С некоторых пор в ее голове снова стал появляться тот до банальности простой вопрос, над которым практически каждый человек периодически задумывается в течение жизни. В городской суете на фоне привычного дефицита времени ответ на него получался, как правило, соответствующий, неопределенно-расплывчатый. Он не удовлетворял Евгению Павловну, поскольку сам вопрос жизнь ей ставила достаточно четко, можно сказать альтернативно, близко к шекспировской постановке проблемы - "to be or not to be".

Поэтому выходной день решено было провести так, чтобы облегчить своему мозгу возможность остаться один на один с мыслями и кое-что обдумать. Прогулка в приморском парке показалась ей наиболее подходящей для этой цели и, к тому же, одновременно прекрасной возможностью после недели офисной работы подышать свежим воздухом. Вместо деловой одежды и сумочки - спортивный костюм, кроссовки и небольшой элегантный рюкзачек за спиной. В нем то, что обычно лежит в дамской сумке.

Не выполнялась простая, но важная жизненная формула - "Труд должен приносить хлеб и радость". Известно на опыте, что, если он приносит только хлеб, то можно пропасть от тоски, наоборот, если только радость - можно умереть с голоду.

Здесь среди зелени и тишины, которую нарушали пение птиц да шелест листвы, ответ становился все яснее. Однако при этом казался все более неожиданным. Евгения Павловна недоумевала. Неужели для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой, ей недостает сейчас таких простых и совсем не кажущихся недосягаемыми вещей?..

Так просто: тишина, возможность творческой работы за письменным столом и умный, мыслящий собеседник! Все! И только?..

В общем да, потому как все остальное нужное нормальной разумной личности для жизни в тех или иных объемах у нее есть. Впрочем, элементарными результаты размышлений были только на первый взгляд. В самом деле, стал вполне понятным ответ на вопрос: "что именно нужно?", но пока остается без ответа вопрос: "как достичь этого в реальной жизни?".

Неожиданно ее мысли были прерваны достаточно ощутимым ударом в плечо сзади. Евгения Павловна качнулась, но удержалась на ногах. Большой черно-серый ворон величиной с курицу, скользнув по гладкой ткани спортивной куртки, пронесся дальше вперед и, хлопая крыльями, приземлился неподалеку. Тут же опять развернулся к ней клювом и только теперь угрожающе закаркал. Коварный.

Атака стала понятной сразу. Евгения Павловна осознала, что одновременно с размышлениями она некоторое время, остановившись, наблюдала подросшего, но пока еще не вполне летающего вороненка. Он самоуверенно расхаживал по траве между деревьями, а его родители тревожно каркали ему с ветвей, предупреждая об опасности, которую видели в остановившейся метрах в пяти человеческой фигуре. Видимо, не только у человека, у ворон тоже дети не всегда послушны и не хотят учиться на ошибках других, а предпочитают "набивать собственные шишки".

Теперь, убедившись, что олицетворение опасности поспешно увеличило расстояние до его птенца, ворон опустился на землю рядом со своим детенышем. "Как умно устроена матушка-природа, - с гордостью за нее подумала Евгения Павловна, - если килограммовая птица, имеющая перед многократно превосходящим ее по массе человеком только единственное преимущество - крылья, так отчаянно смело бросилась защищать свое несмышленое потомство".

По сути это иллюстрация того, что чувство сохранения рода превалирует над достаточно сильным у каждого живого существа чувством самосохранения. У людей подобные поступки вызывают трогательные чувства. Но глубинная причина проявления таких прекрасных родительских качеств у всего живущего на этой земле гораздо более прозаична. Просто природа позаботилась о том, чтобы у представителей живого мира сохранялась непрерывность существования. И только... Неожиданная тема, в буквальном смысле свалившаяся на голову, несколько изменила русло размышлений Евгении Павловны.

Она соглашалась с недавно вновь перечитанным Артуром Шопенгауэром, который по данному поводу высказался бы, скорее всего, примерно так: "Природе глубоко безразлична судьба, страдания и даже гибель этого вороненка, как и каждого отдельного живого существа. Она лишь заботится о сохранении самой себя в целом при помощи заложенных ею в поведенческие мотивы необходимых чувств, вызывающих соответствующие им поступки. А родители... они - только орудие в руках природы для осуществления этой ее цели". Оставим пока содержание размышлений Евгении Павловны и тем временем присмотримся к ней внимательнее.

К сожалению, а, может, к счастью, этой весной птицы уже в пятьдесят восьмой раз возвратились из теплых краев с тех пор, как она родилась. Уже достигнута та возрастная черта, за которой обычно возникает необходимость "остановиться, оглянуться". За ней обычно спокойнее относятся к тому, что не реализовалось в жизни и больше ценят то, что состоялось, а также перестают переживать о мелких неприятностях и больше радуются маленьким удачам.

Вряд ли можно найти много ее сверстниц и сверстников, проявляющих такой же активный интерес к окружающему миру, его красоте, знаниям его законов и к себе как неотъемлемой частице этого мира. Ей интересно все новое, все, что она видит, слышит, о чем читает, а, главное, ей интересна она сама: и как личность, исследующая и исследуемая сама собой в психолого-этическом плане, и как объект для работы в области стиля, имиджа и костюма. Поэтому назвать ее пожилой - язык не поворачивается, а вот зрелой - будет, пожалуй, в самый раз.

Это тот тип женщин, который подобен растению, выросшему хоть и на ухоженной клумбе, но где-то в ее укромном уголочке, куда не всегда вдоволь попадает воды и света, даже при заботливом садовнике. Они кажутся "гадкими утятами" ранней весной рядом с уже распустившимися экземплярами, позже расцветают, но дольше сохраняются, как будто то, чего им хронически недоставало, закалило их стойкость и развило жизнелюбие настолько, что они долго еще остаются свежими и цветущими на уже увядшей клумбе.

Если уже не спортивная, то еще достаточно подтянутая фигура Евгении Павловны позволяла ей вполне смелые решения в одежде, которые стали уже невозможными для многих ее расплывшихся сверстниц. Она любила спортивно- элегантный стиль и смело фантазировала в этой области, тем более, что одной из нереализованных возможностей в ее жизни - была дизайнерская профессия. Соответствующее образование она в свое время получила, а вот дальше...

Дальше вмешалось уже упомянутое чувство самосохранения и вынудило ее заняться совершенно другим делом, которое ее кормило и, нужно сказать, неплохо, за что Евгения Павловна была благодарна ему. Но только благодарна! Любви к делу не было, как в браке по расчету, а значит, не было и крыльев за спиной, тех самых, без которых невозможно основательно постичь любое дело.

Только теперь из нее вырвалась эта, долгое время остававшаяся зажатой внутри, творческая энергия. В свое время она уже пыталась выплеснуться в виде живописи. Тогда тоже, к сожалению, вмешалась какая-то утилитарная жизненная потребность. Сейчас желание творить, создавать, а не просто зарабатывать деньги совершенно неожиданно для Евгении Павловны реализовалась в литературном увлечении.

Все оставшееся от работы-кормилицы свободное время она просиживала за компьютером. Писала, переписывала, редактировала и снова писала, снова редактировала. Получались небольшие интересные сочинения, исходящие, казалось, из души. Стоило только оторваться от обычной обыденной суеты, войти в тему, сесть и начать перебирать маленькие компьютерные клавиши, как все приходило само собой, как будто кто-то свыше надиктовывал, а Евгения Павловна только записывала. При этом она всегда ощущала за спиной непривычные ей, но такие приятные легкие белые крылья.

Как быть дальше? И впредь только по остаточному принципу отдавать этим крыльям время и силы? Но ведь грех не дать и на этот раз, теперь на закате жизни, выхода тому, что даровано свыше и просится наружу еще смолоду!.. Или бросить этот "брак по расчету" и полностью отдаться, как велит душа тому, что рвется из нее наружу, то в одной, то в другой форме? Но тогда будет не на что все написанное издавать, не говоря о том, что банально не на что будет даже жить. Как же быть?..

Мужа у нее давно нет, а дети уже совсем взрослые, у них сейчас свои заботы- хлопоты, цели и задачи, через которые она в свое время уже проходила. Ее проблем им пока не понять. Не та возрастная категория для зрелых жизненных выводов. Приятелей и знакомых у нее немало, но, наверное, она слишком... требовательна. Одни этих тем не понимают, элементарно "не дотягивают"; другие - "дотягивают", но не хотят понимать, а третьи - не относятся к тем, перед которыми можно исполнять душевный стриптиз.

Тот же, весьма уважаемый Евгенией Павловной Шопенгауэр, в свое время также считал, что творческий человек должен быть свободен для того, чтобы заниматься данным ему свыше делом, тем, что он может делать лучше других. В подтверждение этой своей мысли он в одном из своих трудов восхищается словами Христины, девятнадцатилетней шведской королевы, которая, познакомившись с трудами Декарта, жившего и творившего много лет в глубоком уединении, мечтательно заключила: "Господин Декарт - счастливейший из людей, и положение его кажется мне достойным зависти".

"Все это, конечно, верно,- размышляла Евгения Павловна,- но при этом необходимо, чтобы и материальные возможности, как это было у Декарта, были достаточно благоприятны, чтобы не отвлекаться на заботу о них".

В решении этого важного для нее вопроса она стремилась избежать ошибки. Ей всегда казалось, что поступать правильно - несложно. Нужно лишь полагаться на свои чувства и разум. Небольшая трудность заключается только в определении соотношения между ними. Как же отыскать это соотношение в данном случае, когда разум и чувства являются практически равными абсолютными антагонистами? То есть - 50 на 50. Из логики в таких случаях следует тривиальный результат - 0. Однако математическая логика не равнозначна логике жизненной. По сути, нужно решить задачу с одним уравнением, в котором два неизвестных, что в математике не решаемо. А в жизни?..

Параллельно с этими мыслями в ее голове появлялись другие, которые просились в сюжеты новых очерков и рассказов. Даже сегодняшняя воронья атака начинала видеться в новой литературной теме. Пора уже было возвращаться, а у дилеммы все еще не появлялось окончательного решения.

"Перестать думать об этом, - так уже в который раз решила Евгения Павловна, - отпустить проблему на свободу. Если сознание сейчас не может с ней справиться, не нужно насиловать его. И тогда вопрос переместится в подсознание, которое само подспудно будет искать решение, а в какой-то момент выдаст его на сознательный уровень", - успокаивала себя она, с надеждой вспоминая общеизвестный случай с Менделеевым и его таблицей химических элементов.

Был май - пора тополиного пуха. Он был в изобилии везде, а между иголочками на ветвях сосен, растущих в парке, он смотрелся особенно красиво. За поворотом парковой дорожки, оказавшись лицом навстречу солнечным лучам, вся обозреваемая картина теперь ей представилась в контражуре. Это создавало особое рассеяние света, позволившее увидеть почти сказочную картину. Каждая веточка была окружена ореолом загадочного, мягкого сияния, которое трудно описать словами. Сколько красоты в обычной жизни! Нужно только уметь видеть ее.

"Если в мире столько прекрасного, значит, в нем достаточно совершенства, - думала Евгения Павловна, - и тогда, наверное, нужно согласиться с Лейбницем, убежденным в том, что мы живем в лучшем из миров, а не с его талантливым оппонентом Шопенгауэром, который находит наш мир ужасным.

Нет, мир все же, скорее всего, совершенен, если умеет так сам себя защищать, как ворон сегодня, а жизнь прекрасна, если в ней есть такая красота, как это сияющее чудо! Поэтому, не обращая внимания на вердикт точной науки, нужно верить, что найдется решение этого жизненного уравнения с двумя неизвестными".

По большому счету, вся жизнь в целом - тоже своеобразное уравнение со многими неизвестными, и дается она нам именно для поисков тех недостающих уравнений, которые вместе с первым, данным нам изначально, составят вполне решаемую, как и в математике, систему уравнений.

Елена Григорян

06/2009