Фамилия персонажа не изменена. Господина Пухова прошу
меня извинить за разглашение врачебной тайны.
Однажды в детской поликлинике я принимал маленьких пациентов. Моя замечательная участковая медсестра - Надежда Андреевна кропала в больничных карточках данные осмотров, перепроверяла прививочные планы, подклеивала новые листы. Пациентов было мало и на приёме, и в больнице. Не сезон видимо. Казалось бы, радоваться надо, дети не болеют, - значит мы хорошо работаем. Но для больничной статистики это было просто губительно, страдал важный показатель, так называемый: "койко-день", - статистическая единица загруженности больницы, по которой составляют расчётную смету на следующий год. Проще говоря: мало пациентов в этом году, - соответственно, больница получит меньше денег в следующем.
Спасали ситуацию классическим, "чичиковским" мето-дом. Вылечившихся детей отпускали домой, именно отпус-кали, а не выписывали, а "больные души" продолжали ещё
27
дней числиться в стационаре. Был ещё один расхожий трюк: если ребёнок лежал в отделении с мамой, по причи-не своей малости, то у мамы обязательно находили какую-нибудь пустяшную, а зачастую - мнимую "болячку", вроде мигрени или хронического тонзиллита, и оформляли её, соответственно, как терапевтическую больную. Даже лечение проводили. Мамаша три раза в день получала витаминку и посещала физио-терапевтический кабинет, где ей облучали кварцевой лампой - зев.
Внезапно дверь кабинета открылась и к нам ворвалась АА, озабоченно выпалив: "Доктор, закладывайте отделе-ние, у нас две палаты пустые!"
Сказано -с делано. Заложить отделение было не сложно. Мамам предлагалось пролечить их детей в стационаре, аргументируя надобность госпитализации тем, что бо-лезнь коварна и может драматически осложниться. Обычно, некоторого сгущения красок было достаточно, чтобы сбить мамашу с толку и получить её согласие на госпитализацию.
Для больного это вовсе не означало, что его бедняжку будут без надобности интенсивно лечить и закалывать уколами. Ах!, эти расхожие, леденящие душу определе-ния: "закалывать уколами", "уколы в голову", или ещё ужаснее: "...врачи отсосали ребёнку спинной мозг". Они меня всегда сильно возмущали, они сводили значимость и сложность работы медиков на уровень коновалов - самоучек. Да!, детям делают инъекции в поверхностные вены головы, которые выгодно отличаются своей хорошей
28
фиксацией под кожей и хорошей видимостью, что позво-ляет с минимальной травматизацией детской психики и самого сосуда, произвести внутривенное введение лекар-ственных средств.
Да!, больным с подозрением на воспаление менинге-альных оболочек проводят диагностическую пункцию канала спинного мозга, или пунктируют с лечебной целью, снижая тем самым давление ликвора на головной мозг. Пункцию производят на безопасном для спинного мозга уровне, никаким образом не касаясь и не повреждая его. Процедура выполняемая профессионалом, не пред-ставляет никаких драматических последствий для боль-ного ребёнка.
В течение трёхчасового приёма я "выудил" для госпита-лизации несколько пациентов. Среди них был один из моих первых больных, - трехлетний мальчик, который на вопрос: "Как тебя зовут, малыш?", - сложил губы трубочкой и как-то грустно, нараспев ответил: "Пу-у-хов".
Есть люди которые всем своим обликом невероятно точно гармонируют со своими фамилиями, Пухов относил-ся к этой категории. Он был пухленький, с круглыми, мягкими щёчками. Светло-голубые, немного грустные глаза, выдывали его спокойный, кроткий нрав.
У ребёнка был бронхит, который безуспешно пытались вылечить дома. Я сразу представил как маленького Пухова принудительно отпаивали горькими травяными отварами, держали его - дико кричащего, всем семейством над кастрюлей с парящей картошкой, накинув при этом сверху толстое одеяло.
30
Парили ноги в тазике с горчицей, натирали грудь и спину мёдом с редичным соком. Ничего не помогло!
Пухов мучительно кашлял, венки на его шее вздувались, лицо при этом краснело, глаза округлялись, взгляд ста-новился тревожным... Небольшого роста, застенчивая мать, сдерживая слёзы, извинялась перед нами и перед сыном за позднее обращение к врачу:
-Вы уж извините нас, доктор, хотели как лучше, думали сами справимся...
-Да, немного запоздали Вы, - с напускной строгостью ответил я.
Было ясно, что у Пухова "махровый", запущенный бронхит, и без курса антибактериальной терапии здесь не обойтись. Назначу-ка я ему: три раза в день антибиотик, - внутримышечно, бронхо-разжижающие ингаляции с мик-стурами от кашля, плюс пару витаминок для общего укрепления, ...и через семь дней будет наш пациент снова как огурчик.
Пухова госпитализировали одного, без мамы. Его поили микстурами, ингалировали и три раза в день, вместе с другими больными он покорно стоял в роковой очереди к тёте Вале, медсестре процедурного кабинета. Проводимое лечение оказалось весьма эффективным, через неделю у моего маленького пациента нормализовалась температура, он начал хорошо кушать, а при прослушивании лёгких, я слышал редкие, остаточные хрипы. Собой и Пуховым я был доволен. Болезненные, внутримышечные инъекции антибиотика были отменены, и оставались только
31
безобидные физио-процедуры, да пара кисло-сладких витаминок.
После очередного утреннего обхода я сидел в фойе дет-ского отделения, записывая в истории болезней, данные проведённых осмотров. Рядом со мной находились две мамаши, занятые весьма важным и полезным делом. Они перетирали, как перетирают одежду с засохшей на ней глиной, каждый квадратный сантиметр детских ползунков, только что полученных из больничной прачечной. Засохшей глины на ползунках, конечно же, не было, наоборот, они были идеально чисты, но "стояли колом" от хлорки и утюженья прессом. Поэтому перед использо-ванием, ползунки тщательно перетирая, - подпушивали и выворачивали на изнанку, так как "махровая", внутренняя сторона штанишек напоминала собой - крупнозернистую наждачную бумагу.
В нескольких метрах от меня стояла мрачная очередь в процедурный кабинет. Одетые в одинаковую, больнично-лагерного типа одежду, дети-пациенты стояли молча, сосредоточенно поглядывая на "тётю Валю". Процедурная медсестра периодически появлялась на пороге кабинета, спрашивала фамилию пациента, находила в журнале назначений, какой медикамент и какая процедура должна быть ему выполнена, после чего миндальными уловками, а то и силой, "завлекали" дитя внутрь. Через несколько секунд за дверью раздавалось металическое клацанье крышки бикса - извлечение шприца, секундой позже - лопанье шейки ампулы.
32
Далее следовал радужный парафраз сестринских приго-вариваний, от нежных: "Ах, ты наша малышечка..., рыбка золотая..., заинька серенький...", до бодрящих: "Посмот-рите, наш герой пришёл, который не плачет...". Завершалась, проводимая в кабинете процедура, чаще всего пронзительным криком, который сжимал детские сердца - ледяной клешнёй страха. Картина угнетающая.
Что заставляет маленького, хворого человечка покорно стоять в очереди "за болью"?, безропотно "приносить себя в жертву". Страх?, ...внутренняя дисциплина?, "...все стоят в очереди, и значит, - я тоже должен...".
Может с таких "мелочей" деформируется детская психика, которая проявит себя через годы: вспышками агрессии, комплексами неуверенности, страха или депрессиями?...
Занимая себя непростыми вопросами "больничной" философии, я увидел в очереди моего Пухова. Он был не в группе сопровождения, (дети часто, из солидарности сопровождали друг-друга в процедурный кабинет), а стоял конкретно - "к тёте Вале за уколом". Я лично отменил ему инъекции антибиотика, и был на сто процентов уверен в этом. "Что же делает мой Пухов в очереди?",- недоумевал я. Оставшись на своём месте, я продолжал тайком наблю-дать за пациентом, чтобы в случае недосмотра со стороны сестры, спасти его от уже отменённой, болезненной про-цедуры. Подошла очередь Пухова. Малыш приблизился к порогу процедурного кабинета, потупил взгляд и тихо, нараспев произнёс: "Пу-хов". После чего развернулся к медсестре спиной, и, слегка нагнувшись вперёд, приспус-
33
тил вниз штанишки. Валя прищурилась, пробежала взглядом журнал сверху - вниз, и, убедившись, что уколы действительно отменены, объявила Пухову: "Тебе уже уколы отменили, иди в палату".
Пухов замер. Глаза его выражали тревогу и недоумение. Несколько секунд он раздумывал, потом качнулся, и медленно зашагал в неопределённую сторону. Выписав по больничному коридору синусоиду, к моему удивлению, Пухов опять встал в очередь!
Ждать пришлось не долго, Валя работала предельно точно и быстро. Опять подошла очередь Пухова. На этот раз, с отчаянием и горечью, он громко повторил: "ПУХОВ!" Медсестра машинально ткнулась взглядом в журнал... "Возмущённый" Пухов стоял на пороге процедурного кабинета, и, задрав голову, смотрел на неё влажными глазами. Здесь я уже не выдержал, подошёл к нему, взял на руки, и попытался на уровне трёхлетнего ребёнка втолковать, что: уколы отменены и всем его мучениям конец.
Малыш крепко вцепился в меня, как коала-сын в коала-папу. Сзади на мою шею капали тёпленькие слезинки. Пухов плакал. Я чувствовал своей грудью, как быстро бьётся его маленькое сердце...