Мухаметова Ирина Анатольевна
Чехов-детектив.Развязка Часть 1-16

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:

  Чехов-детектив, или Развязка
  В истории принимают участие герои пьес А.П. Чехова - 'Дядя Ваня' (Софья Александровна Серебрякова), 'Чайка' (Нина Михайловна Заречная и Борис Алексеевич Тригорин), 'Три сестры' (Ирина Сергеевна Прозорова), 'Вишневый сад' (Любовь Андреевна Раневская и Ермолай Алексеевич Лопахин).
  Как быстро летит время! А ведь прошел почти год, как в поместье Сорина случились те страшные события. В библиотеке нашли тело Ивана Петрович Войницкого, погибшего от револьверного выстрела, потом на сцене застрелился Василий Васильевич Соленый, затем была задушена артистка Ирина Николаевна Аркадина и утопилась в озере Варя, которую и посчитали виновницей всех трех уходов.
  И вот опять наступило лето!
  К этому времени Ермолай Алексеевич Лопахин уже был полным хозяином трех поместий - Раневской, Сони Серебряковой и Сорина, в последнем же он велел привести главное здание и все вокруг него в порядок, и теперь это был как бы музей, который посещали гости из разных мест.
  Комната в доме, где были найдены застреленными писатель Константин Гаврилович Треплев, а потом и Войницкий, была сохранена в неизменном виде, как и подземный ход к развалинам, и подмостки с разорванным занавесом, на которых погиб Соленый, но вот качели, где нашли задушенную Аркадину, исчезли, зато появились другие и в другом месте.
  Раневская так и жила до сих пор у Лопахина, то есть в своем бывшем родовом гнезде, где многое было переделано и улучшено. Но несколько вишневых деревьев продолжали расти вокруг дома, и они, как она понимала, сохранились для того, чтобы ей, Любови Андреевны, было приятно. Впрочем, Ермолай Алексеевич на ней до сих пор так и не женился, хотя ни в чем ей не отказывал. Она же своим положением уже начинала тяготиться, но как его изменить, не знала.
  Борис Алексеевич Тригорин и Нина Заречная готовились к свадьбе, которая должна была состояться в скором времени, и поэтому жили в городе, а Борис даже опять стал делать какие-то заметки в записной книжке для своих будущих сочинений. Ниночка же за это время очень похорошела и, казалось, совсем забыла о всех прошлых несчастьях.
  Неожиданно туда же в город из-за границы вернулась Софья Александровна, куда после продажи она уехала имения вместе с Астровым, но с которым быстро рассорилась, и теперь никак не могла простить себе, что столько лет была в него безответно влюблена. Также Соня за эти месяцы расцвела, стала самостоятельной и накупила много нарядов. Словом, в ней произошли разительные перемены, которыми все знавшие ее было поражены, и никто не узнавал в ней прежнюю невзрачную девушку.
  Лопахин же был так удивлен произошедшим в Софье Александровне изменениям, что сразу пригласил ее пожить летом у озера. Она согласилась и переехала жить в комнаты на первом этаже, недалеко от библиотеки с подземным ходом. Также Соня все время в разговорах вспоминала Париж, чем очень раздражала Раневскую, которая, заметив, какое впечатление Софья произвела на Ермолая Алексеевича, тоже стала каждый день теперь бывать в бывшем поместье Сорина.
  И чтобы хоть как-то сгладить отношения между дамами, Лопахин отправил письмо Ирине Прозоровой, в котором обрисовал ситуацию, и она согласилась переехать поближе к подруге. Но жить она стала в мезонине и усиленно заниматься итальянским языком, чтобы осенью по примеру Сони тоже посетить некоторые страны.
  Та же была очень рада ее приезду, и теперь они вдвоем стали часто совершать прогулки вокруг озера. Правда, во время них говорила, в основном, Софья, и Ирина молчала, думая про себя, что подруга стала совсем другой. И, может быть, так случилось потому, что она просто расширила круг своего общения и увидела других женщин и мужчин, не похожих на тех, которые раньше ее окружали, и узнала о неких романтических отношениях, о которых раньше даже не предполагала.
  Ирина Сергеевна же всегда помнила слова, которые ей сказала Варя перед тем, как бросилась в воду, о том, что Нина все знала.
  И она пару раз пыталась как бы случайно завести с ней разговор на тему, что конкретно той было известно, впрочем, ответа так и не получила.
  Но не рассказала ли она кому-нибудь другому об этом?
  Также она попыталась поговорить об этом с Тригориным, но тот как-то легкомысленно отнесся к разговору.
  - И почему тогда не скажет, что знает?
  - Может, скрыть чье-то имя хочет?
  - И чье?
  - Не знаю.
  - Я думаю, лучше все забыть, как будто ничего и не было.
  - Забудешь тут...
  Но наступило лето. И была жара, жара была, жара плыла...
  И потому, что у озера была хоть какая-то прохлада, сюда из города приехали Тригорин и Заречная. Софья Александровна им очень обрадовалась, так как ей было здесь откровенно скучно. Ирина же теперь редко спускалась из мезонина, потому что целыми днями занималась языками перед отъездом за границу. Лопахин как рачительный хозяин, каждое утро, конечно, появлялся в имении, но следом за ним сразу приезжала Любовь Андреевна, и, видно было, что ее очень пугает мысль о том, что Лопахин может заинтересоваться еще кем-то, кроме нее.
  Поэтому Соня, как только увидела Нину, сразу позвала ее на прогулку по парку рядом с домом.
  - Ниночка! Как я твоему приезду рада! Но давай поговорим о тебе. Ведь осталось всего несколько дней до твоей свадьбы.
  - Да, меньше месяца. Ах, если бы она случилось тогда, когда мы только познакомились с Борисом... Нет, он хороший... Добрый... Знаешь, он пьесу сейчас про любовь пишет.
  - Да? Как интересно!
  - Да вот. Но он столько горя мне принес, что я иногда думаю, а зачем мне все это надо?
  - Но ты же его любишь.
  - Увы... Я очень-очень его люблю, но не знаю, хочу ли я выйти за него замуж. Потому что, если он через какое-то время опять кем-то увлечется, мне будет слишком больно, а я этого не хочу.
  - Ниночка, зачем тебе сейчас об этом думать? Ведь ты будешь его женой.
  - Да-да, ты права, Сонечка. Но чем ближе день свадьбы, тем мне тревожней, тем более, что она будет почти сразу после годовщины известных всем событий. И знаешь, что...
  - Что?
  - Мне стала часто сниться Варя...
  - Варя? Я думаю, что у тебя это все от жары.
  - Может быть... Но она во сне такая несчастная. И вся мокрая... И не поймешь, слезы у нее по лицу текут, или вода из озера.
  - Ниночка, мне страшно от того, как ты это рассказываешь...
  - Так мне во сне тоже страшно, потому что говорит она, что никого не убивала.
  - Не убивала? Тогда кто же тех трех людей жизни лишил?
  - Наверное, кто-то другой! Но ты сама-то веришь, что это Варенька во всем виновата?
  - Нина, но если не она это сделала, то кто же тогда убил? Ведь не мы же с тобой... Кто причастен ко всему этому ужасу? Кто? Лопахин? Твой Борис? Ирина? Или Любовь Андреевна?
  - Не знаю. Все началось с гибели Войницкого... Притом ты не думала, Соня, что он хотел раскрыть совсем тайну не Вари, в кого-то другого? Между прочим, для тебя тоже во всем этом была прямая выгода.
  - Да, Нина, ты права, потому что после ухода Ивана Петровича я смогла, наконец, продать имение. Но поверь, я хотела получить свободу, но не такой ценой, не гибелью дяди. Ведь он был единственным мне родным человеком!
  - Понимаю...
  - Но ты, Ниночка, лучше оставь все это в прошлом!
  - Наверное, так и надо сделать. Но что скрывать, я ведь тоже была рада уходу Аркадиной, а Ирина - Соленого. Разве не так? Кстати, как она?
  - Не знаю, я ее почти не вижу, хотя живем в одном доме. Она упорно учит языки, потому что сразу после твоей свадьбы собирается уехать за границу. Говорит со мной только по-французски и по-немецки, я их хоть в гимназии учила, а вот с итальянским и английским языками ей от меня помощи мало.
  - Она молодец!
  - Возможно. Хотя я вот вспоминаю себя после продажи поместья, когда тоже рвалась за границу и что? Рассорилась там с Михаилом...
  - С Астровым?
  - С кем же еще... Словом, я большее время суток нахожусь здесь совсем одна, но в город ехать не хочу. Поэтому решила ни о чем больше не думать, а жить только сегодняшним днем. И тебе то же советую.
  - Да, Сонечка, ты, конечно, права, мне надо думать о свадьбе и о своем будущем с Борисом...
  - Вот именно... Кстати, в дату гибели дяди Ермолай Алексеевич приглашает всех на поминальный обед сюда в поместье, после того, как все соберемся на сельском кладбище. Отстоим службу в церкви, а потом сюда.
  - Да? Мы с Борисом обязательно приедем
  - Ну, а мы с Ириной и так здесь живем, а Лопахин с Раневской каждый день сюда приезжают и вечером вдвоем уезжают к нему в поместье.
  - У них все такая же сильная любовь?
  - Похоже.
  - Странно как-то это слышать. Но пойду-ка я поищу Бориса.
  - Так он вроде в дом прошел.
  - Думаю, что он уже оттуда вышел и сейчас где-то на озере рыбу удит.
  - Вот совсем человек не меняется...
  - Тут ты права. Очень уж он рыбалку любит. Только вот не хочется мне мимо сцены с ободранным занавесом к воде идти.
  - Что поделать... Не желает Лопахин ее убирать, а теперь он здесь хозяин.
  - Его дело, но тогда я другой тропинкой к озеру пройду.
  - А я насчет самовара распоряжусь, скоро уже Ермолай Алексеевич подъедет, а за ним и Раневская.
  Но когда Нина скрылась из вида, Соня никуда не пошла, а села на ближайшую скамейку.
  Какая же я несчастная! У той же Нины свадьба скоро, а я все такая же до сих пор одинокая. И с Астровым ничего не получилось, а ведь я его очень любила... Ну, почему так? Даже Раневская живет с Лопахиным, а я...
  Иногда вот смотрю на Ермолая и думаю, ну, почему он не бросит свою Любовь Андреевну ... Он такой сильный, красивый... Настоящий мужик, а ведь из простых... И я вроде ему интересна, он иногда так на меня глянет, что у меня сердце куда-то вниз падает... Но тут сразу откуда-то появляется Любовь Андреевна и его уводит.
  Раньше казалось мне, что будет мне счастье, когда я продам имение, а его так и нет... Или тот же Борис Тригорин... Конечно, нехорошо так говорить, но он мне тоже очень нравится. Конечно, скоро у него свадьба с Заречной, и я ни на что не претендую, но он очень привлекательный мужчина. И Нина совсем не хочет, похоже, выходить за него замуж... Ну, откажись тогда от него и оставь его мне! Нет ведь. Как все глупо... Думала, что будут у меня деньги, женихов будет много, я лишь из них выбирать буду, а где они?
  Да и не в этом дело! Я хочу, чтобы меня любили, чтобы не мечтали жениться на моих деньгах, а именно меня любили - Соню Серебрякову! Я же сижу и жду. А время-то летит! Или мне все-таки пора начать действовать? Нет, здесь рядом с озером, действительно, какая-то нега в воздухе растворена...
  Но что же делать? Любви хочу! Страсти! И какое же это все-таки искушение - мужчины...
  Да если вдруг еще Нина кому-нибудь свой сон про Варю начнет рассказывать? Опять разговоры, что ли, пойдут? А это кому-нибудь надо? Нет, как все сложно и несправедливо в этом мире!
  Заречная же нашла Бориса вовсе не за рыбалкой. Хотя удочки стояли рядом с ним на берегу и были готовы поймать рыбу, но сам он что-то писал в тетрадке.
  - Ниночка! Это ты!
  - Я. А что ты делаешь, Борис?
  - Как всегда, работаю. Знаешь, я хочу написать про Соню. Она так за этот год изменилась! Сказали бы мне раньше, что она такой красавицей станет, ни за что бы не поверил. И в ней что-то такое появилось, что глаз не отвести!
  - Борис! Она тебе так нравится?
  - Нравится? Да я от нее в полном восторге, и о ней, действительно, надо обязательно написать.
  - Да? А про Любовь Андреевну ты ничего сочинить не хочешь?
  - Про Раневскую? Эта мысль, конечно, интересная, но как-нибудь потом.
  - Почему? Она - женщина, у которой все было, а теперь совсем ничего не осталось.
  - Так уж ничего?
  - Конечно. Живет с Лопахиным, а вдруг тот на ком-нибудь захочет жениться? Что с ней тогда будет? Куда она пойдет?
  - На ком, к примеру?
  - Да на той же Софье Александровне, Борис!
  - И почему именно на ней?
  - Потому что она богатая невеста, и вы все на нее так смотрите!
  - Как так? И кто все?
  - Все мужчины. Только вот я понять не могу, чем она вас взяла, объясни! Разве в моих словах нет правды?
  - Ниночка! Возможно, ты в чем-то права.
  - Тот же Лопахин все-таки в свое время на ней не женился и почему-то ее раньше совсем не замечал. А сейчас я же видела, как он на нее смотрит, даже при той же Раневской.
  - Понимаешь, Сонечка вернулась из Парижа совсем другой женщиной, и в ней появилось что-то такое-этакое.
  - Что еще такое?
  - Не знаю, как тебе объяснить, но она как-то поняла, что имеет власть над мужчинами.
  - Власть?
  - Да. У нее такие глаза... Ты не знаешь, но, когда я встречаюсь с ней взглядом, просто обо всем забываю.
  - Даже обо мне?
  - Нет, что ты, Нина! Разве такое возможно? И почему ты на меня так грустно смотришь? Тебя моя речь расстроила?
  - Нет, ведь я знаю, что мы скоро поженимся, потому что так долго шла к своему счастью.
  - Да ты и не обращай внимания на мои слова, но мне так хочется написать про Соню, и вообще все эти дамы для меня лишь прообразы действующих лиц, а я только тебя люблю.
  - Я знаю.
  - Так ты же у меня умница!
  - Конечно. И всегда была такой была. Но знаешь, я устала тебя ревновать.
  - Ниночка! Поверь, тебе совсем не о чем беспокоиться. Роман с Ириной Николаевной Аркадиной стал для меня хорошим уроком. И...
  - Что и...?
  - Понимаешь, только рядом с тобой я могу писать, а это для меня очень важно.
  - Вот как? Ну, тогда это все меняет. Кстати, Лопахин хочет в годовщину ухода Войницкого здесь поминальный обед сделать.
  - Почему тут, а не в бывшем доме Сони?
  - Потому что, во-первых, он бывший, а, во- вторых, он хочет помянуть всех - и Ивана Петровича, и Варю, и Соленого, и Аркадину.
  - Ирину Николаевну тоже?
  - Да.
  - Что ж, я думаю, что мы с тобой обязательно на этом обеде будем. Ты, надеюсь, не против?
  - Нет, конечно. Все-таки утонувшая Варя была моей подругой, да и других жаль.
  - Вот и хорошо.
  - Но знаешь, Борис, я хочу тебе кое-что рассказать.
  - Да? Так, конечно, расскажешь, но потом, а сейчас пойдем в дом. Все равно у меня сегодня не клюет. А чаю очень хочется. И еще эта жара бесконечная!
  - Пойдем.
  Тем временем Ирина Сергеевна также решила отправиться к озеру. До ее отъезда за границу оставалась где-то больше месяца, и у нее просто не было сил без конца заниматься языками. Она пошла к развалинам и неожиданно увидела, что рядом с ними на камне сидит Раневская.
  Та же в этот момент размышляла о своей жизни и произошедших тут год назад событиях. Может быть, пора отсюда уехать? Нет, место здесь какое-то нехорошее, проклятое! Столько непонятных уходов! До сих пор не понимаю, как я пережила все то, что здесь произошло. Но, к счастью, с них уже год минул...
  Думаю, что какие-то деньги мне все-таки Лопахин даст, если я захочу его покинуть, свобода в отношениях, как я понимаю, для него важна. Да и у меня есть еще несколько украшений, не все же я продала. На жизнь в Европе, конечно, не хватит, но в уездном на городе вполне, а там, может быть, и какой-нибудь купец на меня позарится, все-таки я дворянская кровь. Нет, отсюда надо однозначно уехать. Зачем я здесь?
  И тут она, наконец, увидела приближающуюся к ней Ирину Прозорову, и та ей улыбалась
  - Здравствуйте, Любовь Андреевна.
  - Здравствуйте, Ирина. Вы тоже сюда пришли?
  - Куда еще идти, как не на озеро? Тут хоть у воды какая-то прохлада, и приятный ветерок дует.
  - Говорят, Ирочка, вы скоро едете за границу?
  - Да.
  - Передайте от меня привет Парижу и милой Франции. Там очень хорошо. К сожалению, я никогда их уже не увижу! И Неаполь, увы, тоже. Вы в Италии будете?
  - Собираюсь.
  - Там тоже очень красиво. Я там была с ... Впрочем, неважно с кем. Но мне пора уже возвращаться в дом. Кстати, вы Ермолая Алексеевича там сегодня не видели?
  - Нет.
  - Странно, из поместья своего он уехал, а сюда не приехал, получается, я раньше его сюда добралась.
  - Так у него дел много.
  - Да-да. Кстати, вы видели эту табличку?
  - Какую?
  - Вот тут на развалинах. Она такая маленькая. Вот эту! Я только сегодня ее заметила.
  - Конечно. Но, к сожалению, прочесть то, что на ней написано, уже невозможно, хотя какие-то буквы еще можно различить.
  - Да, все уже стерто, хотя...
  - Что?
  - Но ведь это...
  - Извините, Любовь Андреевна, но вы поняли, что на ней написано?
  - А вы разве нет?
  - Нет.
  - Но мне пора идти, Ирочка. Наверное, Ермолай уже в доме.
  - Подождите. Что же все-таки за текст на этом квадратике?
  Но Раневская ее уже не слышала, а торопливо шла в сторону дома.
  В день же годовщины ухода Ивана Петровича Войницкого все перед тем, как собраться на поминальный обед, посетили сельское кладбище.
  Первой туда приехала Софья Александровна и отправилась сразу к дядиной могиле. Памятник у него был очень похожим на стоящий рядом памятник его сестры, Сониной матери, и поэтому скромный. Отца же Сони похоронили в другом городе, но она почему-то там ни разу не была.
  А вот Аркадина была упокоена рядом с сыном Константином, и памятники у них тоже были похожими, только у нее на нем был элемент занавеса, а у него как бы корешки книг.
  Своего неудавшегося жениха Васю Соленого, Соня распорядилась похоронить недалеко от дяди, и ему она тоже, тяжело вздохнув, положила два цветка, как и своим родственникам.
  Могилка же Сониной подруги Вари была рядом с мужем Раневской и ее малолетнего сына, и туда она тоже, конечно, сходила.
  Затем Соня подошла к храму и раскрыла около него зонтик, потому что солнце пекло нестерпимо.
  И тут как раз прибыли Тригорин, Нина и Ирина Прозорова. Они поприветствовали Софью Александровну и прошли туда, где упокоились Ирина Николаевна и ее сын Константин Треплев. Борис нес в руках корзину цветов, и у Нины с собой также были цветы. Обе дамы были в легких платьях, а Тригорин вообще в светлом костюме, что Соню несколько удивило, потому что у него все-таки какое-то время был роман с Аркадиной, поэтому мог бы надеть что-то потемнее, хотя это однозначно не понравилось бы Заречной.
  А вот и Ермолай Алексеевич под ручку с Раневской! Как же он влюбленно на нее смотрит, хотя она и старше его.
  Но вот почему меня не любит тот же Лопахин? В нем ведь чувствуется настоящий мужик, который обнимет так обнимет. Или, к примеру, Тригорин? Он умный, ласковый, знающий в любовных отношениях толк и получающий от этого удовольствие. Почему?
  Но у одного есть Любовь Андреевна, имя-то какое у нее говорящее! А у другого - Нина, как уж ее по отчеству, ах да, Михайловна.
  Нет, лучше всех этих мужчин не видеть. И, наверное, это жара на меня так действует!
  Как странно, что такие мысли приходят в голову именно здесь. Но, как же я хочу любви. Любви хочу!
  Но потом все встретились около церкви и вошли внутрь.
  Народу там было много, потому что день был праздничным.
  Неожиданно на входе Заречная тихо вскрикнула.
  Софья Александровна, которая была рядом, и Лопахин, шедший сзади, переглянулись. Что это с ней?
  А потом была долгая служба, и Нина неистово молилась и явно была как будто не в себе.
  Соня же стояла рядом с ней и просила о земной любви. Видеть рядом с собой привлекательных мужчин, и быть для них невидимой? Увы, но она вообще не хотела с этим мириться! И разве это грех?
  Любви хочу, любви... Страстной, горячей, сумасшедшей...
  Затем все отправились в бывшее поместье Сорина и сели за стол.
  Никто ничего не мог сказать, поэтому слово взял Лопахин.
  - Друзья! Я надеюсь, что мы все-таки друзья. Прошел год с того дня, как от нас ушел Иван Петрович. И теперь мы можем точно сказать, что мы совсем его не знали, как не знаем и людей, с которыми знакомы сейчас.
  В этот момент Соня почему-то вдруг на него посмотрела, и ей показалось, что он обращается именно к ней. Они встретились взглядами. Неужели он...
  И тут Тригорин закричал.
  - Нина, что с тобой? Нина, ты вся дрожишь!
  Та хотела что-то ему ответить, но, увы, не могла произнести ни звука. Она стала сползать со стула и почему-то инстинктивно схватила со стола вилку и упала с ней на пол.
  А потом вокруг появилось много людей, и местный лекарь вынес вердикт, что это был несчастный случай, и у Нины Заречной просто стало плохо с сердцем от такой жары.
  На Тригорина же было жалко смотреть. Потому что вся его жизнь в одно мгновение разлетелась в прах!
  Прошло несколько дней, и Нина Заречная упокоилась на том же сельском кладбище, где раньше уже была похоронены ее соперница Аркадина и Константин Треплев, тот человек, который Ниночку любил.
  Тригорин был сам не свой, и Лопахин уговорил его пожить какое-то время в бывшем имении Сорина под присмотром Софьи Александровны. Впрочем, присматривать было не за чем, потому что Борис Алексеевич только и делал, что целыми днями сидел на берегу озера и смотрел на воду.
  Но жизнь продолжалась, и участники событий пытались понять, что же на самом деле произошло.
  Тригорин постоянно вспоминал, как Ирина как-то сказала ему, что его невеста что-то знает, а он ей не поверил. Но что именно Нина, по ее мнению, могла знать? Кто на самом деле всех убил или что?
  Ведь тогда возможно, что настоящий убийца так и остался ненайденным, и все ужасы прошлого года могут повториться.
  И еще ему все время виделась Ниночка, лежащая с вилкой в руке. Почему она в свой самый последний миг вцепилась именно в нее, а не, к примеру, в нож, который как бы был бы намеком на то, что ее убили.
  А так вилка... Может, она знала, кто именно погубил ее, и давала этим предметом кому-то знак? Но понять его может только убийца или кто-то уж очень умный.
  Или она просто случайно схватила первое, что попалось ей под руку? Непонятно.
  Лопахин тоже постоянно думал о произошедших событиях, и поэтому через несколько дней он подошел к Соне и заговорил с ней.
  - Мы можем с вами кое-что обсудить?
  Софья Александровна сначала удивилась такому вопросу, но потом согласилась.
  - Конечно.
  - Знаете, я часто вспоминаю то наше посещение церкви, когда мы с вами поднимались по ступенькам позади Заречной.
  - Да, тогда Нина еще была жива.
  - Вы помните, что тогда происходило?
  - Помню. Вокруг было почему-то много людей
  - Так в тот же день был праздник.
  - И мы со света оказались сразу в полутьме.
  - Да-да. Потому что за дверью, через которую мы вошли, ярко светило солнце, а там впереди были только огоньки свечей.
  - И мы, можно сказать, протискивались в толпе.
  - И тут вдруг Заречная вскрикнула.
  - Да.
  - И мы с вами переглянулись.
  - Да.
  Соня смутилась, и Ермолай Алексеевич почему-то тоже вдруг отвел взгляд.
  - Скажите, о чем вы тогда подумали?
  - Я? Хорошо, скажу. Возможно, это важно.
  - Да? Я вас внимательно слушаю.
  - Знаете, я никогда никому об этом не говорила, но однажды Нина рассказала мне, что часто видит во сне Варю, где та без конца повторяет ей, что ни в чем не виновата...
  - Не виновата?
  - Да, и я тогда подумала, что, может быть, там на входе Ниночка увидела привидение, то есть дух Вари.
  - Привидение? И вы в это верите?
  - Не знаю.
  - Хотя это хотя как-то объясняет то, что я каким-то боковым зрением заметил.
  - И что это было?
  - Это, конечно, странно звучит, но как будто кто-то черный внезапно появился рядом с ней, и именно его она испугалась.
  - Кто-то черный?
  - Да.
  - А если этот кто-то в черной одежде был похож лицом на Варю? Представляю, какой это могло вызвать у нее испуг...
  - А потом жара доделала свое дело, и Заречной не стало...
  - Да, ее сердце не выдержало...
  - Может быть... И хоть что-то теперь стало более-менее понятно. И как хорошо, что мы с вами поговорили!
  - Наверное, так и есть.
  Но про себя Соня подумала, а что же тут хорошего? И вообще-то не таких отношений она хотела бы с Лопахиным. Но, расставшись в этот день с ним, она долго еще не могла сдержать улыбку, потому что все-таки все совсем неплохо, мы хотя бы с ним разговаривать наедине начали, а это уже кое-что...
  Также ей казалось забавным, что она не приметила тогда Лопахина при входе в церковь, пока Нина не вскрикнула. А тут повернула голову, а он, словно черт из табакерки, откуда-то вдруг взялся и рядом идет...
  Ирина Прозорова тоже не понимала, что же все-таки случилось с Ниной. Несчастный случай или что? И у нее была своя версия случившегося. Поэтому она еще раз попыталась поговорить с Раневской о том, что же все-таки было написано на той табличке.
  - Я просто теряюсь в догадках, Любовь Андреевна!
  - Нет, извините, я не хочу больше об этом разговаривать, не просите.
  - Скажите хотя бы, что это не то, о чем я думаю?
  - А о чем вы думаете?
  - О том, что на ней написано, что это место плохое, проклятое, и что тут нельзя находиться людям. Ведь неслучайно же здесь расстались с жизнью уже пять человек.
  - Знаете, у меня одно время тоже были такие мысли, но то, то я увидела на табличке, скорее всего, было нечто положительное.
  - Положительное? Но я никак не ожидал такое от вас услышать.
  - Да, совсем не относящееся к плохому, а даже совсем противоположное.
  - То есть табличка не указывает на место, где, скажем прямо, почему-то действует Дьявол?
  - Нет-нет, что вы... Там нет ничего такого. Просто я в тот момент думала о своей судьбе и случайно увидела этот металлический квадратик. И мне показалось, что на нем есть все ответы на мои вопросы, но, увы, нет...
  - Так что же, в конце концов, там написано?
  - Извините, но то, что я на нем увидела, это первое, что сразу приходит в голову, то есть это так просто, что не может быть правдой.
  - Просто?
  - Можно, я пойду. Я больше не хочу об этом говорить. Простите.
  Вот так все и закончилось, но, когда подошло время отъезда за границу, Ирина Сергеевна срисовала табличку в записную книжку, которую взяла с собой в поездку.
  Но наступил август, и последний месяц лета был явно жарче двух предыдущих.
  Соня пыталась как-то отвлечь Бориса Алексеевича от его мыслей, но, увы, все ее попытки оказывались безуспешными. А Лопахин и Раневская тоже не приезжали в поместье.
  И вот однажды Соня пришла на берег озера и увидела, что Тригорин далеко заплыл. Она подумала о самом плохом, и, испугавшись, начала громко кричать и звать его обратно.
  Скоро он вышел из воды.
  - Что случилось?
  Неожиданно Соня бросилась ему на шею, а он ее обнял.
  - Вы живы! Как хорошо! А ведь я подумала...
  - Что вы подумали? Что я хочу свести счеты с жизнью?
  - Да.
  - Такие мысли у меня, не буду скрывать, были, но...
  Соня же в это время тоже была вся промокшая от объятия и через мокрую блузку проглядывало то, что обычно бывает скрыто от глаз, и от этого сейчас выглядела очень притягательной. Поэтому Борис не отпускал Соню и все также держал ее за плечи.
  - Впрочем, сейчас меня волнует кое-что другое.
  - Что же?
  - Вы.
  И Борис сжал Соню в объятьях, и она ответила на его поцелуи.
  Вот так неожиданно начался их роман, и случилось то, что и должно было случиться.
  А так они почти все время были в имении одни, потому что только раз в день являлась кухарка, чтобы приготовить им еду, и еще иногда с ней приходила ее родственница, которая прибиралась в доме.
  Поэтому влюбленные поздно просыпались, пили молоко, принесенное из ближайшей деревни, гуляли по парку и без конца целовались.
  Тригорину впервые не надо было, что-то скрывать от своей женщины и притворяться, а Софья Александровна была просто счастлива.
  Лопахин же узнал об их отношениях совершенно случайно, заехав, наконец, с Раневской навестить их, когда неожиданно заметил, что Соня за эти несколько дней еще больше похорошела, все время улыбалась и просто лучилась счастьем.
  На обратной дороге он спросил Любовь Андреевну, что это такое с Софьей Александровной, на что та раскрыла ему их секрет, о котором сразу с женской проницательностью легко догадалась.
  - У них роман, мой милый!
  - Роман?
  Ермолай Алексеевич остановил лошадей.
  - Я же думал, что Тригорин все скорбит о своей невесте, а Соня, добрая Соня, не дает ему свести счеты с жизнью, а вы говорите, что у них роман! Как такое может быть?
  - Очень просто! Они живут в поместье одни, а когда такое происходит, мужчина и женщина неминуемо сближаются, как, впрочем, и мы с вами.
  - Нет, я на кого угодно такое мог подумать, но не на Соню! Как она могла!
  - Во-первых, она очень изменилась и стала совсем другой после того, как вернулась из-за границы, а, во-вторых, просто пришло ее время. Должна же она была, в конце концов, в кого-то влюбиться.
  - Но не в Бориса же!
  - Почему не в него? Он известный писатель, и две женщины Аркадина и Заречная совсем неслучайно были в него влюблены, поэтому почему нет?
  Лопахин тронул лошадей, и они с Раневской поехали дальше.
  - Да, вы правы.
  Но в душе Ермолай был очень раздосадован, потому что опоздал! А ведь именно он мог стать тем мужчиной, которого Софья Александровна могла бы полюбить, а тут подвернулся какой-то Тригорин. И он сам, Лопахин, получается, их сблизил! Нет, она будет только моей! Будет!
  Впрочем, однажды в конце лета Лопахин встретил Соню одну в парке и перегородил ей дорогу.
  - Я узнал, что у вас роман с Тригориным.
  - Откуда?
  - Не важно. Не хотите сменить любовника?
  Софья Александровна улыбнулась.
  - Себя, что ли, предлагаете?
  - Да.
  - Нет, не хочу.
  - Жаль!
  - Судя по вашим словам, я поняла, что вы меня совсем не уважаете.
  - Я же вам не философствовать предлагаю, а совсем другое, и уважение в этом деле лишнее.
  - Так знайте, я никогда не буду вашей. Никогда!
  Он ничего на эти ее слова не ответил, но вдруг схватил ее за руки и прижал всем телом к ближайшему дереву.
  Неожиданно она почувствовала такую силу, такую ярость, что испугалась. Что он задумал?
  Но Ермолай Алексеевич лишь страстно ее поцеловал, и ей показалось, что этот поцелуй длился вечность, а потом отпустил и быстрым шагом ушел прочь.
  Она посмотрела на свои руки и увидела, что запястья стали красными, причем еще очень болела спина. Но ощущения, которые она пережила, того стоили. Это было совсем не то, что с Тригориным, а намного сильней и притягательней. Такого с ней никогда еще не было. Его грубость так ее возбудила, что Соня подумала, что сходит с ума.
  После этого она легла в постель, сославшись на головную боль, и не выходила из комнаты до следующего утра и без конца думала, что это было? Что?
  Но пришли осенние холода, и из-за границы вернулась Ирина Сергеевна Прозорова и остановилась в городе.
  Приехав же в поместье в гости, она с удивлением узнала об отношениях Софьи Александровны и Тригорина, хотя и заметила, как она похорошела. Встретила она там и Раневскую, которой привезла небольшие подарки из Франции и Италии. Любовь Андреевна было этому очень довольна и уговорила ее все-таки зимовать в имении, чтобы почаще слушать рассказы Ирины о том, что она видела, и повспоминать свою жизнь там.
  Еще она сказала, что Лопахин после того, как узнал о романе Сони и Бориса Алексеевича, сюда теперь почти не приезжает, чем очень удивил Ирину Сергеевну. Деликатный такой он, что ли? Ответа не было.
  Так прошла зима с ее рождественскими праздниками, которые внесли в жизнь некое разнообразие.
  Но с приходом весны Софья Александровна почувствовала, что ей очень скучно. А Тригорин ее даже раздражал, и она с ним часто ссорилась, хотя затем они, конечно, мирились, и какое-то время казалось, что все идет, как раньше, но потом Соня опять находила какой-нибудь повод для ссоры, и все начиналось сначала.
  Словом, ей хотелось чего-то большого и светлого для души, но, как говорится, слона рядом не было. Поэтому она плохо спала ночью, потому что ей часто снилось что-то страшное. Тогда она просыпалась и долго сидела у окна, смотря на звездное небо.
  А потом наступило лето.
  И окончательного разрыва у нее с Борисом Алексеевичем пока еще так и не было. Но Софье Александровне уже хотелось новых отношений и более сильных ощущений, потому что ей просто категорически надоело сладкое, поэтому пусть будет хоть горькое, но иное.
  Еще Соня часто вспоминала Лопахина, но тот, казалось, совсем забыл о ней, только почтительно здоровался при встрече и все. Она же иногда даже подумывала о том, чтобы самой заговорить с ним, но что-то ее все-таки удерживало
  Впрочем, приближалась вторая годовщина ухода Ивана Петровича Войницкого и первая - Нины Заречной.
  А в природе опять было какое-то адское пекло!
  Все договорились в этот день быть в церкви, но, когда Соня туда прибыла, она не увидела там Лопахина, хотя он вроде тоже должен был быть
  Все остальные же, Ирина Прозорова, Раневская и Тригорин, перед ней прошли внутрь. И Софья Александровна, поднимаясь за ними по ступенькам, не могла не вспомнить, как год назад тут вскрикнула Заречная, и как они в этот миг переглянулись с Ермолаем Алексеевичем.
  В полумраке же храма она подошла к любимой иконе и стала молиться. Неожиданно она почувствовала, что кто-то подошел сзади и обнял ее за талию.
  Она обернулась и увидела, что это Лопахин. У нее подкосились ноги, и она чуть не упала. Он же крепко прижал ее к себе и повел к выходу. Софья Александровна пошла с ним, как во сне.
  Выйдя на свет, он и не подумал убрать руку, а подвел Соню к скамье и усадил ее рядом с собой. Пальцами же другой руки он как будто случайно смахнул невидимую пылинку с юбки Софьи Александровне, а затем медленно провел ладонью по ее ноге. И жар его рук просто опалил ее.
  Получилось так, что он как будто окружил ее со всех сторон, что ничего хорошего не предвещало, потому что это было как колдовство. Оба молчали, только Соня чувствовала на своей щеке его жаркое дыхание.
  Скоро подошли Тригорин, Раневская и Ирина.
  И Лопахин наконец-то отпустил ее, объяснив всем, что Софье Александровне стало плохо от духоты в церкви, поэтому он вывел ее на свежий воздух. И Соня кивком головы это подтвердила. Но тут она увидела, что Любовь Андреевна смотрит на нее с презрением, понимая, что, увы, и она, такая гордая, все-таки не устояла против Лопахина! Софья Александровна хотела в ответ улыбнуться Раневской и показать всем своим видом, что все совсем не так, но, увы, не смогла, и улыбка у нее получилась жалкой. Ермолай Алексеевич же скоро ушел, поцеловав ей руку.
  А она, вернувшись в поместье, сразу заперлась в своих комнатах.
  Утром же около развалин у озера была найдена Любовь Андреевна, которая погибла, как сказал приехавший следователь, споткнувшись обо что-то в ночной темноте и ударившись головой о камень на берегу. Что и засвидетельствовал доктор, осматривающий тело.
  Два дня Софья Александровна просидела запершись, но на третий появилась на прощании с Любовью Андреевной, прекрасно понимая, чтобы делает это только для того, чтобы увидеть Лопахина. Он же сразу подошел к ней и спросил, как она себя чувствует. На что та ответила, что неплохо, но разговор продолжать с ним не стала.
  Упокоилась же Раневская рядом со своим сыном и приемной дочерью Варей, а цветов ей знакомые принесли немало.
  И даже от Ермолая Алексеевича был отдельный венок из красных роз.
  А Ирина Прозорова, по прошествии нескольких дней позвала Бориса Алексеевича на прогулку, сказав тому, что ей надо с ним кое-о-чем посоветоваться. Они пошли в сторону озера.
  - Наверное, вы уже догадываетесь, куда я вас веду.
  - Да. К месту гибели Раневской.
  Тем временем они уже оказались на берегу.
  - Я просто хочу показать вам одну вещь.
  - Что же?
  Тем временем они уже дошли до развалин. И Ирина Сергеевна указала рукой на табличку на одной из руин.
  - Вот это. Вы видели раньше этот металлический квадрат?
  - Нет, и что это?
  - А вы как думаете?
  - Какая-то табличка с нечеткими буквами. Вы знаете, что на ней написано?
  - Нет, но, когда эту табличку увидела Любовь Андреевна, она сказала, что это очень просто понять, потому что это первое, что приходит на ум. Но сколько я потом не старалась у нее узнать, что же именно она на этом квадрате увидела, она это мне так и не разъяснила. А о чем подумали вы, когда это увидели?
  - Ни о чем.
  - Совсем?
  - Ну, не знаю. Как я понимаю, эта штука древняя, и ей много лет. Может, она установлена тут в честь какого-нибудь события.
  - События?
  - Да, например, астрономического, вдруг тут с неба что-то упало? Или исторического, битва какая-нибудь здесь была. Или мистического.
  - Мистического?
  - А почему нет? К примеру, привидение какое-нибудь в этих местах видели.
  - Привидение?
  - Что-то вроде призрака отца Гамлета или каменного гостя Дон Жуана. Или Мефистофеля Фауста...
  - Знаете, прошу прощения, но вы, как другой литературный герой Дон Кихот, читаете слишком много книг, если вас посещают такие мысли.
  - А вы, как я понимаю, уверены, что этот квадрат как-то связан с уходом Раневской?
  - Возможно. Иначе как еще объяснить то, что она погибла практически рядом с ним? Как ни крути, но получается, что она шла именно к нему. Это подтверждает и поза, в которой ее нашли, видно же, что она не уходила от этого квадрата, а подходила к нему. Но зачем? Должно же этому быть какое-то объяснение.
  - Должно.
  - И как вам такая мысль, что не связаны ли между собой уходы Любови Андреевны и вашей невесты?
  - Нины?
  - Да. Ведь она погибла ровно за год до гибели Раневской!
  - Погибла? Но известно же, что у нее был сердечный приступ, который в такую жару оказался роковым.
  - Так, может быть, ее сердце не выдержало именно потому, что Нина ночью собиралась сделать то же, что хотела сделать через год и Любовь Андреевна?
  - Подойти к квадрату?
  - Да.
  - Такое возможно. Ведь они же, Раневская и Нина, почти каждый день виделись в поместье и, конечно, часто о чем-то там разговаривали.
  - И Любовь Андреевна могла поведать вашей невесте о том впечатлении, которое на нее произвела увиденная ею табличка. А Нина в ответ рассказать то, что было известно ей. И, может, они собирались вдвоем к ней идти?
  - Но зачем? И откуда Ниночка могла знать о том, что здесь ночью можно увидеть что-то особенное? Хотя вы как-то говорили мне, что она все знала. Так вы думаете, что речь шла именно об этом квадрате?
  - Да. Потому что то, что вашей невесте было что-то известно, мне сказала Варенька перед самым своим уходом, и сейчас я думаю, что это было что-то именно про металлическую табличку!
  - Так что же в таком случае Варя знала?
  - Понятия не имею, но смею предположить, что ровно год назад в ночь ухода Войницкого Варенька видела вблизи эту табличку, и тогда это все объясняет.
  - Что все?
  - Почему погибли Иван Петрович, Нина и Любовь Андреевна.
  - Не понимаю.
  - Я думаю, что на табличке при свете луны что-то проявилось!
  - Что? Какой-то текст или что?
  - Неизвестно. Возможно какой-то знак или, скажем так, Он.
  - Кто Он?
  - Дьявол! Вот вы хотели бы его увидеть?
  - Я? Никогда о таком не задумывался. Но возможно. И вы предлагаете мне подождать год и прийти к этой табличке ночью?
  - Да. Но вместе со мной.
  - И вы меня около нее убьете? А потом все будут гадать, как такое могло произойти?
  - А, может, это вы меня убьете? Но я ваши опасения понимаю, поэтому давайте возьмем с собой кого-нибудь еще. Например, Бориса Алексеевича?
  - Тригорина?
  - Да. При свидетеле, как вы понимаете, ни один из нас не сможет погубить другого.
  - Но до очередной годовщины еще дожить надо.
  - Доживем. Так как? Вы согласны в этот день пойти со мной ночью к табличке?
  - Пока не знаю. Ведь, может, что-то на этом квадратике и проявляется в определенный день, но только в том случае, если недалеко кто-то погиб? И только по этой причине Варя что-то случайно на нем и увидела?
  - Возможно. Но у нас еще почти год впереди, чтобы все хорошо обдумать и обсудить.
  - Тут вы, может быть, и правы.
  Но на следующий день Тригорин сам подошел к Ирине Сергеевне и продолжил разговор.
  - Извините, но я не понял, кто же тогда убил не Войницкого и Соленого, там все неоднозначно, а Аркадину? Или все-таки во всех трех уходах виновна Варя, а табличку она случайно увидела после гибели Ивана Петровича? Или Варя точно откуда-то знала, что именно произошло с Войницким, затем с Соленым, и кто задушил Ирину Николаевну? И у нее были неоспоримые доказательства того, что это совершил кто-то другой, а не она?
  - А вы как думаете?
  - Я? А почему вы меня об этом спрашиваете? Вы считаете, что это сделал я? Но с таким же успехом убийцей можете быть и вы, а вся эта история с табличкой не имеет никакого отношения к уходам Нины и Раневской.
  - И зачем мне это?
  - А мне зачем?
  - Но давайте посмотрим на все с другой стороны.
  - То есть вы опять хотите поговорить про металлический квадрат?
  - Да. Потому что я не понимаю, как и почему Любовь Андреевна решилась ночью одна идти к этой загадочной табличке, пусть даже не связывая ее с уходом Заречной. Что навело ее на такую мысль? Или кто?
  - Так вы хотите сказать, что ее кто-то сопровождал?
  - Да.
  - - И кто?
  - А кто у нас романтик и никому никогда не откажет в помощи? То есть мы опять приходим к вам!
  - Или к вам! И этот бег по кругу бесконечен. Давайте лучше подумаем, кого она еще могла с собой позвать.
  - Ну, выбор у нас небольшой - Лопахин или Соня.
  - Ермолай Алексеевич вряд ли бы на такое согласился. Он слишком рационален.
  - Тогда остается только Софья Александровна.
  - Вообще-то да.
  - Она могла пойти туда вместе с Раневской, а когда та неожиданно упала и затихла, испугаться, увидев кровь, и убежать.
  - А почему же она тогда никому ничего не сказала?
  - Думаю, что и сейчас не скажет, можно не спрашивать, а вот через год попытается сама все узнать.
  - Возможно.
  - Кстати, вы не забыли, что в день гибели Войницкого, Заречной и Раневской был праздник, поэтому в церкви было так много народа?
  - А ведь правда! Вы думаете, что в этом есть какой-то смысл?
  - Понятия не имею.
  - Знаете что... А давайте сегодня ночью сходим к этой табличке.
  - Зачем?
  - Посмотрим все на месте. К примеру, правда ли, что там можно в темноте споткнуться? И видно ли буквы на этом квадрате при лунном свете?
  - Давайте, только не сегодня, а завтра, потому что я из-за нашего вчерашнего разговора этой ночью плохо спала и вторую бессонную ночь просто не выдержу.
  - Согласен, следующая ночь тоже будет лунной, потому что стоит такая жара, и дождю просто не откуда взяться.
  - Так что завтра ближе к полуночи мы с вами будем около этого квадрата.
  - Договорились.
  Тем временем Софья Александровна поняла, что тянуть больше не имеет смысла и надо решительно объясниться с Лопахиным, поэтому к нему она и отправилась. Он открыл дверь сам, и она мимо него прошла в глубь комнат. Он пошел вслед за ней.
  - Я вас слушаю.
  Соня обернулась и попыталась взять себя в руки. Не стоять же, в конце концов, перед ним и молчать.
  - Помните, вы говорили, что в тот день, когда ушла Заречная, вы видели в церкви вблизи нее кого-то в черной одежде?
  - Помню.
  - Так вот. Тогда, когда мы были там в годовщину ее ухода, мне тоже почудилось, что рядом со мной был кто-то в черном.
  - Забавно.
  Казалось, что он не проявил никакого интереса к ее словам, а ведь она думала, что будет совсем не так. И, значит, ей пора уходить. Но не для этого же она пришла, ведь надеялась, что он обрадуется.
  Лопахин же сел в кресло. А она продолжала стоять перед ним. Как же все это глупо выглядит!
  - Поцелуйте меня, Ермолай Алексеевич.
  - Нет.
  - Почему?
  - Зачем вам это? Так понравился мой поцелуй?
  Она в ответ промолчала.
  - А, помнится, вы мне однажды сказали, что никогда не будете моей?
  - Я тогда себя не знала.
  - А теперь знаете? И почему же вы такая умная и гордая так изменились?
  - Хватит. Не мучьте меня!
  - Не мучить? Так разве не за этим вы ко мне пришли?
  - Что? Да как вы смеете!
  - Смею.
  Казалось, еще мгновение и Соня не выдержит этой пытки, повернется и уйдет, но она почему-то этого не делала.
  Лопахин засмеялся.
  - Так знайте, Софья Александровна, теперь ваша очередь поцеловать меня.
  - Что?
  - Я жду.
  Да сколько же это будет длиться! Она подошла, наклонилась к нему и поцеловала его в губы.
  Он напрягся, но не ответил на ее поцелуй.
  Она подумала, что сейчас просто встанет перед ним на колени, потому что земля и так уходила у нее из-под ног.
  Наконец, он протянул к ней руки и расстегнул пояс на ее платье, потому теперь Соня была полностью в его власти.
  Когда же она собралась уходить, он бросил ей, что завтра ждет ее в это же время, и она с готовностью кивнула.
  И о каких-то отношениях с Тригориным теперь не могло быть и речи, поэтому Софья Александровна, ничего не объясняя, сразу ему отказала...
  Тригорин, казалось, об этом сейчас не думал, потому что его больше волновала предстоящая ночная прогулка с Ириной Сергеевной.
  И, наконец, они встретились ночью и подошли к развалинам у озера. А вот и табличка! При лунном свете она таинственно поблескивала, но букв на ней не было видно, так, какие-то черточки. Ирина поежилась.
  - Как-то не по себе мне сейчас.
  - И мне. А вдруг душа Раневской еще тут бродит? Ведь с ее ухода прошло всего несколько дней.
  - Давайте лучше в данный момент не будем об этом вспоминать.
  - Нет, тут почему-то очень жутко! И я еще больше убеждаюсь, что Любовь Андреевна вряд ли сюда одна бы пошла! Может, действительно, рядом с этим местом кто-то похоронен?
  - Может. И под ногами совсем ничего не видно, поэтому положить на пути какие-нибудь камни, чтобы человек запнулся, а потом их убрать - легче легкого.
  Время же приблизилось к полуночи. Неожиданно Тригорин указал рукой в сторону сцены с остатками занавеса недалеко от берега.
  - Смотрите, там кто-то стоит!
  - Где?
  - Точно!
  В этот миг некто в черном что-то в них кинул.
  - Держите его!
  - Как?
  И тут черный человек повернулся и побежал прочь.
  - Нет, от нас не уйдешь!
  Ирина неожиданно откуда-то выхватила револьвер и раздались выстрелы. Борис Алексеевич схватил ее за руку.
  - Стойте! Не стреляйте!
  - Вы хотите, чтобы он нас убил?
  Ирина побежала, а за ней и Тригорин. Но никакого черного человека уже нигде не было видно. Поэтому они пошли в сторону дома.
  - Я абсолютно не понимаю, Ирина Сергеевна, что это было. Что-то мистическое? Или все-таки на нас напал реальный человек?
  - Я думаю, что человек, и вы заметили, что лица его не было видно?
  - Да, на голове у него был капюшон и, скорее всего, он был в маске.
  - И это явно не призрак, притом бегает сей человек, как молодой, а не как старик.
  - Вы правы, двигался он быстро.
  - И это могла быть женщина, а не мужчина.
  - Вполне.
  - И кто тогда это был? И зачем этот человек сюда приходил?
  - Убить нас, что ли, все-таки хотел? Или только напугать?
  - Но как он узнал, что мы будем здесь ночью?
  - Наверное, подслушал наш разговор третьего дня.
  - Другого объяснения, похоже, нет.
  - Может, он охраняет эту табличку?
  - Именно в полночь?
  - Но пули его почему-то не берут, хотя вы стреляли в него с близкого расстояния.
  - Все заряды были холостыми, так что я не мог его подстрелить. Потому что хватит здесь уже этих непонятных уходов
  - Впрочем, если бы вы в него попали, мы хотя бы узнали, кто он. И как вы думаете, это мог быть кто-то... ну, кого мы знаем...
  - Лопахин или Софья Александровна?
  - Да.
  - Я теперь уже ничему не удивлюсь.
  - Но зачем им это надо?
  - Понятия не имею.
  Тем временем они вернулись в дом.
  - Знаете, Борис Алексеевич, я больше не могу здесь находиться и утром уеду отсюда в город.
  - Делайте вы, Ирина Сергеевна, что хотите!
  - А вы?
  - Я? Конечно, останусь тут и попытаюсь все-таки разобраться в том, что здесь происходит.
  Лето закончилось, и в первые дни осени Ирина Сергеевна неожиданно получила записку от Тригорина, в которой было написано, чтобы та срочно к нему приехала, потому что Лопахин и Софья Александровна куда-то пропали.
  Но, явившись, Ирина даже не подумала задавать вопросы о происходящем, а сразу обрушила свой гнев на Бориса Алексеевича.
  - Так вы их все-таки убили?
  - Я? Нет, конечно. Как вы можете такое говорить! Я же очень любил Соню.
  - Это я знаю.
  - Знаете?
  - Да. Но почему любил, а не люблю? Ее уже нет в живых?
  - Нет-нет! Любил, потому что она растоптала мою любовь.
  - И поэтому вы хотели остаться с ней и Лопахиным без меня, для чего и привели к табличке какого-то черного человека? Так?
  - Нет, что вы. Это совпадение! Я так же, как и вы, был удивлен его появлению, но, что скрывать, в глубине души я был рад, что вы уехали. Потому что мне надо было собраться с мыслями, я ведь тогда чуть с ума не сошел, когда понял, что она меня бросила.
  - И, значит, я все-таки была права, уехав отсюда и предоставив всех вас самим себе. Все старо, как мир... Женщина, бывший любовник, новый любовник... Трагедия должна была быть сыграна!
  - Вы так это говорите... Да, все просто, когда это не касается лично тебя. Но вы даже не представляете, что здесь было!
  - И что же?
  - Он очень грубо с ней обращался, даже можно сказать, жестко, и ей это, по-видимому, нравилось. Нет, я не хочу сейчас об этом вспоминать! Он как будто считал ее распутной девкой, и она такое его обращение терпела. А то, что я видел, было ужасно!
  - Представляю! А разве она не была такой?
  - Нет-нет, я не хочу в это верить!
  - Да как вы не понимаете, что есть женщины, которые с радостью пойдут на унизительные отношения с мужчиной, а есть такие, которые нет? Поймите вы уж, наконец, что ей все это нравилось!
  - Нет, нет и нет! Она такая гордая, неприступная...
  - Ну-ну... Ермолай Алексеевич, похоже, тоже так когда-то считал. Поэтому и захотел ее подчинить, и подчинил!
  - А я любил ее...
  - Прекрасно вас понимаю, хотя любовь и страсть - это разные вещи...
  - Я ее ненавижу...
  - Ненавидите? Уже? Так скоро? И за что? За то, что ей не хватило сил долго с вами притворяться?
  - Тогда ей может подойти, наверное, только настоящий Дьявол, а не обычный человек.
  - И тут вы в чем-то правы. И я не удивлюсь, если она считала, что убийца, который причастен к уходу шести человек, это Лопахин. Тем он и был ей интересен!
  - Тогда, может, и он думал, что Соня - убийца, и поэтому так грубо с ней обращался?
  - Может быть.
  - Представляете, я ведь даже следил за ней и Лопахиным. Подглядывал, подсматривал... Самому противно сейчас об этом говорить, но я ничего не мог с собой поделать. А тот как будто мстил ей за что-то.
  - Мстил?
  - Да, а она все это терпела и казалось, что ее преданность ему становится только больше.
  - Ну, что ж... Женщинам больше нравятся плохие парни, чем хорошие!
  - Но ведь это была Соня... Я так ее любил... А после вашего отъезда, иногда, когда я был где-то вблизи, и она меня замечала, то делала все, чтобы Лопахин просто непозволительно с ней обращался.
  - Что хотя бы означает, что вы были ей еще не совсем безразличны! Но почему же тогда вы его не остановили?
  - Не знаю. Я часто хотел это сделать, но что-то меня все-таки удерживало.
  - Что же?
  - Это ужасно говорить, но после того, как она со мной поступила, я тоже иногда хотел причинить ей боль.
  - Причинить боль? Ударить, что ли?
  - Да.
  - И, как я понимаю, к Лопахину вы тоже не особо хорошо относились после того, как Софья Александровна ушла от вас к нему?
  - Да, естественно.
  - И после этих слов вы говорите мне, что не вы их убили? Не вы?
  - Нет. Поверьте же мне!
  - Но тогда где они сейчас?
  - Не знаю. Понятия не имею.
  - Но меня мучает один вопрос, а не хотели ли вы, Ирина Сергеевна, чтобы я в ваше отсутствие убил Лопахина и Софью Александровну, поэтому и уехали?
  - Что?
  - Сужу по вопросу, который вы задали, когда мы встретились. И не вы ли привели к табличке человека в черном, чтобы у вас потом как бы появился повод удалиться?
  - То есть, Борис Алексеевич, то я вас в этом обвинял, а теперь вы меня?
  - А почему нет? Но, может быть, это все-таки вы причастны ко всем шести уходам? Войницкого, Соленого, Аркадиной, Вари, Раневской и моей невесты?
  - А, может, вы?
  - Опять начинаете?
  - Нет, эти взаимные обвинения бесконечны!
  - Да я, если хотите знать, вообще во всем этом ничего не понимаю.
  - Как, впрочем, и я.
  - Но где же сейчас они? Где Лопахин и Софья Александровна? Подождите... А, может быть, Ирина Сергеевна, вы их уже убили? И именно из-за вас они исчезли?
  - Борис Алексеевич, вы опять? У вас вообще есть какие-нибудь доказательства моей причастности к гибели людей в событиях, участниками которых мы стали? Есть?
  - Нет.
  - То-то же. И, возможно, Ермолай Алексеевич и Софья Александровна просто захотели побыть одни, потому что им уже надоело наблюдать, как вы за ними следите. Или, может быть, все еще проще. У Сони появился очередной любовник, который ее и увез. А Лопахин погнался вслед за ними.
  - Что? Я вас не понимаю.
  - Странно... Это же так просто. Софье Александровне за прошедшее время вполне мог наскучить Лопахин и заинтересовать кто-то другой.
  - И откуда же ему было взяться?
  - Но она же не сидела все время взаперти, могла и выйти куда-нибудь.
  - Я не понимаю, к чему вы ведете.
  - А к тому, что Ермолай Алексеевич так же, как и вы, Борис Алексеевич, ей надоел. И она захотела чего-то новенького!
  - Вы, Ирина Сергеевна, говорите ужасные вещи!
  - Ну, перестаньте!
  - Нет, Соня не такая!
  - Да ну! А какая? Что вы, Борис Алексеевич, вообще о ней знаете? А? Как выясняется, ничего!
  - Нет, это выше моих сил, получается, что я, несчастный, любил не какую-то прекрасную женщину, а неизвестно кого.
  - Увы. И вдруг Соня поняла, что Ермолай Алексеевич совсем не Дьявол, а так... Рядовой черт! И поэтому она устремилась на поиски кого-то другого!
  - Нет, мне в это не верится! Да, я признаю, что не давал ей таких сильных эмоций, как Лопахин, но тот-то уж в этом деле постарался!
  - Все когда-то приедается. Кстати, а как вам, Борис Алексеевич, такая идея, что тот человек в капюшоне и маске и есть ее новый любовник? И он просто старался нас напугать, чтобы мы не мешали Соне с ним встречаться?
  - Но я его после вашего отъезда ни разу не видел.
  - Так возможно, он не всегда носит черную одежду, а разоделся так тогда ночью только ради нас двоих?
  - Вы правы, я никогда не смотрел по сторонам, когда следил за Софьей Александровной, потому что меня интересовала только она. Поэтому этот человек мог находиться практически рядом со мной, а я его бы и не заметил.
  - Вот видите! Любовь слепа! И, может быть, хорошо, что они, наконец, уехали, потому что теперь вы вернетесь к своей жизни.
  - К какой?
  - Вам нечем заняться?
  - Есть, конечно. Но я не могу ни о чем другом думать, кроме как о том, где они?
  - Знаете, что... Давайте, Борис Алексеевич, мы с вами на какое-то время расстанемся, и просто подождем каких-нибудь новостей.
  - Давайте. Хотя как будто у нас есть какой-то выбор...
  Но уже зимой Прозорова сама приехала к Тригорину, и тот по лицу прибывшей понял, что вести, которые она привезла, нерадостные.
  - Их нашли, Борис Алексеевич.
  - Они живы?
  - К сожалению, нет. Мне сообщили, что они задохнулись при пожаре в деревянном доме где-то в глухой провинции.
  - Но что они там делали?
  - Какое-то время проживали.
  - Но почему?
  - Неизвестно.
  - Это вы, Ирина Сергеевна, во всем виноваты! Вы! Я так любил Соню! И я даже представить себе не могу, как буду жить дальше.
  - Почему, Борис Алексеевич, это я виновата, а не вы? И, поверьте, таких женщин вообще любить не стоит! Себе дороже!
  - Много вы понимаете! Я мечтал о том, что она ко мне вернется, когда Лопахин ей, в конце концов, станет противен. Я верил, я надеялся, я ждал, потому что очень ее любил!
  - Слышала уже! Хватит! Нас ждут скорбные дела. Вернитесь к прозе жизни! Вон стоят какие морозы! Земля вся промерзла. Не каждый мужик согласиться в такое время ее копать. А вы все про любовь разговоры ведете, когда нам их достойно проводить надо, берите уж себя в руки, в конце концов.
  Словом, скоро тела были доставлены, но странно, что на лицах Лопахина и Софьи Александровны совсем не были заметны следы былых страстей.
  К тому же неожиданно стало известно, что жили они в небольшом окруженном садом доме, вели себя скромно, ходили в церковь, и в их комнатах всегда было тихо. В их последний вечер, похоже, у них были гости, и они с ними пили вино, но пока пожар тушили, посуду разбили, поэтому было неясно, сколько всего людей там было.
  Прозорова и Тригорин же таким рассказам об известных им людях несколько удивились, но спорить ни с кем не стали. Потому что вдруг, действительно, влюбленная парочка, в конце концов, перебесилась и успокоилась? Но наедине с Ириной Борис Алексеевич просто рвал и метал.
  - Как я их ненавижу! Получается, что они меня разыгрывали? Неужели они надо мной надсмеялись? И вся их страсть была притворной? Убил бы их, если бы смог!
  - Успокойтесь! И Ермолая Алексеевича, и Сони и так теперь уже нет на свете.
  - Нет, не могу успокоиться, как вы не понимаете! Я тогда, когда был с Соней, жил, а сейчас меня нет. Да, я был униженным, раздавленным, но, представьте себе, живущим полной жизнью!
  - Хватит! Перестаньте уже!
  - Перестаньте? А что за гость у них был в последний день? Не вы ли, Ирина Сергеевна?
  - Что? Опять? Лыко-мочало - начинай сначала? А, может быть, это вы, Борис Алексеевич, как-то нашли их и подожгли дом, в котором они находились?
  - Нет, что вы! Но откуда тогда вам, Ирина Сергеевна, известны подробности их жизни? А?
  - Рассказали люди, которые их привезли, вы же не в состоянии были с кем-то встречаться. Ну, вот... Этого еще мне не доставало! Только не плачьте!
  - Не плачьте? Что вам известно о моей жизни, и как вы мне надоели! Такой хорошая, справедливая, все разумеющая...
  - Да? Но вы даже не понимаете, как мне это тяжело дается! У меня, между прочим, тоже есть чувства, просто мы с вами разные, поэтому я никогда никому их не показываю!
  - Порядочность- это у вас в крови... Да?
  - Ну, хватит. Это уже чересчур! Я такой ненормальной любви к женщине еще не встречала. Мне даже начинает казаться, что вы просто притворяетесь и сами не верите в то, что говорите. Поэтому прекращайте истерику! Дел полно!
  Впрочем, все когда-то заканчивается, и Лопахин, и Софья Александровна, наконец, упокоились там, где им и было положено. А в городском ресторане прошел поминальный обед. И, когда все приглашенные люди разошлись, за столом остались только двое - Ирина и Тригорин, и им почему-то совсем не хотелось расставаться, что было несколько странно после всех тех слов, которые они недавно друг другу наговорили. И хотя каждый в глубине души считал, что именно его визави виноват в гибели восьми человек, но почему-то ничего не мог с собой поделать и не уходил, потому что все-таки они немало лет находились рядом, были участниками стольких событий и так много пережили вместе... Они вспоминали всех тех, которых теперь уже не было в живых, и даже, что удивительно, какие-то веселые моменты с ними, над которыми оба дружно смеялись.
  Но когда-то все заканчивается, и пора уже было расходиться, и тут Ирина Сергеевна неожиданно предложила Тригорину встретиться с ней через полгода в третью годовщину ухода Войницкого, а, значит, вторую -Заречной и первую - Раневской.
  - Хватит уже нам ссориться, к тому же и у вас, и у меня будет время поразмышлять над тем, что с нами за эти годы произошло. Так как?
  И Борис Алексеевич, подумав, на эту встречу согласился.
  И летом они встретились около уже известного нам храма. Впрочем, особой радости от встречи на их лицах заметно не было, и скорее всего, им просто хотелось как-то пережить этот день, в который практически у них на глазах ушли из жизни три человека. Поэтому именно для этого они старались не упускать друг друга из виду.
  Потом Прозорова и Тригорин зашли внутрь и поставили всем своим ушедшим знакомым свечки за упокой. После чего они вместе прошли в переднюю часть храма, где Борис Алексеевич неожиданно повернулся к Ирине Сергеевне и стал там тихо что-то ей говорить, чего та, ну, никак не ожидала от него услышать.
  - Представьте себе, а вдруг они все поняли?
  - Что все, и кто они?
  - Софья Александровна и Ермолай Алексеевич.
  - И что именно?
  - Что Он есть!
  - Не понимаю вас.
  - Не притворяйтесь! Он! И Любовь Андреевна, и Нина это тоже поняли!
  - О чем вы вообще говорите? О Нем, что ли?
  - Ну, да, конечно.
  - И после этого Соня переродилась, потому что вдруг все поняла?
  - Да, в жизни такое бывает. Просто однажды человек доходит до какой-то грани, а потом все - предел!
  - Возможно. И что? Только не говорите мне, что вы тоже уверовали.
  - Уверовал? Я и раньше вообще-то верил.
  - Да?
  - Конечно. Вот вы, когда в церковь приходите, куда смотрите?
  - Я? Странный вопрос.
  - Но вы все-таки на него ответьте.
  - По сторонам и под ноги, чтобы не наступить на подол чьей-то юбки, когда людей много.
  - А вверх?
  - Вверх?
  - Да. А вы гляньте!
  Ирина Сергеевна задрала голову и неожиданно ее взгляд не уперся в потолок, как она предполагала, потому что того просто не было, а поднимался все выше и выше. И там, что удивительно, были лица, которые смотрели на нее сверху. Почему она раньше этого не замечала? Ей стало отчего-то жутко, и она перекрестилась. Потом бросила Тригорину, что подождет его снаружи у входа, и быстро вышла.
  Там Ирина села на скамейку и еле-еле отдышалась, как будто долго бежала. Ух! Что это вообще было? Мысли у нее путались.
  И почему она, действительно, раньше никогда не смотрела вверх? Ах, да, смирение, поэтому нельзя глаза поднимать, да и смотреть на стоящих рядом людей тоже неприлично.
  Неожиданно Ирине Сергеевне, к ее удивлению, захотелось вернуться в храм и все там наверху внимательно рассмотреть, но в этот момент оттуда, наконец, вышел Борис Алексеевич и присел с ней рядом на скамейку.
  - Знаете, она стала часто приходить ко мне во сне.
  - Кто она? Соня?
  - Да. И лицо у нее такое светлое. Наверное, потому, что душа у Софьи Александровны была доброй, поэтому я ее и полюбил.
  - Только за душу, что ли, полюбили?
  - Нет, конечно, не только за нее, за все. Но мне от того, что я ее теперь вижу, стало легче. И, понимаете, ко мне уже несколько месяцев как вернулось спокойствие.
  Ирина же подумала, что это просто ужас какой-то. Что ненормальная любовь с человеком делает! Но вслух она сказала совсем другое.
  - А почему вы вдруг вспомнили про Раневскую и Заречную?
  - Вы же сами говорили, что Нина что-то знала.
  - Да, это я помню. А Любовь Андреевна?
  - Так их уходы явно как-то связаны, мы же с вами тоже об этом говорили.
  - Странная логика! То есть они что-то поняли, и их сразу на этом свете не стало. И вы тоже, что ли, собираетесь уйти вслед за ними?
  - Нет, я жить хочу, но с верой в душе.
  Оба замолчали. Но Прозорова так никак и не могла понять, что же так изменило Тригорина. То, что он не справился со своим горем, и оно его совсем сломило? И поэтому он нашел утешение в церкви? Может быть, надо было все-таки не оставлять Бориса Алексеевича на такой длительный срок одного, а утешать и как-то отвлекать от тяжелых мыслей? Может, это она, Ирина, сама во всем виновата?
  Словом, Прозорова, обладая практичным умом, никак не могла принять такие перемены в человеке, и поэтому уже даже с некой опаской посмотрела на Тригорина. А вдруг тот сумасшедший?
  Борис Алексеевич же вдруг улыбнулся и как будто прочитал его мысли.
  - Не бойтесь, я не сошел с ума.
  - Да? А я об этом совсем не думаю.
  - Думаете. И теперь я знаю, что вы не виноваты в их уходе, это мне Софья Александровна сказала.
  Ирина Сергеевна усмехнулась.
  - И на том спасибо. И ей, и вам. А как насчет Лопахина? Не он ли тот дом поджег? И вас, Борис Алексеевич, кстати? На эту тему она вам ничего не говорила?
  Про себя же она подумала, что надо все-таки побыстрей от Тригорина избавляться, потому что, возможно, тот очень опасен. Глупость какая! Человек неожиданно для меня уверовал, и я его уже почему-то считаю подозрительным. Впрочем, все дело в том, что именно неожиданно. Вот не было печали!
  - Она хочет, чтобы мы с вами, Ирина Сергеевна, помирились.
  - Кто она? Соня?
  - Да.
  - Что ж, Борис Алексеевич, мир. Но надеюсь все-таки, что мы сегодня видимся с вами в последний раз. Хотя я хотела вам еще кое-что рассказать. Сейчас сюда должен подойти один человек, у которого есть некие сведения все о той же металлической табличке. Но если вам это теперь уже неинтересно, то можете его не ждать.
  - О табличке? Так вы все это время продолжали ею заниматься?
  - Конечно. Потому что ее тайна должна быть, наконец, раскрыта.
  - Но кто этот таинственный незнакомец?
  - Сейчас увидите! Впрочем, вы, возможно, его знаете, точнее, помните!
  И скоро к сидящим на скамейке Тригорину и Прозоровой подошел симпатичный мужчина в светлом костюме и с сединой на висках. В руке он держал трость с изящным набалдашником. Борис Алексеевич ахнул. Так ведь это же следователь! И Ирина с ним согласилась, а пришедший протянул Тригорину руку, и тот ее пожал.
  - Вы правы. Я, действительно, следователь, призвание у меня такое, исследую, так сказать, человеческие души при соответствующих обстоятельствах.
  Тригорин же обратился к Прозоровой.
  - Но разве все эти годы, Ирина Сергеевна, вы поддерживали знакомство с этим господином?
  Та в ответ кивнула.
  - Конечно. Потому что он оказался, на удивление, очень приятным человеком. К тому же умным и интересным собеседником.
  Следователь улыбнулся.
  - Вы тоже, между прочим, не глупы, поэтому мне и нравилось проводить с вами время.
  - Спасибо. Но надо поскорей объяснить Борису Алексеевичу цель нашей сегодняшней встречи. Словом, как-то раз я этому господину, как вы его называете, показала рисунок нашей таблички, а потом и ее саму. Она же вызвала у него неподдельный интерес, и он пообещал через своих знакомых разузнать, что это такое, и вот буквально на днях прислал мне записку, в которой сообщал, что у него есть важные для меня сведения.
  Следователь подтвердил слова Прозоровой.
  - Да, это так. Но для того, чтобы вы все увидели своими глазами, нам надо добраться до одного торгового заведения на городском рынке, поэтому туда мы сейчас и отправимся.
  - Подождите, но сколько времени вы знакомы с Ириной Сергеевной?
  - Сколько? Так года три уже прошло, как раз с ухода Ивана Петровича Войницкого.
  - А вы знаете, что именно сегодня его третья годовщина, вторая - Нины Заречной и первая - Раневской?
  - Да? Тогда в городе в ресторане их всех и помянем. А обед за мой счет! И не спорьте! Так что, едем? У меня и экипаж, на котором я прибыл, недалеко стоит и меня дожидается.
  - Нет, повремените, я сначала хочу кое-что прояснить.
  И тут Тригорин повернулся к Прозоровой.
  - Так не вы ли, Ирина Сергеевна, во всех тех уходах виноваты? Ведь у вас имелся такой хороший знакомый, который мог помочь вам отвести все подозрения?
  - Борис Алексеевич, не начинайте, пожалуйста, опять свои разговоры! Вам же Соня с того света уже сообщила, что я тут совсем не при чем.
  - Она сказала только про свою гибель.
  - Нет, это бесконечно! Так вы в следующий раз, когда она к вам во сне придет, спросите у нее и про другие случаи. И хватит об этом. Ответьте уж, в конце концов, вы едете с нами или нет?
  Но тут вмешался следователь.
  - Нет-нет, теперь уже я прошу вас продолжать. К вам, как я понимаю, во сне приходит некая дама с того света, и вы с ней говорите?
  Прозорова объяснила.
  - Это как бы Софья Александровна, то есть та женщина, которая погибла на пожаре вместе с Лопахиным.
  - Как интересно! И что она еще вам рассказывает?
  Тригорин хотел уже было сказать, что не ваше это дело, но почему-то сдержался.
  - Не хотите говорить, и не надо. Так как? Мы едем?
  - Да.
  На рынке же они подошли к небольшой лавочке, дверь в которую оказалась запертой, а ставни на окнах закрыты.
  - Странно! Хозяин должен быть тут.
  - А кто он?
  - Какой-то древний старик, торгующий восточными товарами.
  - Так, значит, мы напрасно сюда приехали?
  - Конечно, нет. То, что мы ищем, находится снаружи. Посмотрите сюда. Вам это ничего не напоминает?
  Он указал рукой на дверь лавки, к которой была прибита древняя деревянная доска с буквами. Увидев ее, Прозорова просто застыла на месте и не могла отвести от нее взгляд. Тригорин же подошел поближе и дотронулся до дощечки рукой
  - Что это?
  Следователь объяснил.
  - Неужели вы не знаете? Это славянский алфавит, в котором семь строк и в каждой по семь буквиц.
  Борис Алексеевич обратился к Ирине.
  - Так значит, что это всего лишь алфавит?
  Ирина Сергеевна же достала из кармана бумажный листок с зарисованной табличкой и сравнила с увиденным.
  - А ведь точно! Но почему я сама до этого не додумалась?
  - Не знаю. Наверное, потому, что это очень просто.
  - Вы правы. А вот Любовь Андреевна, похоже, все поняла. И, скорее всего, она тоже посчитала разгадку слишком примитивной, и, чтобы не расстраивать меня, ничего об этом не сказала.
  Но теперь и следователь принял участие в разговоре.
  - Надеюсь, вы, Ирина Сергеевна, наконец, удовлетворили свое любопытство?
  - Вполне. Хотя получается, что я столько времени потратила на расшифровку всего лишь таблички с алфавитом. Как же это глупо!
  (продолжение следует)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"