Он - Черный Вигвам, а я - Белый. Понятно? Нам тоже не очень. Смысл в том, что все называют нас Вигвамами. Даже ночью, когда звезды сыплются с неба как неприятности.
Сегодня именно такая ночь, хотя ещё вечер. Мы ссоримся с Черным Вигвавом, которому снова захотелось стать главным. Он будто забыл, что я выше и сильнее. Что я настоящий великан. Что у меня растет голова на плечах, в отличие от некоторых. Я могу смириться с тем, что мной командует директор. Он директор, ему положено. Но Черный Вигвам...
Черный Вигвам надувает свой шарик, чтобы нарисовать на нем палку-палку-огуречик. Чтобы выглядеть как человечек, как клоун. Он родился в Гластонберийской роще, рядом с могилой короля Артура. Нашел место. Мог вообще не родиться. Неудивительно, что у него воздушный шарик вместо головы. Неудивительно, что он карлик.
Черный Вигвам, лунное дитя, сынок Алистера Кроули, мать его за ногу.
Будь у Черного Вигвама голова, он бы походил на отца. По легенде Ястреба, Алистер Кроули слышал голос, который диктовал ему книги. Иногда голос был тихим, слова невнятными, предложения путанными. Поэтому отдельные части книг остались зашифрованными. Алистер Кроули боялся, что никогда не поймет значение шифра. Он искал разгадку во всех уголках мира. Под луной и солнцем. Однажды он шел в Гластонберийскую рощу, но не дошел. Он лег в тени луны, под сикомором. Сон Алистера Кроули был красным, в нем звучал джаз и качались занавески. Утром - или около того - появился Черный Вигвам.
Я бы рассказал и о себе, о своей бабке и заднице, если бы не директор... Он что-то хочет.
- Мальчик... Где-то тут, за кулисами... А вы расселись... Мальчик, он такой... Ловите же его, хватайте!
Вообще-то мы боимся мальчиков. С самого детства. Они обижали нас. В садике и в школе. Кто их только придумал, этих мальчиков?
Нет, не Алистер Кроули, тут он не при чем. Известно, что мальчики произошли от собак. Однажды собачка бежала по кладбищу Пер-Лашез...
- Шевели своей каменной задницей, - оборвал мои мысли директор, шевеля своей.
Напугал - и ушел: задний ход.
Черный Вигвам не говорит, ему нечем. Нарисованный рот перекашивается в ужасе, глаза округляются. А потом - БАХ! И нет головы.
Не сказать, что мы с ним друзья. Тем более мы в ссоре. Черный Вигвам берет на себя слишком много. Прикрывается папашей. А мне плевать на этого Алистера Кроули. У меня своя вера. Вообще-то: главный - от слова голова.
Но скоро наш выход. Без напарника номер будет не таким смешным. Поэтому надо спасать Черного Вигвама, пока не остановилось его крохотное сердце. В конце концов, мы одно целое. Мы дополняем друг друга. Как свет и тень, добро и зло, камень и воздух. Хотя я даю Черному Вигваму больше, чем он мне.
Даже шарики - мои. На всякий случай я ношу в кармане запасные. Я надуваю один по-быстрому
- Вигвамы, вигвамы, верните мне маму...
Голос мальчика, голос мальчика!
Шарик снова лопается. БАХ! В гримерке начинается камнепад. Это все я. Это все мальчик.
На полу мины. Они не пахнут, но лучше переступать. И я переступаю, надувая очередной шарик.
- Уберите, - говорит директор. - Что вы себе позволяете? Вы!
И уходит искать проклятого мальчика. Который уже дважды убил Черного Вигвама.
Когда Черный Вигвам здоров, его шарик красный. Внутри шарика целая комната с занавесками и креслами. Там какие-то люди, они разговаривают или спят. Агент Купер, Алистер Кроули, Король Артур. Какой-то джазовый певец... Он восхваляет сикоморы.
Кстати, это кладбище окружает Гоутствудский лес - кольцом из двенадцати сикомор. Когда Юпитер становится Сатурном, открывается вход в голову Черного Вигвама. Понятно, да?
Мы тоже ничего не понимаем.
А вот наш директор понимает многое. Он не зря разбил шапито на кладбище.
- Этот засранец, - кричит директор, - все нам испортит!
Ужасный мальчик - у него за плечами. Бледная поганка с глазами дьявола. Тысяча чертей! У всех мальчиков такие глаза? Бабушка Горгулья советовала не смотреть им в глаза. Она научила меня поворачиваться к ним каменным задом. Пусть бьются. Пусть делают что хотят.
- Ты Белый Вигвам, - говорит мне мальчик. - А он Черный Вигвам.
БАХ!
Я опять обделываюсь, а директор - оборачивается и смотрит волком.
Легко сказать. Когда-то мы ловили мышей. И не поймали ни одной рыбки. Не нашли иголку в стоге сена. Мы рассмешили всех до смерти, это наша работа. Гробовщикам, конечно, хорошо. Их устраивает, что шапито - на кладбище. А каково другим? Каково нам?
Черный Вигвам и Белый Вигвам. У одного по-прежнему нет головы, у другого - камнепад. Мальчик не боится нас. Как мы его прогоним?
- Брысь, - шепчу я, отступая, - кыш отсюда.
Мальчик глазит мою каменную задницу. Из его черных яблок сочится само зло. Червь дурного взгляда обвивается вокруг шеи. Можно уже не выходить на сцену. Наш номер точно провалится.
В первом году Ирод приказал убить всех мальчиков. Мы понимаем его. Ещё раньше подобный приказ отдавал египетский фараон, но, очевидно, какие-то гаденыши выжили. И создали новых мальчиков. Чтобы обижать нас. Чтобы срывать с гвоздя нашу программу...
- Украли! Гвоздь программы!
Говорящую голову?
Ну наконец-то!
Эта голова болтала слишком много. Она крутилась туда-сюда. Собирала целые вороха сплетен. Даже не верится, что раньше она принадлежала Черному Вигваму. Голова подросла и поумнела. Высоко подняла лоб и раскинула глаза во всю ширь. Она вроде бы отреклась от Черного Вигвама. Или он - от неё. Темная история.
В общем, это было давно и неправда.
Правда в том, что говорящая голова всех достала. Она не понимала, что можно говорить, а что - нет. Позорила не только зрителей, но и артистов. И однажды она добралась до нас.
Голова рассказала всем, что в наших фокусах никакого фокуса нет. Моя задница действительно каменная. Вот почему так больно добровольцам, которые отпускают мне поджопники. А Черному Вигваму не нужно прятать голову во время представления, потому что он вообще безголовый.
Напоследок она рассказала мальчикам, что мы боимся их. С тех пор они носились по манежу бабуинами и антилопами. Они шипели, визжали и набрасывались на нас. А их родители помирали со смеху.
Он перерывает всю гримерку, заглядывает в зеркало и глаза, затем хватает мальчика и трясет его. Из карманов выпадают конфеты, монетки, презервативы. Все, что угодно, только не говорящая голова.
- Ты был здесь... - загадочно говорит директор мальчику.
Тем временем я надуваю красный шарик. Не очень сильно, чтобы он не лопнул. Привязываю к бездыханному телу, которое лежит на полу. Черный Вигвам оживает. Поднимается с земли, поднимается в воздух. И даже не говорит спасибо. Как будто я обязан вытаскивать его с того света.
- Если бы вы слушались... - говорит директор.
Мы не понимаем его. Скоро наш выход. Черный Вигвам рисует себе смайлик. Я собираю в совок мины. На секунду мы забываем о мальчике и разногласиях.
- И этого захватите, - напоминает директор.
Он по-прежнему держит засранца за ноги. Передает его мне. Взгляд мальчика притуплен, глаза сощурены. Я пытаюсь засунуть его в задний проход. Там достаточно места. Поместится целый класс. Мальчик отчаянно сопротивляется. Мне тяжело, но никто даже не думает помогать мне. Директор ищет говорящую голову. Черный Вигвам красится как баба.
С горем пополам я натягиваю штаны.
И вот мы выходим на арену. Черный Вигвам и Белый Вигвам. Наверно, мы выглядим очень смешно. Сразу же появляются жертвы. Смех разрывает сердца зрителей в первых рядах.
- Тишина, - говорю я. - Силенсио. Оркестра здесь нет, оркестр молчит. Ведь мы на кладбище...
Черный Вигвам шумит назло мне. Он поднимает бунт на цирковом корабле, который пытается проплыть между могилами кладбища.
Из моих штанов начинают сыпаться камни. Мальчик пытается выбраться на свободу. Зрители убивают себя смехом. А вот мне не до смеха.
- Однажды Оскара Уайльда разбудила музыка, - рассказываю я. - Дело было на кладбище Пер-Лашез. Вылез, значит, наш Оскар Уайльд из могилы и пошел себе. Везде указатели: "Сюда", "Двери - там", "Джим Моррисон через 200 метров". Идти хорошо и легко. Только в другую сторону. Подальше от громкой музыки. Оскар Уайльд даже побежал. Призраки не знают одышки и усталости. Им бы на Олимпиаду. Добежал, значит, Оскар Уайльд до самого конца. А там народу! И Аполлинер, и Шопен, и Пруст, и Пиаф... Толпятся возле странного надгробия. На нем знак и надпись: "Двери закрыты".
Черный Вигвам мешает мне изо всех сил. Он отвлекает зрителей от моей истории. Он строит им вигвамы рож.
Сейчас из моих штанов вылетит птичка. Я бью себя по заднице рукой, отправляя мальчика обратно.
- Поэтому - тишина. Кто засмеется, тот кровью захлебнется.
Они смеются и умирают. Гробовщики потирают руки.
А Черный Вигвам разувается и взмывает под купол цирка. Пока он летает, я краду его розовые клоунские башмаки 45-го калибра. Так задумано. Это считается смешным.
Я подношу указательный палец к губам: тишина. Зрители, само собой, выдают меня. И Черным Вигвам понимает, что его обувь украдена. Что ему придется приземляться босиком. Однако вместо того чтобы лить слезы, он льет кое-что похуже.
Мои взгляды достаточно широкие. Я не ханжа и не сноб. Я могу простить многое, но только не такое.
Дело не в моче. Когда-то я пил мочу.
Черный Вигвам официально отделился от меня. Он расторг наш братский договор. Расписался золотистой струйкой.
Смешно даже гробовщиками. Они рыдают от счастья.
Я продолжаю, несмотря ни на что. По сценарию башмаки Черного Вигвама оживают в моих руках. Они разевают хищную пасть. Кусают полуоторванной подошвой. Я притворно кричу и вышвыриваю их в зрительный зал.
Мне не возвращают лапти. Похоже, живых не осталось.
Лишь мальчик копошится в заднице. Я сжимаю ягодицы.
- Есть кто живой? - спрашиваю я.
С верхних рядов доносятся слабые голоса. Наверно, это гробовщики. А может, воздушные гимнасты. Ангелы или летающие крокодилы. Черному Вигваму виднее. Но он уже не расскажет.
- Черный Вигвам - это тень Белого Вигвама. Однажды Джим Моррисон решил прошвырнуться по кладбищу Пер-Лашез. Выбрался он из могилы и побрел себе. Везде указатели: "Сюда", "Двери - там", "Джим Моррисон через 200 метров". Но домой возвращаться рано, поэтому Джим Моррисон направился в противоположную сторону. Он дошел бы до самого края, если бы не солнце. Оно припекало и било, но пока не попадало в цель. Джим Моррисон искал тень в этой кладбищенской пустыне. На горизонте он увидел сикоморы, которые здесь назывались то ли кленами, то ли яворами. Вскоре он уже был в тени. А там народу! И Абеляр, и Мольер, и Бальзак, и Махно. И даже Оскар Уайльд там. Сидят в красной комнате без дверей...
- А где же двери? - спрашивает ужасный мальчик.
Я пропускаю апперкот его взгляда. Нокдаун выбивает меня из колеи. Грогги расползается по телу.
Я ещё слышу смех.
Это мальчик. Он в первом ряду. Смеется, но не умирает. Совершенно.
Судя по закулисному крику, директор тоже недоволен. Он бросается на форганг и пытается порвать его. Запутывается. Форганг расправляется с директором, словно с пьяным.
Директора можно понять. У него украли говорящую голову. На этом гвозде держался весь цирк.
Хотя, может быть, дело в мальчике, который наконец выбрался из моего зада. Он как-то открыл двери стиснутых ягодиц. Не задохнулся. Не умер от голода. А ведь там не было конфет или мороженого. Одни камни...
Черный Вигвам камнем падает мне на голову. Садится на плечи и душит крюками ног. Впивается и вгрызается. Он - само зло. Достойный сын Алистера Кроули. Абрамелина от абрамелины...
Мальчику в первом ряду явно нравится представление. Он аплодирует и кричит браво. Сначала - на весь цирк, потом - тише, тише...
Силенсио.
Как на кладбище.
Я открываю то, что осталось от глаз. Здесь все красное... Кресла заполнены кем-то. Против света не разберешь... Кажется, я внутри Черного Вигвама. Это его чрево. Он поглотил меня, как и всех остальных. Короля Артура, Алистера Кроули, Агента Купера...
И он обошелся без головы.
- Однажды Робеспьер потерял голову, - поет певец. - Он гулял по кладбищу Пер-Лашез. Между могилами Джима и Оскара... Оу-йе... Так просто потерять голову, гуляя между могилами Джима и Оскара.