицом.
Гордомир и Дагус вышли на широкий балкон, утопающий в зелени. Вокруг пели птицы, и пахло виноградом.
Отсюда открывался прекрасный вид. Внизу журчала Старая Речка, прятавшаяся среди скала, вверху сияло голубое небо без единого облака, а напротив раскинулось огромное покрывало горных лесов. Буро-зеленый цвет расплывался в мареве белоснежной дымки, как на детском акварельном рисунке.
Несмотря на середину дня, солнце взяло передышку, было совсем не жарко.
Гордомир сел на ограду балкона и свесил ноги над пропастью. Дагус остановился рядом. Он страшно боялся высоты, во всем Корлине, огромной Крепости, растянувшейся вдоль Старой Речки, балкон был самым не любимым его местом.
Вдалеке над лесом пронеслась стая крупных птиц и исчезла за перевалом.
Дагус положил ладони на холодный мрамор и, превозмогая страх, посмотрел вниз. Но, почувствовав головокружение и жжение в груди, тут же отпрянул назад.
- Никак не могу привыкнуть, - сказал он и отодвинулся от края пропасти как можно дальше. - Наверно в детстве у меня были проблемы с высотой.
- А я не могу привыкнуть к мысли о том, что Дрона больше нет, а его голова едет к нам в вонючем трюме семигорского корабля!
Гордомир опустил голову, словно это была его вина.
- Я всегда предупреждал Дрона, чтобы он вел себя осторожней. Но он никогда не слушал, - сказал Дагус.
От этих слов князя едва не передернуло. Гордомир сжал кулаки, и советник увидел, как съежились княжеские скулы.
- Он посол Далибора, а не беспризорная собака! - прохрипел князь. - Он не заслужил такой смерти!
- Ты приказал обезглавить все посольство Семигорья, - осторожно вставил Дагус, - так что в некотором роде вы квиты.
Гордомир вспыхнул с новой силой.
- Ты считаешь, что пять лысых голов этих недоумков можно приравнять к головам наших лучших людей?
- Нет, - ответил Дагус. - Конечно, нет. Но это хоть каким-то образом компенсировало твою злость.
- Мою злость? - князь развернулся к советнику и яростно сверкнул глазами. - Что ты знаешь о моей злости? Сегодня ее не успокоят даже головы всего Семигорья!
- А завтра? - Дагус старался быть спокойным, такова уж была его участь гласного советника.
Гордомир выругался про себя и плюнул в пропасть.
- Завтра будет завтра, а сегодня меня трясет от злости.
- Я тоже не ищу утешений, - сказал Дагус, - но политика есть политика, а убийство есть убийство.
- Вот именно! - крикнул Гордомир и ударил кулаком по перилам. - Эта идиотская политика все переставляет с ног на голову. Плевать я хотел на такую политику!
Дагус Ерш искал возможные компромиссы, он не зря ел свой хлеб, наготове у него всегда был какой-нибудь план.
- Мы получили приглашение от мудрецов Черной Совы, - сказал он тоном, словно речь пошла о делах обыденных. - Это значительное письмо со всеми необходимыми регалиями. Они знают толк в далиборском церемониале. Черная Сова два раза приглашать не будет. Это всесильное братство. Они замышляют что-то очень важное, и мы должны в этом участвовать, какие бы мысли не витали в нашей голове и какие бы задачи не стояли перед нами. В любом случае мы ничего не теряем и остаемся при своих интересах.
Князь ловко спрыгнул с ограды.
- Ничего не теряем, говоришь?
Гордомир расправил грудь и посмотрел в глаза советнику долгим изучающим взглядом.
- А как, по-твоему, я должен себя чувствовать в присутствии убийцы моих людей и его прихвостней? Сидеть и слушать, как они будут разглагольствовать о Сеземе? А потом принять все их условия, зная, что мой лучший посол лишился головы? За кого ты меня принимаешь?
- За князя Далибора, - ответил Дагус и не отвел взгляда, хотя это было выше его сил. - Нам нужна выдержка и терпение. Семигорье нам пока не по зубам.
- Еще раз тебе говорю, мне плевать! И к черту все эти песни о тонкостях политики! Запомни, никакой великий народ не отказывается по своей воле от того, чем владеет. Мы поступим не так, как хочет Черная Сова, а так как хочет народ Далибора.
Гордомир нервной походкой вернулся в зал переговоров, и Дагусу ничего не оставалось, как последовать вслед за ним.
Они сели за стол, в зеркальной столешнице которого отражались их настороженность и нетерпимость. Долговязый слуга, пришедший на зов князя, принес самого лучшего хмеля, который славился на весь Сезем.
- Я не буду присутствовать на чествовании нового Властелина Сезема, - сказал Гордомир, опустошив кружку двумя глотками. - Это мое последнее решение, и оно не обсуждается. Посмотрим, что они предпримут. Воевать с Далибором - задача не из легких. Чтобы на это решиться они потратят десяток лет, а к тому времени многое может измениться.
Князь изменился в лице, лукаво улыбнулся, посмотрел на Дагуса повеселевшим взглядом и добавил:
- Вчера я вызвал Наковальню.
Для главного советника это было полной неожиданностью. Дагус поежился, раздумывая над новой проблемой, и хотел что-то спросить, но князь продолжил:
- Я хочу, чтобы Ярек Волк исчез с лица Сезема. Мне невыносима мысль о том, что он до сих пор жив. Но, если за это дело возьмется Наковальня, жить ему останется совсем не долго.
- Наковальня лучший убийца, каких я знаю, - сказал Дагус. - Но мне кажется, что Ярека Волка убивать не стоит.
- Почему? - Гордомир отхлебнул хмеля из второй кружки и с грохотом опустил ее на стол.
- За Волком стоит какая-то сильная магическая личность, о существовании которой мы ломаем голову уже несколько лет. В уникальных способностях этой личности я совершенно уверен. Если ты убьешь Волка, нам не сдобровать.
- О чем ты говоришь?
Дагус медлил с ответом, слова давались ему с большим с трудом, и он чего-то боялся.
- Разве ты забыл, что тебе говорил отец?
- Не забыл! Но какое это имеет отношение к новому Властелину?
- Самое прямое.
Дагус откинулся на спинку стула. К хмелю он так и не притронулся.
- Твой отец однажды встречался с женщиной, которая заправляет Черной Совой. И он был так потрясен ею, что даже не смог передать тебе суть разговора, который состоялся между ними. Если ты помнишь, он только сказал, что эта женщина - настоящий демон в платье, сама Чара.
- Ну и что? О Чаре судачат не одну сотню лет, и что толку. У моего отца довольно часто возникало ощущение, что все летит в тартарары. Но жизнь продолжается, Дагус. Мы перерастаем свои страхи.
- Честно говоря, в последнее время у меня возникают такие же мысли, как у твоего отца. Как будто время остановилось, и все чего-то ждут. Наступили сумерки, Гордомир. Вечные сумерки.
Князь поежился. Ему было хорошо знакомо такое чувство, появившееся с тех пор, когда он стал во главе Далибора. Наверно это чувство испытывали все властелины Сезема.
- Надвигается буря, - продолжил Дагус. - Многие чувствуют это, и многие об этом говорят. Поверь мне, князь, нам лучше быть на виду и в одной лодке с Семигорьем. Кто знает, что замышляет Черная Сова? В последнее время они начали действовать со всей решительностью.
Гордомир смотрел прямо перед собой.
- Я сказал, что это не обсуждается.
В этот момент дверь в зал переговоров отворилась и появилась голова слуги.
- Прибыл гость.
- Зови его, - приказал князь и поднялся со стула.
Через несколько минут в залу вошел Наковальня.
Дагус представил себя рядом с ним на темной безлюдной улице. От этой мысли ему стало не по себе.
Наковальня на самом деле выглядел огромным куском каменной глыбы. Он был на две головы выше князя. Ладони, покрытые густой растительностью, напоминали стальные топорища горных гномов, готовые в любую минуту обрушиться на врага. Нос, переломанный в двух местах, скорее походил на ненужный кусок обгорелого мяса, чем на полезную часть тела. Глаза Наковальни были узкими, как прорези в шлеме бармийца, они почти не двигались, но, судя по всему, мало что ускользало от их взора.
- Добро пожаловать в Крепость Корлин, Наковальня. Проходи и садись, - князь указал на стул рядом с собой. - Бывал раньше в Старгороде?
- Нет, - ответил Наковальня сиплым голосом. - Столицы не по мне.
Он опустился на стул, который едва не развалился под его тяжестью, отчего Дагус брезгливо поморщился и опустил голову, чтобы спрятать надменную улыбку. Но Наковальня сидел спокойно, положил руки на колени и разглядывал стол.
- Познакомься с моим советником, - сказал Гордомир и придвинул гостю кружку хмеля.
- Я не пью, - хмуро сказал Наковальня и вежливо протянул ладонь для приветствия.
Его рукопожатие было на удивление мягким, Дагус не ожидал этого и одернул руку, с опаской посмотрев на громилу:
- Говорят, что в последнее время ты обитаешь в Междуречье?
- Может и так, - просипел Наковальня. - Там трава более зеленая и шоколад гораздо слаще.
- Но ты никогда не забывай, что рожден в Далиборе, - заметил Гордомир и дружески похлопал Наковальню по плечу.
- Место рождения не выбирают, князь. Все дело в том, что из Далибора долго добираться, а моя работа не терпит отсрочек.
- Знаю я твою работу, - сказал Гордомир. - В последний раз ты служил князю Белогорья. Говорят, Велигор удвоил твое жалованье?
- У вас хороший информатор, князь - Наковальня надулся, словно напроказивший ребенок.
- Не обижайся. Я князь Далибора, и должен знать, чем занимается самый известный в мире наемный убийца.
Лицо Наковальни покрылось испариной.
- Я не наемный убийца, я вершитель судеб.
Дагус едва не поперхнулся, сдерживая смех. Его так и подмывало спросить, почему все убийцы, даже самые кровожадные, всегда столь романтичны. Однако суровый взгляд Гордомира заставил его передумать.
- Говорите, что вам надо, и я уйду, - буркнул Наковальня.
- Раз ты вершитель судеб, - сказал князь, - то скажи, сколько будет стоить жизнь человека, убившего моего друга?
Наковальня на минуту задумался. Он был не настолько глуп, чтобы торговаться с одним из самых суровых правителей Сезема.
- От князя Далибора мне не нужны деньги.
- Ты схватываешь на лету, - оживился Гордомир, - однако, награда полагается.
Наковальня опустил глаза и стал смахивать с холщовых штанов мелкие пылинки.
- Я всегда мечтал уйти на покой тихо и незаметно, - сказал он. - Так чтобы меня уже никто никогда не нашел.
Гордомир и Дагус удивленно переглянулись.
- Ты собираешься уйти на покой? - князь был явно озадачен откровением убийцы.
- Да, - ответил Наковальня. - Моя история подходит к концу, а сердце и кровь просят покоя.
- Что ж, - не задумываясь, сказал Гордомир, - я могу устроить тебе достойный уход, и твое имя останется легендой. Но за это ты убьешь Ярека Волка! Знаешь такого?
Услышав это имя, Наковальня как-то странно вздрогнул и поежился. Его глаза, до этого бесцветные и безжизненные, вдруг налились кровью.
- Значит, это имя тебе знакомо, - сказал Дагус.
- Я о нем слышал.
- И что ты о нем слышал?
Наковальня развернулся в пол оборота, изучающе осмотрел советника с ног до головы, потом перевел взгляд на князя и в замешательстве опустил голову. На его макушке блеснула проплешина.
- Об этом лучше не говорить вслух, - произнес он очень тихо, почти шепотом.
- Да что, в конце концов, значит этот Волк? - вспылил президент. - Почему его все так боятся?
Наковальня смутился еще больше и прежде чем ответить сморщился, как старый гриб.
- Он демон, князь. С ним лучше не связываться.
Дагус отвернулся к окну, чтобы посмотреть на сгущавшийся в горах туман, а заодно спрятать глаза, в которых появился подозрительный блеск.
Гордомир откинулся на спинку стула. Он даже не пытался понять Наковальню, он не поверил ни единому его слову. Князя затрясло.
- Ты не с теми общаешься, Наковальня, - сказал он сквозь зубы. - Демоны если и существуют, то Ярек Волк похож на них меньше всего. Он обычный семигорский князек, рвущийся к власти. Он убил моего лучшего друга и за это заплатит, чего бы мне это не стоило!
- Я не смогу вам помочь, князь, здесь я бессилен, - сказал Наковальня, не поднимая головы.
Гордомир схватил пустую кружку и со всей силы запустил ее в стену за спиной Наковальни. Кружка описала невероятную дугу и, ударившись о камин, разлетелась на мелкие осколки.
- Ты забыл с кем разговариваешь, Наковальня! Я князь Далибора, а не ожиревший тупой пройдоха из Междуречья! У меня и заказы княжеские!
Наковальня хоть и сидел, понурив голову, но взгляд его оставался вполне решительным и уверенным. Под мятой хлопчатобумажной курткой заиграли мышцы. Одним ударом он мог бы разломить стол пополам. Вся его суть в этом и заключалась. Он был разрушителем.
Дагус мягко посмотрел на Гордомира, пытаясь его успокоить.
- Хорошо, - сказал князь, вскинув вверх обе руки. - Хорошо. Ты боишься его?
- Нет, - быстро ответил Наковальня. - Просто у меня есть два правила, которым я следую неукоснительно. Одно гласит, что нельзя убить одного человека дважды, а другое - нельзя убить демона.
- Он не демон, поверь мне, - сказал Гордомир. - Если ты возьмешься за это дело, я устрою все, как ты пожелаешь. Это будет твоей лебединой песней, потомки будут слагать о тебе песни. Подумай, прежде чем ответить.
Наковальня нахмурился, исподлобья глянул на президента и неожиданно для Дагуса произнес:
- Пожалуй, я приму ваши условия. Да, это будет моей последней песней. Лучшей песней. А потом, князь, ты поможешь мне исчезнуть и прожить остаток дней на каком-нибудь затерянном острове в тепле и уюте с молодой красоткой.
- Ты любишь женщин? - спросил Дагус, явно удивленный. - Я-то думал, что наемники, прошу прощения, вершители судеб, предпочитают мужчин. Тем более что ты провел большую часть жизни в Междуречье.
Его слова слегка задели Наковальню. Но заметить это можно было только по легкой синеве, появившейся на губах.
- Я старомоден, - ответил он. - К тому же одна бармийка нагадала мне, что я погибну от мужской руки, а не от женской. Приходится быть осторожным.
- Итак, договорились? - сказал князь, довольный тем, что взаимопонимание было достигнуто очень быстро. - Ты убиваешь Ярека Волка, а я подыскиваю для тебя небольшое поместье в отдаленной точке Сезема, где тебя никто не найдет. Женщин подберешь на свой вкус, сколько пожелаешь. По рукам?
- По рукам, - кивнул Наковальня и протянул руку. Он радовался, как будто уже заполучил целое княжество.
Гордомир же был совершенно уверен, что Наковальня все сделает как надо, и у него стало легче на душе.
Вершитель судеб заявил, что готов отправиться в Семигорье хоть завтра, и эта решительность понравилась князю больше всего.
- Советую не пользоваться судами Далибора и Междуречья, Наковальня. Тебя могут выследить.
Но Наковальня не отреагировал на его слова.
- Никто никогда не узнает, как я передвигаюсь. Мои путешествия останутся тайной. Даже для тебя, князь.
Он повеселел и напоследок рассказал какую-то давнюю историю о том, как обвел вокруг пальца таможенников Витобора. Сделал свое дело и вернулся домой, хотя за ним охотились лучшие ищейки княжеской охраны. В этой истории были смешные моменты, Наковальня громко смеялся, а потом ушел, оставив после себя свежий запах пота.
Гордомир с приподнятым настроением принялся расхаживать по залу переговоров. Он снял камень с сердца, и у него появилась ясная уверенность в том, что убийство Дрона и его людей будет отмщено.
В отличие от князя Дагус не был в этом так уверен. Наблюдая за Гордомиром, он уловил в воздухе какую-то неопределенность, недосказанность, словно между ним и князем выросла стена недопонимания.