<Рукопись, найденная при странных обстоятельствах, при раскопках пещер в районе Бремена, Германия в 19... году>
История, что я пишу здесь, в этой мрачной каверне, при свете крошечного огарка свечи, столь страшна и непонятна, что я до сих пор не уверен, что она - не плод моего воображения! Однако такова была воля моего господина, и я не могу ее ослушаться. Все началось в конце лета 15... года, когда до моего господина дошли слухи о некоей разбойнице, что разоряла его земли. Крестьяне были страшно недовольны, так как эта женщина не знала жалости, а жестокость ее была просто неописуема. Сначала мы не придали слухам большого значения и не удостоили их вниманием, так как крестьяне нередко что-нибудь выдумывают. Однако разговоры и ропот не стихали почти месяц, и тогда милорд отдал приказ нескольким своим солдатам во главе с офицером Ролленштайном отправиться к тем местам, где якобы бесчинствовала разбойница и ее банда для сбора сведений и, в случае необходимости, ее задержания.
Прибыв на место и выслушав жителей, Ролленштайн отправил милорду письмо, в котором сообщал, что кто-то действительно нападает на деревни. От рук банды пострадало не менее дюжины человек, имели место и четыре убийства. Последнее нападение произошло совсем недавно. Напали на двух крестьян, что везли на телеге товары в город. Одного из них застрелили из арбалета, а другого нашли в полумиле от места нападения. На нем были страшные раны, как будто нанесенные дикими зверями. Также было похоже, что его ударили несколько раз чем-то вроде топора. Ролленштайн высказал предположение, что на несчастного натравили собак, чем и объясняются укусы. Что же касалось состава и численности шайки, здесь, к сожалению, Ролленштайн ничего сообщить не смог. Местные жители, глупые крестьяне, заявляли, что атаманша - девушка, которая называет себя Нимвен, или Белоснежка. По их словам, она водилась с нечистой силой, а спутниками ее были семеро гномов. Более глупого предположения нельзя себе вообразить. Видимо, все эти подробности были выдуманы местными жителями. В конце письма офицер поставил нас в известность, что немедленно начинает охоту на разбойников.
Мы стали ждать результатов. Вскоре, примерно через неделю, пришло еще одно послание, в котором сообщалось, что предводительствует в банде, состоящей из нескольких низкорослых мужчин действительно девушка, молодая, по имени Белоснежка. Она прислала письмо Ролленштайну, в котором потребовала его уехать, оставив в покое "ее и ее охотничьи угодья". По словам офицера, слог письма говорил об образованности и, возможно, аристократическом происхождении. Также он сообщал, что уже знает, где, вероятно, скрывается шайка. Туда он и направлялся.
Теперь казалось, что дело в шляпе и мы стали ожидать возвращения Ролленштайна с Белоснежкой, живой или мертвой. Однако следующая посылка оказалось столь же неожиданной, сколь и чудовищной. Деревенский парень из той местности, где велась охота, привез заколоченный деревянный сундук, обитый железом. При этом посланец был совершенно не в себе - не говорил, а лишь мычал и, видно, всего боялся. К нему тотчас же поспешил лекарь.
Милорд повелел принести сундук в главный зал замка и вскрыть его. Какого же было наше изумление, когда из сундука выкатились головы Ролленштайна и еще двоих его солдат!
Мой господин в гневе повелел привести посланца, дабы тот объяснил, что это значит. Однако вместо крестьянина вошел аббат Доминик, и сообщил графу, что посланец одержим демонами и сейчас находится в аббатстве, где его пытаются излечить лекари и священники. По словам аббата, что-то так напугало несчастного крестьянина, что тот не в силах делать ничего, что положено доброму христианину, и он подобен животному.
Неожиданно кто-то заметил, что в сундуке также есть конверт. Вскрыв его, внутри обнаружили письмо графу, подписанное Белоснежкой.
Прочтя его, милорд пришел в неописуемую ярость - в нем предлагалось оставить часть земли Белоснежке и ее слугам с тем, чтобы ей не приходилось совершать набеги. В противном случае, она грозила расширить область, в которой совершались нападения.
Граф приказал немедля собрать отряд и приготовиться выехать для наказания дерзкой женщины. Он самолично собрался возглавлять карательную экспедицию.
Уже утром следующего дня две дюжины конных воинов выехали из ворот замка. Сам граф и остальные воины остались пока в замке - некоторые важные дела требовали личного присутствия моего господина.
Спустя трое суток, по прибытии первого отряда на место и оглашения смертного приговора Белоснежке и ее соратникам, ее банда совершила налет на мирных христиан совсем неподалеку от замка. Они напали на отдельный хутор. Были зверски убиты трое взрослых, а двоих детей, по-видимому, разбойники увезли с собой. Граф самолично выехал на место. Я сопровождал его в качестве писца, каковым являюсь уже семь лет, так как в монастыре я обучился грамоте.
Столь страшной картины я еще не видел за свою жизнь! Суровых воинов тошнило от той картины, что предстала нашим глазам на хуторе! Один из убитых был прибит над воротами и во'роны склевали ему лицо. Судя по царапинам на дереве, когда его прибивали, он был еще жив. Во дворе лежал еще один убитый - на шее его виднелись страшные раны, как от укуса волка или собаки. Третьей жертвой была женщина - кто-то безжалостно заколол ее прямо в постели. На теле ее было множество ран. Я не мог найти причину столь неуместной жестокости. На стене кровью было написано:
"Таков ваш выбор, граф!"
Вне всяких сомнений, это было послание от этой безбожницы Нимвен.
Разумеется, милорд пришел в ярость. Он немедленно принялся собираться в поход. Меня он взял с собой, оторвав от молитвы, что я возносил Господу, чтобы он избавил мой разум от увиденного.
Прибыв на место, мы немедля принялись расспрашивать местных жителей. Они были крайне запуганы: пока мы ехали, было совершено еще два нападения, и одно опять неподалеку от замка. Здесь же напали прямо на деревню, убив местного священника и крестьянку. По словам людей, разбойники забрали девочку двенадцати лет. Кроме того, эти крестьяне снова начали рассказывать про темную силу Белоснежки и про гномов, что сопровождали ее. Высмеяв их, граф приказал встать лагерем в полумиле от деревни и начал вести расследование. Он узнал, куда поехал перед смертью Ролленштайн и его солдаты. Кстати, ни одного из них не нашли. Они поехали к пещерам, к северу от деревни, где, как считал офицер, скрывались разбойники. Было решено с утра разведать там местность, ибо сумерки уже сгущались, и делать что-либо было уже поздно.
Ночью нас всех разбудили крики. Мы поспешно вскочили и кинулись в ту сторону, откуда они раздавались. Как выяснилось, кричал местный отшельник, что жил у родника, который, по слухам, обладал божественной силой. Мы увидели его лежащим перед входом в свою хижину, а над ним стояли две низкие коренастые фигуры. Увидев нас, они поспешили скрыться в кустах, несмотря на оклик графа. Наши солдаты ринулись за ними, а я подошел к отшельнику. Он, несомненно, был мертв - эти злодеи рубили его труп топорами. Сей почтенный старец и помыслить не мог, наверное, о такой смерти, так как я слышал о его набожности.
Через четверть часа граф и несколько сопровождавших его латников вернулись раздосадованные - им никого не удалось не то что поймать, но даже и заметить. Милорд предложил зайти в хижину отшельника - там могло быть что-то, что указало бы нам на то, как найти злодеев.
Едва зайдя в хижину, я рухнул на колени. Рядом со мной упал на землю солдат, шепча первые слова "Отче наш". Граф застыл в немом изумлении. В углу хижины висел крест. Несомненно дорогой, сделанный из металла, но мой Бог! Он был перевернут вверх ногами. Мой разум отказывался это осознать и здесь я вынужден прервать свое повествование, ибо я не помню, что со мной сделалось в тот миг. Должно быть, я лишился чувств. Позже мне сообщили, что я упал и ударился головой, а потом провел в беспамятстве четыре часа, читая молитвы и иногда вскрикивая.
Наутро выяснилось, что ночью погибли двое - лекарь, что остался в лагере, его зарубили мечами и солдат, неподалеку от страшной хижины. Особенно удивительно его убийство. На шее его был найден страшный укус, перервавший вены и артерии. Кроме того, из груди у него торчала рукоять его же собственного кинжала. Странно то, что клинок остался в ножнах. Похоже, что несчастный узрел нечто такое, что заставило его убрать оружие. Оно же его и убило, и смерть он принял неожиданно, даже не успев подать сигнал товарищам.
Также я узнал, что хижина изнутри была вся исписана. Белоснежка передавала графу наилучшие пожелания. Остальные надписи были непонятны, так как этот язык не был знаком кому-либо из нас. Послание было оставлено кровью.
Мой господин, клокочущий от злости, приказал выступать к пещерам. Подойдя ко входу в них, мы обнаружили то, что искали местные жители и не нашли - тела солдат Ролленштайна. Они были свалены в яму и источали ужасное зловоние разлагающейся плоти. Мы задержались, чтобы похоронить их.
Наш отряд вступил под своды пещер, освещая себе путь заранее приготовленными факелами, и очень скоро мы обнаружили, что это - настоящий лабиринт. Очень скоро мы обнаружили на стенах надписи - они были сделаны на том же загадочном языке, что и послания в хижине. Кроме того, мы обнаружили и несколько коротких записок от солдат, что погибли здесь с Ролленштайном. Они умоляли Господа спасти их, просили отомстить. Встречались и последние слова родным и близким. Страшно было читать эти слова под мрачными сводами каверн, зная, что их авторы сейчас разлагаются совсем недалеко от тебя.
Исследования длились уже не первый час, когда по коридорам и ходам разнесся ужасный вопль. Вслед за ним раздался звонкий женский смех и лязг оружия, сталкивающегося в лихой схватке. Нам потребовалось немало времени, чтобы определить, откуда доносятся эти звуки, поэтому, когда первые наши воины достигли места боя, уже все стихло. Я был одним из первых, кто там очутился, сопровождая милорда. Самый первый латник, что подбежал к распростертым на камне телам, пал от арбалетной стрелы, которая прилетела из темноты впереди и впилась ему в глаз. В ответ мы тоже стреляли, но были слышны лишь щелчки, с которыми наконечники стрел врезались в стены. Несколько храбрых солдат бросились вслед за стрелами, но настигли лишь пустоту.
На земле лежали четверо стражников. Все они были мертвы. У одного не доставало руки, ее мы не нашли. Зато нашли странный, необычный топор - на черной рукояти, с добротным голубым лезвием, сделанным в виде полумесяца. По бокам лезвия виднелись странные символы - стилизованное колесо, а поверх него - перекрещенные кузнечный молот и кирка. Противоположный конец рукояти украшал шипастый шар. На рукояти были видны следы крови. Увидев это, граф проворчал, что, к счастью, один из них по крайней мере ранен. В ответ капитан стражи заметил, что убитые были одними из лучших солдат в его сотне:
--
Это были ветераны, повидавшие войны! А их разделали как цыплят. Эти разбойники, должно быть, демоны из преисподней, забери их сам Дьявол! - капитан тут же осекся, испугавшись гнева графа. Но тот лишь задумчиво поглядел на своего бойца и вновь обратил взор к трофею, который держал в руках.
Вскоре мы нашли то, что охраняли разбойники. Это был колодец с гладкими стенками и металлической лестницей, ведущий вниз. Мой господин приказал спускаться, не взирая на то, что минула уже бо'льшая часть дня.
Внизу на стене мы обнаружили новое послание:
"Вы продвинулись на шаг дальше! Уходите, и я пощажу вас, смертные! Белоснежка."
Внизу валялась рука нашего солдата - послание было написано его кровью. Солдаты зароптали, когда я прочитал надпись вслух, но несколько слов милорда быстро вернули их в боевое настроение. Этому же способствовало и его заявление, что он объявляет награду в 200 золотых за Нимвен живую и по 30 золотых за каждого ее соратника, или же в четыре раза меньше за них же, но мертвых. Мы двинулись дальше. Очень скоро за поворотом, мы вступили в большой зал. Мы все собрались в нем, и я собрался было разглядеть получше стены - мне показалось, что я вижу на них следы кирки, когда начался настоящий ад. Сначала из темноты свистнули стрелы - и несколько солдат упали, а в следующий миг все вокруг вспыхнуло - только теперь я понял, что означал запах нефти в зале! Несколько воинов заметались живыми факелами - их мучения, к тому же в доспехах, были ужасны. И тут же на наш отряд бросились низкие воины в темных кольчугах, размахивая топорами, точными копиями того, что мы нашли недавно. Предводительствовала ими высокая женщина, даже девушка в серебристой кольчуге. Плечи ее укрывал темный плащ, а в руке сверкал длинный меч. Ошеломленные наши солдаты становились легкими жертвами прекрасных воинов, коими, несомненно, являлись эти карлики - их рост едва ли превышал 4,5 фута.
Однако мой господин не растерялся и принялся рубить врагов своим огромным мечом, внося смятение в их ряды. Я же лежал у стены и тихо молился Господу, сжимая в руках свой осиновый посох.
Скоро один из карликов пал под ударом меча графа - это вселило звериную силу в воинов, и они бросились на злодеев. Однако рано было радоваться - мы уже потеряли не менее дюжины солдат, и топоры гномов продолжали собирать свою жатву.
Но все же количество медленно решало все в нашу пользу - скоро еще один враг рухнул замертво. Нот тут вперед выбежала из предводительница. Она сражалась так, как никто в мире. Но удивительнее было другое - она как будто была заколдована от ран! Ее кольчуга была порвана в нескольких местах, я сам видел, как в нее впивались мечи и стрелы, но даже кровь ее не орошала камень.
--
Это не человек! - вскричал в отчаянии граф, а в ответ Белоснежка рассмеялась и нанесла ему сокрушительный удар. Мой господин пошатнулся и упал. Крик горя пронесся по нашим рядам, и они дрогнули. Солдат, что упал рядом со мной мгновенье назад, с плачем воскликнул:
--
Горе нам! - но тут же он вскочил, и, вырвав у меня из рук посох, бросился в бой.
Я видел, как удар топора срубил почти треть этого жалкого оружия, но воин, очертя голову бросился на Нимвен и ткнул ее обломком. Та неожиданно осела и закричала. И в крике этом была боль. Гномы, позабыв о врагах, бросились к ней. Солдата изрубили в куски. Гномы собрались вокруг Белоснежки. Немногие оставшиеся в живых наши бойцы опустили оружие и теперь переглядывались. Даже я поднялся на ноги, пытаясь понять, в чем дело. Гномы, к нашему изумлению, рыдали в голос. Я сам видел как один из них, один из этих убийц и разбойников вырвал в горе себе часть бороды.
Я сделал шаг вперед. И тут я понял - когда гном срубил часть моего посоха, то конец обломка заострился, как пика. И он вонзился в грудь Белоснежке, где была прорвана кольчуга. Но я не мог понять, как простое дерево сделало то, что не смогла сделать добрая сталь?
Тем временем плачущие гномы подняли тело Нимвен и понесли куда-то по проходу, прочь от нас. Один из них задержался и повернулся к нам. Он замахал кулаком и сквозь слезы прокричал:
--
Будьте вы прокляты, смертные! Будьте вы прокляты, но вы выиграли. Не смейте идти за нами и за нашей королевой!
Ошеломленные, мы не вымолвили ни слова, и, когда гномы с телом своей королевы удалились, осели на землю в отблесках догорающего пламени. Тут я вспомнил о своем господине.
--
Граф! Мой господин! - вскричал я и бросился искать его среди тел. Ко мне присоединились трое или четверо солдат.
--
Фридрих? Это...кхх...ты? - раздался слабый голос. Я бросился туда.
--
Да, мой господин, это я! Вы ранены? Я сейчас побегу в деревню за лекарем!
--
Слишком... поздно.
--
Но граф!..
--
Молчи, монах! Слушай... Слушайте меня все - в голос графа вернулась былая сила, - Найдите Белоснежку и убедитесь, что она мертва...
--
Но она умерла, господин, - сказал один из выживших, - ни один человек не выдержит столько ран!
--
Она - не человек! Найдите ее и добейте, если надо... А ты, брат Фридрих...
--
Да, мой господин?
--
Запиши все это... Об этом должны знать все... Поклянись мне... Все поклянитесь...
Нестройным хором мы поклялись ему. И только потом увидели, что милорд уже мертв. Я заплакал. Солдаты вокруг принялись расходиться, разыскивая раненых. Один из них направился к выходу.
--
Подождите! - окликнул их я, - А как же клятва? Мы должны убедиться в смерти этой ведьмы!
--
Она мертва, монах, - ответил тот, что собирался уходить.
--
Но вы поклялись...
Тут один из воинов схватил меня за горло так, что я не мог вдохнуть и прорычал:
--
Здесь погиб мой брат. И мой лучший друг тоже. Я собираюсь убраться отсюда, ты слышишь меня, свинья в рясе?! Иди сам за Белоснежкой!
Из рук взбешенного солдата меня вырвал другой боец - совсем еще молодой.
--
Я пойду с тобой, монах!
--
Скатертью дорога, - откликнулся первый солдат и направился к выходу. Почти все отправились за ним.
--
Да простит вас Бог, - прошептал я им вслед и огляделся. Остались двое - тот самый молодой и еще один, со шрамом, пересекающим лицо и рассекающим бороду на две неравные части.
--
Граф спас мне жизнь, - сказал он, дотронувшись до шрама, - так мы идем?
И мы двинулись туда, где скрылись гномы.
Тьма окружала нас со всех сторон - наших факелов едва хватало, чтобы освещать крохотный участок тоннеля. Я беспрерывно перебирал четки и возносил молитвы Господу, пока ветеран не попросил меня заткнуться. Я замолчал, понимая, что лишь предельная напряженность и усталость позволили ему произнести такое.
Вскоре наш маленький отряд оказался перед высеченным в камне порталом. Он был украшен затейливыми узорами, а над проходом был высечен тот самый знак, что мы видели на лезвии гномьего топора. Дверь была сделана, похоже, из чистого серебра, что мгновенно возбудило в моих спутниках алчный интерес. Распахнулась она легко, от одного прикосновения, хотя и выглядела очень тяжелой. Мы вошли внутрь. Нашим взорам предстал длинный коридор, в стенах которого виднелись двери. Он был освещен нефтяными факелами.
За первой дверью мы обнаружили жилую комнату. Судя по размерам мебели, она предназначалась для гнома. Мы убедились в том, что она пуста, мы двинулись дальше.
Гнома мы встретили лишь за третьей дверью, а всего их было восемь. Он глянул на нас лишь мельком. Глаза его были тусклыми. Он сидел в углу, приставив себе под подбородок заряженный арбалет. Невдалеке валялся его топор, однако гном не сделал ни одного движения к нему.
--
Пошли вон, - сказал он твердо.
--
Молчи, нежить, - прорычал ветеран, однако я потащил солдат прочь из комнаты. Сзади раздался щелчок арбалета.
Следующие четыре комнаты были пусты. За восьмой дверью был коридор. Вдалеке сверкали факелы.
- Это карлики! - вскричал мой молодой спутник, - Они уходят!
С этими словами он бросился в погоню. Мы - за ним, умоляя его подождать нас. Однако он упорно бежал за удаляющимися гномами. Вдруг последний гном обернулся и швырнул что-то в нашу сторону. Это был небольшой предмет, кажется, шар размером с детский кулак. Неожиданно он оглушительно взорвался. Нас с ветераном бросило на землю.
Когда мы поднялись, то увидели впереди лишь завал. Из-под него торчали ноги молодого солдата. Я начал было читать молитву, когда солдат грубо схватил меня и потащил обратно, заявив, что он не собирается ждать тут следующего обвала. Я последовал за ним.
Осталась последняя дверь. Когда мы открыли ее, мы обомлели... За дверью был сад. Одному Господу известно, как гномам удалось сотворить подобное под землей. Он был невелик, но вокруг были прекрасные растения и деревья, названья которых я не знал. Сотни цветов видел я, но такие встретил впервые.
Неожиданно солдат кинулся впервые, нашаривая рукоять меча. Тут и я его увидел. Гроб, похоже, из чистейшего горного хрусталя. В нем, переодетая в небесно-голубое платье, без кола в груди, лежала Белоснежка. Меч ветерана со звоном отскочил от крышки гроба, не оставив на ней ни царапины. Он замахнулся опять, но я удержал его руку. Я склонился над прозрачным гробом. Нимвен была так же бледна, как и при жизни. Ярко-красные губы выделялись на ее лице. Вдруг мой спутник дернул меня за плечо. Я поднял голову и посмотрел, куда он указывал. Это была гора одежды. Детской одежды. Я понял, куда делись дети из деревень, когда увидел детское тельце с разорванной шеей. Я наклонился, и меня вырвало. Ветеран попятился к двери, но я остановил его жестом. В ответ на его выражение глаз я сказал, что надо удостовериться в смерти Белоснежки. Он кивнул, и мы вдвоем скинули крышку с гроба. Она разбилась на тысячу осколков, ударившись о каменный пол.
Я наклонился к самому лицу Белоснежки, пытаясь уловить ее дыхание. Вдруг я ощутил сладкий запах и голова моя закружилась. Против моей воли я греховно коснулся своими губами ее. Солдат что-то спросил, но я его не расслышал. И тут Нимвен раскрыла глаза, когда на ее губы попала моя кровь - я прокусил губу, и не раз за эти дни. Ее губы шевельнулись, и я ощутил боль. Тело мое пронзила судорога. Ветеран схватил меня за плечо и попытался поднять, но Белоснежка подняла руку и обняла меня за спину. Я услышал, как старый воин охнул. Заскрежетал меч, вынимаемый из ножен. Боль усилилась и перешла в удовольствие, какого я еще никогда не испытывал. Но тут сильные руки солдата отшвырнули меня от гроба. С моих губ капала кровь, мой рассудок поразил страх. Страх, но и сожаление... О чем?
Ветеран ударил мечом, всаживая его в грудь Белоснежки, но та подняла голову, посмотрела на оружие, торчащее из нее, и рассмеялась. Именно этот смех пугал нас в пещере! Она схватила его за шею и отбросила. Я видел, как солдат ударился головой о стену и упал, обливаясь кровью.
Тогда Белоснежка выдернула меч и повернулась ко мне:
- Кровь! Горячая кровь! Только она могла пробудить меня ото сна, смертный! Холодная кровь гномов для этого не годилась. Они были моими друзьями, понимаешь, ты, человек?! - в глазах ее сверкнул гнев, - А вы убили Доина и Налина! Но как вовремя ты появился, смертный! Моя рана была тяжела, и, если бы не ты, через несколько месяцев я бы умерла. Навсегда! Не иначе как сам Ктулху и другие Темные послали тебя сюда, - она приблизилась ко мне и теперь протягивала в мою сторону руки, - иди же сюда и испытай удовольствие моего поцелуя! Отдай мне свою кровь! - я отшатнулся, - это прекрасно! Помнишь солдата у хижины отшельника? Он действительно умер от удовольствия!
Я поспешно вскинул перед собой распятие. Она, как любая нежить, должна была испугаться, но Белоснежка лишь рассмеялась, звонко и весело.
--
О Господи, защити меня...
--
О чем ты говоришь, Смертный?! Никакого бога нет. А если и есть, он тебя не спасет, - с этими словами она обняла меня и я почувствовал, как ее зубы прорвали кожу и плоть на моей шее. Боль хлынула в меня, переходя в наслаждение, взамен на кровь, что уходила в Нимвен.
Но тут она отшатнулась, как от удара: это очнувшийся ветеран ударил ее в бок трофейным топором.
- Серебро... - прошипела Белоснежка, - Ты причинил мне боль.
И она бросилась на старого солдата, вонзая в его плоть свои клыки.
- Беги! - закричал он, - позови люде...
И да простит меня Господь мой за трусость, но я побежал, подгоняемый страхом. Я не помню, как я выбрался к выходу. Но я увидел самое страшное: вход был Забит досками! Не иначе, как это сделали солдаты, которые бежали! Вопль отчаяния вырвался из моей груди.
Не знаю, сколько времени я метался по каменному лабиринту, пока не упал, обессиленный, на холодный пол. Из последних сил я забился в какую-то щель и заснул там, измученный злоключениями.
Когда я проснулся, то страх пронзил меня - передо мной кто-то стоял! Но, приглядевшись, я понял, что это лишь игра изгибов камня. Я ползал в темноте, пока не наткнулся на какой-то предмет. Это оказалась свечка. Я нашарил огниво и трут и зажег ее. И тут рыдания сотрясли мое тело. Я заперт в подземелье, по которому бродит неуязвимая вампирша! И, кроме того, мне нечего есть и пить, и я не выполнил клятву, данную своему умирающему господину. Горе мне, грешнику! Гореть мне в Аду тысячу тысяч лет!
Чуть погодя я немного успокоился и обнаружил, что недалеко от меня лежит труп солдата. У него я позаимствовал флягу с водой и немного хлеба и сыра.
Теперь, подкрепив свои силы, я принялся соображать. Я вверил жизнь свою Господу и теперь думал о клятве. Раз я не смог выполнить первую ее часть, то выполню хотя бы вторую!
И вот уже несколько часов я пишу эти строки при неверном огне свечи и вздрагиваю от каждого звука. Я пишу их своей кровью, так как чернильницу я потерял.
Однако что-то происходит со мной. Меня сжигает вот уже больше часа странная жажда, которую я не могу утолить водой, хотя я даже отважился сделать вылазку из своей пещерки за другими флягами. Меня тошнит только при взгляде на еду. Свет меня раздражает, даже тот жалкий его кусочек, что исходит от моей свечи. Я уже и так далеко от нее отодвинулся. Видимо, я стал лучше видеть в темноте. Раньше я не смог бы и читать в такой темноте, а сейчас свободно пишу. Это странно и непонятно.
Вдруг по коридорам разнесся крик. Я узнал этот девичий голос:
- Где же ты? Где ты, брат? Иди же сюда, монах, - тут она рассмеялась звонко, будто колокольчик прозвенел, - Теперь нас двое! Выходи же, мой брат, мое творение!
Я поспешно затушил свечу. Моя жажда усилилась многократно. И я действительно теперь вижу в темноте! Защити меня... Кто? Я помнил его имя?
- Брат? Ну иди же, это я, Белоснежка.
И тут я понял. Кровь. Поцелуй Нимвен, что смешал нашу кровь. Теперь я - Бессмертный. Ну что ж, вперед!