Аннотация: На самом деле я снова в растерянности, как классифицировать жанр этого опуса. Может, детектив, или драма, или, чего доброго, триллер...
Поезд приближался к станции. Настя до сих пор удивлялась, как маме удалось подбить ее на эту авантюру, но отступать было уже поздно. Вообще-то она ездила в Ярославль, навестить подругу, и вот теперь, на обратном пути, должна выйти из поезда на полдня раньше, чем он прибудет в Питер - на маленькой станции, где и стоянка-то длилась, кажется, всего несколько секунд. Отсюда было около часа езды до села, где жила Марина Петровна, она же тетя Марина. Впрочем, Настя сомневалась, повернется ли у нее язык назвать тетей настолько дальнюю родственницу, которую, к тому же, она и видела-то последний раз не один год назад.
Настя не была большой поклонницей сельского образа жизни, так что все домашние разговоры о том, как славно она проведет оставшуюся от отпуска неделю на свежем воздухе, вызывали у нее разве что приступ иронии. Но нашлись и аргументы "за". Во-первых, одиночество и как-то неудачно сложившаяся жизнь Марины Петровны. Ее мужа-пьяницу давно свели в могилу "сопутствующие хроническому алкоголизму заболевания", а дочь полгода назад уехала в неизвестном направлении, устраивать собственную жизнь. Так что иногда ближние и дальние родственники навещали Марину Петровну, напоминая, что она не одна на свете. А во-вторых, Настино равнодушие к непритязательному отдыху без удобств было извечным поводом для дискуссий уже среди ее друзей и коллег, и она решила - почему бы и нет?
Поезд остановился, проводница открыла дверь. Платформы на станции не было, так что пришлось выбираться из вагона по ступенькам прямо на землю. Марина Петровна приехала встречать Настю, и теперь быстро углядела ее среди редких пассажиров, выходивших на этой станции. После радостных объятий и приветствий они отравились искать попутку - самый верный способ быстро попасть к месту назначения.
Село, где жила Марина Петровна, оказалось довольно большим и, к удивлению Насти, в нем не было следов запустения и упадка, знакомых ей по программам телевизионных новостей. Старый одноэтажный хозяйка предъявила с гордостью - недавно она сделала в нем ремонт. Марина Петровна водила Настю по комнатам и рассказывала, как клеила обои, ровняла штукатурку, красила окна и потолки. Вот только пол настилали нанятые строители. Настя нахваливала результат, не обращая внимания на то, что обои на самом деле наклеены кривовато, да еще и прямо поверх выступающей проводки, а потолок не помешало бы сначала очистить от прежней покраски. Но работа для одного человека, к тому же дилетанта, была и в самом деле непростая, так что Настя просто радовалась за радость хозяйки. Главное, что Марине Петровне нравилось здесь жить, а остальное - мелочи. Но один "архитектурный изыск" Настю поразил особенно сильно. Снаружи дом казался вполне пропорциональным, но внутри потолок был такой низкий, что Настя без труда дотянулась бы до него. Марина Петровна проследила за ее взглядом и объяснила:
- У меня подвала приличного нет, так что я наняла строителей, они мне пол во всем доме подняли, сделали погреб! Невысокий, правда, но банки с огурцами хранить можно.
Она отодвинула коврик на кухне, подняла крышку в полу, и Настя увидела ряды банок. И подумала, что затея вряд ли стоила результата. Новоприобретенный погреб был высотой в лучшем случае полметра, и хранить в нем что-то можно было лишь там, куда дотягивались руки, если свеситься в этот кухонный люк. Дом же и без того был невелик, а с такими низкими потолками и вовсе превращался в какую-то берлогу. Впрочем, о вкусах не спорят, а хозяин, как известно - барин.
- Огурчиков тебе с собой обязательно дам, - пообещала Марина Петровна.
Гостья выдавила вежливую улыбку. Настя, худенькая и невысокая, терпеть не могла таскать тяжести. Ее повергала в тоску одна только мысль о неподъемной сумке с банками, от которых нельзя будет отказаться, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку. Но эта проблема возникнет только перед отъездом, так что не стоило портить себе настроение заранее. Марина Петровна отвела Настю в комнату, где той предстояло жить ближайшую неделю.
А потом хозяйка оставила ее одну, обустраиваться. Настя решила, что в комнате душновато, не помешало бы проветрить. Она отдернула занавеску у непривычно низкого окна и застыла от изумления. Перед ней предстала картина, достойная фотовыставки, что-нибудь на тему "Золотое кольцо России". Дом Марины Петровны стоял на окраине, и вид из окна открывался на дорогу, уходившую через поле. А за полем, в нескольких километрах от села, возвышался старинный монастырь. Вдали висели свинцовые тучи, обещая приближение дождя, но ближе к селу небо было ясным, и солнце освещало золотое поле, зелень редких деревьев и ослепительную белизну стен. Над серыми куполами повисла радуга.
Настя любила фотографировать, ловить редкие, необыкновенные кадры. В этом была иллюзия остановленного мгновения. Она торопливо, пока радуга не исчезла, достала из сумки фотоаппарат и попробовала открыть окно. Но это ей не удалось. Она заметила, что раму покрасили, не убрав накопившиеся за годы слои краски. А из-под краски торчали шляпки гвоздей. Окно было не просто закрыло, но и как следует заколочено. Возможно, проблема краж со взломом здесь не менее актуальна, чем в городе, а ставить решетки дорого, да и небезопасно, если вдруг случится пожар.
Настя высунулась с фотоаппаратом в форточку и отщелкала несколько кадров. Получиться должно было неплохо.
- А, нравится наша главная достопримечательность? - спросила Марина Петровна. Настя не услышала, как та вошла.
- Бесподобно, - искренне сказала Настя, - а сходить туда можно? Хотелось бы взглянуть поближе.
Марина Петровна вдруг как-то погрустнела и сказала:
- Конечно, можно. Монастырь женский, туда пускают. Даже если просто посмотреть, - а потом она оглядела экстравагантный по здешним меркам наряд гостьи - узкие джинсы и шелковую цветастую блузку в оборках, и добавила, - да у тебя же, наверное, одежды подходящей нет?
Подходящая одежда у Насти была - длинная юбка и легкий, но закрытый до самой шеи свитер.
- Сходи, если хочешь, - продолжала хозяйка,- у меня-то тебе целую неделю сидеть скучно будет.
В ее голосе Настя уловила не то обиду, не то досаду, и не поняла, в чем причина. Какие-то местные недоразумения с обитательницами монастыря? Или искреннее убеждение, что гостья все свое время должна посвятить хозяйке? Неужели Марина Петровна всерьез надеется целую неделю не отпускать ее от себя? Впрочем, Настя это переживет, раз приехала общаться - будет общаться. А в монастырь все равно сходит, это не займет много времени. Она приобняла родственницу и чмокнула ее в щеку со словами:
- Ну что вы, мне будет у вас очень хорошо.
В первый вечер после приезда Настя никуда не пошла. Она устала с дороги, да и гулять по незнакомому селу на ночь глядя не хотелось. И ей почему-то казалось, что она не слишком вписывалась в мир, в который попала. Она любила путешествовать, объездила половину Европы, но еще ни разу не чувствовала так сильно, что место, где она оказалась - для нее самая настоящая terra incognita. Ее покоробили любопытные взгляды, избыток интереса от каждого встречного. Вполне безобидного, дружелюбного, праздного, пристального. Там, где она жила, она привыкла пребывать в одиночестве среди тысячеликой толпы.
Вечером зашла соседка - жена здешнего участкового милиционера Зоя, молодая женщина, всего на пару лет старше Насти. И Настя поняла, что нашла себе на ближайшую неделю приятельницу и гида. Зоя вызвалась при первом же удобном случае показать местные достопримечательности. Но это, разумеется, отложили до утра.
Настя легла спать непривычно рано, но было уже темно, смотреть телевизор не хотелось, да и Марине Петровне завтра предстояло идти на работу. Как оказалось, хозяйка устроила Настю в бывшей комнате своей дочери. И хотя Лена уже полгода, как уехала, на книжной полке по-прежнему стояли ее книги и старые учебники, а на столе - фотография в рамке. Комната была чистой, везде царил безупречный порядок. Вот только абажура не было, с потолка свисала лампочка в патроне, и это напрочь убивало иллюзию уюта. Настя не любила такой пронзительный, режущий глаза свет. Поэтому она с радостью повернула выключатель и в темноте забралась в свежую, прохладную постель. Она боялась, что ей не дадут спать комары, но их не было, а сон все равно не шел. Настя поняла, в чем дело. Ей было тихо. Это не питерская ночь, то и дело разрываемая шумом машин и голосами людей. Здесь тишина была полной и всеобъемлющей. Как будто голову обмотали ватой. А воздух в доме трудно было назвать действительно свежим, но Настя подумала, что запахи, которые окружали ее, были не такими уж скверными. Пахло старым деревом, дровами, и еще иногда появлялся едва уловимый сладковатый запах корицы. Впрочем, через некоторое время усталость взяла верх, и Настя проспала до самого утра.
Она не попала в монастырь ни на второй, ни на третий день после приезда. Марина Петровна днем работала, а вот Зоя сидела дома с годовалым ребенком, так что Настя вместе с молодой соседкой и ее малышом ходила на речку, загорала, гуляла. Никто не заставлял ее поступать именно так, но это было что-то вроде жеста вежливости по отношению к хозяйке. Раз уж идея посетить монастырь вызвала у Марины Петровны такую странную и явно скверную реакцию, Настя сделала вид, что вовсе не торопится туда. Хотя понять ее она не могла. За минувшие несколько дней у нее появилось чувство, которого она стыдилась, считая его проявлением "столичного снобизма" и своего собственного эгоизма - ей действительно было скучно с Мариной Петровной. Большая часть того, что было важно и ценно в этой жизни для Насти, в глазах ее родственницы не стоила и ломаного гроша. И, соответственно, наоборот. Они жили всего в нескольких часах езды друг от друга, но жили как будто на разных планетах. А еще Настя просто любила город. И теперь, общаясь с Мариной Петровной, понимала, что может показаться ей чудовищем. Потому, что человек, способный испытывать нежнейшую привязанность не к цветущим лугам, а к улицам цвета "мокрый асфальт" - это чудовище, чья логика не поддается осмыслению. Но она и не просила осмыслять ее логику. Их разделяла пропасть, и балансировать на хрупком мостике между ее краями было иногда нелегко. Но Настя не собиралась здесь жить вечно, и она деликатно обходила острые углы в общении с родственницей.
Как ни удивительно, в общении с Зоей Настя вовсе не ощущала этой самой пропасти. И иногда даже забывала о том, что это не одна из ее питерских приятельниц. В конце недели они вместе с соседкой все-таки добрались до главного здешнего объекта Настиного интереса. В монастырь их подвез на милицейском УАЗике Зоин муж Сергей. Пока ехали, Зоя вдруг сказала:
- Хорошо, что вы навестили тетю Марину, а то ей совсем одиноко.
Настя кивнула. Она заметила, что сама называет родственницу по имени-отчеству, а вот соседка зовет ее тетей Мариной.
- Неужели дочка совсем к ней не приезжает? - спросила Настя. Зоя пожала плечами.
- Не приезжает. Последнее время они не ладили. Мы близко живем, так что сами слышали их ссоры. Вернее, как тетя Марина Ленку ругала. А та все терпела, прощения просила.
- Терпела? - удивилась Настя. Она представляла себе Лену настойчивой, самоуверенной девицей, у которой хватило смелости (или наивности, но это уже второй вопрос) в восемнадцать лет уехать в неизвестность из родительского дома, да еще и полгода не вспоминать о матери.
- Она ведь хотела в монастырь уйти. Вроде как чье-то благословение получила. А тетя Марина против была, она вообще не очень верующая, да и какой матери понравится, что дочка в монашки пошла. Она хотела, чтобы та образование получила, чтобы зять был, внуки, ну, все, как у людей.
- А я-то думала, Ленка в город уехала, за красивой жизнью, - сказала Настя. Истинная причина ссоры между родственницей и ее дочерью оказалась для нее сюрпризом. И стало понятно, почему Марину Петровну так раздражали купола за окном. Что ж, "благочестивая Елена" проявила изрядную решимость, если все-таки сбежала. Только совсем уж забывать о матери не следовало. Впрочем, если у нее "все серьезно", она могла и полностью отгородиться от мира и вычеркнуть из жизни то, что связывало ее с прошлым. О случаях, когда юных фанатиков родители разыскивали с милицией по всей стране, Настя слышала не раз.
- А искать не пытались? Ну, в милицию заявить? - спросила Настя.
- Ищут по заявлению родственников, а тут мать говорит, что знает, где она, - отозвался Сергей.
- Да, Марина Петровна сказала, что дочь пишет ей. Ну, хоть так.
- А вот это неправда, - заговорщицки понизила голос Зоя, - она говорит, что Лена ей пишет, но я то знаю, что нет никаких писем, и не было никогда. Я же до декрета на почте работала, там все - мои приятельницы.
- Серьезно поругались, - кивнула Настя, и добавила, - впрочем, каждый сам выбирает, как ему жить, даже если родным с этим трудно смириться. Но приходится.
Да уж, приходится. Легко сказать. Ей всегда было легко это сказать, особенно когда доводилось порассуждать о свободе выбора на чужих примерах.
- Вот и тете Марине пришлось, - грустно согласилась Зоя, - только потом у нее все совсем наперекосяк пошло. Из школы ее уволили, там была какая-то история - вроде, ребенка ударила, сильно. Говорят, это был нервный срыв, болезнь, но директор не потерпел, предложил ей уволиться. Теперь вот устроилась в администрацию машинисткой, печатать документы. Компьютеров у нас нет, сами знаете.
Настя порадовалась, что, узнав о смене работы, она не стала выспрашивать у Марины Петровны подробности. И в очередной раз подумала о том, как мало на самом деле знает о ней.
В монастыре Насте понравилось. В общем-то, со времени приезда это было первое место, где ей действительно, по-настоящему понравилось. Внутри царил какой-то даже непривычный порядок - ухоженные клумбы и грядки, засыпанные гравием дорожки, выбеленные стволы деревьев, зеленая трава, яркие цветы, белые стены. И над всем этим - пепельно-серые, строгие купола собора. Сами строения, хоть и очень старые с виду (Настя примерно определила время постройки - семнадцатый век), были недавно отреставрированы.
Зоя вскоре встретила знакомых на попутной машине и уехала домой, а Настя осталась. Повязав, для порядка, на голову шелковый шарф, и вооружившись фотоаппаратом, она обошла все места, куда пускали "мирских" посетителей. Ей даже позволили забраться на одну из колоколен. Настя сделала сверху несколько снимков, а потом просто прислонилась к ограждению, любуясь видом. Монастыри не строят в плохих местах, а здесь место и в самом деле было хоть куда. К тому же на возвышенности отлично работал мобильный телефон, который немедленно напомнил о себе, запиликав где-то в недрах сумки. Земля вызывает Настю, прием.
- Привет, Настюша!
- Привет!
- Как дела?
- Нормально.
- Чем ты там занимаешься?
- Пытаюсь построить мост через пропасть, которую сама же и придумала.
- Получается?
- Я стараюсь.
Они всегда понимали друг друга с полуслова. И он был не просто любовником или другом. Он был собеседником. Через несколько дней отпуск закончится, Настя вернется домой. Они будут сидеть в маленьком тихом кафе и говорить о чем-нибудь серьезном и важном, не имеющем к ним никакого отношения. О Столетней войне или о сражении за Окинаву. Они так много знают о том, что было не с ними.
Обратно Настя вернулась пешком - до села было всего километра три, так что прогулка оказалась не утомительной. Марина Петровна была уже дома и готовила ужин. И она сразу поняла, где побывала ее гостья. А когда Настя сказала, что перед отъездом заглянет в монастырь еще раз, то услышала в ответ:
- Вот и Ленка моя сначала зачастила к ним, а потом и вовсе сгинула. А я уговаривала ее, не пускала, окно занавешивала, чтобы купола эти ей в глазах не маячили!
- Она хотела стать монахиней? - спросила Настя, хотя ответ ей был уже известен.
- Да не взяли бы ее в монашки, жить она там должна была, уж не знаю, сколько. Но и там не задержалась.
Марина Петровна вздохнула, как будто всхлипнула. Настя молчала с вежливым сочувствием. Стерва все-таки эта Ленка. Выбор выбором, а совесть тоже надо иметь. Могла бы хоть написать матери, сообщить, что жива - здорова.
- Оставайся, Настенька! - сказала вдруг Марина Петровна, - Ну что тебе там? Зачем заживо себя хоронить?
Насте совсем не хотелось вступать в дискуссию с немолодой и в общем-то малознакомой женщиной на спорную тему о том, можно ли приравнивать жизнь в Петербурге к погребению заживо.
- Да ладно, не все у нас так плохо! - натянуто отшутилась она.
- Я тебе сказала, не смей!
- Что?
Насте показалось, что она ослышалась. Она медленно повернулась и посмотрела Марине Петровне в глаза. Та вдруг растерянно заморгала и отвернулась к плите. Настя молча ушла к себе в комнату. Не то, чтобы ее задела реплика Марины Петровны, скорее неприятно удивила. Будь родственнице лет девяносто, это можно было бы списать на старческий маразм, но ей-то было гораздо меньше. Что там Зоя говорила про увольнение из школы? Не хватало еще нервного срыва прямо сейчас.
Но ничего не случилось. Ужин прошел как обычно. Настя решила, что не стоит обращать внимание на этот нелепый случай. Она пожелала Марине Петровне спокойной ночи и занялась упаковкой вещей, а потом увлеклась чтением купленной в монастыре книгой по истории здешних мест. Ей оставалось пробыть в гостях еще один день, а потом все закончится - старый дом с нелепым ремонтом, плохо приклеенные обои, этот отвратный запах корицы и плесени... Так. Настя вдруг поняла, что сводит ее с ума, вызывает желание схватить вещи в охапку и пешком, среди ночи уйти на станцию, и ждать, ждать, ждать, когда из темноты покажутся огни поезда на Петербург. Запах. Он был едва уловим, но лучше бы он был удушающим. Тогда нашелся бы повод уйти и навсегда закрыть дверь снаружи, не вызывая у всех, включая себя, подозрений в остром психическом расстройстве.
Был уже второй час ночи, село погрузилось в сон. Настина хозяйка, скорее всего, тоже давно спала. Завтра она не поверит, что можно, находясь в здравом уме и твердой памяти, сделать такое. Но завтра будет завтра. А сейчас Настя решительно встала, переложила свои вещи на стол и взялась за железную спинку кровати. Комната совсем не захламлена, так что будет нетрудно отыскать сверток с этой проклятой приправой. Стараясь не шуметь, Настя отодвинула кровать в сторону. И ничего не обнаружила, даже под мебелью царил идеальный порядок. Она присела на край кровати. Ну и бред. Что она, спрашивается, собиралась найти? Мало ли где и что пахнет. Может, крыса в подполе сдохла. Слишком уж мерзкий душок для сгнившей корицы.
В ярком свете лампочки на стене за кроватью были видны все неровности. Настя провела рукой по контуру, который выступал под обоями. Это была не проводка, как она сначала подумала. Две ровные полосы вертикально уходили в пол. Как необычно. Сначала наклеили обои, а уже после положили доски пола. Она в очередной раз поразилась фантазии местных строителей. Впрочем, если хозяйка позвала их уже после того, как сама "отремонтировала" остальное, то все было понятно. Настя осторожно сняла с гвоздей коврик, и увидела, что он прикрывал правильный прямоугольный контур на стене. Она уже догадывалась, что это, и в подтверждение своих мыслей вскоре нащупала под обоями дверные петли. Вернее, только верхнюю петлю. Вторую она так и не нашла, дверь заканчивалась ниже уровня пола, причем намного, почти на четверть. Чтобы открыть ее, придется разворотить половину комнаты.
Вдруг Настя заметила еще одну неровность на стене, посреди прямоугольника двери. Она знала, что делать этого не следует, но руки сами потянулись к находке. Обои у непонятной выпуклости треснули под ее ногтем. Плевать, подумала Настя, потом завешу ковриком, здесь и так не Эрмитаж. Нехорошо, конечно, получилось, но вряд ли кто-то заметит. Она отогнула надорванный кусочек обоев и тут же отдернула руку. Там, под обоями, было небольшое, размером с обычный дверной глазок, отверстие, забитое ватой. Под обоями скрывалась дверь, да еще и с дыркой? Зачем? Чтобы смотреть внутрь? У Насти возникло какое-то безумное желание заглянуть в него, но логика подсказывала - она ничего не увидит, там темно. И что вообще там можно увидеть? На нее внезапно накатила волна ужаса. Зачем прятать дверь? Кому такое понадобилось? Глупый вопрос, кому, как не хозяйке? Она подцепила ватный ком ногтем и вытянула его наружу. Запах усилился. Ноги у Насти подкосились, она снова села на кровать.
От скрипа входной двери она вздрогнула, как от пушечного выстрела. В комнату вошла Марина Петровна. Настя принялась лихорадочно соображать, как объяснить это зрелище - отодвинутую кровать, снятый коврик, дырку в обоях, и не сразу поняла, что хозяйка и не просит объяснений. Она была даже не удивлена.
- Ты не передумала? - спросила она.
- Что? - глупо переспросила Настя.
- Как ты сумела выйти? Я не позволяла тебе уехать! - сообщила Марина Петровна. Темные, широко распахнутые глаза были полны скорбной решимости.
Приехали, подумала Настя, и тут заметила, что ее родственница сжимает в руке здоровенный кухонный нож. Так, кажется, совсем приехали. Насте самой никогда не приходилось сталкиваться с агрессией психически неуравновешенных людей, но она кое-что читала об этом. Пытаясь подавить наползающую панику и вспомнить, что же делать, она медленно встала и отошла, чтобы между нею и Мариной Петровной оказалась кровать. Та двинулась за ней и обогнула преграду. Настя вдруг поняла, что хозяйка видит перед собой свою сбежавшую дочь. Сбежавшую ли?..
"Она говорит, что Лена ей пишет, но я то знаю, что нет никаких писем, и не было никогда..."
"Ищут по заявлению родственников, а тут мать утверждает, что знает, где она..."
"Как ты сумела выйти? Я не позволяла тебе уехать!"
Настя попыталась разорвать бредовую связь между собой и Еленой, возникшую в голове родственницы, вернуть к пониманию, что Настя - не ее дочь.
- Почему же вы ее не в подвал, Марина Петровна? Подвал-то у вас есть, я видела! Надежнее было бы!
И поняла, что психиатр из нее не получился, стало только хуже.
- Родную дочь - в подвал?! Ох, деточка, трудно мне с тобой, - сказала Марина Петровна с обидой. И еще с явным намерением укротить строптивое дитя.
Есть люди, не способные никого ударить, даже если речь идет об их жизни, но Настя была не из их числа. Она изо всех сил пнула ногой бросившуюся к ней невменяемую ведьму с ножом. Женщина вскрикнула и упала. Она могла бы удариться головой и потерять сознание, как это бывает в кино, но Настя сама помогла ей, устроив перестановку, да еще и загромоздив путь к двери. Марина Петровна свалилась на кровать. Пинок не прошел бесследно, и пока она, хватаясь то за живот, то за больную поясницу, пыталась встать, Настя бросилась к окну и рванула раму. Она уже успела забыть, что окно заколочено.
Настя схватила табуретку и с размаху ударила по стеклу, огласив ночную улицу громким звоном. Одной рукой она держала табуретку перед собой, готовясь отбиваться, а другой почти наощупь выдергивала из рамы осколки стекол. Марина Петровна поднялась и откинула с лица прядь рано поседевших волос. Нож она так и не выронила. Где-то на задворках памяти у Насти всплывали советы специалистов по самообороне. Не дать панике завладеть тобой. Они не любят шум, они боятся шума, преступники, мотивы которых просты и понятны. Боятся ли шума безумцы, способные заколотить все окна и перекроить дом для того, чтобы понадежней запереть мертвую дочь? Настя разбила стекло во второй раме, теперь уже просто для того, чтобы грохота было побольше. Сумасшедшая с сосредоточенным лицом приближалась.
Настя швырнула в нее табуреткой и вывалилась в оконный проем. Кажется, она все-таки порезалась, к тому же упала в какие-то заросли, больно хлестнувшие по лицу. Продираясь через кусты в кромешной темноте, она с ужасом думала, что сейчас заблудится и снова выйдет к дому, где ее встретит хозяйка со строгими глазами и ножом в руке. Но вдруг она увидела слабый свет далекого уличного фонаря, а в этом свете - невысокую оградку участка Марины Петровны.
Настя выбралась на дорогу и, наконец, оглянулась. Никто за ней не гнался, из дома доносился грохот и судорожные вскрики.
- Помогите!!! - неизвестно зачем закричала Настя. Но здесь был не город, где на призыв о помощи лишь покрепче закрывают тяжелые железные двери. Здесь ее истошные вопли не множились эхом в каменных дворах, они просто тонули в черной беззвучной ночи.
В темноте она добралась до дома участкового. На бешеный стук дверь открыл Сергей и подхватил перемазанную слезами, землей и кровью Настю. У него из-за спины выглядывала Зоя в халате. На вопросы о том, что случилось, Настя, стуча зубами, выговорила:
- Лена там... в доме... дверь...
Кажется, они были готовы услышать все, что угодно - что заезжую горожанку ограбили, избили, изнасиловали, но только не известие, что в доме соседки тети Марины лежит труп.
К утру у дома Марины Петровны выстроились несколько милицейских машин. Саму хозяйку увезли в райцентр. Она как будто оцепенела, не пыталась сопротивляться и, кажется, плохо понимая, где она и что происходит. Тихое село давно не видело такого наплыва сотрудников милиции. И такого громкого происшествия - уехавшая дочь односельчанки на самом деле лежала мертвой в кладовке за стеной собственной комнаты. Кошмарные подробности, не без участия Зои, уже стали всеобщим достоянием - про замурованную дверь с "глазком", в который мать присматривала за телом дочери, про ночное нападение.
Настя задержалась в доме участкового и его жены еще на один день, давала показания - приехавшего следователя интересовали подробности ее пребывания в доме родственницы. К вечеру милиция закончила работу, труп забрали в морг, дом Марины Петровны опечатали.
А еще через два часа поезд увозил Настю домой. На ее планету.