Так прошла зима с ее рождественскими праздниками, которые внесли в жизнь некое разнообразие.
Но с приходом весны Софья Александровна почувствовала, что ей очень скучно. А Тригорин ее даже раздражал, и она с ним часто ссорилась, хотя затем они, конечно, мирились, и какое-то время казалось, что все идет, как раньше, но потом Соня опять находила какой-нибудь повод для ссоры, и все начиналось сначала.
Словом, ей хотелось чего-то большого и светлого для души, но, как говорится, слона рядом не было. Поэтому она плохо спала ночью, потому что ей часто снилось что-то страшное. Тогда она просыпалась и долго сидела у окна, смотря на звездное небо.
А потом наступило лето.
И окончательного разрыва у нее с Борисом Алексеевичем пока еще так и не было. Но Софье Александровне уже хотелось новых отношений и более сильных ощущений, потому что ей просто категорически надоело сладкое, поэтому пусть будет хоть горькое, но иное.
Еще Соня часто вспоминала Лопахина, но тот, казалось, совсем забыл о ней, только почтительно здоровался при встрече и все. Она же иногда даже подумывала о том, чтобы самой заговорить с ним, но что-то ее все-таки удерживало
Впрочем, приближалась вторая годовщина ухода Ивана Петровича Войницкого и первая - Нины Заречной.
А в природе опять было какое-то адское пекло!
Все договорились в этот день быть в церкви, но, когда Соня туда прибыла, она не увидела там Лопахина, хотя он вроде тоже должен был быть
Все остальные же, Ирина Прозорова, Раневская и Тригорин, перед ней прошли внутрь. И Софья Александровна, поднимаясь за ними по ступенькам, не могла не вспомнить, как год назад тут вскрикнула Заречная, и как они в этот миг переглянулись с Ермолаем Алексеевичем.
В полумраке же храма она подошла к любимой иконе и стала молиться. Неожиданно она почувствовала, что кто-то подошел сзади и обнял ее за талию.
Она обернулась и увидела, что это Лопахин. У нее подкосились ноги, и она чуть не упала. Он же крепко прижал ее к себе и повел к выходу. Софья Александровна пошла с ним, как во сне.
Выйдя на свет, он и не подумал убрать руку, а подвел Соню к скамье и усадил ее рядом с собой. Пальцами же другой руки он как будто случайно смахнул невидимую пылинку с юбки Софьи Александровне, а затем медленно провел ладонью по ее ноге. И жар его рук просто опалил ее.
Получилось так, что он как будто окружил ее со всех сторон, что ничего хорошего не предвещало, потому что это было как колдовство. Оба молчали, только Соня чувствовала на своей щеке его жаркое дыхание.
Скоро подошли Тригорин, Раневская и Ирина.
И Лопахин наконец-то отпустил ее, объяснив всем, что Софье Александровне стало плохо от духоты в церкви, поэтому он вывел ее на свежий воздух. И Соня кивком головы это подтвердила. Но тут она увидела, что Любовь Андреевна смотрит на нее с презрением, понимая, что, увы, и она, такая гордая, все-таки не устояла против Лопахина! Софья Александровна хотела в ответ улыбнуться Раневской и показать всем своим видом, что все совсем не так, но, увы, не смогла, и улыбка у нее получилась жалкой. Ермолай Алексеевич же скоро ушел, поцеловав ей руку.
А она, вернувшись в поместье, сразу заперлась в своих комнатах.
Утром же около развалин у озера была найдена Любовь Андреевна, которая погибла, как сказал приехавший следователь, споткнувшись обо что-то в ночной темноте и ударившись головой о камень на берегу. Что и засвидетельствовал доктор, осматривающий тело.