СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ - XXI


Ивана Андреевича Крылова и читателей должен был мучить вопрос по знаменитому произведению: 
как случилось, что муравей, которому, можно сказать, выпал джокер в шахматной партии,
не впустил красавицу-стрекозу, отрицавшую любые злонамерения оженить его на себе.
Буквально толкая её этим на пан-ель.
Можно возразить; в некоторых сказках тоже было отказано зверькам обоих полов, 
просившимся переночевать. Да, такие возмутительные случаи имели место
в партере театра жизни.
Но даже при безучастном срамнении и моржу ясно:
никто из этих обиженных существ не имел стрекозиного гламурного шарма.
Разум выдавал мне одну за другой перчины столь нелестного поведения про-двинутого
насегомого с прекрасной незнакомкой:

чревоугодие, граничащее с жалостью (тем самым спасая её от своих жвал),
алчность (и овёс нынче тоже недёшев),
мизантропия к себе, уныние в себе,
лень тратить время на глупости, 
просто импотенция.
И когда все грехи закончились, одно невероятное озарение вылилось в стих;
вернее выразиться - выкапало, так как он не был написан одним махом,
но это качество выдержанной жидкости - "литься"
было бы приятно иметь и нижевыступающему стихотворению.
Даже если это не соответствует гействительности, хочется притвориться
и дать ему возможность представить, что всё именно так, и оно
способно размочить сушь памфлета.

  
Феминист и шовинистка
как-то встретились в кафе,
он решил не падать низко,
и она фырчала: фе

А чесалось у обоих,
а хотелось - хоть убей -
приключений полюбовных...
сжали ноги - так верней

Он виагры принял вдвое,
освятил своё жильё

Платье будто надувное!
От дыхания её
занавеска колыхалась.
Глазки строили глаза.
Правый глаз его - нахальность! -
будто хочет облизать

Заплясала занавеска.
Левый глаз нырнул - банзай! -
независимо и дерзко
и не думал вылезать

Пили-ели чай-сосиски,
возбудив себя до дна

Он ушёл по-шовинистки,
феминисткою - она