Я стоял на берегу озера Мичиган и смотрел вдаль. Серое небо и такая же серая вода до удивления напоминали мне мой старый город, из которого я уехал уже много лет назад.
Красавица Рига осталась в далёком прошлом и только иногда напоминала о себе вот такой моросящей, продирающей до костей, промозглой, настоящей прибалтийской погодой.
- Как живёшь? - вдруг услышал я чей-то голос, раздавшийся за моей спиной. Я обернулся. За мной стоял старик, одетый по нынешним временам более чем странно: соломенная шляпа, серая, грубого полотна, рубаха на выпуск, такие же серые полотняные штаны и деревянные башмаки на босу ногу; на плече у него дорожный посох, а на конце посоха покачивался узелок с пожитками. Он глядел на меня уставшими, блеклыми, под стать погоде, водянистыми глазами, слегка нахмурив густые седые брови; длинные, спутанные волосы выбились из-под шляпы и неровно обрамляя изрезанное глубокими морщинами, крупное, обветренное и просоленное морскими брызгами, лицо, лежали на сутуловатых плечах.
Я ничего ему не ответил, отвернулся и продолжал наблюдать за чайками, носящимися над небольшими волнами.
- Я не вижу, чтобы ты стал счастливым вдали от дома. -
- Не знаю, что это такое - счастье. Наверное, по своему счастлив. Всё есть, дети растут уже другими людьми, хочется верить, что они достигнут большего, чем я. Что ещё надо? Я ведь для этого и ехал. С тобой мне нельзя было оставаться, будущего не было, прошлое - да, а будущего нет. -
- Все уезжают, а те, кто остался, такое творят, что... - старик тяжело вздохнул и продолжил, - Мне более восьмисот лет, я всё видел, но почему же они так себя не любят. Они ничему не научились за все эти годы, стали ещё хуже. Хапают, хапают, хапают, попрошайничают и бьют тех, кто слабее. Я тоже решил уйти. Больше выдержать не могу. Вот пришёл попрощаться. -
Я обернулся, посмотрел в его утомлённые глаза, в которых отражались пустота выбитых окон, облупившиеся стены медленно разрушающихся домов, неухоженные улицы, унылые лица прохожих, озлобленность каких-то демонстрантов, глупость и воровство власть придержащих, общая нищета - всё вместе, и... ничего не ответил ему. Он имел право уйти, Дух Города, который когда-то был родным не только мне, но и многим, многим другим, любящим его, людям.
- Прощай! - сказал Город и начал подниматься вверх, в небо, которое внезапно расчистилось, словно специально для того, чтобы ему было лучше видно, куда идти.
- Но ты же не навсегда уходишь?! - крикнул я ему вслед.
- Пусть они сначала станут людьми, - услышал я в ответ, и Старый Город, тяжело согнувшись, пошёл дальше в Небо.