Юнг Стефан Хёллер. : другие произведения.

Утерянное учение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Стефан Хёллер Юнг и "Утерянные Евангелия". https://www.rulit.me/author/hyoller-stefan/yung-i-uteryannye-evangeliya-download-free-565109.html:
    - Когда устанавливались библейские каноны теми, кто решал, что именно должно войти в состав Священного Писания, которое необходимо было противопоставить язычеству и ереси, имелись свои общественно политические резоны для исключения некоторых писаний и замены их другими. Конечно же, и тогда и позднее возникали вопрос подлинности и качества священных текстов, но в то время была также и необходимость поскорее утвердить стандарт, по которому в будущем можно было измерить все остальные течения. И иудаизм, и христианство испытывали потребность в истолковании и утверждении собственных доктрин для того, чтобы у их сторонников появилась устойчивая основа для противостояния оппозиции со стороны языческого мира и Римской империи. Эти стандарты всегда оставляли немного пространства для личного понимания или отступления от недавно установленных норм, породивших разночтения переводчиков в переводах священных текстов на разные языки.
    - Юнг Стефан Хёллер: имя "Иисус" содержит некую тайну, но эта тайна не существует ни в одном языке, кроме иврита. https://castalia.ru/.../919-stefan-hyoller-yung-i-poteryannyie-evangeliya-glava-3-messi...
  Юнг Стефан Хёллер.
  
  
  Утерянные евангелия.
  
  Интернет-источники: Стефан Хёллер Юнг и потерянные Евангелия. Глава 3. Мессия ...
  https://castalia.ru/.../919-stefan-hyoller-yung-i-poteryannyie-evangeliya-glava-3-messi...
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ.
  I. Мессия ессеев и гностический Христос: от прототипа к Архетипу.
  II. Иисус из Назарета.
  
  МЕССИЯ ЕССЕЕВ И ГНОСТИЧЕСКИЙ ХРИСТОС: ОТ ПРОТОТИПА К АРХЕТИПУ.
  В Евангелии от Матфея (16:13) мы находим описание Иисуса, спрашивающего у своих учеников, на кого он похож. Ученики сначала пересказывают слухи о нем, ходящие среди народа: "Некоторые говорят, что Ты Иоанн Креститель, некоторые Илия, а иные за Иеремию, или за одного из пророков". Согласно этой версии (есть версия, сильно отличающаяся от нее - в Евангелии от Фомы[1], входящем в состав Библиотеки Наг-Хаммади), апостол Петр дает ответ, принятый Иисусом, о том, что во плоти и крови нет ответа, а ответ исходит от Отца Небесного.
  Как и во времена Матфея, описания Иисуса резко отличались друг от друга на протяжении всей истории. У первых христиан очень трудно найти описание их казненного основателя. Фактически бесспорным является то обстоятельство, что их понимание менялось, и что в ранних христианских общинах не существовало какой бы то ни было единой веры в Иисуса. Обратившись к гностическим христианам, мы находим, что их Иисус был загадкой, окутанной почти непроницаемой тайной. Иногда они представляли его как человека, иногда как божественного Антропоса, мудреца, пришедшего, чтобы спасти искры света, попавшие во тьму. Время от времени у него был человеческий облик и голос, которым он изрек множество мудрых высказываний, в других же случаях он был призрачной фигурой, которая была лишь подобна человеку. Подобно Трикстеру, богу индейцев, или Дураку колоды Таро, он пребывал везде и всюду; он был в теле и вне тела, он был в мире и за его пределами. В гностической оде он говорит Соломону слова, которые кажутся верными и сегодня: "Я кажусь им чужим, потому что я из другого рода"[2].
  Таков был образ Иисуса в течение первых трех столетий: собирательный, таинственный, вездесущий: как и его апостол, Павел, он был всем, заключенным в одном человеке. В подземных пещерах мы всё еще находим очень собирательного, очень гностического Иисуса. Он изображен словно Вакх, держащий обвитый виноградными листьями посох посреди виноградной лозы. Он - пастух, несущий ягненка на своих плечах. Он - таинственный Ихтос, рыба, которой невозможно найти никакого библейского обоснования, как можно было бы предположить в случае милосердного пастыря и виноградаря, - и к обеим этим метафорам он, как известно, обращался сам.
  Начиная с третьего, а также в четвертом и пятом веках этот миф, непрерывно пополняющийся творческим потенциалом, стал ограничиваться догматическими формулировками. На Халкидонском Соборе[3] 451 года н.э. отцы церкви объявляют догму, или стандарт веры, согласно которому Иисус - это союз двух сущностей, божественной и человеческой, и он был "совершенным Богом по образу Отца" и "совершенным человеком по подобию Девы Марии, его матери". Отцы церкви тогда попытались рационально объединить эти противоречивые различия, но их попытка удовлетворить эту неизбежную потребность так ни к чему и не привела.
  С этого времени образ Иисуса подвергается сначала постепенному, а затем резкому переосмыслению или деградации. В великолепных мозаиках Византийской Империи, которые до сих пор можно увидеть в Равенне и Константинополе, Иисус все еще предстает как сверхчеловеческое существо вселенского масштаба; он еще всемогущий pantocrator с державой и скипетром, представитель трансцендентального доминиона надземной жизни. В то же время, неизбежен и вывод о том, что, так или иначе, творческий поток не иссяк, но чаша евхаристии больше не переполнялась творческой силой, как это было в ранние века. Что-то уцелело, но многое было и утрачено. В течение длинной эпохи темного Средневековья Иисус был еще сверхчеловеческой фигурой - сдержанный, царственный, иногда страдающей на кресте, но способный повторить, хотя и с меньшей убежденностью, гностическое заявление: "Я из другого рода".
  Затем настал Ренессанс, во время которого, в соответствии с атмосферой гуманизма, Иисус обретает полностью человеческий облик. Он становится совершенным человеком, образцом анатомического совершенства человеческого тела: классическим героем-богом с размытым оттенком мессианства. Совершенный Бог уступил место совершенному человеку; божественный король теперь обрел идеальные пропорции человеческого тела. Предписание Халкидонского собора было исполнено: Тот, кто был объявлен и совершенным Богом, и совершенным человеком, теперь был испытан в обоих аспектах, но их единство было безвозвратно порушено.
  После Ренессанса настало время, которое можно было бы справедливо назвать периодом Великого Падения, по крайней мере, в том, что касалось образа Иисуса. Этот период начался с Реформации и закончился мертвым материализмом девятнадцатого и двадцатого веков. Лютер ненавидел языческую красоту Христа эпохи Возрождения. В своей отчаянной попытке выступить против так называемого римского язычества Ренессанса ему удается умалить и низвести образ Христа еще больше. Он гордится тем, что Иисус пачкал свои пеленки также как и другие человеческие младенцы (тем самым, предоставив фрейдистским психологам более поздней эры прекрасное оправдание для вторжения в область религии с одной из их любимых навязчивых идей - с проблемой приучения к туалету). Лютер хочет сделать Иисуса настоящим и значимым, но вместо этого он просто инициирует длительный исторический процесс, который сделает его банальным и неуместным.
  Другие великие реформаторы, особенно строгий и страдающий от осознания своих грехов Жан Кальвин и его фанатичный последователь Джон Нокс, все менее принимали Иисуса в расчет и, вместо этого, все больше поклонялись христианской форме Бога Ветхого Завета. Именно этот мстительный и жестокий архетип становится Богом пуритан и, в конечном счете, Богом Промышленной Революции торговцев шерстью в Манчестере и янки Новой Англии. Под влиянием индустрализированного образа Иеговы Ветхого Завета избранный израильский народ был заменен успешными, трудолюбивыми, богатыми людьми. Кальвинистское предопределение объявило, что пуританский Бог любит богатых больше, чем бедных, и что богатство и успех - это признаки божественного благословения.
  И где же среди всего этого Иисус? Он все еще существует, но будучи свергнутым с престола. Семнадцатый и восемнадцатый века используют его в качестве сентиментального объекта вызывающей жалость преданности и не более того. Он становится сочувственным утешителем, другом, на плече которого понесший тяжелую утрату может всплакнуть, но надежда когда-либо найти полное утешение гибнет. Какая огромная разница между этим размытым идеализированным образом и жестоким защитником изгоев общества, который появляется в Новом Завете! И как далеко ушел этот образ от величественного, необыкновенного всеобщего царя византийских мозаик, не говоря уже о таинственном, вездесущем источнике живых вод, которые когда-то, в первые несколько столетий нашей эры, вытекали из гностического представления о Христе!
  Далее следует самое дно пропасти, самый нижний круг исторического ада. Рационализм становится божеством восемнадцатого и девятнадцатого веков. Культ разума или причинности, начатый Вольтером и энциклопедистами, совершенно неразумно подставляет всё большее число голов под гильотины, в то время как революционные рационалисты возводят парижскую проститутку на алтарь республики, провозгласив ее Богиней Разумности. Бог мертв; да здравствует Разум! Разум восторжествовал, и вот, он въезжает на своей колеснице в девятнадцатый век, но его приверженцы больше не являются благородными, аристократическими философами восемнадцатого столетия. Дарвин, Гегель и их товарищи вонзают меч разума в процесс жизни и не обнаруживают никакого Бога или спасителя там, где действуют только слепая сила и естественный отбор. Рационализм так же смотрит и на Иисуса и утверждает, что, как исторический факт, он едва ли существовал. Ренан[4], Легг[5] и многие другие, включая Альберта Швейцера, заявляют, что поиски исторического Иисуса ведут в никуда. "Иисус - миф". Таково восклицание позитивистов, для которых он, с учетом недостатка своей ясно распознаваемой историчности, - простая выдумка, изобретение без какой бы то ни было сущности или замысла. Хор материалистов от науки, философии и искусства вместе с марксистами присоединяются к этому кличу с жестоким ликованием.
  Бог мертв, религия - это одурманивание людей, а Иисуса не было. Действительно ли Его не было? Появляются мифологи, которые не вполне уверены в этом. За туманными и нечеткими историческими данными, окружающими личность основателя христианства, они находят серьезную мифическую реальность, не менее серьезную для того, чтобы быть, по крайней мере, частично отдаленной от действительной истории. Исторический Иисус уступает место Иисусу мифическому. Ученые заключают, что образ замученного Назарея очень глубок и связан со многими богами-спасителями древности: Осирисом, Гором, Таммузом, Митрой, Орфеем и многими другими. На пятки мифологам наступают представители современной глубинной психологии, и среди них - К.Г. Юнг.
  В отличие от рационалистов, позитивистов и последователей Фрейда, Юнг глубоко почитает символическое и мифологическое содержание религии. Для него осмеянный и развенчанный Иисус - одна из великих духовных фигур. В своем учении о коллективном бессознательном или объективном психэ он высказывает мысль о том, что религиозные символы являются результатом общечеловеческого первоисточника в глубине разума. Физическая реальность исторического Иисуса имеет для Юнга намного меньшее значение, нежели психическая действительность образа Христа, проявленная в пределах существования человеческой души. Символы и мифы, на которых строятся различные религиозные верования, указывают на возможность внутреннего преображения и искупления. Они исцеляют и объединяют расколотые и измученные умы и сердца людей. Исходя из этого, Юнг рассматривает христианский миф с его центральной фигурой Христа-искупителя как большой и почти уникальный подарок человечеству. Психологическая и духовная ценность Христа как символа объединения и исцеления выражает внутри-психический принцип, называемый им Самостью, неизменно распознаваемый Юнгом в сказаниях и писаниях. Он признает, что Осирис, Сын Человеческий в Книге Еноха, Будда, Конфуций, Лао-Цзы и Пифагор - все они играли ту же психологическую роль, что и Иисус, однако он считает, что Иисус объединил в себе более сильные трансформирующие потоки, чем все остальные[6].
  Признавая Иисуса величайшим и последним символом архетипа Самости, Юнг дал нам бесценный инструмент, который будет использоваться в исследовании происхождения христианства и в отношении всех проблем и дисциплин, которые обращаются к религиозным проблемам западной культуры. Признание Юнга может внушать надежду на то, что эра негативного и неясного отношения к самому главному архетипу нашей культуры завершается.
  Несомненно, противоречивых голосов и мнений все еще предостаточно. Мир развлечений представил нам в 1970-е годы такие продукты, как фильм Godspell, где Иисус появляется как нереальный и забавный клоун, а также мюзикл "Иисус Христос - суперзвезда", где он явлен как несносный социальный критик. В мире популярной литературы у нас есть еще несколько новых Иисусов. Например, психоделически-фаллическая символическая фигура, описанная в спорной работе Джона М. Аллегро на основе Свитков Мертвого Моря, под названием "Священный Гриб и Крест"[7], или обольстительный маг, возникший в воображении ученого Мортона Смита в его книге "Иисус - маг"[8], а немецкий автор Йоханес Леманн в книге "Протокол Иисуса" [Protokoll einer Verfаlschung][9] (которая произвела громкую сенсацию в Европе 1970-х), представляет Иисуса как несколько застенчивого учителя ессеев, несправедливо убитого и похороненного в лохмотьях.
  Думается, что из всех популярных книг об истории Иисуса наибольшее влияние оказала, конечно же, книга Хью Дж. Шонфилда "Пасхальный заговор", где Иисус организует заговор с целью инсценировать пророчество о Мессии, указанное в иудейском Священном Писании. Но в результате ошибки или случайности Иисус погибает, к печальному удивлению своих последователей. Просто в качестве развлечения мы можем упомянуть о любопытной книге австралийского журналиста Донована Джойса под названием "Свиток Иисуса". В ней Иисус становится воином-зелотом, который доживает до глубокой старости и умирает смертью героя в последнем оплоте еврейских патриотов - в Мaсаде. (Кстати, документ, написанный Иисусом как раз перед его смертью, предположительно доступный автору в течение недолгого времени, присвоен КГБ и сокрыт в хранилищах Кремля и служит инструментом шантажа против Ватикана.) Всё это лишний раз доказывает то, что общественность в нашу пост-христианскую (или полу-христианскую) эру жаждет альтернативной версии истории основателя христианской веры, независимо от используемых авторами материалов и сенсационности их книг[10].
  Противоречивость фигуры Иисуса и путаница вокруг нее вполне могут утихнуть вследствие некоторых событий совершенно иного рода, а именно - в результате осмысления учеными и обывателями содержания Свитков Мертвого Моря. Как уже было отмечено ранее, ессеи Кумрана являлись главными носителями идеи Мессии в эллинистическом иудаизме. Описанный ими в Свитках Учитель Праведности имеет очень много сходных черт с христианским Мессией, поэтому неоднократно выдвигалось предположение, что эти двое, на самом деле, могли быть одним и тем же. Хотя подобные заявления несколько преувеличены, сходство этих двух фигур впечатляет. Вдобавок к Учителю Праведности, Люди Свитков также ждали скорейшего дуэта мессий - царя и первосвященника, которые вместе установят новый порядок истинного благочестия и праведности. И, в самом деле, можно сказать, что ожидания и предположения ессеев ни в коем случае не испытывали недостатка в таланте и творческом исполнении.
  Совпадения между ессейским мессианизмом и христианской формой мессианских архетипических событий чрезвычайно разнообразны. Первое из них касается имени героя. Христианский Спаситель носил имя Иисус [Yehoshva], был потомком Моисея - вождя еврейского народа, и был выдающейся личностью. Иосиф Флавий, назвав его греко-латинским именем Иисус Христос, отзывается о нем с самым глубоким уважением. Иисус Навин[11], унаследовав преемственность от Моисея, стал новым вождем еврейского народа, что подтверждено Богом Израиля: "В тот день я возвеличу тебя в глазах всего Израиля, так, чтобы они узнали, что я был с Моисеем, так буду я и с тобою". Позже, после свершения многих чудес, включая расхождение вод реки Иордан, разрушение стен Иерихона и изменение направления движения Солнца и Луны, его подвиги описали как величайший случай в истории: "Не было ни единого дня, такого, как этот, никогда прежде, или с тех пор, когда Бог был бы послушен голосу человека". Самая главная роль Иисуса Навина, с точки зрения ессеев, заключалась не в его статусе исключительного вождя, а в том, что он был укрывателем Закона. Ессеи считали, что Иисус Навин спрятал Тору в Ковчеге Завета, где Писание находилось в течение очень долгого времени, пока праведный царь Иосия (предположительно в седьмом веке до н.э.) в ходе некоторых восстановительных работ в Святая Святых случайно не обнаружил эту находку, описанную во Второй Книге Царств. Свиток ессеев, известный как Дамасский Документ, повествует о том, что Царь Давид ничего не знал о "запечатанной книге Закона", потому что она была сокрыта со времен смерти Иисуса Навина[12].
  Иисус Навин, таким образом, скрыл книги Торы, чтобы в свое время их нашли лишь достойные. Вышеупомянутый принцип синхронистичности, отразившийся в открытии важнейших священных книг, очень четко иллюстрирует поступок Иисуса. Всё это имеет важное значение для наших соображений ввиду того факта, что Свитки Мертвого Моря указывают на то, что ессеи воспринимали своего Учителя Праведности как нового Иисуса Навина, а его учение - как "вторую Тору". Удивительно, но даже сам способ сокрытия и хранения свитков, описанный Учителем Праведности, кажется, следует примеру, традиционно применяемому Иисусом Навином. В апокрифической книге под названием "Успение Моисея", относящейся ко времени первого века нашей эры, Моисей учит Иисуса обмазать пять книг Торы кедровым маслом и поместить их в глиняные сосуды, что очень похоже на метод, примененный для сохранности Кумранских рукописей. Кроме того, свиток пергамента, найденный в так называемой Пещере Куропатки и опубликованный Аллегро в 1956 году содержит ряд пророческих благословений и проклятий. Все они приписываются Иисусу Навину и касаются Мессии, который ритуально благословлен здесь его предшественником, тогда как злой строитель города, здесь же, был ритуально проклят[13]. Нет необходимости включать воображение для того, чтобы предугадать, что ессеи собрали эти, главным образом, библейские формулировки с тем, чтобы применить благословения к Учителю Праведности, которого они понимали как прообраз Мессии, тогда как проклятья относились к "злому священнику", предшественнику дьявольской оппозиции минувшей эры.
  Таким образом, здесь четко прослеживается то, что можно было бы назвать "взаимосвязью Иисусов". Иисус Навин является первым прототипом мессианского принципа: завоевателем, законодателем, укрывателем и изначальным хранителем истинного Гнозиса, или тайной доктрины. Затем он находит свое отражение в Учителе Праведности ессеев, новом Иисусе, авторе Новой Торы, который был убит "злым священником", замучен и повешен на дереве близ Кумрана, известном из Библии как Древо познания, или как Дуб Учителя у ессеев. Учитель Праведности оставил после себя различные пророчества, касающиеся истинного и последнего Мессии (иногда разделенного на две фигуры - царя и священника). Теперь же настало время для прихода третьего Иисуса, а именно, Иисуса из Назарета, казнь которого похожа на убийство Учителя Праведности. Вновь Иисус приносит новый Закон, или Завет, и предсказывает свое собственное второе пришествие во время решающей битвы между добром и злом. Поскольку первые два Иисуса скрыли свои тайные знания и запечатали их до тех пор, пока праведные люди не найдут их в свое время, также и гностический Иисус после своего Воскресения скрывает свое собственное тайное учение, извращенное затем его последователями (хотя, возможно, два или три века спустя), чтобы оно открылось в двадцатом веке в виде евангелий из Наг-Хаммади. В самом деле, это - великий мифический прототип, отражающий и изменяющий многократное перевоплощение архетипа: у трех Иисусов есть органическая связь друг с другом; они являются вождями, разоблачителями, они были принесены в жертву, умерли и вновь явили Гнозис, который всегда ищет свое выражение, независимо от бедствий и превратностей исторической судьбы человечества.
  Чтобы завершить тему взаимосвязи Иисусов, было бы полезно рассмотреть отрывок гностического Евангелия от Филиппа в составе Библиотеки Наг-Хаммади:
  Иисус - имя сокрытое. Христос - имя открытое. Поэтому Иисус не существует ни в одном языке, но имя его - Иисус, как его называют. Христос же: имя его, по-сирийски - Мессия, а по-гречески - Христос[14].
  Автор этого Евангелия определяет имя "Иисус" как скрытое, поскольку это имя относилось к Спасителю, но имеет смысл только на еврейском языке. Предположительное значение тайны имени "Yehoshva" (Иешуа, Иисус) может быть следующим: еврейские буквы Yod, Heh, Vav, Heh составляют Тетраграмматон, или четырехчастное имя Бога. Если вставить так называемую "святую букву" Шин в центр божественного имени, мы получаем имя Иешуа: Yod, Heh, Shin, Vav, Heh. Гностики могли рассматривать эту операцию как дополнение или исправление имени еврейского Бога, потому что в гностических священных писаниях этот бог появляется как несовершенный демиург. Иисус мог, тем самым, появиться как усовершенствованное или более развитое олицетворение Бога Ветхого Завета, способного к вознесению божественного Закона до уровня совершенства и исполнения. Владеющий властью святой буквы Шин, изначальный тетраморфный Бог теперь получает элемент, которым он ранее не обладал. Используя психологические термины, можно было бы сказать, что Яхве обретает сознание в Иисусе, и этот процесс роста осознанности шел от Иисуса Навина, Учителя ессеев и, наконец, достиг своей высшей точки в Иисусе гностиков. Евангелие от Филиппа ясно говорит, что имя "Иисус" содержит некую тайну, но эта тайна не существует ни в одном языке, кроме иврита. Таким образом, вышеупомянутая гипотеза о тайне этого имени ни в коем случае не испытывает недостатка в степени своей вероятности[15].
  Сами ессеи время от времени чувствовали архетипическую связь своего учителя с более ранними духовными фигурами, известными им из священных писаний. Двумя из них (в дополнение к Иисусу) были почтенный старец Иосиф и левит Асаф времен царя Соломона. Иосиф, на первый взгляд, воплощает архетипическое сходство, проявляя себя как святой мученик, в то время как Асаф выступает как вдохновенный прорицатель и чудотворец. Ессеи считали Иосифа прообразом их Учителя Праведности. Существенные указания на это обстоятельство можно найти в нескольких священных писаниях ессеев, в частности, в Книге Торжеств и в Свитке Аввакума[16], который был одним из первых трех свитков, обнаруженных в 1947 году и содержавших повествование о пророке Аввакуме. В писании, ни коим образом не связанном с ессеями, в Завете Двенадцати Патриархов, часто называемом Заветом Вениамина, мы находим пророчество, соотносимое различными учеными, включая Хью Дж. Шонфилда, с Учителем Праведности, даже с учетом того, что оно якобы обращено к Иосифу. Вот некоторые из заключений, выдвигаемых Шонфилдом относительно этого документа:
  За фигурой Иосифа мы легко можем различить еще кого-то, судя по всему, Учителя Праведности, который пострадал от рук преступных и безбожных людей, и чья смерть, как и предполагалось, принесла искупление. То, что это пророчество не относится к Иосифу, отражают и христианские писания: поскольку после слов "пророчество Небес" добавлены слова "Агнец Божий и Спаситель мира", относившиеся к Иисусу[17].
  Христиане, сделавшие такое дополнение, несмотря на узость своих намерений, могли чувствовать архетипическую связь между Иосифом, Учителем Праведности и Иисусом, ясно понимая, кому было бы лучше всего подражать.
  Связь с Асафом интригует еще больше. В свитке ессеев "Успение Моисея", упомянутом ранее, встречается, на первый взгляд, бессмысленное имя - Taxo, святой левит, который с семью сыновьями покидает порочный город Иерусалим и поселяется в пещере. Шонфилд пришел к этому убеждению, применив древний шифр еврейских священных писаний и, тем самым, обнаружив, что Taxo - это зашифрованное имя Асаф. (В этом шифре первые одиннадцать из двадцати двух букв еврейского алфавита заменены последними одиннадцатью буквами в обратном порядке. Ключ к шифру - Алеф = Тау, а Бет = Шин, и эта последовательность была названа Atbash.) Теперь возникает вопрос: кто же такой Асаф?
  Асаф Бен Берехия описан в нескольких библейских текстах как Левит времен царя Соломона. И в иудаизме, и в исламе он описан как мастер тайных и удивительных искусств, который дает советы царю Соломону в его магической работе, как человек, обладающий знанием истинного и невыразимого Имени Бога. Согласно более поздней версии, он, как говорят, ушел жить в пещеру. Всего этого было достаточно, чтобы ессеи приняли его как предшественника своего Учителя.
  Иисус Навин - героический жрец сокрытого Закона; Иосиф - благородный старец, преданный и замученный своими братьями; Асаф - священный маг, который творит чудеса и знает тайну Божественного Имени. Все трое приводят нас к Истинному Учителю, или Учителю Праведности. Возможно, это даже хорошо, что у него нет конкретного имени, поскольку в мистическом смысле он - Иисус, подобно и Иосифу, и Асафу, создателю новой Торы, замученному и убитому, образ смиренного могущественного мага, целителя и вершителя великой духовной работы. И далее в истории появляется Иисус, воплотивший все эти архетипические качества, и он синхронно связан с именами всех трех своих духовных предшественников. Его зовут Иисус, его отец - Иосиф, и - невероятно, но одним из его последних легендарных проявлений, как указано в исламских и азиатских источниках, был никто иной, как таинственный человек по имени Ио-Асаф. Последнее необходимо кратко пояснить.
  Древние исламские тексты упоминают о благочестивом духовном учителе по имени Ио-Асаф, или Яз-Aсаф. Влиятельная мусульманская секта, известная как движение Ahmadiyya, категорически заявляет, что этот Ио-Асаф есть Иисус, который был распят на кресте и некоторое время жил в Индии.
  Все вышеупомянутые соображения довольно ясно дают нам понять, что личность христианского Спасителя - последнее и величайшее архетипическое проявление этого образа в еврейской традиции, которая, наконец, сошлась в универсальном Мессии нового порядка. Иисус, вождь, законодатель, как и его тезка, стал и страдающим Иосифом, и чудотворцем, как Асаф, и именно тогда он был воспринят ессеями как олицетворение дуэта мессий - царя и священнослужителя. И он был принесен в жертву Первосвященником и царем Давидом.
  От этого схождения в одной точке остается лишь один шаг до неприкрытой внутри-психической мистики, выраженной во всеобщем мессианстве гностиков. Последовательность, идущая от Иисуса Навина, Иосифа, Асафа и Иисуса логически приводит к гностическому Христу, астрономическому Антропосу, или Небожителю. Шонфилд просто поясняет это, говоря о связи Иисуса с мессианским прообразом старца Иосифа:
  Используя цитату из Библии о любимом сыне Иакова - Иосифе[18], которого хотели убить его же братья, и который был сослан со своей земли как прототип мессии, он говорит, что ессеи видели в нем прообраз своего Истинного Учителя. От этого прообраза, объединенного с идеей двух Мессий, появился "Сын Иосифа", Мессия... Он был бы Совершенным человеком, исполняющим Божью волю и страдающим за это. Более высокий полет эзотеризма тогда связал этого Совершенного Человека с астрономическим Совершенным Человеком, первобытным Совершенным Сыном, в заполняющем всю Вселенную сходстве с которым и был создан первый человек на земле, Адам.
  Следуя за самыми ранними прототипами (первообразами) или антитипами, как называл их Шонфильд, появился прототип Крещения (исконный Образ), принятый и провозглашенный гностиками. Ессеи предположили эту мысль с замечательной проницательностью, но, вследствие священного таинства своего учения, они не говорили об этом открыто. Аллегорически скрывая и запечатывая его кодексом и шифром, они хранили архетип Мессии в своей тайной Торе. В своей чрезвычайно авторитетной ранней работе, посвященной Свиткам Мертвого моря, Аллегро пошел на беспрецедентное заявление:
  Интригующей проблемой, которая возникала во время работы, была расшифровка многочисленных и различных секретных шифров, которыми были написаны несколько работ... чтобы сохранить в некоторых текстах особые тайны[19].
  В отличие от них, гностический Христос и прочие мифические и полу-мифические фигуры Спасителя более не скрывались. Религиозный плюрализм крупных столичных центров Римской империи, где процветал гностицизм, покончил с той тревожной скрытностью, которую соблюдали Люди Свитков. Только несколько веков спустя, когда плюрализм прекратился, репрессии со стороны недавно появившейся ортодоксии заставили гностиков вновь прибегнуть к тайне. До тех пор гностический образ Мессии был открыт для пристального взгляда всех желающих. Еврейская навязчивая идея с укрывательством исчезла, наряду с озабоченностью праведностью, постом и другими пережитками старого Закона. Настала новая эра, новый Закон, новое пространство Гнозиса. Однако новое было ничем иным, как сильно раздробленным потомством старого; явная и неявная непрерывность, так или иначе, пребывала между ними. Аллегро справедливо заметил на этот счет:
  Гностик ("знающий") ессеев вновь появляется на литературной сцене как "гностические христиане", но... нет в действительности никакого оправдания жирной черной линии, которую обычно проводят между нами на страницах истории. Есть непрерывное развитие религиозной мысли под влиянием политического поворота событий, который полностью постижим хронологически и доктринально без искусственного отделения "христианина" от "до-христианина"[20].
  Рассматривая движение еврейских эзотерических прототипов и их кульминацию в новый архетип Мессии - Христа гностиков, необходимо помнить, что на такое развитие событий значительно повлиял мощный интеллектуально-духовный прогресс, который не нашел себе места в Палестине, но воцарился в Александрии. Великий город Александра, расположенный на перекрестке многих культур и традиций, дал пристанище и славу движению, стремящемуся к синтезу самых глубинных и самых просвещенных элементов религиозной традиции евреев и так называемых языческих народов древности. Еще за 250 лет до рождения Иисуса мудрецы Александрии совершали попытки привести к единству структуру еврейской и греко-египетской духовности. Со времен просвещенного правителя Птолемея Филадельфийского (325-246 до н.э.), собравшего команду ученых для перевода еврейской Библии на греческий язык, усиливался поток греко-еврейский духовности. Величайшим представителем этого движения был Филон Александрийский (хорошо знакомый с движением ессеев). Он стал первым мыслителем, который будет использовать термин "архетип" в смысле, близком к современной глубинной психологии. Филон Александрийский ясно признавал - так же, как впоследствии и гностики - что пропасть, отделяющая монотеистического Бога от человеческой души, может быть устранена с помощью неких промежуточных духовных сущностей, а также возвышенных и действительно обожествленных личностей, таких как некоторые из самых великих библейских персонажей. Концепция Филона об архетипах была глубоко увязана с его же учением о духовных существах и четко прослеживалась в других его идеях, в частности, в учении о Божественном Логосе. Этот принцип, по словам Филона Александрийского, был, в действительности, архетипической проекцией человечества на Бога. Логос был проясняющим, пророческим, священным сиянием Бога, способным дать людям Его знание. Мало того, это понятие, судя по всему, позднее было введено в христианское богословие, и оно также весьма напоминает нам принцип, лежащий в основе воззрений ессеев, особенно относительно их архетипических духовных фигур, таких как Иисус Навин, Иосиф, Асаф и Учитель Праведности. К.Г. Юнг был вдохновлен учением Филона Александрийского и дал имя "архетип" определенному феномену психэ[21].
  Юнг определил архетип (Urbild, исконный образ) как "образ, будь он демоном, человеком или процессом, который постоянно повторяется в ходе истории и проявляется везде, где свободно выражена творческая фантазия"[22]. Когда человек сталкивается с одним из этих образов, он ощущает его яркость и неповторимость. Юнг описал это ощущение следующим образом: "Это как если бы мы почувствовали в себе некий отклик, который не испытывали никогда прежде, или словно бы в нас проснулись силы, о существовании которых мы никогда ранее не подозревали"[23]. Человечество изначально понимало, что архетипы независимы, что они повинуются своим собственным высшим законам, и когда они задействованы в характере внутренних переживаний, они проецируют себя на экран внешнего человеческого опыта. Поэтому архетипы присутствуют одновременно и внутри человеческого психэ, и на исторической арене. В ходе своей жизни Юнг пришел к выводу, что следует разделять архетипы как таковые и архетипические образы. Архетип как таковой, по его словам, не достигает сознания, поскольку он существует в недоступной области психической действительности, "невидимый, ультрафиолетовый конец психического спектра". С другой стороны, архетипические образы регулярно являют себя в сознании, снах, видениях, архетипических событиях и измененных состояниях сознания. Архетипы, говорил Юнг, пребывают выше человеческого психэ, в то время как архетипические образы внутрипсихичны, то есть они распознаются сознанием. На все эти открытия Юнга вдохновили идеи Платона и учение Филона Александрийского об исконных образах. Вслед за Филоном эту идею продолжили христианские гностики, отразившие свое понимание архетипов и архетипических образов примерно таким же образом, как в следующем фрагменте Евангелия от Филиппа:
  Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах. Он не получит ее по-другому[24].
  (В другой линии того же самого высказывания в этом евангелии автор использует фразу "образ через образ", что может указывать на различие архетипа и архетипического образа.[25])
  Для нас сегодня несколько сложно понять смысл архетипической составляющей в связи с такими личностями духовных учителей, как Иисус Навин, Иосиф, Асаф, Учитель Праведности, а также Иисус. Проницательный писатель-юнгианец Лучинди Ф. Муни пишет об этом следующее:
  Архетипические символы, исконные образы, на самом деле, сохранили то же значение, что и было у них всегда. Единственное, что изменилось в христианском мире - это отношение к ним религиозного западного человека. Например, форма или физическое воплощение символа, созданная нашими древними предками для того, чтобы выразить внешне внутренние переживания, почти всегда отклоняется и воспринимается лишь как обыденный элемент резьбы или штукатурки. Ничто иное. Как только подобные символы подвергаются рациональному сомнению, они умирают, так как являются выразителями чего-то выходящего за пределы рациональности. Поэтому наша культура, лишенная своих символов, колеблется между двумя мифами, лишившись своего родного дома[26].
  Как в Евангелии от Матфея, цитируемого в начале этой главы, так и сегодня нам могли бы справедливо напомнить, что плоть и кровь не могут явить истинный характер архетипа. "Плоть и кровь" представлены в нашем современном мире нашими отчужденными эго, запутавшимися в отчужденной культуре. Однако надежда есть. Большая часть этой надежды, кажется, воплощена в писаниях ессеев и гностиков, обретенных нами много веков спустя. При условии глубокого психологического осмысления их содержания, эти священные писания могли бы полностью изменить печальную тенденцию духовного истощения, на которое ссылается вышеупомянутая цитата. Архетип Мессии говорит нам, что людям он кажется чужаком, поскольку происходит из другого рода, но глубинная психология двадцатого века, наряду с недавно вновь обретенным наследием ессеев и гностиков, которое является истинным ядром западной духовности, возжигает наши родственные чувства к яркому и таинственному незнакомцу. Ключевым словом духовного спасения в древние времена было слово "грех". Страх перед Богом, слепое повиновение догме и заповедям теряют свою власть в условиях развития культуры. Возникли новые критерии духовности, главным образом, происходящие из психологической теории: самопознание, объединение противоположностей, истинность, духовный рост, целостность. Несмотря на путаницу, противодействие и часто детскую наивность, с которой оно употребляется, определение Гнозиса прижилось в нашей среде. Сам этот образ, персона, которая характеризуется людьми, способными воспринять этот Гнозис, начали собирать вокруг себя созвездия. Этот образ архетипичен сам по себе, и поэтому он, если можно так выразиться, резонирует со всем, что отражает свет той, прежней архетипической действительности.
  Этот новый образ может, и в самом деле, быть предвестником новой зари и более подходящего мифа для Запада, мифа, способного вернуть недостающие элементы, нехватку которых ощущал Юнг, и без которых наша культура была вынуждена жить, испытывая крайнюю, наиважнейшую нужду в восстановлении целостности.
  Поиск архетипов и прототипов в учениях ессеев и гностиков на современном этапе имеет жизненно важное значение. Древние народы мудро считали, что боги бессмертны, и поэтому они пришли к политеистическому видению архетипичных сил психэ. Родившийся в густом тумане древнего еврейского учения, меняясь и совершенствуясь, образ Мессии вновь выходит на тропу истории. Начиная с Иисуса Навина и до мистического и космического героя-бога гностиков, мы видим разворачивание могущественного принципа искупления и целостности, который не потерял своей актуальности для нас даже сегодня. Незначительное признание, данное этому образу, не является тем обстоятельством, которому следовало бы потворствовать и даже принимать его в расчет. Относительно такого подхода Юнг предупреждал нас: "Как мне кажется, мир, если он потеряет из виду архетипические элементы, будет находиться на грани исчезновения и полного обнищания ума и души"[27].
  К счастью, теперь мы обладаем средством для предотвращения такого обнищания в виде доказательств духовной важности имени архетипической истории образа Мессии-Христа. Близость искупления Бога, о которой говорит прототип образа Христа у ессеев - это всего лишь одна из важных составляющих в рамках этих доказательств. Неизбежная близость Божественности достигает новых и новых высот признания в гностической традиции времен ее расцвета, исследованию которой мы и посвятим сей труд.
  
  ________________________________________
  [1] Автор имеет в виду 14-й стих Евангелия от Фомы: "Иисус сказал ученикам своим: Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож. Симон Петр сказал ему: Ты похож на ангела справедливого. Матфей сказал ему: Ты похож на философа мудрого. Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож. Иисус сказал: Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился из источника кипящего, который я измерил".
  "И он взял его, отвел его (и) сказал ему три слова. Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: Что сказал тебе Иисус? Фома сказал им: Если я скажу вам одно из слов, которые он сказал мне, вы возьмете камни, бросите (их) в меня, огонь выйдет из камней (и) сожжет вас". - Прим. переводчика.
  17 Оды Соломона; Ода 41.
  [3] Халкедон - город в Малой Азии, на Босфоре, напротив Константинополя, где был проведен Четвёртый Вселенский Собор, созванный в 451 году императором Маркианом, по согласованию с папой Львом, по поводу ереси Евтихия - монофизитства. Заседания Халкедонского Собора происходили в храме великомученицы Евфимии, пострадавшей около 304 года. Собор был открыт 8 октября 451 года и продолжался до 1 ноября; проведено семнадцать пленарных заседаний.
  [4] Джозеф Эрнест Ренан (фр. Joseph Ernest Renan; 1823-1892) - французский писатель, историк и филолог. "Самая важная книга XIX столетия, - писал он в 1849 г., - будет иметь заглавие: "Критическая история начал христианства" ("Histoire critique des origines de Christianisme").
  В 1860-х годах вышли три первых тома его "Histoire des origines du Christianisme", принесшей ему всемирную известность, а также "Жизнь Иисуса" (1863), "Апостолы" (1866) и "Святой Павел" (1869). Опираясь на психологию современных религиозных людей и, отчасти, на свою собственную, тщательно изучив современную жизнь в Палестине (для этой цели Ренан совершил ещё одно путешествие на Восток), Ренан пытается воссоздать, в качестве живой картины, зарождение христианства и ранний период его истории.
  [5] Джеймс Легг (англ. James Legge, 1815-1897). Выдающийся британский синолог, миссионер, шотландец по национальности. Принадлежал к Конгрегационистской церкви Шотландии, находился на службе меж-деноминационного Лондонского миссионерского общества (1840-1873).
  21 См. The Letters of Jung / G. Adler and Aniela Jaffe, eds., (Princeton, NJ: Bollingen Series XCV, Princeton Univ. Press, 1973-1975), Vol. 2., especially pp. 6, 21, 89, 157, 275.
  [7] John M. Allegro, The Sacred Mushroom and the Cross: A Study of the Nature and Origins of Christianity within the Fertility Cults of the Ancient NearEast(GardenCity, NY: Doubleday, 1970).
  [8] Morton Smith, Jesus the Magician (San Francisco: Harper and Row, 1978).
  [9] Оригинальное название - "Протокол одного подлога"; в английском издании книга вышла под названием "Протокол Иисуса". - Прим. переводчика.
  25 Вышеупомянутый список альтернативных гипотез и книг об Иисусе ни в коем случае не является полным. Предположительно, могила человека под именем Джо-Асаф в Шинагаре (Кашмир) считается некоторыми могилой Иисуса. Напыщенная сенсационность "Святой Крови, Священного Грааля" Майкла Бежена, Ричарда Ли и Генри Линкольна, повествующей о выжившем Иисусе, женившемся на Марии Магдалине и породившим многочисленное потомство, рассеянное по Франции, может послужить еще одним доказательством информационного голода в отношении истории Иисуса.
  [11] Иису?с Нави?н (ивр. ?????????? ????-?????, Йехошу?а бин Нун; в исламе Йуша бин Нун) - предводитель еврейского народа в период завоевания Ханаана, преемник Моисея. Его деятельность подробно изложена в "Книге Иисуса Навина". Происходил из колена Ефремова и носил первоначально имя Осия (Хошеа), но был переименован Моисеем в Иисуса (Йехошуа), когда был послан разведчиком с представителями других одиннадцати колен. В латинской (а затем в католической и протестантской) традиции имя Иисуса Навина передаётся иначе, чем имя Иисуса Христа - Joshua вместо Jesus, в то время как в греческой православной традиции оба зовутся Иисус (поэтому к имени первого обычно прибавляется Навин или сын Навина, в то время как в западной традиции это излишне). - Прим. переводчика.
  [12] Damascus Document V. 2-4.
  28 Allegro, The Dead Sea Scrolls and the Christian Myth, p. 79.
  [14] Евангелие от Филиппа, стих 19.
  30 Автор данной работы не претендует на полное признание этой гипотезы о значения имени Иисуса иначе, чем исходя из собственной точки зрения.
  [16] Аввакум (от аккадского Хаваккук, ивр. ?????????? "обнимающий") - восьмой из малых пророков, предсказавший приход Спасителя и пленение Иерусалима [1]. Пророчества его, состоящие из трёх кратких глав, составляют 8-ю книгу сборника 12 Малых пророков (Тре-ассар) в еврейском каноне. Время и место деятельности Аввакума с точностью не обозначено; но из содержания его речей, в которых он жалуется на угнетение слабых сильными и говорит (I, 6) о завоевательных походах халдеев, можно заключить, что он жил во времена первого нашествия халдеев на Иерусалим, при царе Иоакиме.
  [17] Hugh Schonfield, The Passover Plot: New Light on the History of Jesus (New York: Bernard Geis Assoc, 1965).
  [18] Иосиф в Ветхом Завете - одиннадцатый сын Иакова и первенец его любимой жены Рахили (Быт., 30:24). Будучи поздним ребенком ("сыном старости"), Иосиф был особо обласкан своим отцом, что возбуждало ревность в его братьях. Эта ревность особенно усилилась после того, как Иосиф рассказал им два своих сна: в одном из них снопы, связанные братьями, поклонились снопу Иосифа, а в другом солнце, луна и одиннадцать звезд поклонились Иосифу; эти сны явно указывали на то, что Иосиф будет царствовать над братьями (Быт., 37:2-11). Однажды, увидев Иосифа, которого отец послал за ними, братья решили убить его, однако Рувим отговорил их от этого, и вместо этого они продали его в рабство купцам, караван которых направлялся в Египет, а Иакову сказали, что мальчика сожрал дикий зверь. - Прим. переводчика.
  [19] John Allegro. The Dead Sea Scrolls: A Reappraisal (London and New York: Penguin Books, 1956), p. 47.
  [20] Allegro, The Dead Sea Scrolls and the Christian Myth, p. 107.
  [21] См. Mysterium Coiunctionis, а тж. Два эссе об аналитической психологии.
  [22] C.G. Jung, The Spirit in Man, Art and Literature, Collected Works. Vol. 15, par. 127.
  [23] К.Г. Юнг, Структура и динамика психэ.
  [24] Евангелие от Филиппа, стих 67.
  [25] Дословно в Евангелии от Филиппа сказано: "Есть возрождение и образ возрождения. Следует воистину возродить их через образ. Каково воскресение? И образ через образ, - следует, чтобы он воскрес. Брачный Чертог и образ через образ, - следует, чтобы они вошли в истину, которая - восстановление. Это следует тем, которые не только приобретают имя Отца, и Сына, и Духа святого, но приобретают их для самих себя". - Прим. переводчика.
  [26] Lucindi Frances Mooney, Storming Eastern Temples: A Psychological Exploration of Yoga (Wheaton, IL: Theosophical Publishing House, 1976), p. 158.
  [27] C.G. Jung, "A Psychological Approach to the Dogma of the Trinity" in: Psychology and Religion: West and East, Collected Works, Vol. 11, par. 295.
  
  ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ В ЭТОЙ КАТЕГОРИИ:
  - Стефан Хёллер Юнг и потерянные евангелия. Глава 2. Святые Мятежники: Люди Свитков.
  - Стефан Хёллер Юнг и потерянные Евангелия. Глава 4 Женская Мудрость и отход от одностороннего знания.
  
  ИИСУС ИЗ НАЗАРЕТА.
  
  Интернет-источник:
  
  Иисус: Электронная еврейская энциклопедия ОРТ.
  
  https://eleven.co.il/judaism/and-other-religions/11776/
  
  ИИСУС (на иврите יֵשׁוּ, Иешу, יֵשוּ הַנָּצְרִי, Иешу ха-Ноцри - Иисус из Назарета ... В христианской догматике Иисус выступает в качестве одной из трех ... в Иисуса как Христа - богочеловека и сына Божьего - и сблизить учение ... духовной сущности, "пророка истины", идеальной личности, стоящей в ...
  
  Иисус (на иврите יֵשׁוּ, Иешу, יֵשוּ הַנָּצְרִי, Иешу ха-Ноцри - Иисус из Назарета; 4 г. до н. э.? - 31 г. н. э.?), еврейский проповедник эпохи Второго храма, последователи которого создали религиозное движение, развившееся в новую, отделившуюся от иудаизма религию - христианство. В христианской догматике Иисус выступает в качестве одной из трех ипостасей Бога, - второе лицо святой Троицы ("Бог-сын").
  Научно-критический анализ источников, повествующих об Иисусе, привел некоторых исследователей 19 в. к отрицанию самого существования Иисуса как исторической личности. По мнению этих ученых, Иисус - мифический образ, олицетворяющий представления древних религий Ближнего Востока об умирающем и воскресающем боге, которые ведут свое начало от тотемических верований и земледельческих и астральных культов. Эти представления в сочетании с иудаистической верой в приход избавителя еврейского народа и всего человечества (отсюда эпитет Христос, по-гречески `помазанник`, то есть Мессия) и с приматом этических норм над ритуальным богослужением, который был провозглашен древними израильскими пророками (см. Пророки и пророчество), породили легендарный образ Иисуса.
  Христианские представления о личности, деятельности и трагической смерти Иисуса характеризуют его как сына Божьего, принесенного в жертву во имя искупления совершенного Адамом первородного греха, тяготеющего над всем человечеством, и одновременно как богочеловека, в котором соединены божественная и человеческая природы. Эти представления отражают попытку синтезировать диаметрально противоположные теологические концепции: монотеистический иудаизм последних десятилетий периода Второго храма и синкретизм политеистических религий римско-эллинистического мира первых столетий новой эры.
  Однако, несмотря на густую пелену легенд и мифов, окутывающую образ Иисуса в христианских источниках, большинство современных ученых признают историчность Иисуса. В наиболее достоверных из этих источников отражены быт, уклад жизни, а также социальная и политическая атмосфера порабощенной Римом Иудеи начала 1 в. н. э. После устранения мифических наслоений в них предстает вполне правдоподобный образ фарисейского рабби (см. Фарисеи), не чуждого ессейского мистицизма и аскетизма (см. Ессеи).
  Его деятельность развивалась на фоне антагонизма между различными религиозными течениями и мессианскими движениями мистико-политического характера, которые были широко распространены в период, непосредственно предшествовавший разрушению Второго храма, и сыграли решающую роль в формировании и развитии иудаизма и в дальнейшем ходе еврейской истории.
  Наиболее ранними литературными источниками, в которых упоминается Иисус, являются так называемые Послания апостола Павла (см. Павел из Тарса). Те из них, подлинность которых не оспаривается современной наукой, написаны в 50-60-х гг. н. э., по-видимому, спустя 20-30 лет после смерти Иисуса.
  Павлу не привелось увидеть Иисуса при жизни; в его посланиях обсуждается главным образом религиозно-метафизический аспект появления и смерти Иисуса и почти отсутствуют его жизнеописания и характеристика личности. Официально признанная христианской церковью биография Иисуса и изложение его учения содержатся в четырех канонических евангелиях, включенных в Новый завет. В дошедшей до нас форме они, по-видимому, были составлены в конце 1 в. - начале 2 в. (см. ниже).
  В относящемся к этому же периоду сочинении Иосифа Флавия "Иудейская война" имя Иисуса не упоминается. В "Иудейских древностях" (20:200-203) при описании жизни брата Иисуса, Иакова, Флавий вскользь упоминает Иисуса, "которого называют Мессией". Однако короткий абзац о деятельности, распятии и появлении после смерти перед учениками Иисуса, "мудрого человека, если только можно назвать его человеком" (Древ. 18:63, 64), несомненно представляет собой позднейшую вставку или, по меньшей мере, обработан христианскими редакторами, так как он явно идет вразрез с фарисейским мировоззрением автора.
  Первые римские историки, в произведениях которых упоминается Иисус, - Светоний и Тацит. Светоний туманно повествует об изгнании евреев из Рима в связи с полемикой о "помазаннике", причем неясно, имеется ли ввиду Иисус или Мессия вообще. Однако Тацит, повествуя о преследованиях секты христиан императором Нероном, ясно говорит, что речь идет о приверженцах Христа, казненного Понтием Пилатом во времена Тиберия.
  В талмудической литературе периода Иисуса и в произведениях ученых непосредственно следующих за ним десятилетий нет упоминания об Иисусе (см. ниже). В более поздних частях Талмуда и в Мидраше Иисус упоминается в связи с полемикой против христианства. Канонические и апокрифические евангелия в разной степени акцентируют те или иные моменты жизни Иисуса, содержат больше или меньше фантастического, сказочного материала и часто противоречат друг другу, что отражает разновременность их создания, борьбу направлений в раннем христианстве, постепенность формирования его основных догм.
  Согласно Новому завету, авторами канонических евангелий являются апостолы Матфей, Марк, Лука и Иоанн. Евангелие от Иоанна, наиболее позднее из четырех, представляет собой скорее теологический трактат, чем исторический памятник жизни и деятельности Иисуса. Заимствуя биографические данные из трех предшествующих евангелий, Иоанн перерабатывает содержащуюся в них информацию, зачастую приводя факты в соответствие со своим мировоззрением, отражающим влияние эллинистических философских течений того времени.
  Три других канонических евангелия принято называть в современной научной литературе синоптическими (зримыми одновременно), так как рассматриваемые параллельно, они явно свидетельствуют об общем более раннем источнике информации, переработанном в соответствии с личными взглядами и темпераментом авторов. По всей вероятности, таким источником служили два текста: 1) рассказ одного из современников и последователей Иисуса о жизни учителя, полностью воспроизведенный в Евангелии от Марка; 2) сборник проповедей-изречений Иисуса, включенный Лукой и Матфеем в заново обработанное биографическое повествование Марка. Первоначальные источники, по-видимому, были написаны на иврите или на арамейском языке и, вероятно, еще до переработки синоптическими евангелистами переведены на греческий язык.
  Не только в этих первоисточниках, но и в синоптических евангелиях превалирует иудаистическое мировоззрение, полностью основывающееся на библейском каноне. Система толкований (не ее сущность) вполне соответствует аггадическим комментариям еврейских мудрецов того времени (см. Аггада). Постепенное отдаление учеников Иисуса от общепринятых норм иудаизма, стремление апостола Павла и его последователей привлечь язычников к вере в Иисуса как Христа - богочеловека и сына Божьего - и сблизить учение Иисуса с верованиями римлян, привели к все углублявшемуся разрыву между последователями Иисуса и иудаизмом, вылившемуся впоследствии в жестокую вражду между еврейством и христианством.
  Уже в синоптических евангелиях наряду с жизнеописанием Иисуса как одного из многочисленных в Иудее того времени учителей-проповедников, с которыми другие законоучители ведут дискуссии в характерном для Талмуда стиле, проявляется тенденция (ярко выраженная в Евангелии от Иоанна) представить Иисуса борцом против иудаизма в целом, главным образом против его духовных вождей-фарисеев. В особенности подчеркивается вина евреев в смертном приговоре Иисусу и умаляется роль римских властей в его казни.
  В синоптических евангелиях образ Иисуса в значительной мере сохранился таким, каким он, по-видимому, фигурирует в первоисточниках: образ Мессии - избавителя еврейского народа, предсказанного пророками Израиля, и одновременно воплощение некоей духовной сущности, "пророка истины", идеальной личности, стоящей в ряду библейских персонажей от Адама, патриархов и Моисея вплоть до героев книг Пророков и Писаний. Поэтому некоторые элементы биографии Иисуса представлены как гиперболизированное повторение событий, связанных в Библии с этими персонажами.
  Жизнеописание Иисуса строится как реализация предсказаний пророков. Так прокладывается путь к одному из основных утверждений христианской теологии и историософии, согласно которому еврейская Библия, названная впоследствии Ветхим заветом, является лишь своего рода прелюдией к христианскому Новому завету.
  Само имя Иисус (Иешуа, сокращено от Иехошуа - `Господь принесет спасение`) воспринимается евангелистами как обозначение его призвания: спаситель, избавитель, Мессия. В видениях пророков Мессия - наследник династии царя Давида, поэтому в евангелиях приводится генеалогия Иисуса (Лука 3:23-38 - от Адама; Матф. 1:1-16 - от Авраама), где он выступает как потомок Давида. На основании анализа текстов большинство современных исследователей приходят к выводу, что место рождения Иисуса - город Назарет; согласно евангелиям, Иисус, подобно Давиду, родился в Вифлееме (см. Бет-Лехем) и лишь проповедовал в Назарете.
  В евангельских текстах Иисус неоднократно называет себя "сыном человеческим". Это сочетание слов на арамейском языке - бар энаш - фигурирует в книге Даниэль (7:13, 14): "... сын человеческий подошел к Ветхому днями [то есть к Богу] ... и ему даны власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили ему". Термин "сын человеческий" в устах Иисуса является намеком на пророчество Исайи об "отрасли от ствола Иессеева" (Ишая, отца Давида - Ис. 11:1), который утвердит царствие Божие на земле, то есть о Мессии.
  Иисус возвещает наступление мессианских времен (Матф. 4:17), достигнув приблизительно тридцатилетнего возраста (Лука 3:23; ср. II Сам. 5:4: "Тридцать лет было Давиду, когда он воцарился"). Он въезжает в Иерусалим на белой ослице (Матф. 21:1-7), ссылаясь на пророчество Зхарии о том, что царь-избавитель, явится в Иерусалим бедным праведником верхом на осле (Зх. 9:9).
  В евангельском жизнеописании Иисуса немалую роль играет пророчество Исайи о мистическом явлении "раба Божьего", униженного, презираемого "мужа скорбей, изведавшего болезни", которому суждено своими страданиями искупить грехи народа (Ис. 53). Страдания и мученическая смерть Иисуса представлены как осуществление этого пророчества; личность Иисуса явно наделена чертами "раба Божьего". Ангел Гавриэль сообщает матери Иисуса Марии о предстоящем рождении Иисуса (Лука 1:26-38) в духе предсказания Исайи иудейскому царю Ахазу (в связи с будущим избавлением Иудеи от врагов) о том, что "молодая женщина забеременеет, родит сына и наречет его именем Иммануэль", что означает на иврите "с нами Бог" (Ис. 7:14). Причем в христианской Библии "молодая женщина" (на иврите алма) переводится словом "дева".
  Согласно евангельскому повествованию не только личность Иисуса является воплощением мессианских пророчеств, но и его жизнь и деятельность как бы повторяют события жизни многих библейских пророков. Подобно Моисею, спасенному вопреки приказу фараона (Исх. 1:15-2:10), Иисус должен быть спасен от преследования царя Ирода, приказавшего истребить всех младенцев, родившихся в Бет-Лехеме и его окрестностях. Мария с новорожденным Иисусом и мужем Иосифом скрываются в Египте (Матф. 2:13-21). После восхождения с учениками на высокую гору Тавор Иисус являет "чудо преображения": лицо его сияет как солнце, подобно лику Моисея, сошедшего с горы Синай, где он пробыл 40 дней и где ему была дарована Тора из уст Бога (Матф. 17:1,2 и в других местах; ср. Исх. 34:29,30).
  Так же, как пророк Самуил младенцем был приведен в святилище Шило для служения Богу (I Сам. 1:24-28), Иисус был принесен через некоторое время после обрезания в Иерусалимский храм, по-видимому, для совершения обряда "выкупа первенца" (см. Кохен, Первенец). В двенадцатилетнем возрасте во время пасхального паломничества в Иерусалим отрок исчез и был обнаружен в Храме ведущим беседы с законоучителями, которые дивились его разуму и отваге (Лука 2:21-32; 41-47).
  По примеру пророка Илии Иисус отправился на сорок дней в пустыню, подвергся испытанию, не поддавшись искушениям дьявола (Матф. 4:1-11; Лука 4:1-13, ср. I Цар. 19:4-14). После смерти Иисус, подобно Илие, возносится на небо (Лука 24:51, ср. II Цар. 2:11); как Илия и его преемник Элиша, он воскрешает мертвых (Марк 5:22-43; Лука 7:11-15, ср. I Ц. 17:17-23; II Ц. 4:32-36), исцеляет множество больных (в первый раз - прокаженного, Марк 1:40-42; ср. II Ц. 5:1-14); ходит по воде (Марк 6:47-50; ср. II Ц. 6:5-7), насыщает тысячи людей пятью (или семью) хлебами (Марк 6:34-44; 8:1-21; ср. II Ц. 4:1-7, 42-44).
  Из поздних пророков в евангельском образе Иисуса более всего отражен образ Иеремии. Подобно ему, Иисус вступает в конфликт со служителями Храма и предвещает его разрушение и восстановление на основе обновленного завета (Марк 11:15-18; 13:2; 14:58, ср. Иер. 7:32-34; 33:14-26). Примат этических норм над культовыми, который у Иеремии принимает форму категорического отрицания жертвоприношений, преследование и заточение властями - все это свидетельствует о том, что образ Иеремии неизменно стоял перед глазами авторов синоптических евангелий.
  Евангелия, однако, изобилуют параллелями между жизнью Иисуса и событиями из жизни не только пророков, но и патриархов. Предсказание ангелом (архангелом) Гавриэлем, явившимся Марии, рождения Иисуса напоминает посещение шатра Авраама ангелами, один из которых предвещает Сарре рождение Исаака (Быт. 18:1-14). Подобно Иосифу, посаженному братьями в пустой колодец, где он пробыл три дня, пока Иехуда не продал его купцам-исмаильтянам, Иисус после распятия был опущен в могилу и восстал из нее три дня спустя.
  Само распятие неподалеку от Храма перекликается с жертвоприношением Исаака на горе Мория (см. Акеда). Все эти библейские мотивы в евангелиях усиливаются, как бы возводятся в более высокую степень. Сарра рожает первенца в 90 лет - Мария зачинает, оставаясь девственницей; Иехуда (Иуда в русской традиции) продает Иосифа за двадцать сребреников - Иуда Искариот продает Иисуса за тридцать; жертвоприношение Исаака заменяется всесожжением барана ("овна") - Иисус умирает на кресте, принесенный в жертву в качестве "агнца" божьего; чудом оставшийся в живых Иосиф, извлеченный из колодца, становится властелином Египта - Иисус воскресает, чтобы стать избавителем народа в будущем.
  Не только мотивы библейского повествования, но и основные элементы этики библейских пророков и современная Иисусу этика иудейских мудрецов-фарисеев приобретают в евангелиях утрированный, парадоксальный характер (см. ниже).
  Оставаясь на почве иудаизма и еврейской культуры, синоптические евангелия восприняли и мотивы политеистических религий, ясно проступающие в Евангелии от Иоанна и в более поздних христианских источниках: непорочное зачатие Марии (ср. деву Анат в угаритских текстах), искупительное самопожертвование или принесение в жертву богами других богов или полубогов (вавилонский Таммуз, египетский Осирис, ханаанский Мот, греческий Адонис и хеттский Атис) и их последующее воскресение. Возведение Иисуса в одну из трех ипостасей Бога в процессе развития христианской теологии не имеет отношения к жизни и деятельности Иисуса (см. Христианство).
  Попытки выявить реальные факты биографии Иисуса путем демифологизации евангельского текста позволяют восстановить с значительной степенью достоверности основные этапы жизни Иисуса.
  Иисус родился, по-видимому, в Назарете в семье плотника Иосифа. После смерти отца Иисус продолжал плотничать, но, судя по его проповедям и афоризмам, получил образование и приобрел значительные познания в библейской литературе, а также в галахических и аггадических комментариях и высказываниях законоучителей-фарисеев. В 28-29 гг. н. э. Иисус встретился с Иоанном Крестителем, который, по всей вероятности, был близок к ессеям или близкой им секте (см. Мёртвого моря свитки, Кумранская община, Секты малые). Под руководством Иоанна Иисус совершает ритуальное погружение в воды Иордана - обряд, игравший важную роль в ритуале ессеев и воспроизведенный в христианстве как крещение.
  Иоанн узнает в Иисусе избавителя, скорое пришествие которого он возвещал. Иисус проникается сознанием своего великого призвания. Проведя 40 дней в пустыне в уединении и посте и преодолев несколько искушений, он становится странствующим проповедником и духовным наставником. Вблизи озера Киннерет (Генисаретского озера) Иисус призывает народ к покаянию и возвещает приближение царства Божьего.
  В родном Назарете, на первых порах и в своей семье, Иисус был встречен холодно и недоверчиво, однако у простонародья его проповедь, изобилующая народными изречениями и притчами, пользовалась большим успехом. В окрестностях Капернаума (см. Кфар-Нахум) Иисус совершил ряд "чудес" в духе библейских пророков (см. выше), и вокруг него собралась группа учеников из среды галилейских рыбаков. Круг его приверженцев все расширялся.
  Проповедь Иисуса, его образ жизни, обличение им власть имущих и богачей и явное предпочтение бедняков, которым он предвещает первенствующую роль в грядущем царстве Божьем, вызвали тревогу властей. Тетрарх Галилеи Ирод Антипа, казнивший Иоанна Крестителя, увидел в Иисусе его преемника и намеревался казнить и его. Иисус назначает двенадцать ближайших учеников духовными наследниками и продолжателями своего дела (апостолами) и вместе с ними отправляется в Иерусалим. Число 12 имеет символический характер: оно соответствует числу колен Израилевых, свидетельствуя о "новом избрании" всего еврейского народа.
  Мифологизированный рассказ о 12 непосредственных учениках Иисуса, избранных им для распространения нового учения, отражает, по-видимому, возникновение и оформление церковной иерархии. Список 12 апостолов дается в синоптических евангелиях (Матф. 10:2-4; Марк 3:16-19; Лука 6:14-16) и в Деяниях апостолов (1:13). Первыми были призваны Иисусом галилейские рыбаки - братья Симон (Петр) и Андрей, затем братья Иаков и Иоанн, сыны Зеведея (Матф. 4:18-22; Марк 1:16-20). Один из 12 апостолов, Иаков Алфеев, описан в Деяниях апостолов, а также Иосифом Флавием как брат Иисуса.
  С именем Павла из Тарса, не принадлежавшего к числу 12 апостолов, связано оформление христианства как новой религии, отличной от иудаизма и даже враждебной ему. Подробно об апостолах см. Христианство.
  По всей вероятности, деятельность Иисуса в Галилее и Заиорданье продолжалась около года. На пути в Иерусалим Иисус вновь продемонстрировал свои чудодейственные силы: исцелил слепого и возвратил к жизни человека, считавшегося умершим (Иоан. 11). За несколько дней до Песаха - одного из трех паломнических праздников - он приблизился к воротам Иерусалима. В город он въехал на белой ослице, окруженный толпой, приветствовавшей его как Мессию. Прибыв в Иерусалимский храм, он стал во всеуслышание предрекать его разрушение и даже пытался изгнать из него менял и торговцев жертвенными животными, навлекая на себя гнев иерархии кохенов, состоявшей в тот период почти исключительно из саддукеев.
  Во время пасхального ужина (по-видимому, 15 нисана - день ритуального вкушения жертвенного ягненка в ознаменование исхода из Египта) Иисус говорит о предчувствии своей скорой смерти. Он сравнивает себя с пасхальным ягненком и, произнося традиционную бенедикцию над вином (Киддуш), уподобляет вино своей крови. В христианстве этот ужин получил название Тайной вечери и стал прообразом "таинства" евхаристии (причастия).
  После ужина и последующей бенедикции и славословных псалмов (см. Халлел) Иисус с апостолами отправляется на Масличную гору, находящуюся за городом напротив крепостной стены, где в Гат-Шманим (Гефсиманском саду) предается молитве, которая отражает его мучительные душевные колебания - от обращения к Богу с мольбой "пронести чашу сию мимо меня" (Лука 22:42) до смиренного принятия воли Божьей, обрекающей его на гибель.
  Во время Тайной вечери и молитвы в Гефсиманском саду Иисус скрывается от враждебных ему храмовых служителей. Однако один из апостолов Иуда Искариот (на иврите иш Крийот, `человек из Криота`, возможно, тождественно городу Кирьят в Иудее; по другим версиям, по-арамейски иш кария - `лживый` или по-гречески сикариос - см. Сикарии), видимо, разочаровавшись в Иисусе, предает его храмовой страже, которая препровождает его к первосвященнику.
  Евангельское повествование о судебном процессе над Иисусом, якобы проведенном высшим еврейским судебным органом Синедрионом (Лука 22:66; Матф. 26:59; Марк 14:60-62; 15:1), явно тенденциозно и, подобно описанию распятия Иисуса, несомненно, отражает разочарование авторов в попытках убедить еврейский народ в мессианском призвании Иисуса и их стремление по примеру апостола Павла распространить его учение среди языческих народов Римской империи (см. выше).
  Евангелисты тенденциозно излагают процедуру суда и приговор; они умаляют роль, сыгранную в казни Иисуса римским прокуратором Понтием Пилатом, который якобы всячески старался спасти Иисуса, пытаясь передать его как жителя Галилеи в руки Ирода Антипы или заменить его другим преступником. Народ настоятельно требует распятия Иисуса, и Пилат, символически умывая руки, объявляет о своей невиновности в крови "праведника сего". Весь народ ответствует: "Кровь его на нас и на детях наших" (Матф. 27:24, 25).
  Критический анализ текстов с точки зрения еврейского судопроизводства тех времен приводит к заключению о неправдоподобности евангельского описания. Есть основания предполагать, что в доме первосвященника, где Иисус содержался под стражей, заседал не Синедрион, а высшая храмовая коллегия (ср. Лука 20:1). Однако процедура заседания и решение этой коллегии противоречат уже сформировавшейся в ту пору Галахе.
  Подозреваемый в мессианских притязаниях Иисус, в соответствии с римским законом, подлежал передаче римским властям как мятежник. Он был казнен наиболее распространенным в Римской империи того времени способом - распят на кресте, на котором была прибита издевательская надпись: "Царь иудейский".
  В евангелиях подробно описываются страдания Иисуса под непосильной ношей креста, бичевание до распятия, муки на кресте, продолжавшиеся шесть часов, и издевательства римских легионеров. По-видимому, Иисус до последнего момента надеется, что Бог спасет его; умирая, он восклицает по-арамейски: Эли, Эли, лема швактани! В транскрипции синодального перевода: Элои! Элои! ламма савахфани? (`Боже мой, Боже мой, для чего ты оставил меня?`; Марк 15:34; ср. Пс. 22:2).
  На третий день после казни, по свидетельству приверженцев Иисуса, могила его оказалась пустой и образ его предстал перед ними. Обаятельная личность Иисуса - законоучителя, проповедника, целителя - произвела столь сильное впечатление на его последователей, что они не могли смириться с фактом его трагической смерти. На исходе эпохи Второго храма среди евреев уже существовала вера в воскресение из мертвых, правда, лишь в эсхатологическом плане.
  Однако основная проблема исторического образа Иисуса, свободного от мифологии и христологических наслоений, заключается в решении вопроса, считал ли себя Иисус пророком и Мессией в библейском смысле. Несомненно, общение с Иоанном Крестителем заставило его ощутить свою близость древним израильским пророкам, предвещавшим пришествие Мессии. Именно таким пророком считали его иудеохристиане - группа последователей Иисуса в Иудее, не отступившая от иудаизма.
  По-видимому, сознание мессианского призвания нарастало в Иисусе постепенно и достигло апогея во время пребывания его в Иерусалиме, хотя и тогда оно сопровождалось сомнениями и колебаниями. Мессианское сознание Иисуса объяснимо особенностями политической, социальной и духовной жизни Иудеи его времени (см. Земля Израиля (Эрец-Исраэль). Исторический очерк).
  Деспотизм Ирода, ставленника Рима, власть которого воспринималась народом как "воцарение идумейского [см. Эдом] раба", вызывал брожение, бунты и локальные восстания, особенно в среде разоренных низших слоев Галилеи. Виднейшими лидерами повстанцев были Иехуда и Менахем, объявивший себя царем-освободителем. Это брожение, часто принимавшее форму мессианских движений, особенно усилилось после смерти Ирода, когда страна была разделена на три части, а в Иудее, после кратковременного правления сына Ирода Архелая, правителем был назначен римский прокуратор.
  По словам Филона Александрийского, Понтий Пилат был одним из самых жестоких прокураторов. Чем мрачнее становилась действительность, тем шире распространялась вера в скорое избавление - пришествие Мессии и предсказанного пророками царства Божьего, золотого века свободы, добра и справедливости. Различные секты и группы по-разному представляли этот идеал и проповедовали разные пути к его достижению: от открытой войны против Рима (каннаим, см. Зелоты) до отрешения от мира, аскетизма и покаяния (см. Ессеи, Кумранская община).
  В центре стояли фарисеи, законоучители народа, проповедовавшие умеренность, тщательное исполнение предписаний Торы и ограждение от пагубных влияний греко-римской культуры и языческого синкретизма. Фарисеи оказывали самое сильное влияние на народные массы. Глубоко веруя в наступление царства Божьего, они в большинстве своем, подобно пророкам, с большой осторожностью относились к вере в близкое наступление "конца дней".
  Иисус настойчиво предвещает близкое, пожалуй, немедленное наступление царства Божьего. Однако он с большой осторожностью говорит о своей роли в его наступлении и о "сыне человеческом", упомянутом в книге Даниэль (см. выше), который в эпоху Второго храма отождествлялся с Мессией. Сам он никогда не употреблял слово "Мессия". Выражением "сын Божий" он пользуется в том смысле, в котором оно фигурирует в литературе этого периода: "Любим человек, созданный по образу [Божьему] и любимы израильтяне, названные сынами Бога" (Авот 3:14). В талмудической литературе чрезвычайно распространен термин Авину ше-ба-шамаим (наш Отец небесный).
  На вопрос первосвященника, следователя храмовой коллегии: "Скажи нам, ты ли Христос, сын Божий?" - Иисус уклончиво отвечает: "Ты сказал" (Матф. 26:63, 64). На вопрос Пилата: "Ты царь Иудейский?" - Иисус отвечает: "Ты говоришь" (Матф. 27:11). Однако по другой версии Иисус четко ответил первосвященнику: "Я; и вы узрите сына человеческого, сидящего одесную силы [то есть Бога] и грядущего на облаках небесных" (Марк 14:62). Хотя подлинность этих слов сомнительна, есть основание предполагать, что, предчувствуя свою мученическую смерть, Иисус в последние дни жизни приписывал себе исключительную роль в приближении царства Божьего.
  Иисус избирает путь добровольного самопожертвования не без внутренней борьбы. В Евангелии содержится параллель между судьбой Иисуса и судьбой древних пророков Иерусалима, пользовавшегося якобы славой города, избивающего пророков (Лука 13:34).
  В действительности ни один пророк не только не был казнен, но и не был подвергнут преследованиям в Иерусалиме, за исключением Иеремии, который в разгар войны с Вавилонией призывал покориться Навуходоносору и категорически отрицал правомерность богослужения в Храме. Несмотря на это Иеремия был лишь временно заключен в тюрьму. Вероятно, Иисус решил претерпеть "мессианские муки" (хевлей Машиах); идея о том, что появлению Мессии будет предшествовать период мук и страданий всего народа и их не избегнет и сам Мессия, получила распространение позже, но зародилась уже в период Второго храма.
  Вера в искупительную жертву человека, полубога или бога всегда была чужда иудаизму, поэтому христианская тенденция представляет проповедь Иисуса не только как столкновение между ним и фарисеями, но и как конфликт с иудаизмом в целом. Однако тексты синоптических евангелий, при всех присущих им противоречиях, свидетельствуют об обратном.
  Иисус скрупулезно исполняет все предписания Галахи своего времени. Он недвусмысленно объявляет: "Не думайте, что я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из Закона..." (Матф. 5:17, 18). Правда, Иисус не запрещает своим ученикам срывать колосья в субботу для утоления голода, но сам этого не делает (Марк 2:23). Он неоднократно подчеркивает, что призван исключительно для спасения еврейского народа ("Я послан только к погибшим овцам дома Израилева"; Матф. 15:24).
  Апостолам он запрещает обращаться к неевреям (Матф. 10:5). Иисус отказывается излечить девочку-ханаанеянку, мотивируя отказ доводом, который вряд ли мог привести самый "фанатичный" фарисей в его время или законоучитель Талмуда в будущем: "Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам" (Матф. 15:26). Лишь после того, как мать ребенка смиренно заметила, что "и псы едят крохи, которые падают со стола господ их" (Матф. 15:27), он согласился исполнить ее просьбу.
  Среди исследователей евангелий существуют разногласия по вопросу о том, к какому течению в современном ему иудаизме принадлежал Иисус. Многие утверждают, что его учение свидетельствует главным образом о влиянии ессеев, кумранской общины и других сект, верования которых отражены в свитках Мертвого моря. Однако большинство ученых признает, что сравнение текстов этих рукописей с учением Иисуса приводит к выводу о его близости к фарисеям; некоторые считают даже, что он принадлежал к сурово ригористической школе Шаммая (см. ниже).
  Иисусу был чужд дуализм секты, разделяющей людей по Божественному предопределению на "сынов света", то есть членов секты, и "сынов тьмы" - все остальное человечество, которое следует ненавидеть, презирать и с которым необходимо вести непримиримую войну. Особенно эти сектанты ненавидели фарисеев. Возможно, что поучение Иисуса "любите врагов ваших" (Матф. 5:43, 44) направлено против этой секты.
  Этическое учение Иисуса изложено главным образом в так называемой Нагорной проповеди (Матф. 5-7). В ней, несомненно, имеется некоторая общность взглядов с идеологией ессеев в социальном плане. Она начинается восклицанием: "Блаженны нищие духом [по-видимому, следует понимать: по велению своего духа, добровольно нищие], ибо их есть царство небесное" (Матф. 5:3). Иисус проповедует самоотверженное отрешение от материальных выгод и отдает моральное предпочтение бедным и униженным.
  Он сурово осуждает стремление к благополучию и сулит горькую судьбу знатным, богатым и власть имущим ("Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в царство Божие"; Матф. 19:24). Не принимая ессейского принципа общности имущества, он, однако, требует делиться с ближними материальными благами. Таким образом, в своем этическом учении Иисуса воспринял только те элементы ессейского мировоззрения, которые совпадают с моральными принципами некоторых фарисейских течений, признающих примат этических норм в религии.
  Живший в период отрочества Иисуса величайший мудрец-фарисей Хиллел, духовный лидер народа и глава Синедриона, свел сущность всей Торы к предписанию: "То, что ненавистно тебе, не делай ближнему твоему; все остальное лишь толкование..." (Шаб. 31а). Сам Хиллел был воплощением тех моральных принципов, которые проповедовал Иисус.
  Во всей Нагорной проповеди нет ни одного изречения или суждения, которому нельзя найти параллели в талмудической литературе или Мидраше, буквальных (ср. Матф. 7:2-4 и Сота 1:7; ББ. 15б) или несколько видоизмененных (ср. например Матф. 5:28 и Калла 1; Матф. 5:29,30 и Нидда 13б; Матф. 6:3 и ББ. 9б; Матф. 6:30-34 и Сота 48б и т. п.). Свое общение с отверженными грешниками - мытарями (сборщиками налогов) и даже блудницами - Иисус объясняет тем, что "не здоровые имеют нужду во враче, а больные... я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию" (Матф. 9:12, 13).
  На всех этапах своего развития иудаизм придавал огромное значение покаянию (см. Тшува), утверждая, что самые страшные грешники могут рассчитывать на милосердие Бога (Танх. Вайера 8) и за покаяние одного человека Бог прощает грехи всего мира (Иома 86б). Согласно евангелиям, фарисеи упрекают Иисуса за общение с грешниками, но эти упреки, так же как и все другие столкновения Иисуса с фарисеями, следует рассматривать как разногласия в среде самих фарисеев.
  Фарисейство не было монолитным течением. Оно состояло из различных школ (см. например Бет-Хиллел и Бет-Шаммай). Галахические установки были результатом дискуссий и дебатов, занимающих огромную часть Талмуда - как Мишны, так и Гемары. Выпады Иисуса против лицемерия фарисеев находят параллель и в Талмуде (Сота 22б), хотя там они не носят характера обобщения, как в Евангелии.
  Все же и после устранения позднейших тенденциозных наслоений в синоптических евангелиях и в тех высказываниях Иисуса, которые можно считать подлинными, четко выступают некоторые отклонения от положений, общих для всех школ фарисеев и легших в основу дальнейшего развития иудаизма. Требование крайнего самоотречения человека в учении Иисуса приводит к анархическому мировоззрению. Отрицание себялюбия в какой-либо форме доводится до абсурда.
  Иисус требует от своих учеников "возненавидеть" не только ближайших родственников (то есть забыть о личных привязанностях), но и "саму жизнь свою" (Лука 14:26). "Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку" (Лука 6:29). "Не судите, да не судимы будете" (Матф. 7:1). Такая мораль не может лечь в основу общественных отношений, а именно создание и нормальное функционирование общества, живущего по законам Моисея на основах правды и справедливости, было целью фарисеев.
  Как духовные лидеры народа они должны были беспрестанно давать ответы на практические вопросы повседневной жизни. Даже сам Иисус не всегда соблюдал собственные требования смирения и кротости: он проклинал своих оппонентов, изгнал менял из Храма, учил апостолов быть хитрыми, как змеи (Матф. 10:16), - и предрекал участь Содома и Гоморры тем городам, которые их не примут (Матф. 10:15).
  Изречения, подобные афоризмам Иисуса и даже тождественные им, уравновешивались в литературе фарисеев противоположными высказываниями оппонентов; примат этических принципов - тщательной и кропотливой разработкой ритуальных предписаний и правовых норм. Так поступал и сам Хиллел и все последующие духовные вожди иудаизма. Иисус, не отрицая предписаний Галахи в вопросах ритуала и права, не уделял им особого внимания вне полемики с теми фарисеями, которые возражали против его толкований, зачастую казавшихся им слишком "либеральными".
  В талмудическом трактате Авот (см. Пиркей авот), посвященном этическим поучениям, собраны изречения десятков мудрецов. Поучения же Иисуса произносятся от первого лица, их формой подчеркивается неоспоримый авторитет автора. В них неоднократно повторяется фраза: "Вы слышали... а я говорю вам", например: "... слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы... а я говорю вам: не клянись вовсе" (Матф. 5:33, 34).
  К тому же Иисус вел себя как библейский пророк, а незадолго до своей гибели, по-видимому, счел себя Мессией или по крайней мере тем, кому предназначена решающая роль в приближении царства небесного (см. выше). Поведение Иисуса, тон его проповеди и самооценка, поскольку о них можно судить по евангельским текстам, не соответствовали образу фарисейского законоучителя и проповедника, каким видели Иисуса его простодушные галилейские последователи.
  Со времен пророков царство небесное рисовалось воображению народа либо как эсхатологическое видение, либо как наступление эры добра и справедливости, обусловленное, прежде всего, освобождением от чужеземного ига. С особым нетерпением народ ожидал от Мессии избавления в период римского владычества. Иисус возвещал немедленное наступление царства небесного. Однако вместо призыва к восстанию против римлян Иисус ограничился советом: "Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу" (Матф. 22:17-21), который не мог найти сочувствия в народе. Казнь на кресте выглядела в глазах большинства современников Иисуса опровержением его мессианских претензий.
  В талмудической и раввинистической литературе прямые или косвенные упоминания Иисуса или его действий весьма немногочисленны: в период формирования христианство привлекло к себе ничуть не больше внимания, чем другие еврейские секты, в изобилии возникавшие в ту эпоху. Вопреки мнению евангелистов, жизнь и гибель Иисуса не воспринимались современниками как центральные события мировой истории. Из сказанного об Иисусе в Вавилонском Талмуде следует, что на него смотрели как на сбившегося с пути ученика современных ему законоучителей.
  Барайта в не подвергнутом цензуре издании Талмуда (Санх. 107б, Сота 47а) изображает Иисуса чародеем и соблазнителем, совращающим людей с пути истинного, и сообщает, что за это, как того требует закон, Иисус был побит камнями, а затем повешен 14 нисана - дата, соответствующая дате казни Иисуса, указанной Иоанном (19:14). Полемика в проповедях и изречениях амораев в 3-4 вв. против христианских догм, согласно которым Иисус был Мессией, сыном Божьим и Богом, представляет собой реакцию на христологические истолкования Святого Писания отцами церкви.
  Почти во всех изданиях эти высказывания изъяты цензурой или завуалированы так, что их можно интерпретировать как не относящиеся к Иисусу. С распространением христианства весь еврейский народ начинают изображать в церковной литературе как народ-богоубийцу; жестокие преследования средневековья приводят к тому, что образ Иисуса в сознании евреев становится символом бедствий народа и в еврейском фольклоре приобретает все более отрицательные черты. Лишь немногие высказывания такого рода были, из опасений репрессий со стороны христианских властей, зафиксированы письменно, например, "Ха-ма"асе бе-талуй" ("История о повешенном"), - рукопись, в различных вариантах распространенная среди евреев с 12 в.
  Научная литература об Иисусе необозрима. В иудаистике с начала 18 в. предпринимались попытки демифологизации образа Иисуса, восстановления его исторического облика. Из еврейских историков виднейшее место в этой области занимают Г. Грец, И. Клаузнер ("Иешу ха-Ноцри" - "Иисус из Назарета", 1922), Д. Флюссер. Анализу суда и казни Иисуса с историко-юридической точки зрения посвящена книга Х. Кохена "Мишпато у-мото шел Иешу ха-Ноцри" ("Судебный процесс и смерть Иисуса из Назарета", 1968).
  В литературе на идиш Иисусу посвящен первый том трилогии Ш. Аша "Дер ман фун Нойцерес" ("Человек из Назарета", 1943), а на иврите - роман А. А. Кабака "Ба-миш"ол ха-цар" ("По узкой тропе", 1937), повесть И. Мосинзона "Иехуда иш Крайот" ("Иуда Искариот", 1963) и драма Н. Агмона (Быстрицкого) "Иехошуа ми-Нацрат" ("Иисус из Назарета", 1961). В произведениях У. Ц. Гринберга, особенно в его ранних стихотворениях и поэмах, Иисус, распятый на кресте, олицетворяет еврейский народ, обреченный на муки и страдания в галуте.
  Образ Иисуса в искусствах пластических у художников-евреев (скульптуры М. Антокольского, Дж. Эпстайна, картины М. Шагала и других) нередко трактовался в духе, не соответствовавшем христианской традиции. После Катастрофы в произведениях не только евреев, но и многих христиан образ Иисуса предстает символом мученичества еврейского народа (гравюры М. Гофмана, графическая серия "Христос в Майданеке" З. Толкачева и другие).
  
  Статью Юнга С.Х. в Интернет-журнале "Самиздат" Максима Мошкова, на личной страничке разместил Гребенченко Ю.И. Волгоград, 2020, 12:43.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"