Прекрасное утро, помятое, несвежее, но отчего-то безмятежное, светлое... не к добру.
Да, я по любому буду сегодня самым счастливым человеком. Вот бы еще табуретку и петельку, тогда гармония станет действительно безгранична и всеобъемлюща... но нет ни первого, ни второго. Ну, не беда. Солнце светит для всех одинаково. Светит, сука, но не греет.
Ничего, я подожду... пока что только утро и холодный асфальт, и тошнота... чёрт.
11.10.
Очень забавно отвечать на провокационные подъебы добродушным спокойствием - это неслабо порой обескураживает оппонента. Да... недаром ведь, сказал тот белый парень (который занимался тем, что переигрывал песни черных ребят), что его по жизни парит только блеск его ботинок. Завидная самодостаточность.
Вот и я, пусть вечно помятый и пыльный, но почти всегда в начищенных ботинках. Ничего, что проходящие мужчины презрительно смеются надо мной, а женщины брезгливо отворачиваются. Я иду своей дорогой и смотрю только на блестящие ботинки, твердо зная, что не нуждаюсь в любви и понимании. Меня надо просто потерпеть немного, ведь я совсем не вечен.
15.10.
Разное состояние бывает по утрам. Бывает, все начинается с глупого хихиканья над самим собой, да и над всем в мире, но быстро перерастает в тревогу и тоску. Да... а потом уже не знаешь, куда деваться. Становится жалко весь мир.
Я часто так с утра задумываюсь и представляю всех беспомощных, всех угнетенных и отчаявшихся, невиновных, убитых... утопленных щенков; детей, задушенных пьяными родственниками; слабоумных, которых замучили насмерть.
Каждый раз говоришь себе, что к черту об этом всем думать, к черту горестно причитать про себя. Легче никому не станет. Только расшатаешь нервы, которые и так шатаются.
А потом заново думаю, сколько их могло быть вчера? Вчера вечером, когда я был так беспечен и весел. И до того мне всех жалко, до того я их всех красочно и ярко представляю, что от стыда хватаюсь за голову, потому что сам не был убит и замучен.
20.10.
Эти вечные разговоры о перспективе. Ведь это страшно - жить перспективой... тем более в наше время, тем более что по прогнозам светлых умов и положению небесных светил 2017 год даст по яйцам без разбора и вне очереди, всем и каждому.
Я уже представляю... это ведь символично: Ленин выбирается из своего мавзолея, как Вини-Пух, набитый опилками до упора, и диким ревом будет пугать всех живых. Бредя неловкой походкой, вытянув вперед синие пальцы, будет искать свой броневик...
Какие там будут перспективы... глядя на это, невольно задумаешься о вечном. А, пока он спит, все кичатся, кто своим благополучием, кто тяжбами своей жизни. Ведь, если кто-то захочет чем-то покичится, он непременно найдет чем.
А мне что за дело, меня-то здесь нет.
25.10.
Я все это люблю, несмотря ни на что. Я понял это недавно.
Да, определенно. Этих ханыг и попрошаек, снующих по замусоренным оживленным проходам, перемешиваясь с парадно красивыми и празднично нарядными. Есть, наверное, и те, у кого каждый день праздник...
Забитые электрички, сонные автобусы. Обоссанеые заборы, старухи торгуют с лотка, повсюду объявления "сдать, продать, снять, купить, опять продать", размытый дождем понос. Это все настолько реально и привычно. Это моя окраина. Она никогда не будет другой.
Наверное, это всё нездоровые взгляды. Однако, письма приходят. Несколько людей, что поселилось без спроса (но довольно кстати) у меня в голове, оживленно беседуют на весьма любопытные темы и пишут мне ежеквартальный отчет. Не знаю правда, что это такое, но им виднее.
И меня, пожалуй, ничего на свете так не занимало, как эта странность, которая мне уже не кажется странной. Раньше, долгое время у меня жил в голове печальный суровый великан, он даже писать не умел и только ворчал иногда - вот это действительно угнетает. Зато теперь такие симпозиумы... вот только страшновато бывает, когда писем подолгу нет.
28.10.
Я знаю, что такое ад. Я знаю. Я заглянул как-то раз туда нехотя. Вернее даже это какая-то тварь, какая-то невидимая сволочь уставилась в меня и смотрела долго и пристально. И эта мразь, кажется, даже сидела внутри меня.
Это состояние, когда все против тебя.
Прохожие - они против тебя.
Деревья - они против тебя... ну и так далее.
Мухи, кошки, земля, стены, авто, небо, окна, мусор под ногами, даже твоя одежда. Весь мир каждой молекулой "против". "За" не осталось.
От каждой простейшей мысли невыразимая боль. Воли нет, рассудка нет, ничего нет, кроме слепого страха и невыразимого отчаяния.
Хочется кричать, и не можешь, хочется плакать и нечем. Некого звать на помощь... мама, мама, мама.
Полдень, жара, солнце черное и ледяное. Оно замораживает до костей.
Какой этот круг ада, не подскажете?
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... раз!
Вот такой вальс блядь!
Так что не рассказывай мне - я там был...
09.11.
Наверное, какой бы дебил человек не был, он все же различает состояния, когда ему плохо, а когда хорошо. Конечно, есть очень сложные и тонкие натуры, которые держатся с понтом, что у них цветут в душе такие букеты, что они и сами рады бы разобраться в них и поведать всю херню момента первому встречному... Я, должно быть, и сам таким мудаком бываю и жутко себя за это не люблю.
А погано бывает. Бывает до тошноты и ужаса паскудно, и самое гнусное тут - это то, что, кажется, будто скотское состояние твое не пройдет. Кошка, наверное, которую оставляет хозяин на день, два, неделю, себя чувствует также. Сидит, бедная, и не знает наверняка, когда этот жлоб вернется. Она ничего не знает наверняка, она может только верить. Вдруг он не придет...
То ли дело обезьяны. Давеча видел сюжет, где спаривается когорта диких макак или еще кого-то. Вот у них все хорошо, у них всё ясно. Я их понимаю, я сам, бывает, от скуки прыгаю вот так, скалюсь, воплю и в ладоши бью. Сначала мне стучат в стену, потом звонят в дверь, а потом меня увозят, но пока что каждый раз отпускают назад. Я не хочу к людям, а к обезьянам нельзя... вот и сейчас звонят.
10.10.
-А, можно, я останусь? Хотите, я напишу чистосердечное признание? - я ему говорю.
Он, довольно в ответ:
-Ну-ка, интересно, в чем?
-В убийстве...
-Что? - удивляется он.
-В убийстве времени в изощренной форме.
-Пошел вон отсюда... - устало и зло он в ответ.
-Можно в одиночку пожизненно?..
-Пошел на хуй, я сказал! - и кинул в меня стакан.
Да я ведь шучу просто напросто, кривляюсь и в кривляньях моих никакой веселости-то нет.
Зачем же было так напрягаться? Хотя, я сам виноват - мне в детстве еще говорили, что шутить я не умею. Так я уж сам не знаю. Запутался, где уже у меня шутка, где скорбь. Такой вот я подлец с букетом доморощенных сорняков за спиной. Больше пока не скажу ничего... тем более, у каждого свои эшелоны откровений никому не нужных и часто банальных.
25.11.
Да, надо радоваться и улыбаться. Радоваться даже самому болезненному и отвратному. Меня спасла самоирония один раз, когда я прищемил собственные яйца молнией, сгладила моральную и физическую боль. Не сильно, конечно, но сгладила.
Вот так и надо. Это тоже своего рода смирение, а кроткие люди так прекрасны... кроткие люди всегда вызывали во мне чувство раскаяния и отвращения к самому себе. Потому что нехотя понимаешь, сколько в тебе напускного, суетного, надменного и пошлого по сравнению с человеком смиренным и простым. Надо быть хотя бы немного, как те, кроткие, которых так мало, которым труднее и проще всех.
За это можно выпить...
28.11.
Не просить же большего, когда дается самое главное, как какой-нибудь наглый цыганенок на привокзальной площади...
30.11.
Не надо этих страхов и сомнений, подсчитывания вероятностей или самодовольной гордости. Немного все равно и одновременно и чрезвычайно важно.
Как всё сложно... ну, дуракам-то легко, конечно. Нормальным непросто, но нормально. А полудуркам? А вот им действительно сложно.
Ну, ладно. Все на свете субъективная блажь. Никаких горечей от потерь. В кармане сердца может уместиться целый мир, если оно эластично. А то и два мира, если ногами уминать.
Трепетно и бескорыстно делаю добро, кому попало, и за это меня часто бьют.
Похоже на картину маслом: человек с улыбкой идиота в священном оцепенении наблюдает как ветер уносит прочь, закручивает, развевает все блага и ценности, к которым был привязан тот. Такой щекотливый момент, такой щекотливый...
Никаких претензий, никаких обид. Лучше поэтов-суицидников никто этого не опишет и не поймет.
21.12.
Запой не страшен, даже чрезвычайно продолжительный - он так или иначе имеет особенность заканчиваться. Другое дело шизофрения... тут всё тоньше.
Подсознательные парламентеры не несут вестей, денег катастрофически не хватает, нервишки шалят и скрипят.
Я дам самому себе знать, чем кончится эта пиздастрадальная эпопея, если она еще закончится, конечно.
24.12.
Вообще-то всех прекрасно понимаю, кроме самого себя.
Меня терзают очередные сомнения на тему ада и рая. Мне сейчас почему-то представляется мир иной бесконечной бесцветной землей, где нет ничего... да, почему-то.
Я как-то раз проснулся год назад и вдруг подумал, что непременно скоро умру. Умру через неделю, месяц, два, шесть... ну, а дальше, как у Достоевского. Мистический ужас, который мистически накрывает и мистически отпускает.
Сейчас не то. И я не боюсь, что светлое завтра может оказаться темнее языка гражданина глубоко больного циррозом. Нет, я даже бы не хотел этого светлого завтра. Когда у меня не всё в порядке, я в смятении, сомнениях, вопросах и самое главное, что понимаю свою незначительность и ничтожность, и незначительность, ничтожность тех, кто ее не видит.
Мне не хочется быть похожим на пресыщенных благополучием царечков природы, пышущих самоуверенностью. И пусть они совсем неплохие, просто смешные они, но я не смеюсь. Они-то смеются, а я нет.
Но спорить не надо. Ни с первыми, ни со вторыми, ни с третьими. Ох уж эти вечные споры убежденных верующих и не менее убежденных атеистов, влюбленных идиотов и циничных ублюдков и т.д.
09.01.
Мне не понятны эти праздники по факту чего-либо.
Праздник - это просто напросто состояние души, ровно, как и счастье. И даже причин в принципе может и не быть. Их, наверное, даже и не должно быть.
Причины должны быть для рвоты, геморроя, туберкулеза, ну и прочих замечательных вещей. Здесь всегда есть причина. Совсем не обязательно, что оголтелый шабаш за ломящимся столом принесет ощущении праздника, скорее даже, напротив...
Когда я смотрел в детстве на уродливых и сварливых стариков, казалось мне, что и молодости у них никогда не было, не было никогда и этого ощущения праздника. Будто бы они уже родились такими.
12.01.
В очередной раз ночую на своей же лестничной клетке, пожевывая простой хлеб. Не знаю, насколько меня тут хватит, но стараюсь думать о лучшем - не о воспалении легких, Боже упаси, а о простой тяжелой простуде. Здесь сучий холод, запах старости и мрак.
Чтоб отвлечься от тяжелых мыслей, вспоминаю стихи, даже куски пьес каких-то и поражаюсь самому себе. Во всем есть свои плюсы. Ну, пусть отморожу себе что-нибудь, но зато повышу самооценку и...
Щелкнул замок, я все же попаду домой.
13.01.
Нет, оказывается, меня никто никуда не собирался впускать. Не было никакой лестницы, ни, тем более, квартиры. Был ни то обезьянник, ни то вытрезвитель... хер его поймет теперь, да и то, не впустили меня, а, наоборот, вытурили за ненадобностью. С другой стороны, если выпустили, значит, должны были сначала впустить! Ну, это уже лучше. Это уже совсем другое дело. Мозаика складывается, складывается.
Значит, приснилась мне моя лестница, моя дверь. Как поется в романсе, все было сном! Кончилось счастье, все было сном!.. мама.
А как же хлеб, который я жевал?.. а... это были мои пальцы. Ох, и болят же мои пальцы!
17.01.
В жизни я давно понял одну важную вещь: если решил похоронить себя заживо, рой могилой чайной ложкой. Ну, мало ли... вдруг одумаешься, пока копаешь.
19.01.
Была у меня одна знакомая, которая мастерски умела только вздыхать и говорить фразу "ничто не имеет значения". Причем говорила она ее до нелепости многозначительно.
Хотя так ли она неправа? Чем я занят с самых первых лет жизни? Насколько помню, занимался я двумя вещами всю жизнь: либо беспечно валял дурака, либо тихо грустил где-нибудь в уголке. Вот и всё, пожалуй, и ничего не изменилось, ничего никогда не менялось. Разве что формы моего дуракаваляния и формы моей грусти.
21.01.
- Здрасте-Здрасте, - улыбнулся он мне, а у самого финочка в карманчике.
22.01.
А, бывает, встречаются люди смешные, неказистые, добренькие, веселые. Все это в одном флаконе.
Кажется, что и на злое дело они не способны. Ну, это, конечно, только кажется... и мне зло им сделать представляется уж как-то слишком преступным и противным.
Смотришь на него и думаешь: "Как же ему такому жить в этом больном сучьем мире? Обижают тебя, наверное, на каждом шагу..." А самое забавное, что никто его и не обижает, верит он в самое лучшее и умрет легкой смертью по естественным причинам в старости, возможно, даже с улыбкой.
А ты и до старости не доживешь, так как загнешься под забором с пробитой головой в выходной. Среди бела дня в центре города в каком-нибудь дворе, пока жизнь других весело течет всего в сотне метров на каком-нибудь оживленном бульваре.
24.01.
Ангел уже давно не сидит на моем плече. По крайней мере, я не вижу его. Главное, что я знаю, что он подлетает иногда ко мне, хоть ненадолго. Большего, наверное, мне и не положено, но я хотя бы буду знать, что все не так уж плохо, буду слегка улыбаться. Пусть редко, но все же возможность искренне улыбаться.
Мне прекрасно помнятся те дни, когда тревога и грусть доходили до предела, и всё было ниже нуля, казалось, и не поднимется выше. Когда вокруг не было никого, хотя даже от чьего-то появления стало бы лишь хуже...
Не было рядом никого, кроме Бога, который всегда рядом, но и его видно не было, потому что уши были залеплены каким-то дерьмом, а на глазах лежала дурная пелена.
Такие дни еще настанут и настанут ни раз, в этом я твердо уверен. Насчет ангела на моем плече, никакой уверенности я не имею... ну и пускай. Светит солнце и пусть на нем есть пятна, но все же оно светит и, думаю, на мой век хватит.
А, в общем, к чему тревога, к чему тоска? Прав не тот, у кого крепче кулаки, а тот, у кого плотнее набит лопатник. Этот закон все усваивают еще в детстве, а в наше время, наверное, даже в младенчестве. Но мои руки висят веревками, а в карманах резвится ветер. Думаю, этот ветер дует из головы. Дует, должно быть, с самого рождения.
26.01.
Я замечал ни раз. Одни не знают "главного" и счастливо живут. Другие как бы знают это главное, но все время боятся это "главное" забыть и все время им кажется, что они медленно и верно забывают его, сгрызая ногти до самого мяса. А есть и такие, что "главного" не знают, но до одури стремятся узнать, и только лишь за тем, чтобы оставшуюся жизнь боятся это забыть. Вот так вот. Ну, а чего не знаешь, не забыть, ведь правда?
28.01.
Как-то раз мне было до крайности хуево. Когда, кажется, уже терять нечего.
И я сделал так: оделся в очень пеструю рванину, на ноги напялил самые уродливые тапки, голову криво и небрежно выбрил клоками, а свое лицо... я даже не помню, как я над ним изгалялся в тот день, но применил я всю изощренность и фантазию.
Зато я помню, как в таком виде я вышел на улицу, к моей удаче трагично лил дождь. Я чудом добрался до центра города, покачиваясь и бубня бессвязный бред. Мир, конечно, не без добрых людей и достаточно быстро я огреб залихватских пиздюлей. Позже, когда капризная душа все же вернулась в тело, я обрел абсолютно другой мир... свежий и обновленный. Ни обиды, ни страха. О, чудо.
Хватит ли смелости мне повторить это еще раз?..
30.01.
Что это значит - плыть против течения?.. откуда оно течет, ответь мне. Течет оно здесь или там? Течет ли оно внутри или снаружи? И как все это пересекается, каким образом? Не важно. Если ты так хочешь почувствовать себя живым, почувствуй. Как? Как умеешь...
Я каждый день вижу людоедов в транспорте и понимаю, что ничего не изменится. Я один из них. Этот глупый мат, эта трупная вонь внутри того, что называется полной жизнью, а вокруг скупое чувство под маркой гуманизма и повсеместная скука вперемежку с убийствами.
Светлые мысли - это редкие гости. Они приходят ко мне, и я заведомо знаю, что это ненадолго. Если они сегодня есть, как чудо, как просвет, то завтра их не будет, увы...
Но все же, значит, ангел навещает меня, и я могу улыбнуться, и потому я улыбаюсь. Пусть этот пир среди чумы продолжается, пусть безголовый праздник длится, длится, длится... я тоже загляну на него, ведь я не чище других.
31.01.
Друзья бывают хуже незнакомцев. Они едят тебя непринужденно и со знанием своего дела, и ведь ты сам отдаешь порой себя на съедение. Ты, сам того не понимая, говоришь им то, чего они ждут на ужин, но все равно не насыщаются. И они в свою очередь тоже не понимаю, что едят твое...
А врагов у бесполезных людей чаще всего просто не бывает.
Сейчас январь подходит концу. 10 лет назад тоже был январь. И я тоже не знал, как меня зовут по-настоящему.
10.02.
Это похоже на привкус никотина, запитого молоком. Это как сдавленная кривая улыбка дебила. Натянутое молчание и нарастающая за ним пустота. Унизительное, как ожидание подачки... как беспричинное чувство вины с далеким приветом из детства.
Обветренные руки старика трясутся. Старость осознается не сразу.
Или человек, напротив, успевает в один и тот же день родится и умереть. И ничего, кроме крошечного бледного тела, и даже имени нет.
Впрочем, лучше помолчим. Молчание - хороший способ усыпления совести.
17.02.
Когда я был младше, я любил забираться во всякие трубы.
И попадались те самые трубы, которые либо никуда не ведут, либо ведут в отстойник... да-да, в царство мрака и концентрированного дерьма. Кто знает, тот поймет. Тем, кто не знает, нет никакого смысла разжевывать.
Да. Недавно я видел одну сцену в пивной. За соседним столом сидел косматый человек, похожий на типичного молчаливого психопата с огромными мешками под глазами. Еще с ним сидела какая-то сука веселого нрава. Он говорил ей спокойно, глядя на ее лукавую ухмылку:
- Я знаю, что ты мне часто изменяешь, хотя прекрасно понимаешь, как я ненавижу, когда от тебя пахнет кем-то. Мне сносит башню и я хочу кого-нибудь убить. Любого, кто мог бы переспать с тобой даже теоретически. Я готов, кажется, любого покалечить в такие минуты, но только не тебя, хотя только ты виновата. Но, знаешь, мне становится легче, когда я думаю, что тебе все же было хорошо с ними. Если тебе хорошо, мне не так уж и больно...
Она только заржала в ответ своим блядским смехом.
Не помню, когда мне последний раз было кого-то так жалко.
23.02.
У меня спросили:
- От чего вы так одиноки?..
Я ответил:
- Просто не люблю да и не умею создавать иллюзии, что я лучше, чем есть на самом деле.
24.02.
Жить в этой грязи грешно, но еще больший грех отрицать свою причастность к этой грязи, в которой мы так часто валяемся, как свиньи.
Здесь всё, что угодно можно опровергнуть, скрыть, переиначить, перефразировать. И похоть, и зависть, и алчность, и ненависть... разве кто-то захочет назвать вещи своими именами? А, если даже и захочет, откуда он узнает эти имена?..
Оголтелые стаи дикарей и каннибалы, ходящие поодиночке. Это место занимается самооправданием и ретушью своих язв. И чуть ли не каждый здесь стремится захлебнутся своей мнимой праведностью.
Здесь даже пьют чаще для того, чтобы почувствовать себя сильнее, важнее, значительнее. Я всегда делал наоборот - я пил, чтобы все мои язвы вскрылись по полной и то, с чем я хотел примириться, будучи трезвым, обострилось и заставило посмотреть в эти размазанные глаза.
Да, так и должно быть. Я люблю, когда, всё то, что "не должно" быть обостренным, обостряется. И даже, если кайф посещал меня, это было лишь следствием еще одного пройденного внутреннего рубежа. Посчитать бы, сколько их было - посчитай седые волоски на моей голове...
И через ужас и отчаяние приходит Великий Покой, и лишь Бог дает это, как подарок без даты и без явного повода. Это чувство беспредельного счастья и отсутствия тормозов, это безграничная тихая любовь лишенная объекта, так как объект - весь мир. Эта любовь не может быть не разделенной. Нет конкретного объекта, нет конкретной надежда, нет конкретной мечты, нет страха...
Я люблю каждую тварь, я чувствую ничтожность своего эго и хочу раствориться снова. Вот только не знаю, что отвечу, когда в мою дверь постучится Пиздец. Он стучится иногда, когда тише, когда громче, но, слава Богу, он ни разу не приходил в серьез. Найду ли я в себе силы открыть эту дверь и ответить на все надлежащие вопросы? Сумею ли я вытянуться по стойке смирно и с широко распахнутыми глазами уверенно встретиться с ним взглядом?
О чем ты? Мне даже страшно об этом подумать, не то, что встретиться...
Он коварный, он с каждым годом настигает все острее. Эта сволочь дает мне почувствовать мне себя сильным, но это лишь часть ловушки, в которую я сам стремлюсь попасть ради скупой надежды на отсрочку и продолжение тупого успокоения.
В этом муравейнике суета поглощает всё, важен только КПД. И здесь слишком просто потеряться, и здесь весьма сложно найти себя, но даже, если ты нашел себя, не обольщайся. Это не так уж надолго.
Можно идти очень долго, особенно, если не знаешь, куда именно. Но, если ты не приучил свои глаза и хладнокровию, то не стоит никуда спешить, так как везде будет одно и то же. Та же грязь ПОД ногтями, ПОД ногами, ПОД сознанием.
03.03.
Должно быть в детстве, я был мудрее. По крайней мере, я был открыт гораздо больше.
Как-то раз я стоял на длинной улице полной высоток и видел, как в проемы между домами пробивается солнце. Тень от здания, просвет, тень от здания, просвет, тень... и так далее. Я смотрел и не двигался, удивляясь тому осознанию, насколько же на этой земле всё переходящее.
Потом я почему-то представил себя лежащим в высокой траве. И её края царапали небо, и облака ползли куда-то медленно, и птицы летели плавно навстречу им. Всё это представилось мне очень быстро и так же быстро исчезло. Как сама неуловимость.
Я любил тогда представлять то, чего никогда со мной не было и, может быть, никогда не будет.
04.03.
Каждый обречен по-своему. Более или менее, так или иначе, в своей мере. Все мы прокляты по-разному.
И, когда, ты бежишь от своего проклятья, пытаешься его снять и не можешь, оно тебя наказывает, становясь острее.
Я, конечно, не знаю со всей точностью, но всё-таки... есть воспоминания. Прекрасные или ужасные воспоминания. И те, и другие могут причинять мучения.
Прекрасное, может, потому что оно было и было давно, а теперь нет этого прекрасного, и будет ли еще это прекрасное?
Ужасные воспоминания причинять страдания могут, например, потому что это давно, но, кажется, что вроде и недавно, а теперь этого ужасного нет, слава Богу, но вдруг скоро опять это ужасное настанет? И вдруг грядущее ужасное будет ужаснее былого ужасного? Ох, уж эта паранойя... но всё ерунда, всё переходящее - и смех, и слезы.
06.03.
Сколько же бесов я встречу этой весной... и куда от них деться?
Я представлял себе всю наглядность ловушек и растяжек, через которые мне, да и далеко не только мне, придется духовно пролезть, а она выдыхала дым, как можно эффектнее и отвечала на моё загадочное молчание не менее загадочными вздохами. Тогда спросил у нее, страшно ли умирать, ведь по ней было видно, что она умирала уже много раз.
- Сам факт смерти не страшен, - с легкой улыбкой ответила она мне и дым полез у нее изо рта, как блевотина. Мне это понравилось. Мне вообще нравилось её странное лицо. Будто пластмассовый нос и какие-то остекленевшие глаза, губы, будто из воска и пьяно-ватные движения тела.
- Да? - глупо переспросил я.
- Ну, да, - ответила она непринужденно, как бы серьезно. - Страшно умирать изощренно, как бы смешно тебе это ни показалось. Например, ты еще жив частично и видишь, как твои кишки и прочие внутренности вылезают... конечно, это через пару мгновений потеряет всякую значимость, потому что тебя самого не станет, но всё равно, знаешь, так страшно.
- Ты говоришь так, будто действительно знаешь, о чем говоришь...
- Смотри, - и она задрала свою толстую кофту болотного цвета. Весь ее живот был исполосован и походил на карту метрополитена.
Я просто замолчал, не находясь, что ответить, а она... она рассмеялась. И как ни жутко мне было, ее смех был до боли похож на смех той бабы, что не так давно сидела с тем несчастным... и вспоминать не хочется.
Непонятно с чего, представил, как если бы мы с ней не сидели бы где попало, не говорили об этом... да и вообще не были бы такими, какими мы являлись на данный момент. Было бы другое кино, совсем другое, целиком.
Примерно: мы бы говорили с ней о ненавязчивом и легком, мы бы больше улыбались и меньше молчали, мы бы смелись по дороге назад. И мы бы виделись друг с другом много раз, мы бы начали любить друг друга. Либо сразу деревянно и по-бытовому, либо с прелюдией в виде беспредельного счастья и приятной дурноты.
И скорее всего со временем мы бы стали вместе проводить унылые вечера за ящиком и хавкой. Ненужные друг другу по большому счету, такие же одинокие, как и раньше, как и всегда, просто заполняющие физическую пустоту. Отупев, мы бы продолжали тупеть, глядя, в лучшем случае, новости по какому-нибудь каналу, которые вела бы симпатичная, выхолощенная до блеска блядь с четкой дикцией и правильными, как клавиши, зубами. И так было бы долго... до самой смерти, и мы бы, должно быть, так и не понял бы, что так и не стали нужны друг другу. И оно было бы к лучшему.
Но это всё через "бы", через десятки этих гнилых "бы". А так... я ведь всё понимал и она всё понимала. "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." - эта ублюдочная игра, в которую мы сыграли под конец встречи.
И вот тогда мы оба рассмеялись.
Я больше никогда не видел ни её, ни её выпотрошенный живот...
07.03.
Ни спор, ни дискуссия о Боге.
Просто... ты видел, когда-нибудь, как младенец выпадает с материнских рук и отчаянно плачет? Ты видел, как безмятежно и умиротворенно он спит на материнских руках?
Плачут часто без слез, так учатся делать со временем.
08.03.
Здесь всё напоминает затишье во время перманентной странной войны... хотя я на ней и не был. Почему-то дома выглядят старше, чем есть. И, наверное, это прекрасно жить в мире долгой ночи и короткого дня, и чтобы ночь была всегда темная, а день всегда солнечный. И фонари были бы редкими и прицельными, и тусклые окна, и мало людей. Людей, впрочем, и так везде мало.
Я вдруг понял, как я умру. Будто точно увидел.
Это случится очень внезапно, когда всё будет достаточно неплохо, и ничего зловещего не будет предвещать тот день, и будет вечернее время или около того. Это произойдет внезапно и быстро - меня убьют и, скорее всего, даже без причины.
И никто этого не будет видеть.
18.03.
Не люблю, когда творцы изображают идеализированную реальность. Ну, утрированно говоря - херувимы, целующиеся с соловьями на фоне цветущих жасминовых садов в погожий солнечный день и всё в таком духе...
Это повергает одних людей в тоску, так как они осознают, что их жизнь никогда не будет такой, другим доставляет восторг, потому что они думают, что жизнь их близка к этому образу или же как-никак скоро станет близка. А есть и те, кому это противно и смешно, ведь понимают, что все мы над пропастью абсурда и лишь незримая сила удерживает нас над ней, порой позволяя даже смотреть в эту пропасть без особого содрогания.
Люди стремятся всё понять. Но что будет наша жизнь без чудес и тайн?
Это не более, чем хилые попытки играть в богов, пожалуй, вот и всё...
20.03.
Мы будем...
Будем пытаться запереть ветер.
Будем звать кого-то, чьего имени не знаем, или будем видеть то, чего не бывает.
Будем прожигать жизнь и легкие, вдыхая в суете отравленный воздух больших городов.
Будем в постоянном противостоянии, потому что это и есть вся наша жизнь.
И всё это только лишь за тем, чтобы когда-нибудь стать песком, которым кто-то засыплет свои костры.
Конечно, будем...
Ты тоже когда-нибудь родишься здесь и увидишь это, и ты встретишь толпу людей, жонглирующих точками зрений, носящих вуаль намеков и двойственностей, отчаянно пытающихся облечь в какую-то форму безымянную тоску, мешающую им жить спокойно.
Ты тоже ощутишь её рано или поздно, прикасаясь к миру.
24.03.
В жизни бывает все, что угодно.
Бомж вступается за женщину, которую пытаются изнасиловать.
Добропорядочный и преуспевающий гражданин, будучи абсолютно трезвым, приходит домой и забивает насмерть беременную жену.
Один торчок, не смотря на риск, спасает другого, когда тот начинает отъезжать с передозой.
Выдающийся общественный деятель или, например, заслуженный педагог снимает детское порно.
Заключенный, съевший своего соседа по лестничной клетке, пишет прекрасные картины и глубокие стихи.
Бывает по-разному.
30.03.
Воздух какой-то прелый и сладковатый. Он заполняет землю. Это весна. Да, она уже уверенно шагает своими безобразными ногами и что-то в ней недоброе и нечистое. Есть в ней обещание чего-то прекрасного, далекого и очень-очень нескорого, а вернее сказать несбыточного. Врет она.