Аннотация: Произведение находится в стадии редакции.
Двое сидели и курили.
У двух взрослых мужчин особо не было выбора - либо их отправят на поля, либо в море. В полях сейчас немного работы, но и беженцев было мало, на всякую работу может и не хватать. В первое лето всегда слишком жарко и ветрено, Солнце и его Длань высушивают землю слишком быстро и сильно - не всякое семя прорастёт в такую жару, а если и прорастёт, то выживет ли под знойным ветром? Зато и бед обычно в первое лето много меньше. Меньше смертей, меньше разрушенных и преданных огню деревень и посёлков. Меньше беженцев.
В лагере оставались Квит с Дойном и три семьи с мелкими ребятишками и тем количеством вещей, которые удалось спасти убегая. Нищета и голод беженцам не грозили, но печали от этого не убавлялось. Полдюжины дней назад народа было вдвое больше, но те получили свои направления и отправились с военным патрулём к своим новым домам.
В море в эту пору гораздо лучше: только сейчас можно было дойти до Белого Архипелага и не застрять во льдах. После долгой зимы - самое время торговать в этих далёких землях. Многие торговцы, даже в Краю, платили в это время хорошие деньги и опытным морякам, и простым гребцам - только бы скорее достичь желанных берегов. Но большие деньги стоили большого труда и больших опасностей - можно было заболеть в пути или умереть, просто замёрзнув ночью, можно было попасть в шторм или в руки пиратов, и уж лучше сгинуть посреди шторма, чем угодить в лапы к Святому Альфреду. Те же, кто преодолевал все тяготы далёкого пути, возвращались на судах, несших в своих трюмах кость и мех Трубачей Зимы, бочки с зеркальной икрой и с солнечной ягодой, густой и ароматный жир льдистого левиафана. Всё это могло принести горы золота и серебра, или же смерть, если оказаться вдали от знакомых берегов без сопровождения.
Правда у Квита и Дойна был ещё небольшой шанс попасть в армию. Армия - это хорошо, армия - это лёгкие деньги и вкусная еда. Армия - это большой опыт и уважение в глазах встречных. А девочки... Девочки вешаются на бравых вояк пачками. Конечно, это ещё и опасность, но по сравнению с тем же морем, награда во много раз выше. Отслужив в армии пару лет можно попасть в Серебряный Легион - армию наёмников, которые получали серьёзные деньги на каждой сделке. Слава серебряного легиона не утихает уже много годов - и не зря. Серебряный легион участвовал в десятке крупных и мелких войн. И всякий раз вносил огромный вклад в победу. Платили легиону соответственно.
- Давно ты здесь? - поинтересовался Дойн.
- Полторы дюжины. Тянут что-то со мной.
Дойн прибыл вчера и надеялся уже сегодня отправиться в новую жизнь. Кажется, ответ его серьёзно огорчил.
В бараке, в котором всех разместили, было темно, мрачные стены дугой сходились к высокому потолку, редкие оконца давали слишком мало света. Мужчины торчали на ступенчатом крыльце - осматривали всю отведённую беженцам территорию. Узкий и длинный участок сухой земли, метров пятнадцать на шестьдесят, был огорожен символическим забором - штурмовать его никто не собирался, забор ограничивал только передвижение жителей лагеря. На территории растянулись в длину два барака, один из которых занимали военные, а второй - беженцы. Между ними располагалась открытая кухня, где готовили еду на всех, за ней присела баня, на которую уже почти дюжину дней не доставляли дров. Центром лагеря была небольшая трибуна, гордо торчащая перед самыми воротами. С неё вещал командир отряда, охранявшего лагерь беженцев. За бараком солдат были грубо сколоченные сортиры, ходить к ним далеко, зато воняло у вояк, а не у народа.
Правительство Края, так называлось королевство, на благо которого Квит родился и вырос, строго следило за всеми беженцами - бродяг, бездельников и побирушек заочно приравнивали к грабителям и отправляли на рудник. Хочешь выжить, если твоя деревня разрушена - обращайся к ближайшей армейской башне и отправляйся в лагерь беженцев. Там же жди, пока кто-нибудь решит твою судьбу и отправит на новое место, выполнять новую работу.
Честно признаться, и королевством-то назвать Край можно было только с большой натяжкой - вытянутая полумесяцем с юго-запада на северо-восток земля, управлявшаяся скорее королевским советом, чем самим королём, бедная на плодородные земли и руды. Два больших города, шесть княжеских крепостей, да от силы сотня совсем мелких деревень - вот и весь Край.
- А ты откуда прибыл? - не унимался Дойн.
- С юга. С пограничных холмов.
- Значит твою деревню...
- Да. Ночью напали, твари. Перерезали пол деревни, забрали скот. С утра осмотрелись - в миле от деревни ставят свои чёртовы гнёзда. Мы пожитки собрали, да ушли по-тихому из родной деревни - не дадут ведь покоя, сволочи. Преследовать они нас не стали - нечего с нас брать было. Потом разъезд мы встретили, он нас и передал сюда.
Двое помолчали, докуривая. Дойн предложил ещё одну сигарету, Квит отказался. Тогда он закурил сам, жадно затягиваясь кисловатым дымом. Южанин не выдержал и спросил:
- Откуда такие сигареты? С родины?
- Да, - кивнул он ему в ответ. - С болот я.
- Грибница?
- Она самая. Сначала на поля пришла, проклятая. Мы ж кислодым этот и растили, его на хлеб да мясо меняли. Потом грибы по улице нашей полезли. Одна у нас улица была. Мы рубить, да перекапывать грибницу стали. Ну а дальше сам знаешь: на следующий год она почернела. Только нам и оставалось сжечь всё, да бежать.
Про грибницу в Крае знали все. Она появилась на востоке, в болотах, и начала окутывать каждый твёрдый кусочек земли, а потом и леса вокруг болот. Светло-голубого цвета, большие, по колено взрослому, грибы прорастали и в полях, и в деревьях, и в стенах домов. Грибница мешала нормально жить, растить урожай, выпасать скот - тот не ел траву, растущую рядом с грибами. Хотя сами грибы были съедобны, где-то даже почитались за деликатес. Но вот стоило начать срезать грибы или перекапывать грибницу - на следующий год вырастали мелкие чёрные грибы. Они выпускали миллионы невидимых спор, которые легко прорастали где угодно. В том числе в коже и лёгких человека. Такие места сжигали.
Солнце уже закатилось и землю тускло освещал слабый, кроваво-красный цвет Длани. Скоро и она скроется с глаз долой. Распоряжения по лагерю если приходят, то приходят днём. Решив так, Квит отправился в барак. Комнат беженцам не положено, но какую-то видимость для них попытались создать - поперёк двух длинных стен были выставлены высокие перегородки, образовывавшие закутки, в которых стояли кровати и столы. От перегородки до перегородки натягивались шнуры, на которых висело что-то, что должно было загородить жильё от взгляда соседа напротив... Но это жалкое тряпьё могло укрыть разве что от слепого. Хотя и это было лучше, чем ничего.
Мужчина лёг на кровать, закрыл глаза. В темноте на Квита тут же нахлынули лица. Мёртвые улыбались и рыдали, одного от другого сложно было отличить, такие гримасы искажали их лица. Страх и гнев скручивали, заставляя цепенеть тело и дух...
Окрик разорвал страдания, обращавшиеся уже в сновидения:
- Подъём, подъём, все на выход! Повезло вам, страдальцы, пришли распоряжения по вашу душу на закате Длани! Видать, само Солнце подписать их решило!
Сержант надрывал глотку, поторапливая взрослых и детей. Южанин нацепил на себя свои обноски - одеждой то, что осталось от рубахи и брюк, язык не поворачивался назвать - и вышел наружу. У Квита с собой ни вещей, ни друзей. Нечего собирать. Во дворе стояли две здоровых телеги. Возле одной толкался командир лагеря и двое верзил с нашивками рекрутёров. Мужчина услышал, как один спросил у командира:
- Он?
- Он самый. А вот и второй. Квит и Дойн. Оба ваши, - откликнулся командир.
Дойн вышел следом за Квитом, и южанин понял, что Солнце и правда помогло им. Мужчин ждала армия.