Грачев Роман : другие произведения.

Хроники Недоделкино. Главы 1-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Трэш
  
   Часть первая
  
   Ну, разве ж это много -
   Хочу, чтоб мой портрет
   Застенчиво и строго
   Смотрел со всех газет
  
   Старуха Шапокляк
  
  
  
   1
  
   Недоделкино просыпался долго и тщательно, как жирный кот на залитом солнцем подоконнике: потянул лапы, зевнул, оскалив зубы, почесался, потом спрыгнул на пол и засеменил в кухню, чтобы поинтересоваться содержимым миски.
   - Доброе утро, дорогие мои недоделанные сограждане! - мурлыкали радиоколокола, развешанные на столбах всех главных улиц. - С вами сегодня по-прежнему Всеволод Рахманов и "Трэш-Эф-Эм". Надеюсь, это утро, как и все предыдущие, принесет вам радость и надежду на лучшее будущее. Не спите, не ленитесь, и будет вам счастье, и никто не уйдет обиженным. Для всех, кто готов встретить новый день с улыбкой, наша традиционная утренняя песня! Встречайте - "Не кочегары мы, не плотники".
   Первыми очухались от сна обитатели Социального Квартала - скопища разнокалиберных домиков в северо-западной части городка. Эти люди, которых принесла сюда нелегкая жажда славы и острых ощущений, не могли позволить себе спать до полудня. У них был испытательный срок, они сидели на счетчике. Гламурные дамочки, иронические частные детективы, боевики, милиционеры, мошенники, сексуально озабоченные граждане и просто веселые чудаки - вся эта пестрая масса Старых Новых Героев должна была доказать свое право жить под вечно голубым небом Недоделкино, а потому звонкий храп в Социальном Квартале стихал уже в восемь утра.
   ...Вот молодой мент Кузя с небритым подбородком и раскосыми глазами вышел на двор своего двухкомнатного домика, посмотрел на солнышко, прищурился. Он хотел быть похожим на Казанову из "Переулков мусорных баков", а потому носил на затылке хвостик, на плечах - подтяжки, а в свободное от сыска время приставал к девкам. Сегодня у него снова не было серьезного дела, о котором он мечтал, всего лишь зачистка авторынка на восточной окраине Столицы, который заполонили приезжие из Средней Азии. Иными словами, день предстоял по обыкновению тошнотворный.
   Кузя присел на крылечко, вынул из-за пазухи пистолет и прицелился в консервную банку, висевшую на заборе.
   - Делай, что должен, и будь что будет, - прошептал он и выпустил всю обойму. Банка даже не шелохнулась, поскольку все пули ушли поверх забора в козырек над крыльцом соседнего дома.
   - Мать твою за ногу, дебил рогожкинский!!! - понеслось с сопредельной территории на самой высокой ноте, какую только мог взять мужчина. - Ты меня когда-нибудь укокошишь!
   Кузя невозмутимо заряжал вторую обойму, пока сосед - новоявленный космический рейнджер, которого не пускали в космос в виду отсутствия свободных шаттлов, - продолжал извергать проклятия. Вторая обойма обязательно уйдет вслед за первой, и консервная банка так и останется висеть на своем шесте, как череп непрошенного гостя в вотчине Влада Цепеша. Таким вот нехитрым ритуалом молодой мент Кузя и его сосед разгоняли тоску...
   ...А утренняя песня все неслась и неслась над городком, от Социального Квартала по узкой улочке к центру - к площади Иоанны Хмелевской, родоначальнице жанра Иронического Детектива, которую здесь чтили и уважали даже пьяные извозчики. В центре самой площади, окруженной бутиками и продуктовыми лавками, стоял памятник писательнице работы столичного скульптора, фамилия которого была слишком известной, чтобы ее произносить. Десятиметровая Иоанна стояла в полный рост, уперев руки в бока, а ноги расставив по ширине плеч. Эта бронзовая дама была немного неказиста, но в народе любима и почитаема, и местные влюбленные назначали друг другу встречу "у ног Хмелевской".
   Сегодня возле нее крутились стаи голодных голубей. Птиц подкармливали семечками две представительницы клана "Женщин, Которым Смотрят Вслед". Эти утонченные леди, вскормленные журналом "Космополитен", давно получили постоянную прописку в Недоделкино, а именно - в Экономическом Квартале (как говорили злые языки из Социального, "грудью проложили дорогу к счастью"), и теперь по утрам могли спокойненько встречаться на площади, отовариваться в булочной и делиться последними новостями. Проще говоря, сплетничать.
   - А вы знаете, милочка, - говорила одна из Женщин, рассыпая пригоршни семечек, - что Сергей Николаевич собирается поднять плату за проживание?
   - Ой, что-то подобное я слышала, - отвечала ей вторая, - но неужели это так?
   - Конечно! Времена нынче тяжелые, мигрантов все пребывает и пребывает, а качество жизни не повышается. Ведь посудите сами - там, в Социальном Квартале ничего ведь нового нет, все одно и то же - убийства, любовные романы, и ведь всем надо на самый верх, как будто здесь медом намазано. Ведь так сложно стало, так сложно... Так ведь и нас с вами, милочка, могут попросить. Не вижу иного выхода, кроме как повышать плату за вход. Вы как считаете?
   - Я, милочка, с вами здесь полностью согласна. Немногие могут дать такое же качество, как мы с вами, но все хотят непременно на самый верх. Нет, Сергей Николаевич тут совершенно прав...
   Их разговор был прерван - мимо проезжал черный "бумер" с тонированными стеклами. Возле памятника он притормозил, стекло со стороны пассажирского сиденья опустилось, и наружу выглянуло широкое красное лицо Крутого Мужика в темных очках.
   - Привет, девчонки! - сказало лицо, обнажив два ряда сверкающих белых зубов. - По чью душу нынче языками чешете?
   - Здравствуйте, здравствуйте, господин Слепоглухонемой! - заулыбались Женщины. Впрочем, улыбки у них были такие же искренние, как у Анастасии Заворотнюк после двухсот серий "Прекрасной няни". - Как ваш международный бандитизм поживает?
   - Вновь поднимает голову! - рыкнуло скуластое существо в машине.
   - Кхм, надеемся, вы станете грудью на его пути!
   - А как же! - Крутой Мужик лязгнул челюстью. - Такие бюджеты отвалили - Голливуд соплями изойдет от зависти! Всего хорошего, подруги!
   Стекло поднялось, и "бумер" продолжил свой путь в сторону поселковой администрации.
   Женщины перестали улыбаться. Борец с международным и местным бандитизмом внушал им такой же ужас, как и сами бандиты (а может быть, и больше).
   - Господи, пронеси, - молвила одна.
   - Да, милочка, пусть его пронесет как следует, - согласилась вторая...
   ...А утренняя песня все неслась и неслась, и казалось, что она будет звучать до тех пор, пока последний лежебока не оторвет голову от подушки. Один за другим приходили в себя жилые кварталы, заполнялись магазины, бутики и казино Квартала Преступных Страстей; одна за другой через центральные ворота из Недоделкино уезжали автомобили - от "девяток" до роскошных "шевроле". Люди ехали в Столицу "рубить капусту", кто как умел и кто чем мог, ехали творить свою славу, и в этом смысле утро было похоже на все предыдущие.
   Позже всех, как обычно, просыпался Элитный Квартал. Этим небожителям вообще некуда было торопиться - их имена уже давно работали на них - и им эта утренняя песня только действовала на нервы.
   "Не кочегары мы, не плотники, и сожалений горьких нет"...
  
  
   Самый крутой частный детектив Недоделкино - Ироническая Леди Маша Перфильева - все утро изучала размороженную курицу, раскинувшую лапки на разделочной доске. Птица была большая, с хорошим цветом и запахом, но все же какая-то нефотогеничная. В голове у Маши возникали жуткие образы: брюхатая девушка-подросток улеглась в гинекологическое кресло, а пьяный врач вместо того, чтобы пальчиками в резиновых перчатках аккуратно проникнуть внутрь, заложил туда кусок тротила.
   Маша не знала, что делать с этой бедолагой.
   - Бррр, - вздрогнула она и как-то очень быстро поняла, что уже не голодна. Пожалуй, она вполне сможет пообедать в ресторане, потому что ее банковские счета - хвала Создателю! - пополнялись регулярно. Она не очень-то разбиралась во всех этих хитрых финансовых схемах, и не представляла себе, из каких источников бьет ее благосостояние, но вникать в эти вопросы - не ее работа. Создатель сам решит, когда и сколько у нее будет капусты, а ее работа - пару раз в месяц выходить на улицу и находить свежего жмурика.
   Впрочем, она-то, конечно, пообедает в ресторане, но ее домашние привыкли собираться в кухне за большим столом, и чтобы кто-нибудь обязательно приходил в гости как раз во время обеда или ужина. Гостей надо кормить, домашних надо кормить, даже этим чертовым собакам тоже надо бросить чего-нибудь, причем "запеченные в духовке ароматные кусочки мяса" их уже давно не возбуждают. Эти мопсы явно страдают булимией.
   Маша свела куриные лапки вместе, прикрыв срамоту, снова раздвинула. "Как хорошо, что я уже рожала", - подумала она и бросила курицу в холодильник.
   Сегодня у Перфильевой был полноценный выходной. Впрочем, выходные дни у нее мало отличались от рабочих. Она в любом случае валялась в своей спальне на втором этаже, хрустела чипсами в кровати, пока Создатель не вытаскивал ее из постели за загривок и не гнал отрабатывать вложенные средства. Хитрый он, и никогда не знаешь, что у него на уме. Сегодня он тебя по холке гладит, завтра в багажник труп подбрасывает, а послезавтра... хм, лучше не думать об этом. И что любопытно, Он, похоже, сам никогда не задумывается, откуда на простую российскую миллионершу, которая вырастила двоих детей и кучу собак и теперь просто живет в свое удовольствие, в таком количестве сваливаются жмурики. Все это уже походило на фильмы о зомби, популярные в Америке в семидесятых годах.
   Маша вышла на крыльцо дома, посмотрела вокруг, прикрыв глаза от слепящего солнца. На участке соседнего дома она заметила молодую высокую женщину с короткой стрижкой, ковырявшуюся в цветочной клумбе.
   - Евросинька! - крикнула Маша. - Привет, моя хорошая. Как твое ничего?
   Высокая женщина - а это действительно была Ефросинья Рюрикова - подняла голову, так же прикрыла глаза одной рукой и приветственно махнула другой.
   - Мое ничего себе, Маша. У тебя что-то тихо сегодня. Где домашние?
   - Отпустила всех к чертовой бабушке. Хотела им сюрприз сделать, курицу запечь с яблоками в духовке.
   - Ну и?.. - поинтересовалась Ефросинья. Впрочем, она уже знала ответ, поэтому сразу улыбнулась с сочувствием.
   - Ну и вот... - Маша развела руками - Кулинария - не мой удел.
   - Понятно. А как с твоим уделом?
   Маша пожала плечами.
   - Уже давно ничего нового. Наверно, у Него, - она подняла вверх указательный палец, - появились проблемы.
   - Ага, - кивнула Ефросинья, и в ее глазах тоже мелькнула грустинка. Проблемы с вдохновением преследовали и ее собственного Ангела-хранителя, и у нее, так же как у Маши (да и у всех обитателей здешних мест) не было никаких возможностей повлиять на ситуацию. - У нас у всех проблемы, Маш. Кризис перепроизводства. Скоро частных сыщиков будет больше, чем милиционеров и покойников вместе взятых. Да и эти оставшиеся все как будто на одно лицо. Я вот на последнем своем деле испытала самый настоящий приступ дежа вю.
   - Что, труп в багажнике?
   - Хуже. Отравление.
   - Кто отравитель?
   Вместо ответа Евросинька просто поджала губки, как маленькая девочка, уличенная в краже банки варенья.
   - Ты сама?!
   - Ага. Представляешь, какой ложкой мне пришлось это хлебать? Нормальные люди убегают, а мы всегда остаемся... Короче, потом, как обычно, поперло: сдохла собачка моей лучшей подруги, а прежний хозяин этой собачки взорвался на джипе, а у мужика этого была фармацевтическая фирма, второй владелец которой через два дня выпал с балкона и разбился, а тут как назло, к нам в квартиру завалилась цыганка, отравила моего мопса, а мопс от расстройства желудка насрал в прихожей, а на его какашке эта цыганка поскользнулась, упала и сломала себе шею, а потом я пошла в аптеку, купила аспирин, а фармацевта сразу после моего ухода застрелили прямо из подсобки, а потом...
   - Стоп, стоп! - замахала руками Маша. - Молчи, грусть!..
   Обе женщины вздохнули.
   - Если так дальше пойдет, нам придется искать другую работу, - сказала Евросинька. - Ты что-нибудь умеешь делать?
   - Я французский знаю.
   - Ну-ка, скажи чего-нибудь.
   Маша уперлась руками в бока и принялась морщить лоб. Что-то она определенно знала, по крайней мере, всегда была уверена, что владеет французским, как любая курица уверена, что она птица, но вот проверить это на практике все никак не получалось.
   - Les mains arracher Ю celui qui Иcrivait cela, - выдавила, наконец, Маша и с торжествующим видом поправила прическу. - Ну, как тебе мой прононс?
   - Для здешних мест сойдет. Что хоть сказала-то?
   - Что-то о вреде чтения перед сном, точно не знаю.
   Ефросинья снова ухмыльнулась и вернулась к своему занятию. Только сейчас Маша заметила, что ее соседка пытается закрыть отрезанной пополам пластиковой бутылкой какой-то зеленый росточек. Слабости к растениеводству она за ней не замечала, и потому была удивлена, когда увидела однажды по осени цветущую желто-розовую клумбу возле ограды, разделяющую соседние участки. Евросинька иногда преподносила сюрпризы.
   - Сентиментальной становишься с возрастом, - заметила Маша.
   - Иными словами, дуреешь на глазах, да?
   - Вроде того.
   - Сдуреешь тут, - махнула рукой соседка. - Вон, смотри, Хозяин опять кого-то сосватал.
   Она кивнула в сторону дороги. Маша обернулась. По улице к ним направлялись двое мужчин, один из них - весь в белом, как обычно, Хозяин дачного поселка, второй - какой-то незнакомый парень лет тридцати, невысокий, но довольно крепкий на вид. На спецназовца или террориста не особо был похож, но и на Героя Нашего Времени не тянул.
   - Привет, девчонки! - издалека поприветствовал Хозяин.
   - Привет, привет, Сергей Николаич! - отозвалась Маша, подходя к изгороди. - Вы, гляжу, все в поисках молодой смены, неутомимый вы наш.
   - Вас никем не заменишь, - ответил Хозяин, - даже будь на то мое желание.
   - А желание есть?
   - Маша, отстань.
   Мужчины подошли к изгороди в том месте, где смыкались участки Евросиньки и Маши. Хозяин подтолкнул вперед своего спутника.
   - Знакомьтесь, это Саша Белых.
   Парень вежливо поклонился.
   - Чуть ли не Саша Белый, - отметила Евросинька. - Вы не из сидоровских будете?
   - Нет, - смутился парень. - У меня таких знакомств нет. К счастью или к сожалению, не знаю, но как-то не обзавелся.
   Женщины не стали комментировать это заявление, только понимающе покивали.
   - Саша поживет у нас какое-то время, - продолжил Кунц. - Он очень талантлив и, надеюсь, перспективен. Не отказывайте ему в общении.
   - Бедный, - вставила Маша.
   - В каком смысле? - не понял Хозяин.
   - В том смысле, что общаться с нами в жизни - еще менее приятное занятие, чем читать о нас в книжках. Я, например, знаете ли, такая дура, уж такая дура...
   Хозяин добродушно.
   - Твоя самокритика, Масяня, делает тебе честь, для заслуженной труженицы колхоза имени Агаты Кристи слишком самоотверженно. Так вот, девочки, у меня к вам просьба: поспособствуйте Александру, познакомьте с общественностью, посвятите в таинства профессии, подскажите чего-нибудь.
   Евросинька закатила глаза.
   - Таинства профессии... Я вас обожаю, Николаич.
   - Взаимно. - Хозяин посмотрел на часы. - Ладно, мы пойдем, у нас еще обзорная экскурсия. Завтра вечером как обычно?
   - Всенепременно, - подмигнула Маша. - Приноси кусочек сыра, мы вдвоем его съедим.
   - От мертвого осла уши, а не Пыталовский район. Пока!
   Хозяин взял своего протеже под руку и повел дальше по улице. Напоследок Саша Белых успел только кивнуть.
   Когда они удалились на приличное расстояние, Евросинька и Маша переглянулись.
   - Чей будет? - спросила Рюрикова.
   - Не мой точно.
   - Не понравился?
   - Да нет, нормально. Но, видишь ли, голубушка, мои бывшие мужья отбили у меня охоту к приему пищи в любое время суток.
   - Заплати авторские Эльдару Рязанову, - фыркнула Евросинька. - Тебе просто лень.
   - Умница! Хочешь, возьми его себе.
   - Я подумаю, - ответила Евросинька и мечтательно посмотрела вдаль, как Алла Клюка в фильме "Хочу в тюрьму", проводившая домой своего русского друга Семена Лямкина.
  
  
   2
  
   - А что у вас завтра вечером? - поинтересовался Саша Белых. Последние три минуты он думал только об одном - как высвободиться из-под руки Хозяина, причем сделать это так, чтобы тот не решил, что его ухаживания отвергают категорически и бесповоротно.
   - По вечерам мы обычно собираемся у кого-нибудь в доме и устраиваем маленький курбан-байрам, - сказал Николаич. Он чувствовал попытки своего молодого спутника вырваться, поэтому все крепче сжимал его руку выше локтя. - Собирается вся местная тусовка, которая может похвастаться миллионами. Честно сказать, таких у нас немного, да и рожи у всех одинаковые, но мероприятие обычно получается веселое.
   - Странно, - сказал Саша, - вы совсем недавно нахваливали их, а теперь - "рожи". Что-то вы темните, Сергей Николаевич.
   - И не думал. Знаешь, скажу тебе откровенно: даже курица, несущая яйца Вексельберга, все равно остается курицей, как ни крути. Она не превратится в прекрасного лебедя и сможет взлететь, только если к ней сзади приделать двигатель от "Боинга". Такова суровая правда нашей дачной жизни. Я потомственный филолог, Саня, умница в мать-его-за-ногу каком поколении, и для меня общение с этой публикой иногда словно китайское бинтование ног, но я, черт побери, должен им улыбаться, должен иногда щупать за попки, чтобы они не уставали носиться по Столице в поисках свежей мертвечины. Лишь немногие из нас могут заниматься тем, чем хотят, все остальные вынуждены тупо зарабатывать деньги.
   - Хм, вам нужно поменять цвет костюма на зеленый.
   - Фигушки. Белый цвет успокаивает молодых претендентов на домик в Недоделкино, а с меня снимает всякую ответственность за то, что делают его старые обитатели. Жизнь кончается не завтра... правда ведь, милый?
   Нервы Саши не выдержали, он вздрогнул и, выдернув руку, отскочил в сторону. Получилось довольно некрасиво.
   - Попался, попался! - захохотал Николаич. - Что, страшно стало? Да не дрейфь, я приверженец стереотипов. Это я шучу так. Иди ко мне, не бойся.
   Саша еще шел в сторонке и посматривал на своего нового босса с недоверием.
   - Иди рядом, говорю, вон мы уже к Пандорову подходим. Забавный тип.
   Перед ними действительно вырос роскошный двухэтажный особняк с длинными рядами окон. Это был даже не коттедж, он явно выделялся своей суровой изысканностью и посреди русского дачного новодела выглядел как памятник эпохи просвещенного абсолютизма.
   - Вот же архитектура, блин, - заметил Сергей Николаевич, пожевывая зубочистку. - Любит этот стервец выпадать из контекста. В доме двадцать комнат, просторный зал - не знаю, для бальных танцев, что ли, или для оргий, - но Пандоров занимает только две маленькие комнатушки, причем в одной из них живет его малахольный японец.
   - Кто?
   - Да какой-то самурай-массажист. Такое же чудо, как и его хозяин.
   Они подошли к вычурной изгороди недалеко от ворот. Участок занимал довольно большую площадь, на которой умещались бассейн, зеленая лужайка для конных прогулок и небольшой садик с аллеями и бюстами каких-то великих и безнадежно устаревших мудрецов. Тишина и покой царили под сенью могучих деревьев, ветер лениво шлепал по щекам скрипящий флюгер над крыльцом дома, и только переговорное устройство у запертой калитки и маленькая видеокамера над воротами выделялись в этой дворянской роскоши родимыми пятнами истеблишмента.
   - Что-то тут тихо, - молвил Саша.
   - Обманчивая тишина. Днем Пандоров занимается молчаливым самобичеванием, а вечером, как наберется наливки, так сразу начинает палить из двустволки по воробьям. Ор стоит на всю улицу.
   - Чем же он так расстроен?
   - Ты видел последнюю картину с его участием? Ну, там, где один Крутой Великодержавный Уокер террористов выращивал для поддержания могущества страны?
   - Видел.
   - Сценарий оторвали от жизни, и в финале Пандорову пришлось целовать государевы сапоги вместо того, чтобы на них поссать. Он до сих пор не может пережить этой метаморфозы и при каждом удобном случае - в основном, после наливки - напоминает, что его чуть ли не изнасиловали.
   Николаич, не вынимая изо рта зубочистку, всматривался в окна. Тишина и покой действительно были обманчивыми. Где-то за домом тявкнула собака, а в самом крайнем окне второго этажа слева дернулась занавеска, и через секунду показалось чье-то белое изможденное лицо.
   - Вон он, змей, в окне маячит, - продекламировал Хозяин, - только вместо штепселя у него плетка с шипами. Бедный японец, мне иногда его жалко. Сакэ приходится самому варить, хозяин в тоске необъяснимой, гейши в наших местах дерут три шкуры при довольно низком качестве обслуживания, да и вообще... Ладно, пойдем.
   - А знакомиться с ним не будем? - спросил Саша, отходя от ворот с явным сожалением.
   - Завтра познакомишься, на всю жизнь хватит. Посмотри лучше, какая здесь красота.
   Они вышли на середину дороги. Перед ними открывался действительно завораживающий вид. Дорога спускалась вниз, к реке. По обочинам выстроились избушки, дома и дворцы с башенками, крепостными стенами и даже колокольнями. Все это походило на кондитерскую, прилавки которой занимали исключительно коллекционные шоколадные пирожные с вафлями и торты, какие готовят к свадьбам и юбилеям. Хотелось взлететь над землей, отломить кусочек с какой-нибудь макушки и хрустеть, хрустеть, хрустеть. Шоколадные стены домиков обрамлялись салатной зеленью растительности, блестели на солнце пики оград, цветочные клумбы под окошками просто слепили глаза и вызывали непроходимую грусть от осознания бренности всего сущего. А небо... боже, небо здесь как... как...
   Саша вздохнул. Он не мог подобрать слов.
   - Что, вставляет? - с ухмылкой поинтересовался Хозяин. - Гляди, гляди. Бабье лето в нашей Хоббитании просто на зависть, даже в июле не так красиво. Смотришь - и дух захватывает. Это у нас самая блатная улица, здесь почивает на лаврах бомонд, известные личности, которые могут больше ничего не делать без всякого опасения быть выселенными. Пожизненная прописка.
   - Классики?
   - Если бы! По статусу приравниваются к чиновникам федерального масштаба, но по сути - плебейского происхождения. Просто им повезло в свое время, они ухватили волну и потом превратили ее в цунами почище южно-азиатского.
   - Кто именно?
   Хозяин хихикнул и почесал подбородок. Похоже, он колебался. Одно дело - обобщение, и совсем другое - озвучивание фамилий.
   - Да, в общем, практически все они такие. С двумя девчонками ты познакомился, с Машей и Евросинькой. Есть еще Настя Кирпичная с Петровки, кстати, довольно тяжелая в общении дама, которая кроме построения выводов больше ничего не умеет делать - ни яичницу пожарить, ни мужа трахнуть; потом... э... Радиола Барабанова, молоденькая еще, попой к велосипеду приросла, не оторвешь...
   - Что за имя Радиола? - удивился Саша.
   - Да нет, там имя какое-то чудное, я до сих пор запомнить не могу, но ее по имени никто не зовет, все больше Радиолой и Магнитолой, а иногда почему-то Поварешкой. Я не знаю, они у меня тут совершенно оторванные от реальности ребята... Так, кто еще? Ну, брови Пандорова из окна ты уже видел, Женька Туркменский, "важняк" из Генпрокуратуры. Много их, всех увидишь вечером сегодня. Вот, такие дела...
   Он уставился вдаль, в сторону синей полоски реки, которая текла в полукилометре от того места, где они стояли, и в глазах Хозяина вдруг появилось какое-то странное выражение.
   - И вот представь себе, Александр, - молвил он совсем другим тоном, - что во всем этом чудном царстве Хоббитания проживают какие-то орки. Я иногда думаю, а чем мы, собственно, занимаемся? Что создаем? Любой сталевар, кондуктор трамвая или даже, прости Господи, асфальтоукладчик более нашего заслужил право окопаться здесь на старости лет, но мир почему-то устроен не так. Здоровые же мужики, ёптыть, нам бы на завод...
   Саша начал улыбаться.
   - Второй раз не проведете, слышал я такие речи.
   - А ты быстро схватываешь, - с хитрой улыбкой протянул Хозяин. - Молодец! Тебя немного понатаскать, и ты, пожалуй, сможешь арендовать здесь небольшой сарайчик.
   - Отчего же не домик с балконом?
   - Старожилы не пустят. Ладно, пошли дальше.
   Николаич повернул в переулок. Они обошли Элитный Квартал вокруг, и на его окраине остановились. Хозяин поднял руку, указав на вершину зеленого холма, склоны которого тоже были застроены домами.
   - Видишь эту древнюю деревянную роскошь?
   - Ну.
   - Это у нас Высокий Квартал. Вот там живут настоящие мастера своего дела, так называемые классики. До них рукой не достать, и сюда, в наш сверкающий Город Преступных Страстей они спускаются редко. Считают ниже своего достоинства, понимаешь ли. Но я не в обиде, пока они платят аренду. Пусть живут.
   Саша посмотрел наверх. Да, действительно, высоко забрались, подумал он. Наверно, там живут истинные властители дум...
   - Пойдем отсюда, турист.
   В следующие полчаса Сергей Николаевич успел проводить Сашу к реке Болотке - вблизи она оказалась не такой широкой и глубоководной, какой казалась. На берегу было довольно много людей: мужчины рыбачили, женщины выгуливали собак и ребятишек, чуть дальше от небольшой песчаной площадки, которая, очевидно, служила пляжем, строители возводили какое-то загадочное сооружение, похожее на VIP-туалет. Вид был вполне идиллический. Потом они обошли поселок по его окраине вдоль реки, пересекли по диагонали Город Преступных Страстей - квартал, напичканный исключительно развлекательными заведениями и по вечерам сверкающий электрогирляндами и неоном - осмотрели стадион с футбольным полем и площадками для большого тенниса и настольного, заглянули в кафе, веранда которого выходила на берег. Саша остался доволен. Он решил, что люди здесь живут как в эмиграции, поселок казался не от мира сего, и его обитатели, судя по всему, действительно были оторваны от реальности. До этих мест не доходил шум городов и автомагистралей, здесь не было нищих и бездомных, и даже кошки и собаки, бегающие по узким улочкам, походили на цирковых питомцев. Здесь все было иначе.
   "Так не живут, - думал Саша, - не живут и не работают. Это какой-то миф".
   Экскурсия закончилась в Социальном Квартале, возле одноэтажного дома, в котором временно остановился Саша. Здесь улочка была совсем узкая, как в каком-нибудь среднероссийском садовом товариществе, но достаточной ширины, чтобы втиснулись бок о бок два широкозадых импортных автомобиля. Вместо тротуарной плитки здесь был утоптанный щебень.
   - Ну, как ты уже понял, здесь в Социальном у нас проживают те, кому очень хочется проявить себя, - пояснил Хозяин. - Мелкие контуженные спецназовцы, честные бизнесмены, откинувшиеся с зоны джентльмены удачи, и так далее, и тому подобное. Такими чернорабочими можно забивать товарные вагоны, следующие в Магадан. Всех их подвигов хватает максимум на то, чтобы пересидеть очередь к стоматологу или нормально заснуть без снотворного, поэтому на главную улицу им без поддержки не переселиться. Они ждут прорыва, пытаются совершить что-нибудь невероятное, но живут на пособие... Ты не обижайся, Саш, но пока и ты в их числе, и теперь только от тебя зависит, где ты окажешься в ближайшем будущем. Правда, тебе повезло чуть больше, за тебя похлопотали.
   Пожимая руку своего гостю, Кунц заметил в глазах своего гостя растерянность и попытался смягчить эффект от сказанного.
   - Не дрейфь, Сань, не дрейфь. Ты же ищешь смысл?
   - Да вроде того.
   - Ну, вот и ищи. - Николаич обвел рукой вокруг себя. - Вот здесь ищи. Найдешь - расскажешь мне.
   Он посмотрел на часы.
   - Ладно, я пошел, у меня еще важная встреча. Завтра в семь вечера ждем тебя в доме у Кирпичной. Это в Элитном Квартале, тебе любой покажет. А пока можешь отдыхать, гулять, беседовать, придумывать.
   Он кивнул на прощание и направился к Центральной улице.
  
  
   Проводив взглядом удаляющиеся фигуры двух мужчин, Теофраст Пандоров опустил занавеску и начал наматывать круги по комнате. Руки его были заложены за спину, выражение лица свидетельствовало о напряженной умственной работе, результаты которой могут оказаться непредсказуемыми.
   "Так, в легенде сказано, что победить его поможет только Новый Герой... тридцати лет... подтянут, спортивен... Дьявол, найти бы хоть одного Хранителя!".
   На пятнадцатом круге Теофраст остановился. Мысль пришла ясная, как стоваттная лампочка в ванной.
   - Васа, выгоняй машину из гаража и загружай сакэ. Думать поедем!
  
   3
  
   Отец Онуфрий обожал обходить окрестности. Единственный священник Недоделкинского прихода, не вкушавший прелестей межконфессиональной конкурентной борьбы, так сильно любил свою вотчину, что не мог отказать себе в удовольствии лишний раз посмотреть, как на подведомственную ему территорию наваливается всей своей молочной грудью долгожданная духовность. Каждое утро где-то между десятью часами и полуднем он выходил на Центральную улицу и двигался вдоль богатых домов, подметая рясой придорожную пыль, кивал встречным прохожим и хозяевам домов, отдыхающим от дел праведных под яблонями в своих садах, иногда останавливался, чтобы разузнать, как продвигаются "поиски истины". Нельзя сказать, что обитатели Недоделкино очень уж его любили или, наоборот, недолюбливали, но, встречаясь с ним, люди были приветливы и никогда не демонстрировали свои истинные чувства. О чем они думали на самом деле, для отца Онуфрия было тайной за семью печатями. Впрочем, до поры до времени это его никоим образом не заботило.
   За час-полтора священник обычно успевал обойти несколько кварталов, в том числе Элитный и Эконом-квартал, затем путь его лежал к реке, там он минут десять сидел под грибком, смотрел на водную гладь и стену соснового бора на противоположном берегу, переполняясь высокими чувствами, как чайник паром. После этого своеобразного тренинга отец Онуфрий направлялся к ресторану - решать более земные дела.
   В субботу весь его ритуал был повторен в точности, за исключением одной небольшой детали. Он потерял втрое больше времени у одного из дворов в Эконом-квартале, и задержала его не философская беседа и не обсуждение новых инициатив Священного Синода в области крышевания бизнеса. Все было гораздо проще. Во дворе одного из коттеджей на шезлонге под сенью березовых ветвей молодая женщина загорала топлесс. Впрочем, и трусиков на ней практически не было, если не считать таковыми тонкую желтую ниточку, утонувшую в промежности.
   Девушка читала журнал "Спид-Инфо", закинув ногу на ногу и иногда протягивая руку, чтобы почесать задницу. Судя по всему, свидетелей она не опасалась и наверняка не догадывалась, что ее будут разглядывать. И уж тем более она не могла предположить, что ее будет пожирать глазами отец Онуфрий, чье формальное благочестие могло сравниться, пожалуй, только с алчностью Хозяина.
   А Онуфрий именно пожирал. Груди девушки в лежачем состоянии были похожи на две песчаные дюны с торчащими маленькими кактусами, и их размеры поражали воображение ("Уж если они лежат такие, каковы же они на вертикальной плоскости?!"). Праведный гнев и черная зависть к мужу этой шлюхи в одночасье обрушились на Онуфрия, и он не сдержался.
   - Прикрой наготу, бесстыдница! - возопил отец, потрясая в воздухе кулаком. - Здесь дети ходят! Да и не сезон уже давно!
   Обложка "Спид-Инфо" опустилась вниз, и поверх журнала выглянуло личико белокурого создания. Девушка прикрыла глаза рукой, чтобы увидеть, кто это ее столь нелюбезно поприветствовал, а когда увидела, улыбнулась так широко, насколько позволяло ярко слепящее солнце.
   - А-а-а, однажды отец Онуфрий, обходя озеро, обнаружил Ольгу... - нараспев проговорила она. - Отдаться Ольга отказалась, однако...
   Девушка отбросила журнал в траву и широко раздвинула ноги. Отец Онуфрий, догадываясь, что сейчас произойдет, и задыхаясь от нарастающего гнева, пытался прокричать что-нибудь ужасное, но не успел. Язык его словно прилип к гортани, а со лба ручьем потек пот.
   - Специально для вас, отец, - закончила свою фразу девушка. - Эксклюзив!
   Она отстегнула желтую веревочку и, приподняв зад, оттащила трусики на живот. Взору Онуфрия открылось фантастически натуралистичное зрелище.
   - Оля!... - только и смог выдавить Онуфрий.
   - Ага... - Девушка зевнула и почесала волосы в том месте, где только что был кусочек желтой материи. - Будет что вспомнить сегодня вечером, правда?
   Онуфрий только моргал, открывал и закрывал рот и даже не пытался что-то сказать.
   - Я старая грешница, отец, - сказала девушка. - Гореть мне в геенне огненной, наматывать кровавые сопли на кулак и веки вечные тщетно молить о спасении души моей. Видите, я помню все, что вы мне говорили. А теперь пошел вон отсюда, старый лицемер, Гарри Поттера тебе в бороду и Дэна Брауна в кальсоны!
   Ольга больше не улыбалась, взгляд ее говорил лучше всяких слов: "Убирайся, не то спущу собак!".
   - Я не старый! - крикнул Онуфрий, перекрестился и, плюнув на забор, пошел прочь.
   Внутри у него все полыхало, и не было под рукой ни огнетушителя, ни стакана воды, даже слюны не было, чтобы залить горячие угли. Никогда еще в Недоделкино с ним не поступали так, как эта молодая и ленивая женушка бизнесмена Синягина (который, кстати, давно ничего не жертвовал местному приходу). Этот, прости Господи, придурок пригрел на груди своей настоящую гарпию и шлюху, и именно по ее вульгарному поведению в поселке будут судить о нем самом, хотя он этого, может быть, и не заслуживает. Ольга давно напрашивалась на грандиозную анафему и теперь она добилась своей цели. Этого отец Онуфрий так не оставит, ни за что не оставит, даже если ее муженек подарит ему одну из своих бензоколонок... Впрочем, за парочку можно хотя бы обещать подумать.
   Вот в таком возбужденном состоянии Онуфрий и прибыл в свой сегодняшний пункт назначения - к ресторанчику "Агата", что располагался на южной окраине Недоделкино. Здесь останавливались для быстрых обедов и завтраков проезжие туристы и дальнобойщики, а также те, кто заправлялся на ближайшей бензоколонке "Вымпел" ("Тьфу, черт бы его побрал, прости господи, этого придурка с его женой!"). Впрочем, целью прогулки был не столько сам ресторанчик, сколько его хозяин, коего отец Онуфрий и обнаружил на заднем дворе заведения.
   Игорь Артемьев был слегка навеселе - как он сам объяснял окружающим, "после вчерашнего" - сидел на крылечке служебного выхода и курил. Ему было тридцать пять лет и, как считала общественность, к своим годам он оставался неисправимым оболтусом. Ресторан не был главным делом его жизни и основой бизнеса, хотя и приносил неплохой доход. До сих пор неженатый и не имеющий детей Игорек представлял собой неисправленную ошибку бандитских девяностых: оставив ресторан в качестве красочной обложки своей бурной предпринимательской натуры, он по привычке продолжал плавать в мутной воде, грея руки на сомнительных делишках.
   - Привет, папаша, - пробубнил Игорек, даже не пытаясь приподнять зад со ступенек крыльца. Увидев священника, он принялся прятать что-то за пазухой, судя по размерам, что-то большое и пузатое.
   - Здравствуй, блудник, - фыркнул батюшка. - Почто не являешься, когда за тобой посылают?
   Игорек удивился.
   - Когда это вы за мной посылали? И с чего бы это?
   - Третьего дня, паршивец, я прислал тебе с оказией записку, чтобы ты явился незамедлительно. И, кстати, что это у тебя там? Опять пьешь?
   Игорек слегка оттопырил куртку и показал горлышко винной бутылки.
   - Пью. А от вас я ничего не получал, отец. Да и к чему такая спешка? Вы же знаете, что я никуда от вас не денусь, что я либо здесь, либо дома.
   Вместо ответа Онуфрий, подкравшись к парню сбоку, отвесил ему оглушительную оплеуху. Игорек охнул, выронил сигарету.
   - Чё за херня?!...
   - Не сквернословь, паскудник! Степень твоей социальной ответственности внушает мне опасения. Ты давно обходишь мою обитель стороной, тратишь незаконно нажитые средства на распутниц, и я начинаю подумывать о том, чтобы забрать у тебя переходящий флаг.
   Игорек только разинул рот. Его душа металась между стыдом и возмущением.
   - Какие незаконно нажитые доходы?! Вы о чем?
   Онуфрий смягчился, поскольку грешник сбросил маску ленивого благодушия и начал говорить по делу.
   - Доходят слухи до меня, сын мой, что помимо богоугодного деяния, коей является твоя затрапезная харчевня, стал ты прирабатывать сутенерством.
   - Че?!...
   - Ну, возможно, не ты, но твой управляющий с твоего ведома. Поговаривают, что по вечерам во дворе кафе проезжающие могут найти девицу напрокат, дабы утолить с ней страсти свойства отнюдь не духовного. Что ты на это скажешь?
   Онуфрий торжествовал: Игорек понял, что его приперли к стене и отпираться дальше не было никакого смысла. Он действительно разрешил своему управляющему Виктору Степанцову выставлять по вечерам городских девчонок и скидывать их по сходной цене транзитникам и некоторым местным жителям. Услуги они оказывали здесь же, на задворках кафе в старом трейлере, припаркованном у березы. Из должностных лиц об этой новой услуге в кафе "Агата" знали немногие - только те, кто мог организовать прикрытие, и отец Онуфрий в число этих избранных не входил. Тому было несколько причин, одна из которых - безбожная жадность преподобного.
   - Вижу, - сказал батюшка, - по глазам твоим вижу, что на путь верный ты стал. Ну?
   Игорек сплюнул на землю, вытер губы.
   - Сколько?
   - Пожертвования - дело добровольное, - пропел Онуфрий, - размеры выплат зависят только от степени твоей социальной ответственности. Словом, сын мой, придешь ко мне сегодня вечером, и мы этот вопрос порешаем. Однако есть еще кое-что, и это "кое-что" вызывает во мне более сильные чувства.
   Успокоившийся было Игорек вновь встрепенулся.
   - Что вы еще нарыли, преподобный?
   Батюшка только игриво прищурился.
   - Не стройте мне глазки, дедуля, говорите прямо!
   - Знаю я, сын мой, что зельем баловаться ты стал. Вернее, не ты сам, конечно, но с твоего благоволения неокрепшие души нашего округа, среди которых много несовершеннолетних. Это, знаешь ли, уже ни в какие врата не пролезает. Что думаешь делать?
   Игорек посерел, скулы начали подрагивать. Этот батюшка раньше явно работал в очень серьезных структурах, черт бы его побрал, бывшего язычника!
   - Чего вы хотите?
   Онуфрий огляделся по сторонам, убедился, что никто их не подслушивает.
   - Не здесь будем об этом говорить, ибо даже заборы хоздворов имеют огромные уши. Могу сказать только, что если ты выполнишь одну мою просьбу, я освобожу тебя от твоей социальной ответственности на веки вечные и предложу новое взаимовыгодное сотрудничество. Это касается того, что ты прячешь в своей куртке. По рукам?
   Игорек поднял на него взгляд, полный растерянности и бессильной злобы.
   - Далеко пойдешь, папаша.
   - Ты даже не ведаешь как далеко, сын мой.
   Онуфрий перекрестился и, как ни в чем не бывало, перешел к другой теме, не обращая внимания на то, что Игорек надолго застрял в этой.
   - Меня никто не искал?
   - Давно, - бросил парень, махнув рукой куда-то себе за спину. - Николаич спрашивал еще полчаса назад.
   - Кхм, я задержался в дороге. Проводи меня к нему.
   - Нет уж, идите сами. Он в отдельном кабинете возле бара.
   - Благодарю.
   Чрезвычайно довольный собой отец Онуфрий вошел в кафе через служебный вход. Ему удалось отыграться за попытку совращения, предпринятую Ольгой.
   Посетителей в обеденном зале в этот час практически не было, только одинокая молодая женщина в деловом костюме сидела за самым дальним от служебного входа столиком и уплетала яичницу. Кивнув приветственно бармену, отец Онуфрий проскользнул в кабинку.
   Николаич, как обычно весь в белом, пил кофе, что-то вычислял на калькуляторе и делал пометки в блокноте.
   - Здравствуй, сын мой. Благодарен тебе за то, что нашел время...
   - Олежка, заткнись! - прервал его Хозяин. - У меня и так башка раскалывается, а тут ты еще со своей трескотней.
   Онуфрий присел на диван. После реплики Хозяина он перестал изображать святого отца, тут же перешел на обычный русский.
   - Пить меньше надо, раскалываться не будет.
   - Ты поучи жену щи варить! Говори, чего хотел, и я пойду.
   Онуфрий потер бороду, почесал шею. Потом зачем-то полез под стол.
   - Говори, не жмись! - поторопил Хозяин. - Что ты как девка перед дефлорацией!
   - Короче, - начал батюшка. Сравнение с девкой его задело за живое, поскольку он еще не до конца отошел от представления жены бизнесмена, - вам следует прекратить ваши ежедневные гуляния, иначе это кончится плохо.
   Николаич отреагировал странно. Он уставился в свой блокнот выпученными глазами. То ли цифры у него там не совпадали, то ли еще что...
   - Ты за этим меня позвал в такую даль? - выдавил он через некоторое время. - Ты позвал меня сюда, чтобы отчитать? Олежек, родной, я не понял.
   Онуфрий был непоколебим.
   - Сергей Николаевич, выслушай старого святого отца.
   - Тебе до пенсии еще пахать и пахать, - усмехнулся Хозяин, - и насчет святости ты мощно переборщил. Как там с безакцизными сигаретами и водкой?
   - Это поклеп.
   - Ага. Этот поклеп записан в вашей истории болезни золотыми буквами, любезный отец Онуфрий. Ты своим неискушенным прихожанам можешь лепить горбатого, а мне не надо. Я тебя не первый год знаю.
   - Ладно, уговорил. Не в этом дело. Ты знаешь, что я отношусь к тебе с симпатией не только как к человеку, которого давно знаю, но и как к партнеру, поскольку именно при тебе дела мои здесь пошли в гору. Я это помню и помнить буду всегда...
   Кунц прищурился. Ход мысли собеседника его настораживал.
   - Так вот, Сергей, я закрывал и буду закрывать глаза на многие твои чудачества и откровенные глупости, потому что уверен, что в целом ты как администратор Недоделкино устраиваешь большинство местных жителей. Но мне перестали нравится некоторые моменты.
   - Что именно?
   - Общее пренебрежение, которое проявляют ко мне твои любимцы и которому немало способствует именно ваша слишком крепкая дружба. Как ты можешь пить с ними?! Как ты можешь с ними заигрывать? Ведь это...
   - Это, прежде всего, мои золотые яйца, - сказал Николаич. - И твой бюджет, кстати, тоже отчасти питается их заработками. Так что "ты, Зина, лучше помолчала бы".
   Онуфрий сбился. Он вынужден был признать, что это так: они все здесь в Недоделкино живут исключительно тем, что зарабатывают эти мастера трэша. Но все же...
   - Но все же, - повторил он вслух, - всему есть пределы. Я не могу обеспечивать нравственную устойчивость системы, если ее составляющие ни в грош меня не ставят. Да, они держат свечки, носят крестики на шее, но, по большому счету, им на веру наплевать!
   - Это уже твои проблемы. Кстати, им наплевать не на веру, а конкретно на тебя, а это две большие разницы. Насильно мил не будешь, и если ты ждешь от меня помощи, то зря, ты ее не дождешься. У тебя здесь и так исключительные преференции, здесь в радиусе десяти километров ни одного католика, иудея и буддиста, только один татарин, да и тот башмаки чинит. Развернуться можно, мама не горюй! Чего ты еще хочешь? Каждого детектива на дело отправлять только после того, как ты его водичкой окропишь? Часовенку в каждом дворе поставить?
   Онуфрий молчал.
   - Ты меня извини, Олежек, мне бы это по барабану было, но ребята не поймут, порвут на лоскуты. Кроме того, твои претензии на возвращение духовности в эти места сильно преувеличены. Знаешь, дружище, не тебе решать, кому с кем спать и в какую дырку совать.
   - Мне одну дырку сегодня уже предлагали, - задумчиво проговорил Онуфрий. - Ольга Синягина загорала у себя на участке в чем мать родила, ноги растопырив...
   Николаич откинулся на спинку дивана. К нему вернулось его обычное добродушное настроение.
   - Эх, отец Онуфрий, сбрил бы ты бороду, скинул бы рясу да и отодрал бы эту Ольгу как сидорову козу. Видел ее губищи?
   -Тьфу! - фыркнул Онуфрий и поднялся. - Пойду я от греха. Попомни мое слово, Сергей, плохо все это закончится, плохо. В прошлый раз Туркменский чуть собаку соседскую не прострелил, в позапрошлый Барабанова в фонтане пьяная купалась, едва не утонула, а месяц назад...
   - Я тебя понял, брат, заканчивай проповедь.
   Обернувшись у двери, отец Онуфрий хотел было перекрестить своего старого друга, но передумал.
   - Мой тебе совет на прощание, Сергей, последний добрый совет: прекрати эти сборища, а не то...
   - А не то - что?
   Онуфрий махнул рукой и вышел.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"